Калейдоскоп иллюзий

Проснулся Эдвард удивительно отдохнувшим и полным сил. Глаза открылись сразу же, заставив мимолетно удивиться полумраку, царившему в помещении. Он бегло осмотрелся и понял, что совершенно не узнавал места, в котором находился. Желудок противно съежился от нехорошего предчувствия. Помедлив, Эдвард попробовал привстать на локтях, но тут же завалился на правый бок, услышав грохот крепления протеза о железо. Взгляд метнулся в сторону искусственной руки, которой, как и предполагалось, не обнаружилось на привычном месте. "Только не опять, – подумал, досадливо прищелкнув языком. – Уинри меня убьет. На этот раз, точно". Кое-как сев, Эдвард осмотрел собственное тело на предмет еще каких-нибудь увечий, но ничего не нашлось. Лишь теплый военный китель пропал вместе с автопротезом. Пожалуй даже, именно эта пропажа волновала сильнее первой замеченной. В комнатушке, больше напоминавшей каменный мешок или келью, царил поистине могильный холод. Он пробирал до костей, забирался сквозняками под одежду, выстужая самое нутро. По коже бежали мурашки от мороза, и сталь протезов тепла отнюдь не прибавляла. Спрыгнув на пол, Эдвард прошелся чуть вперед, внимательно изучая помещение, в коем проснулся. Без единого окна, освещаемое только тусклым светом из-за двери, что не плотно примыкала к косякам, с металлическим столом на высоких ножках вместо кровати. Ничего лишнего. Ничего нужного. Ничего говорившего. Ни малейшей детали, которая могла хоть как-то намекнуть, что это было за место. Задумчиво проведя ладонью по стене, Эдвард отметил, что камни в ней держались на честном слове, буквально на живую вогнанные в промерзшую землю. Пахло дождем и мокрой травой, но келья, вопреки всему, оставалась сухой, хоть и холодной. Создавалось впечатление, что копали вручную и второпях. Словно дополнительная комната в морге. Или попросту могила. От последней ассоциации стало немного не по себе, и Эдвард, натужно сглотнув, вернулся к изначальному месту пребывания, присев на корточки. Попробовал дернуть железную ножку, но та оказалась намертво всажена в пол и укреплена неровными булыжниками с прослойкой цемента. Вытащить ее не представлялось возможным. Последняя надежда – дверь – тоже на проверку была много крепче и неприступнее, чем на вид. Ручка отсутствовала напрочь, как и замочная скважина. Лишь через тончайшую рваную щель удалось рассмотреть мощный засов с внешней стороны. Отступив на шаг, Эдвард пнул преграду стальной ногой. Металл безразлично дрогнул и устоял, но от раздавшегося грохота ненадолго заложило уши. Выхода не было. По крайней мере, доступного. Однако почему-то сей факт пугал еще меньше, чем отсутствовавшая рука. О ней Эдвард и вовсе не задумывался до нынешнего момента, когда собрался воспользоваться алхимией и понял, что не мог. Посему, недовольно поморщившись, молча вернулся на место, забравшись на железный стол с ногами. Прислонился спиной к ледяному камню, сложил по-турецки ноги и ухватился дрожавшими пальцами за лодыжки. Ждать Эдвард ненавидел. Особенно в неизвестности, когда было не ясно даже, где ждать и чего. Или кого. Но других вариантов не имелось, поэтому пришлось смириться. Взгляд уперся в стык противоположной стены с полом, светлые брови нахмурились. Вопросы начали появляться только теперь. Причем, абсолютно разные. Кто его похитил, и похитил ли вообще? Почему не убил, или эта темная промерзшая камера – смерть, сама по себе? А, главное, сколько ему предстояло сидеть в одиночестве, да и собирался ли хоть кто-нибудь приходить? Может, абстрактный "кто-нибудь" просто бросил свою жертву медленно умирать? Дрожь начала пробирать уже все тело и вынуждала до желваков стискивать зубы, чтобы они не стучали друг о друга. Камни за спиной вытягивали жалкие остатки тепла – Эдвард отстранился от стены, согнувшись пополам и принявшись осторожно раскачиваться. Не помогло. Тогда он вновь спустился на пол, начав бесцельно мерить комнатушку шагами, короткими и длинными. Небольшая разминка разогнала кровь по организму, позволив ненадолго согреться. Дельных мыслей не находилось. Нетерпение рвало натянутые струны нервов, как кошка обивку кресла – легко и с наслаждением. Бедро над креплением протеза онемело от холода, металл заиндевел под штаниной и скрипел почти с хрустом на каждый шаг. Эдвард потеряно остановился, в очередной раз осмотревшись вокруг в поисках подсказок, которых не было. Запрокинув голову, заметил оборванные провода, паучьими пальцами свисавшие с потолка, но и эта деталь ничего не дала. Запоздало подступила паника, встав комом отчаянного вопля поперек горла. Отмахнувшись от нее, он провел ладонью по лицу сверху вниз и обратно, встрепав длинную свалявшуюся челку. Попытка успокоиться и вернуть самообладание наполовину провалилась, но сердце хотя бы перестало выбивать автоматную дробь в груди, и выровнялось дыхание. Из глубины поднялась злость, и Эдвард в мгновение оказался у запертой двери, наградив ее очередью мощных пинков. Снаружи не последовало ровным счетом никакой реакции – тогда он закричал: – Эй! Открой эту чертову дверь! Ублюдок, выпусти, кто бы ты ни был! Ответа не было. Впрочем, и не на него делался расчет. Тишины вполне хватило, чтобы убедиться, что по ту сторону темноты никто не ждал. Заглянув в узкую щелку, Эдвард приблизительно оценил обстановку смежного помещения. Оно оказалось просторным и абсолютно пустым. Лишь на полу угадывались очертания преобразовательного круга, изрядно потертые в нескольких местах. "Опять подземелья, чтоб их..." – сделал неутешительный вывод, шагнув назад, чтобы возобновить безуспешные попытки выбраться из крошечной комнатушки самостоятельно. Голова страдальчески зазвенела уже через пару минут, слух притупился настолько, что казалось, будто его и вовсе выключили. Нога онемела на этот раз от череды ударов, зато холод ненадолго отступил. Даже сталь протеза малость нагрелась. Замерев в метре от двери, Эдвард стиснул кулак, опустив голову и прикусив край нижней губы. Сбившееся дыхание неторопливо восстанавливалось. Выбраться таким способом было невозможно априори, но мириться с жестоким фактом не хотелось. Однако и тратить силы на бесполезное занятие – тоже. – Да твою мать! – ругнулся он в полный голос, ощутив, как надрывно напряглись связки в горле, а под ключицами свернулся эхом животный рык. Пальцы расслабились и скользнули вверх, коснувшись стального плеча. Обняли его мягко, сжавшись на плавных изгибах холодного металла, где крепилась некогда искусственная рука. Рука, которой катастрофически не хватало сейчас алхимику для наипростейшего преобразования. Пошатнувшись, Эдвард тяжело рухнул на колени, вцепившись в пустую бесполезную основу протеза. Он почувствовал себя как никогда беспомощным и жалким. И от подобного чувства стало только хуже. Подкатило отчаяние напару со страхом перед неизвестностью, по спине пробежала паническая дрожь. Неужели, так и погибнет самый юный Государственный Алхимик? Глупо, бесславно, в полумраке молчаливого, холодного каменного мешка. "Отставить похороны, – мысленно приказал он самому себе и почему-то, как наяву, услышал баритон Роя. – Тебе еще брату тело возвращать и искать способ разделить Софию и животных из химеры в изначальное состояние. Некогда умирать". Глубокий вдох получился слегка неровным, надсадным. Жесткий взгляд медленно поднялся на железную преграду, отделявшую его от свободы, а затем переключился на стол. В уголках губ затеплилась злая усмешка. И вновь тишину разбил вдребезги грохот сильного удара. *** Через щелку отлично просматривалась дверь напротив, располагавшаяся в смежной комнате с преобразовательным кругом. Эдвард изредка поглядывал на нее, отвлекаясь от своего занятия, выжидал пару секунд, прислушиваясь к тяжелой тишине, и вновь продолжал чертить. Ногтями, не имея ничего другого в пределах досягаемости, он выводил знакомые рисунки, стискивая челюсти до судорог. Однако мерзкий скрежет о металл резал лезвием по ушам, так, что зубы сводило. Приходилось часто проводить по ним языком и зажмуриваться. И вновь выглядывать во вне через кривую щель, подсознательно ожидая подвоха в царившем безмолвии. Вдруг палец пронзило болью, заставив негромко вскрикнуть. Ноготь переломился посередине, оттопырившись уродливым огрызком. Тонкой струйкой потекла кровь, и именно ей был торопливо завершен заветный круг. Эдвард медленно выдохнул, опустив руку, дав ей короткую передышку. Багровые капли срывались вниз и разбивались о кривые камни. Он обернулся на стальной стол, со злости пнув его еще раз. Вырвать его из пола не получилось, как ни старался. Только ножки немного погнулись, скосив твердый каркас. Пальцы мелко дрожали, сводимые судорогами от боли и холода. Спасало только, что они замерзли настолько, чтобы ощущать лишь отголоски собственного медленного пульса. Ударив вскользь ладонью по стене, Эдвард поставил на место сломанный ноготь, поморщившись от неприятного ощущения, и коснулся преобразовательного круга. От двери отделился удлиненный полый конус с небольшой перекладиной внутри, звонко стукнувшись об пол у ног алхимика. Сама же преграда со щелчком приоткрылась. Неловкой рукой подцепив созданное оружие, Эдвард осмотрел собственное творение. Металл закрывал предплечье до локтя, сужаясь к концу на подобие копья. Ровное покрытие бликовало в неярком свете люминисцентных ламп, и его тяжесть вселяла иррациональную уверенность и спокойствие. Хотелось выбраться наружу как можно скорее, но никто не говорил, что это будет легко осуществить. Покрепче сжав перекладину внутри конусовидного оружия, Эдвард подтолкнул ногой дверь и шагнул через порог. Прямиком в неизвестность. *** Подвалов Эдвард не узнавал, поэтому первоначальная догадка о том, что его вновь затащили под здание Центрального Штаба, не оправдалась. Здесь было сухо и тихо. По каменным коридорам беспрепятственно гулял стуженый ветер, острыми иглами впиваясь в кожу под тонкой тканью форменной рубашки. Правый рукав ее пришлось оторвать по шву, чтобы не мешался в движении, а левый – зубами подтянуть повыше, чтобы не путался в пальцах. Света в этих подземельях не оказалось, и Эдвард вынужден был идти на ощупь, осторожно переставляя ноги, почти утратившие чувствительность от холода. Перед внутренним взором он держал своеобразную карту пути, который остался позади. Единственная рука скользила по кривым камням, отчего сталь узкого конуса периодически высекала искры из стены. Они не давали света – лишь иллюзию. И заставляли вспоминать о том, кого почти до безумия не хотелось обнаружить здесь же: Рое Мустанге. Нахмурившись в ответ собственным мыслям, Эдвард повернул вправо, куда уводил его лабиринт. В какие-то моменты ему казалось, что он ослеп, потому что даже сапоги разглядеть не получалось. Тогда изнутри поднималась паника, которую удавалось обуздать только при помощи очередной мимолетной вспышки на уровне бедра. Однако неожиданно вдалеке забрезжил тусклый свет, и Эдвард неосознанно ускорил шаг, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. За очередным изгибом коридора пряталась дверь, распахнутая настежь. От слишком яркого луча, резанувшего по глазам, пришлось зажмуриться и машинально вскинуть руку, выставив ее чуть впереди, чтобы случайно не пораниться острием стали. Комната оказалась небольшой, с низким потолком, до которого можно было достать кончиком самодельного оружия. Единственной мебелью в ней был стул, выполненный из того же материала, что и стол, на коем проснулся Эдвард. Быстро осмотревшись, он заметил в дальнем углу громоздкую клетку. Через толстые частые прутья торчала темная густая шерсть, мимолетно шевелившаяся от редкого размеренного дыхания существа. "Опять химеры", – как-то устало и почти безразлично подумал Эдвард, собравшись развернуться и уйти, но в последний момент остановился. Зверь, почувствовав чужое присутствие, поднял голову и посмотрел через плечо. Сердце ухнуло вниз, и на его место тут же пришел холод подвальных сквозняков, сухих и колких. Бездумно бросившись вперед, Эдвард упал на колени перед клеткой, отложив в сторону заостренный конус, и положил дрожавшую ладонь на покатый кошачий лоб. Теплый, знакомый. – София... – позвал предательски осипшим голосом, и химера повела мордой в сторону, ткнувшись носом в протянутую руку. – Но почему?.. Как ты здесь оказалась? – Это я попросил своих ребят вернуть ее, – раздался хриплый ответ за спиной. Эдвард, подскочив на месте, развернулся спиной к оскалившейся подруге и едва не зарычал с ней в унисон. На пороге стоял Шу Такер, живее всех живых. В когтистых лапах он задумчиво вертел стальной протез правой руки, скользя по нему внимательным взглядом. – С вами, детьми, столько хлопот, право слово. – Ах ты... – Эдвард задохнулся от ярости, клокотавшей в груди, и выпрямился, подхватив оружие с пола. На языке вертелось столько ярких эпитетов в адрес собеседника, что больше половины из них не стоило произносить вслух. По крайней мере, в присутствии ребенка. – Паскуда! – выплюнул зло, удобнее уцепившись за перекладину внутри острого конуса, и бросился вперед под аккомпанемент раскатистого рыка за спиной. Копье легко вошло в мощное плечо, заставив Такера взвыть, отшатнувшись в сторону. Эдвард едва успел увернуться от ответного удара собственным протезом, присев и высвободив единственную руку, чтобы резануть острием по сухожилиям звериной ноги. В лицо брызнула кровь, и пришлось зажмуриться, чтобы она не попала в глаза. Это стало ошибкой, потому что на светлую макушку тут же обрушилось стальное плечо. На секунду потеряв ориентацию в пространстве, Эдвард припал на живое колено, запоздало почувствовав, как порвалась ткань военных штанов, и в мышцу воткнулся осколок металла. Слепо выпрямив руку в сторону, он распорол мохнатое брюхо и оттолкнул от себя оппонента. Тяжелая туша грузно опрокинулась на спину, рвано дыша через кровавые всхлипы. Бросив на Такера мимолетный взгляд, Эдвард поспешил отвернуться. Для него это было слишком. Распростертое на полу звериное тело надсадно хрипело, хаотично шаря лапами по животу в бесплодной попытке затолкать обратно выпавшие липкие кишки. Человеческие глаза под толстыми очками безумно выпучились и уже ничего не видели. Располосованная нога дрожала крупно, конвульсивно, на издохе. К горлу подкатила тошнота, а в груди ледяным змеем свернулось жуткое осознание: Такер умер. И убил его Эдвард, своею рукой. Копье соскользнуло по расслабившейся ладони в лужу крови, которая медленно разливалась багровым ореолом, неумолимо подбираясь к его ногам. Но отодвинуться сил попросту не нашлось. Мальчишку, который всегда панически боялся погрязнуть в чужих смертях, словно пригвоздило к ледяному полу. Второй раз в жизни он переступил через запрет и стал убийцей. Однако страшнее всего оказалось отнюдь не это. Страшнее всего оказалось отсутствие каких-либо эмоций. С удивительной отстраненностью Эдвард понял, что ему было безразлично произошедшее. Словно сделал нечто настолько же обыденное, как утренний кофе. С губ сорвался нервный смешок, хриплый, легкий, беззвучный. Собственная рука плетью висела вдоль тела, по горло испачканная чужой кровью. Колено ритмично пульсировало. А ему все еще было наплевать. И откуда-то взялось четкое знание: так и останется. Не придет с опозданием сожаление или чувство вины. Не настигнет со временем ненависть или презрение к самому себе. Нет. За углом ждала лишь отрешенная пустота и безразличная констатация факта. Неожиданно Эдвард рассмеялся. Горько, болезненно, рвано и неуместно громко для висевшего безмолвия холодных подземелий. Даже София боязливо затихла. Такер перестал дергаться и замер, раскинув в стороны лапы. На длинных когтях повисли лохмотья внутренностей, липких и наверняка еще теплых. Остальное кривыми линиями разложилось по разошедшимся краям плоти и постепенно утопало в темно-алом. Мерзкий запах с привкусом металла наполнял ледяной воздух помещения. Смех неторопливо затихал, сменяясь пустотой. Когда вновь повисла тишина, Эдвард попытался подняться, но колено прострелило болью, ноги затекли и перестали слушаться, и он тяжело завалился на бок, прикрыв на секунду глаза. И в ужасе распахнул их, почувствовав прикосновение к плечу. Обернувшись, успел увидеть Такера со шприцом в лапе, который тот всадил в незащищенную шею своего убийцы. Крик оборвался, не начавшись. Мир заволокла темнота, и последнее, что осело в туманном сознании, было хриплое пожелание сдохнуть. Эдвард мысленно согласился с ним и провалился в беспамятство.