Калейдоскоп иллюзий

Рою казалось, он сходил с ума, медленно, но неотвратимо. Потому что либо это было так, либо Эдвард задался целью довести его до нового сердечного приступа — уже наверняка последнего. Каждый день приходилось терпеть якобы случайные прикосновения, излишне долгие для таковых. Причём, порой в самые неожиданные моменты. Например, когда к кровати приближался кто-нибудь из дежурной смены, Рой ощущал чуть выше колена тёплую ладонь, которая жгла даже сквозь одеяло, пока младший напарник, будто не замечая собственных действий, обсуждал состояние больного с врачом. Сам пациент слушал, изредка отвечая жестами или мимикой, и благоразумно молчал, чтобы не сболтнуть случайно лишнего. Чего-нибудь в духе вежливой просьбы убрать руку совсем или положить её уже повыше. Ещё Эдвард стал больше времени уделять не проходившему раздражению от пластырей на груди своего подопечного. Тщательно и убийственно мягко втирал мазь в кожу, захватывая заодно довольно большой радиус вокруг, почти доставая до ключиц с прессом, хотя необходимости в этом не было. Но каждый раз, пока Рой держал снятые для проведения процедуры датчики, ловкие пальцы развязывали шнурок на правом боку, распахивая больничную рубаху в стороны для лучшего доступа перед началом очередной пытки. Приходилось порой закрывать глаза, незаметно стискивая одеяло на уровне бедра в кулаке, чтобы не прокомментировать. Как-нибудь вроде предложения раздеться уже окончательно, упрямо вертевшегося на языке. Однако чуть позже ситуация дополнительно ухудшалась — Эдвард клал раскрытую ладонь на покрасневшее место точно над сердцем, а то предательски частило с ударами, порой вызывая искреннее беспокойство. Благо, вопросов не задавал, ограничиваясь однозначным взглядом, ощущавшимся горячее руки на груди. Как будто жара от неё и ответного — изнутри было недостаточно, чтобы довести Роя до белого каления. Порой во время дружеских визитов подчинённых, приезжавших навестить старшего командира, ему доводилось оставаться с ними наедине, пока бессменный сторожевой пёс отходил в душ или на приём к психиатру. Второе считалось извращённым подарком, потому что после долгих бесед Эдвард возвращался пришибленным, держась подальше ото всех, словно отброшенный к началу своего восстановления. Безрадостное, впрочем, зрелище, давившее на многострадальное сердце грузом вины с привкусом горечи. Но в первом же случае напарник подходил к кровати в свежей форме, выглядевшей почти развратно. Ремень с верхней пуговицей на штанах обычно были расстёгнуты, рубашка — распахнута, свободно свисая до уровня тазобедренных суставов, а китель — небрежно наброшен на плечи, по которым на контрасте с насыщенным синим цветом ткани рассыпались потемневшие от воды золотые волосы, ярко бликовавшие в свете ламп, как драгоценный металл на бархатной подложке. Или спелая пшеница на фоне рассветного неба. Или край языка пламени на берегу чистейшего озера, ровного, будто зеркало. Или чёрт знает, что ещё, от чего у Роя только с третьей попытки получалось сглотнуть и вздохнуть. А решить, какая из версий развития событий больше устраивала, ему никак не удавалось. Выбрать из двух зол казалось невозможной задачей из-за неимения среди них меньшего. Зато желание поскорее покинуть реанимационное отделение крепло с каждым днём. В обычной палате Рой, по крайней мере, не будет постоянно привязан к кровати. Возможно, станет проще. — Я разузнал про те отчёты, — сказал Эдвард с порога, больше через коммуникатор, чем вживую. Прислонился плечом к косяку, перелистывая страницы в открытой папке. — Вроде бы ничего криминального, — добавил задумчиво, наконец захлопнув её и сойдя с места. Поправил чёлку на ходу, отбросив с глаз, заодно подвинув очки за дужку чуть повыше. Остановился у края кровати, вытянув руку с документами вперёд. — Обычное журналистское расследование, которое решила провести какая-нибудь парочка новичков, видимо, чтобы доказать свою значимость в этой жизни. — Папка со шлепком приземлилась на живот Рою, а ему самому досталась осторожная улыбка. — Кажется, мы зря волновались. — А может, и нет, — без особого выражения протянул тот, приветственно кивнув собеседнику. Приподнялся на локтях, чтобы сесть, а заботливые разные руки поправили подушку под спиной. Каждый раз, когда Эдвард наклонялся ближе, словно случайно задевая плечом, отчётливо чувствовался тонкий запах машинного масла и полироли для стали. Раньше даже не представлялось, что подобная смесь кружила голову не хуже алкоголя. Приходилось из-за этого брать паузы в разговорах, как сейчас, дожидаясь, пока расстояние станет минимально приличным, а неожиданно приятный аромат ослабнет. — Это не простое расследование, Стальной, это исследование личности преступника, — резюмировал Рой, прочитав документы по диагонали, особо пока не вникая в детали. — Нечто подобное печатали о серийных убийцах. Помню, мне попадались статьи в каком-то журнале. — Ну и что это меняет? — недовольно нахмурился Эдвард, бывший, пожалуй, даже младше вышеупомянутых статей. — Главное, что никто не пытается заново копать под наше дело, как мы опасались, а остальное — мелочи, я считаю. — Вообще-то это многое меняет, — сосредоточенно выдохнул Рой, погрузившись в изучение бумаг теперь основательно. — Исследование личности подразумевает поднятие материалов дела, опрос свидетелей, знакомых и родственников преступника. Но худшее — нам с тобой тоже придётся давать интервью. — Чего? — удивлённо хлопнул глазами Эдвард, переступив с ноги на ногу. — Это ещё зачем? — спросил, скрестив руки на груди. — Затем, — терпеливо начал объяснять Рой, — что мы вдвоём вели расследование, искали виновного, допрашивали. Словом, имели дело с состоявшимся преступником. И наши комментарии однозначно понадобятся журналистам, взявшимся за статью. — Уже понадобились, — догадался Эдвард, сев на край кровати. — Это ведь они пытались пробиться в Центральный штаб. — Обернувшись на промолчавшего собеседника, говоривший получил в ответ короткий кивок. — Но ни в Штаб, ни сюда так просто не попасть, — принялся рассуждать, по привычке собирая в кучу имевшиеся факты. — Расследование давно закрыто, личности следователей рассекречены для широкой публики. Это объясняет, почему запросы на старые материалы направлены нашему отделу. Не ясно только, почему меня ни разу не попытались перехватить по пути... — Им не выгодно ссориться с тобой, потому что для хорошей статьи необходимо сотрудничество, а, подкарауль они тебя возле западного выхода или у машины, ты бы явно не стал их даже слушать, — машинально ответил Рой, не отвлекаясь от изучения бумаг. — Логично, — подтвердил Эдвард, закинув одну согнутую ногу на кровать, устроившись удобнее. — Это, конечно, здорово, но расследование же ещё не... Ох, твою мать, у нас проблемы. — Наконец-то ты понял, — медленно кивнул собеседник, перевернув страницу. — Учитывая наш недавний разговор, никто не должен узнать, что мы продолжаем копать. — Нам нельзя видеться с этими журналистами. — Наоборот, мы обязаны с ними увидеться, Стальной. — Что ты имеешь в виду? Эдвард в упор посмотрел на собеседника, словно старался отыскать ответ прямо на нём. В глазах, опущенных к документам, в хитрой ухмылке, в расслабленной линии плеч и ровном дыхании. Но стоило Рою поднять взгляд, повернувшись к напарнику, как всё вдруг обрело ясность. — У тебя есть план, — произнёс тот на выдохе, почти не добавив в голос вопросительных интонаций. Ухмылка на лице напротив стала только шире. — О, да, — довольно протянул Рой, звучно захлопнув папку перед собой. — У меня есть план. * * * Новость о переводе свалилась как снег на голову. Эдвард, привыкший за пару недель приходить в реанимационный блок, общаться с врачами, менять Рою капельницы и мазать раздражение на коже под пульсомерами, неожиданно ощутил тоску. Здесь ему спокойно доверяли заботу о проблемном пациенте, принимали за своего, однажды даже в шутку посетовали, что парнишка выбрал не ту профессию. Как будут обстоять дела на другом отделении, никто предсказать не мог. Позволят ли добровольному охраннику жить рядом с подопечным, а не просто дежурить в коридоре за закрытой дверью? Какое будет расположение палаты, дверей, окон — там вообще будут окна? А с кем придётся договариваться о постоянном нахождении у кровати приёмника связи, которому для подзарядки требовался прямой доступ к розетке? Словом, Эдвард накручивал себя за двоих, пока Рой молча ждал. Его, казалось, совершенно не волновала перемена места или сопутствующие трудности. Вообще ничего, кроме возникшего в свете открывшихся обстоятельств плана, придуманного накануне. Внешне старший из напарников был убийственно спокоен, чем порой выводил младшего из себя. Помимо прочего, последнего раздражало наигранное безразличие к его выходкам. Никаких возражений из-за нарушения личного пространства и почти откровенных провокаций. "Он, что, железный?" — стоя вечером под душем, со злостью думал Эдвард. Из реанимации пока не выгоняли — оформляли необходимые документы, — поэтому он не спешил менять распорядок дня. К тому же, здесь лучше всего удавалось думать. В частности, о Рое. Судя по мимолётным реакциям, железным тот не был. Просто обладал отличным самоконтролем и многолетней практикой маскировки одних эмоций другими. Причина же возвращения к старому образцу поведения лежала на поверхности: Эдвард ведь попросил больше не прикасаться к нему — его просьбу выполняли. Даже в мелочах, чтобы наверняка. Когда напарники сидели напротив на кровати, Рой устраивался поверх одеяла, позволяя соседу накрыть ноги. Когда ложились спать — отворачивался спиной, сдвигаясь к самому краю, способный провести без движения целую ночь, несмотря на затекавшие к утру мышцы. Любые вещи брал из рук предельно аккуратно, лишь бы ненароком не соприкоснуться пальцами. Только в тёмных глазах, давным-давно казавшихся непроницаемо холодными, Эдвард отчётливо видел задавленную боль. Впрочем, сейчас он знал, что она всегда там была, застарелая, утопленная в раскаянии и чувстве вины, а теперь — только сменила оттенок. Безусловно, новые переживания не могли вытащить из Роя Ишвар с его смертями, зато помочь наконец отодвинуть прошлое на задний план, как оказалось — запросто. Возможно, перевод на кардиологическое отделение не был такой уж плохой идеей. Рано или поздно это всё равно случилось бы — так какой смысл тянуть? Тем более, Рою заметно надоело целыми днями лежать привязанным к аппаратам. Как он ни старался держаться безразлично, оказаться снова свободным, пусть номинально, ему хотелось. Сил у него накопилось вполне достаточно, сердце почти не сбоило, необходимость в капельницах с лекарственным раствором почти отпала. Проблем на новом месте не должно было возникнуть. С тяжёлым вздохом Эдвард навалился плечом на стену, отделанную светлой кафельной плиткой. С трудом, но он вынужденно признал себя эгоистом, потому что отнюдь не из заботы о чужом здоровье просил повременить с переводом из реанимации. Просто становилось не по себе от мыслей, что вскоре Рой окончательно поправится и вернётся на службу, где опять придётся делить его с кем-то ещё. Про риски очередного покушения даже думать не хотелось. "Я отвратительный человек", — решил Эдвард, выключив воду. Первым делом, домывшись, переодевшись в лёгкие домашние вещи, он с формой в руках, перекинув полотенце через шею, пошёл в ординаторскую, где ему выделили вешалку в шкафу. — Привет трудящимся, — с улыбкой поздоровался реаниматолог, Сэм Уилсон, молодой мужчина с добрым взглядом и удивительным для своей профессии оптимизмом. Эдвард виделся с этим человеком чаще, чем со всеми остальными врачами. Тот вкалывал почти без выходных, вынужденный содержать на одну зарплату больную мать и двух малолетних дочерей старшей сестры, погибшей год назад. Обычный доход никак не мог это покрыть, а специалистом Сэм был потрясающим. На интуитивном уровне понимал, что требовалось тяжёлым пациентам для скорейшего восстановления. Даже безнадёжных людей, пролежавших без сознания на аппаратах несколько лет, не бросал, продолжал искать способы вернуть их обратно, в мир живых, к родным. Именем реаниматолога назвали несколько новаторских методик по выведению из комы, проверенных им на практике множество раз. Именно он обучил Эдварда технике экстренной помощи и прочим вещам, которых тот прежде не знал. — Как-то ты поздно сегодня. Тяжёлый день? — спросил Сэм, когда собеседник подошёл к шкафу. — Не тяжелее остальных, — привычно откликнулся Эдвард, определив на вешалку военную форму, и, закрыв дверцу, приблизился к рабочему месту Сэма, встав по другую сторону стола от него. — У меня просьба небольшая, если можно. — Если это в моих силах, то сделаю, — легко согласился тот, отвлёкшись от заполнения текущей документации. Перед ним кривоватой стопкой лежали истории болезней, которые он неспешно заполнял после вечернего обхода. Только к Рою они всегда наведывались вместе, потому что Эдвард всё-таки был параноиком, а Сэм не имел ничего против его небольшого требования общаться с командиром исключительно в присутствии неизменного охранника. — Можно нам перевестись на кардиологию завтра? — спросил он, оперевшись ладонями на столешницу. — Я могу помочь с необходимыми бумагами. — Вообще по пятницам никого не переводят, — задумчиво пожал плечами Сэм, почесав макушку ручкой, зажатой в пальцах. — Тут нужен старший отделения, чтоб подпись поставить, а у них в конце недели планёрки, сокращённый день и всё такое. Поэтому только в понедельник, приятель, — объяснил он вынужденный отказ, сложив запястья перед собой поверх раскрытой папки. — Может, договориться с лечащим врачом, к которому нас направят? — Эдвард не собирался сдаваться, уже приняв решение. — Я мог бы попробовать сбегать сейчас туда, разузнать всё. А документы пусть в понедельник подпишут. — Ты можешь, конечно, попробовать, но не думаю, что полковника Мустанга согласятся перевести без сопровождающих бумаг, — неопределённо кивнул Сэм, кривовато усмехнувшись. — Сам понимаешь, случай непростой. Сёстрам нужен будет перечень лекарств, расписание уколов, программа терапии и прочее, чтобы в лечении не возникло перерыва в два дня. — Но ведь это всё ты выписываешь, когда переводишь пациентов, — нахмурился Эдвард, быстро прикинув масштаб проблемы. — Уколы я делать умею, катетер для капельниц полковнику как раз завтра снимут, с терапией — что там, таблетки, прогулки на свежем воздухе? — мы тоже сами справимся. Если ему вдруг хуже станет, первую помощь я окажу. — Из тебя бы вышла отличная сиделка, — фыркнул Сэм, получив в ответ предупреждающий взгляд, и негромко рассмеялся. — Ладно, в целом ты прав. Сбегай тогда, узнай, есть ли у них свободная палата и согласятся ли они на твоё предложение, а необходимые рекомендации я тебе напишу. — Может, ты со мной сходишь? — с сомнением уточнил Эдвард, выпрямившись и убрав руки в карманы просторных штанов. — Меня одного вряд ли даже на отделение пустят сейчас. Закрыто же всё на ночь, а я тут, по сути, никто. — Ты удивишься, — многозначительно улыбнулся Сэм, покачав головой. — Иди, ты справишься, я в тебя верю. — Спасибо, конечно, но это как-то... странно, — прищурился собеседник с сомнением, отступив на шаг от стола. — Ладно, если не получится, я за тобой вернусь, и пойдём ещё раз вместе — не отвертишься. — Договорились, — запросто согласился Сэм, вернувшись к работе. "И чему я должен удивиться?" — подумал Эдвард, заглянув на всякий случай к Рою перед тем, как идти на незнакомую территорию. Тот лежал на спине, укрытый одеялом по пояс, и читал книгу. Но на звук шагов среагировал, отвлёкшись. Перевёл взгляд на подошедшего, вопросительно приподнял бровь, когда тот просто остановился рядом, сбросив полотенце на стул, а не попросил подвинуться, как обычно. — Мне надо отойти ненадолго, — произнёс Эдвард, обернувшись через плечо, словно что-то услышал, но потом вновь взглянул на собеседника. — Уточнить насчёт перевода. — Да, я слышал, — кивнул Рой, аккуратно постучав пальцем по коммуникатору на ухе, который не снимал даже на ночь, как и его напарник. — Тоже не терпится уже сменить обстановку? — Типа того, — неопределённо дёрнул тот плечом, ощутив мимолётный укол вины от прозвучавшего "тоже", потому что, в отличие от Роя, совершенно не горел желанием опять что-то менять — пусть даже только палату. — Зашёл вот предупредить, чтоб ты не волновался. Можешь ложиться спать без меня, если хочешь — не знаю, сколько времени это займёт, а тебе отдыхать надо. — Я тут целыми днями отдыхаю, так что ещё какое-то время смогу подождать, — мягко улыбнулся Рой, опять уставившись в книгу. — Не отключай связь на всякий случай. Чтоб я не волновался, — добавил со значением, почти процитировав недавние слова собеседника. — Ладно, — буркнул Эдвард, сумев скрыть смущение за недовольством, развернувшись к выходу. — И постарайся произвести хорошее впечатление, Стальной, а не как обычно, — попросил Рой его напоследок небрежно, когда он уже вышел в коридор, где по обычаю на подзарядке стоял приёмник связи, с которым в реанимацию не пускали. — Ты на что намекаешь? — сурово уточнил Эдвард, вовремя сбавив тон, чтоб не перебудить половину больницы. — Ни на что такое, о чём бы ты сам не знал, — путано ответили ему, спровоцировав ещё больше вопросов в голове. — Ой, иди ты в жопу, полковник, — небрежно отмахнулся от него Эдвард, свернув к лестнице, чтобы бегом подняться на первый этаж из полуподвального отделения. Разговор закончился, словно был необходим для обычной проверки связи и не нёс в себе никакого смысла. Однако сумел дать твёрдую уверенность в правильности принятого решения. Рой действительно устал отлёживать бока днями напролёт, просто молчал об этом, чтобы напарник не чувствовал вину. Хватало угрызений совести уже за сам факт серьёзного ранения. А в завуалированном обещании дождаться возвращения Эдвард услышал благодарность, которой явно не заслужил. Ведь, не будь он таким эгоистом, перевод осуществили бы ещё в начале этой недели. Три дня ему понадобилось, чтобы примириться с грядущими переменами. Ничего особенного же, собственно, в них не наблюдалось: Рой шёл на поправку, вскоре и вовсе собирался вернуться на службу раньше срока, привычно наплевав на любые предостережения врачей. Он никогда не любил выходить из строя надолго, самовольно выписываясь едва ли не на следующий день после попадания в больницу. Лишь в случае значительных травм позволял продержать себя на лечении около недели. Эдвард понимал его в некоторой степени, однако волновался всё-таки больше. Но, несмотря ни на что, отступать не планировал. Пусть Рой снова вернётся к работе, возьмётся за продолжение опасного расследования, станет обычным несносным командиром, полковником Мустангом. Но это никоим образом не помешает им нормально общаться дальше, вне госпиталя. Раньше ведь как-то удавалось, хотя они проводили вместе порой даже больше времени, чем сейчас, когда один не пропадал на службе, пока второй дремал в реанимации. Именно так всё началось — к тому и придёт опять. Потому что единственным местом, где напарники могли жить теперь, помимо кабинета в Штабе или какой-нибудь гостиницы, была квартира Эдварда, недавно отмытая после закончившегося косметического ремонта. К тому же, Рой уже согласился переехать к нему на неоговоренный срок. А дальше они по ходу разберутся, как обычно. "Чего я испугался вообще, дурак? — мысленно пожурил себя Эдвард, беззвучно усмехнувшись. — Только присматривать за ним придётся внимательнее, чтоб не убили, но это уж я смогу". Остановившись возле нужных дверей, предсказуемо запертых изнутри, он осторожно постучал. И тихонько улыбнулся, зачем-то подумав, что интересно было бы узнать, как Рою вообще пришла в голову идея забрать пострадавшего подчинённого к себе из этой же больницы почти год назад. * * * Переезд прошёл без приключений. Как и предупреждал Сэм, Эдвард удивился, когда пришёл накануне на кардиологическое отделение. Там он встретился с уже знакомыми медсёстрами, которые работали здесь, ещё когда они с Роем поочерёдно попадали в больницу с травмами разной степени тяжести. Женщины, недавно заступившие на ночное дежурство, были приветливы с поздним визитёром, словно давние друзья. Спрашивали о его самочувствии, в частности физическом, тактично обходя тему психического. Эдвард отвечал весьма красноречиво, но кратко, чувствуя себя малость неловко от понимания, что через коммуникатор Рой отлично слышал их разговоры. А тот, словно нарочно, смеялся изредка и комментировал особо понравившиеся фразы медсестёр. От некоторых замечаний младшему напарнику хотелось провалиться на месте. Буквально, сквозь пол, чтобы заткнуть старшего проверенным методом — кулаком по зубам. Терпения, ожидаемо, надолго не хватило. — Читай свою книгу молча! — рявкнул Эдвард, машинально чуть наклонив голову в сторону коммуникатора. Замолчали все, в первую очередь — медсёстры, перед которыми пришлось объясняться. — Приношу свои извинения, дамы, но у меня тут старик совсем обнаглел, — произнёс елейным голосом, убрав волосы, чтобы стал виден наушник. Рой, услышав знакомую формулировку, использованную им самим во время их первого разговора по связи, налаженной Каином, многозначительно кашлянул, но понятливо промолчал. — Кстати, об этом, — плавно сменил тему Эдвард, наконец отыскав необходимую лазейку в ворохе чужих вопросов, чтобы задать собственный. Дежурный кардиолог, уступив напору трёх своих подчинённых и одного военного офицера, разрешил перевод без подписей глав отделений. Рой, воспользовавшись моментом, попросил уточнить, возможно ли перебраться немедленно, сообщив, что из вещей ему нужно было собрать лишь самого себя. Форму, в которой он поступил, разрезали прямо на нём, когда везли на экстренную операцию. В ответ на озвученную наглость врач лишь обречённо взмахнул рукой, стоило услышать имя будущего пациента. Медсёстры отправились готовить палату, а Эдвард, не переставая ворчать на напарника, явно перегибавшего палку в оценке собственных возможностей, вернулся в реанимацию. Показательно прошёл мимо двери помещения, где лежал собеседник, повторно заглянув к Сэму. Собирался сообщить об удачном решении вопроса, но не успел толком ничего сказать. Его прямо с порога наградили светлой улыбкой и листом с медицинскими рекомендациями, хлопнув по плечу на прощание. Оставалось лишь обронить неловкую благодарность, прежде чем уйти, попросив оставить в шкафу форму до утра. Когда Эдвард завернул к кровати Роя, тот уже снял пульсомеры, застыв у изножья с сумкой напарника на плече. Как и говорил, собирать ему было больше нечего. За две ходки они наконец переехали. Пришлось ещё раз спускаться за вторым аппаратом связи, потому что оба одновременно банально не умещались в руках Эдварда. От предложенной помощи Роя он отказался, напомнив тому о запрете на физические нагрузки. Но заставить его просто дождаться своего возвращения в новой палате не смог, поэтому по лестнице снова прогулялись вдвоём. Зато спали потом оба как убитые, обнявшись на узкой кровати, словно в первую ночь, проведённую вместе ещё в реанимации. Утром Эдвард проснулся первый, поначалу испугавшись незнакомого места. Над головой не пищали приборы, не горели лампы под потолком, а в окно слева от двери светило тусклое зимнее солнце. Но стоило Рою завозиться под боком, отвернувшись к стене, страх отступил. Ничего не произошло — они просто сменили наконец отделение. Ещё на шаг приблизились к выписке и долгожданному выздоровлению. А Эдвард — к внутренней гармонии, потому что уже очень давно не удавалось отдохнуть без кошмаров. Каждую ночь они приходили к нему, почти одинаковые. Но мать, неправильно созданная алхимией, больше не снилась. Теперь главным персонажем стал Рой. Поначалу привычный, настоящий, постепенно превращавшийся в монстра. Оттого видеть его же, едва открыв глаза, было особенно мучительно. Приходилось собирать всю волю в кулак, чтобы не вцепиться ему в глотку. Однако вместо этого Эдвард лишь вцеплялся в расслабленную ладонь, исполосованную шрамами от клыков химер, и старался ровно дышать. Титановые пластины даже не приходилось нащупывать — они сами жёстко упирались в кожу краями, напоминая, что кошмар остался позади, рядом лежала не грубая копия, а вечно тёплый, знакомый оригинал. Других доказательств не требовалось. В коридоре, длинном и прямом, с двумя рядами одинаковых дверей по обеим сторонам, Эдвард встретил вчерашних медсестёр, перебросился с ними парой слов, разузнав расположение местных кабинетов. Санузел в каждой палате был отдельный, чтобы пациентам не приходилось перенапрягаться. Но главным образом нового жильца интересовали детали будущего присмотра за Роем. Следовало уточнить, позволят ли ему остаться непосредственно на отделении, на каких условиях, и множество прочих организационных моментов. Разговор с врачом в ординаторской, находившейся в противоположном конце коридора, завершился на удивление гладко. Когда Эдвард вошёл, то столкнулся в дверях с Сэмом, пребывавшем в ужасном настроении. Таким его, пожалуй, довелось увидеть впервые, но отвечать на вопросы он не стал, сославшись на занятость. Пообещал зайти позже — проведать уже бывшего своего пациента. Кардиолог — или вернее, кардиохирург — производил впечатление человека нелюдимого и хмурого, однако легко пошёл на уступки в вопросах безопасности. В ходе краткого диалога Эдвард выяснил, что именно этот человек — Джон Симонс — оперировал Роя в памятную дату трагедии у руин Третьей исследовательской лаборатории. А потом ещё несколько раз — после, когда швы то и дело капризничали. Они с доктором Сэмом Уилсоном были давними друзьями, познакомившимися около десятка лет назад в ординатуре. Но, в отличие от жизнерадостного оптимиста Сэма, Джон относился ко всему с долей предвзятого скептицизма, надеясь лишь на собственные силы, не уповая на так называемое светлое будущее. Тем не менее, спокойно разрешил Эдварду жить в одной палате с Роем, выставив единственное условие — никакой уличной одежды на территории отделения. Но к постоянным переодеваниям добровольный охранник успел привыкнуть ещё в реанимации, где стерильность всегда поддерживалась на высшем уровне. Относительно дальнейшего лечения врачи успели посоветоваться накануне прихода офицера-сиделки, поэтому, когда он попросил разрешения самостоятельно ставить уколы своему подопечному, Джон без особой охоты согласился. Однако причина была явно не в хороших рекомендациях от Сэма — ведь иначе тот покидал бы чужую вотчину более воодушевлённым. Вообще почему-то его необычное состояние вызывало слишком много вопросов. После долгой, основательной беседы Эдвард спустился в реанимацию проверить появившиеся подозрения. Но ситуация оказалась гораздо хуже, чем он думал. Этой ночью, сразу после их с Роем несанкционированного перевода, в госпиталь поступил тяжело раненый в пьяной потасовке патрульный. До утра бедняга не дотянул, но отнюдь не по своей воле или из-за халатности медиков. Взятые на вскрытии анализы крови выявили редкий сильнодействующий препарат, постепенно остановивший слабое сердце. Эдварду, прежде чем тот успел попросить, показали бумагу с результатами, упомянув, что использованное лекарство входило в список редких, разрешённых к применению в самых крайних случаях. Каждая ампула стояла на учёте по серийному номеру. Из-за высокого содержания там наркотических составляющих хранили их в сейфе под семью замками, чтобы воспользоваться могли только врачи, имевшие допуск, подтверждённый документами. К тому же, за расход препарата следовало при свидетелях расписываться в специальном журнале. Конечно же, никаких подписей в журнале не стояло. Да и ампула — ни одна из восьми — не пропала, как ни странно. Эдвард вместе с Сэмом пересчитал их ещё раз, чтобы убедиться в отсутствии ошибки. А потом запоздало обратил внимание на химическую формулу лекарства, превратившегося в орудие убийства. Внутри будто что-то оборвалось, ухнув вниз с огромной скоростью. Он уже видел подобный состав. Правда, в другом месте и в другой ситуации. — Сэм, ты позволишь мне взять на пять минут бумагу с результатами анализов? — спросил Эдвард, предварительно прочистив горло, перехваченное холодным спазмом. — Только если на пять, приятель, — вяло кивнул Сэм, обессиленно рухнув на свой стул. — Уверен, меня скоро вызовут наверх для подробного допроса, и она мне понадобится. — Я мигом, — бросил Эдвард уже через плечо, вылетев в коридор быстрее пули. В считанные секунды оказался в палате, бросившись к своей сумке, буквально вывалив её содержимое на пол. От шума проснулся Рой. Сперва просто скосил глаза на нарушителя спокойствия, а потом, увидев его состояние, осторожно сел, избегая резких перемен положения тела в пространстве после недавнего приступа ещё в реанимации, когда едва не рухнул навзничь, всего лишь поднявшись с корточек. У Эдварда заметно тряслись руки, да и весь он мелко дрожал, стоя на коленях, когда разворачивал сложенный вчетверо лист, чтобы сравнить что-то из написанного в нём с содержимым второй бумаги, которую, видимо, принёс с собой. А потом, выронив обе из разжавшихся пальцев, осел на пятки, схватившись за голову. — Стальной? — позвал Рой, на всякий случай не пошевелившись. Мало ли что могло быть в тех документах, и какую реакцию они могли спровоцировать. Рисковать не стоило. — Я нашёл его, — хрипло, но ровно сообщил Эдвард, нервным движением сдёрнув очки, чтобы с нажимом провести ладонью по лицу. — Чёрт возьми, вот, посмотри. Он встал, подобрав листы, подошёл к кровати, присев рядом, прищурился, словно забыв об упавшем зрении. Ругнулся негромко, надев обратно очки, вытянул перед собой руки с документами и показал поочередно на нужные строчки в каждом из них уголками листов. — Это сегодняшние результаты анализа крови одного из пациентов реанимации. А это — мои, почти двухмесячной давности. — Они одинаковые, — озвучил очевидное Рой, впрочем, быстро уловив суть. — А что с тем пациентом, у кого взяли анализы сегодня? Где его нашли? — Понятия не имею, где нашли, но сейчас он в морге, так что не важно, — ответил Эдвард, сложив обе бумаги одну поверх другой, сравняв по краям. — Важно другое. — Он сделал паузу, собравшись с мыслями. — Этот парень поступил ночью, и его определили на ближайшее свободное место. Твоё место, Рой. — А за нами следили, — подхватил собеседник, уже поняв, к чему всё вело. — Не уследили, видимо, потому что мы слишком внезапно переехали, — кивнул Эдвард, забросив распущенные до сих пор волосы за спину. Рой машинально отметил, как они отрасли, почти полностью закрывая грудь, когда падали вперёд, и доставая до середины спины сзади, пряча лопатки. — Убить хотели тебя, а не этого беднягу. Решили, наверное, что наконец-то поймали момент, когда я не остался с тобой на ночь. А промашка обнаружится только в понедельник, когда выплывут документы на твой перевод. — И тогда они попытаются снова, — понятливо закончил Рой, подавшись вперёд, чтобы облокотиться на свои колени. — Подозреваешь врача из реанимации? — Нет, хотя это была моя первая мысль. Я даже испугался, если честно, что именно он накачивал меня всякой дрянью в подвалах, — признался Эдвард с натянутым смешком. — У него ведь было столько возможностей отравить твою капельницу в любой другой момент, например, когда я был на службе. К тому же, он один из немногих знал, что мы переехали после отбоя. Да и местный препарат не пропал, ни единой ампулы. — Он из подвалов, — выдохнул Рой с лёгким вопросительным уклоном. — Скорее всего, — подтвердил Эдвард, сложив листок с собственными анализами вчетверо, как раньше, убрал его в карман плюшевых штанов и поднялся на ноги, не обернувшись на собеседника. — Предложения? — поинтересовался тот, подняв голову, чтобы взглянуть на прямую, словно доска, спину перед собой. — Сам не верю, что говорю это, но... — Эдвард сжал кулак свободной руки, постаравшись не помять бумагу во второй. Чуть повернул голову, чтобы видеть напарника хотя бы боковым зрением. Тонко выдохнул, решившись произнести главное, прежде чем уйти, и его фраза прозвучала настоящим приказом. — Тебе придётся выписаться раньше срока.