***
Проспала я, отнюдь, совсем недолго. Уже в двенадцать с хвостиком часов в мою дверь постучали. Спросонку я даже не поняла, в чём дело, лениво сползла с кровати и открыла дверь с взъерошенной шевелюрой огненно-красного цвета. За дверью оказалась миловидная девушка лет тридцати на вид. Вместо строгого и официального костюма, в котором все привыкли видеть рабочий персонал, на ней было надето красочное кружевное парео цвета спелого персика, а под ним виднелся раздельный купальник кораллового оттенка. Её тёмные волосы были собраны в пучок, а в руках она держала разнос с моей едой. Точно, сейчас ведь время обеда! Я собралась было забрать у неё разнос и поблагодарить за принесённую еду, но она что-то сказала мне на вьетнамском, чего я совсем не разобрала, и прошла внутрь номера. Я отшатнулась в сторону и вопросительно посмотрела на неё. Девушка поставила разнос на небольшой кухонный столик, перенесла всё, что на нём находилось, на поверхность стола, после чего пожелала мне приятного аппетита и ушла, напоследок сверкнув своей солнечной улыбкой. Так вот в чём дело: она должна была лично поставить всё на мой стол, и только после этого уже уйти. Как мило. Я достала из своего рюкзака зубную щётку и пасту, после чего двинулась в ванную. Она оказалась весьма небольшой, но довольно-таки уютной: плитка нежно-голубого цвета — цвета моря, шторка с дельфинами, простенькая раковина из мрамора, зеркало со скрытым шкафчиком, внутри которого располагались чистые полотенца и новые зубные щётки с пастой, на случай, если кто-то забудет взять сюда свои. Даже невооружённым взглядом было видно, что всё было сделано с душой и ориентировочно на клиента. Не то, что бывает в некоторых городах… Где бы я ни была, как правило, в номерах не было ни полотенец, ни посуды, ни мягких ковриков на холодный пол. Приходилось ругаться с персоналом, чтобы отбить себе хотя бы пару тарелок, кастрюлю и вилку с ложкой. Не говорю уже о питании — его там просто не было. Умывшись и расчесав вьющиеся волосы, я притопала на кухню и уселась за стол. Передо мной стояла объёмная тарелка супа, внутри которой плавала рисовая вермишель, креветка и очень много зелени. Рядом с ним размещалась тарелка с аппетитной толстой лапшой, к которой прилагались ростки бобов, жареные кусочки сочной свинины, которая была украшена мятой, анисом и какими-то крекерами. К чаю же предлагалась ароматная булочка с щедро начинённая маком. Едва я увидела это, у меня потекли слюнки. Мало того, что весь номер заполнился соблазнительными ароматами, так ещё и выглядело всё настолько вкусно, что у меня не было слов! Я ела так, словно меня не кормили неделю — аж за ушами трещало. Такой вкусной еды я не пробовала уже очень и очень давно. Матушка не сильно-то горела желанием тратиться на вкусную еду, именно потому мы ели что попало, только бы выжить. А ведь она могла позволить себе вкусную еду. Хотя, может, себе она и позволяла, когда этого не видела я, потому что в отличие от меня, она выглядела весьма живо и здорово, без тёмных теней под глазами и без излишней худобы. Но ничего, тут-то я хорошенько отъемся и отдохну! А потом…потом можно будет где-нибудь снять квартиру на накопленные деньги и жить в своё удовольствие.***
Около сорока пропущенных от матери за два дня, но я не слышала их, не отвечала ей и даже и не думала отвечать, даже если бы услышала звонки вовремя. Я плескалась среди тёплых волн, бегала голыми стопами по мелкому песку и играла с чужими собаками в фрисби. В мои планы, отнюдь, не входило портить своё настроение её вечно раздражённым тоном. Небось, потеряла свою малютку и пыталась найти её. Но малютка была уже далеко и совсем не собиралась возвращаться в отчий дом. Она, наконец, смогла ощутить, что такое свобода, вдохнуть её запах, попробовать на ощупь и даже на вкус. Свобода пахла солёным воздухом и сладкими-сладкими фруктами. Она трепетала твои волосы, цепляла красные волны и щекотала щёки. Она плескалась о твою кожу, омывала её и играла с тобой: вперёд — назад, вперёд — назад. Белая пена разбивалась о твои ноги, красиво растекаясь по золотистому песку. На вкус она была изысканной, горячей, острой и немного сладкой. Язык касался острых традиционных блюд: супов и морепродуктов, блинчиков к чаю, ароматной выпечки, салатов и даже лягушачьих лапок! Когда мне принесли их, мне стало не по себе. Их вид не внушал доверия, однако, я всё-таки рискнула и попробовала их, и — О, боже! — как это было вкусно! Они весьма сильно напоминали жареную курицу, но что-то было в них особенное, другое. То ли местная обстановка и колоритность так влияли на меня, то ли в лягушках действительно было что-то особенное. Деликатес, как-никак. Одолжив шезлонг, который можно было спокойно взять жителям отеля, я развалилась на нём, накинула на голову шляпу и надела солнцезащитные очки. Около меня разместилось ещё человек пять, загорая на солнце. Ещё часть плескалась в воде и гоняла на досках. Я слышала, что с января и по апрель здесь самое удачное время для сёрфинга — волны самые высокие и их легко подхватить даже новичку. Говорят, здесь особо развит дайвинг и сёрфинг. Меня всегда тянуло к морю, так что не заинтересоваться данными видами спорта, я просто не могла. Уже который день подряд я наблюдала за сёрферами, рассекающих по волнам и просто не могла отвести взгляда от подкаченного загорелого красавчика, что выходил кататься на доске каждый день в одно и то же время. Ровно в девять утра, через час после завтрака. Его длинные тёмные волосы волнами струились по его плечам, голубые глаза в цвет моря красиво переливались под лучами яркого солнца, подобно драгоценному сапфиру, а губы были растянуты в широкой улыбке, которую он регулярно дарил своим друзьям-сёрферам. Хотела бы я оказаться на их месте. И, кажется, вселенная вдруг услышала меня. Загорелый красавец приплыл к берегу и вышел на сушу, ступая мокрыми ногами на песок и оставляя на нём свои следы. Всё это время я пристально следила за ним издалека, а сейчас он был так близко, что я спокойно могла подойти к нему и предложить покататься вместе. Да вот только было пару ма-а-аленьких нюансов. Первый — я не умела кататься на доске, от слова совсем. Не хотелось позориться. Второй — открыть свой рот и попытаться заговорить с ним на ломанном английском или вьетнамском тоже было весьма сомнительной и смехотворной затеей. Но, как я уже говорила, вселенная услышала меня. И чтобы я не ныла каждый день о том, что мне не везёт, что жизнь дерьмо и что нет нормального мужика, она подослала его прямиком ко мне, вопреки тому, что я крайне хреново знала языки, которые были более актуальными в это месте. Уже через две минуты он стоял надо мной и улыбался белозубой улыбкой. Вот чё-ё-ёрт… Кажется, я слишком откровенно пялилась на него. Я взъерошила свою шевелюру, после чего приподнялась, снимая с глаз очки и вопросительно глядя на парня. Я искренне надеялась, что он заговорит первым. Но он, как назло, не говорил! — Э-э-э…ты говоришь по-голландски? — спросила я на английском, но тот в ответ лишь отрицательно покачал головой, вгоняя кончик доски в песок. Честно, я бы куда больше удивилась, если бы встретила хотя бы одного из здешних жителей, знающего нидерландский. — Ох, хорошо. А что на счёт английского? — Английский знаю, — кивнул тот и я улыбнулась. Ну, уже хоть что-то. С ним то у меня будет немного по лучше, чем с вьетнамским. Вьет[2] — это вообще болото для меня. Чокнутая. Поехала в место, в котором почти не говорят на английском, не говоря уже о моём родном языке. Дурочка, и только. — Как тебя зовут, красавица? — спросил он, и я смущённо отвела взгляд в сторону. — Красавица? — неловко хихикнула я. — И это говорит мне здешний принц? — я склонила голову в бок, наблюдая за реакцией парня. — Принц? — хохонул он. — Слишком громко сказано, принцесса Мерида[3]. — Вау, и как ты только угадал? — изумлённо спросила я, отыгрывая дичайший восторг. И, кажется, он поверил в то, что меня на самом деле зовут именно так. — Тебя на самом деле зовут Мерида? — Только я не принцесса, и не дочь короля Фергуса и королевы Элинор. К сожалению или к счастью, — легко ответила я, улыбаясь. Точно, для своего же блага отныне здесь буду представляться именно Меридой. Не за чем им знать, что на самом деле меня зовут Полин. Лучше великая принцесса, чем маленькая и никчёмная Полли[4]. В этом нет ничего такого. Я всего лишь ненадолго одолжу это имя, как какую-нибудь вещь напрокат. Как бальное платье, которое я надену на карнавал, — всего на несколько вечеров и ночей, — а потом я сниму его и верну обратно владельцу. — Сантьяго, — представился парень, и сначала я даже не поняла, что он сказал. И лишь когда он вытянул ладонь вперёд, до моей чугунной башки вдруг дошло то, что он только что сказал мне своё имя. — Для друзей — просто Яго. — А?.. Яго? Очень приятно, Яго. Язык сломаешь просто с его полным именем. Я поднялась со своего шезлонга и пожала его ладонь в ответ — сухую и жёсткую. От соли его пальцы имели несколько шероховатую структуру, как люди, которые обычно только-только начинают заниматься игрой на гитаре и быстро стирают пальцы до мозолей из раза в раз, пока, в конце концов, не привыкнут к зажатию и удержанию струн, что неприятно впиваются в мягкие подушечки пальцев. — Как давно ты катаешься на доске? — Всю жизнь. Едва я научился стоять и делать свои первые шаги — отец сразу потянул меня в воду. — Прям вот так сразу? Не шутишь? — искренне удивилась я. Но, кажется, он не шутил, и был абсолютно серьёзен. — Ни капельки, — улыбнулся Яго, мотнув головой в сторону. — Прогуляемся по пляжу? — Давай, — согласилась я, и мы неторопливо двинулись вдоль берега, легко и непринуждённо топая бок о бок друг с другом. Яго рассказал мне, что в его семье из поколения в поколение приучали детей к воде едва ли не с их рождения. Они говорили, что находясь в утробе матери, малютка жил в амниотической жидкости, которая окружала плод, и без которой он просто банально мог погибнуть. Она обеспечивала его жизнедеятельность и являлась его естественной средой на тот момент. Он мог находиться и дышать в ней на протяжении девяти месяцев, — почти года! — а значит, так должно было продолжаться и дальше. Они считали, что даже несмотря на то, что повзрослев, они не могли дышать, это вовсе не означало, что вода после этого становилась их врагом. Наоборот, — она звала их, манила к себе и предлагала подружиться. Временами её воды были тихими, спокойными. Она играла с плавающими, щекотала их тело своими щупальцами и смеялась. Однако, временами, воды были не в настроении. Они не желали подпускать к себе никого, бушевали и гневались. И даже верного друга могли накрыть с головой, позабыв обо всякой морали. Именно потому, когда начинался шторм, сёрферы оставляли свои доски дома и просто предпочитали мирно гулять у берега, не смея заходить в воду дальше колена. Однако самые безбашенные таки могли ступить на волны бушующего полотна, не боясь того, что их может унести прямо в открытое море. — Как на счёт того, чтобы прокатиться вместе на досках завтра? — предложил мне Яго, из-за чего я невольно замешкалась. — Не умеешь? — предположил он, и я кивнула. — А хочешь научиться? — Безумно! — воскликнула я, и тут же поникла. — Если бы только у меня была доска… — Ты можешь одолжить её у отеля. Наверняка, у них найдётся одна свободная досточка для одной красноволосой принцессы. — Тогда ладно, — согласилась я, останавливаясь у своего отеля. — В таком случае, до завтра? — До завтра, — кивнул Сантьяго, после чего по-дружески чмокнул меня напоследок в щёку. — Vào buổi sáng, sóng đặc biệt dốc. Sau khi ăn sáng đi biển[5]. — А? — Говорю: буду ждать тебя утром, — повторил тот по-английски, после чего засмеялся и ушёл в направлении своей доски, что уже давно ожидала его с прогулки, по дороге поправляя свои влажные волосы. Ох уж эти горячие, вьетнамские парни. Хоть он и не выглядел как коренной вьетнамец, но всё же, как же он был хорош…***
Мне хотелось кричать всем в округе, мол, ребята, вы только посмотрите, какого красавчика я ухватила! Какие у него шикарные волосы, даже несмотря на солёную воду, и какие глубокие глаза! Вы вообще видели их? Точно — бездонное море и бесконечное, бескрайнее небо! — Я рад, что ты взяла именно софт топ. Она идеально подойдёт для первого раза. Моё сердце невольно пропустило удар из-за того, что он только что сказал. Успокойся, Полин, он говорит о сёрфинге. Расслабь свою голову и мышцы, потому что сейчас тебе предстоит нехило так нагрузить их. — Ни черта не поняла из того, что ты сказал, — весело улыбнулась я. — Софт топ — доска, которую ты держишь сейчас в руках. Она идеально подходит для новичков, потому что даже если придётся по почкам или печени, следов не оставит. — Весьма оптимистично. Надеюсь, если я что-нибудь себе отобью, ты отдашь мне деньги за проданную почку или часть печени. — Мне нравится твой настрой, Мерида, — засмеялся Яго. — Но, думаю, до этого всё-таки не дойдёт. — Было бы неплохо. С чего мы начнём? — С теории. — О, не-е-ет! — протянула я, обвисая на доске. — Теория — это ведь так скучно! — Но только не со мной, — подмигнул мне Сантьяго, после чего взял за руку и неспеша повёл прямиком к морю. Я невольно запаниковала. — Ты ведь сказал, что сначала теория! — Теорию можно рассказать и по пути, — усмехнулся тот, после чего залез в воду и поплыл вперёд вместе со свой доской. — Догоняй! Я бегло забежала следом за ним в воду, после чего неумело погребла следом, едва волоча за собой доску. А вот, Яго, судя по всему, чувствовал себя просто превосходно. Он разместил доску впереди себя, обхватил её руками и плескал ногами по воде, быстро отдаляясь от берега без особых усилий. Волны подхватывали его тело и помогали плыть легко и ненапряжно. Кажется, так обычно учили плавать тех, кто только-только начинал это делать. Только вот, доска обычно бралась значительно меньше и легче, нежели эта. — Яго, нам долго ещё плыть? — крикнула ему я, задыхаясь от усталости и вешаясь телом на доску. Моё тело не привыкло к большой нагрузке в воде, без отдыха и в месте, где мои ноги совсем не могли достать дна. Ведь с учётом образа моей жизни, я почти не плавала, хоть и очень любила это дело. — Это нормально, что мы переплыли за буйки? — Абсолютно! Ещё немного, — бросил он мне, после чего остановился и обернулся, удерживая своё тело в вертикальном положении. — Видишь, вон то возвышение, на котором сидят люди? Это надводный риф, а все те люди там — сёрферы. Там они передыхают и именно с той точки обычно и ловят волну. — Но почему так далеко? — Потому что именно с этого места начинают вставать и набирать силу волны. Я доплыла до скалистого рифа, на котором уже располагалось человек пять. Сантьяго залез на него верхом и разместился на свободном месте, протягивая мне руку и помогая усесться рядом. Ну, наконец-то, я могу отдышаться. — Смотри, наверняка, ты будешь много падать. Но это ничего, это нормально. Главное — не расстраивайся, не падай духом и не глотай воды, в попытке утопиться. — Я не настолько отчаявшаяся. Вернее, нужно было сказать — поехавшая. — А вдруг, — усмехнулся Яго и поправил свои влажные волосы. Я последовала его примеру и тоже поправила свои. — Когда мы будем приближаться к берегу, красиво выйти из воды с первого, второго раза и даже с третьего вряд ли получится. Так умеют только профессионалы. — Ого, так я имею дело с профессионалом? — А ты заметила это только сейчас? — лукаво улыбнулся тот, слегка вздёргивая нос к верху. — Самое уязвимое место любого сёрфера — это момент прохождения прибойных волн с доской. Потому что волны уже есть, а глубины ещё нет. И при малейшем замешательстве, ласковые белые барашки задорно размажут стоящего на доске о дно, а потом ей же и добьют. А потом вернут её обратно и добьют ещё раз. — Как мило. — Именно потому в первое время ты должна оперативно выбегать из воды, не обращая внимания на эстетику процесса. В противном случае, можешь столкнуться с не самыми приятными последствиями. — Например, с купальником на голове, с медузой во рту и песком в трусах? — Да-да, именно об этом я и говорю! Ты верно подхватила мою мысль, — засмеялся тот, после чего взглянул на море. — Хорошие волны приближаются. Отдохни пока немного и понаблюдай за мной и другими сёрферами, окей? Я жестом показала ему «ок», после чего поудобнее разместилась на скале, стараясь игнорировать тот факт, что её неровности неприятно впивались мне в ноги и задницу. Сначала с рифа спрыгнул один парень, потом следом за ним ещё один. А потом и все остальные, включая единственную девушку среди них — со светлыми, пшеничными волосами, завязанными в короткий низкий хвостик, и навороченной доской ярко-кислотного зелёного цвета в её руках. Они легли на доски, прижимаясь к ним грудью, стали в стойку и ловко подхватили волну один за другим. Я заворожено смотрела им в спину и просто не могла оторвать взгляд. К моему удивлению, особенно круто каталась именно девушка — маневрируя, и плавно скользя по воде, словно она была с ней одним целым. В моей голове невольно заиграла песня, которую я недавно слышала у одного из местных жителей с колонки, когда прогуливалась вчера по вечернему пляжу и раздумывала о том, как сегодня буду рассекать по волнам.Мои ноги не могут коснуться земли. Не хочу смотреть вниз. В своих воспоминаниях я возвращаюсь во времени. Моя жизнь скользит передо мной, пока я пытаюсь найти ошибки или пути, которые меня сбили[6].
Она так запала мне в душу, что я осмелилась подойти к мужчине, что слушал её, и спросить название.Тащишь меня сюда одну. Неважно, где вы сейчас находитесь. Под напором, без выхода, дно все ближе и ближе снова.
Я безумно ждала, пока Яго вернётся. Мне не терпелось стать на доску и прокатиться самостоятельно хотя бы несколько метров вперёд. Сидела, я в ожидании, наверное, минут тридцать, — не меньше, — думала, что это нормальное время для того, чтобы прокатиться до берега с такого расстояния и вернуться обратно. Да вот только сёрферы уже дважды прокатились туда и обратно, из-за чего в моей груди стремительно стала разрастаться тревога. Все были, а Яго не было! Меня стало одолевать не столько любопытство, сколько беспокойство за то, что с ним что-то могло случиться. Возможно, его накрыло волной, возможно, он нахлебался воды, возможно, его схватила судорога, возможно, доска ударила его по голове, и он потерял сознание. С каждой секундой вариантов становилось всё больше, тревога тоже не стояла на месте. Она росла, росла, росла и становилась всё сильнее, выше, страшнее. Как волна-убийца[7], что накатывала на тебя, и обволакивала своими смертельными объятиями, вдавливая под воду. Я увидела, что с каждым разом сёрферов становилось всё меньше, хотя волны и становились куда выше, могущественнее. Я не понимала, почему все расходятся, аж пока над головой не надвисла мрачная грозовая туча и не заставила моё сердце сжаться в тугой комок. Начинался шторм. Потому все стали плыть ближе к берегу и больше не возвращались к рифу. Пока я продолжила сидеть на скале и наивно ожидала, что Сантьяго вернётся за мной, все унесли свои задницы как можно дальше от этого места. Я попыталась вглядеться в сторону пляжа, который отсюда выглядел тонкой светлой плоской, на которой располагалось всего несколько человек. В воде, даже у берега, я не видела совершенно никого, кроме одного ребёнка, плескающего стопы на самом мелководье. И тут я вдруг поняла, меня осенило и как пронзило молнией: я была один на один в целом море, которое всем своим видом стало показывать, что самое время любезно пройти на сушу. Никто не собирался возвращаться за мной и даже и не думал искать, если я вдруг случайным образом скроюсь под объятием волны, вода сомкнётся над моей головой, а когда я достигну дна, мои лёгкие наполнятся водой, а потом я умру. В агонии, с горящими лёгкими и неведении о том, что же всё-таки случилось с Яго.Есть новая жизнь, где сияют огни, и я буду сражаться руками и ногами. Своими руками. С моей надеждой, с моей верой, с моим сердцем, чтобы достичь этого мира. Я буду кричать в темноте, пока меня больше не будут игнорировать. Все факты моей жизни — ножи, падающие с этого темного неба. Они режут меня, причиняют мне боль, как я могу остаться в живых?