***
Он бежит от неё, брошенной у фонтана в первую встречу и понимает. Она ему неприятна. Он точно уверен, что она так же надменна и жестока. Держит в иглах людские души, подвешивает на небе чужие судьбы. Вертит сердцами и сжигает города. Пугает своим сиянием и подступать к нему — страшно. Он наблюдает за ней в городе, укрывается в ветрах и не хочет встретить по дороге, будто держится за суеверия. Переживает за людей, но не спешит вмешиваться. И предвзято отмахивается от неё, когда она сама настигает его. Сбегает в холодном поту и страшится пожара на улицах города в ее теле. Она его презирает. Она его ненавидит, как ненавидит Селестия. Он лишь удачно занял трон в своё время, но не годится быть Архонтом. Жалкий элементаль не достоин быть правителем. Он слышал это много раз. Он сам это знает прекрасно, засыпая на века от бремени.«Барбатос, я пришла узнать за сердце Бога…»
Архонт жалел, что обо всем узнали так быстро. Он не боялся потерять тогда гнозис, у него есть свои козыри, но почему-то сейчас… Его пробирало до дрожи на улицах города, где так много людей. А никто ему не поможет. Было жаль, что он так мало жил настоящим, проводя в прошлом слишком много времени. Жил им и не мог забыть. И не сможет. Неужели это конец? Неужели такой конец стоит запить и смириться? … Да. Да… Но когда она перестанет преследовать его, он задумается. Почему? Будто от неё нет той опасности. Будто она сама не рада, слушая ветра, а потом отворачиваясь и уходя. Будто он пустое место смотрит? Конечно! Все с проклятой Селестии такие. Но сомнения закрались после очередной встречи, когда святая жила свою жизнь, робко, боялась, но что-то делала. Стоит ли защитить мальчишку в ее руках? Спасти ли несчастную душу, не позволить демоническому божеству сломать? Но почему-то теперь он счастлив. А она его не обидела. Со своей скромной радостью, которую прячет от всех, от самого неба. И так же касается без Божественного влияния другой души. Истерзанной холодом и болью судьбы, за которую будто извиняется святая. Она хотела бы, чтоб монахиня не страдала, но решали звезды за неё. Она лишь даёт шанс человеку на счастье, когда он просит. Так почему? Почему ей не все равно на эти души? «Почему она иная?» Венти отставил рюмку, пустая, та казалась ему ужасно тяжелой. До бессилия свисая со стола, он не мог держать открытыми глаза. Все болело, особенно голова и… сердце. — Ч-черт… Бард отпихнул сумку с яблоками и музыкальными инструментами, опирался на локоть на столе. Тяжело качался и так же худо соображал. Обычно его выгоняют в этот момент. Сейчас дадут немного побыть одному же? Дадут же? На втором этаже никого нет. Никто не будет мучать одинокого пьянчугу. Все веселье шумит на первом этаже. А до него нет никому дела. — Вот и от-лично! Вот и хорошо-ооО!… — Локоть соскочил с края стола и голова парня пролетела рядом с тупой поверхностью, ему повезло. Он лежал на скамейке лицом вниз. В принципе, мог упасть, но держался. Воспользовался и вытянулся на ней, бессознательно рукой перед собой ковыряя дерево. — Вот и хорошо, что я никому не нужен. Ник-то меня не тронет сейчас… С первого этажа послышался недовольный восклик знакомого: — ОЙ ДА ЧТо ты говоришь! — Парень с темными волосами всплеснул руками, — А ничего, что в истории ничего не написано?! Ещё про первого Анемо-Архонта что-то выдай умное. Что он с бабами водился, а не сидел в своей башне, ага! — Мало кому есть дело до твоей истории, — Монахиня мрачно посмотрела на него и отпила вино. — Люди любят искажать правду, — это был утвердительный ответ и другая девушка не собиралась слушать оправдания, ее аура пресекала любое сопротивление. И все-таки нетрезвый парень возразил: — Сама напиши правдивую, — особым акцентом отметил он, — правди-в-у-ю книгу, а потом посмотришь на небесах после смерти как следующие поколения будут ей верны. С историей точно также! — Спущусь с них и перепишу все, что не является правдой. Кроцелл решительно встала и собиралась уйти от этой суматохи. Ей эти разговоры были глупы. Спорить с пьяными, что перескакивают с мысли на мысль, выворачивают ее — утомительно. — Если бы люди почитали все изначальное, мир был бы лучше. Верьте в близкое вам, верьте в своего Архонта и не оступайтесь. А то в следующем поколении уважения и следа не будет, — ревностно она отметила пренебрежение к божествам и вышла за дверь без прощаний. Тот о ком она тоже говорила тайком смотрел с верхнего этажа, придерживаясь за перила. «И чего она так взбеленилась… Но защищала… Меня?» «Даже после того, как я ее послал?..» Венти прищурился на закрывшуюся дверь и вздохнул. Перевёл взгляд на людей не замечавших его и сполз обратно за свой стол. — Какая же она… Странная… И эта странность тянула его, будто он вновь мог окунуться в том непостижимом разуму потоке времени к чему-то удивительному. Она напоминала ему прошлое. И он путался в этих чувствах без трезвости рассудка, утопал. Проклиная на утро свою слабость, свисал над ведром.***
— Кроцелл… — парень потянулся к ней рукой. — Да, Венти? — Она осмотрела руку у своего лица, наблюдала спокойно как убирают русые пряди от глаз. — Я… Эм… я… Юноша замялся, опустил взгляд, робко глянул снова и убрал руку. Сжал тонкие пальцы от нерешительности и затих. «Что же я делаю?!» Обыденно легкий, будто ветерок, улыбчивый и веселый парень затерялся в чувствах. Совсем потерял себя в непривычной честности и возможности грустить. Его ломало желание чего-то и оправдаться желанием выпить не получалось, это не тяга к бутылке. Эта собственная жуткая неловкость доводила. Сердце не унималось в лихорадке, которую подметила даже Кроцелл. Девушка тревожно посмотрела на него, хотела поддержать, успокоить. Взяла его ладонь в свою и большим пальцем погладила. Посмотрела на него, без слов спрашивая. А он ничего не сказал. Ответом была неловкая улыбка и слабое мотание головой, будто он задумался и все не важно.