Семья мироходца

— Всё-таки сбежал, паршивец, — фыркнул трактирщик Грон, прочитав оставленное ему послание. — Ну хоть ради конкретной цели, и о родных немного подумал. — Не злись на него: воля богов от нас не зависит. — Вступился за своего любимца Бранд. — Сын, ты сейчас дважды глупость сказал, — успехнулся в пышные усы его отец. — Во-первых, боги никогда не дают нам поручения, которые мы сами не готовы принять, заруби себе это на носу. Не будь пацан так фанатично предан Оленихе — в жизни бы он такого задания от неё не получил. Небожители на мелочи не размениваются, а для серьёзных дел им нужны те исполнители, которые будут стараться, не за страх, а за совесть! — Скажи это Дроскару, например, — пробурчал себе под нос Бранд. — Или Асмодею. — Сынок, — вздохнул пожилой трактирщик, — запомни: тёмные боги и владыки демонов злы, но не тупы. Они могут покровительствовать рабовладельцам, да, но не рабам! Рабам покровительствуют светлые боги, и их покровительство всегда выражается в помощи в обретении их паствой свободы, Кайден Кайлин тебе в пример. Ни один бог в мире не поощряет порабощения своих последователей, потому что даже простые смертные прекрасно знают: хорошо работающий раб — это сказка. Рабы подходят только для тупой, монотонной работы, а боги в такой не нуждаются. — Но есть же рабы архитекторы, и даже философы? — Задумчиво почесал затылок Бранд. — Есть, только у них условия работы не хуже, чем у их свободных коллег, единственное отличие, что заказы они сами выбирать не могут. И даже так, откуда нам с тобой знать, что эти рабы не работали бы лучше, будь они свободны? Есть, правда, одно исключение: хорошими рабами часто бывают те, кто добровольно согласился на рабство, но именно добровольно, понимаешь? — То есть, они сами приняли такое решение, потому и работают, как следует, в отличии от тех, кого никто не спрашивал? — Не совсем верно, — поморщился Грон. — Дело не просто в том, что они сами так решили, а в том, что все эти люди жили настолько плохо, что стать рабами для них было удачей! Поэтому они и не отлынивают, полностью довольные своей участью. А самый страшный страх такого раба — не плети, а получить свободу. Говоря же про Таннека, он — фанатик, то есть, как раз, такой добровольный раб. Он счастлив выполнить любой её приказ, поэтому Олениха с ним и не церемонится. А жаль. Я бы поручил ему некоторые дела, в которые не хочу вмешивать тебя с братьями, но как можно доверять тому, кто в любую секунду может сорваться с места, даже не попрощавшись? — Скажи он тебе лично, ты бы на него наорал, — набычился Бранд. — И, отец, ты же понимаешь, почему он ей так предан. Кто из нас не был бы таким на его месте? — И ты туда же! — в сердцах едва не плюнул трактирщик. — То, что я с ним строг, не значит, что я идиот! Просто он сын своего отца, и с ним мягче быть нельзя, а то совсем от рук отобьётся! Думаешь, он бы сообразил хоть письмо написать, не напоминай я ему об этом по два раза в неделю? Держи карман шире! Умотал бы однажды, и только его и видели! И о второй твоей глупости: я на него не злюсь. И скажи он мне то же, что и в письме, лично — я бы ему помог! Но нет же, всё сам, словно и нет у него родни! Хоть жратвы догадался взять, олух, хотя за то, что не спросил, я ему ещё вмажу: кто ж дальнюю дорогу такое дерьмо берёт?! — Отец… — Бранд картинно прикрыл глаза рукой, с трудом сдерживая улыбку. — Иногда я удивляюсь, как ты ещё не разорился, с таким подходом к людям. Тебе не приходило в голову, что о возможности просто с тобой поговорить тоже стоило малому напоминать, а не только отталкивать его своими нотациями? — Я думал, что тебе хватит ума ему намекнуть! — Я ему не намекал, а прямо говорил, да только он лишь уверился, что я плохо разбираюсь в людях! — Не выдержав, парень совершенно неприлично заржал. — А вот в этом я с ним, как раз, согласен! — Улыбнулся Грон. — Вот только этому умнику стоило сообразить, что уж в своей родне ты разбираешься всяко лучше его, приёмыша. — Зато я лучше тебя понимаю этого мелкого гордеца, пап. Хочешь совет? — Ну удиви меня. — Не дави на его родственные чувства, а просто найми на ту работу, что хочешь ему поручить. Знаю, считаться деньгами среди родни против твоих принципов, но как ты правильно заметил, Таннек — не твой сын, а дяди Крона: он увидит в предложении денег не оскорбление, а признание своих талантов. А ещё он не терпит полумер, и если возьмёт деньги за работу, то сделает её во что бы то ни стало. — Что ж, для начала посмотрим, хватит ли ему этих талантов, чтобы выжить, а там я, быть может, и поступлю по-твоему, сын. А ты, действительно, прекрати уже нарезать круги вокруг девки: семнадцать уже скоро, лосю здоровому, чего жмёшься?! Ещё женские руки нам в трактире не помешают. — А новые рты, отец, помешают, да ещё как. Дай младшим подрасти и на ноги встать, а там уж мы с Нарси тебе и внуков наделаем. — Я уже полтора десятка лет отец, и хотел бы стать дедом при жизни! Девицу хоть пожалей: про неё уже судачатся, никто ж не верит, что вы с ней только под луной обжимаетесь. И деньги я не для того заработал, чтобы на них любоваться, болван — и на детей, и на внуков хватит!