Калейдоскоп иллюзий

Вечер проходил в обычной рабочей обстановке. Эдвард привычно устроился в изножье кровати, выпросив-таки у дежурной смены дополнительную подушку. После неполных двух недель постоянных ночёвок в реанимации к нему уже привыкли все врачи. Они рассказывали о состоянии Роя, обрисовывали многообещающие перспективы выздоровления, даже успели расстроиться из-за предстоявшего перевода пациента в обычную палату — ведь вместе с ним уйдёт и их юный собеседник, помимо прочего, изредка помогавший докторам. Изучить местную документацию ему не составило труда, а заполнять её вместо надоевших отчётов было куда интереснее. В благодарность его научили ставить внутримышечные уколы, объяснив, что делали их кроме ягодичных мышц также в бедро или плечо. Разрешили даже потренироваться на местном санитаре, которому порой требовалось сильное обезболивающее. Тот легко согласился пойти на риск и доверить процедуру юному офицеру, вообще не имевшему отношение к медицине. А после первой же пробной попытки сказал, что у Эдварда была лёгкая рука. — Ну да, это же левая, — не поняв смысла выражения, согласился тогда он, продемонстрировав для сравнения стальное запястье, приподняв рукав белого халата, который его попросили носить поверх формы, пока он находился на отделении. — Да нет же, сынок, я не о том, — улыбнулся ему в ответ санитар, мужчина среднего возраста, чья постепенно наступавшая старость совершенно не бросалась в глаза. — Это выражение такое. Означает, что колешь не больно. — А, — немного заторможенно отреагировал на похвалу Эдвард, согнув иглу пальцами протеза и выбросив использованный шприц. — Это здорово. Спасибо. — Тебе спасибо, — поблагодарил его собеседник, вернувшись к прерванной работе. С того дня они иногда общались, здоровались по несколько раз за вечер, потому что у санитара была довольно плохая память на короткие встречи. Эдвард не возражал, постаравшись в самом начале своего проживания в реанимации узнать местных обитателей получше, чтобы при необходимости обнаружить подмену. Но с первого случая, когда заметил подозрительного человека, затесавшегося в толпу остальных медиков, ничего подобного не происходило. Однако насторожённости это не убавило. Вообще Эдвард научился достаточно многим полезным вещам: от оказания первой помощи с учётом целой кучи обстоятельств, где она могла пригодиться, до полноценной реанимации с использованием специальной аппаратуры. Про прекардиальный удар он, впрочем, знал раньше — именно его извращённый вариант использовал при первой встрече с Роем после чудесного воскрешения напарника во время операции по зачистке подземелий Центрального штаба от химер. Причём, использовал дважды: чтобы остановить и заново запустить сердце. А вот информация об адреналиновой инъекции стала интересной неожиданностью. О ней Эдвард слышал впервые, ловя каждое слово, не отрываясь, однако, от изучения большого шприца с толстой длинной иглой, которой пробивалась грудина — плоская кость на стыке рёбер спереди. Решив, что это вполне может пригодиться в будущем, с разрешения реаниматолога его юный помощник забрал один себе, пустой, вместе с ампулой препарата спрятав во внутреннем кармане кителя, где тот неизменно хранился уже несколько дней. А недавно обзавёлся удобной металлической коробкой с мягким нутром для предотвращения возможных повреждений. В обмен на такие полезные вещи даже целую гору медицинских бумаг можно было заполнить. Чем, собственно, Эдвард как раз занимался, проверяя и дублируя списки подотчётных лекарств, когда Рой, сидевший напротив с рабочими документами на коленях, вдруг сказал: — Это какой-то идиотизм. — Как всегда, — ответили ему флегматично, пожав плечами. — Нет, не как всегда, — возразил он, нахмурившись. Отложил в сторону одну папку, оставив её открытой, чтобы взять другую из стопки проверенных. Эдвард оторвался от своего занятия, заинтересованно следя за действиями напарника. — Сам посмотри, — предложил тот, развернув к нему материал. Они одновременно подались вперёд, едва не столкнувшись лбами, в последний момент зеркально сместившись в противоположные стороны. Рой повернул голову, чтобы тоже видеть текст, отыскал в каждом отчёте нужное место, указав на них пальцами. — Вот здесь и здесь. Я в первый раз не придал значения, а сейчас... — Помолчи, дай прочитать, — перебил его Эдвард, придержав очки за дужку на сгибе, чтобы не съезжали из-за сильного наклона головы. Второй рукой он прижимал к бедру списки. Быстро пробежался взглядом по строчкам, не заметив, что напарник делал то же самое. — Какого?.. — обронил шёпотом, сдвинув светлые брови к переносице, моргнул, прочитал ещё раз. — Что за бред? — спросил риторически, убедившись, что ему не показалось, и выпрямился, посмотрев в тёмные глаза напротив. — Хотел бы я знать, — ответили ему в тон, вернувшись в прежнюю позу, которая у обоих собеседников выглядела идентично. — Ты бываешь в Штабе чаще меня вообще-то, — напомнил Рой, с намёком дёрнув бровью. — Ага, в кабинете, тренировочном зале и... О, — вдруг вспомнил Эдвард, оборвав собственную фразу. Кратко ругнулся одними губами, легонько хлопнув себя по лбу. — Ну да, точно, вспомнил. Кто-то из моих подопечных с тренировок говорил о нашем старом деле. Правда, я решил, что это обычная болтовня, вроде слухов, знаешь. Даже не обратил внимания — по привычке мимо ушей пропустил. — Может, и болтовня, но здесь чёрным по белому написано, что кто-то пытался поднять материалы с расследованием серийных убийств, — тихо произнёс Рой, аккуратно сложив руки на груди, немного ниже обычного, чтобы не задеть приклеенные датчики. Кожа от них зудела, уже не переставая, а раздражение от пластырей не снимал даже специальный крем, которым Эдвард продолжал мазать его, участив процедуру до трёх раз в день. — В архиве им отказали, и теперь прошение прислали напрямую нам. А во втором отчёте сообщается о парочке репортёров, которых — сколько там? — семь раз за последний месяц уже отгоняли от главного входа в Центральный штаб. — Вот об этом меня даже не спрашивай: я через западный постоянно хожу, — отмахнулся Эдвард, задумчиво проведя ладонью по волосам у виска. — Скотство, опять голова разболелась, — пожаловался негромко, потерев пальцами лоб, и вдруг, перебросив косичку через плечо вперёд, сдёрнул с неё резинку, ловко распустив. Рой, исподволь следивший за его движениями, неосознанно задержал дыхание. Отросшие за минувшие годы волосы рассыпались по покатым плечам, заставив обратить внимание на сильную шею и хрупкие на вид ключицы, едва прикрытые краями форменной рубашки с тремя расстёгнутыми верхними пуговицами. Как назло, плавные движения руки только привлекали лишнее внимание, буквально вынуждая смотреть в глубокий вырез одежды под горлом. Это работало лучше любого гипноза: Рой застыл в безмолвном любовании — ни отвернуться, ни моргнуть. — Кому это могло понадобиться вообще? — снова заговорил Эдвард, вырвав собеседника из транса. — И зачем? Дело же сто лет назад закрыли, — добавил после паузы, забросив волосы сплошной копной обратно за спину, будто специально выставив напоказ упрямую линию челюсти рядом с ухом, от которой плавно вниз, огибая аккуратный кадык, натянулась сухая мышца, когда голова естественным жестом запрокинулась чуть вбок. Рой сделал вид, что слегка закашлялся, на деле прочистив вмиг пересохшее горло перед ответом, чтобы голос не скрипел, как ржавые петли. — Они не перестанут мусолить это дело, пока не случится что-нибудь новое, настолько же громкое и интересное, — сказал он абсолютно спокойно, хотя чувствовал себя совсем иначе. Пришлось даже на несколько секунд прикрыть глаза — отделаться от наваждения. — Это только предположение, — неохотно возразил Эдвард, улёгшись обратно на свою подушку в изножье кровати, и прикрыл глаза, осторожно подперев голову ладонью, принявшись кончиками пальцев выводить круги на виске. — Я попробую завтра разузнать побольше обо всём этом, хорошо? — Часто такое случается? — вдруг, не скрыв заботу в тоне, резко сменил направление разговора Рой. — Что? — поначалу растерялся Эдвард, приоткрыв сомкнутые веки. Посмотрел на собеседника, отметив напряжённую линию плеч и опущенные на бёдра руки со сцепленными пальцами. — А, ты про голову, — догадался без лишних объяснений, вновь зажмурившись от света. — Не очень часто. Устал, наверное, просто, — отмахнулся небрежно, почувствовав, как спружинила кровать от чужого движения, но не придал этому значения — Рой постоянно ворочался из-за быстро затекавших мышц. Однако, когда тот положил свою ладонь на его лоб поверх светлой чёлки, Эдвард крупно вздрогнул от неожиданности, распахнув глаза. Посмотрел наверх, где с сосредоточенным лицом замер напарник, нависнув над ним. — Температуры вроде нет, — сообщил задумчиво, но руку убирать не спешил. — Отойди от меня, — хрипловато попросил Эдвард, перехватив вечно тёплое запястье и отодвинувшись в противоположную сторону, но прозвучал излишне резко, на грани грубости. — Пожалуйста, — добавил тише, заметив, как побелела от силы его хватки кожа на чужом предплечье. Поспешно разжал пальцы, свободной рукой отбросив одеяло, которым был укрыт по пояс, кувырком спрыгнул с кровати на пол, встав с другой её стороны от соседа. Дыхание сбилось в момент, будто только что бежал сюда из Штаба, хотя на деле на метр не отдалился. А в золотистых глазах искрился страх, заставлявший дрожать поднятые в защитном жесте руки. За кого испугался сильнее: за себя или за Роя, рисковавшего стать жертвой нападения повторно, Эдвард до конца не понял. Но сердце колотилось за десятерых, закладывая уши шумом частого пульса. — Не делай так больше. Никогда, — сказал он требовательно, наконец сумев осознать произошедшее. Рой успел отключить пищавший аппарат, который теперь молчал, и снять датчики с груди, чтобы подойти — иначе длины проводов не хватало. Он искренне переживал, а отнюдь не собирался навредить, как другой, поддельный, из подвалов. Эдварду стало стыдно за свою реакцию, сработавшую инстинктивно, на вбитой в память привычке бороться за жизнь. Секундная вспышка немой боли, мелькнувшая на лице напротив, задела сильнее, чем если бы Рой сказал что-нибудь. На языке загорчило. — Извини, я... — попытался подобрать слова Эдвард, но безуспешно, поэтому с коротким, вместительным "блядь" развернулся и босой вылетел за дверь. * * * — Рой, мне, правда, жаль, — разбито произнёс Эдвард, когда смог собраться с мыслями. Он сидел на полу в коридоре у двери в служебный туалет, спрятавшейся в конце длинного тупикового коридора реанимационного отделения. Бёдра, спину и единственную живую стопу уже сводило от холода, что позволяло хотя бы приблизительно прикинуть время, проведённое здесь. Трясти от страха наконец перестало, тиски, сдавливавшие виски, расслабились. Эдвард скрючился возле косяка, обхватив руками голову, и молча радовался лишь тому, что никогда не снимал коммуникатор, зачастую пригождавшийся в моменты отлучек из палаты. Сейчас, однако, совершенно не хотелось разговаривать. Намного правильнее было бы вернуться обратно к Рою, возможно, обнять его вместо извинений и объяснений, но духу не хватало. Вдобавок напрочь отказывалась поддаваться анализу дикая смесь эмоций, основанных на секундном испуге, которую вызвало простое действие напарника. За какую-то долю мгновения Эдвард почувствовал слишком много — аж зашкалило. Привычное, никогда не забываемое тепло чужого присутствия через невинное прикосновение. Растерянность от нелогичного предвкушения, свернувшегося сплошным клубком в груди. Волнение от внезапной близости, потянувшее внизу живота. И, конечно, страх от неё же, заставивший рефлекторно отскочить подальше. Эдвард до сих пор не мог с уверенностью предположить, как именно отреагировал бы, оставшись на месте. Возможно, всё закончилось бы продлением срока пребывания в реанимации для Роя, возможно — учащением посещений психиатра для его напарника. Ему без того приходилось просиживать за бессмысленными беседами по паре часов после работы с перерывами в три дня. Тратить на них ещё больше он не видел смысла. Всё равно не помогало. — Нет, это я должен извиняться, — выдохнул Рой, и Эдвард даже через связь почувствовал его состояние, как бы тот ни пытался спрятаться за ровным тоном. — Мне не стоило подходить к тебе без предупреждения. — Прекрати нести чушь! — возмутился собеседник шёпотом, зарывшись пальцами в волосы. — Не могу же я вечно впадать в панику от твоих прикосновений. С этим надо как-то бороться, и ты вообще не сделал ничего особенного. Проблемы у меня, а ты опять пытаешься на себя всё перевалить. Вот нахрена? — Потому что не хочу, чтобы ты винил во всём только себя, — резонно ответил Рой. "Мне больно смотреть, как ты мучаешься, пытаясь справиться в одиночку", — додумал молча, решив придержать чересчур двоякую фразу при себе до лучших времён. Ему многое хотелось сказать, но он откладывал на гипотетическое "завтра", никак не наступавшее в практике. В голове уже успело скопиться катастрофически огромное количество слов, важных и нужных, от которых та, казалось, готова была лопнуть в любой момент, но почему-то пока держалась. А недоговорённостей, между дел, набиралось всё больше. — Я вообще почти себя не виню, — буркнул Эдвард, ослабив хватку на макушке, чтобы не вырвать случайно без того неровно обраставшие волосы. — Не в том, что произошло тогда, по крайней мере. А вот за последствия — больше некого. И даже не начинай спорить со мной! — повысил он под конец голос, предупредив готовые сорваться вслух возражения собеседника. Тот показательно промолчал. — Я понимаю, зачем ты это делаешь, но мне от этого не легче, — тихо пожаловался Эдвард, откинувшись спиной на холодную стену. По новой в голове прокрутился момент недавнего происшествия. Опять от ярких ещё воспоминаний свернулось волнение в животе, придавив внутренности к позвоночнику, и вдруг на периферии сознания промелькнул нелогичный, абсолютно идиотский вопрос: "Интересно, а каково это было бы с ним, с настоящим?" Любопытство тут же перекрылось чистым ужасом, когда на физическом уровне ощутились призраки нереальных рук грубой подделки. Стоило лишь допустить короткую мысль, как разум среагировал по-своему, будто пытался дать ответ, однажды, по его мнению, полученный. Зажмурившись, Эдвард сумел проглотить приступ тошноты, затравленно убеждая себя, что он уже в безопасности, всё закончилось, ничего подобного больше не повторится. И сразу захотелось увидеть Роя, оставшегося в палате. Убедиться в правдивости упрямого самовнушения, схватить знакомые ладони с титановыми пластинами под кожей, вздохнуть наконец спокойно в присутствии единственного человека, способного помочь. Или бросить обратно в липкое болото едва отмытой грязи прошлого. — Позволишь подойти? — раздался в наушнике вопрос, заставивший вернуться обратно из неприятных размышлений в тупиковый коридор реанимационного отделения. Открыть глаза, быстро моргнув пару раз, чтобы картинка прояснилась. Напротив, метрах в пяти, стоял Рой с тряпочными больничными тапками в руке. Такие носил почти весь персонал: светлые, с закрытыми носами и пятками, на резиновой подошве, чтобы не скользить по выложенному плиткой полу. Пациентам же полагались обычные шлёпанцы. Эдвард почти физически ощутил облегчение от нарушенного уединения. Надоевшие призраки мрачных воспоминаний наконец отступили. Лампы под низким потолком горели ярко, не выключавшиеся круглосуточно, поэтому ошибиться или обознаться было невозможно. Как и усомниться в реальности неподвижно застывшей в отдалении фигуры. — Тебе же ещё нельзя ходить, — мягко напомнил Эдвард, позволив осторожной улыбке скользнуть по губам. — Мне нельзя ходить далеко и без присмотра, — со значением уточнил Рой, медленно двинувшись вперёд, не получив прямого отказа на просьбу. Его голос, почти не слышный на расстоянии, чётко звучал в коммуникаторе. Когда между напарниками осталась всего пара шагов, подошедший присел на корточки, поставил светлые тапки, которые принёс, на пол и подтолкнул их к собеседнику. — Ты убежал босиком, — сказал как ни в чём не бывало, взглянув в светлые глаза напротив. — Замёрзнешь ведь. Кто будет меня охранять, если заболеешь? — Это... — начал Эдвард, запоздало осознав, что именно сделал Рой. Не просто пришёл, потому что волновался, а рискнул собственным выздоровлением. Ему запрещали много ходить из-за слабого ещё сердца, не готового к нормальным физическим нагрузкам. Пульс зачастую сбивался даже в спокойном состоянии, когда пациент лежал. Рубец между желудочками, не до конца заживший после множества операций, мешал израненному органу работать ровно. Лишние нагрузки провоцировали тахикардию, которая однажды едва не стала причиной обморока Роя в душе, где за ним присматривал реаниматолог. Тогда всё обошлось, ограничившись синяком на лопатке от удара о стену. Возможно, именно этот удар помог сердцу быстро вернуться к обычному ритму без посторонней помощи. Но из-за случившегося пациенту ограничили даже долгие променады вдоль кровати, будучи привязанным к аппаратуре проводами датчиков на груди. Сейчас же Рой вовсе самовольно их отключил, как делал обычно Эдвард, когда обрабатывал специальной мазью раздражение от пластырей на его коже. А он рискнул пойти против рекомендаций врачей, наплевав на собственное не совсем стабильное состояние, чтобы оказаться рядом, не оставлять напарника надолго наедине с появившимся страхом. Это было не просто беспокойство и говорило намного больше любых слов. — Спасибо, — неловко обронил Эдвард, опустив взгляд. Обулся неторопливо, воспользовавшись возникшей паузой, чтобы перебороть внезапное неуместное смущение от собственной недавней мысли и заботливого жеста Роя. Сочетание, если исключить всплывшее поначалу мерзкое дежавю, получалось убойным. Особенно для не до конца окрепшей после всего случившегося психики. Не покраснеть удалось только чудом. — Вернёшься со мной назад? — спросил Рой, не шелохнувшись за время, что ожидал реакции напарника. Тот по-прежнему сидел, опустив лицо в бесполезной попытке спрятаться за бликами на стёклах очков и пушистой чёлкой. — Или мне подождать тебя там? — предложил говоривший альтернативный вариант на случай отказа, когда ответа не последовало. — Нет, я... Чёрт, — ругнулся Эдвард, не сумев подобрать слов. Хотелось сказать сразу так много, но всё представлялось глупым. Мысли не складывались, не шли на язык, а молчать дальше уже не хватало сил. — Я чувствую себя идиотом, — признался раздосадованно, потерев ладонью шею под распущенными волосами. Осторожно взглянул на Роя поверх очков, но лишь едва различил размытую фигуру. Тяжело вздохнул, подняв голову, чтобы наконец поймать зрительный контакт. — Прости меня, — выдал Эдвард единственное, что смог. — Не глупи, ничего не случилось, — ободряюще улыбнулся Рой, медленно поднявшись. Вдруг его заметно шатнуло, ладонь машинально легла на грудь в районе сердца. Эдвард подорвался с места раньше, чем сообразил, зачем. Белый халат, наброшенный на плечи поверх рубашки без кителя, слетел от резкого движения, без звука распластавшись на полу. Затёкшие от бёдер холодные ноги едва подкосились, но выручил протез. А в следующую секунду разные руки уже крепко, но осторожно обхватили Роя поперёк торса, не дав упасть. Тот бесконтрольно навалился на напарника, тихо охнув то ли от неожиданности, то ли от боли под рёбрами. Эдвард довольно легко удержал его, позволив рефлекторно уцепиться за своё живое предплечье, на которое приходился меньший вес, потому что правое подпирало чужую спину. Они замерли так, казалось, на целую вечность, пока Рой наконец смог вдохнуть. Переступил на месте, увереннее встав на собственные ноги, обернулся, поймав испуганный взгляд золотистых глаз. — Всё в порядке, — улыбнулся едва заметно, попытавшись отстраниться, но ему не позволили крепкие руки, плотнее стиснув кольцо вокруг талии. — Можешь уже отпустить, — добавил осторожно, не уверенный в том, что его послушают. Эдвард упрямо поджал губы, судя по взгляду, готовый разразиться грубоватой руганью. Даже воздуха побольше набрал, но промолчал, прижавшись ближе, и спрятал лицо на тёплой груди, где внутри билось потрёпанное сердце, вернувшееся к ровному, размеренному ритму. — Какой же ты кретин, — выдохнул наконец, но в голосе не слышалось злости — лишь искреннее облегчение. — Извини, — в тон ему отозвался Рой, боясь пошевелиться, чтобы снова не напугать каким-нибудь неосторожным движением. Ощущать знакомую заботу было до одури приятно. На душе посветлело, разогнав последние тени недавнего происшествия, а сердце на мгновение дрогнуло лишний раз, как старый домашний будильник в сгоревшей квартире, который иногда пропускал щелчок, чтобы потом, будто опомнившись, выдать два подряд. — Пойдём обратно, — тихо предложил Эдвард, медленно отстранившись, как-то нехотя, до последнего не убрав обнимавших рук, пока не отступил на шаг, где уже не доставал. Ладонь Роя тогда же соскользнула с его плеча. Но опуститься не успела, подхваченная на полпути и мягко стиснутая в цепких пальцах. — Кто тебя вообще просил вставать с кровати? — проворчал Эдвард риторически, отвернувшись, чтобы потащить безмолвного собеседника за собой. Ответа предсказуемо не последовало. Рой, не скрывая тёплой улыбки, послушно шёл следом, позволив себе лишь чуть сильнее сжать чужую ладонь. * * * "Я ничего не понимаю", — потеряно думал Эдвард, исподтишка поглядывая на Роя, проверявшего оставшиеся рабочие документы. Он лежал на кровати, снова привязанный к месту проводами датчиков, и читал, держа раскрытую папку над лицом, чтобы шея не затекала под неудобным углом. Сидеть ему запретили, но валяться подолгу без хоть какого-нибудь дела его не прельщало. О случившемся не разговаривали. Ни о первом, ни о втором. Но Эдвард никак не мог перестать думать обо всём этом, подвергая собственные реакции и эмоции тщательному анализу. А ещё не мог перестать смотреть на того, кто их вызвал. Рой устроился поверх одеяла, пожаловавшись на духоту в помещении, скрестив прямые ноги в лодыжках и держа чуть согнутые руки поднятыми. Раскрытая папка с отчётами располагалась точно над его лицом. Иногда он хмурился, то перелистывая документы на пару страниц вперёд, то возвращаясь назад. Судя по всему, написанное в них ему совершенно не нравилось. Но смотрел Эдвард отнюдь не на это. Рабочий процесс его интересовал мало. Куда больше хотелось понять хоть что-то из произошедшего недавно. В частности самого себя. Ведь до сего дня он был твёрдо уверен в собственной возможной реакции на излишнюю близость Роя. Теперь же — сомневался уже во всём. И, признаться честно, немного жалел, что на эмоциях попросил держаться от него подальше. В голове не укладывалось противоречивое сочетание двух полярно разных желаний: прижаться ближе, чтобы вплотную ощутить чужое горячее тело рядом, и оказаться подальше — например, в горах Бриггс. Первое, впрочем, Эдвард уже успел осуществить, не позволив Рою упасть в момент, когда тому стало плохо с сердцем от резкого скачка кровяного давления. Второе же запрещала подписка о невыезде по решению суда. Но сбежать-то получится и после, а вот разобраться в эмоциональном раздрае посреди метели и вечных снегов — точно нет. Поэтому оставалось сидеть здесь, в реанимации, на в меру жёсткой функциональной кровати, создавать видимость предельной занятости да упрямо копаться в себе, поверх планшета с медицинскими документами следя за напарником. Понятнее или легче не становилось. Особенно от твёрдой уверенности, что тот замечал его пристальные изучающие взгляды, но сознательно не реагировал — даже не взглянул в ответ ни разу. Это злило и подозрительно волновало одновременно. Было интересно, что прятал Рой за деланой увлечённостью скучным чтивом. О чём он думал, упрямо не шевелясь практически целый час. Спрашивать в лоб, однако, ни один из них не спешил. Они словно затаились в засаде — каждый в своей — в ожидании чужой реакции. По правде говоря, их взаимное молчание почти ощутимо трещало по швам каждый раз, когда Рой переворачивал страницы, а Эдвард шуршал ручкой по закреплённому на планшете листу. Но открывать рот первым никто не планировал. Упёртости обоим было не занимать. В этот раз, устроившись на привычных местах, они даже не соприкасались коленями, как обычно. Последний физический контакт между ними закончился, как только пульсомеры вернулись на положенное место, а аппарат снова привычно запищал через равные интервалы. Эдвард лично запретил своему подопечному шевелиться без крайней необходимости, что тот воспринял, по видимости, слишком буквально, перестав шевелиться совсем. Только руки периодически сгибал и разгибал, разгоняя кровь. Подобного послушания Рой не демонстрировал ни разу за годы их общения. И сейчас оно казалось чересчур ненатуральным, выбивалось из общей картины привычного образа. Эдвард старательно игнорировал данный факт, возвращаясь к бесполезному самоанализу. По всему выходило, что последние две неполных недели ежедневных совместных ночёвок принесли результат. Немного не такой, как ожидалось, но хоть какой-то. От Роя больше не хотелось держаться подальше. Бесконтрольный страх, вынуждавший сохранять дистанцию, поистёрся, а сегодняшняя его краткая вспышка была похожа скорее на слабое эхо прошлого животного ужаса, сжимавшего внутренности в горсть ледяным кулаком. Пожалуй, именно это и напугало по-настоящему. Не Рой, оказавшийся внезапно очень близко — почти полное отсутствие ожидаемой реакции. Зато появление другой, давно забытой, выбило из колеи, заставив кувырком слететь с кровати. Когда изнутри окатило жаром вместо холода, Эдвард растерялся, поначалу не узнав ощущение. Вообще физическая составляющая его старых чувств была непривычной, новой. На первый взгляд казалась даже лишней, ведь он никогда прежде не задумывался ни о чём подобном. Было малость не до этого: голову до краёв занимала проблема поисков Философского камня и возвращения брату настоящего тела. Собственное же тело вместе с возникавшими потребностями легко игнорировалось. Эдвард порой забывал о еде со сном, что уж говорить о возрастных изменениях. Не заметил даже, как сломался голос, став ниже тембром, пока Рой не сказал. Правда, нынешняя проблема, внезапно вернувшаяся после недолгого периода реабилитации, не шла ни в какое сравнение с прочими. Даже полученная в плену психологическая травма не смогла ей помешать. Собственное любопытство всегда опережало Эдварда, отодвигая далеко на задний план всё остальное, включая инстинкт выживания. И сейчас ему было любопытно, что случится, если они с Роем... "Так, стоп, хватит! — резко оборвал он плавный ход мыслей, не позволив себе додумать. До физической реакции, благо, пока не доходило, но теперь Эдвард мог согласиться с напарником — в помещении было действительно душно. Внимательный взгляд снова пробежался сверху вниз по вытянутому в струнку телу рядом. Спокойное лицо с лёгким налётом тёмной щетины, жилистая шея, крепкие ключицы, чётко обозначившиеся из-за поднятых рук, натренированных за годы военной службы, широкая грудь, гладкая на ощупь, видная почти целиком под нарочно распахнутой больничной рубахой, рельефный пресс, узкие бёдра и длинные сильные ноги. — Твою мать, почему я об этом думаю вообще? — внутренне простонал Эдвард, отказываясь мириться с реальностью проблемы. Но его же собственный взгляд, остановившийся в районе чужого паха, явно был с ним не согласен. Пришлось приподнять планшет повыше, закрыв лицо, чтобы незаметно зажмуриться, беззвучно выругавшись, едва шевеля губами. — О чём, блядь, я думаю?! — бессмысленно попытался он разозлиться на себя, ничего, впрочем, не добившись, кроме едва пойманного страдальческого стона. Ограничившись резким выдохом, Эдвард накрыл ладонью лоб, не опустив планшета, словно тот стал на время неким подобием щита от всего внешнего мира. По появившейся привычке поднял очки на макушку, с нажимом потёр глаза, чтобы прогнать наконец отпечатавшийся на изнанке век рельеф чужого торса и рисунок складок на больничных широких штанах. — Это ненормально, — поставил сам себе диагноз, запрокинув голову, придержав очки за дужку. Не хотелось бы уронить их случайно — разобьются же о плитки пола. Распущенные накануне волосы мягко стекли с груди на плечи, слишком пушистые после недавнего мытья. При мысли о коротких и жёстких прядках чужих волос, которые до сих пор помнил на ощупь, по спине пробежали мурашки. А достаточно было уточнить, при каких конкретно обстоятельствах довелось это запомнить, в груди снова разлился жар. Даже мелькнувшая на периферии сознания картина последних минут в плену не остудила его до конца, хотя совсем недавно, наедине с собой в коридоре отделения, едва не выморозила изнутри, подкатив к горлу тошнотой. И причина подобного крылась отнюдь не в сквозняках, которых, к слову, в больнице почти не наблюдалось. — Как это работает вообще? — не в пример спокойнее задумался Эдвард, уронив очки обратно на нос. Открыл глаза, уставившись пустым взглядом в список лекарств на планшете. Действительно, как? Ещё недавно от одной мысли о конкретном эпизоде пробирала дрожь, и хотелось спрятаться, а сейчас, минуя логику, хотелось, наоборот, лишний раз коснуться Роя, устроившегося рядом. Даже тянуться не пришлось бы. А чёртово любопытство медленно, но верно подтачивало изнутри, подогревало желание проверить, что будет, если не сбегать. Эдвард в самом начале уже переступил через страх, решив проводить с напарником всё свободное время. Привыкнуть к нему заново, начертить чёткую границу между подделкой из подвалов и оригиналом, перестать бояться. Вероятно, он сделал это намного быстрее, чем предполагал. Гибкость собственной психики, едва восстановившейся после поломки, поражала. Как и появившийся вдруг определённый интерес к настоящему Рою. — Да уж, "вдруг", конечно, — фыркнул мысленно Эдвард, качнув головой, осознанно вытащив на поверхность воспоминание двухмесячной давности об их последнем поцелуе в кабинете, когда набросился на напарника с голодной похотью, едва не разорвав на нём одежду. Горячий ком знакомо свернулся под рёбрами, ухнув вниз. Наконец прояснилось, что именно это было за ощущение, от которого стало не по себе, когда Рой сегодня подошёл всего лишь проверить температуру. — Зато я вроде что-то почувствовал. — Разум привычно отыскал положительную сторону в случившемся, отчего любопытство только усилилось. Ведь, возможно, если попробовать зайти чуть дальше, эмоции вернутся полностью и насовсем, а не маленькими порциями на короткий срок. — Может быть, всё-таки стоит рискнуть? — мелькнуло робко в голове. Эдвард опустил планшет обратно на живот, обхватив свободной рукой шею под расстёгнутым воротником рубашки. Медленно поднял глаза на Роя, который, словно специально, выбрал именно этот момент, чтобы захлопнуть папку и потянуться, сильно прогнувшись в пояснице, отчего больничная рубаха его разъехалась в стороны окончательно. Когда тот успел её развязать, Эдвард не заметил, пристыв к месту, пока взглядом прослеживал знакомый путь вдоль напряжённого торса по шрамам сверху вниз, где последний, совсем тонкий, уходил под широкую резинку хлопковых штанов, натянувшихся поперёк центрального шва из-за разведённых бедер. — Твою. Блядь. Мать", — подумал Эдвард раздельно, едва ворочая мысли в опустевшем мгновенно мозгу. Его бросило в жар, сбив ровное дыхание. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы вернуть самообладание, поймав себя на том, что слишком сильно стиснул пальцы на шее под волосами. Во рту пересохло, и он машинально облизнул губы, чересчур медленно, прежде чем смог сглотнуть, наконец моргнув. Рой расслабился, отложив папку на тумбочку, снова выпрямил ноги, скрестив их теперь наоборот, запахнул рубаху, ловко завязав шнурки на боку. На напарника же обратил внимание, лишь устроившись поудобнее, закинув руки за голову. Они столкнулись взглядами настолько неожиданно, что Эдвард незаметно вздрогнул, будто его поймали за чем-то неприличным. Хотя разве наглое разглядывание собственного полураздетого начальника когда-нибудь считалось приличным? — Ты закончил? — спросил Рой как ни в чём не бывало. — С чем? — не понял Эдвард, поправив очки, чтобы спрятать за ладонью прикрытые на пару секунд глаза. — Со списком своим, — мягко улыбнулись ему, кивнув на планшет в стальной руке. — Целый вечер его выверяешь. — Нет, завтра закончу, — делано безразлично пожал он плечами, отбросив свой импровизированный щит в сторону. — Никак с мыслями не собраться, а он к концу недели только нужен. Успею ещё. — Может, спать? — резонно предложил Рой, заметно проглотив зевок. — Я тоже что-то устал. — Да, — задумчиво согласился Эдвард, механически поднявшись с кровати и убрав с неё все документы на тумбочку. Внимательный взгляд, которым следили за каждым его движением, он старательно игнорировал. — Ты лежи, а я в душ, — сказал негромко, отвернувшись к своей сумке, где была чистая смена белья, добавив мысленно: "Судя по всему, в холодный". Наклонился, подхватив вещи, и направился к выходу в коридор, ощущая безотрывный обжигающий взгляд в спину. А в голове в такт частившему пульсу бился не самый приятный вывод: "Я охренительно влип".