«primus — negatio»
отрицание пробежалось по кончикам пальцев электрическим разрядом. куда бы сяо ни отправился с нефритовым коршуном наперевес — мелодии флейты и лиры вторили назойливому, проказливому ветру. отвратительный аккомпанемент к полифонии кармических стенаний. изумрудная накидка угадывалась в шелесте листьев, в кувшинках лотоса и даже в занавесках постоялого двора ваншу. ни единой мысли без наличия в ней смеющегося румяного лица.«secundus — ira»
знойный летний день принёс злость. разлилась мимо берегов, покрыв по самую макушку, и воздух из груди пропал. в отчаянии адепт сжимал копьё, забываясь на поле битвы, не жалея тело-орудие, подобное человеческому. хрустели кости, рвалась плоть монстров, но самый главный монстр — монстр внутри, не мог насытиться, изнывая от яростной жажды крови. слишком долго сяо терпел вынужденное одиночество, слишком короток был миг счастья, слишком сильно жгло нутро от тоски по вниманию не-его-архонта.«tertius — mercatus»
«глупый бард, поддавшийся ещё более глупым человеческим страстям, а потом позорно сбежавший», — оставалось шептать, превращая всё вокруг в месиво искрошенных органов, хлюпающей под ногами плоти. орудию не нужна никакая свобода, орудие не чувствует, орудие не любит, орудие не знает ласки, орудие не отзовётся на нежный голос мёртвой архонтки пыли, орудие не в состоянии отбросить прошлое. орудие всё ещё помнит вкус пережёванных близких и бесконечные солёные слёзы. помнит, как мёрзнут руки с горстью снега в них, как обжигает язык и горло колючий холод.«quartus — depressio»
время шло, а кошмар безликого одиночества, где он, покрытый чужой кровью до пят, продолжал изнурять себя, не заканчивался. в перерывах между яростью тысячи снов и принятием взросли на ниве небожителей вопросы, ответов на которые не знало даже лживое небо с его соцветиями ярких, мигающих серебряным светом звёзд. пропитанное обманом полотно молчало, а адепт — натянутая струна — не осмеливался самостоятельно решить загадку вольного барда.«quintus — acceptatio»
смирение наступило внезапно, размозжило камнепадом остатки гордости, упокоило беснующуюся душу. барбатос мог ликовать, ведь якша, словно слепой котёнок, носом упёрся в очевидные для всех, кроме него, истины. пусть и помогли путешественница и её летающая подруга, пусть направил (уже не) гео архонт. венти вернулся с венком из лилии каллы, сесилий и одуванчиков для победителя внутреннего сражения. зависимость стёрлась со стороны монеты под названием привязанность. любилось теперь легко, непринуждённо и ласково. быть единственной надеждой для утопающего — всё равно, что самовольно толкать его на глубину.