Ты как будто Луна. В каждой капле вина, как пелена. Не передать тут мне никак то, что хочу, Ведь так малоёмки слова.
Когда Игорь был маленький, ему казалось, что все вокруг его не понимают. С этим сталкивается любой подросток и только со временем осознаёт, что был не прав. Когда ты смотришь на себя маленького уже взрослыми глазами, то осознаёшь, что это ты сам не понимал многих вещей. Пытался бороться с этим миром, а зачем боролся — потом уже и вспомнить не можешь. В любом случае не важно: ребёнок ты или взрослый. Всегда должно быть место, где тебе спокойно. И у Игоря было такое место рядом с дачей Прокопенко. Это был маленький прудик, на котором уже выросли камыши. Гром никогда не забудет о том, как притащил один такой камыш домой, а он взорвался. Долго тогда тётя Лена пух собирала, а Фёдор нотации читал. Ещё Игорь очень любил таскать лягушек в банке, а они по злой судьбе, брали да выпрыгивали прямо на стол к Прокопенко. А иногда квакали по всему дому, и найти их сложно было. В общем, этот прудик был особенным местом. Главная особенность это то, что с побережья всегда была видна луна. И сегодня это был полумесяц. Его острые концы разрезали небо и освещали изнутри. Он был единственным источником света и на спокойной воде создавал дорожку, которая медленно уходила и исчезала где-то вдали. Игорь знал, где эта даль находится, но в детстве был уверен, что по этой дорожке можно пройти куда-то далеко за пределы этого мира. Пару раз он чуть даже не утонул, но неведомая сила выталкивала его наружу. И маленький мальчик создал теорию, что ему ещё рано идти так далеко, но когда-нибудь его точно пропустят. Сейчас, смотря на прудик взрослыми и уставшими глазами, Игорь понимал, что никуда его прудик не пропустит. Единственный удивительный мир, который его ждёт, покажется только после смерти. А тут уже хрен его знает, правда ли тот мир будет так прекрасен, как Гром описывал его в детстве. — Здесь невероятно! — тихо сказал Разумовский, пытаясь не спугнуть тишину. Игорь повернулся к нему и прижал к себе, вдыхая аромат рыжих волос. Какая уже разница, что прудик не кажется таким, как в детстве. Главное, что Серёжа даже в своём возрасте понимает эту красоту. Как ребёнок, он удивляется всему. И Игорю было так жаль, что он утратил этот шарм. Он больше не видел мир столь прекрасным и живописным. А Серёжа, наблюдая за дорожкой из света, видел этот мир таким, какой он был на самом деле. Удивительным. Мир прекрасен и это самое главное, что нужно осознать и забрать с собой из детства. Когда мы маленькие, нам кажется всё таким невероятным, а потом мы взрослеем и теряем этот взгляд. Яркие блески в глазах заменяют чёрные синяки. И это так несправедливо и так глупо. Мир вокруг не меняется, меняется лишь наше отношение к нему. Игорь легонько отстранился от Разумовского и посмотрел в глаза, снова поймав себя на мысли, что либо Сергей не из этого мира, либо мир был создан исключительно для него. Голубые глаза светились ярким светом, острые ключицы выпирали из-под футболки и парень был похож на тот самый полумесяц. Очень красивый, но с очень острым и худым телом, которое разрезало небо, впиваясь во все органы. Самое главное лишь то, что небо это терпит. И Игорь терпит все терзания, которые посещают его голову. Не может он отказаться больше от парня, вот хоть режьте наживую, не может. И самое главное, что именно в этот момент он признаёт это для себя. С того момента, как его заперли, прошёл почти месяц. И за весь этот месяц Игорь упорно работал не над заданиями, которые выдавал Прокопенко, а над самим собой. Эта работа оказалась еще труднее, чем настоящая. Парни сели прямо на холодный песок. — Я люблю тебя. — прошептал Игорь, касаясь носом ключиц Сергея. И как же глупо звучали эти слова для него самого. Он не знал, что значит любить. Не знал, пока Серёжа ему не показал. Хотя и самому рыжему показывать было нечего. Любовь это не про то, что мы понимаем. Любовь это про душу, про чувства. И когда подобное посещает нашу голову, то мы просто этого не осознаём. Не осознаём, потому что больше не контролируем. Любовь она как раковая опухоль. Если она начала развиваться, то организм её убивать не будет. А почему? Потому что считает клетки родными, и бороться с ними не видит смысла. И тут уже дилемма: рак это смертельно, но смертельна ли любовь? Ведь организм тоже перестал с ней бороться, обнимая и окутывая теплом, принимая, как родную. Разумовский облизнул губы, потому что те потрескались от нервов. От того, что он вечно их кусал и терзал, стараясь унять дрожь в теле. Парню не нужно было отвечать на признание майора, потому что в этом нет смысла. Вместо этого он просто взял Игоря за лицо и притянул к себе, утягивая в поцелуй. А Игорь совсем голову потерял, чувствуя на губах привкус запёкшейся крови. Он прижал хрупкое тело к себе, пока Сергей зарывал руки в чёрных волосах. Пальцы сами устремились под футболку, пытаясь огладить каждый сантиметр, до которого только могли добраться. И место вокруг вдруг действительно стало сказочным. Вода тихо журчала, а камыши, как живые, качались из стороны в сторону, создавая ритмичный такт. Весь прудик словно запел серенаду, выписывая на лунном свете ноты. И только сейчас Игорь понял, чего пруду не хватало для оживления. Ему не хватало Серёжи. Этого рыжего парня, который отстраняется, рвано дышит, затем снова припадает к губам. Его тихие стоны пропадают в журчании воды и заливисто звучат в ушах, заставляя всё тело содрогаться от неизведанных чувств. Гром снимает с Разумовского футболку и закидывает себе на плечо, стараясь не увеличить расстояние. Зрачки у Серёжи расширяются, он мгновенно теплеет, хотя на улице уже достаточно холодно. Парень смахивает чёлку с лица и снова впивается в губы напротив, залезая прямо на ноги и отталкивая чуть назад. Игорь упирается спиной об песок и смотрит на то, как луна освещает рыжие волосы, делая из парня божественное существо. Руки сами очерчивают разные фигуры на теле, затем оттягивают резинку клетчатых штанов и забираются дальше. Серёжа от такого действия опускает голову на плечо и рвано дышит прямо на ухо, стараясь не застонать в голос. Казалось бы, ничего из ряда вон выходящего не происходит. Просто чувства откликаются во всём теле и тянутся прямо к тёплым рукам, заставляя голову кружиться как центрифугу. Эти чувства настолько сильны, что разрывают грудь изнутри и Серёжа точно знает, что никогда не ощущал подобного. А Игорь переворачивает его на спину и целует каждый шрам на теле. И от этих поцелуев каждая рана на сердце зарастает без надежд открыться снова. Серёжа дрожащими пальцами снимает футболку с Игоря и тот мгновенно покрывается мурашками от холода, а рыжий наивно целует шею, заставляя тело вновь согреваться до адовых температур. И Игорь совсем не думал о каких-то принципах, снимая с Серёжи штаны и наблюдая за тем, как тот выгибается вслед за руками. Голубые глаза мигали как фонарики, а пальцы сжимались на плечах, впиваясь острыми ногтями в спину. Он наблюдал из-под опущенных ресниц за тем, как Игорь расстёгивает ремень на своих штанах одной рукой, а второй гладит по бёдрам, лишь пальцами иногда касаясь вставший орган. Ноги судорожно сгребают песок в небольшую кучу и крупицы прилипают к влажному телу, но это последнее, что сейчас волнует парней. Кажется, что это самое неудобное место, которое только можно было выбрать, но сейчас это абсолютно не важно. Важно лишь то, каким прекрасным это место ощущается сейчас. И тихие стоны Серёжи через стиснувшиеся зубы только дополняли всю картину. Они попадали в голову вместе с возбуждением, которое накрывало волной, и заставляли двигаться быстрее. Холодное тело больше не было таким холодным, и без того рыжий парень горел, как огонь, цепляясь руками за песок, который рассыпался меж пальцев. Парни не были подготовлены к этому, да и в принципе, к своей встречи они тоже готовы не были. Их главное преимущество — спонтанность. И от этого, к сожалению, иногда бывает больно. Но Игорь зацеловывал каждую слезу на щеке Разумовского, когда тот жмурился от проникновений. Он целовал и кусал его шею, отвлекал эту боль, как только мог. А Серёжа даже и не понимал, что это боль. Он не мог себе представить того, чтобы что-то физическое сейчас казалось болью. Серёжа растворялся и два пальца, которые доставляли дискомфорт внутри, не казались такими больными. Наоборот, эта боль была настолько приятна, что в какой-то момент он сам подвинул Игоря за бёдра ближе к себе. Эта единственная боль, которой он не боится. Это боль, которую он готов принимать. Это боль, порождённая любовью. А лунный свет, казалось, светил всё ярче, заставляя воду покрываться изнутри волшебными искрами. Этот свет отражался в голубых глазах и рассыпался по спине майора. Серёжа жмурился, кусал губы, впивался ногтями, сдерживая стоны. А Игорь тяжело дышал, завороженно наблюдая за тем, как Разумовский заставляет двигаться быстрее. Его тонкие бровки кривились, губы кровоточили от укусов, а рыжие волосы рассыпались огненным пламенем на светлом песке. И непонятно, что было приятнее: смотреть на возбуждённого Серёжу или кончать, сжимая рот кулаком и себе, и ему. Падая на песок, Игорь прижал рыжее чудо к себе, осознавая, как же глуп он был, когда отказывался от счастья. А Разумовский теперь дрожал уж точно не от страха.Танцуй, полумесяц, танцуй, Уводя за собой в темноту. Веселись, но не плачь, Умоляю, ведь слёзы тебе не к лицу.