Черная башня

      С тех пор, как Одвин вошел в мрачную башню- дни тянулись бесконечно долго. Полные неуемной тяжелой работы, они начинались рано утром и заканчивались поздней ночью. Приходилось таскать тяжелые мешки с глиной, из которой колдун лепил своих зверюшек, отмывать воронье дерьмо, за столько лет буквально въевшееся в дощатый пол чердака, вычищать камин от золы, и еще много других вещей, к которым мягкие руки принца оказались непривычны. В первую же неделю он до кровавых мозолей натер руки, рубя дрова в заготовку. Олдос был уверен, что магия могла справиться со всеми этими делами в два счета, но мстительный колдун предпочитал не вмешиваться. Он лишь отдавал поручение за поручением, не всегда даже являясь проверить результат его стараний. Казалось, он избегал брата. Порой, принц, выполнив всю данную ему работу, бесцельно слонялся по мрачным коридорам башни в поисках брата, но тот словно и не существовал вовсе. Ещё одна странность, которую заметил Олдос- это то, что он так и остался спать в хозяйской спальне. Колдун не прогнал его на следующую ночь, и не дал ни единого указания, где ему следовало бы расположиться. Поэтому, раз за разом ночуя на шелковых простынях, принц задавался вопросом-где же все это время обитает Одвин. Возможно ли, что ему было настолько противно общество близнеца, что тот ночь за ночью проводил в лесу в облике филина, покинув мрачную обитель? От этих мыслей становилось как-то тоскливо и стыдно. Хотелось сделать что-то, что позволит им узнать друг друга поближе, возможно если не стать друзьями, то хотя бы начать общаться нормально. Вообще, с тех пор как им был дан обет послушания- что то поменялось. Принц старался не задумываться о действии магии, но все же замечал некие изменения происходившие с ним. Всю грязную работу, которую поручал ему колдун- он мчался исполнять с каким-то противоестественным рвением, ранее у него не наблюдавшимся. Он привык списывать это рвение на простую силу своего обещания, но было какое-то гаденькое ощущение, что откажись он- тело все-равно бросится выполнять любой каприз Одвина, каких бы усилий это не потребовало. Пару раз, в момент выполнения приказов, он ловил себя на чувстве абсолютного наслаждения от исполняемой работы. В его голове царил туман, думать о посторонних вещах было ужасно тяжело. Мысли ворочались как огромные булыжники, сознание все время уплывало. Единственным маячащим перед его взором ориентиром- было удовлетворение приказа. Позже, лежа в хозяйской комнате, обдумывая прошедший день, эти несвойственные ему мысли пугали Олдоса. Хотелось отмыться от липкой паутины данного им сгоряча обета, но было уже слишком поздно. Казалось, прикажи его брат спрыгнуть с крыши- он выполнит приказ без промедлений. Это пугало, но все-же принц находился здесь по собственной воле и поэтому гнал от себя все опасения. Приевшийся ему порядок вещей был нарушен лишь единожды. Одвин, все такой же мрачный, как и обычно, разбудил брата за несколько часов до рассвета и велел собираться. Сонный и мало что соображающий Олдос, вяло плелся за колдуном через выжженную пустошь, наблюдая, как по земле стелется липкий предрассветный туман. Скромная процессия пересекла границу леса и нырнула в густую чащу. Идти в темноте было сложно. Принц все время спотыкался о торчащие корни деревьев, его ноги путались в папоротнике, а колючий кустарник больно царапал руки. Колдун же, наоборот, словно видел в темноте. Бурьян расступался перед ним, и казалось, высокие деревья кланялись ему, признавая в темной фигуре хозяина этих мест. Наконец, спустя много тысяч шагов братья вышли к берегу небольшого озера, окруженного плакучими ивами. — Зачем мы здесь?-наконец решился спросить Олдос. — Чтобы на рассвете пополнить мои запасы трав. - Нехотя отозвался колдун. Ему не хотелось портить такое прекрасное утро разговорами, но назойливый братец не отставал. К тому же, он был не в силах самостоятельно унести весь тот объем ингредиентов, которыми собирался обзавестись. — Нарви как можно больше этой травы,- он показал ему на былинки, растущие под их ногами,- и никуда не смей отсюда уходить. Я вскоре вернусь. Олдос, казалось, был немного растерян. Он схватился за руку брата и заглянув ему в глаза спросил: — Ты же не решил бросить меня тут одного? — Пфф,- подавил ехидный смешок Одвин.— Если бы я желал избавиться от твоей компании, я бы уже давно вышвырнул тебя из моей башни. Казалось, эти предрассветные часы действовали на колдуна как-то особенно. Он не был настолько же язвителен, как обычно. Его взгляд стал мягче, и в глубине черно-сиреневых глаз не плескалась ненависть. — Я не оставлю тебя одного надолго. Можешь не переживать.— Его обычно холодный голос сейчас звучал тихо и вкрадчиво, невольно заставляя довериться. Олдос медленно отпустил руку брата, которую все еще держал в своей холодной ладони. Колдун как-то по особенному посмотрел на него и тотчас отпрянув, устремился в чащу леса, не оборачиваясь. Принц проводил взглядом черную фигуру, пока та не слилась с предрассветными сумерками. Густой туман, стелившийся по поверхности озера, вселял в него гнетущее чувство тоски. Казалось, такой же серый туман поселился у него внутри, делая чувства и ощущения неясными, зыбкими и неопределенными. Желая прогнать это ощущение, Олдос опустился на корточки и принялся рвать указанную траву. На душе было паршиво. Он очнулся от работы, едва ощутив тяжелую ледяную руку у себя на плече. — Ты славно потрудился- из-за спины раздался одобрительный голос брата. — Что?- пытаясь собраться с мыслями, он перевел взгляд на корзину, полную желтых мелких цветочков. — Ах, да… — Ты заслужил отдых. Я тоже справился со своей частью работы.— он качнул головой в сторону небольшой плетеной котомки, доверху наполненной разнотравьем.— Пойдем? Вопреки ожиданиям Олдоса, они не углубились в чащу леса, а обогнув озеро, вышли к раскидистой иве, чьи ветви касались поверхности воды. Одвин уверенным жестом отвел ее ветви в сторону, и их взору предстала чудесная полянка под сенью кроны, у самой кромки озера. — Чудесное место!- удивленно воскликнул принц. — Ты сам его нашел? — Это мое тайное убежище во время походов за травами. Порой я пережидаю здесь дождь. К тому же, отсюда можно втайне наблюдать за лебедями. — Лебедями? - переспросил Олдос. Никаких лебедей на озере не наблюдалось. — Они прилетят на рассвете. Их здесь целая стая. – Одвин задумчиво уставился на поверхность воды, по которой стелился туман. — Уже скоро. — И ты привел меня сюда, чтобы понаблюдать за птицами? - непонимающе переспросил принц. Эта странная открытость брата, проявившаяся, словно наперекор его привычному характеру, путала и вызывала настороженную оторопь. — Еще перекусить. Одвин достал из-под полы своего плаща еще одну маленькую котомку и курдюк, заткнутый пробкой. Усевшись прямо на землю, он протянул его застывшему в нерешительности принцу. — Садись. Или мне приказать? - лукаво усмехнувшись, Одвин зубами вытащил пробку и сделал большой глоток. Олдос присел рядом и развернул сверток из котомки. Внутри промасленной бумаги оказался приличный кусок козьего сыра, несколько ломтей ржаного хлеба и здоровенный кусок вяленного мяса. Колдун сунул ему в руки курдюк. Внутри плескалось тягучее ягодное вино. Лучи рассвета мягко скользнув по верхушкам деревьев, окрасили озерную воду в чудесный изумрудный цвет. Туман медленно убирался восвояси. В лесу начинали пробуждаться первые птицы. Послышался шум крыльев, затем плеск - и действительно, на воду спустилась целая стая ослепительно белых лебедей. Гладь озера тут же пошла волнами. Величественные птицы гоготали, деловито поправляя перья. Их возня и гомон смешивались со звуками утреннего леса. Олдос перевел взгляд на брата. Тот, не отрываясь, глядел на благородных птиц и на его губах играла искренняя улыбка. — Ты часто тут бываешь? - прошептал принц. Он был готов к тому, что брат ему не ответит, но вопреки ожиданиям, колдун так же тихо прошептал- — Каждый день.. Так вот, где коротал свои дни нелюдимый колдун. Было удивительно видеть его таким…человечным. Крепкое вино слегка мутило рассудок, солнечные зайчики, пробиваясь сквозь крону ивы, плясали на волосах, одежде и лице юного Одвина. Его черные волосы рассыпались по плечам, ресницы подрагивали, крылья носа смешно раздувались, будто бы он хотел унюхать запах лебедей. Почему-то, вся эта картина казалась Олдосу милой. — Почему ты приходишь сюда наблюдать за лебедями? - невольно залюбовавшись таким искренним братом, Олдос не заметил, как с его губ сорвался вопрос. — Потому что.. они такие счастливые. Они есть друг у друга. Стая- это же почти как семья.. Ты знаешь, что лебеди выбирают себе одну пару, на всю жизнь? И детей вместе растят, ни за что не бросая друг-друга в беде. - Медленно, будто находясь в трансе, протянул колдун. — Одвин.. - пораженно ахнул принц. Сам не до конца осознавая своих действий, двигаясь скорее интуитивно, направляемый выпитым вином, он порывисто обнял брата. Тот застыл на месте, но не отпрянул. Черные перья его плаща нежно щекотали открытую шею принца. Лед кожи приятно холодил раскрасневшиеся щеки Олдоса. Под сенью ивы, они сидели, обнявшись, и казалось, время замерло. Раздраженное воронье карканье вывело Одвина из ступора. Он взвился, отпрянув от брата, словно от прокаженного. Тут же вскочил на ноги. Его глаза, еще секунду назад выражавшие лишь удивление, теперь ненавидяще глядели на брата, словно желая расплавить его. — ТЫ!!!- он задыхался от ярости — ТЫ!! НЕ СМЕЙ КО МНЕ ПРИКАСАТЬСЯ! - колдун взмахнул полой плаща- и вот уже огромный, черный филин набирал высоту, чтобы скрыться за кронами высоких деревьев. Олдос оторопело глядел в след удаляющейся птице. Было понятно, что он перешел некую черту в их отношениях. Но еще пару секунд назад они общались так открыто, совсем как семья.. Колдовской налет, совсем было слетевший с Одвина, вернулся так же быстро, как и пропал. И все же, этот разговор, эти минуты на рассвете, нет, весь этот поход за травами что-то незримо менял… Глубоко вздохнув, Олдос оглядел две огромные корзины, до верху наполненные разнотравьем. Нужно было собираться в обратный путь, к башне. Ночная тропинка помнилась смутно и принц надеялся добраться до мрачного строения хотя бы затемно… Словно порывистый ветер, Одвин ворвался в каминный зал. Он был в полном смятении от обуревавших его чувств. Сколько раз он сознательно старался подавить в себе все человеческое. Вырвать из себя эту порочащую людскую эмоциональность, искренность. Обладая такими отвратительными качествами никогда не стать настоящим черным колдуном, а значит- не довести свою месть до конца. Юноша метался по залу, как раненная птица. Больше нельзя возвращаться на озеро! Ни в коем случае больше не приближаться к лебедям. Именно в их близи проявляется его слабость. Его врожденная людская натура. И даром, что он уже много лет старается изничтожить её в себе! А еще, отныне точно не стоит приближаться к Олдосу. Этот человек, помимо постыдных искренних чувств, пробуждал в юном колдуне что-то совершенно иного толка. Может быть, дело было в их братской схожести. В абсолютной идентичности тел… Или в стелящейся услужливости принца.. Одвин решительно не мог понять, но возбуждение, которое он испытал во время вынужденного объятия- говорило само за себя. Это неожиданное ощущение, наслоившееся на болезненную ненависть к прикосновениям, дало ошеломляющий результат. И с этим нужно было что-то делать. Черный колдун знал что именно, и содрогался только от одной мысли о ритуале. Но возбуждение, ядом разливавшееся по его венам подталкивало к более решительным действиям. Быстрым шагом он спустился по потайной лестнице в библиотеку. Этот величественный зал хранил множество тайн и темных документов, оставшихся от предыдущих хозяев башни. Одвину нужен был один-единственный свиток с древним, как мир заклинанием. На пыльных полках таились книги по некромагии, вудуизму, обрядам древних, пещерных людей и множеству других, пугающих своей чернотой, магических ритуалов. Свиток с нужным обрядом был припрятан Одвином в одном из темных альковов, еще в глубоком детстве. Тогда, напуганный новообретенными знаниями, мальчишка не чувствовал в себе сил для проведения ритуала. С тех пор многое изменилось. Силы, полученные от учителя, постепенно признавали Одвина своим хозяином и нехотя подчинялись. Теперь у юноши хватало мощи провести ритуал оживления голема. Но так ли в действительности он был ему нужен? В тайной мастерской колдуна все было готово к обряду. На постаменте, в центре меловой пентаграммы, стоял огромный, бесформенный ком глины. Рядом были разложены инструменты для скульптурирования и моток толстой медной проволоки. Колдун шумно выдохнул и приступил к творению. Тотчас резцы, повинуясь велению его руки ожили. Мягкая глина легко поддаваясь, постепенно обретая форму. Из неприглядного кома начали прорисовываться очертания человека. Крепкое тело, изящные руки, острые скулы. Резцы порхали вокруг статуи. Одвин направлял их движение, попутно поправляя, придавая более точное сходство. Его тонкие пальцы перепачкались в глине, движения были выверены и точны. Творение занимало ни один час, и не позволяло прерываться ни на секунду. Магия, подчиняясь колдуну, производила на свет древнее чудовище, способное удовлетворить все самые потаенные желания. Глиняный юноша был как две капли похож на самого колдуна, но некое, едва уловимое, различие все же присутствовало. Не было глубокой складки между бровей, лицо изваяния выглядело более расслабленным, чем у Одвина. Более невинным. Глядя на эту статую никто не мог бы отрицать наличие таланта у юного колдуна. Внезапный порыв ветра, ворвавшийся в мастерскую заставил Одвина отпрянуть от пока незавершенного голема. Что же это он творит? Зачем он мастерит эту каменную куклу, если под рукой есть такой схожий с ним человек, чье тело и так безоговорочно может подчиниться воле колдуна? Не из приступа ли милосердия он лепит это чудище, не желая причинять вреда настоящему брату? Резцы, порхающие вокруг статуи со звоном рухнули на пол, перестав ощущать на себе взгляд колдуна. С трепетом, Одвин сделал пару шагов к своему незаконченному творению, протянул руку и коснулся еще не просохшей глины. Материал под его пальцами был холоден и мертв. Не в силах себя остановить, колдун припал к губам статуи в страстном поцелуе и тотчас в ужасе отпрянул, почувствовав ответ. До пояса вылепленный грубыми мазками, голем оживал, вдыхая застоявшийся воздух мастерской, полной грудью. Полностью законченным было лишь лицо статуи, а широкая грудь и руки были вылеплены из грубых непроработанных форм, очертаний ног еще и не было в помине. Нижняя чать голема представляла из себя вязь из медных проволок, крепко закрепленных посреди пентаграммы. Ожившее лицо развратно улыбнулось юному колдуну и медленно показавшийся из недр рта язычок проворно облизнул блестящие губы. — Хозяин прикажет развлечься с ним? -До боли знакомый голос вырывался искаженным хрипом из не до конца вылепленного горла. Шатаясь на неоформленных ногах, голем сделал пару неуверенных шагов в сторону своего хозяина и как подкошенный рухнул на колени. Происшествие не стерло с его лица раболепное выражение и он продолжил тянуть руки к штанам своего хозяина. Одвин в омерзении отшатнулся от собственного творения. — Прочь! Немедленно прекрати это!- его голос сорвался, скрываемое напряжение и ужас выплеснулись наружу. — Хозяин создал меня лишь с одной мыслью- удовлетворить свои потребности. Увы, почему-то он не закончил мое тело, которым я мог бы подарить ему намного больше наслаждения, чем в моем нынешнем положении.. Но поверьте, я и так могу избавить вас от излишнего возбуждения. - Голем продолжил ползти к колдуну, и когда расстояние между ними сократилось, его незавершенные руки обвили бедра Одвина, оставляя на его штанах следы незастывшей глины. — Как хозяин предпочитает, чтобы я его называл? Божество? Господин? А может быть хозяин предпочитает чтобы я звал его по имени? Его глиняное лицо приобрело то-самое надменное выражение, которое так любил разглядывать в своем отражении Одвин и что-то щелкнуло в сознании юного колдуна. Он ощутил как горячая волна возбуждения, доселе лишь слегка теплившаяся в районе паха поднялась и словно цунами затопила все его существо. Похоть затуманила разум и как назло перед глазами всплыли события сегодняшнего утра. То, как его брат обнимал его, прильнув всем телом, вернулось ощущение мурашек, вызванных его теплым дыханием. Их лица так схожи и в то же время разная судьба наложила на каждое свой особенный отпечаток. Лицо голема непостижимым образом сочетало в себе черты обоих братьев. Шумно задышав, колдун поспешно ослабил шнуровку на штанах, позволив голему стянуть их до колен. Мягкие, липкие прикосновения глиняного языка к его паху будили все звериные инстинкты черного мага. Член, принявший боевую готовность нетерпеливо покачивался перед взором лукаво глядящего голема. Он пошире разинув рот позволил колдуну наслаждаться медленным погружением в холодящее нутро. Проворный, склизский язык обвел головку, прошелся по уздечке и в ту же секунду заглотил так глубоко, как не позволила бы анатомия обычного, живого человека. Мягкая глина под напором члена мялась, формы искажались, но обезумевший Одвин продолжал долбиться в горло своего голема. Достигнув пика, он с шумным дыханием излился в рот своей копии и в ужасе оглядел искаженные черты лица. Челюсть скульптуры была смята, из горла текли белесые струи семени, а на его затылке виднелись грубые отпечатки ладоней хозяина. Омерзение к себе, к своему творению вмиг сменило удовлетворение от разрядки. Это был всего-лишь суррогат, глиняная кукла, не имевшая ни человеческого тепла, ни чувств, ни души. — Прочь! Не смей совращать меня больше, черномагическое отродье! - Одвин весь перепачканный глиной бросился к разбросанным на полу инструментам. Схватив один из своих циклей* он с силой врезал в обезображенное лицо голема. Свернутая набок челюсть окончательно оторвалась от головы и сырым куском шлепнулась на пол. Послышался нечеловеческий вой, статуя замахала руками, по всей видимости в порыве защититься от гнева хозяина, но тот лишь продолжал наносить удар за ударом, превращая обезображенную статую в бесформенные куски глины. Мастерская погрузилась в хаос. Одвину казалось, что куски глины, разлетавшиеся во все стороны- это куски живой плоти, а разлитая по полу вода- настоящая кровь. Остановился он лишь, когда обезображенный до неузнаваемости кусок глины затих посреди стертой пентаграммы и не подавал признаков жизни. От стены за его спиной отделилась черная тень и скользнув к груде искалеченного материала издала звук, напомнивший юному колдуну утробное рычание. Он в бессилии опустился на пол, и содрогнулся от подступившего приступа рвоты. Магический откат от нарушения ритуала не заставил себя ждать. Его тело скрутило, а голова взорвалась приступом боли такой силы, что не в силах ее терпеть, Одвин отключился. Перемазанное глиной тело юного колдуна лежало напротив бесформенной кучи, некогда бывшей големом и только черная тень, утробно рыча копалась в остатках материала, желая по всей видимости дожрать остатки его магического ядра.