Калейдоскоп иллюзий

– Ну рассказывай, полковник, – попросил Эдвард, вальяжно развалившись на диване с чашкой кофе. – Что именно? – уточнил Рой, устроившись в своем кресле со всем привычным комфортом: в пол-оборота к собеседнику и с заброшенными на стол скрещенными ногами. – Не знаю, – пожал плечами тот, сделав первый большой глоток и автоматически облизнув сладкие от непомерного количества сахара в напитке губы. – Где был, что видел. – Был в борделе, видел потолок, – меланхолично ответил Рой, и Эдвард едва не захлебнулся в кружке, закашлявшись. – Чего?! – ошалело переспросил он, уставившись на рассказчика, как на умалишенного. – Лепнина там красивая, – задумчиво продолжал тот, будто и не заметив реакции. – Изящная такая, в форме орхидей. Видел когда-нибудь дикие орхидеи? – Он посмотрел на Эдварда, приподняв бровь. Слушатель медленно отрицательно покачал головой, постепенно отходя от шока. Рой прищелкнул языком. – Жаль – они удивительные. Напомни показать их тебе. Обещаю, ты будешь в восторге. – Напомнить-то напомню, – отозвался Эдвард, окончательно пришедший в себя. – А сейчас уточни-ка про бордель. – Не дорос еще про такое слушать, – насмешливо прищурился Рой, взглянув на собеседника, и тот из последних сил старался не запустить горячую чашку прицельно ему в лоб. – Полковник! – все же возмутился вслух Эдвард, нахмурившись. – Знать не хочу, о чем ты там сейчас подумал, но я лично спрашивал, как ты туда попал. Не сам же дошел, в конце концов. – Почему нет? – отстраненно пожал плечами Рой, одним глотком осушив свою кружку почти до половины. – Потому что ты умер, не выходя из комы, – издевательски протянул собеседник. – А то количество травм, с которым ты в этой коме лежал, априори исключает прогулки. – Вообще-то в коме организм восстанавливается намного быстрее, чем вне ее, – наставительно произнес Рой, воздев к потолку указательный палец. – К тому же, единственной серьезной травмой, по сути, было задетое вместе с пробитым легким сердце. Просто сразу этого почему-то не заметили. – То есть, ты хочешь сказать, что... – Да, из морга я ушел на своих двоих, без посторонней помощи. – Тогда какого черта ты объявился только через полгода, раз всего через месяц уже мог ходить?! – У меня были причины, поверь, – серьезно ответил Рой, отвернувшись в сторону окна. – И для того, чтобы все решить, мне нужна была полная свобода действий, которой просто не может быть у военного. Эдвард промолчал, взяв небольшую паузу в диалоге, чтобы подумать. С одной стороны, он понимал и уважал желание напарника разобраться со своими проблемами самостоятельно, не вмешивая других. Но, с другой, готов был затолкать ему это желание куда поглубже и провернуть до щелчка, чтоб не возвращалось. И никак не удавалось выбрать из двух вариантов. Тогда Эдвард решил примерить ситуацию на себя. Ведь он тоже всегда старался не перекладывать на кого-то еще собственные неурядицы. Случись что, действительно, серьезное, пожалуй даже Альфонс остался бы не в курсе. – Надеюсь, ты не потратил это время зря, – наконец произнес Эдвард тихо, на выдохе, действительно поняв чужие приоритеты правильно. – Как и ты, я заметил, – отозвался Рой, улыбнувшись ему с теплой благодарностью. – Сам закрыл наше дело, оправдал брата и Дрейка, поймал преступника. – Черт возьми! – вдруг воскликнул тот и, резко вскочив на ноги, подбежал к столу, поставив на него кружку и принявшись искать что-то среди документов. – Как я мог забыть? – Стальной?.. – Отстань пока, – мотнул головой Эдвард, вытащив из-под завала папок чистый лист и оставленную примерно там же ручку. – Считай, что допрос временно приостановлен. Мне нужно десять минут тишины, так что допивай свой кофе и сделай мне еще чашку, – попросил он, не особенно размениваясь на вежливость, и начал торопливо писать. – Вообще-то я не твой подчиненный, – насмешливо напомнил Рой, придержав уезжавшую из-под ладони Эдварда бумагу. – Что мне за это будет? – Сочтемся, – машинально ответил тот, проворно расчертив удивительно ровную таблицу от руки на треть страницы. – Спасибо, можешь отпустить. И сахара побольше положи. *** Когда Рой вернулся в кабинет, зазвонил телефон. Эдвард, по-прежнему стоявший на том же месте, спиной к двери, сильнее наклонился вперед и снял трубку, прижав ее к уху живым плечом, вновь вернувшись к исписыванию листа. – Майор Элрик слушает, – произнес он официальным тоном, оперевшись локтем на стол. – Доброе утро, подполковник. – Голос его заметно смягчился, а рука начала двигаться по бумаге быстрее. Изредка ему приходилось привставать, чтобы поправить ускользавший документ, отчего и без того короткий форменный китель задрался почти до лопаток, и стала видна тонкая ткань белой рубашки под ним. Раньше Рой особенно не задумывался о том, насколько сильно она, на самом деле, просвечивала. Даже с другого конца кабинета он легко мог рассмотреть идеально ровную линию позвоночника Эдварда и застарелый шрам на ребрах справа, где к телу крепился автопротез. – Да. Да, конечно. Как раз собирался. Что? Да, я уже видел новое фото Элисии. Что значит, "когда"? Еще на прошлой неделе. Да, в тот день, когда им плевались все факсы в штабе. – Прислушавшись к разговору, Рой едва не рассмеялся. Маэс, как всегда, был в своем репертуаре. Стало даже интересно, на сколько из-за этого импровизированного саботажа приостановилась работа. Но еще интереснее стало узнать, что же настолько неотложное писал Эдвард и для чего. Осторожно прикрыв дверь, Рой бесшумно подошел к нему сзади и, встав чуть сбоку, заглянул через плечо, которым тот держал телефон. – Нет, не надо показывать мне его лично! Сказал же, я уже видел это замечательное фото Вашей прелестной дочери. Она получилась на нем просто удивительно милой. – На столе лежал обвинительный приговор с довольно внушительным списком статей, за каждую вторую из которых по законам Аместриса преступника полагалось расстрелять. Мысленно присвистнув, Рой аж зачитался. Попутно отметил, что у Эдварда сильно изменился почерк. Стал более уверенным, жестким и размашистым. А главное, понятным, потому что раньше разобрать его кривые каракули не представлялось возможным. Разве что, при помощи опытного дешифровщика, владевшего искусством стенографии. Теперь же взгляд, не задерживаясь, скользил по строчкам, будто те были напечатаны на машинке, а не написаны от руки. – Я зайду на пять минут, и, так и быть, мои глаза на это время в Вашем распоряжении. Но не больше! Да я бы вечно мог любоваться на нее, но, к сожалению, у меня полно работы. Обязательно. Непременно захвачу. Слово офицера! Выдвигаюсь к Вам, – закончил Эдвард разговор, оказавшийся неожиданно коротким. Обычно никому не удавалось так легко соскочить с излюбленной темы Маэса. Видимо, кроме одного конкретного человека. И сейчас он как раз поставил свою подпись в нижнем правом углу страницы, вытянувшись вперед и чуть в бок, повесил трубку на рычаг и улегся животом на стол, случайно задев бедром пах задумавшегося Роя. Тот вздрогнул от неожиданности, и несколько капель подостывшего кофе пролились Эдварду на поясницу. – Полковник, это была абсолютно новая рубашка, – буркнул он, выдвинув верхний ящик, очевидно, в надежде отыскать что-то в той свалке. Но даже не дернулся от небольшой оплошности напарника. – А это был твой кофе, – отстраненно сообщил Рой, коснувшись свободной ладонью промокшей ткани. – Перчатки же намочишь! – обернувшись через плечо, предупредил Эдвард, но понял, что опоздал, и резко выдохнул. – Болван. – Заткнись и смотри, – обиженно насупился тот, и вдруг на долю секунды мелькнул свет алхимической реакции. От рубашки отделилось легкое облачко пара, а вместе с ощущением тепла исчезло и свежее пятно. Причем, с руки Роя – тоже. – Полковник? – шокированно позвал Эдвард, тупо уставившись на кипельно-белую ткань. – Ты меня пугаешь, – сообщил доверительно, все еще не сдвинувшись с места. – Я, конечно, тоже не злоупотребляю преобразовательными кругами, но хотя бы утруждаюсь ладони соединять! Ты ведь не был у Врат? – Успокойся, Стальной, все намного проще, – сказал Рой, коротко рассмеявшись. – Круг у меня на ладони, причем, на обеих разные. – Тогда ладно, а то я уже почти начал волноваться, – выдохнул Эдвард с явным облегчением и вновь ненадолго скрылся головой в ящике. – Ну и помойка же здесь! – выдал почти зло, но уже через мгновение соскользнул со стола на пол, улыбаясь. В пальцах его была зажата печать, которой он шлепнул по бумаге, сразу выбросив едва нашедшуюся вещь обратно. – Мне надо срочно отнести это подполковнику Хьюзу, но я скоро вернусь, так что никуда не уходи! – произнес скороговоркой, после чего забрал у Роя свою чашку, залпом осушил, вернул обратно, схватил листок, повернулся к напарнику, приподнялся на мыски и поцеловал его, жестко, колюче и немного поспешно, словно наказывал. – В расчете, – сообщил тихо и вихрем вылетел из кабинета, не удосужившись даже закрыть за собой дверь. Прошло, пожалуй, не меньше минуты, прежде чем Рой, отошедший от первого шока, осознал, что произошло. Медленно облизнул губы, отдававшие чужим сладким кофе, и немного нервно усмехнулся. За грудиной снова противно резануло. – Да уж, в расчете, – сказал сам себе, поставив на стол пустую кружку, в которой осталась небольшая горка мокрого, не растворившегося сахара, и медленно прошел к окну. Занимался чудесный яркий рассвет. *** Вернулся Эдвард, действительно, довольно скоро, как и обещал. Но совсем немного опоздал к приезду Уинри. Еще из коридора он услышал ее звонкий голос и обреченно вздохнул. Настал его час расплаты. – Я вернулся, – сообщил с порога, приоткрыв дверь, и тут же шагнул обратно, спокойно проследив траекторию пролетевшего мимо лица разводного гаечного ключа. – Я тоже рад тебя видеть, Уинри, – добавил, не изменив тона, и все-таки вошел в кабинет. Когда же в следующую секунду подруга повисла у него на шее, Эдвард почти пожалел, что не подождал еще пару часов в коридоре. Она плакала, тихо, без всхлипов и картинных заламываний рук, но с такой горькой искренностью, что хотелось оказаться на другом конце света, чтобы не ощущать виноватое эхо ее боли. Однако, он не мог себе этого позволить, потому неловко приобнял ее за плечи, проведя ладонью по спине. – Ты такой придурок, Эд... – сказала она уже почти спокойно, медленно отстранившись. – Вот почему, объясни, ты звонишь только тогда, когда все уже совсем плохо? – Так получается, – пожал плечами Эдвард, добавив в голос побольше раскаяния. – Прости. – Ладно уж, – вопреки всем ожиданиям, улыбнулась ему она, смахнув с ресниц остатки слез. – Разве тебя изменишь? Ты всегда относился к себе совершенно безответственно. – Да уж, – усмехнулся тот себе под нос и перевел взгляд на стоявшего подле дивана Фармана. – Вы можете быть свободны, прапорщик, у Вас ведь законный отгул. Спасибо за помощь. – Не за что, майор, – откликнулся с вежливым кивком он и, попрощавшись коротко, удалился. – Ты вовремя, Стальной, – протянул Рой, молча наблюдавший разворачивавшуюся сцену с первых рядов – за рабочим столом, лениво откинувшись на спинку стула. – Я как раз рассказывал мисс Рокбелл о том, как ты спас мне жизнь. – Уточни, какой именно случай ты имеешь в виду, полковник, а то я уже сбился со счета, – ехидно усмехнулся Эдвард, закрыв дверь и направившись к своему привычному месту. Уинри осталась растерянно стоять у порога. – Это случалось так часто, что всего и не припомнить. – Последний, – в тон ему отозвался Рой, хитро прищурившись. – Когда меня похитили из госпиталя и держали в плену шесть долгих месяцев. Даже пытали иногда. – Что-то я по тебе не заметил, чтоб тебя пытали, – фыркнул собеседник, догадавшись, что именно подразумевалось под этими словами. Это было не обычной ложью, как могло показаться на первый взгляд, и даже не попыткой выгородить Эдварда перед подругой, сделав из него героя. Это было легендой, которую Рой подготовил специально для возвращения в армию, чтобы избежать лишних вопросов и подозрений. Приезд Уинри оказался как нельзя кстати: ведь, поведав ей интересную историю, он еще и заручался свидетельской поддержкой напарника на случай, если понадобится подтвердить его сомнительное алиби. – Сказал же, иногда, – с едва различимым нажимом повторил Рой и, заметив легкий кивок Эдварда, мимолетно улыбнулся, продолжив прерванное повествование. – Собственно, никакой интересовавшей их информации они, конечно же, так и не получили, потому бросили меня умирать в подземельях, чтобы избавиться от свидетеля. Но Эдвард все же вышел на след преступников, а заодно и вытащил меня, пожертвовав рукой, чтобы отбиться от химер, охранявших все входы и выходы. Так что, мисс Рокбелл, Вы можете гордиться своим другом – он настоящий герой. – Не ожидал услышать это от тебя, полковник, – задумчиво протянул Эдвард, уже сидевший на диване. – Обычно и простого "спасибо" не дождешься, а тут прямо целые дифирамбы. Но спасибо, мне было приятно. – Подобные вещи всегда стоит оценивать по достоинству, – произнес Рой, улыбнувшись теперь открыто и мягко, как делал только в исключительных случаях. Без присутствия посторонних. Эдвард почувствовал, как сердце в груди забилось быстрее и увереннее. Он понял, наконец, действительно, понял, что именно пряталось за красивыми словами. Извинения. То, что никогда не звучало между ними вслух. Рой просил прощения. Завуалированно, словно передавал шифр, который мог прочесть между строк единственный адресат. Искренне, как не умел больше никто, кроме по-настоящему раскаивавшегося. Опасливо, потому что, в самом деле, боялся остаться не понятым и не принятым. Он совершенно не умел извиняться, хоть и всегда признавал перед самим собой допущенные ошибки. Однако, предпочитал исправлять их поступками, а не разговорами. Сейчас же, вопреки собственным привычкам, перешагнув страх и гордость, Рой просил прощения. И Эдвард почувствовал, истерзанным сердцем, потрепанной душой, что не мог не простить его. Более того, уже давно простил. В тот самый момент, когда убедился в реальности осуществившейся мечты, которую похоронил в осиротевшей сожженной квартире вместе с черным плащом и цветной фотографией. Просто не продемонстрировал этого сразу. Потому что хотел, чтобы Рой осознал, насколько больно сделал ему своей разыгранной смертью. А теперь, видя отчаянную надежду в усталых темных глазах напротив, не мог понять, стоило рассмеяться или заплакать. Так и не решив внутреннюю дилемму, Эдвард, проглотив предательски вставший поперек горла всхлип, негромко произнес: – Я рад, что ты жив. Только после прозвучавшей фразы, Рой заметил, что не дышал все время, пока ждал приговора. И выдохнул медленно, беззвучно, ощутив, как ледяные цепи, сковывавшие его сердце с самого Ишвара, с грохотом осыпались к чужим ногам. Тем, чьи шаги было невозможно перепутать ни с какими другими. Первый всегда ступал тяжелее второго, негромко скрипя подшипниками. Рой услышал то, на что почти не смел надеяться после жестокого приветствия прошлой ночью: "Я прощаю тебя".