Быть

      Эдмунд, прищурившись, смотрит на мишень, метя в самый её центр.       Пальцам уже давно не больно натягивать тетиву, стрелы не заканчиваются, и не надо думать о том, что где-то поблизости прячется опасный враг, готовый атаковать в любой миг, поэтому он никуда не торопится, позволяя себе целиться уже целую минуту. Всё же есть что-то в стрельбе из лука: Эдмунд никогда так не сражался, предпочитая меч, но теперь, когда о битвах можно только вспоминать и слушать, он по достоинству оценил это занятие. Вот и сейчас он снова здесь, на тренировочной площадке, в какой раз за сегодня отпускает стрелу, и она молниеносно врезается в центр мишени, вызывая довольную улыбку.       — Отличный выстрел, — раздаётся голос позади, и, обернувшись, Эдмунд видит Каспиана. Со временем, что они провели здесь, он привык к тому, что теперь его друг выглядит не так, как тогда, когда они распрощались на «Покорителе Зари» — сейчас он гораздо взрослее, и они уже не похожи на почти что ровесников, — поэтому и беззлобных шуток на эту тему у него уже не осталось. Вместо этого он улыбается:       — Давно ты здесь?       — Нет, — Каспиан мягко качает головой. — Не могу сказать точно, но я пришёл совсем недавно.       — Ну да, — бормочет Эдмунд. К чему он приспособиться всё ещё не смог, так это к отстутствию времени в Новой Нарнии: здесь царит одна непрекращающаяся вечность, и пусть это непривычно, он не может не признать: шанс бесконечно жить в радости и счастье рядом с самыми близкими людьми стоит этой маленькой жертвы. — Как поживает твой отец?       — Я как раз от него, — Каспиан мимолётно улыбается. — Он о тебе спрашивал. Интересуется, почему тебя долго не было.       — Долго ли? — Эдмунд почти что смеётся. — Ему что-то нужно?       — Ты же знаешь, ему нравится проводить с тобой время. — В голосе Каспиана звучит лёгкая светлая грусть. — Мне кажется, ты для него теперь тоже как сын.       — Ты ведь понимаешь, что я не стремлюсь вас рассорить? — серьёзно спрашивает Эдмунд, опуская лук.       — Что ты, я тебя ни в чём не виню, — Каспиан примирительно вскидывает руки. — Он и меня любит, я это знаю. Просто… я так и не научился играть в шахматы, — он снова улыбается, и мимолётное напряжение окончательно исчезает.       — Резонно, — фыркает Эдмунд. — Пожалуй, мне и правда стоит нанести ему визит.       К замку они идут вместе: в Старой Нарнии этот путь занял бы долгие часы, но здесь, кажется, не существует не только времени, но и расстояния тоже. Осматриваясь, Эдмунд в который раз отмечает, как сильно любит это место: оно идеально, в нём собрались все, кого он когда-либо любил и ценил, и два мира, между которыми он когда-то отчаянно разрывался, диковинно переплетаются здесь, образуя единое целое. Ему до сих пор порой бывает странно видеть, как его мать плетёт венки с дриадами, а отец о чём-то спорит с Тирианом в старом доме их семьи, но затем это кажется таким правильным, что все сомнения отходят на второй план.       В конце концов, какая разница, если он здесь так счастлив?       Древний тельмаринский замок возвышается над огромной поляной, но больше никого не устрашает: здесь нет неприступного рва, а в саду за воротами, как знает Эдмунд, раскинулся огромный сад, с любовью высаженный матерью Каспиана с помощью Люси. Теперь ему даже нравится здесь, и он бывает тут так часто, что каждый закоулок уже кажется ему близким и родным. Когда они только оказались в Новой Нарнии, Каспиан первым же делом показал ему место, где провёл своё детство, и они, совсем как те подростки, какими они были при знакомстве, бегали по коридорам и комнатам, смеясь и восторженно глядя на потрясающие виды из окон. Признаться, Эдмунд никогда не думал, что Каспиан захочет снова здесь оказаться — в месте, где умерли его родители и чуть не погиб он сам, — но и он теперь частый гость этого замка, как и Рилиан с Лилиандиль.       И Эдмунд — по своим причинам — тоже.       — Я пойду проведаю Рилиана, — Каспиан останавливается около ворот. — Он говорил, что будет здесь. Присоединюсь к тебе позже.       — Конечно, — понимающе кивает Эдмунд. Он уже знаком с Рилианом, так отчаянно похожим на Каспиана, и знает, насколько важна для этих двоих каждая минута, проведённая бок о бок. При жизни у них было так мало времени вместе, и, кажется, они никогда не смогут восполнить это, пусть у них теперь впереди целая вечность. Именно поэтому Каспиан отправляется на задний двор — а Эдмунд, пройдя по тропинке, шагает под замковые своды, уверенно пересекает коридор, следует по лестнице и, наконец, оказывается в большой комнате на верхушке одной из башен.       Он знает, кого там найдёт, — и, более того, желает этого.       — Добрый день, лорд Эдмунд. — Сидящий в большом мягком кресле мужчина поворачивается и улыбается — и вот в чём загадка: эту улыбку Эдмунд давно и хорошо знает; правда, раньше она озаряла совсем другое лицо. Схожесть отца и сына — дело понятное, но порой Эдмунду кажется, что он никогда не привыкнет.       — И вам, лорд Каспиан. — Называть давно знакомым именем другого человека тоже странно; углы сглаживает лишь то, что этот Каспиан совершенно не похож на своего сына. Внешне их родство отрицать сложно, но вот характером Каспиан Мореплаватель явно пошёл не в отца. Этот Каспиан, смотрящий сейчас на Эдмунда, спокойный и в чём-то пассивный, его не тянет на приключения и исследования, и своё свободное время — которого у них всех теперь полно, — он проводит исключительно в замке в компании жены.       Или Эдмунда.       — Я ждал вас, — признаётся лорд Каспиан. — Это мой сын пригласил вас сюда?       — Я и сам хотел наведаться, но на этот раз так и есть, — соглашается Эдмунд. Здесь ему всегда рады, и он ценит это.       — Порой мне кажется, что вы бываете тут чаще Каспиана, — лорд Каспиан качает головой, но в его голосе нет укоризны. — Но в любом случае я не хочу удерживать его подле себя насильно. Я рад, что мне предоставилась возможность с ним познакомиться, — как и с вами, лорд Эдмунд.       — Я тоже этому рад, — кивает Эдмунд и нисколько при этом не лжёт. Сперва он удивился, увидев в Новой Нарнии тельмарина, но быстро понял, что Каспиан Девятый оказался здесь по праву, — единственный из своих многочисленных предков. Мудрый и рассудительный, он почти сразу понравился Эдмунду, и эта симпатия совершенно взаимна. Их встречи и впрямь частые, и это понятно обоим, хотя ощущение времени для них почти стёрто.       — Раз вы здесь, не разделите со мной эту партию? — лорд Каспиан приглашающе взмахивает рукой, и Эдмунд видит, что на столе уже расставлены шахматы. Он усмехается: пожалуй, они двое единственные, кому действительно нравится эта игра. Эдмунд как-то пытался научить Каспиана-младшего — надеялся, что это поможет тому сблизиться с отцом, — но не преуспел: Каспиан неусидчивый, ему сложно оставаться на одном месте, всё время хочется куда-то бежать. Чего не сказать об Эдмунде: в процессе игры он не только размышляет над тем, каким должен быть его следующий ход, но и думает обо всём на свете. Это отличная возможность собраться с мыслями — иронично, но обычно у него так мало свободных минут на это, — и теперь он тоже не собирается её упускать.       — Только если я на этот раз буду за белых, — усмехается Эдмунд. Он знает, что это решит случай, но не сдерживается от беззлобного замечания: в прошлые пять партий белых неизменно вытаскивал лорд Каспиан.       — Тогда посмотрим на вашу удачу в этот раз. — Когда Эдмунд, наконец, опускается в свободное кресло, лорд Каспиан довольно улыбается и берёт в руки две пешки. — Выбирайте, затем я попрошу принести нам чего-нибудь выпить, и начнём.       На этот раз фортуна на стороне Эдмунда, и он играет белыми; не то чтобы его это слишком волнует, но, как оказывается вскоре, ему приятно видеть светлые фигуры на своей половине доски. Чёрные мало чем отличаются — по крайней мере, они вырезьблены с не меньшим мастерством, — но этого цвета в жизни Эдмунда и без того было много, пожалуй, даже слишком. Он часто думает об этом; эти мысли редко заканчиваются хорошим, но от них не спрячешься. Сколько бы раз Эдмунд ни получал искупление, тени прошлого — того, где он ошибался, предавал, осознанно сходил с пути, — преследуют его до сих пор, даже в этом почти что священном месте, где не должно быть ни горя, ни бед. И самого Эдмунда здесь быть тоже не должно, и он это понимает: не будь Аслан таким милосердным, он бы сейчас не сидел в мягком кресле рядом с отцом своего лучшего друга, а навеки потерялся бы в царстве безжалостной Таш. Однако он здесь — давно заплативший за свои грехи, но всё ещё охваченный сомнениями, пусть и пытающийся скрыть это от всего мира.       Но от проницательных глаз пусть бывшего, но опытного и мудрого короля сложно что-либо утаить.       — Лорд Эдмунд, вас что-то тревожит? — Вопрос рассекает тишину, как лезвие меча, и Эдмунд вздрагивает, пусть и ожидал чего-то подобного. Он медлит: сперва делает ход слоном, и только затем отрывает глаза от доски и сталкивается со взволнованным взглядом.       — Игра и не более того, — отмахивается он, пытаясь улыбнуться. Ком в горле мешает сказать правду, и лорд Каспиан это улавливает.       — Не думаю, что вы находитесь в настолько бедственном положении, чтобы так нервничать. — Эдмунд осматривает доску: белых фигур на ней и впрямь больше, чем чёрных, и его королю пока что ничего не угрожает. — Может, расскажете, что вас гложет?       Эдмунд сглатывает: просьба лорда Каспиана неудивительна, но всё же… Они часто беседуют — и чем дальше, тем сильнее Эдмунд понимает, как ему не хватало подобного друга раньше: кого-то старшего и умудрённого жизнью, кто способен подсказать, опираясь на свой опыт, а не зов сердца, как то обычно делал Питер. У Эдмунда, конечно, есть отец — но его не было в Нарнии, он не знает, каково это — быть провозглашённым королём, когда тебе только десять лет, забыть прошлое и стать тем, кем никогда в жизни не являлся. Лорд Каспиан же многое прошёл сам: с ним можно говорить о политике, жизненных трудностях и перипетиях прошлого, и он всегда понимает Эдмунда — а Эдмунд осознаёт, насколько это важно и ценно.       Вот только одно они никогда не обсуждают.       История Эдмунда здесь известна всем — но все предпочитают делать вид, что никакого предательства не было, а Справедливый король ничем не отличается от старшего брата и младшей сестры. Самому Эдмунду, впрочем, отпустить не так просто, но поговорить об этом хоть с кем-то он так до сих пор и не решился. Лорд Каспиан знает, конечно, с кем стабильно проводит несколько дней в неделю, однако никогда не лезет в душу; Эдмунд подозревает, что тот просто ждёт, пока ему её откроют добровольно, и, возможно, этот момент самый подходящий из всех. Поэтому он после недолгих размышлений всё же говорит:       — Порой мне кажется, что я не должен был здесь оказаться.       — Почему же? — лорд Каспиан вскидывает бровь, одновременно с этим двигая одну из своих уцелевших пешек. — Полагаете, Аслан мог ошибиться?       — Скорее он слишком добр, — Эдмунд горько улыбается. Лорд Каспиан знает об Аслане удивительно много как для тельмарина, и потому они могут говорить о нём без стеснения и недопониманий. — Вы ведь слышали мою историю. Я часто думаю о ней и том, что бы случилось, не будь Тайной Магии и её законов. Если бы тогда…       — Но этого не случилось, — качает головой лорд Каспиан. — Зачем корить себя за то, что удалось предотвратить?       — Это не отменяет моих ошибок. — Эдмунд тянется к бокалу с вином, который до этого принёс кто-то из слуг лорда Каспиана. Не то чтобы он любит выпивать, но тельмаринское вино и его пряное послевкусие расслабляют, и он не удерживается от глотка. — Всё зло произошло оттого, что я доверился не тому человеку.       — Раз уж это для вас веский повод остаться за пределами этой волшебной страны, то и меня здесь не должно быть, — беззлобно хмыкает лорд Каспиан. На удивлённый взгляд Эдмунда он объясняет: — Я тоже однажды доверился не тому человеку. Разве вы об этом забыли?       — Вы о Миразе? — догадывается Эдмунд, и его тут же осеняет. Пожалуй, они с лордом Каспианом похожи больше, чем могли подумать, и потому он превращается в слух, когда тот продолжает:       — Верно. И знаете, что самое худшее, лорд Эдмунд? — лорд Каспиан тоже берёт свой бокал. — Мираз был моим братом, и я не думал, что доверять ему зазорно: в конце концов, мы ведь семья. Но он мало того, что вонзил мне нож в спину, так ещё и чуть не погубил моего сына, которого я не мог спасти.       — Это ужасно, — бормочет Эдмунд и отводит взгляд. Он помнит Мираза, будто бы они виделись вчера, а не тысячу нарнийских лет назад, и его руки до сих пор яростно сжимаются в кулаки, стоит ему воспроизвести в памяти этого коварного и беспринципно жестокого человека. Теперь, познакомившись с лордом Каспианом, Эдмунд вдвойне не понимает, откуда в Миразе столько неоправданной злобы: его брат ведь совсем не такой. Даже Эдмунд и Питер не такие разные. — Однако вы не были виновны в том, что любили своего брата.       — Я был королём, — лорд Каспиан откидывает голову на спинку кресла. — Вы и сами прекрасно знаете, что благополучие страны и забота о ней для таких, как мы, должны быть во стократ важнее, чем всё остальное, — даже если это семейные узы. Я должен был быть внимательнее, но не сделал этого — не усмотрел в Миразе угрозу, за что поплатился сам и вынужден был поплатиться мой единственный сын. И вы когда-то оступились точно так же, — он снова подаётся вперёд. — Не думаю, что вы тогда желали смерти Нарнии или кому-то из своей семьи.       — Джадис не была мне родственницей, — всё ещё упрямится Эдмунд, хотя в его сознании что-то неумолимо меняется. — Я не должен был слепо верить ей, но поверил.       — Однако вы тогда не знали и того, что она ваш враг. Вы были лишь запутавшимся ребёнком, как и каждый когда-то. — Голос лорда Каспиана звучит так по-отцовски, что Эдмунду становится одновременно тепло и больно: с собственным отцом у него никогда не случалось таких задушевных бесед. — К тому же у вас было столько возможностей искупить свою вину, которыми вы достойно воспользовались. Мне такого не предоставилось, поэтому вы куда достойнее, чем я.       — Я это понимаю, — Эдмунд говорит спокойно, но всё ещё с лёгкой печалью. — И благодарен вам за эти слова. Однако я не думаю, что когда-либо сумею забыть.       — Мы этого и не сможем, — пожимает плечами лорд Каспиан. — Сложно забыть то, что терзало наши души так долго. Куда важнее понять вот что: это всё не более чем прошлое, которое должно остаться воспоминанием, а не преследовать вас всю отведённую вам вечность. Все мы заслужили место здесь: Аслан не ошибается, и вы знаете это лучше меня. Вы достойны быть в этой прекрасной стране, лорд Эдмунд, и ни один давно искуплённый проступок этого не изменит.       — Возможно, — негромко отвечает Эдмунд, но умом понимает: лорд Каспиан прав. — Вернёмся к игре?       — Разумеется, — кивает лорд Каспиан. Это их негласное правило: что бы они ни обсуждали, они никогда не настаивают на продолжении разговора и не рассыпаются в благодарностях за услышанный совет. — Как раз ваш ход.       Погружаясь в шахматную партию, Эдмунд ощущает уже привычный азарт — но к нему на этот раз добавляется ещё кое-что, то, что он искал так долго и к чему приблизился теперь. Он знает, что ему предстоит ещё много работы над собой…       …но сейчас впервые за долгое время чувствует себя прощённым.