Земли Мэлляндии

НАЧИНАЯ ПИСАТЬ ЭТУ ЧАСТЬ ИСТОРИИ, Я ПРИШЁЛ К НОВОМУ РЕШЕНИЮ: СЛЕДУЮЩИЕ СОБЫТИЯ, БУДУТ ПРОПИСЫВАТЬСЯ НЕ ТОЛЬКО ОТ ЛИЦА МЭЛА ГУ… (часть последних букв стёрто), НО И ОТ МНОЖЕСТВА ДРУГИХ ЛИЦ, НУ И, РАЗУМЕЕТСЯ, ОТ МОЕГО ЛИЦА.

      

ПРЕКРАСНАЯ ЗАДУМКА, СОГЛАСИТЕСЬ! БЛАГОДАРЯ ТАКОМУ РАЗБРОСУ, Я СМОГУ ПРОПИСАТЬ НА БУМАГЕ ВСЁ, ЧТО НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ ВАМ.

КОГДА Я РАЗГУЛИВАЛ ПО ЭТОМУ УНИВЕРСИТЕТУ В СВОЁМ ЛЮБИМОМ ИЗНОШЕННОМ ХАЛАТЕ, Я ПОВИДАЛ МНОГОЕ. ТАКОЕ НЕВОЗМОЖНО ПРОПИСАТЬ ОДНИМ ПЕРСОНАЖЕМ. ЭТО НЕВОЗМОЖНО РАССКАЗАТЬ ВАМ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА. ЭТА ИСТОРИЯ НУЖДАЕТСЯ В БОЛЬШЕМ…

ЭТА ЧАСТЬ «УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ ИДРИТУСА ЭРДОГАНА» — ОНА НАСТОЛЬКО УНИКАЛЬНА, ЧТО ПОНРАВИЛАСЬ МНЕ БОЛЬШЕ ВСЕХ ИМЕЮЩИХСЯ ЧАСТЕЙ ИСТОРИИ «ЗЕМЛИ МЭЛЛЯНДИИ». ВСЁ БЛАГОДАРЯ НАСЫЩЕНЫМ СОБЫТИЯМ, КОТОРЫЕ ПОВЕРГЛИ МЕНЯ В НЕВООБРАЗИМОЕ ВДОХНОВЕНИЕ.

Я ВНОВЬ САЖУСЬ ЗА РАБОЧЕЕ МЕСТО, БЕРУ В РУКУ РУЧКУ И НАЧИНАЮ ТВОРИТЬ.

МЕНЯ ДОСТИГЛО СОВЕРШЕНСТВО.

Автор

***

      Вернувшись в дом после прошлых событий, что уже заканчивались, ребят повстречала приёмная матушка, которая, на кухне впопыхах, собирала свои и вещи приёмных детей в чемоданы. «Что ты такое делаешь?» — спросил её непонимающий Тид. На вопрос она не ответила и, видать, даже не думала отвечать. Асдис стала хватать уже всё что попадётся под руку: книги, одежду и даже чайный сервиз — всё в чемоданы. Она выглядела очень встревоженной.       «Где… где же…», — повторяла она из раза в раз, пока не находила нужный ей предмет.       «Она что-то видит?» — пришло неожиданно на ум Мэла. Новый опекун Мэла одновременно пугал и одновременно настораживал. Мэл даже немного завидовал состоянию Асдис, ведь она способна видеть нечто большее. Кто знает, может она видит именно то, что другим глазам неведомо знать?       Тида видимо совершенно не беспокоил страх, ведь никто другой кроме него не осмелился напрямую подойти к ней и спросить повторно: «Что ты такое делаешь?». На этот раз она смогла что-то буркнуть себе под нос, но не успел Тид разобрать слова и спросить ещё раз, как Асдис уже юркнула в другую часть кухни.       «Да погоди же!..» — выскочило из Тида, пока он старался догнать приёмную мать.       Дит, попросив Мэла не мешать, подбежал на помощь к Тиду, преградив путь приёмной матери. Асдис застыла перед фиолетовым мальчиком, как Тид, обхватив её сзади, уложил на пол, подговаривая ей на ухо: «Всё хорошо, всё хорошо…». Мама замолчала, смотря куда-то в пустоту, обнимая лицом пол. Она сказала нам: «Детки мои… право, я не вижу ничего сейчас, совсем ничего. Мои действия сейчас были управляемые. То, что я делала: является моей задачей, которую я обязана выполнить, дабы сохранить нам жизни», — сказала она. «Что ты имеешь ввиду?» — спросил её Тид, который всё ещё был сверху, прижимая ногой тело матушки. «Отпусти меня!» — уже серьёзно попросила она. Тид резко отскочил от пухлой женщины, уже понимая, что она при памяти. Она встала в полный рост. Обсматривая кухню, она искала чемоданы, которые потерялись из виду во время её поимки. Найдя их, — они оказались под кухонным столом, что стоял в центре комнаты, — она продолжила запихивать вещь за вещью говоря: «Мы переезжаем в новый район! Поймите же сами! Тут опасно оставаться! Не существует ни дня без жутких происшествий, многие из которых затрагивают и вас. Я очень сильно боюсь потерять тебя, Тид, Дит и тебя, мой милый мальчик Мэл. Там, далеко, мы заживём новой жизнью, не думая об опасности. Право, я не всё могу знать, что происходит у вас в жизни, но могу предположить, что ничего хорошего. Короче говоря, мы уезжаем из этого страшного района в другой — мы будем жить на противоположной части бухты». Все обомлели от услышанного, ведь это была невероятная новость, которую никто не ожидал услышать именно сейчас и вообще. Асдис предложила помощь: уехать и забыть все ужасы, но всё-таки это можно оценить, как — покидание родного дома ради ухода от проблем. Никто ничего сказать не решался, пока мать не сказала следующее: «Прямо сейчас собирайте все свои вещи. Прямо сейчас! Мы уезжаем из этого проклятого места». «Постой…», — остановил её Тид. Он подошёл к ней в плотную и тихонько на ушко спросил: «А как ты из дома выходить собираешься, учитывая то, что ты не была под открытом небом уйму лет?». «Ах!» — ахнула она, закрывая лицо руками. Все стояли рядом, светя своим взглядом на неё, дожидаясь ответа. «Извините, я всё же частично соврала. На деле я опять видела галлюцинации, хотя я до конца не согласна с собой, что это были именно галлюцинации, — призналась она, не отрывая руки от лица. — Можно сказать, я совершенно случайно покинула дом и осознала это спустя пару минут, находясь уже под открытым небом. А покинула я жильё потому, что я видела нечто страшное». «Что ты видела?» — спросил её снова Тид так, будто то, что она рассказывала, смешили его, нежели интересовали или пугали. «Сначала… точно не знаю, как это объяснить, но что-то заманило меня на порог дома. Прямо как мышь, которую заманивает запах вкусных для неё объедков. Я даже не заметила, как покинула дом. И уже на улице я увидела человека, который следил за мной. Он был виден в окне соседнего дома. И мне стало очень страшно! Невыносимо страшно! Я совсем не узнавала в нём нашего соседа Возьняка, а его физиономия знакома каждому! Я почувствовала сильную тревогу и слабый запах ванили. Из этого силуэта исходила злая аура, из-за которой мои ноги стали подкашиваться, в глазах мутнело. Я мимоходом приняла решение уехать отсюда поскорее», — рассказала она, вцепившись когтями в свои толстые икры, начиная медленно входить ими в себя, причиняя себе боль.       «Извините! — выкрикнул резко Мэл, обращаясь к Асдис. — Вы можете описать внешность этого человека?»       Асдис помолчала. Она, уже обняв себя, старалась вспомнить главные особенности, которая она могла подметить при первом взгляде. Она сказала: «Могу припомнить, что этот человек был очень толстый, а наш сосед Возьняк, отнюдь, хоть и тоже толстый, но не толще этого человека, которого я видела». Услышав это и переработав в мыслях, Мэл вспомнил, что уже не раз слышал это описание, пускай и простое, но всё же очень часто оно вертелось на его слуху.       «Понятно в чём дело, за нами следит новый Секретник, куда более загадочнее Художника. И нам ясно только то, что он очень толстый», — сказал Тид, не боясь, как на его слова отреагирует Асдис.       Мэл кивнул, сказав: «Учитывая то, что произошло с Художником, логично будет сдвинуть его с поста и назначить на наши головы нового палача».       Дит тоже кивнул, ничего не сказав.       Никто ничего друг другу больше не сказал. А Асдис, пускай, вроде бы и привлекли рассуждения её ненастоящих детей, но она промолчала.       Все стали собирать вещи. Асдис продолжила бросать различные вещи как попало в чемодан, под упрёки Тида, который утверждал, что нет времени для паники, важнее всего: быть спокойными и собирать вещи без спешки и аккуратно, но Асдис, пускай и хотела послушать своё приёмное дитя, но ей мешали другие мысли и она продолжала бросать небрежно вещи в чемодан, так, как она обычно бросает мусор в мусорное ведро. Тиду даже приходилось ловить вещи, которые летели совершенно не в чемодан, а мимо него, либо вообще не долетали до рук Тида, и вещи либо ломались, либо портились. Уже когда Асдис заканчивала в спешке разбрасываться предметами, из-за сильной отдышки, Тид быстренько старался навести порядок в чемодане, дабы поместилось всё то, что желала унести из дома ненастоящая его мать. В это же время, на втором этаже в комнате подростков, Мэл с Дитом тоже собирали вещи. Мэл складывал свою одежду в единственный его рюкзак красного цвета. Благо вещей у него было немного и в рюкзак поместилось всё, даже осталось немного незаполненного места. Дит же складывал всё в малый чёрный саквояж. Первым делом он складывал в него не одежду, как это начинал делать Мэл, а огромные стопки папок с бумагами и мятные конфеты. Дит в последнее время он стал часто их кушать. Но в один момент, он достаёт из узкого пространства между столом и стеной громадную толстую книгу. Она была вся ветхая, а надписи на ней настолько выцвели, что невозможно было ничего разобрать и прочесть. «Что это за книга?» — спросил Мэл. «Та самая», — ответил ему Дит. Он притащил этот огромный бумажный кирпич к Мэлу, показывая. «Та самая, которую я нашёл в комнате Художника, там, в подземелье Древнего Дуба», — сказал Дит. Мэл вздрогнул от услышанного. Он бросился разглядывать книгу. «Поверить не могу в это. Эта находка очень особенная, Дит. Я уверен, она пригодится нам в дальнейшем», — возбуждённый находкой, говорил Мэл. Но когда он стал листать страницу за страницей, он понимал про себя, что язык, на котором написана книга, был ему не понятен, потому что он был неизвестен никому, потому что это вымерший язык. Но всё что понял Мэл с Дитом, так это то, что такие неизвестные буквы они уже лицезрели на огромном валуне в том же подземелье. Мэл сказал: «Пока что нам непонятны строки, но в книге немало иллюстраций, которые наводят интерес». «Да», — согласился Дит. «Листая книгу, я вдруг почувствовал лёгкое воспоминание, которое тут же забыл. Это воспоминание пролетело мимоходом, но, могу сказать, я испытал приятное чувство», — сказал вдруг Мэл. «То есть?» — спросил Дит. «Не знаю… — сказал Мэл. — Мы потом обязательно начнём работу над исследованием этой книги. А сейчас надо упаковать её твой саквояж, вот, держи». И Мэл вручил другу книгу на сохранность. Дит взял и аккуратно положил, не повреждая книгой важные для него бумаги.       Вещи были собраны, оставалось покидать комнату и спускаться вниз к Асдис и Тиду, но перед этим завязался небольшой диалог: «Дит, что тебе известно про вашего соседа Возьняка?» — спросил Мэл. «Ну… он простой толстый дядька, любящий покурить где вздумается», — отвечает ему Дит. «И это всё?» — удивляется тот. «Я не могу тебе сказать что-то ещё. Он ничем не примечательный старый человек. Видимо тот, что потолще его, убил Возьняка и с окна его дома следил за Асдис», — равнодушно сказал Дит. «Ты так просто об этом говоришь… Может стоит проверить, что творится в соседнем доме?» — спросил Мэл. «Не думаю, что это важно», — буркнул он, уже открывая дверь и выходя из комнаты. «Да погоди, — возмутился Мэл. — Может это серьёзно!». «Какая тебе разница до какого-то соседа? Даже если он мёртв, нам то что? Важнее всего нам выжить. Пойдём отсюда, Мэл», — с тем же безразличием отвечал ему друг. Мэлу пришлось лишь принять исход, потому что Дит уже не желал обсуждать это и попросту покинул комнату, а Мэлу оставалось же просто пойти за ним.       Все стояли внизу у выхода. Все собрали вещи. Тид, удивительно, что, находясь всё время внизу, тоже успел собрать свои вещи. Итак, все были наготове. Никому не верилось, что сейчас, вот так просто, они вот так просто сбегут от проблем, так и ничего не решив. Но в голове каждого бродили мысли, что это лучше возможной скорейшей смерти.       Так они уехали на противоположную часть бухты.       В жизни подростков наступил период глубокого затишья.

***

Лицо повествования: Дит Т.

      Я с рождения имел фиолетовый оттенок волос. Не имею понятий при каких обстоятельствах я приобрёл такой токсичный цвет. Возможна мутация, но никто мне об этом даже не намекал. Никто не знает кто я. Я сам себя не знаю… не знаю кем являюсь.       Сейчас две тысячи семьдесят пятый год, конец лета — начало осени, начало моей новой жизни, новой взрослой жизни. Я, как и мой брат и Мэл, завтра идут на свою первую пару в университет имени некоего Идритуса Эрдогана. Брутальное такое имя, да? Наверное, этот человек эмигрант из Турции, который неплохо так прижился в этом городе, что даже университет в честь его назвали. Само его имя подсказывает, что он явный турок. Неплохое имя он поимел. Если не ошибаюсь, когда-то Турцией правил человек со схожей фамилией, как у него. Право, давненько это было.       Я опять стал обсуждать ни с чего ни всего имя незнакомого мне человека, да и ещё думать из какой страны он родом? Разве мне это было когда-то важно? И с чего это я помню фамилию президента Турции, который был на посту много лет назад? Откуда и почему эти мысли лезут из моей головы?       Ох… Ладно. Я постараюсь начать всё заново.       Короче говоря, завтра начнётся наша новая жизнь.       Мэл уже совершеннолетний, а я с братом обрету этот статус только в ноябре двенадцатого числа. Мы переехали в район, что находится на толстом мысе бухты, наш дом стоит близ берега, граничим с океаном. За три года, что весьма подозрительно, — но потом мы быстро откинули эти мысли, дескать, зато живём в гармонии, да позабыли почти о всём, — нас так никто не пытался убить. Да… это правда звучит… странно? Но так оно и было. Мы прожили три года в затишье. Отчасти, жалко или нет, не могу сейчас сказать, наши расследования тоже прекратились и никому не понятно, когда мы обратно вернёмся в ту часть нашей прошлой жизни и вернёмся ли?       Я скучаю немного по прошлым дням, когда всем было плохо, особенно мне. Ох, я, наверное, опять говорю лишнее? Опять, да? Лишнее ведь, но говорю же.       Мы сейчас все живём с Асдис, нашей мамой, якобы. У неё всё ещё бывают осложнения из-за болезни, но она хотя-бы стала выходить за пределы дома. Наверное, я рад за неё?       

***

— Завтра наш первый день, ты помнишь об этом? — обратился Тид ко мне, попутно капаясь в своём рюкзаке, вынимая различные вещи с прошлого учебного года, которые забылись когда-то им самим. — Да, помню. — Говорю я, сидя за рабочим столом, записывая свои очень интересные идеи на бумагу простым карандашом. Тид замолчал, когда заметил, что я опять занят своими художествами, которые никому до сих пор не показывал, даже своей, якобы, маме. Брат мой говорит мне сзади, незаметно старясь наконец увидеть, чем я там таким интересным занимаюсь: — Снова ты там что-то пишешь да пишешь. Покажешь хоть раз мне?       — Нет, — сказал я, когда краем глаза заметил его назойливый шарф, который так и лез не в своё дело. Я отвернулся обратно к брату спиной, пряча бумаги в свой саквояж, который я обнаружил лежачим без дела на полу.       — Почему? — спросил Тид.       — Я не уверен, что это стоит твоего внимания, Тид. Я тебе ничего не покажу, по крайней мере именно сейчас и именно в данный момент, понимаешь? И да, ещё, сними уже этот свой шарф, он уже давно не того изумрудного цвета, что раньше. Потерял он ту красоту.       Брат мой удивился, что, я не удивлён, я ждал этих эмоций, они были очевидны. Он неуверенно спросил меня про свой шарф, видимо, бумаги его мои резко стали неинтересными, а вот слова про шарф его, — который когда-то был изумрудным, что аж глаза резал, — его сразу в голову ударили, как предсказуемо…       — Но Дит, это ведь твой подарок. Ты подарил мне этот шарф на новый год, когда мы были детьми. Почему ты так резко говоришь, что он стал некрасивым? Главное ведь, — здесь он немного промолчал, — главное ведь, что он был подарен тобою и он несёт за собою символику, что очень важна мне.       — Ах, — ахнул я, немного недовольный словами брата.       — Дит?..       — Говори.       — Почему ты так сказал?       — Просто правду говорю тебе, разве не понятно? Не красив этот шарф. Не того цвета, что раньше, да и в катышках весь, грязный. Ты его стираешь вообще? — ответил я ему.       Тут видать я его расстроил, сам того вроде не хотел, но сделал ведь. Тид небрежно снял этот свой шарф с шеи и бросил куда-то в сторону угла комнаты. Точно не видно мне было куда он его бросил, спиной ведь всё-таки продолжал сидеть, да и видел только всё боковым зрением. Да ладно, мне безразлично где этот шарф валяться будет, или нет? О чём я вообще думаю?       Тид больше ничего мне не говорил. На вопрос: «Я тебя обидел, да?», он отвечал лишь: «Не обидел ты меня, шарф и правда стал плох от жизни». «Ну, — думаю я, — значит не так всё и плохо», и с такими мыслями я решил, как и мой брат, что уже давненько капается в вещах своих, начать мне тоже собираться к завтрашнему дню, он ведь, дескать, особенный.       Я поставил свой чёрный саквояж на стол, открывая его, я откладывал важные мне бумаги в ящик с замком, что находился под столом, закрыв ящик на ключ, и, спрятав этот ключ в недра своего почти бездонного саквояжа, я приступил к сбору вещей, которые наверняка понадобятся мне назавтра. Полностью открыв сумку, я осмотрел все свои вещи, которые, как полагается, валялись небрежно по всем углам помещения. Я решил, что в основном я возьму одну канцелярию, но вдобавок ещё три вещи, которые мне точно пригодятся. Первый предмет: свои художества, которые я, когда будет свободное время, буду пополнять в них новые идеи. Второй предмет: фонарик. Не знаю зачем я беру его, но, быть может, в этом университете есть что-то таинственное, которое на все сто процентов скрывается в темноте? Но это лишь простые догадки. Третий предмет: простой завтрак, состоящий из поваренных всмятку яиц и мятные конфеты. Я бережно упаковал набор и уже на этом этапе я был полностью готов к завтрашнему дню, как друг я вновь услышал голос брата, который обращался ко мне:       — Ты случайно ли не знаешь куда это Мэл испарился? Часа три о нём ни слуху, ни духу. На телефонный звонок не отвечает, а ведь уже почти десять вечера.       — Я, право сказать, не имею понятия куда он пропал. Он говорил, что куда-то уходит? — спросил я.       — Говорил лишь: «Я пойду туда, где началась первая беда».       — «Первая беда»? Что он имел ввиду?       — Я не знаю.       Спустя ещё час Мэла не было. Он по-прежнему не брал трубку телефона. Наступила, разумеется, паника, но она быстро стихла, так как Мэл отправил спустя время нам сообщение о том, что он попал в некую беду, но сейчас он в безопасности. Что бы то могло значить — без понятия. Но главное, что он жив в конце концов. Мэл сообщил нам обоим, что домой он ночью не вернётся, но про университет он помнит, так что, говорит, что будет там завтра утром. А далее расскажет в какую передрягу попал.       Ох! Вечно Мэл перед важными событиями встревает в неприятности! Либо он делает это специально, либо жизнь — недруг его. Но сейчас я не так сильно переживаю за друга. Как он говорил: «Когда мне будет восемнадцать, обо мне вообще можете не беспокоиться, мне ещё долго до смерти!». Ах! Иногда я считаю его полным болваном! Но всё же иногда он делает разумные вещи.       Завтра уже начало осени. Лето кончилось. А что мы успели за лето сделать? Толком ни хрена. А задумывали ли что делать? Нет? А почему все жалуются тогда? Иногда я совсем не могу понять не только людей, но и себя. Мозг человека, для меня, такая забавная вещь, что даже не смешно.       Кончилось не только лето, но и детские годы наши. Всё кончилось и нет возврата туда, в далёкие дни, когда нам было хорошо. Или только мне?       Эта ночь прошла без всяких интересных событий. А ведь раньше когда-то к нам мог прийти человек, что зол на нас. А быть может вообще что-то другое через окно проползёт. Было интересно, потому что всегда приползало что-то новое, а сейчас никто не приходит. Лишь темнота поглощает нас во сне. Тишина сопровождает нас до самого утра.       Утром я проснулся очень тяжело. Угрюмо вставая с постели с взъерошенной головою, я пошёл в ванну умыться. Сделав все свои дела, я принялся расчёсывать свои фиолетовые лохмотья. Смотря сквозь боль на себя в зеркало, я тщательно укладывал свою чёлку на правую часть лица, прыская на неё из флакона специальным лаком, чтобы волосы поддерживали свою форму хотя бы до конца учебного дня. Победив свои непослушные волосы и выйдя из ванны, я направился в свою комнату, одел свой любимый белый халат, что, на удивление, спокойно себе висел на спинке стула, который в свою очередь находился у моего рабочего стола. Далее я нацепил красно-кровавый галстук, надел на себя свои чёрные брюки, которые, если судить по внешнему виду, пережили две атомных войны. Я был готов. Что насчёт брата? Я его не видел, наверное, он как всегда раньше проснулся и уже дожидался меня за завтраком. Так оно и было, когда я спустился вниз и обнаружил эту картину, которую выдумал задолго до этого.       Я поприветствовал брата, он поприветствовал меня в ответ. Всё было спокойно. Асдис как обычно бегала по кухне впопыхах, убираясь после готовки. Она выглядела более спокойной, спокойнее чем всегда. Но главное она была счастлива.       Поедая завтрак, я вновь услышал очередной вопрос от брата:       — Ты как? Готов?       — Готов.       — А отвечаешь неуверенно.       — С чего вдруг?       — Я это слышу. Дит, я просто тебя предупредить хочу, что ты не всегда сможешь быть со мной.       — На что ты намекаешь? — занервничав, просил я.       — На то, что ты должен как-то научиться общаться с людьми. Тем более ты там не один день проведёшь. Заведи себе хоть одного друга, пожалуйста.       — Я не хочу.       — Что значит не хочешь? Ты хочешь, как в школе, быть изгоем?       Я испугался. Честное слово, я не знал, как отвечать.       — Чего ты молчишь? — стал надавливать на меня брат.       — Я не особо хочу заводить новые знакомства, — еле как смог выдавить я из себя.       — Дит, я же как лучше тебе хочу. Поверь, ты не сможешь четыре года ни с кем не общаться в университете. Ты сойдёшь с этого с ума. Начни с простого «привет» и всё.       Я понимал о чём говорил мне Тид, безусловно. Но всё же что-то мешало мне его послушать. А может и не мешало.       — Хорошо. Я попробую, — сказал я довольно убедительно чтобы Тид остыл.       Вдруг нас обоих привлекло кряхтение Асдис. Взглянув в чём дело, было обнаружено, что она никак не могла открыть дверцу холодильника и положить в него кастрюлю с едой.       — Асдис, что такое? Не открывается дверца? — спросил Тид.       — Ох… Да, всё верно. Странно только почему?       Покидая стул, Тид подошёл к ней и постарался помочь. Он напрягся и внёс максимально усилий и холодильник получилось открыть.       — Странно, дверца заедает, — проговорил он, выдыхая.       — Это понятно, холодильнику немало лет. Нужно починить в свободное время, — сказала Асдис, ставя кастрюлю на полку холодильника и закрывая дверцу снова.       Покапав ложкой остатки пищи на тарелке, Тид дёрнул меня, что пора отправляться в путь и оставить мои недоеденные объедки на тарелке. Времени и правда было немного до начало первой пары. Поэтому мы быстренько оделись в осеннее пальто и, открывая дверь, попрощались с Асдис, которая только успела крикнуть нам в след: «Счастливого пути!».       Университет имени Идритуса Эрдогана находился достаточно далеко от нашего дома, почти в самой северной точки Мэлляндии, неподалёку от треугольного полуострова. Так что нам понадобился транспорт, который успешно доставит нас до места назначения. Мы дошли до ближайшей автобусной остановки и как только к нам подъехал первый автобус мы сели в него и отправились в путь.       Сев на самые задние сидения, мы расслабились. Смотря в окно, мы видели, что, как это всегда бывает после окончания лета, пошёл первый снег, но в этот раз он был очень тусклый и сразу таял, стоило ему лишь упасть до самой земли. Погода была пасмурная, серая, а дома из серого кирпича сливались в общую картину с небом. Погода была для меня прекрасной. Помню, когда-то мы втроём частенько так гуляли под открытым снежным небом, веселясь, не думая о проблемах и будущем. Тогда мы были детьми и, логично, мы были счастливы потому, что ни о чём не думали и просто наслаждались жизнью, пока Мэлу вдруг не сбрендило в голову про разгадку истинной истории нашего города. И как только я вспомнил про Мэла, Тид задаёт про него вопрос:       — Тебе Мэл больше ничего не писал в сообщениях?       — Нет, не писал.       — Надеюсь он жив…       — Я тоже на это надеюсь, — ответил я и вновь повернулся к окну.       Мы продолжали ехать.       Уже подъезжая, я удивился тому, что автобус повернул в сторону леса. Но уже дальше я осознал, что университет находится не в городе, а в лесу, очень далеко от местных населённых пунктов.       — Тид, неужели правда? Учебное заведение в лесу? Там, где тихо и приятный чистый воздух?       — Да, братец, всё что ты видишь — правда, — ответил Тид.       Я этому очень сильно обрадовался! Неужто! Лес, место, где вершит тишина, спокойствие, лесной воздух, что окутывает тебя со всех сторон и небольшой холодок. Это место, где я всегда мог чувствовать себя собой.       Мы приехали. Выходя из автобуса нас сразу же привлекла толпа таких же будущих студентов, которая направлялась по длинной дороге к вратам университета. Некоторые были напуганы предстоящими событиями, некоторые с прямой спиной шли вперёд на встречу к этим самым предстоящим событиям, а некоторым было без разницы, что их ждёт. Этих было всего два человека. И они сразу привлекли Тида. Один из них очень высокий, худой, сутулый парень со странным выражением лица, а другой более низкого роста, не больше пяти футов, пухленький, и держал что-то между губами и носом нечто белое, немного грязное, длинное, это вроде бы была скрученная в неряшливую трубочку салфетка? А ему вроде нравилось. Он этим своим видом смешил своего высокого товарища, изображая, что эта салфетка ничто иное как его белые длинные усы. Его настоящая гордость. Смеялись они очень долго, что даже один из них, (тот, что высокий) упал вниз лицом прямо в сырую грязь (это они ещё шли не по бетонной дороге, а где-то в стороне, в лесу, по слякоти). Он весь измазался в мокрой земле. Но вместо того, чтобы… не знаю… расстроиться, этот человек стал ещё сильнее хохотать, превращая эту ситуация не в несчастный случай, а в простую шутку.       — Мда, пушка — дело хорошее! — проговорил этот сутулый парень фразу, которая совершенно никак не вязалась с произошедшим.       — Камаль, не те мысли! — с хохотом ответил ему дружище, который поправлял свои ненастоящие усы, что слегка сползали с губ из-за смеха.       Малый друг помог ему вытереть грязь с красной футболки, продолжая хихикать. Далее они отошли с территории леса и поднялись уже на ровную чистую дорогу, ведущую в учебное заведение. Они продолжили путь вперёд в хорошем настроении.       Смешная это была сейчас сцена! Что это чёрт побери сейчас было?! Для меня это было очень странно, не знаю, как для других.       Парни эти выглядели странно. Первый человек, что высокий самый, выглядел страннее своего товарища, намного страннее. Взгляд у него как у пьяного, но вроде по телодвижению трезвый. Улыбка не сползает с лица, всегда он видимо на позитиве! Ещё он носил большую меховую шапку с малым помпончиком и надписью «Melland» на ней. Из шапочки его лезли длинные обросшие сальные волосы каштанового цвета, свисающие почти до самых плеч. Хотя этот человек, которого, как я понял, зовут — Камаль, часто сутулился и плечи его неосознанно поджимались и тогда концы волос его точно соприкасались с плечами. Ещё у него были небольшие усики, которые немного прибавляли ему возраст. И, учитывая их внешний вид, он никогда их не брил. На студента он по одежде не был похож от слова совсем: простая красная рубашка да короткие штанишки синего цвета и… тапки?! Простые резиновые тапки на босых ногах! Я не могу слов подобрать, но как я понимаю, он счастлив и, наверное, это хорошо?       Второй паренёк, что ниже ростом, был немного поадекватней, не учитывая, что он повесил меж своих губ и носа длинную салфетку, изображая себя усатым человеком. Несмотря на это, он не делал больше странных вещей, что его друг Камаль. Итак, повторюсь: молодой человек был невысок, не больше пяти футов. Волосы его имели тёмно-чёрный оттенок, они были короткие и все растрёпанные в разные стороны. Если приглядываться, то не трудно заметить малые веснушки на щеках. На нём была одета толстовка сероватого цвета, которая явно была ему очень мала. На ней можно было заметить швы ниток, которые связывали порванную ткань. Снизу были одеты джинсы и, слава богам, не тапки, а простые ботинки. Славный он парень, не считая некоторые странности. Имя его пока мне неизвестно.       Тут меня вдруг дёрнул за внимание Тид:       — Дит, слушай, я понимаю, что социум тебя пугает, но, нужно учиться общаться с людьми. Давай попробуем подружиться с этими парнями!       — Чего? — слегка испуганно спросил я.       — Я заметил, что твой взор привлекли те забавные ребята, — он показал рукой в сторону двух парней, которых я ранее описывал, — и мне кажется, что мы найдём с ними общий язык, дескать, уверен я, что они тоже с изюминкой, как и наш Мэл.       Я заёрзал внутри себя. Чего-то перечило выдавить из себя хоть слово. Отчасти, я был не против попробовать заговорить с новыми людьми, но внутренний страх мешал мне что-то делать. Я смог лишь неуверенно кивнуть головой в знак согласия.       Тут брат мне отвечает:       — Я рад, что ты хочешь познакомиться с ними. Я вроде слышал имя одного из них. Ка-ма-ль, вроде так его звали! А что насчёт второго…       — Давай подойдём к ним в университете. Сейчас совсем не время… — отговорился я, ли ж бы не сейчас.       Тид согласился, и мы продолжили путь, догоняя двух интересующих нас людей.       Трудно описать эмоции, испытуемые в момент прихода к университету. Повсюду было так много людей, что у меня начинала болеть голова, но брат подбадривал меня, держа за руку, и мне, наверное, становилось лучше. Сам университет был огромен: состоял он из двух корпусов и одной высокой части здания, состоящее из белого камня, который местами был потёрт и испорчен. Сам университет был изогнутой формы, похожий на перевёрнутую вниз букву «С». Всего три этажа, корпусы — по одному этажу. Выглядел этот университет как новое чудо света, созданное древними греками. А ведь и правда, здание имело много элементов из древнегреческой архитектуры. Всё имело очень простой вид, но очень гармоничный и пропорциональный, и выглядело это — очень красиво. Были даже огромные колонны с изображёнными на них греческими богами, это колонны поддерживают огромный козырёк у входа. Мне даже показалось, что косяки и всякие недочёты сооружения были соблюдены специально, дабы выразить некую древность университета.       Вход на территорию учебного заведения — огромные врата чёрного цвета. Этими вратами управляли охранники: два пожилых, но очень крупных человека, одетые в синие костюмы. Они открывали вдвоём эти большие, почти неподвижные двери для собранной вокруг них толпы молодых студентов. Поднялся сильный гул от толпы, которые стали поддерживать и верить в силы охранников, открывающие им путь в новую жизнь. Охранники стали действовать быстрее и врата были полностью отворены, но точно не благодаря поддержке молодых людей, а потому, что этот шум охранников только раздражал, и люди в синем желали побыстрее покончить с этим. Это было видно по их недовольной физиономии.       Я не отпускал брата из рук. Было так много людей, что пропасть в этой гуще было очень простым делом. Мы подождали пока большая часть лиц пройдёт вперёд, а мы за ними следом. Когда мы прошли нас очаровал небольшой парк. Это была длинная дорожка из крупного гладкого камня, которая вела к самому входу в университет, а также разделялась ещё на две дорожки, уже окружающие здание. Было очень много деревьев, а именно там росли маленькие лиственницы, которые издавали очень приятный запах. В центре парка стоял большой фонтан, на котором возвышалась громадная белая статуя Аида, а позади него малые статуи других греческих богов, имеющие каждые свою уникальную позу. Это было восхитительно!        Мы стали идти дальше, как вдруг заметили впереди стоящего у ступенек университета очень высокого человека, с очень большой мышечной массой. Он выглядел так, будто ждал нас идущих к нему. Этот большой человек смотрел очень грустным видом вдаль, будто обиженно, будто он сейчас пустит слезу. Он продолжал стоять, не обращая внимание на проходящих мимо него студентов, которые не раз с ним здоровались. Но не дожидаясь взаимного приветствия от гиганта, студенты шли дальше в небольшой обиде.       Я не успел его разглядеть, потому что меня привлёк голос незнакомой мне девушки, которая спорила о чём-то с людьми в синей форме. Вдруг я остановился, меня интересовала больше эта незнакомка, нежели тот большой мужчина у входа. Неожиданно мы с братом сменили путь: я пошёл назад, а он вперёд, и мы даже не заметили этого. Казалось, что каждого из нас привлекал определённый человек и мы сбились с одного пути на свои личные.       Подойдя ближе к выходу где случился конфликт, я подслушал и понял, что охранники отказываются пускать эту девушку только потому, что её нет в каком-то списке всех учащихся. На это дама была очень зла и сильно ругалась с этими людьми, что в списке она быть должна, и даже назвала своё имя: «Говорю же вам обоим, я — Лоскаа Ярвинен! Что значит меня нет в списке?!». Я очень удивился такому необычному имени, она явно родом из другой страны. На такой вопрос люди в синем ей говорят: «Повторяем вам ещё раз, дамочка: нет вас! Нечего нас обманывать. Не знаем мы чего вам потребовалось в университете если вы даже не являетесь студентом. Только взгляни на неё, — это он к своему товарищу обратился, — одно рваньё на ней одето, явно бездомная, да и имя иностранное, непонятно вообще кто ты такая». Меня это откровенно разозлило, что они, потеряв все доказательства, перешли на её внешний вид. Я подошёл уже вплотную не боясь ничего и спрашиваю:       — Я не буду спрашивать, что у вас тут происходит, ведь покамест я шёл своей дорогой, краем уха я подслушал всё что у вас произошло и мне совершенно не нравится, как вы с ней разговариваете.       Охранники очень удивились такой встрече со мной. Один из двоих спрашивает, коса смотря на мой внешний вид:       — Чего тебе нужно, мальчик?       — Пожалуйста, не общайтесь со мной так, я вам не ребёнок. Я хочу понимать про какой список вы ей говорите, если вы не проверяли никого, кто входил на территорию университета, с чего это вдруг вы на неё напали? Какое вам до неё дело?       Девушка вдруг посмотрела на меня. Я резко стал чувствовать себя некомфортно и стал дрожать под её взглядом. Но я держался и хотел просто закончить начатое дело.       — А тебя не смущает её внешний вид и национальность? Посмотри на неё, она ведь бездомная, да и ещё не мэлд. Чёрт знает кто она такая.       — Я вас спрашиваю про список. Откуда он вдруг взялся? — спросил я более настойчивее.       — Это для особых лиц, — ответил мне один из охранников.       — Это ещё каких таких особых?       — А вот таких. Не лезь не в своё дело. Сам выглядишь хуже неё.       На такой ответ я был сильно зол, но совсем не знал, как ответить. Я уже хотел идти расстроенный в себе, но Лоскаа остановила меня, говоря:       — Спасибо тебе, что хотел помочь, но я как-то сама. Хорошо?       Мне стало только хуже от такого. Лучше бы я ничего не делал. Лучше бы просто молчал и прошёл мимо…       Вдруг, когда я уходил назад, краем уха я услышал, что Лоскаа просит их внимательнее перечитать весь список и они точно её найдут, потому что она, как я понял из её монолога, является студенткой аж второго курса! И, на удивление охранников, они находят её имя, которое не поместилось на листочек со всеми именами и её пришлось написать на обратной стороне листка. После того, как они всё обнаружили, они извинились и спокойно пропустили девушку вперёд. Она ехидно улыбнулось сама себе и гордой походкой двинулась вперёд.       Я был честно огорчён тем, что моё присутствие было попросту бессмысленное. Я решил избежать повторной встречи с Лоскаа и отправился ко входу в университет быстрее прежнего шага, где меня ждал мой брат вместе с ещё незнакомым мне человеком. Я понял, что, если брат стоит перед ним, значит ничего плохого за это время не случилось. Когда я подошёл к ним я сразу же вежливо поздоровался с незнакомцем:       — Здравствуйте.       — Здравствуй, — поздоровался он в ответ очень тихим голоском, что совсем не клеилось с его громадным видом.       Меня очень удивила внешность данного человека. Повторюсь, он был невероятно громоздким человеком, ростом примерно семь с половиной футов. Также у него было очень накаченное тело, невероятно большое, что даже его зелёная рубашка казалась меньше его самого, что уж там говорить про чёрные брюки. Но зато у него были огромные калоши, которые были ему к лицу. Итак, ещё у него были седые длинные волосы, зачёсанные строго назад и заплетённые в лохматый хвост, который лежал на левом плече. А на лбу были коротко постриженные кудрявые волосы, торчащие в разные стороны. Ещё он носил маленькие очки на громадном носе, у которого была очень широкая переносица, которая сужалась в центре, кончик носа его был похож на персик, а крылья его носа двигались с каждым вдыханием. В ушах он носил массивные серьги, они были настолько тяжёлые, что мочки его громадных ух сильно свисали вниз. Говоря про его эмоции, могу лишь сказать, что он невероятно печально выглядит, взгляд пустой, а губы кривились вниз. Кажется, собрался неплохой образ, но это не самое интересное, что можно увидеть в этом человеке. Его особая черта — его серые усы и козья борода, точнее, их часть, которая была только с левой части его морщинистого от возраста лика. Другая же сторона лица была полностью сбрита.       Это в принципе странно, но на нём это выглядело красиво. Не имею понятия о его возрасте, но учитывая морщины, можно предположить, что больше шестидесяти. Но всё же, даже если ему и правда больше шестидесяти, он неплохо сохранил своё накаченное тело. Этот человек выглядел как инопланетянин, но в то же время это было очень необычно и даже привлекало.       Я поинтересовался:       — Извините, — говорю я, — кем вы являетесь?       — Меня зовут Идритус Эрдоган, я являюсь директором и основателем этого университета.       Я закашлялся, не ожидая вот так просто услышать от такого необычного человека такие слова. Такого внешнего вида у директора я уж точно не ожидал. Я тихеньким голосом спросил директора:       — О! Рад вас видеть, господин Идритус. Меня зовут Дит Т. Извините, мне очень интересно, почему вы нас ждали?       — Потому что вы были единственными студентами, кто ещё не зашёл в мой университет, только по этой причине я ждал вас. А если вы имеете ввиду, знаю ли я вас или наслышан вами, я вам скажу — нет. Я впервые вас вижу, как и вашего брата Тида, с которым я успел поговорить, пока вы общались с той девушкой, которая вот-вот да уже подойдёт к нам. Я тоже её жду.       Как только я услышал, что Лоскаа подходит к нам, я не на шутку перепугался, но мне не пришлось умолять поскорее заходить внутрь, потому что не успел я опомниться, как директор с братом уже открывали двери, дабы пройти в университет.       Внутри университет выглядел почти также как снаружи, только без лиственниц и фонтана со статуями, по большей части всё сделано было либо из белого камня, либо из дерева. Прочем всё было стандартно красиво.       Смотря на Тида, я предположил, что пока я отсутствовал, он успел что-то обговорить с Эрдоганом, ведь он никак не отрывал от него глаз, а улыбка не спадала с лица. Я хотел спросить в чём дело, но меня отвлёк голос директора, который обращался ко всем прибывшим студентам:       — Я рад видеть вас всех здесь, в моём университете. Повторюсь, меня зовут Идритус Эрдоган, я являюсь директором и основателем этого прекрасного места. Прошу всех пройти со мной в актовый зал, там я подробно вам всё расскажу о многом, а также обязан познакомить вас с людьми, которые будут вести уроки с вами. Пройдёмте же.       И как только он отправился в актовый зал, все как стадо овец пошли за вожаком. Коридоры все были заполнены студентами. Было очень много шуму от которого невозможно было скрыться. Я опять попросил брата взять меня за руку чтобы мы не потерялись, но брат будто не услышал меня, потому что сразу же ушёл вперёд за директором. Меня это поначалу очень обидело, но я быстро отогнал от себя эти мысли, потому что не хотел верить в плохое, и всяческими способами искал оправдания такому отношению к себе.       Я просто ступил вперёд за всеми, преодолевая свой страх социума. Двигаясь дальше, я не заметил, что шёл со стороны стены и подходил к неизвестной мне двери, как вдруг из неё выходит очень худощавый мужчина с мочками до плеч, об которого я сильно ударяюсь. Я пошатнулся и случайно рухнул вниз.       — Ах… извините… — сказал я.       Человек с длинными мочками посмотрел на меня очень злобно, кривясь в эмоциях он рявкнул на меня:       — Смотри куда прёшь, фиолетовый!       Меня до ужаса напугало такое внезапное отношение к себе. Я ведь ничего плохого ему не сделал! С чего вдруг такой тон? Этот мужчина больше ничего мне не сказал и двинулся вперёд в актовый зал за всеми. Я встал и пошёл дальше.       Когда я был на месте, меня испугали размеры этой комнаты. Я старался убежать в самый дальний угол, дабы не встречаться с множеством незнакомых мне людей. Все уже были на местах. Взрослые — я так понимаю, учителя — стояли на сцене и ждали тишины до начала знакомства. Я смог подняться на самые высокие места, где было меньше всего народу и просто стал молчать и ждать продолжения событий. Было немного страшно одному, мой брат будто позабыл про меня и сам пропал где-то. Вероятнее всего, он делает это специально, наверное, потому, чтобы я смог сам справиться с напряжением социума. Я очень сильно хотел в это верить, ведь в моей голове не укладываются мысли, что я безразличен Тиду.       Наконец-то зал затих. На сцене стоял директор университета расправив руки, призывая всеобщее внимание. Сзади него стояли учителя, пока я не мог их разглядеть из-за слишком дальнего расстояния меня от них. Идритус уверенно взял в руки микрофон, который кто-то из незнакомых мне пока лиц протянул ему сзади в его огромные руки. Микрофон в его руках был настолько малым, что проваливался в кулаке. Он обратился к залу очень низким тембром голоса:       — Приветствую вас всех в этом замечательном месте! Меня зовут Идритус Эрдоган, я директор этого университета и учитель географии. Я искренне благодарен вам, что вы выбрали именно мой университет, который пока не сильно славится хорошей известностью, но скажу вам: он будет славиться хорошей известностью, если мы подружимся с вами и сможем обрести вместе счастье! Уже вижу наши с вами будущие дни! Я, право вам скажу, в предвкушении будущих хороших моментов вместе с вами. Почему я так считаю? Да потому что я вижу вас и верю, что мы поладим. Добро пожаловать в университет имени Идритуса Эрдогана!       И тут директор решил познакомить всех с учителями, с которыми мы проведём остатки наших студенческих дней. Но меня вдруг отвлекает знакомый голос, доносящийся справа от меня:       — Спасибо, что помочь пытался тогда.       Я обернулся в сторону звука и был очень напуган. Эта была Лоскаа. Девушка с очень острым носом, с мешками под глазами, и длинными белыми волосами, правая часть которых была чёрного цвета, а на лбу свисала острая чёлка.       Она вновь говорит:       — Ты плохо с людьми ладишь. Будешь изгоем или будем дружить?       Я разинул рот и не знал, что сказать. Учитывая, что произошло между нами пару минут назад, совсем не способствовало к предложению о дружбе. Набравший храбрости, я спрашиваю:       — Как ты меня нашла?       — Ты тут единственный в самом дальнем углу сидишь, сразу внимание привлекаешь.       А ведь я выбрал это место чтобы не привлекать внимание, а оказывается я этим только сильнее его привлекаю.       — Почему ты хочешь дружить со мной? — неуверенно спрашиваю я её, смотря при этом куда-то в пол.       — Да так, просто. Ты единственный, кто проявил ко мне хоть какой-то интерес. Да и в принципе ты привлекаешь меня своей особенностью, — сказала она.       Я напрягся, поправляя свои волосы, подозревая, что она сделала акцент на их оттенок.       — Интересный ты. Ты мне напоминаешь кое-кого… — сказала она.       — Кого же я тебе напоминаю?       — Меня из прошлого.       Это был весьма интересный ответ на интересный вопрос.       Потеряв всё внимание к директору и его речи на сцене, я влился впервые в разговор с совершенно незнакомой мне девушкой, которая, необычной своей аурой, привлекала меня, хотя по началу только отторгала. Меня заинтересовало это внутреннее чувство. Я продолжил с ней общение:       — Приятно знать, что своим видом я смог тебя привлечь. Многие уходят от меня только по причине моей своеобразной внешности.       Лоскаа промолчала, но взгляд от меня не убирала.       — Откуда ты? — спросил я.       — По имени думаю и так ясно, разве нет? — удивилась она.       — Я не разбираюсь в этом.       — Из Финляндии.       — Вот как. В последнее время в Мэлляндии полно иммигрантов. Ладно, Финляндия не так далека он нашего государства, но сам директор, как я полагаю, турок. Интересно, почему все сюда пытаются устроиться?       Почесав свой острый нос, Лоскаа по неведомой мне причине хихикнула:       — Да не знаю. Я тут случайно оказалась.       — Это… то есть, как?       — Не важно, просто семейные обстоятельства.       Разговор наш, как мне казалось, не ложился правильно. Я даже не знал уже что и делать, все надежды пали на неё. Хоть это было не совсем правильно, но я не знал, что делать дальше.       Вероятнее всего она это тоже заметила, потому что сразу спросила меня, дабы не нагнетать дальше тишину:       — Скажи мне, ты здесь кого-нибудь знаешь?       — Честно сказать — нет.       — Вот как. А я знаю. И не только людей. Я знаю этот университет как свои пять пальцев.       — Ты это к чему?       — Да так… Я тебе вот что сказать удумала: будь осторожен с учителями, не показывай себя, будь ниже травы, тише воды. А лучше, будь их выше.       — Почему?       Лоскаа ничего не ответила. Она только странно посмотрела мне в глаз, который был открыт от волос. Потом она ушла, сказав, что мы ещё встретимся. Наша беседа настолько затянулась, что я даже не заметил, как выступление директора и знакомство учителей со студентами закончилось. Я будто попал из другого мира в этот, находясь в полном недоумении. Все стали расходиться. Был объявлен первый учебный день, пора идти на пары и уже там знакомиться мне с учителями.       Я вышел. Стал ждать своего брата. Очень сильно хотел его видеть. Его очень долго не было, казалось, что он просто испарился. Я пытался даже дозвониться до него, но трубку он не брал.       Подождав ещё, я смог разглядеть из толпы, которая выходила из зала, высокую фигуру директора (из-за его массивного роста его можно увидеть было везде). Я рысцой подбежал к нему и спросил сразу же как он обратил на меня внимание:       — Господин Идритус Эрдоган, извините, вы не видели моего брата?       — Видел. Он пошёл на пары. У вас сейчас первый урок: алгебра. Это сто одиннадцатый кабинет на первом этаже.       — Оу… Спасибо! И… ещё подскажите, он про меня спрашивал что-либо?       — Не слышал.       — Хорошо, — поблагодарил я его и уже хотел идти, но директор меня остановил.       — Дит, хочу тебя обрадовать, ты учишься, как и твой брат, на первом курсе, ваш класс: 1i. И хочу сказать: я являюсь вашим куратором. Также предупреждаю: в конце всех пар прошу собраться в кабинете под номером «1» для беседы со всем классом.       — Хорошо, господин Идритус, — сказал я.       — Обращайся ко мне просто по имени, не стоит называть меня господином, — попросил он.       — Хорошо, я вас понял.       — Ступай на пары.       Я поблагодарил его, больше мне ничего не оставалось сказать. Опять оставшись совсем один, я почувствовал странное ощущение, что мне срочно надо с кем-то поговорить и вылить на него все свои беды и муки. Право, странное чувство. Хорошо, что я умею всё держать в себе под крепким замком.       Под шум звонка я забрался в кабинет. Я уже оббегал глазами весь класс, пытаясь найти Тида. Найдя его, я собирался сесть к нему, как вдруг меня остановил хриплый мужской голос:       — Стоять!       Это был математик. Чопорный человек. Которого я успел повстречать ещё тогда в узких коридорах университета. Тот самый мужчина с длинными мочками. Поближе я смог разглядеть его пепельные короткие волосы, которые стояли вверх. Он носил очки на носу с огромной горбинкой.       Он грубо спросил:       — Ты кто такой?!       Я испугался. Что мне нужно было на это ответить? Я застыл от страха и не мог ничего с этим поделать.       — Это мой брат! — вдруг предупредил учителя Тид. — Пустите его, пожалуйста.       — Брат? — удивился математик не понятно по какой причине.       — Извините за опоздание. Я могу пройти за парту? — еле как смог спросить я.       — Что с тобой не так? — задал он вопрос.       — А что не так? — спросил я.       — Что с твоим внешним видом? Я тебя уже видел, ты столкнулся об меня в коридоре. Твои фиолетовые длинные волосы закрывают тебе вид на мир! Вот ты и спотыкаешься об всё подряд! Да и ещё они такого кислотного оттенка! Я и так ношу очки для того чтобы видеть, а ты, я так понимаю, решил меня совсем слепым сделать.       — О чём вы твердите мистер…       — Кантемир Спасский я, — подсказал он мне.       — Мистер Кантемир Спасский, мне очень жаль, что вы приняли всё так близко к сердцу. Но прошу поверить мне, я совсем об этом не думал. Я был рождён с таким цветом.       — Ишь чего! Ну садись, я посмотрю на что ты способен.       Обрадовавшись, что всё обошлось, я отправился к брату, как вдруг не заметил поднимающихся вверх ступенек я нечаянно упал прямо под ноги другим ученикам. Раздался сильный смех. В том числе послышался хриплый горло-раздирающий смех математика.       — Тебе стоит хотя-бы лицо открыть. А то весь оброс, что из-за чёлки своей ничего не видишь. На что тебе вообще понадобились твои квадратные очки, если они тебе ничем не помогают? — издевался надо мной учитель, постукивая рукой об колено от смеха.       Мне стало очень обидно за себя. Я не мог осознать, что надо мной вот так легко издеваются по причине, которая досаждает мне с самого рождения. Поднявшись и не обращая внимания, я смог наконец подсесть к брату и просто начать слушать учителя. Но взгляды всех долго не отходили от меня, в том числе и от учителя, а смешки тем более.       Этот человек, который Спасский, был настроен против меня сразу же после нашей первой встречи. Меня это напрягало, и мне казалось: как при таких обстоятельствах заводить хорошие отношения с людьми, если люди при первом виде уже плохо настроены на меня? Я сразу же сделал себе вывод, что с первого дня в университете я стану изгоем и брат разочаруется во мне.       Сам Спасский выглядел страннее меня. Сама его одежда — радужный взрыв. Будто его костюм был испачкан всеми красками мира в одну кашу. И что странно, никто над этим не смеётся, а какой-то парень с неестественным цветом волос сразу же привлекает людей в плохом плане.       Прошло время, и все стали думать только о уроке. Спасский больше не смотрел на меня и просто вёл свой урок как обычно ведёт урок учитель. Я же просто притих. Вдруг я посмотрел на брата, тот без каких-либо эмоций смотрел в сторону учителя, внимательно слушая его, не отвлекаясь на меня. Не сдержавшись, я всё-таки обратился к нему:       — Тид, что происходит?       Брат, подняв бровь, удивился, но ничего не ответил. Это меня сильно насторожило.       — Тид, я не понимаю твоего молчания.       — Да жаль мне тебя, — вышло вдруг из его уст.       Я промолчал. Но подумал: «Тогда почему ты избегаешь меня?». Но Тид потом сказал:       — Попробуй измениться. Может это к лучшему будет?       — Измениться в чём?       — Внешность изменить предлагаю или поведение хотя бы.       — То есть как?       — А не понятно тебе что ли?       Я опять испугался от такого ответа брата. Подобные высказывание сразу затыкали меня, и я терялся в себе.       — Покрась волосы в естественный цвет, если тебе конечно надоело подобное отношение к себе. Измени характер, будь более открытым.       В голове сразу же пронеслись отрицательные мысли об этой идеи. Да, брат говорит дело, но тогда я потеряю свою уникальность, потеряю своё… А, хотя… я даже не знаю, как правильно об этом думать. Я считаю это своей особенностью, хотя её я часто презираю, и не только я. Тогда почему я ничего не исправляю?..       — Я… я не могу… — тихо сказал я.       На этот раз Тид разозлился, но скрыл это всеми различными способами. Он отвернулся от меня и просто продолжил записывать в тетрадь всю информацию с доски, которую оставил учитель, пока длился диалог между братьями.       Больше я не осмелился его о чём-то спрашивать. Тида явно что-то интересовало сильнее меня. Честно говоря, на моей памяти такого ещё никогда не было. Меня это расстраивало, не скрою это. Но всё же я внутри себя понимал насколько брат мог устать от меня. Ведь он как няня: оберегает меня везде и всюду, защищает от всего подряд, и секунды глаз с меня не спускает, а я сам даже постоять за себя не могу. Хотя я считаюсь старшим братом, пускай на две минуты, но являюсь, и, по идее, это я должен защищать его, а тут вот как всё получилось. Я долго думал об этом. А ведь других догадок не имелось. Тид просто устал от меня. Он устал дарить свою доброту. Он устал помогать мне, ведь отдавая свои силы, ничего не менялось к лучшему, а стояло на месте. И мне было стыдно, да, очень стыдно. Стыдно, что он помогал мне, давал советы, а я… я подсознательно хотел всё изменить, но что-то мне перечит. Сидя и рассуждая на эту тему, я сказал себе: хватит. Я больше не буду досаждать своего брата и Мэла. Больше никогда. Я должен сделать что-то без их помощи. Этим я сделаю лучше не только им, но и себе.       На этом моменте я слышу рявканье учителя на меня:       — Дит! Дит!       — А? Что такое? — испуганно спросил я.       — Я тебя пятый раз спрашиваю! Что я сейчас рассказывал всему классу? — уже в край разозлённый, кричал Спасский.       Я замешкался и не смог ничего сказать. Потому что я совершенно не слушал его, прибывая в своих мыслях. Я плакал в душе из-за тревоги.       — Я не знаю, — сказал тихонько я.       — Что?! Я не слышу твой тихий голос! — грубо сказал учитель.       — Я не знаю… — ещё тише пробормотал я.       — Говори громче!!!       — Я не знаю!!! — вырвалось из меня громким криком на весь класс, что даже прозвучало долгое эхо. Тид и учитель шарахнулись в недоумении. — Я не знаю! Не знаю я, что вы говорили!       Учитель замолчал. Он застыл. Он не сводил глаз с меня. Мне стало ещё страшнее. Страшно по большей части не от учителя, а от своего крика. Я ещё никогда не повышал на людей голос.       Неожиданно он шагнул вперёд, и так медленным шагом за шагом, приближаясь ко мне. Атмосфера в классе напряглась. Все были настолько тихи как могли, никто не знал, что сейчас сделает учитель. И я не знал, что со мной сейчас будет.       Наконец он подошёл ко мне. Казалось, он ни разу не сомкнул глаза пока шёл ко мне, а шёл он очень медленно. Он посмотрел на меня сверху вниз и сказал:       — Да кто ты такой, чтобы кричать на меня?       Мне казалось, что вот-вот и умру от страха. В ушах зазвенело. В глазах потемнело. Я терял сознание.       — Пошёл вон из класса! — сказал Кантемир.       Вдруг во мне что-то щёлкнуло. В глазах стали наворачиваться слёзы, а голова резко перестала кружиться. Я ожидал от учителя агрессию, но получил обычную просьбу. Собрав быстро вещи, я покинул класс, захлопнув громко дверь.       Выбежав из класса, я больше не мог сдерживать боль в себе, она взорвалась во мне рекою слёз. Я очень переживал, что мои звуки плача и хлюпанья услышат и я просто шёл по коридору прямо, в поисках хоть какого-никакого, но местечка, где можно просто побыть одному. Я не верил, я не осознавал, впервые я не смог сдержать боль, а может эта была не боль, а гнев, который я с лёгкостью вылил на учителя? Но виноват ли я, что сделал это? Или вся вина лежит на математике, который смог без усилий довести меня до такого состояния? А есть ли смысл искать на ком лежит вина? Я не знал о чём думать, но не скрою факт того, что я был неописуемо зол на Спасского, на этого старого плохого человека, который победил меня в эмоциях.       Топча ноги в поисках укромного места, я случайно бился об каждую стену, пока случайно не врезался в некую дверь. Осмотревшись, я увидел над дверью надпись: «Библиотека». Тут я стал припоминать, что жаждал заглянуть в неё. Не вспомню почему я очень сильно этого хотел, ведь я никогда не увлекался литературой, хотя меня часто интересовало то, что читает мой брат каждую ночь.       Так как было время урока, а я ошивался за пределами класса, я очень боялся постучаться в дверь и спросить разрешение о входе внутрь, ведь человек, что там наверняка работает, подумает, что я прогуливаю пары и доложит об этом директору, а мне это было очень некстати, ведь Эрдоган — мой куратор, и сразу портить свою репутацию в первый день в его университете мне, отнюдь, совершенно не хотелось. Поэтому я выбрал вовсе не стучаться, а просто тихонько войти и так же тихонько походить возле книжных стеллажей, не попадая на глаза библиотекаря. Так я и сделал. Открывая дверь библиотеки, я просунул голову, дабы оглядеться, не поджидает ли его кто за дверью. Никого не оказалось, и я полностью вошёл внутрь, закрыв за собой дверь.       Библиотека была огромна, такая же громоздкая, как сам директор. В центре библиотеки стоял длинный стол для студентов, с компьютерами, бумагами и прочими другими вещами, нужные для учёбы. Вместо стеллажей были обычные полочки в стенах. Книг было невообразимо много, так много, что глаза разбегались. Все они аккуратно красовались на полках и невозможно было найти хоть какую-то оплошность, абсолютно всё было на местах и в полном порядке. Также меня привлёк пол, он был сделан из тёмного дуба, он идеально подходил для такого прекрасного места как библиотека. Также, на моё удивление, помещение было освещено не лампами, а простыми свечами, которые были прицеплены к стенам через каждую книжную полку. Они освещали библиотеку очень тускло. Ещё я заметил, что библиотека имела лестницу на второй этаж, на котором, как мне показалось, было книг в разы больше, чем на первом этаже. А ещё, самое главное, меня привлёк красивый камин, находящийся в центре всей библиотеки. Он был построен из белого кирпича с узорами геометрических фигур, а именно квадрата и треугольника. А с каждой стороны камина на подставочках находились по две статуэтке: ангел и демон. В камине горел огонь, а некий силуэт, который сидел в кресле возле камина, подкидывал в него дрова.       Увидев человека, я затих, наблюдая за его поведением. Все мои замысли о прогулки по библиотеке испарились и всё моё внимание привлёк этот человек, сидящий в кресле, из-за спинки которой, я совсем не видел его лица. Я услыхал, что он что-то говорил себе тихо: «…Пускай этот огонь нашей семейной любви продолжает гореть, не угасая. И пускай каждый кто поперечит нам, будет испепелён в нём…».       Дальше я не смог разобрать его следующих слов, а то, что он говорил в начале, я вообще не мог услышать. Но даже то, что я услышал, удивило меня, потому что я не понимал суть его слов. Но интонация его звучала так, будто он читал молитву.       Далее этот человек подбросил в камин новые дрова, что находились под его ногами, и так после каждого полена он продолжал бормотать молитвы.       Решив мимоходом двинуться вперёд, послышался скрип от пола, и этот человек мгновенно повернулся ко мне. Вздрогнув я буркнул быстро и почти неразборчиво:       — Здравствуйте.       — Здравствуйте, — поздоровался со мной в ответ человек, сидящий у камина.       В этот миг я разглядел его во всей красе. Это был пожилой мужчина полного телосложения. У него были очень больше щёки и очень малые глаза. А его плотные длинные чёрные волосы свисали до самой груди. Брови же его были не чёрными, а белыми, и настолько пушистыми, что лезли в глаза. Кожа его была бледная и в вся морщинах. Он был одет в серый свитер с чёрной бабочкой, а снизу были простенькие чёрные брюки с кожаными туфлями на толстой подошве. Вид этого человека был очень спокойный.       — Что вы делаете в это время в библиотеке, юный студент? — спросил мужчина.       Я ответил не сразу, потому что от неожиданного приветствия я опять застыл от страха:       — Я… меня выгнали из класса.       — Выгнали? Первый день и уже такое? Что же случилось, юный студент? — спросил человек.       — Просто учитель изначально был плохо настроен ко мне. И всё из-за моей внешности, — ответил я так, как было.       — Ох… — вздохнул он. — Это неприятно.       — Да…       Наступила неловкая тишина. Я боялся, что этот человек начнёт ругать меня, но нет, он был настроен совершенно по-иному. Вместо этого он предложил познакомиться. Он встал с кресла, подвинул к нему стул, стоящий у центрального стола и предложил присесть к нему, погреться вместе у камина. Пускай в библиотеке было не особо холодно, но я не отказался от предложения. Не успел я подсесть к человеку, как он спросил меня:       — Как вас зовут?       — Меня зовут Дит Т.       — Очень приятно. Я Тралль Фогель, очень приятно. Я работаю библиотекарем.       — Я заметил, в этом университете полно эмигрантов. Вы, я так понимаю, тоже из другой страны? Я так решил из-за вашей необычной фамилии и имени. — Спросил я Фогеля.       — Вы правы, юный студент. Я и правда родом не отсюда. Я имею исландские и немецкие корни, а рождён был в Сербии.       — Ничего себе, вот это разброс. У вас, наверное, история рода очень интересная! — предположил я.       — Нет, — сказал библиотекарь.       — Извините.       — Ничего страшного, юный студент. Я просто сказал, как есть. История моего рода довольно скучна, — ответил он, стараясь всеми силами успокоить мою неуверенность. — Ты лучше расскажи, как так оказалось, что учитель выгнал тебя из класса.       — Дело довольно обычное. Он спросил меня, а я не смог ответить на вопрос, потому что случайно голова была забита другими мыслями.       — И учитель был зол?       — Очень зол. Ещё до этого он плохо отозвался про мой оттенок волос. А он у меня естественный. Я рождён с фиолетовыми волосами, понимаете?       — Да ну, как такое возможно? — удивился Тралль, приподнимая правую бровь.       — Оказывается — возможно, — ответил ему я.       Библиотекарь задумался, положив на губы свои толстые пальца. И тогда я лицезреть его длинные острые ногти. Он заметил, как я немного был напуган его ногтями, на что он спросил:       — Я тебя пугаю?       — Нет.       — Славно, что твой ответ имеет отрицательную форму.       — Да.       Кивнув, Тралль уселся поудобнее в кресле после очередного добавления дров в камин и спросил меня:       — Скажите, Дит Т., а вы отомстили учителю за такое отношение к себе?       — Что? — удивился я. — О чём вы говорите? Как я могу такое сделать?       — Легко, стоит лишь захотеть.       Я промолчал, не понимая, что пытается донести до меня библиотекарь.       — Вы пришли в библиотеку по какой причине? — спросил он спокойно, но мне показался этот вопрос грубым.       — Я? Ну… честно сказать, я просто хотел походить по библиотеке в поисках, не знаю, хорошей книги? Право, признаюсь вам, чтением не увлекаюсь, но в последнее время меня стало интересовать, что читает мой брат по ночам. Мне стало интересно, могу ли я получить удовольствие от прочтения книги, от художественной литературы, или какой-нибудь другой.       — Знаете, от книги можно получить не только удовольствие, но и полезную информацию, советы, которые, вероятнее всего, вы будете использовать в жизни.       — Вы абсолютно правы, странно, что я это никогда не подмечал для себя.       — Это жаль.       — Да.       — Вам что-нибудь известно о сатанинской библии? — спросил вдруг Тралль.       Я был настолько удивлён, что даже не услышал с первого раза, о чём меня спросил библиотекарь.       — Что, простите? — спросил неуверенным голосом я.       — Вы знаете, что такое сатанинская библия? — задал он повторно вопрос.       — Я слышал о ней, но не увлекался.       — Слушая вас, я хочу познакомить вас с одной из девяти заповедей сатанизма.       Тралль, прилагая много усилий для поднятий толстого себя из кресла всё-таки встаёт. Он подходит к одной из полок, достаёт оттуда книгу в чёрной обложке и уже вместе с ней садиться ко мне. Открыв книгу, он зачитывает одну из строчек девяти заповедей сатанизма:       — «Сатана олицетворяет месть, а не подставляет после удара другую щеку!». Понимаешь, что хотел сказать автор данных строк? — спрашивает меня Тралль.       — Кажется, я понимаю. Но я не могу понять одного: почему вы захотели зачитать мне эту заповедь? — спрашиваю я.       — Потому что я вижу, что ты очень зол на учителя, но ты не способен отомстить ему, потому что тебе страшно, а я вижу и понимаю, что глубоко внутри ты жаждешь мести. И ты хочешь измениться. И мне кажется, ознакомившись с данной книгой, ты сможешь изменить мировоззрение и самого себя к лучшему.       Выслушивая слова библиотекаря я многое осознавал. Я и правда испытывал чувство мести. И я правда хочу измениться в лучшую сторону, и я хочу избавиться от страха. Тралль Фогель внимательно следил за моим выражением лица, он понимал, как я тщательно обдумывал смысл заповеди. Пока я не спросил то, что, я предполагаю, о ждал пока я спрошу:       — Скажите, что вообще такое сатанизм?       — Сатанизм — это путь каждого человека к свободе, — ответил Тралль.       — К свободе?       — Верно.       — Разрешите мне ознакомиться поближе с данной книгой? — спрашиваю я.       — С глубочайшим удовольствием разрешу, юный студент, — отвечает он и вручает чёрную библию в мои руки.       — Спасибо.       — Пожалуйста.       В это время слышится звонок об окончании пар. Фогель смотрит в сторону выхода и говорит:       — Мне нужно идти. Будьте здоровы, Дит Т.       И он уходит, оставляя меня наедине с книжкой в руках. Я сидел и рассматривал обложку, которая сильно привлекала и радовала мой глаз. Пока я просматривал страницу за страницей с красивыми иллюстрациями я слышал, как в камине трещит горящая древесина, а тепло огня обнимало меня со всех сторон.

Конец главы

Продолжение следует...