Небо над головой было дымчатым и мутным. Дети замедлились возле одного из безликих зданий. В легкие тут же забился липкий и въедливый запах: здесь пахло сыростью, ядовитым сигаретным дымом и спиртным. Серая краска на ближайшем к ним строении была обшарпана, окна плотно закрыты темной тканью изнутри, а над ними висела какая-то оборванная вывеска, надпись на которой уже нельзя было разобрать. Мальчик потянул Евангелину за руку, и они прошли еще несколько метров, прежде чем постучаться в глухую дверь.
Мужчина среднего роста не заставил ждать себя долго. Крупное тело и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности жизни в этом месте, мускулистые руки были скрещены на груди — верный признак некоторой скрытности. Выглаженная свободная рубаха была заправлена в темные классические брюки. Его поза была небрежна и ленива, он стоял, как сорокалетняя тетка за прилавком магазина. Смоляные вьющиеся волосы живописно обрамляли его смуглое и напряженное лицо: прямой нос с еле видной горбинкой, уголки тонких губ опущены вниз, напряженные густые брови и серые глаза. О его глазах стоит сказать еще немного… Из-за полуопущенных ресниц в лицо девочки всматривались два дымных пронзительных глаза. В его вопрошающем прищуре отражался непонятный блеск, который не являлся чем-то ослепительным или светлым, скорее, был отблеском холодной безжизненной стали. Эти глаза оставляли после себя неприятное впечатление. Мужчина вполне мог показаться до ужаса страшным человеком, если бы внешне не был так хладнокровно спокоен.
– Ты дочь Криса? — мужчина смотрел куда-то выше глаз девочки. — Где он?
Питер вытащил сигарету, до этого покоящуюся за его ухом, подцепил в кармане зажигалку и закурил. Ник отмахнулся от едкого дыма рукой, нахмурился и так же вопросительно уставился на девочку.
Евангелина оглядела новых знакомых скептическим взглядом, слегка наклонив голову на бок.
– Наш дом подожгли, кажется... Мне сказали найти вас, если что-то случится. Честно говоря, вы не выглядите как человек, способный помочь мне, — тихо просипела она и опустила голову. — Простите…
Мужчина коротко посмеялся — густо и грустно. Его голос был басовитый, хриплый и монотонный, а смешок, на удивление, достаточно звонкий и гулкий. Он кинул недокуренную сигарету и придавил ее носком начищенных черных ботинок.
– Как тебя звать? — Питер расслабленно повернулся, освобождая пространство и приглашая войти. — Так, девица и щенок, сядьте куда-нибудь и ничего не трогайте.
– Евангелина Коссманн, — она этикетно улыбнулась и прошла внутрь дома, следуя за Ником.
Внутри царил образцовый порядок. Пройдя через непримечательный коридор, они вышли в квадратную комнату, смежную с кухней, которая из-за небольшого количества мебели выглядела очень просторно. В помещении была ухоженная, но достаточно старая мебель: у стены стоял комод, на нем были разложены множество ремешков, гарпуны, какие-то рукоятки и прочие непонятные детали. Рядом располагался внушительный дубовый шкаф с огромным количеством книг, диван, низкий деревянный стол, на котором стояла пепельница, пара стульев и большое кресло, накрытое клетчатым пледом. Стены были обклеены светлыми обоями, несколько окон были прикрыты серыми классическими шторами. В комнате было тепло и чисто, пахло свежестиранным бельем и слегка отдавало шалфеем чуть дымно, терпко и холодяще.
Евангелина расслабилась. Обстановка располагала, в доме было по-домашнему уютно и спокойно. Она присела на мягкий кожаный диван, поправляя платье. Мальчишка, размякнув, упал рядом и откинулся на спинку.
– Евангелина… Господи, дал же Крис имечко, — Питер бессознательно улыбнулся краешком губ и прикрыл рукой лицо, но, увидев замешательство девочки, решил объясниться: — Твое имя звучит слишком громко, с этих пор ты — просто Ева. Забудь свою фамилию, никогда и никому не называй ее. Лучше будет, если никто не узнает, к какой семье ты принадлежишь, — мужчина остановил взгляд на ее волосах. — Я узнаю обо всем произошедшем завтра, пока что просто не думай об этом. Постарайся не копаться в своей голове.
– У нее нет дома, — озадаченно припомнил Ник. — Она будет жить здесь?
– Недолго. — Мужчина облокотился спиной на стену и уже привычно скрестил руки на груди. — Эй, девчонка, мама с папой рассказывали тебе о том,
что ты должна будешь сделать?
Она потупила взгляд, задумчиво уставившись в одну точку, и начала перебирать свои воспоминания, пытаясь найти какую-то стоящую информацию. Ее глаза вдруг раскрылись и нервно забегали, в голове пронеслось сегодняшнее утро: щелчок пули, падающее тело сестры, пустые бесцветные глаза.
Наблюдающий за ней Питер сжал губы и одним толчком выпустил из легких весь воздух, издавая тяжелый выдох.
– Ясно. Не вспоминай, — мужчина подошел и по-отцовски потрепал белую макушку. — Тебе ведь рассказали о Парадизе и элдийцах? Ты пришла в Ребелио. Ты ведь знала, куда идешь?
– Да, папа рассказал мне историю… — слегка замявшись, она продолжила: — Папа сказал, куда идти… папа… Он сказал, что, в случае чего, вы мне поможете и все объясните.
– Ох, так он свалил это на меня? — мужчина вытащил бутылку с непонятной светло-коричневой жидкостью из шкафа и наполнил стоящий на полке стакан. — Чертов дурень! Не смог сказать собственной дочери, что она должна будет отправиться на войну…
Питер не старался подбирать слов.
Девочка удивилась такой открытой позиции и, заикаясь от накатившей паники, говорила:
– Войну?.. Но как я…
– Ты должна будешь отправиться на Парадиз. Знаешь, где это? — одним глотком он осушил стакан. — Не сейчас. В данный момент ты не способна даже здесь прожить дольше недели. Но в ближайшем будущем ты должна будешь взять на себя большую ответственность… — горькая усмешка исказила лицо и, изменив тон до саркастичного возгласа, он сказал: — Боже, ты же чертов ребенок, какая ответственность?..
Еще с минуту он хмурил брови и почти неподвижно стоял, словно скульптура. В своих длинных пальцах он крутил стеклянный сосуд, рассматривая в нем блики от светящийся лампы.
– Ты же знаешь историю своей семьи? В свое время мы с твоим отцом решили преследовать одну цель: прекратить бессмысленное угнетение народа Элдии. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Питер вопросительно поднял глаза. — Ваш род многим прославился, вы отличные воины. С твоими способностями к запоминанию информации ты сможешь помочь тем людям усовершенствовать свои технологии… Сможешь помочь привести Элдию и Марлию к миру, находясь по ту сторону. Там должен быть осведомленный о ситуации человек…
В комнате повисла мучительная тишина. Сейчас для Евы не существовало ничего, кроме неизмеримой пустоты вокруг. Она совершенно ничего не понимала. Все сейчас было неважным. Ничего никогда не будет так, как должно быть… как было.
Ник, который до этого молчаливо сидел рядом, напряженно разглядывая пол, вдруг встал и пошел в сторону кухни, откуда, чуть погодя, послышался звон стекла и шум воды. Вернулся он уже со стаканом, наполненным прозрачной жидкостью, который учтиво поставил на стол рядом с Евой. Питер продолжал выжидающе сверлить взглядом стушевавшуюся девочку. Она сделала глоток воды, пытаясь успокоиться, и начала неуверенно говорить.
– А зачем мне это делать? Да и как… Вы сами сказали: я — ребенок! Я никакой не воин, да я там просто… просто погибну… — ее когда-то звонкий и медовый голос словно ломался с каждым словом, лицо было напряжено, а тень от завалившихся на него волос придавала ему еще более мрачный вид. — В чем вообще смысл..?
– Девчонка, давай представим возможное недалекое будущее Марлии. Война с Парадизом будет, уверяю тебя, и если она закончится, Марлия значительно ослабнет. Тогда, в тот самый момент, вслед за Элдией падет и Марлия. Ее не оставят в покое. Это никому не нужная бойня. Будут бесчисленные и бесполезные жертвы. Они и сейчас есть… Так что одним из выходов в данной ситуации является как можно более мирное решение конфликта с островом, — голос Питера был спокойным и убеждающим. — Скажу тебе честно, дитя: по большей части, у тебя даже выбора нет. Ты можешь помереть в этой дыре или в дыре за океаном, но там ты хотя бы будешь полезной. Это сейчас ты всего лишь плаксивая соплячка — решим эту проблему со временем, — на мгновение он замолчал, а потом грубо закончил: — И не бери в привычку хоронить заранее. Лучше найди в себе желание жить. Желание настолько сильное, что ты и из ада выйдешь.
Мысли колебались, все ее нутро пылало неуверенностью и недоумением: как папа вообще мог отправить ее к этому человеку? Он же хочет отослать ее в совершенно неизвестное место!
Ева не могла прийти к однозначному выводу, метаясь из стороны в сторону, тоскливо и пусто глядела на Питера. Но отец ведь ему доверял, сам сказал идти к нему, значит, знал, на что отправлял ее. А она доверяет своему отцу, и это значило, что она должна довериться Питеру. Даже если этот мужчина хочет отправить ее на поле боя…
В момент нарастающего страха ее брови поднялись и свелись к переносице, глаза широко распахнулись, а рот открывался и закрывался в немом вопросе. Да что они вообще придумали? Это был ужасный и непродуманный план: отправить ее непонятно куда. Да, она имела какие-то физические и умственные особенности, но ведь не была
особенной. Простая девочка, типичная аристократка, тепличный цветок, выращенный в любви, заботе и тепле.
– Твоя жизнь очень ценна, девчонка, ты должна суметь выжить даже будучи полностью безоружной, побитой и истекающей кровью. Скоро мы начнем твои тренировки. — Питер принял молчание за смирение. — Малец, будешь ответственным за неё. Все равно шляешься черт знает где.
– Что?! Да ты посмотри на нее! Она же в жизни никогда и ножа в руках не держала! — Ник возмущенно оглядел угрюмую девочку. — Проще ей охранников нанять, чтобы не померла…
– Славно, малец, значит, будешь ее охранять, — съязвил мужчина. — Я вернусь позже. Покажи ей свободную комнату и ванну, пусть приведет себя в порядок.
Питер в последний раз посмотрел на сидевшую девчонку, смерив взглядом ее растрепавшиеся белобрысые волосы, и решил, что нужно собрать их во что-то более приличное. Да и вообще, надо бы прикрыть чем-то как можно более плотным. Мужчина торопливо вышел из комнаты, а через десяток секунд послышался хлопок двери.
Ник осмотрел плачущего ребенка. Ему не нравилась ее сопливость, и он решил как можно быстрее привести ее в чувства и отправить в свободную комнату с глаз долой:
– Соберись, ты же выжила не для того, чтобы сейчас помереть? — уверенно говорил мальчик. — Значит, должна собраться. Все не так плохо. Могло быть намного хуже, так ведь? Перестань ныть! Идем, давай…
Ник взял маленькую ладошку девочки и потянул на себя, помогая встать. Пройдя чуть дальше, он открыл светлую дверь и включил свет. Протолкнул туда хрупкое тело и безмолвно закрыл ее в помещении. Обернувшись, девочка увидела большое висящее зеркало, в котором отражалась только ее голова. Волосы были запутаны и растрепаны, лицо слегка запачкано, а лоб разбит от падения. Она подошла к раковине и включила воду. Заметила кусок мыла, который тут же схватила и начала судорожно мыть руки. Несколько минут Ева не прекращала растирать нежную кожу, к тому времени уже приобретшую красный оттенок. Потом наполнила сомкнутые ладошки водой и ополоснула лицо. Снова посмотрела в зеркало, встречаясь там со своими глазами, попыталась поправить волосы, но оставила это занятие через несколько секунд. Осмотрела комнату и нашла чистые сложенные полотенца в тумбе под раковиной.
– Хорошо…
***
Сон был беспокойным.
Девочка лихорадочно ворочалась, хмурила светлые бровки и жадно впивалась пальцами в одеяло. За эту ночь она проснулась, кажется, десяток раз. Каждое ее пробуждение сопровождалось надрывным криком и слезами. Она одним рывком садилась на кровать, дрожала и беспокойно оглядывалась по сторонам. Вот снова ее встречают светлые стены, окно напротив кровати, все та же луна, все то же мрачное небо. Это все еще была та комната, в которую ее завел Ник после того, как она вышла из душа. А так хотелось, чтобы это был родной дом… Каждый раз открывая глаза, ей не хотелось дышать, шевелиться, существовать… Она бы хотела заснуть крепким сном и открыть глаза, когда пройдет парочка лет, но реальность упорно держала ее в своих шершавых ладонях. Бьющееся сердце говорило:
«Они бы хотели, чтобы ты двигалась дальше. Может, попытаешься забыть?»
А Ева отчаянно шептала себе почти в бреду:
«Да я ведь всегда буду помнить…»
В голове все повторялись слова Ника:
«Все не так плохо, могло быть намного хуже, так ведь?»
И она пыталась поверить в это, честно пыталась.
Девочка устало откинулась на подушку, сонным взглядом смотря на идеально белый потолок в течение какого-то времени, и вновь заснула.
Утро встретило ее палящим солнцем, лучи которого пробивались через окно и стремились погладить спящее лицо, отдавая свое тепло. Ева сощурила глаза и отвернулась к стене — так стало гораздо лучше. За дверью слышались приглушенные голоса и стук посуды по столу. За дверью кипела жизнь, что нельзя было сказать о комнате. Она была поистине пустой: там находилась одинокая кровать и тумбочка, на которой сейчас лежало платье и белые носочки.
Когда Ева уже собиралась выходить из душа, Ник постучал в дверь и сообщил, что на стул рядом с ней он положил чистую одежду. Одеждой оказалась хлопковая футболка, на несколько размеров больше ее собственного. Она доходила ей до колен и могла бы сойти за свободное простенькое платьице. После он сказал, что уже поздно. Показал ей комнату и напоследок оповестил, что со всем остальным будут разбираться завтра. И теперь это завтра настало.
– А вот и наша аристократка! Наконец-то вышла, — увидев неловко выглядывающую из-за двери девчушку, мужчина поднял уголки губ, пытаясь сделать улыбку как можно более натуральной, но вышло чересчур натянуто. — Еда готова, подходи.
Девочка медленно села за стол, за которым уже находились Питер и Ник. Перед ней расположилась корзинка с нарезанным хлебом, запах которого распространился по всей комнате. В трех тарелках лежала вареная картошка и рыба, стояли чашки с ароматным чаем.
– На неделе пройдут похороны. Мне же не стоит объяснять тебе, что ты не сможешь на них присутствовать? — мужчина не поднял взгляда, смотря исключительно в свою тарелку, а вот мальчишка напряженно взглянул на Еву.
– Они мертвы… Почему?.. — девочка открыла рот, будто собиралась сказать что-то еще.
– Мы с твоим отцом придерживались нестандартных взглядов — многим из вашего общества это не нравилось, — сухо ответил он.
– Но если вы друг моего отца, разве мне безопасно быть с вами?
– Ты чертовски верно мыслишь, соплячка, поэтому сразу после завтрака вы двое… — он метнул взгляд от одного ребенка к другому, — …уходите отсюда на неопределенное время. После того как все успокоится, мы с тобой еще раз обсудим ситуацию, а сейчас — ешь.
Питер был напряжен. Он до сих пор обдумывал все варианты развития событий, пытаясь найти как можно более правильное решение. Всю ночь мужчина провел в размышлениях. Оплакивал погибшего друга, злился на себя, на мир, на тех, кто был виноват в этом. Думал о том, как он будет воспитывать мелкую лохматую девчонку, которая и впрямь не была похожа на спасительницу человечества. А ведь он такую речь двинул тем вечером, когда она только пришла к нему! Только сам Питер в это все уже верил не так сильно. Эту ночь он провел в баре неподалеку от дома, сидел на деревянном стуле, пил терпкий виски и вертел в руках мраморно-белый гребень, купленный в каком-то магазине. Белесые волосы Евы нужно убрать.
К утру он уже был дома и принимал душ гораздо дольше обычного: нужно было избавиться от мерзкого спиртного запаха. Ему почему-то хотелось, чтобы белобрысая малявка ощущала себя хотя бы приблизительно спокойно и по-домашнему. Вряд ли в их доме когда-то стоял запах перегара.
После завтрака Питер собрал тарелки и сразу принялся за мытье, попутно сказав Нику собрать нужные вещи. Евангелина взяла тряпку и начала протирать стол от крошек: дома она всегда помогала маме убираться после приемов пищи.
Ник вернулся минут через пять: видимо, нужных вещей было не так много. Он подошел к девочке и накинул на ее плечи какую-то кофту. На белую макушку небрежно приземлилась темная кепка. Она была большого размера и скатывалась, закрывая глазам весь обзор. Парень оглядел ее с некой заботой, поправляя головной убор, и попросил накинуть на голову капюшон.
– Вы готовы? — мужчина подошел к шкафу и вытащил из его ящика черную сумку, кидая мальчику. — Там вещи для нее. Я приду за вами, когда станет спокойнее. Пока что научите ее хотя бы элементарной обороне.
– «Научите»? — Ева повернулась к мужчине. — Кто-то еще будет?
– Еще пара сорванцов. Сама познакомишься. — Питер запустил ладонь в кудри, зачесывая волосы назад. — И как я вообще стал нянькой?..
***
На улице было душно. Небо находилось низко, норовясь упасть на землю для того, чтобы раздавить их.
Дети шли медленно, плавно огибая встретившихся людей, углы серых домов и мрачных каменных зданий. Они долго блуждали по улицам, но общая атмосфера вокруг них будто и вовсе не менялась. Казалось, что даже люди, встречающиеся им на пути, были одинаковые — бесцветные и безликие. Ник выглядел не особо болтливым, более того, он совершенно точно не хотел говорить, но Еву тишина угнетала. Мысли и воспоминания в голове не переставали мучить ее, так что сейчас хотелось просто выговориться.
– Ник?.. — робко начала она. — Откуда ты знаешь Питера?
Парень окинул девочку взглядом, мрачно прищурившись, потом снова повернулся и начал смотреть прямо, нехотя отвечая на вопрос:
– Он мне помог, можно так сказать.
– Как? — Ева теперь смотрела так же прямо.
– Не важно. — Продолжать диалог он не собирался.
Она посмотрела на Ника и выдала, почти не дыша:
– Моя сестра погибла на моих глазах. Я все не могу забыть это. Очень пытаюсь, но… — ее голос дрогнул, и она вновь метнула взгляд к Нику, который после ее слов заметно осунулся, — ты, видимо, и так знаешь, что не могу.
– Хочешь мне о своем самурайском пути рассказать? — съязвил он, скорее, от бессилия. — Для своего возраста ты слишком много думаешь. Знаешь, вообще-то понятие «живой человек» весьма относительное… Например, прощаясь с кем-то, ты ведь по сути «хоронишь» его. Вы никогда больше не увидитесь, его существование для тебя уже не имеет никакого значения. Его просто нет в твоей жизни: он мертв. Попробуй представить, что твоя семья уехала куда-то далеко. Когда-нибудь ты встретишься с ними, и вы будете счастливы. А все, что произошло вчера, — плохой сон. Ужасно реалистичный, пробирающий до дрожи и царапающий внутренности ночной кошмар.
Ник проговорил все спокойным, ровным голосом, будто убеждал даже не Евангелину, а, скорее, самого себя. Смотрел непроницаемым, стальным взглядом куда-то вдаль, где за постройками виднелся забор, а еще дальше можно было различить верхушки зеленых деревьев.
– Просто старайся меньше мучить свою голову. Все, что сейчас считается для тебя чертовски важным и бесценным, через десяток лет не будет иметь совершенно никакого значения. Единственное, что действительно важно, — твое будущее. Не надо строить его в обломках прошлого.
Ей вдруг вспомнились слова отца, которые он произнес когда-то сидя у полыхающего камина:
«..Прошлое не определяет даже человека, не говоря уже о народе. Единственное, что имеет значение, — незримое будущее…»
Возможно, в этот момент она решила для себя важную вещь. Может быть, именно тогда в ее жизни появилась какая-то цель. Ее сердце на мгновение сжалось, пропуская пару ударов, делая передышку, а потом интенсивно начало отбивать новый ритм. В ее голове наконец-то что-то прояснилось, зародилось что-то новое, пока что незримое и неощутимое.
Они перебрались через забор и несколько метров шли по тропинке, ведущей вдоль пшеничного поля. Кожу щекотали непослушные колосья, которые покачивались от легких порывов свежего ветра. Поле было обширным и ярко-желтым, душистым.
– Это Андреа и Итан, они помогут с твоими тренировками. — Ник остановился, скрестив руки на груди, и лицо его вмиг потеплело.
К ним бежало двое, а если быть точнее, — трое. Низкая девочка с короткими русыми волосами, слегка отливающими на солнце золотом, которые так сочетались с пушистыми пшеничными кустиками. Глаза ее были светлыми, глубокими, с каким-то непонятным блеском. Рыжий парень, чье лицо было усыпано веснушками, а мальчишеская улыбка придавала ему какой-то невероятный шарм. Озорные зеленовато-дымчатые глаза улыбались вместе с ним. И большой черный пес, радостно виляющий пушистым хвостом в разные стороны.
Поле контрастировало с прекрасной небесной лазурью. Небо над ними переливалось в приятных голубых оттенках.
