Зарница

      Пошарпанная дверь, от одного вида которой у Арика теплеет на душе. Пропахшая мужским одеколоном квартира, с которой связаны только хорошие воспоминания. Картины на стенах, безликие книги на полках, гитара в проеме между стеллажом и стеной. И Ян, приглашающий падать на диван и протягивающий бокал с вином. Он уже переоделся в домашнюю одежду, сменив строгий рабочий костюм с галстуком на мягкие брюки и помятую футболку. От него сильнее, чем обычно, пахнет алкоголем. И духами. И телом… Почему-то сегодня Арика это особенно беспокоит, так что даже на диване он не может устроится с прежним комфортом, а из бокала отхлебывает немного поспешно — но, к счастью, не конфузиться, поперхнувшись содержимым, как боялся. Мужчина глядит на него выжидающе, пристально высматривая реакцию.       — Не смотри так, я не разбираюсь в алкоголе, — ворчит Арик, смущаясь такого пристального внимания.       — И чего я ожидал? — качает головой Ян, мол «не того я просил в собутыльники».       — Но, наверное, я уже люблю вино, — поспешно добавляет парень.       — Так же как любишь «Queen»? — усмехается Ян, а Арик прячет лицо за бокалом и отпивает еще немного, распробывая вкус. Рецепторы в его рту вопят от ужаса, и Арик сглатывает, невольно кривясь:       — Ага. Просто надо привыкнуть… с пивом было как-то легче.       Мужчина фыркает, и сочувственно гладит по плечу.       — В пиве и градус меньше. Ты прав, привыкнешь со временем, потом даже понравится.       — Видимо так люди и взрослеют — им начинает нравиться алкоголь. Помню, как-то в детстве я тайком попробовал алкоголь из стакана отца: было горько и больно жглось. Подумал тогда еще: «И зачем взрослые это пьют? Невкусно же». А сейчас, вроде как, понимаю, — бормотал Арик, потирая глаза, в уголках которых выступили слезки.       — Значит и в самом деле повзрослел, — Ян улыбался, ладонь его переместилась на кудрявую макушку — прядки как всегда мягкие, рассыпчатые в пальцах.       Как же хорошо было Арику, когда эта горячая рука гладила его по волосам! Жар, исходящий от нее, кажется, он кожей ощущал даже на расстоянии. И точно такой же жар сейчас приливал к его груди, отчего она приятно тяжелела, как прежде легкие от дыма. Содержимое бокала Арик допил почти залпом и, облизнувшись, попросил еще.       — Не гони так. Еще один бокал и хватит, ладно? Для тебя оно, видать, крепковато, — чуть нахмурился Ян. Неужто совесть проснулась, когда понял, что спаивает подростка?       «Тогда пусть признает, что совратил меня!» — подумал Арик и хихикнул себе под нос, высасывая повторно наполненный бокал, за что получил косой взгляд от Яна:       — Мда, мне еще не приходилось учить молодежь пить… Такой себе из меня преподаватель вышел.       — Да брось, весело же! — воскликнул парень, допивая и отставляя бокал на столик с громким стуком. — Хочешь потанцевать?       — Мы и в прошлый раз с трудом справились, а сейчас оба пьяны. Хочешь квартиру мне разгромить?       — Тогда не будем танцевать. Давай на диване… на диване… — Арик впился взглядом в мужчину, пытаясь припомнить, что хотел сказать изначально. До того, как все прочие мысли вытеснила из головы одна идея. — А знаешь… Я сегодня… смотрел порно про мужчин.       — А?       У Яна было такое изумленное выражение на лице, что Арик рассмеялся, пытаясь выдавить из себя объяснение:       — Я был совершенно трезв, когда полез смотреть видео по запросу «секс между мужчинами». Как думаешь, зачем я это сделал?       — Любопытство? — предположил мужчина каким-то сухим тоном.       Погодите-ка… Ян так что ли… смущается? Его лицо прямо сейчас такое сдержанное, губы поджаты, но если приглядеться… он ерзает. И на Арика совсем не смотрит. А руки у него какие-то нервные, теребят пальцами торчащую из обивки нить. Вот оно значит как…       Арик покачал головой, приблизившись вплотную и обвивая руками шею мужчины:       — Желание, — ответил он и, не заметив в глазах протеста, подался вперед, губами находя губы. Но так, как сейчас, они прежде не целовались. Желание — как точно Арик охарактеризовал то, что происходило с ними дальше.       Парень не знал, чего желал Ян, но сам он желал только Яна: его губ, его рук, его ласк. Ощутить жар его кожи, когда мятая футболка перелетает куда-то через диван за ненадобностью. Возбудиться от влаги его поцелуев, когда губы мажут по скуле, оказываются где-то на шее, спускаются до груди. Слышать над собой отяжелевшее дыхание и рваную неловкость путающихся пальцев, что пытаются вытрясти Арика из одежды — вся она на нем как-то спутана или нелепо задрана. Почувствовать на себе вес тела, наваливающегося и почти вминающего в упирающиеся пружины, когда Ян шепчет на ухо глухо:       — Хочешь потрогать?       Оказалось, что Ян везде такой невероятно горячий, и Арику почти невыносимо жарко, когда он несмело касается рукой того, чему стал виной. Мужчина коротко мычит ему в шею, прерывисто вдыхает и шумно выдыхает через нос, подавляя новые звуки, но поздно — Арик услышал то, о чем мечтал еще совсем недавно.       Было ли то действие алкоголя или откликом на реакцию Яна, но парень осмелел, заглядывая в пространство между их телами. Вдруг в нем проснулся какой-то художественный интерес, и даже культ фаллоса перестал казаться таким нелепым и постыдным — по крайней мере, пока это касалось фаллоса Яна. Только тяжелое дыхание нависающего мужчины не позволяло углубиться в этот исследовательский процесс, возвращая в реальность к такому чувствительному и возбужденному Яну, что разительно отличался от холодных мраморных скульптур, которыми можно было любоваться неспешно. Очень возбужденному, надо сказать.       Парень мягко отстраняет Яна, чтобы выпутаться из джинс. Мужчина не мешает, потому как его собственные пальцы уже доказали свою несостоятельность в борьбе с ариковым хитро завязанным ремнем — парню с детства приходилось донашивать одежду старших двоюродных-троюродных братьев, которая всегда была велика и не удерживалась на бедрах. Джинсы легко поддались на отработанные до автоматизма манипуляции, и брякнули пряжкой ремня об пол, обнажая Арика ниже пояса. Под искренне любопытствующим взглядом Яна парню стало не по себе, но он старался говорить самым спокойным своим тоном, чтобы не выдать охватившего волнения:       — Мне лечь на спину или на живот? Тебе как больше нравится?       Брови мужчины удивленно изогнулись, и с губ едва не сорвалось повторное бестолковое «А?», но Ян оборвал себя и спросил куда более осмысленное:       — Хочешь пойти до конца, когда мы так пьяны? Не лучшая идея.       Арик растерялся.       — Тогда что… нам делать?       Ян улыбнулся как-то по-особенному нежно и прилег рядом, устроив согнутую в локте руку под головой и свободной ладонью проводя по телу Арика: огладил тазовые косточки, пальцами прошагал вниз по животу и коснулся самой беспокойной части его тела, всем своим видом просящей о ласке. Господи, как же горячо! Казалось, будто под его прикосновениями Арик плавиться.       — Вот это, например. Ляжь на бок и верни свою руку на прежнее место. Секс это не только всунул-высунул, знаешь ли. Что за порно ты смотрел?       — Там было именно про сунул-вынул, — проворчал под нос Арик, но послушно последовал указаниям.       — Когда в следующий раз захочешь узнать что-то про «секс между мужчинами», то лучше спроси у меня — будет тебе и теория, и практика, — тон Яна звучал весело, мужчина определенно вернул самообладание и теперь подтрунивал над Ариком. Парня это почти бесило, но ощущения, которые тот дарил своей лаской, перекрывали собой все, даже раздражение. Впрочем, вскоре им обоим стало не до разговоров.       Не то чтобы Арик прежде не занимался маструбацией. Просто прежде он никогда не получал такого удовольствия ни от процесса, ни от результата — это было простой физиологической необходимостью. На этот счет, когда пришло время серьезных мужских разговоров, его просвещал дядя — и Арику хотелось бы безвозвратно забыть этот эпизод из жизни, начисто стереть из памяти. В тот период его подростковое тело, казалось, возбуждалось будто в обход разума, и тогда Арик был вынужден сменить мягкие прилегающие ткани брюк, какие предпочитал в детстве, на плотную и жесткую джинсу, которая держала изначальную форму и хоть как-то скрывала постыдные проявления неуправляемого тела. Тогда еще в новинку были и утренние неприятности, с которыми Арик был вынужден в несколько резких движений справляться в тесной ванной, стараясь не издавать при этом никаких непристойных звуков. Но сейчас с Яном все ощущалось совершенно иначе: приятно до мурашек, волнительно до безумия.       У Арика не было достаточных сил в руках, чтобы двигать ими так же увлеченно, как Ян — они чувствовались тяжелыми и уставшими после долгих часов работы над скульптурой. Но шумное дыхание мужчины напротив, срывающееся все сильнее с каждой томительной секундой, вкупе с умелыми движениями Яна выбили из Арика дух — так мучительно, но насколько же сладостно: и он вспыхнул как сверхновая звезда — очень и очень ярко.       — Тебе понравилось? — спрашивает шепотом Ян, когда парень немного приходит в себя после того, как его сознание вышвырнуло за пределы их солнечной системы в какую-то иную галактику.       — Я только что взорвался и осветил собой целую вселенную.       — Знаешь, мне тоже очень хочется «взорваться». Прямо сейчас, если можно, — сухо отзывается мужчина. Арику становится стыдно за свое эгоистично полученное удовольствие, и он с удвоенной силой старается подарить Яну хотя бы толику тех ощущений, которые сам впервые испытал благодаря ему. Мальчик-отличник не привык выкладываться наполовину, а потому он с усердием повторяет то, что недавно с ним проделывала ладонь Яна, в надежде довести того до исступления.       А самого Арика кроет просто от того, что Яну хорошо с ним: мужчина дышит часто и сорвано, приоткрывает рот в беззвучных стонах, бессильно скребет пальцами по коже его напряженных рук.       Парень едва выдерживает то, что видит в лице напротив, и подается вперед, с пылкостью целуя — требовательно, головокружительно, — забирая у Яна, и так задыхающегося, последний глоток воздуха.       — Черт… возьми… — сипит мужчина в настойчивые губы, выпадая из реальности на несколько сладостных мгновений, которые длятся секунду или вечность — не разобрать.       — А я уже взял, — хихикает Арик, чувствуя себя одновременно и протрезвевшим, и до абсолюта пьяным от любви. Мужчина косится на него еще осоловевшим взглядом и сграбастывает, утягивая в свои горячие объятья.       — Научил на свою голову… — посмеивается он хрипло, но грудь вздымается и опадает все медленнее, успокаиваясь.       Кожа его была жаркой, почти опаляющей, но Арик нежился в этом тепле, глубоко втягивая носом усилившийся телесный запах. Казалось, что он все же добрался туда, куда так отчаянно и безнадежно стремился всю свою жизнь — потому что, наконец, счастье держало его в своих руках.       Спать один Ян не любил с самого детства: он позже своих ровесников расстался с мягкими игрушками, потому что те хоть немного помогали справиться с необоснованным страхом темноты и одиночества. Как жаль, что каждый его партнер по какой-то необъяснимой закономерности оказывался жаворонком, и Яну приходилось просыпался одному. Арик тоже не стал исключением — почувствовав сквозь сон неприятный холод, мужчина протянул руку, чтобы нащупать теплое и мягкое тело, но наткнулся на смятый край одеяла. Сердце неприятно кольнуло, а сон стал медленно отступать. Ян не злился на Арика за его ранние пробуждения — сам виноват, раз завел отношения с таким активным человеком. Мужчина поднялся и, хромая, направился на кухню, чтобы смочить пересохшее горло. Издалека слышались шипящие звуки — что-то жарилось на плите. Догадку Яна подтвердил сладкий запах блинов и горьковатый аромат кофе, кто бы мог подумать, что занятой студент может оказаться такой хозяюшкой.       — Доброе утро, — приветствовал мужчина, проводя ладонью по плечу Арика. Тот вздрогнул от неожиданности и чуть не выронил лопатку из рук.       — Сегодня же выходной, чего ты встал так рано? — спросил парень, наблюдая, как мужчина наливает воду в стакан из фильтра-кувшина. Судя по его сонному виду, Ян и сам был бы рад еще поваляться в постели. Арик поджал губы и уточнил виновато: — Я тебя разбудил?       Мужчина улыбнулся, заметив, как забавно изменилось выражение его лица, и поспешил успокоить:       — Да, разбудил ужасно приятным запахом с кухни. Мне уже давно никто не делал завтрак, спасибо, — в улыбке Яна, как всегда, виднелся оттенок грусти. Он выглядел таким одиноким и нуждающимся в чужом тепле человеком, что Арик не мог сдержать свое желание обнять его как можно сильнее.       — Я могу готовить тебе каждый день, — предложил он, прижимаясь к мужчине всем телом и улыбаясь от щемящей душу нежности. Ян тихо рассмеялся и подался вперед, коснувшись мягкой щеки губами. Арик и сам был ужасно сонный, заваленный работой, уставший, но был готов пожертвовать своим временем, чтобы сделать ему приятно. Иногда Ян задавался вопросом: «Он вообще знает, что такое эгоизм?»       — Иди спасай блинчик, иначе нам придется вызывать пожарных.       Парень не сразу понял о чем речь, но, обернувшись, увидел чернеющие края лепешки. Арик спохватился и поспешил перевернуть блин на другую сторону, случайно обжигая пальцы.       Спустя десять минут парень поставил на стол две чашки кофе и стопку блинов со сметаной. Пускай Арик и создавал впечатление неуклюжего ребенка, который никогда не пользовался сковородкой, кулинарил он очень даже неплохо: иногда мама приходила домой поздно и, чтобы не голодать часами, Арику приходилось лезть в ее поваренную книгу и готовить что-нибудь съестное. Получалось, конечно, не всегда, и часто Дарья Петровна была вынуждена после выматывающей работы разбираться еще и с горой пригоревших сковородок и кастрюль. После нескольких таких инцидентов, она все-таки научила сына правильному обращению с кухонной утварью, и сейчас Арик радовался, что был в силах порадовать Яна своей стряпней.       Парень с улыбкой наблюдал, как тот запихивался приготовленной едой, не скрывая своего восторга.       — Твой пристальный взгляд меня смущает, — проговорил Ян с набитым ртом.       — Ты словно произведение искусства, как я могу тобой не любоваться? — спросил Арик, словно это было чем-то очевидным.       — Кажется, тебе любовь в голову ударила — считать обычного среднестатистического человека произведением искусства, — произнес Ян своим сдержанным тоном, но парень уже научился распознавать его смущение за напускной строгостью.       — Может быть, — Арик улыбнулся, смотря на Яна с огромной нежностью, и мужчина сходил с ума под этим взглядом.       — Не хочешь куда-нибудь сходить? — парень удивленно приподнял брови и Ян поспешил пояснить: — Ну, парк аттракционов, планетарий, куда там сейчас молодежь ходит?       — Ты приглашаешь меня на свидание? — неподдельно удивился Арик.       — Называй как хочешь, — буркнул мужчина и отвел взгляд, чтобы скрыть собственную неловкость. Ян не создавал впечатление романтика, но Арик был уверен, что он любитель свиданий и милых посиделок — только такой человек мог позвонить посреди ночи и пригласить выпить вина под старые песни.       — Мама попросила быть дома к четырем, поэтому куда-то сходить не получится, но мы можем погулять в парке неподалеку, заодно меня до дома проводишь, — предложил парень, допивая кофе из кружки. Арику совсем не хотелось возвращаться домой, не хотелось расставаться с Яном на долгие часы.       Интересно, у них есть хотя бы маленький шанс жить как окружающие их парочки: целоваться на последних рядах кинотеатра, гулять, держась за руки, обниматься прямо на улице? Все это звучало очень заманчиво, но, вспомнив рассказ Яна, парень заметно поник: в этом мире счастливых людей ненавидят, а за взаимную любовь могут переломать кости. Сумасшедшие люди, ужасные люди, жестокие люди.       Погода с каждым днем становилась все холоднее, золотые листья трепетали под порывами ветра и падали с ветвей на мокрый асфальт. Осень всегда навевала ощущение тоски по чему-то ушедшему. Она напоминала тот самый момент перед смертью, когда вся жизнь проносится перед глазами — невольно вспоминаешь начало года, весну, летнее солнце, золотую октябрьскую листву и понимаешь, что дальше тебя ждет только холод. Арик рассматривал черные ветки с опустевшими птичьими гнездами, утопающие в тумане стволы деревьев, серые дождевые облака над головой. Парк был почти разрушен: от детских площадок остались только поржавевшие штырьки, торчащие из земли, беседки с колоннами разрисованы граффити, открытый театр огражден красно-белой лентой из-за того что в любой момент мог обрушиться на головы редких прохожих. Единственное место, сохранившееся в приличном состоянии — искусственное озеро, в котором уже по привычке, а не из-за достатка корма, обитали утки.       — Кидай вон той, смотри, как она рот открыла, — командовал парень, отрывая от батона по кусочку и подбрасывая в воду к изголодавшимся птицам. Утки хлопали крыльями и подплывали ближе, выпрашивая добавку, а некоторые даже выходили на сушу, забавно шлепая лапами по земле. Ян улыбался, наблюдая за радостным Ариком, который был в восторге от такого внимания пернатых.       В этом парке почти никогда не было взрослых с детьми, поэтому птицы смело подходили ближе. Среди голубей был особенно наглый представитель, который уселся Яну на ладонь и стал клевать прямо с рук.       — Ты как Белоснежка, — рассмеялся Арик, смотря на шокированного мужчину — голубь схватил его своими лапками и не собирался отпускать, пока не отберет весь хлеб. Прогнать его смог только резко начавшийся дождь, а Ян раскрыл зонт, который прихватил, выходя на улицу, и пригласил парня укрыться под ним от холодных капель. В этот момент Арик полюбил дождь — из-за него они могли идти ближе принятого, касаясь друг друга плечами. Парень оглянулся и, убедившись, что рядом нет посторонних, сжал ладонь Яна. Тот вздрогнул и постарался высвободиться, но Арик только крепче переплел их пальцы.       — Что ты делаешь? Вдруг кто-то увидит, — прошипел мужчина и хмуро глянул на парня, но тот лишь улыбнулся в лицо его страхам:       — Если не нравится — пускай отворачиваются, мы не виноваты в их предрассудках, — Ян смотрел на уверенность в глазах напротив и понимал — перед ним дите, которое еще ни разу не обожглось, а потому так старательно лезет к спичкам.       Как бы страшно ни было мужчине касаться Арика так вне стен своей квартиры, он больше не старался отстраниться. Гулять с любимым человеком, держась за руки, было слишком приятно, чтобы отказаться от этого из-за старых страхов. К тому же здесь, в заброшенном парке, их все равно никто не увидит, правда?       Проведя Арика до угла его дома, Ян распрощался с ним, потрепав по кудрявой макушке. Под проливным дождем, среди серости голых ветвей и туч, парень выглядел как солнце, которое спустилось с неба, чтобы светить ему одному.       Зайдя в квартиру, Арик ощутил непривычное разнообразие запахов: пахло мясом, выпечкой, свежими овощами и цветами. Из зала слышался смех и разговоры. Незнакомый мужской голос привлек внимание Арика и он, сбросив мокрую одежду, заглянул в комнату. В кресле возле телевизора сидела мама, а рядом с ней, должно быть, тот самый учитель литературы. Женщина не сразу заметила сына, потому что была слишком увлечена общением: она без умолку обсуждала какую-то книгу, а мужчина молча слушал ее, смотря зачарованным взглядом. Арик узнавал себя в этом человеке — даже если Ян будет рассуждать про проблемы нестыковки деталей, он будет увлеченно слушать его болтовню, не понимая ни слова.       — Ой, Арик, ты уже пришел, — удивленно вскрикнула женщина, наконец-то заметив наблюдающего за ними парня. Она посмотрела на часы и добавила. — Надо же, ровно четыре! Ты пунктуален как никогда.       — У нас гости? — спросил парень, встретившись взглядом с мужчиной, который явно ожидал холодный прием с его стороны.       — Это Федор Степанович, помнишь, я тебе про него рассказывала?       — Приятно познакомиться, — Арик протянул руку и ощутил, как крупная ладонь сжала ее в ответ и потрясла.       — Мне тоже. Я не сомневался, что у Дарьи Петровны такой хороший сын.       — Вы еще мало о нем знаете! Он такой трудяга, день и ночь работает над скульптурой, так еще и мне помогать успевает, — женщина нежно похлопала Арика по плечу, с гордостью перечисляя его заслуги.       — Мне это только в радость, — сухо ответил парень, а затем предложил: — Может чаю? На улице так холодно, весь замерз.       Когда все трое сели за стол, Арика посетило странное чувство — все было так знакомо и одновременно чуждо: радостная мама, разливающая чай по кружкам, присутствие мужчины за столом, разговоры ни о чем. Федор Степанович вовсе не был похож на отца: слишком мягкий, открытый, совсем не строгий, и любая другая женщина вертела бы им как вздумается, но Дарья Петровна была не из таких. На столе лежали сладости на любой вкус, свежие булочки и домашнее печенье. Арик почти поверил, что находится в сладком сне — настолько все было прекрасно.       Дарья Петровна по привычке нахваливала своего сына при постороннем, стараясь показать, насколько она хорошая мать, а Федор Степанович внимательно ее слушал, поглядывая на парня.       — Моя дочь совсем не такая — в голове один бунт, — со вздохом произнес мужчина. — Как-то раз она даже сбежала из дома, потому что я не отпустил ее на вечеринку. Но как я мог, зная, что устраивают ее старшеклассники, среди которых был главный школьный заводила и создатель всяческих неприятностей? В конце концов, я же отец, а потому был строг только ради ее блага. К счастью, дочка быстро одумалась и вернулась. Вам, Дарья Петровна, очень повезло с таким здравомыслящим сыном.       — Вы правы, мой сынок вырос очень зрелым юношей, — женщина почти светилась от этой похвалы.       Арика не удивило, что у маминого ухажера есть дочь его возраста, но позабавила собственная проницательность — наверняка Федор Степанович в разводе.       После ужина они занялись бездумным обсуждением всяких отвлеченных тем, и Арик вновь убедился, что мама выбрала для себя хорошего человека. Взгляды Федора Степановича на мир были самые позитивные: он мечтал о путешествиях, создании собственного малого бизнеса, изучении литературы разных стран мира. Несмотря на свой возраст и жизненный опыт, он не утратил рвение к чему-то новому.       Перед его уходом, Арик предложил провести гостя до остановки и тот оказался не против. Оставшись наедине с мужчиной, парень завел разговор на тему, которую не хотелось обсуждать в присутствии Дарьи Петровны:       — Вы же знаете о первом браке моей мамы? — спросил парень, глядя на проезжающие мимо машины.       — Возможно, ты неправильно нас понял, я вовсе не претендую на сердце твоей матери, — уверенно ответил мужчина, а затем с горькой улыбкой добавил: — Не могу претендовать.       — Раз уж мама привела вас к нам домой и познакомила со мной, значит, вы ей точно небезразличны, — парень понял, что такого мягкого человека еще нужно убедить и ткнуть пальцем в факты, чтобы тот осознал, что его чувства взаимны. — «Любви все возрасты покорны», не так ли?       Цитата из «Евгения Онегина» приятно удивила учителя литературы, а сказанные слова внушили уверенность.       — Ты прав, — хмыкнул мужчина.       Вдалеке виднелся автобус, который остановился на светофоре, и Арик решил напоследок подбодрить нового знакомого:       — Папой называть не обещаю, но постараюсь.       Федор Степанович рассмеялся, не стесняясь показывать окружающим свою радость.       Арик наблюдал за отъезжающим от остановки автобусом и улыбался просто так. В его жизни творились чудеса — иначе не назвать.       Ноябрьский промозглый ветер все норовил сорвать с головы Арика двойной капюшон толстовки и куртки, пробраться ледяными ладонями к его незащищенной шее и защекотать холодом, запустив неприятные мурашки пробежаться по телу. Натянув потуже завязки, то лезущие в рот, то упирающиеся под нос, парень нахохлился и ускорил шаг, спеша поскорее оказаться в тепле уютной квартиры, быстро ставшей ему вторым домом. В подъезд он ввалился с шумным выдохом, на второй этаж почти влетел, и остановился отдышаться, прежде чем вжать пальцем звонок. Отвечая на пронзительную трель из-за двери послышались шаги, и она без вопросов распахнулась, пропуская промерзшего парня внутрь.       — Ну и погодка сегодня, а? — Ян сочувственно смотрел на раскрасневшееся от холода лицо и мелко дрожащие пальцы, борющиеся с заевшим замком.       — Зима скоро, а я ее не особо-то жалую, — шмыгал носом студент, вешая в прихожей свою темно-серую куртку, напоминающую окропленный дождем асфальт — за несколько поворотов от дома Яна заморосил дождь, разбившись о ткань каплями.       — Поставлю чайник, а ты поди в плед завернись, — в своей квартире Ян распоряжался им как хотел и частенько разговаривал этим командирским тоном, но Арику очень даже нравились такие грубоватые проявления заботы, а потому он послушно полез в шкаф и выудил оттуда клетчатый плед. Обмотав себя мягкостью и запахом Яна, парень плюхнулся на диван, подбирая под себя ноги — обувь прохудилась где-то в подошве и, вляпавшись в одну лужу, Арик почувствовал, как намокает его носок.       От холода нога уже мало что чувствовала, но ладонь наощупь определила, что носок влажный. Парень поморщился, стаскивая его с ноги, и крикнул с дивана:       — Одолжишь мне чистый носок?       — Один? Могу расщедриться на целую пару, — весело отозвались с кухни. — Иди в ванную и набери себе воды погорячее, а я тебе соберу чистую сменку. Про носки тоже не забуду, обещаю.       Арик фыркнул:       — Ладно.       Да и кто бы на его месте отказался от горячей ванны?       Одежда Яна была ему как раз, даже носки пришлись впору. Распаренный, парень сунулся на кухню с полотенцем на голове, следуя за ароматами мяса и специй.       — Неужели ты что-то приготовил? — Арик разглядывал заставленный стол с любопытством, активно принюхиваясь к доносящимся от еды ароматам.       — Приготовить что-то сложнее жареной картошки? Увы, такими талантами не наделен, — хмыкнул Ян. — Купил нам ужин по дороге домой, а разогревать начал, когда услышал звуки сливающейся воды спустя час твоего плескания.       — Немного увлекся — все средства парфюмированные и пахнут как ты, — признался Арик, благоухающий точно как Ян, и ему это чертовски нравилось.       Встречаться со взрослым мужчиной и ужинать ресторанной едой оказалось здорово, пусть даже сервирован их стол бы на кухне обычной хрущовки, а после, сытые довольные, они в обнимку устроились на диване.       — Тебе нравится красный? Или постоянно в ней ходишь, потому что любимая? — спросил Ян, когда Арик на минутку выбрался из его объятий, чтобы аккуратно сложить свою поношенную толстовку, которую случайно столкнул ногой с подлокотника.       — М-м, любимая, потому что красная, — нашелся с ответом Арик, возвращаясь под бок к мужчине. — А красный цвет особенный для меня после просмотра одного фильма. Раньше любимым был синий, как море на картинах в галерее, куда мама отвела меня в детстве — с тех пор все хочу на море, но не выпадает случая. Думаешь, мы смогли бы съездить вместе летом?       Парень предложил как бы между прочим, ожидая отказа, но Ян кивнул ему с улыбкой:       — У меня отпуск как раз летом, а у тебя каникулы. Но не будем планировать заранее, сориентируемся ближе к сезону.       — Из-за наступления холодов о тепле остается лишь грезить, — вздохнул Арик.       — А что за фильм, о котором ты упоминал? — зацепился мужчина, в то время как пальцы его неосознанно вплелись в рыжие кудряшки.       — «Бунтарь без причины» с Джеймсом Дином. Но вообще-то мне больше нравится название «Бунтарь без идеала», как-то больше передает суть.       — И как фильм связан с красным цветом?       — Погоди, ты не видел Джеймса Дина в его знаменитой красной куртке? — Арик даже привстал, чтобы разглядеть лицо Яна.       — Не увлекаюсь кино, — сухо ответил мужчина.       — И многое этим теряешь. Мы обязаны посмотреть что-нибудь вместе! — решил парень, не позволив Яну даже возразить что-то в свое оправдание. Он огляделся, вздыхая. — Правда у тебя даже телевизора с DVD-проигрывателем нет, а я ведь мог бы поискать в видеопрокате или скачать фильмов на болванку…       Но тут Ян перебил его:       — Зачем так заморачиваться? — вздернул мужчина брови. — Ты ближе к краю, можешь встать и подать мне ноутбук из ящика рабочего стола?       Арик так и застыл с раскрытым ртом, будто бы потрясенный до глубины души.       — У тебя есть ноутбук, а ты слушает граммофон каждый вечер?       — Мне подарили его на тридцатипятилетний юбилей, но я им почти не пользуюсь — нет такой необходимости. Пытался, конечно, научиться рабочим программам, но мне удобнее делать все по старинке, на бумаге.       Парень выдвинул ящик, внутри которого и в самом деле находился ноутбук — матовая черная крышка так и призывала поднять ее и запустить переносной компьютер.       — Чуду техники ты предпочитаешь старенький дедовский граммофон, а ведь еще инженером зовешься, — качал головой Арик, передавая упомянутое «чудо» в руки усевшегося мужчины.       — Как ты там, говоришь, фильм называется? — Ян сделал вид, будто пропустил сказанное мимо ушей, начисто игнорируя последнюю реплику Арика. Парень повторил название, и Ян забил его в поисковик, а следом перешел по первой же ссылке. Оказалось, что фильм тот был тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. — Этот фильм старше тебя на… тридцать шесть лет.       — Мне нравятся постарше, — пожал парень плечами. Видимо, для него это утверждение было одинаково справедливо как в отношении музыки и фильмов, так и в выборе партнера.       Ян притащил табурет из кухни, на котором установил ноутбук экраном к дивану, и залез к Арику под плед. Парень отчего-то тихо посмеивался, устраиваясь боком на его руке. Мужчина приблизил губы к его уху и спросил:       — Чего хихикаешь?       — Просто радуюсь, у нас же классическое свидание-киновечер: сначала еда из ресторана, теперь совместный просмотр фильма, — лежащий за его спиной Ян не мог увидеть улыбки на лице парня, зато мог явственно расслышать ее в голосе — теплую, лучистую, согревающую улыбку.       На экране появилась открывающая сцена: игрушка-обезьянка в красном колпаке, парень в костюме ложится на асфальт посреди парковки, большими и тоже красными буквами выводится имя актера — Джеймс Дин. Парень укрывает игрушку измятой газетой, валявшейся по соседству, и сам съеживается рядышком, пока его дремоту не прерывает вой полицейской сирены — пьяного Джима уводят под руку люди в форме. В участке зрителю в глаза бросается красное пальто Натали Вуд, играющей Джуди — шестнадцатилетнюю девушку, которая сбежала из дома посреди ночи из-за ссоры с отцом и бродила по городу, а потому ее задержали по подозрению в занятиях проституцией.       Арик помнил этот фильм наизусть и даже знал обо всех знаках, таких как, например, перегородка: есть закономерность в семьях всех трех героев — они типичный американский средний класс, но семья Платона чуть выше середины и это особо подчеркивается Николасом Рэем, который воспользовался пространством особым образом и отделил Платона от Джима и Джуди. Правда причина, по которой Платон оказался в полицейском участке той ночью, не добавляла ему очков симпатии в глазах Арика — подросток без причины расстрелял выводок щенков из домашнего пистолета. Да и какие могут быть причины в убийстве щенков?       Когда на экране показывается следующее утро и Джуди, курящая за гаражами перед уроками, Арик чуть сжимает ладонь Яна, обнимающего со спины. Мужчина коротко смеется над кудрявой макушкой, без слов понимая намек — так вот откуда взялась идея сигаретного бунта.       — И пока свет далекой звезды не достиг нашей планеты — мы не сможем ее увидеть. Позднее мы исчезнем во тьме космоса, из которого мы родились. Мы будем уничтожены и превратимся в газ и огонь.       Красный вихрь кружится и расширяется, пока не взрывается яркой вспышкой, порождая ужасающий грохот, пугая людей на экране и заставляя Арика необъяснимо дрожать каждый раз как в первый — словно бы все его существо откликается и вибрирует. Ян считывает его реакции собственным телом, и прижимает теснее к груди. Парень плавиться от этого тепла.       — Небо спокойно и холодно. Вся необъятная вселенная и все галактики, так же как и Земля, не смогут избежать своей участи. Через все необъятное пространство проблемы человечества кажутся мелочными и наивными, а человек существует в одиночестве, как будто эпизод какого-то спектакля, — вещает лектор, и Арик вторит ему шепотом на грани слышимости, будто зачарованный.       Ян следит за сюжетом, но куда больше — за искренними реакциями парня в его руках: вот Арик задерживает дыхание во время сцены с дуэлью на ножах, когда на белой рубашке Джима проступает кровь от порезов, вот он ерзает на диване, когда в кадре тот же Джеймс Дин появляется топлес, вот дергает Яна за руку, когда главный герой появляется в «знаменитой красной куртке». По мнению мужчины это обыкновенная ветровка, ничего особенного, но студент назвал ее «бомбером» и, судя по всему, был в восторге от символизма красного, раз даже купил себе толстовку того же цвета и носит почти не снимая. Ну а Яну просто нравиться наблюдать эту пустяковую увлеченность.       — Это конец пути, — говорит Джим на утесе, пока море шумит под обрывом.       — Это конец всего, — хмыкает Базз, вынудивший «Му» согласиться на автомобильную гонку.       — Да, бесспорно, — соглашается парень в красном, прикуривая сигарету.       А парень под пледом весь сжимается, будто подготавливаясь к чему-то, и в контексте происходящего Ян догадывается, почему — сейчас кто-то умрет, и этим кем-то явно не может быть главный герой.       Перед началом гонки Джуди целует Базза в странной последовательности: нос — подбородок — губы.       — Это называется «поцелуй бабочки», — поясняет Арик, хотя мужчина даже не задавал вопроса. — А гонка, в которой они участвуют, называется «chicken run». Вообще-то изначально это звалось «blind run» — гонка вслепую, но машины не неслись к обрыву, хотя идея «кто первый выпрыгнет» была той же. Изначально Николас Рэй хотел назвать фильм «Blind Run», отсылая к гонке. Как по мне получилось бы очень символично — жизнь подростка тоже похожа на гонку вслепую.       Мужчина за его спиной хмыкнул.       — Кажется, я был подростком слишком давно, потому что совсем не понимаю этот фильм.       — Мне было шестнадцать, когда я посмотрел его в первый раз, но я тоже ничего не понял, хоть и был подростком, как и герои. И в то же время было странное ощущение… как будто я понял все, знаешь. Просто не разумом, а чем-то другим. Теперь я периодически пересматриваю его раз в несколько лет, чтобы разобраться, чем именно.       На экране Базз съехал с утеса на машине, в то время как Джим успел выскочить и извалять свой красный символ в пыли.       — То есть ты и сам не знаешь почему любишь этот фильм? — удивился мужчина.       — Ага, — легко признался парень, поглаживая ладонь, лежащую поверх его живота — очень горячо. — Но чем-то он меня цепляет, а такое могут только лучшие фильмы, верно? Джеймс Дин в роли Джима не мой герой, но от этого он не становиться хуже.       Диван в доме Джима, на который он ложится в своей испачканной куртке по возвращению с гонок, тоже красный. От Арика мужчина узнает, что этот диван режиссер привез из собственной квартиры специально ради съемок — чтобы создать эпизод красного на красном.       — И в чем твоя проблема? — спрашивает Джим у Платона после их с Джуди совместного побега в заброшенный особняк, и когда они трое следом за играми в пустом бассейне завалились отдохнуть в полуразрушенную беседку.       — Я не знаю, — отвечает Платон, прислонившись затылком к руке лежащего на кушетке парня. — Но сейчас я счастлив. Здесь. Хотел бы я жить здесь.       Когда Платон засыпает прямо на полу беседки Джуди и Джим замечают его носки — один красный, второй синий, и смеются, находя это забавным и милым. В следующей сцене их уже двое: лежат внутри особняка на полу и говорят о важном.       — Мы больше не будем одинокими. Никогда-никогда. Ни ты, ни я, — произносит Джим, не глядя на девушку, а она признается:       — Я кого-то люблю. Все это время я искала того, кто сможет полюбить меня, а теперь я кого-то люблю, — в ее лице зритель может увидеть искренность осознания. — Это так просто. Почему это так легко?.. Я люблю тебя, Джим. Я правда тебя люблю.       — Ну что ж, я рад.       Девушка в открытую признается Джиму в любви, на что тот отвечает, что рад этому. Арик фыркает, Ян не удерживается от смешка, но вскоре становиться не до веселья — кадр сменяется, показывают дружков Базза, пришедших расквитаться с Джимом, и Платона, беззащитно спящего в беседке. Платона, что остался один с пистолетом в кармане, прихваченным перед побегом — еще неизвестно кто из них опаснее. В испуге парень ранит одного из преследователей, скребется под дверью как брошенный пес и просит Джима спасти его, но сам едва не убивает выстрелом, перепутав с нападавшим. Платон, будто сошедший с ума, убегает из особняка с криками «Ты мне не отец! Ты не мой отец!» и натыкается на полицейских.       Парень сбегает в планетарий, где и случается развязка, в которой последовавший за ним Джим предлагает вечно мерзнущему другу свою красную куртку — в ней Платона и убивает выстрел полицейского. Джим, страдающий от горя, смеется, когда вновь видит его красный носок, выглядывающий из-за брюк распростертого на полу тела.       — Знаешь, кажется, я ничего не понял, — честно признается Ян, не пытаясь строить из себя кинознатока. — Они такие из-за их проблем с отцами?       — Ну, конфликты в семье ведут их к бунтарству, не то чтобы они выбирали: ввязываться в проблемы или не стоит, — рассуждал вслух Арик, пока Ян закрывал вкладку с фильмом и выключал ноутбук. — Например, Джиму от отца нет поддержки и защиты от матери, которая принимает все решения и вообще сделала из мужа подкаблучника — он именно такой «chicken», который так претит Джиму, что он поддается на провокации всякий раз, стоит ровеснику назвать его этим словом. Джуди хочет поцеловать отца как в детстве, потому что даже в шестнадцать она все еще его дочь, но отец отчего-то отталкивает ее, резко став холодным и отстраненным — поэтому она ищет «ласкового и приятного мужчину, который не убежит, когда в нем нуждаешься» в парнях вроде Базза или Джима. Все общение Платона с отцом заключается в записке «на содержание сына», прикрепленной к присланному чеку, а Платону нужна семья — вот только настоящие родители бросают его постоянно. Так и выходит, что Джим и Джуди становятся спасением друг для друга, а Платон видит в них своих родителей мечты — и троица убегает в заброшенный особняк, как в Неверленд.       — Значит здесь такой глубокий смысл? Фильмы это все же не мое, — хмыкнул Ян.       Арик в ответ рассмеялся:       — Это же был первый, мы еще много всего вместе посмотрим — может тебе даже понравится что-то.       — Мне уже все нравится, — улыбнулся мужчина, вспоминая милые реакции Арика, отслеживать которые было куда увлекательнее, чем смотреть «Бунтаря без причин».       Он утянул парня обратно на диван и закутал их обоих в плед, хотя Арику было бы достаточно одного жаркого тела Яна. Прижавшись к боку мужчины, Арик чувствовал себя так безмятежно, что даже просмотренная тяжелая и почти классическая греческая трагедия не нарушила его спокойный сон в объятиях любимых рук.       Редко случались моменты, когда Яну удавалось застать Арика спящим: обычно парень засыпал позже него, долго выискивая удобную позу, а просыпался согласно своему не совсем здоровому режиму, то есть около пяти утра. Но сегодня, открыв глаза, мужчина увидел такую непривычную картину — мирно спящего Арика, наконец-то позволившего своему телу отдохнуть и набраться сил.       Парень тихо сопел, никак не реагируя на яркий свет, льющийся в зал сквозь окна. На его лицо узорами ложились тени полупрозрачных штор, что едва заметно покачивались от ветра, сквозящего через щели старых рам.       Ян не хотел ненароком разбудить его, но убедившись, что парень крепко спит, позволил себе маленькую шалость — протянул руку к бледному лицу и невесомо провел по рассыпавшимся веснушкам, следом за чем пальцы нырнули в рыжие кудри, словно пылающие огнем в свете утренних лучей, и провели по ним, разделяя пряди. Мужчина улыбнулся, наслаждаясь этим зрелищем, а когда перевел взгляд на лицо Арика, невольно встрепенулся — голубые глаза смотрели на него с прищуром, словно насмехаясь, из-за чего Ян почувствовал себя ребенком, которого застали за кражей конфет.       — Пристаешь с утра пораньше? — игриво улыбнулся парень, все еще не до конца проснувшись.       — Не смог сдержаться, — виновато ответил Ян, и отдернул руку, лишая парня таких желанных прикосновений. Арик недовольно поджал губы и придвинулся к мужчине, заставляя обнять себя.       — И не надо, — парень отвел взгляд и уже тише добавил: — Приставай ко мне почаще.       — Очень смело говорить подобное, — Ян улыбнулся и выполнил просьбу парня — горячая ладонь легла на оголенный участок талии и погладила, поднимаясь выше. Мужчина ожидал, что Арик отстранится, обернет все в шутку, мило смутится и убежит на кухню, чтобы скрыть свою покрасневшую мордашку. К удивлению, парень только сильнее вжался в него и тяжело выдохнул.       Ян хмыкнул про себя и продолжил «приставания» просто чтобы проверить, когда у Арика закончится запас смелости. Он прошелся подушечками пальцев по выступающим ребрам, ощущая, как быстро колотится спрятанное за ними сердце, подался вперед, целуя пересохшие после сна губы.       От горячих прикосновений Яна по телу бежали мурашки. Пальцы невесомо скользили по коже, словно кисточка по холсту, вырисовывая узоры. После сна все ощущалось словно в тумане, мозг не думал ни о последствиях, ни о правилах приличия. Арик не боялся показаться наглым или слишком пошлым, он просто делал, то что хотел прямо сейчас — целовал, ластился, лез под одежду. Чужое дыхание с каждой секундой становилось тяжелее, что невероятно льстило парню. В следующий момент его уложили на спину и неуклюже стянули футболку, которая пролетела куда-то на пол. Арик улыбнулся, заметив, как на него смотрят, а смотрят заворожено. Касаются робко, словно не он здесь девственник, ни разу не целовавшийся до этой осени. Безумно счастливой осени.       В прошлый раз Яну не удалось рассмотреть парня как следует — был слишком пьян и слишком возбужден, чтобы прерываться хоть на секунду. Сейчас, в теплом утреннем свете, Арик напоминал ему мраморные скульптуры, прекрасные в каждой детали. Ян не мог отвести глаз от стройного тела, снежно-бледной кожи и веснушек, покрывающих изящные плечи. Хотелось поцеловать каждую, что он и делает, касаясь губами оранжевой россыпи, а затем мажет языком по шее и спускается ниже, оглаживая каждый сантиметр нежной кожи.       Прижимаясь к парню всем телом, он ощущает его возбуждение и не в силах отрицать собственное.       «Плохо дело», — думает мужчина, понимая, что с каждой секундой все больше хочет не просто дразнить. Если он продолжит в том же духе, то случится непоправимое.       Арик закрывает глаза, стараясь прочувствовать все как можно лучше. Он невольно вздрагивает, когда обжигающий язык пробует на вкус кожу шеи, оставляя влажный след. Его накрывает волной жара, щеки припекает, губы плотно сжимаются, чтобы не позволить лишним звукам вырваться наружу. Ян что-то произносит своим хриплым, невероятно соблазнительным голосом, и Арик не сразу понимает смысл сказанного, но спустя пару секунд резко открывает глаза и непонимающе смотрит в ответ.       — Картошка или пельмени? — повторяет мужчина, не прерывая зрительного контакта.       — Чего? — бестолково спрашивает парень, в удивлении приподнимая брови.       — Я приготовлю завтрак. Выбирай: картошка или пельмени.       — К-картошка, — заикаясь, отвечает Арик. Ян в тот же момент коротко кивает и сползает с него, чтобы быстрым шагом направиться на кухню.       Оставшись в гордом одиночестве лежать на разложенном диване, Арик глупо смотрит в потолок, прокручивая в голове один и тот же момент — голос Яна дрожал. Заметно дрожал. Неужели он, тридцатилетний мужчина, волнуется как подросток, когда дело заходит дальше поцелуев и мастурбации? Или причиной тому стал сам Арик, со своей чрезмерной решительностью?       Арик тянется за лежащей на полу футболкой и надевает ее, вдыхая свежий запах одеколона. На лицо лезет улыбка, и он вовсе не намерен ее сдерживать.       Арик давно заметил, что Яна успокаивает монотонная работа. Наверное, из-за этого сразу после завтрака он уселся за стол и стал делать пометки на чертежах, листая толстую книгу с пожелтевшими страницами. Мужчина старался не отвлекаться, но изредка все-таки поглядывал на Арика, будто следя за непослушным ребенком, который в любой момент может выкинуть что-нибудь эдакое.       Парень решил не заставлять Яна лишний раз волноваться, поэтому взял со стола бумагу и окинул взглядом комнату. В глаза бросился старый граммофон, который скромно разместился в углу возле окна и ждал своего часа. Арик поудобнее разместился на диване и набросал очертания музыкального аппарата, постепенно добавляя все больше деталей. Медный рупор напоминал цветок с расходящимися в разные стороны лепестками, на которых выделялись царапины и потертости. Этот граммофон выглядит старым, чуть ли не раритетным. Любой заядлый коллекционер будет готов отдать за него огромные деньги, на которые Ян сможет купить новомодный проигрыватель, который не будет шипеть и создавать посторонний шум. Несмотря на это, Арик даже не думал озвучивать подобные мысли — мужчина был привязан к этому аппарату, словно тот был членом семьи, и уж точно не собирался расставаться с ним даже за огромные деньги.       Когда грифель скользнул к краю листа, Арик поднял взгляд к старому шкафу. Из-за него скромно выглядывала гитара, забытая, брошенная, и вовсе не такая любимая как граммофон. Почему-то парень ощутил жалость к обычному на вид предмету и, отложив рисунок, подошел ближе. Он без спроса взял гитару и провел ладонью по прохладной древесине: под пальцами чувствовалась шероховатость старых наклеек, которые раньше попадались в упаковке жвачек, и марок с изображениями автомобилей и кораблей. Арик невольно задел рукой струну и по комнате пронесся чистый звук. Ян вскинул глаза на парня и нахмурился, ожидая объяснений.       — Научи меня играть на гитаре, — выпалил Арик и виновато улыбнулся. Ян окинул его строгим взглядом, совсем как учитель из музыкальной школы, а затем предупредил:       — Это не так просто, как может показаться. За один раз не освоишь.       — А я и не хочу за один раз. У меня впереди целая жизнь, будет время научиться, — просто ответил парень и упал на диван, проводя по блестящей поверхности ладонью.       Ян улыбнулся такой решительности и поспешил на помощь старой подруге. Мужчина присел рядом и стал рассказывать о строении гитары, положении рук, названиях аккордов. Арик пытался усвоить сказанное, но спустя несколько минут сдался, бездумно рассматривая увлеченно говорящего Яна — пускай мужчина и пытался скрыть свою любовь к гитаре, горящие глаза выдавали его с потрохами: он любовно проводил по грифу, подкручивал колки, касался струн. Ян наверняка и сам не заметил, как инструмент оказался в его руках. Под предлогом «сейчас покажу как правильно», узловатые пальцы легли на струны и провели по ним, порождая прекрасные звуки.       Арик невольно залюбовался. Воображение рисовало картины — молодой Ян, совсем студент, наигрывает какую-то походную песню, а в его глазах пляшут блики от костра. Как было бы хорошо сбежать вместе с ним куда-нибудь на природу, спрятаться под ветвями деревьев от проблем, обязательств, городского шума и рутины. Греться у костра и петь песни. Может быть, они и в самом деле смогут вместе поехать на море летом?       Внезапно Ян обернулся, чтобы узнать, понял его Арик или нет, но вместо сосредоточенности увидел мечтательный взгляд, скользящий по его образу. Парень улыбался совсем как этим утром, и Ян невольно засмотрелся, позабыв, что хотел сказать.       — Сыграй еще что-нибудь, — попросил Арик, — исключительно в учебных целях.       — Так вот зачем ты все это устроил, — задумчиво проговорил мужчина и опустил взгляд к струнам. — Не отцепишься же, пока не сыграю?       — Не отцеплюсь, — подтвердил Арик и решительно кивнул.       Ян хмыкнул и стал тихо наигрывать мелодию. Он перебирал пальцами струны, словно вспоминая, как эта музыка должна звучать. Звук становится громче, смелее, и Арик смог узнать забытую людьми песню — около десяти лет назад она звучала из каждого окна, играла по радио, да что там, даже его отец порылся в настройках, чтобы поставить «Я свободен» на звонок.       Знакомая музыка навевала воспоминания, окутывая словно теплым пледом.       Ян двигал губами, беззвучно пропевая куплет, слабо улыбался, вспоминая ушедшие времена. В последний раз он пел эту песню молодым парнишкой, с большими планами на будущее, мечтами, амбициями. За плечами не было груза ошибок, который принято называть «опытом». Он был наивным, глупым, счастливым и по-настоящему свободным.       Чем ближе был припев, тем сильнее он хмурился. С лица исчезла улыбка, а руки двигались резко, будто желая причинить боль бездушному инструменту. Именно поэтому он не хотел играть на гитаре — связанные с ней воспоминания били наотмашь: «посмотри, кем ты был и кем стал».       «Я свободен, словно птица в небесах» — прозвучал звонкий голос из прошлого, на улыбке пропевающий строчку за строчкой. Такой наивный, такой искренний, такой… Ян резко провел по струнам, отчего замечтавшийся Арик вздрогнул.       — Думаю, в учебных целях этого достаточно, — непривычно низко сказал мужчина, а затем прочистил горло, возвращая себе спокойный вид.       — Ты действительно красиво играешь, — похвалил Арик, наблюдая, как Ян возвращает гитару на место, между шкафом и стеной. — Я запомню этот момент на всю жизнь.       «Не надо, не запоминай, — думал Ян, глядя в восхищенные глаза напротив, — Потом будет слишком больно вспоминать».       В старой мастерской было ужасно холодно из-за тонких стен и сквозящего отовсюду холодного ветра. Куртка сковывала движения, но Арик даже не думал ее снимать — замерзнет до посинения, если не превратится в ледышку окончательно. Пальцы окоченели из-за соприкосновения с влажной глиной и металлическими инструментами, а спустя час работы и вовсе не чувствовались. Как на зло из ржавого крана текла только холодная вода, так что нормально помыть руки и хоть как-то согреть их под горячей струей не представлялось возможным.       Подарить тепло могли только воспоминания о Яне, который укутает в теплый плед, нальет чаю, включит фильм и крепко обнимет, согревая до иголочек в замерзших конечностях. Арик так хотел ощутить это прямо сейчас, бросить все и лететь к знакомому дому, чтобы встретиться с родным человеком. Жаль, что сроки поджимают, а скульптура сама себя не слепит, да и последнее время Арик вконец обленился — единственное, что ему хотелось, так это валяться в горячей ванне, слушать музыку на старом граммофоне и целоваться с Яном. Долго, сладко, хоть всю жизнь. Арик коснулся ледяными руками вспыхнувших румянцем щек, согреваясь своей любовью.       Неподалеку зазвенел телефон и парень потянулся к нему, чтобы поднять трубку. Арик молчал, ожидая, пока на той стороне начнут разговор.       — Ты сегодня придешь? — прозвучал на первый взгляд беспристрастный голос. Парень уже достаточно хорошо изучил Яна, чтобы отличать до ужаса похожие интонации, и потому четко расслышал в его голосе надежду и даже уверенность, что иначе быть не может. Ян скорее спрашивал ради приличия, а не действительно интересуясь.       — Я не успеваю закончить скульптуру, придется работать всю ночь, — прозвучал неожиданный ответ, сопровождаемый тяжелым вздохом. После недолгой паузы, мужчина по ту сторону предложил:       — Могу прийти к тебе, побуду личной музой.       Арик улыбнулся такому смелому решению. Настроение сразу стало улучшаться от понимания, что скоро Ян окажется здесь.       — А как же твой режим? — со смешком спросил парень, бездумно разглаживая складки на глиняной ткани, обернутой вокруг бедер статуи.       — Канул в Лету, — обреченно выдохнул Ян в своей привычной манере.       — Я скину тебе адрес и встречу у входа. Иди аккуратно, чтобы цыгане не украли.       Из динамика послышался хриплый, но от того не менее очаровательный смех.       Через полчаса Арик уже сопровождал Яна по темным коридорам института, которые в ночное время освещались только светом луны и редких фонарей. Иногда на стенах появлялись барельефы, которые выглядели нелепо вкупе с коричневой напольной плиткой и бетонными стенами. Несмотря на это, в помещении витала атмосфера юности, напоминающая Яну о давно ушедших днях.       В углу мастерской находилась статуя Икара, летящего ввысь. В последний раз Ян видел его на набросках Арика и уж точно не ожидал такого результата: глиняное тело соответствовало пропорциям и выглядело анатомически идеальным, точь-в-точь как античные скульптуры. До завершения, конечно, было еще далеко — острые углы не сглажены, перья неровным слоем покрывают крылья, а лицо только начинает обретать очертания.       Арик занялся обработкой крыльев, параллельно болтая с Яном в простых повседневных вещах: как тот провел день, что делал, все ли хорошо на работе. Мужчина отвечал с каждым разом все тише, из-за того что привыкшие к здоровому режиму сна глаза то и дело слипались. Арик оторвался от работы и встретился взглядом с Яном, который не знал, чем себя занять.       — Хочешь попробовать? — предложил парень, кивая в сторону скульптуры. — Это совсем не сложно.       Ян подошел ближе и стал следовать инструкциям Арика. Глина словно таяла под его руками и так легко обретала нужную форму, что парень даже начинал завидовать. Его ладони скользили по телу, совсем человеческому, и Арик тайком поглядывал на это, восхищаясь красотой момента.       — Кажется я понял, почему ты выбрал эту профессию, — сказал Ян проводя ладонями по напряженным рукам Икара, медленно спускаясь к плечам. — Можешь лапать красивых мужчин, а они даже слова против не скажут.       Арик рассмеялся, смутившись:       — У тебя одно на уме, — он будто случайно коснулся руки Яна, мимолетно ощущая ее тепло. В тот же момент его ладони аккуратно перехватили и сжали, растирая замерзшие пальцы, отчего Арик шумно вдохнул от неожиданности. Жар иголочками растекся по конечностям, почти причиняя боль.       — Почему у тебя такие холодные руки, ты вообще живой? — в шутку произнес Ян, не подозревая, как эта фраза правдива — без него Арик действительно умирал, не физически, но душевно. Каждую секунду, которую он не видел этот заботливый взгляд, он замерзал, превращаясь в скульптуру изо льда.       Парень подался вперед, утыкаясь носом в теплую шею.       — Пообещай, что придешь на выставку, — тихо просил он, а затем с улыбкой добавил: — Ты же моя муза.       В следующее мгновение Арик почувствовал прикосновение губ к своей макушке и мягкий голос:       — Обещаю, — одного слова было достаточно, чтобы ощутить прилив энергии и вдохновения. Теперь он просто обязан создать шедевр, достойный улыбки Яна.       Близился декабрь, Арик все больше времени проводил в мастерской и все меньше — в квартире с Яном. К счастью, мужчина часто навещал его во время ночных трудов над скульптурой, но это было непросто для его режима, так что когда у того под глазами начали синеть круги, Арик попросил его прекратить свои посещения и высыпаться как положено. Вместо этого парень пообещал найти время для того, чтобы проводить его вместе — он и сам безумно тосковал, стоило им разлучиться хоть на день, и даже телефонные разговоры не спасали.       Для начала Арик покончил с работой, ведь новички-официанты уже хорошо справлялись и его помощь почти не требовалась, но отнимала целые две ночи в неделю, которые можно было провести с Яном. Также Арик поговорил с мамой, объяснив, что будет еще реже появляться дома. Конечно, пришлось соврать, что парень не очень любил делать, но не остается ничего другого до тех пор, пока Ян не будет готов рассказать кому-то об их отношениях. В последнюю очередь Арик отправился по кабинетам самых дружелюбных их преподавателей, которые могли бы пойти ему навстречу и позволить не отмечать его неявку на лекциях, чтобы он тем временем мог поработать над скульптурой. Арику, как образцовому студенту и круглому отличнику, разрешили сосредоточиться на подготовке к выставке, к тому же со сдачей сессии у него проблем возникнуть не должно в любом случае. Так что, как и обещал, Арик смог найти время на все, включая ночевки с Яном.       К тому же весь этот период Арик лелеял свои планы на Яна, а именно планы на разряжение их сексуального напряжения, которое усиливалось каждый раз, когда Ян сбегал, вместо того, чтобы довести начатое до логичного конца.       Поначалу Арик решил, что Ян просто стесняется, и это было даже мило. Но когда его побеги начали повторяться из раза в раз, и возникла эта раздражающая тенденция прерываться на мастурбации и поцелуях, парень заподозрил неладное. Ян же явно его хочет, так в чем проблема? Сам же говорил обращаться, если возникнут вопросы по поводу «секса с мужчинами», а теперь отказывает в этом самом сексе? Арик, переборов смущение, уже даже задавал ему всевозможные вопросы о подготовке к процессу и тому, что за этим последует — тщательно запомнил все рассказанное мужчиной и чуть ли не законспектировал. А после даже втайне ходил в единственный известный ему магазин под названием «Интим», который он прежде всегда огибал широкой дугой по дороге от остановки к универу. Но в этот раз даже зашел внутрь, хотя это и было сложно морально, и проконсультировался с продавщицей. Задавать молодой девушке немногим старше его самого вопросы об анальном сексе было… той вещью, из-за которой хотелось, чтобы Арика засосало куда-нибудь в черную дыру, где нет света и не будет видно его лица, светящегося красным подобно сигнальным огням. Но, кажется, девушка решила, что Арик такими вопросами интересуется как активный партнер, а не пассивный: порекомендовала быть очень нежным со своей девушкой в ее первый раз, тщательно ее подготовить и сдерживаться. Парень не стал ее переубеждать — купил все предложенные товары и поспешил ретироваться.       И вот Арик запланировал воспользоваться купленным в один из выходных дней, а до того пальцами самостоятельно подготавливал себя, уединяясь в душе — в точности как рекомендовала консультантша и поисковые запросы: просовывал и раздвигал стенки изнутри, растягивая и приучая к расширению. Когда наступила суббота парень перешел в наступление: стоило им с Яном улечься на диван под песню Стинга, как Арик втянул мужчину в поцелуй, ладонями пробираясь под домашнюю футболку.       — Пристаешь? — усмехнулся Ян в губы парня, вплетая пальцы в его волосы на затылке.       — Пристаю, — подтвердил бесстыдник, забираясь на мужчину сверху и придавливая собой, чтобы не сбежал, пока избавлял крепкий торс от одежды, мешающей касаться жаркой кожи напрямую. — И сегодня я хочу тебя полностью, до конца. Так что не смей останавливаться на полпути, понял?       Голос парня лишь в редкие моменты звучал так жестко и решительно, и Ян даже опешил от такого настроя. Чтобы охладить его пыл он даже попытался ссадить с себя парня, но не тут-то было: Арик оседлал его, ягодицами вжимаясь в бедра и стиснув коленями бока.       — Мы же уже решили, что секс — это не только всунул-высунул, нет? — мужчина шумно втянул воздух носом, выдыхая ртом неспокойно, и заглядывая в упрямое, нависающее над ним лицо. Горячими ладонями он держал парня за талию, отдаляя от себя и стараясь сохранить между ними хоть какую-то дистанцию.       — А я хочу, чтобы ты и сунул, и высунул! И уже давно хочу, как ты не понимаешь? Чего ты сопротивляешься, если это я зад подставляю? — поджал Арик губы, глядя на мужчину под собой почти возмущенно. Ему, может, и самому немного страшно, но он любит и хочет — искренне хочет! — и поэтому…       — Да потому что я сам с парнем был только снизу! — честно признался Ян, не выдержав этой обиды во взгляде.       — А?       Глаза, полыхавшие до того, удивленно расширились, а все клокочущее возмущение мигом схлынуло.       — Как это снизу?.. Я думал ты был только сверху… и с мужчинами, и с женщинами…       Сухо прокашлявшись, Ян расслабил свои упирающиеся руки и отвел взгляд:       — Ну с женщинами, разумеется, я был сверху, а вот с тем единственным парнем, с которым у меня это было в армии… я был под ним, в общем.       Арик глядел на него со смесью недоверия, настороженности и паники.       — Т-то есть ты… хочешь быть… внизу? Н-но я… я н-не умею… — парень даже начал заикаться от волнения, нервно теребя пальцами развязанный шнурок яновых домашних брюк.       — Ты меня не так понял, — голос Яна звучал сухо, с головой выдавая его смущение. — Я точно не хочу быть под тобой, потому что, когда я пробовал эту позицию в прошлом, она мне не понравилась. То есть, было ничего так, но не восторг — не мое это, в общем. А с тобой я не хотел до этого доходить, потому как боялся… что тебе тоже не понравится.       — Погоди. Значит ты имеешь в виду, что… если бы мне не понравилось с тобой, то… это бы тебя уязвило? — уточнил Арик, у которого уже голова от всех этих потрясений шла кругом — не таким он себе представлял их первый раз.       — Ну, можно сказать и так, — неловко ответил мужчина, поглядывая на Арика с опаской, будто беспокоился за его реакцию. Парень же только словно обессилено повалился ему на грудь, спрятав лицо в выступе между плечом и шеей, и простонал глухо в кожу:       — Вот дура-а-ак.       — Ты или я?       — Ты, конечно! — вскинулся Арик, надув губы и сверкая недовольными голубыми глазами. — Что значит «мне могло с тобой не понравиться»?! Да мне бы что угодно с тобой понравилось!       — Прям уж таки что угодно? — поинтересовался мужчина с лукавой усмешкой, меняющей обычно хмурое лицо до неузнаваемости — Арик безумно любил такие моменты! И он бы любовался этим выражением его лица вечно, если бы оно не смущало.       — Ну, знаешь… Давай начнем с чего-то обычного, а если у тебя есть фантазии… то мы обязательно их исполним позднее, — нашел Арик наиболее дипломатичный ответ. Ян хмыкнул и собирался сказать что-то еще, но парень прервал: — А теперь можно я просто… сделаю что хотел с тем, что упирается в меня внизу?       Выражение лица мужчины стало заинтересованным, и он спросил:       — И что ты хочешь сделать?       — Теория закончилась, пора переходить к практике, так что я лучше покажу. А ты раздевайся.       Арик все-таки слез с Яна, чтобы им обоим было удобнее избавляться от одежды, но все еще продолжал поглядывать на мужчину с подозрением, будто боялся, что тот все же решит удрать. Но Ян, кажется, уже смирился с его решительностью, и даже настроение его сменилось на какое-то любопытно-нетерпеливое.       Парень вынул из рюкзака свои незамысловатые покупки: презервативы, которые протянул Яну, и лубрикант, который зажал в руке. Мужчина понял его без слов, отрывая один квадратик от остальных, и вскрывая упаковку. Дыхание сбивается, когда парень неприкрыто пялится на то, как Ян раскатывает резинку по члену. Да и вообще смотреть на полностью обнаженного Яна это почти слишком — Арику кажется, что он сейчас с ума съедет.       — И что мне делать дальше? — мужчина задал новый вопрос. Арик кусал губы, пока Ян смотрел на него насмешливо, но в то же время будто бы в ожидании чего-то.       — А ты сам не знаешь? — проворчал парень непослушными губами, ощущая предательскую дрожь во всем теле. — Я, девственник, должен тебя учить?       — Хм, а мне нравилось, как ты командовал, — протянул Ян, усмехаясь так, что парню крышу срывало.       — Нравится, значит, когда командуют? — Арик облизнул губы, чувствуя, как сердце тяжело ухает в груди, а в низу живота сладко тянет — его все больше и больше заводило происходящее. Казалось, что даже воздух был каким-то напряженным и будто искрил, заставляя все волоски на теле становиться дыбом. — Тогда ложись на спину, а я все сделаю сам.       Ян чуть нахмурился.       — Уверен? Тебя надо подготовить, да и вообще в первый раз…       — Да все я уже подготовил, просто ляжь! — волнение вырывалось из Арика какой-то странной агрессией — хотелось повалить Яна, вдавить в диван и сделать все, что рисовало возбужденное воображение. Даже подушечки пальцев покалывало от желания вцепиться в него, соединиться с ним, заполучить его.       Ян задышал учащенно и, к удивлению Арика, подчинился: лег на диван, как было велено, и теперь смотрел на него, обнаженного и ничуть не менее возбужденного, жаждущим, нетерпеливым взглядом.       Парень забрался на диван поверх Яна, встал коленями по сторонам от боков и выдавил немного лубриканта на ладонь, прежде чем завести ее между своих ног и протолкнуть пальцы внутрь себя — он уже растянулся в ванной, но ему все еще требовалась хорошая смазка, чтобы не получить травм. Неожиданно мужчина под ним застонал и Арик вздрогнул, переключая внимание на совершенно ошалевшие глаза Яна — парень так сосредоточился на процессе, что почти забыл, что Ян видит его действия.       — Господи, что ты со мной творишь… — просипел мужчина, сухо сглатывая и вцепляясь пальцами в обивку дивана, но даже не пытаясь прикасаться к себе или Арику. «Потому что я не велел, сказал просто лежать!» — вспыхнуло в разуме парня осознание. Так Яну настолько нравится, когда им командуют?       Так. Чертовски. Возбуждающе. Ян и в самом деле выглядел так, будто весь в его власти. Будто принадлежит одному Арику.       Парень пристроился на бедрах, рукой направляя Яна, самостоятельно насаживаясь и проталкивая его вглубь себя — безумно горячо! Думал, что будет больнее, но не почувствовал ничего кроме тянущих и распирающих ощущений — благодаря тому, что Арик тщательно готовился к этому дню, они более чем терпимые и разве что немного дискомфортные.       Со своего положения Арик мог свободно наблюдать за сменой выражений на лице Яна, и у парня крышу рвало от того, что он видел: сначала напряжение и ожидание, а дальше облегчение, словно бы он целую жизнь ждал того единственного момента, когда наконец-то погрузится в Арика.       — Х-ха-а-а… — протяжно выдыхает Ян, запрокидывая голову, когда парень впускает его до конца и, не дожидаясь пока привыкнет, начинает на нем двигаться. Мужчину обволакивает жар и бархат податливого тела, и он уже не соображает, где начинается сам, а где — Арик. Ощущения же самого парня спутанные: боли по минимуму, но и приятного мало. К счастью, пока Арик знакомился со своим телом, он научился расслабляться — потому что в первые разы сжимался даже вокруг собственных пальцев, стискивая их без возможности пошевелиться. Страшно даже представить, насколько болезненным это могло бы оказаться для Яна, а потому парень старательно учился не зажиматься.       И все равно это было болезненно, когда Арик насаживался до упора, проталкивая член мужчины как можно глубже в себя, но реакции Яна перебивали любые неприятные ощущения: он дышал часто, сорвано и сипло, словно бы из-за Арика его попросту накрывает по полной программе. Ладонями он сжал неторопливо движущиеся бедра, пальцами скребясь по выступающим тазовым косточкам, но не пытался как-либо влиять на выбранный парнем темп, сдерживаясь даже от того, чтобы самому подмахивать в такт. Арик, до того опиравшийся руками на янову горячую грудь, где под ладонями заполошно билось сердце, сократил расстояние между их лицами и прошептал на ухо глухо:       — Хочешь потрогать?       Парень и сам не понимал, почему так распалился, если не испытывал ничего приятного физически, но не смог противиться желанию прижаться губами к выступу челюсти, прихватить ртом нежную кожу шеи и выпустить зубки в надежде, что оставит на ней небольшие синячки. Ян беспомощно мычит, поворачиваясь к нему лицом и находя его губы своими. И Арик стонет, разделяя их своим языком и углубляет поцелуй в нечто скользкое и жаркое, почувствовав в себе готовность двигаться резче и быстрее. Мужчина слепо просовывает руку между их телами, наощупь находя оставшийся без внимания, сочащийся член Арика, чтобы начать практиковать на нем их излюбленные техники мастурбации: стимулировать чувствительную головку, ладонью ласкать длину — и парень, наконец, начинает получать удовольствие.       Арику становится хорошо, но из-за этого ноги и руки начинают его подводить — они дрожат от напряжения, подламываются, так что под конец парень больше трется грудью о грудь, находя в Яне свою опору. Темп ускоряется, становясь постоянным и ожесточенным, амплитуда толчков сокращается, стремясь довести мужчину до исступления — удовольствие любимого стоит для Арика на первом месте. Парень готов пойти на все, только бы сделать приятно своему Яну — он языком скользит по солоноватой коже, губами прихватывает сосок, кусает и зализывает его. А тот в ответ уже стонет надсадно и необыкновенно высоко, когда Арик меняет темп на медленный, качая бедрами под плавную мелодию граммофона, упиваясь яновым искаженным наслаждением лицом.       Даже заливаясь потом, с облепившими лицо кудряшками и совершенно невменяемыми глазами, парень кажется Яну таким красивым, что эта единственная мысль бьется запертой птицей в его голове, не способной к мыслительному процессу. Арик над ним — сама грация и властность, он откидывается назад, спиной опираясь на яновы согнутые колени, и наблюдает из-под опущенных ресниц, улыбаясь непривычно самодовольно. Кто бы знал, что он может быть таким: требовательным почти до деспотичности, надменным почти до жестокости — он командовал Яном тоном, не терпящим возражений, и мужчина подчинялся с каким-то невыразимым трепетом. Ян и о себе такого не знал, даже и не подозревал, что может реагировать так.       — Пожалуйста! — надсадно просит Ян, совершенно опьяненный, шалый, теряющийся в себе и ощущениях. Арику и самому хочется то ли хохотать, то ли плакать, то ли кричать — так ликование переполняет его, готовое перелиться через край в любую секунду. И он уступает, готовый и сам подчиниться хоть в этом, и доводит мужчину до разрядки несколькими резкими рывками непрерывно дрожащих бедер. Внутри становится горячее, всем телом Арик осязает чужой оргазм, чувствует, как изнутри него набухает наполняющийся презерватив. Мужчина под ним толкается бедрами, мычит протяжно на одной ноте сквозь плотно сжатые челюсти, стискивает член парня в своей ладони почти до боли, но не забывает работать рукой.       Тогда же и сам Арик взрывается, вспыхивая как сверхновая, разрушаясь и разрушая, чтобы осветить собой всю вселенную. Парень мученически стонет, руки и ноги подламываются, и он валится на жаркое и скользкое тело. Ян под ним звучит тяжело и загнанно, не способный справится с дыханием, но крепко обнимает вымотанного парня, все еще мелко, конвульсивно содрогающегося. Лужица семени липко стекает по животу, слепляя их выше пояса так же, как плотно они остались сцеплены в бедрах.       — Ну как? Я был сверху… ты был снизу… но тебе же понравилось? — выдыхал Арик пересушенными от рваных вдохов губами.       Ян же лишь тихо и глухо посмеивался, удовлетворенный и уставший.       — Ты просто сумасшедший — сделать все сам в первый раз… Не болит?       — Все в порядке, но мне понадобится душ… нет, ванна, ноги вообще не держат, — признался Арик, становясь тем парнишкой, которого Ян знал, а не властным деспотичным искусителем, каким был совсем недавно.       — Тогда, как наименее пострадавший, я тебя туда отведу. Только полежим там еще немного — кажется, я тоже не способен встать прямо сейчас. Вот это ты меня укатал, конечно, — посмеивался мужчина, отводя со лба парня мокрые кудри.       — Объездил наконец-то, — хихикнул тот, не в силах сдерживать лучезарную улыбку, так и просящуюся на лицо.       Мужчина признался:       — Я от тебя такого не ожидал.       — Я и сам от себя такого не ожидал, — отозвался парень несколько стыдливо. Надо же, он после всего произошедшего еще может смущаться? — Слушай, ужас как курить охота, а на балкон мне нельзя, мокрый же весь. Не против, если я прямо так закурю?       — Ладно уж, но только в этот раз, — вздохнул мужчина, обычно не разрешающий дымить в квартире.       — Святой человек! — хихикал парень. — Подашь толстовку с пола? А то мне вообще не пошевелиться? Вот спасибо! И чашку со столика, если можно — чтобы пепел на тебя не ссыпать.       Трясущимися руками парень вытряхнул пачку из карманов, чиркнул зажигалкой, втянулся дымом и облегченно его выдохнул. Какой же кайф! Думал умрет, если не даст пищу своей второй зависимости, которую с первого места с легкостью столкнул Ян.       — Слушай, ты говорил, что я энергичный, а сам уже готов повторить? Хоть дал бы мне время на передышку, — заворчал Арик с сигаретой во рту, поерзав бедрами, ощущая внутри нарастающее яново возбуждение.       — Ничего не могу с собой поделать, только сейчас понял, как сексуально ты куришь, — сипло отозвался мужчина.       — Чувствую себя не Икаром, а Пандорой, открывшей ящик, — выдохнул парень сизую струйку, упираясь ладонями в живот Яна, и подчиняясь его медленным толчкам. — Кажется, ночь будет долгой…