Салли-Кромсали адвокаты спасали

– Чего кислая такая? – полюбопытствовала Батшева, оглянув Говард. Её бойфренд подхватил простуду и остался дома, потому у неё и появилось время, которое можно уделить подругам. – выглядишь неважно.       И вправду, видок Ванессы оставлял желать лучшего: синяки и мешки под глазами не скрывал даже плотный тон, одно только хорошо, что веснушек почти не видно; лохматые рыжие волосы собраны в самый небрежный пучок, какой можно себе вообразить; одежда измята. Учитывая, что прежде она всегда старалась не отставать от остальных и выглядеть более-менее презентабельно, такой пролёт можно считать почти что оскорбительным.       Явный недосып отразился не только во внешних признаках. Сонливость, медлительность и невнимательность обременили девушку, недовольную самой собой. – Там семейное. Забейте. – крутанув лежащий на парте карандаш, ответила та. – И опять ты рассказываешь всё одной Эйви, да? – возмутилась Ева. – что за несправедливость? Неужели мы с Джесс такие плохие подруги?       Джессика, услышав своё имя, оторвалась от выведения на полях тетради аккуратным почерком имени «Сэм», заключённого в сердечко, и кивнула, а затем снова вернулась к своему делу. Вряд ли она вообще слушала, о чем идёт разговор.       Возникло желание выбраться из этой школы. Просто вырваться на улицу, вдохнуть весенний воздух, насыщенный запахом дождя и сырой земли, выхлопных газов и прочих, прочих ароматных вещей, оступиться и упасть в лужу, промокнуть и испачкаться, закрыть глаза и подставить лицо на истерзание солнца, чтобы появилось ещё больше маленьких коричневых пятнышек на щеках и крыльях носа.       Везунчик тот, кто наделён полной свободой, кому не нужно тащиться на работу или учебу, кто может махнуть на всё рукой и поддаться плавному течению жизни, кого не терзают никакие проблемы и треволнения.       И если был в мире человек, сумевший стать действительно счастливым, то Ванесса ему завидовала.       Деревянный корпус карандаша стукнулся о ненакрашенный ноготок девушки. Закрутился в обратном направлении. – Эйвелин не знает всего до мельчайших подробностей. – щелкнув по карандашу пальцами, она отправила его на пол. – Я обрисовала ей краткую картину произошедшего, а углубляться в это у меня нет желания.       Внимание переключилось на особу, о которой шла речь. Картер сегодня задержалась, хотя обычно приходила в числе первых. Значит, у неё тоже что-то случилось. Клетчатая юбка чуть выше колена плавно развевалась при каждом её уверенном шаге, открытые черные туфельки на небольшом каблучке приятно цокали, а белая блузка идеально прилегала и обтягивала аккуратную грудь.       Карандаш не без помощи Эйвелин вернулся на парту. – Утро доброе, дамы. – лёгкие объятия с ароматом цветочного парфюма окутали Ванессу, затем и остальных двух подружек. – о чём болтаете?       Большие голубые глазки, нарочито искрящиеся хорошим настроением, зацепились за Батшеву. Не первый год они дружат, и Картер знала наперёд, как ведёт себя подруга в том или ином расположении духа, и чего вообще от неё стоит ожидать. Немногие замечали её умение с лёгкостью читать людей, будто открытые книги. Она общалась, наблюдала, разговаривала и только потом анализировала. Неспроста помимо спорта её привлекала психология. – Да так. – многозначительно протянула Ева. – я просто пытаюсь узнать, почему кому-то Несс рассказывает всё, а кому-то ничего. – Та-а-ак, и что я пропустила? – Эйви приняла вид максимальной заинтересованности в происходящем, плюхнувшись за свою парту и скинув сумку с учебниками возле, прямо на пол. – Нам самим хотелось бы знать. Да, Джесс?       У Джессики дрогнула рука. Синяя линия совершила крутой поворот и съехала в сторону, так и не сомкнувшись со вторым концом и не образовав очередное сердечко. Кажется, романтические помыслы окончательно затягивали её в свою бездну, выбраться из которой ой как непросто. А вынужденное созерцание до тошноты милых обнимашек, порой и поцелуйчиков на протяжении практически всего учебного года выматывало её в моральном плане. Даже Трэвис Фелпс, оказавшись «аромантичным придурком», потерял для неё свою значимость. Сквозь зубы она пробормотала что-то и взялась за корректирующую жидкость, приводя своё творение в законченное состояние. – Я не буду говорить об этом, Батшева. – девушки называли упрямую подругу полным именем, когда хотели донести до неё что-то очень важное. – Но почему?!       Потому что ей нужно забыть об этом как можно скорее, а не ворошить рану. Спрятать под твёрдой коркой, проникнуть под которую не так-то просто, завалить слоем никому не нужной пыли и превратить в страшный сон, забывающийся уже к следующему утру.       Зачем говорить о том, что и так будет преследовать тебя по пятам всю оставшуюся никчемную жизнь? Очередной родительский проёб, вернувший процветающую многодетную семью гораздо ниже изначальной точки отплытия – к материальному дну, когда каждый цент на счету.       А всё это из-за стремления заработать как можно больше, схватиться за что-то лучшее нежели чем то, что уже имеется. И глупый бизнес-план с огромными рисками не испугал Мистера Говарда. И очень зря.       Они просто прогорели, а мужчина, взявшийся за помощь в «ведении их семейного дела» умыл руки, ещё и обязав выплачивать долг, взявшийся из ниоткуда.       Мать и отец около двух суток толком не спали, ходили взвинченные и на нервах, уже подыскивая себе новую, пусть и временную работёнку.       Такая подстава не оставила нетронутыми и детей – всеобщие переживания лишили их толкового аппетита и прежней радости, что не покидала их в течение нескольких месяцев.       Эйвелин, к счастью, сообразила, что к чему. – Ну, раз не хочет, пусть не говорит. Давай не будем её трогать?

***

– Тишина, десятый класс! – властный голос учителя физкультуры разлетелся по углам спортивного зала, прорезая слух учеников, – сегодня у вас пробный забег. Уже в конце апреля будет итоговый. И если вы не хотите завалить ни один из них, советую хорошенько размяться. На это у вас есть... – деловитый взгляд мужчины упал на наручные часы, которые он от чего-то постоянно носил в кармане штанов. – ...семь минут. Потом вы побежите три километра.       Кто-то недовольно простонал, кто-то чуть ли не взревел, кто-то обрадовался, а кто-то вообще не переживал, потому что знал, что справится с поставленной задачей на «отлично». Примерно те же чувства испытывали и Батшева, Джессика и Эйвелин, обступившие злую Ванессу со всех сторон. – Да он издевается! – из зелёных глаз буквально вылетали гневные искры, за малым не задевая спину Мистера Фореста, уже успевшего отвлечься на телефонный звонок. – ну всё. Это провал. – обречённая интонация сопроводилась тяжёлым вздохом. – я не пробегу и половины дистанции.       Говард осела на трибуны, пока остальные действительно пытались разогреться, будто им это поможет. Кучка футболистов пару секунд пробежалась на месте, скорчив смешные рожи, и на этом они закончили разминку. Сэм вместе с Люси о чем-то шептался, старательно делая вид, что он разминает коленные суставы. Фрики ничего особенного не делали, разве что присели пару раз, и то, чтобы показать, что они сделали хоть что-то. Ева и даже Джессика решили блеснуть своими умениями, пока Картер только выполнила пару упражнений на растяжку и приземлилась обратно, рядом с подружкой. – Не будь так самокритична. Если ты не будешь верить в себя, то конечно выдохнешься уже на первом километре. – она притянула Ванессу к себе за плечо, успокаивающе поглаживая его. – не переживай. Не все же тут олимпийские чемпионы. Ребята уже не в том возрасте, чтобы смеяться над чьими-то физическими способностями.       За её спиной раздался басистый хохот сразу нескольких голосов – это несколько одноклассников, сумевших развить только бицепсы, трицепсы и прочие, прочие мускулы, ржали как сумасшедшие над дрыщавым мальчишкой, который еле устоял на ногах после недо-планки продолжительностью в пару десятков секунд. – Да уж, утешила. – носок левой ноги вытянулся вперёд, но тут же дёрнулся и вернулся в исходное положение – Батшева исполнила колесо и чуть было не задела её. – был бы способ хоть как-то увильнуть от забега... – Если уж тебе совсем невмоготу бежать, то отпросись в туалет. – лишь слегка вспотевшая после разминки Джесс плюхнулась рядом. Заслышав неуверенные смешки подруг, она встрепенулась. – что? Это лучше, чем ничего.       Время, отведённое для подготовки к исполнению поставленной задачи, истекало. Других вариантов у Ванессы всё равно не было, да и придумать что-то за пару минут нереально. Поэтому она поднялась со скамьи, уже прокручивая в голове подготовленные для разговора с учителем слова. – Да. Удачи, девочки. – махнув рукой, Несс в последний раз обернулась на Эйвелин. – увидимся на химии.       Каждый шаг в сторону преподавателя отдавался усиливающейся дрожью во всём теле. Почему ей казалось, что абсолютно все одноклассники приковали к ней свои взгляды в этот момент? – Мистер Форест... – статный мужчина лет сорока-пяти обернулся и нахмурился, ожидая продолжения. – можно выйти?       Вряд ли он обрадовался услышанному. Учитывая его от природы раздражительную натуру, беспокоить преподавателя, когда тот занят – не самая лучшая идея. Внутренности невольно сжались в комок, и дыхание затаилось, а пальцы нервно теребили край безразмерной толстовки. – Только быстро. – вновь перед её взором оказалась широкоплечая спина. Учитель продолжил телефонный разговор.       Пальцами показав подругам жест «о'кей», Ванесса выскользнула из спортзала сначала в женскую раздевалку, где забрала свой портфель, а затем и в коридор.       Сегодня ей повезло. Возможно, Мистер Форест вообще забудет о ней и даже не отчитает при следующей встрече. Хотя вероятность такого исхода крайне мала, понадеяться можно.       Пустые школьные коридоры встретили девушку приглушёнными дверями голосами. Вот кабинет математики, вот английский язык, здесь проводят занятия музыкой, а тут естественными науками. И везде сидят ученики. Кого-то действительно интересует новая тема, а кому-то приходится сидеть там, как на каторге.       И только Ванесса вольготно проходила мимо шкафчиков, дверей и кулеров с водой, изредка заворачивая за угол, в более узкий коридорчик. Сейчас её главная задача – тихонечко отсидеться и никому не попасться на глаза до звонка.       На примете был заброшенный задний дворик школы, куда выходило только два немытых окна подсобных помещений – видимо, до них руки уборщиц не доходили.       Приложив некоторые усилия, Говард толкнула старую железную дверь, которая, как назло, протяжно и громко проскрипела. – Чёрт... – оглянувшись, она вышла на улицу и сразу осела на ступенях.       Кое-где на уголках скололась кирпичная кладка, но сидеть это не мешало. Периметр двора обнесён сеткой, уже порвавшейся в некоторых местах. А прямо за недозабором стояла очередная трёхэтажка, в здании которой наверняка располагались какие-нибудь мелкие конторки, например кабинет тату-мастера или мастера маникюра, парикмахера и тому подобных личностей.       Мысли о разных вещах посетили её голову. Легкий ветерок, ещё не тёплый, но уже и не ледяной, навевал полудрёму. Совсем расслабившись, девушка оперлась подбородком на ладошку и прикрыла веки.       Резкий скрип, железяка пришлась ей по боку и буквально снесла Ванессу со ступеней. Она вскрикнула, не успев что-то сообразить и отмахнуться от остатков сна, почувствовала, как кто-то тянет её за собой. Ей ничего не оставалось, кроме как следовать за ним и прихрамывать.       Кроссовки вязли в грязи, от чего движение странной парочки значительно замедлялось, и приглушенный, явно мужской голос раздавался всякий раз, когда один из них поскальзывался.       Девушка опомнилась, когда им пришлось протискиваться между стеной школы и поломанным забором. Схватив попутчика за рукав кофты, она чуть ли не закричала: – Что за хрень?! – сердце замерло и, кажется, даже перевернулось несколько раз. Чужая ладонь накрыла её губы, призывая к молчанию, и парень повернулся к ней лицом. Точнее, жуткой маской... Из-под капюшона выпадали ярко-синие пряди растрепавшихся волос.       Нигде от Фишера нет покоя. Хорошо хоть занятия с Тоддом она прекратила еще в феврале, иначе этот чудила и там появлялся бы чаще дыхания. – Помолчи. – Сал присел на корточки и замер, будто прислушиваясь. Через несколько секунд скрип двери повторился, но за ним последовали ругательства.       Скрипучий голосок напоминал их библиотекаршу – преждевременно состарившуюся женщину. Проседь в её неизменном тугом пучке была видна невооружённым глазом, мелкие морщинки залегли на лбу и возле губ, да и вся она в целом одрябла и превратилась в противную старушку всего в тридцать лет. И причина такому явлению для учеников оставалась извечной тайной, ведь взрослые наотрез отказывались говорить об этом. – Глупые дети, шастают по школе в учебное время. Ни капли совести. Ну я покажу этой девчонке, если узнаю, кто она. – снова раздались шаркающие шажки и стон железной двери. А после повисла звенящая тишина, которую прерывала лишь весенняя капель.       Секунда, две, десять, тридцать. Минута. Взгляд беспрестанно цеплялся за безжизненную пародию на человеческое лицо, пока мысли в голове кучковались и тут же в панике разбегались. Рука бесцеремонно оттолкнула ладонь Фишера, которая всё время покоилась на девичьих губах.       Юноша тоже не спешил завязать диалог, и просто задрал пластиковое лицо к небу. Его грудь хаотично вздымалась и опускалась, словно ему было трудно дышать. Вот же хиляк, подумала Ванесса. – Какое идиотство. – внезапная вспышка гнева оказалась неконтролируемой. Раздражало всё без исключения: преподаватели, противная библиотекарша и синеволосый одноклассник, присевший рядом на корточки. – и что ты вообще тут делаешь?! – То же, что и ты. – пробирающие душу холодом голубые радужки устремились на Говард снизу вверх. – прогуливаю забег.       Красная краска подступила к щекам и кончикам ушей, и злость сменилась на некоторую долю стыда. Помесив носком кроссовки слякоть, девушка пробубнила: – Ладно. Вряд ли мы сможем попасть в школу этим же путём. И... – к ней вернулись былые уверенность и возмущение, – ...я считаю, что вина за это полностью лежит на твоих плечах. Так что думай, Фишер, что нам делать.       Угловатая фигура парня распрямилась и предстала перед Несс в полный рост. Сложно было даже попытаться распознать хоть какие-то эмоции, скрывающиеся за маской, но уже в следующий миг, после секундных раздумий, Сал заговорил: – Пошли со мной. – не оглянувшись, он направился в противоположную школе сторону. – Эй! Куда это ты? – не оставалось ничего, кроме как вприпрыжку следовать за одноклассником, чертыхаясь и стараясь окончательно не испоганить перепечканную обувь.       Ответа не последовало. Парень тем временем ускорился, и расстояние между подростками стремительно увеличивалось. Быструю ходьбу пришлось сменить на бег, и девушка еще раз окликнула Салли.       Резко и весьма неожиданно он обернулся, раскинув руки в разные стороны. – Я иду прогуливать школу. – недовольство, отразившееся на физиономии застывшей на месте Ванессы, не скрылось от него, – У тебя есть другие предложения?       Помешкав всего какое-то мгновение, она цокнула языком и возобновила путь. – Расскажи что-нибудь о себе.       Под протезом раздался кашель. Он что, воздухом подавился? Только откачивать этого фрика прямо здесь не хватало. Хотя можно было бы рискнуть ради удовлетворения любопытства. – Что с твоим лицом? – Ванесса никак не унималась. Ну разве есть что-то страшное в обычном вопросе? – Мне кажется, ты суешь нос не в своё дело. – бледные ладони скрылись в карманах красных джинс с дырками на коленях. Гранж. – Да ладно тебе, мне просто интересно. – демонстративно отвернувшись, Ванесса умолкла. Не очень-то и хотелось разговаривать с индюком.       Школа осталась позади, и теперь точно можно выдохнуть спокойно – за ними никто не увязался и, следовательно, сейчас они не огребут по полной программе. Подростков встречал Нокфелл во всей его красе: с разбитым асфальтом, узкими мрачными переулками, бродячими животными и старым транспортом. – С дерева неудачно упал.       Что? Что за бубнеж прозвучал над самым ухом? Ванессе пришлось обернуться, чтобы удостовериться, что это действительно сказал Фишер. – И...? – На лице шрам, который я не хочу никому показывать. – красноречивое молчание девушки в два счета отправило его голубые глаза на лоб от удивления. – Не смотри на меня так. – Покажи-и-и. – Говард, закинув руку на чужое плечо, многозначительно поиграла бровями. – Или слабо?       Резко распрямившая плечи юношеская фигура выражала сразу несколько чувств: ошеломление, негодование, а, может, и раздражение. Желание сдернуть с него протез возросло в несколько раз. – Иди знаешь куда?