Парадиз — 844 год
Открыв большое окно в своей комнате нараспашку, Евангелина Коссманн жадно вдохнула воздух. Запах этого утра был мокрый, землистый, с нотками травы; он растекался в легких прохладными струйками. Стоять у открытого окна и наслаждаться свежестью было успокаивающим занятием. Тело девушки словно наполнялось энергией, и она была готова свернуть горы или отправиться прямиком в ад. Зависело от обстоятельств. Взгляд приковался к зеленым верхушкам деревьев, высоким и могучим, оттенявшимся на фоне ярко-оранжевого рассветного солнца. С севера тянулся прохладный утренний ветер. Ловя его порывы, молодые листья на ветках судорожно колыхались. Было раннее утро. Скорее всего, во всем здании не спалось только одной-единственной девушке, которая все не могла надышаться, стоя у большого открытого окна. Дышала она глубоко и быстро. Казалось, что ритм ее дыхания нарушился и сейчас она вовсе начнет задыхаться. Настолько жадно она глотала воздух. Будто это были ее последние вздохи. Словно она тонет. Девушка улыбнулась. В темное время суток наблюдать за природой из этого окна было особенно приятно. Яркая луна цеплялась за ветки деревьев и смотрела на Коссманн своим бледно-желтым глазом, словно пыталась загипнотизировать. Вкрапления ярких звезд на грязно-синем полотне подмигивали ей, будто приглашая на романтическое свидание. Прогулка под ночным небом казалась действительно заманчивой и интригующей. Девушка могла тратить на игру в гляделки со звездами и луной часы и вовсе не замечать, как быстро исчезало ее время. А ведь она должна тратить свободные минуты на работу. Стоило подметить, что уделять время бесконечным отчетам в такие бессонные ночи не получалось. Можно было только не спать: на большее сил не хватало. Она не могла ни до чего дотронуться, и ничто не имело желания касаться ее. Одной из приятнейших особенностей расположения ее окна была невозможность наблюдать за ней со стороны. Она была почти недосягаема для чужих глаз. Увидеть девушку можно было только с крыши соседнего здания и обычно туда никто не заходил. Ни одна душа также не смела тревожить девушку раздражающим стуком в дверь или неприятным шумом за стеной. Ее комната находилась в самом конце длинного коридора, одинокая и темная, а рядом располагалось несколько пустых помещений, куда никто еще не успел заселиться. Это был лично ее одинокий уголок в вечно наполненным шумом строении. Если вы выгляните в окно и вытащите верхнюю часть своего тела за пределы комнаты, в нескольких десятках метрах вы сможете разглядеть расположившийся там полигон. По вечерам, во время, когда обычным рядовым еще было разрешено бродить по всей территории корпуса, когда в комнату девушки через открытое настежь окно всё-таки пробирались голоса и внешний шум, когда она устало прикрывала веки, склоняясь над неразобранными документами, которые были в беспорядке разбросаны по ее большому дубовому столу, в такие вечера она, бывало, в спешке выходила на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, и с невероятно доброжелательной улыбкой желала всем хорошей ночи. Просто так, чтобы дать им понять, что она о них думает. Свет ночи и звенящая тишина — предел ее мечтаний. Она любила тишину, в которой были слышны ненавязчивые естественные звуки. Например? К примеру… едва уловимое постукивание капель дождя по подоконнику ее комнаты. Тогда под окном образовалась лужа воды, холодная и одинокая, она растекалась по полу и, возможно, могла бы устроить потоп. Если бы внезапно начался сезон дождей, а девушка случайно забыла закрыть створки, когда в десятый раз за этот месяц уезжала из штаба на неопределенное время. К слову, дождь был вчера. И этим утром девушка уже успела выругаться, вытирая образовавшуюся на полу лужу. Она сделала глубокий вдох, пропуская через легкие запах тимьяна и розмарина. Как много примесей разных запахов витало в воздухе! Евангелина откинула голову назад, отчего смогла наблюдать обширное небесное полотно и, улыбнувшись еще шире, мысленно поблагодарила Вселенную за еще одно утро. Это был самый длинный день в году, и именно сегодня перед ней стояла непростая задача. Достаточно скучная и унылая миссия, хоть и подразумевала под собой экскурсию по новому месту, не переполняла ее восторгом. В течение нескольких мгновений девушка пыталась сравнить место ее дальнейшего пребывания со старым домом. Она скрестила руки на груди и мысленно решила поставить напротив Ребелио два плюса: там можно было встречать закаты и провожать рассветы. Да и звезды в пшеничном поле было видно по-особенному четко. Девушка попятилась назад и, отойдя от окна примерно на метр, плавно развернулась к столу. На нем располагалась карта, на которой были изображены и отмечены все города за территорией стен. Ее принесли совсем недавно, старую и помятую, пожелтевшего цвета, с характерными потертостями на краях. Эту карту вручили ей в руки с интересной, но крайне нудной просьбой. Требовалось нарисовать и расписать по ее подобию уже изученные территории за стенами. С поставленной задачей девушка могла справиться за несколько неполных вечеров, пропитанных запахом застоявшегося чая и размазанными чернильными пятнами. Желания тратить эти ленивые вечера совершенно не было. Усталым взглядом она мазнула по направлению от округа Троста до стены Сина. В ее пределах располагалось множество районов, в которых в основном проживала знать и чиновники, не исключая и членов королевского правительства. Если вы приедете в столицу Сины — Митру — вы, вероятно, решите, что находитесь в раю. Здесь красивые молодые девушки ходят под руку с пузатыми стариками, а вы решительно не понимаете, является ли эта изысканно одетая полногрудая дама дочерью этого успешного торговца или мужчина, идущий с ней под руку, имеет с ней более тесные связи. Когда Евангелина Коссманн ехала к месту назначения, где-то слева ее напарник недовольно зажмурился, как только луч яркого солнца навязчиво скакнул в его глаз. Солнце пришло не к нему. Оно улыбалось со своего бесконечного синего пьедестала не этому молодому парню в чертовски странном невзрачном костюме, а цветастым платьям, колышущимся от порывов ветра, когда по-девичьи задиристые девчушки, смеясь и щебеча что-то друг другу, бегали вокруг ровных рядов продовольственных лавок. Там можно купить абсолютно все. Декоративные заколки для юных леди, ленты и банты. Свежая выпечка, которую готовят прямо здесь, совсем недалеко, и приносят на подносах к лавке. Когда жар от печи еще держится, а запах только приготовленных булок с корицей отчетливо слышится. Мимо прилавков шныряли прохожие и проезжали кареты, а под ними кто-то умирал от очередной болезни, возможно, родившись несколько дней назад в каком-то замызганном баре. Карета остановилась. Мужчина, управляющий упряжкой лошадей, выкрикнул что-то невнятное и человек рядом с девушкой неспешно направился к нему, недовольно бурча что-то себе под нос. Евангелина поморщилась. Где-то сзади нее раздался звонкий счастливый смех. Где-то под ней, под землей, кто-то рыдал и ругался.***
В Подземном городе расцветала нищета. Странный контраст создавался, когда прямо из столицы, роскошного и светлого места, люди могли почти беспрепятственно попасть в столь… неблагополучные районы. Ева не была придирчива и брезглива. Человек рядом с ней тоже. Раньше они оба жили не в лучших условиях и не имели права жаловаться, но это место, пожалуй, было совершенно другим уровнем. Двое детей, росшие в вонючем гетто, не могли и представить, что где-то на земле будет место намного ужаснее. Мысли всех людей часто сводятся к тому, что хуже, чем они сами, никто не живет. Ева надломлено ухмыльнулась и чуть было не поперхнулась, когда из ее легких вырвался то ли смешок, то ли какой-то хриплый полустон. В ее голове появилась мысль и грубо вонзилась в ее мозг, сжимая пальцами затылочную зону. Не своим голосом, чересчур надорвано и быстро, Ева проговорила: – Почему здесь вообще живет кто-то помимо крыс? – Ты не читала? Тебе должны были предоставить всю имеющуюся у нас информацию, — ответили ей расслабленным тоном. — Бедные районы. Где-то же людям жить надо. Где-то надо. Девушка огляделась еще пристальнее и замолчала. Люди в этом месте не получали образования и большинство из них не имело возможности устроиться на работу, чтобы зарабатывать хоть какие-то деньги. Единственные отрасли, которые процветали в подземелье, — это наркоторговля, проституция и грабежи. Солнечный свет абсолютно не попадал под землю, здесь пахло сыростью и затхлостью, а плесневелый запах, казалось, въелся в одежду намертво и забирался под кожу как паразит. Девушка впервые познакомилась с этим запахом еще в детстве, находясь в Ребелио, но там это не чувствовалось так отчетливо и отчаянно. Жизнь здесь точно не бывает приятной, смерть, скорее всего, тоже. Шагая по округе и подворотням уже несколько часов и достаточно насмотревшись на местность, девушка замедлила шаг и тяжело вздохнула, закидывая голову вверх. Ожидая увидеть там привычное небо, она встретилась взглядом лишь с каменным потолком. Ева свела брови, ощутив досаду, и подумала, что, должно быть, на поверхности солнце уже пряталось за облака, освобождая место тьме, которая, цепляясь когтями за небо, накрывала землю плотным одеялом. Сейчас она хотела бы находиться в привычном месте, лежать в теплой кровати или сидеть за своим столом, на котором уже разместились разбросанные отчеты и белая фарфоровая чашка с недопитым ромашковым чаем. Было бы, пожалуй, прекрасно. По левую сторону от девушки шел Ник. У него, к слову, это место вызывало больше интерес, чем отвращение. Он изучающе оглядывался по сторонам, рассматривая местные достопримечательности: обшарпанные стены домов, мусорные баки, набитые до отвала, болезненные лица проходящих мимо людей. Несколько человек напряженно оглядывались и шипели что-то в след, когда ребята проходили мимо. Казалось, что внешний вид двух молодых людей вызывал в сердцах прохожих отрицательные чувства. Может быть, они и впрямь не вписывались в местный контингент, ярко выделяясь на сером фоне. По крайней мере, беловолосая девушка, плывущая по мрачным улицам и ядовитым закоулкам, точно обращала на себя нежелательное внимание. – И всё-таки славное место для прогулки ты выбрала, — парень тихо хмыкнул, возможно, даже слегка посмеялся. — Так что, чем планируешь скрашивать вечер? – Напьюсь, — бросила девушка, зачесав одной рукой выбившиеся пряди волос. — Когда еще я смогу это сделать? – Тут должно быть хреновое пойло... Да и не стоит пить здесь в одиночку, нарвешься на неприятности. – Можешь пойти со мной. Я не против, — предложила девушка скорее из вежливости. – Вернись в мотель без происшествий. И не привлекай внимание. – М?.. Не пойдешь? — она одарила напарника удивленным взглядом, ожидая, что он согласится на ее предложение. — Бросишь хрупкую девушку одну в этом ужасном месте? И как мне полагаться теперь на тебя?.. Ник достаточно резко остановился у поворота, высматривая в темноте улицы знакомый силуэт здания, в котором им придется провести ночь. Парень брезгливо сморщился от одной мысли об этом. – Не на меня тебе полагаться надо, а на остроту ножа, — он ухмыльнулся и заговорщически прошептал, наклонившись к ее уху: — Здесь вряд ли обращают внимание на убийства, так что разберешься. Встретимся уже завтра. Виндсор развернулся через левое плечо и отточенным шагом направился к месту ночлега, оставляя девушку одну. Стук каблуков на его туфлях разносился по тускло освещенной узкой улице, добавляя антуражу вокруг еще большую напряженность. Девушка поежилась. Она вздрогнула, услышав какой-то лязгающий звук, и огляделась вокруг. Она была одна. Коссманн обхватила холодными руками свои плечи и неспешно направилась вдоль улицы. Недалеко отсюда находился непривлекательный бар, они заходили сюда часом ранее и именно по наводке хозяина этого заведения был выбран мотель. Точнее, это был какой-то элитный бордель. Плата за ночь была необоснованно велика. За эти деньги они могли снять комнаты в Стохессе. Самые дешевые комнаты в третьесортном мотеле с дерьмовым завтраком, за который нужно было бы доплатить. Но даже этот вариант выглядел лучше. Впрочем, неважно. Девушка устало прикрыла веки, пытаясь собраться с мыслями. Она едва передвигала ногами, медленно продвигаясь вдоль тесной улочки, чтобы дать себе больше времени на мысленные скитания. Через несколько минут она начнет глушить все свое естество, а, значит, сейчас нужно дать себе время. Она хочет попробовать узнать себя чуть больше. Узреть то, что, казалось бы, должна знать лучше всего. Желает открыть глаза и увидеть черноту своей души. Выворотить внутренности и покопаться в кишках, сжать легкие, чтобы воздух из них выбился, и она начала задыхаться, а, в попытках вдохнуть кислород, растерзала острыми когтями шею. А вот и сердце. Мягкое, чертовски нежное и хрупкое. Раздавить бы его своими пальцами. Сразу после того, как расправится с мозгом. Должно помочь. Впрочем, ненамного. Девушка уже видит вывеску бара, написанную, видимо, от руки. В голове набатом бьется одна и та же мысль. Ева устало отмахнулась и попросила маленькую девочку внутри себя заткнуться. Сейчас она не хочет подтирать сопли за этим ребенком. Она слабо ударила себя ладонью по голове, пытаясь привести разбушевавшиеся потоки в норму, но сделала только хуже. Мышца презрительной усмешки на ее лице дергается. Евангелина Коссманн презирает все свое существо. «Думать надо головой. Такой интеллект тебе дан не на то, чтобы ты руководствовалась чувствами», — сказал однажды Питер, а гораздо позже Ник подтвердил, что сердце — глупый орган, и прислушиваться к нему не надо. Девушка смеется совсем не весело. Со стороны могло показаться, что она пьяна, но до бара еще пара метров, а она двигается все медленнее, испытывая сильное желание убежать отсюда подальше. Сочетания самых противоположных чувств сейчас бились друг с другом в яростной схватке. Побеждала вина, что было вполне логично. Вина — въедливая дама, она отравляет и разъедает изнутри. Она заставляет человека ступить на путь самоуничтожения. Хотела бы она не винить себя. Раскаяние? Пожалуйста. Она молила своего внутреннего Бога о нем. Раскаяние — путь к прощению и свободе, но чувство вины слишком изнурительно. В вине она увязла, и вином она попытается себя спасти. Подобное позволительно только сегодня. Она толкнула тяжелую дверь, пропуская в помещение тухлый запах улицы. Хуже не стало. Помещение было маленьким и неуютным: всего несколько грязных столов по периметру и небольшая барная стойка в центре, где сидел приветливый мужчина средних лет — бармен. Он встретил ее взмахом руки и раскрепощенной улыбкой на вытянутом смуглом лице, изрезанном морщинами. Евангелина подошла к стойке и попросила налить что-то покрепче. Вкус и качество не имели значения, стояла простая задача напиться. Девушка желает нажраться до беспамятства и забыть свою жизнь. Она не имеет права упиваться алкоголем каждый день, но, когда такая привилегия появлялась, она не упускала шанса. Надо уметь забываться хотя бы на время, и пока что она знает только два способа. Обычный вечер она бы провела за своим столом. За столом с кучей разбросанных бумаг, от которых нужно избавиться как можно быстрее. Она бы потратила на это несколько часов, а потом бы отправилась на полигон, откуда доносится утомляющий ее шум. Она бы вышла на улицу и пожелала всем хорошей ночи, а потом спустила еще несколько часов на тренировки, чтобы вымотать себя как можно скорее. К ночи она бы повалилась на кровать полумертвая от усталости. Ева бы не тратила времени на ночные думы и не считала барашков. Она бы заперлась в Эдеме всего через несколько минут, возможно, даже повстречалась бы с Сатаной. В прозрачном стакане темнела почти черная жидкость. Тягучий аромат с фруктово-медовой примесью щекотал нос. Еще немного, и девушке захотелось чихнуть. Неприятный запах, он был слишком приторный. Резкий и горьковатый вкус напитка напоминал ром, причем тяжелый. На языке вдруг проскочили нотки изюма, видимо, этот напиток держали в бочке с каким-то вином. Пара глотков. Рваный тихий выдох, почти неслышный и резкий поворот головы. Ее скулы свелись и она машинально вздрогнула, сжимая челюсть. Мерзкая жидкость. Девушка приоткрывает свои светлые глаза и снова рассматривает грязный стакан в своих руках. Еще пара глотков. Если бы ее родители увидели, что делает их ненаглядный ангел, их бы схватил инсульт. Отец никогда не пил дома, а мать, сколько Ева себя помнит, имела проблемы со здоровьем, поэтому всегда была резко против любых вредных привычек. Громкий глубокий голос раздался где-то над правым ухом. Ева не знает его обладателя, но догадаться было нетрудно. В помещении находится только два человека. Перед ней стоял взрослый мужчина, чья густая борода уже покрывалась сединой и опускалась почти до уровня плеч. Он хрипло рассмеялся, протирая серой тряпкой один из бокалов, и громко выдал: – Ты сидишь здесь и смотришь таким унылым взглядом! Будто перед тобой стоит тарелка с дерьмом. Девушка, ты уверена, что твое место здесь? – Я бы хотела сказать, что место мне именно здесь, но это будет звучать тривиально… – Нет, что ты. Обычно люди приходят сюда пожаловаться на то, что им здесь не место. Массивная дверь со скрипом открылась и за своей спиной девушка уловила чьи-то быстрые шаги. Прошедший мимо барной стойки парень окинул сидящих за ней непонятным подозрительным взглядом и прошел дальше, заходя в какую-то каморку. – Так что тебя сюда привело? — навязчиво продолжал мужчина, явно заинтересовавшийся новым лицом. – В город или в ваш бар? – Вряд ли ты пришла в подземелье по собственному желанию, — он выжидающе склонил голову, наблюдая за реакцией девушки. Одним глотком она допила оставшийся алкоголь и со звонким стуком поставила стакан на стол. Мужчина наполнил его доверху. Он отошел назад, по памяти доставая с полки новую бутылку. Сейчас можно было разглядеть потрепанную этикетку. На черной полоске белыми тонкими буквами было написано «Cruz». И снизу приписка «9 специй». Что за специи использовались в этом напитке было не ясно, но хлынувший волной, после открытия пробки, цветочно-перечный аромат предвещал целый ансамбль вкусов. Она подняла глаза, чтобы иметь возможность рассмотреть лицо человека получше, и продолжила в привычной для себя медленной манере: – Прийти сюда не так сложно. Уйти, кстати, тоже, если есть возможность. – Решила провести себе экскурсию? Странное желание — пить дешевый алкоголь в грязном месте. – Когда-нибудь я удостоюсь чего-то большего. Этот алкоголь хорошо мне соответствует. Мы друг другу подходим. – Имеешь в виду, что в твоей душе помои? – Я имела в виду не совсем это, — тянет девушка. – Знаешь… Знатная девушка в облеванном баре на окраине трущоб выглядит не менее жалко, чем старый бармен — хозяин этой забегаловки. Мы все друг другу подходим. Ева морщит лоб и желает что-то сказать, но в голове до жути пусто. Она прикрывает веки. Евангелине Коссманн приходится ужасно много болтать. В штабе много людей и со всеми приходится поддерживать какой-то диалог. Чаще всего люди ожидают, что он будет приятным. Ева Коссманн любит оправдывать ожидания. Она выработала целую стратегию. Формула успешного диалога до одури проста и девушка пользуется этим каждый день. Она говорит медленно и монотонно. Представьте себе мед, который стекает с ложки. Представьте, что вы открыли банку ароматного меда и зачерпнули сиропообразную сладость в ложку. Просто представьте, как эта жижа стекает вниз. Тягучей непрерывающейся струйкой. Так же сладко вы должны улыбаться. Нечасто. Если вы будете бесконтрольно держать улыбку на лице, вас сочтут идиотом. Примерно раз в двадцать секунд. Отсчитывайте чуть меньше половины минуты и вздергивайте уголки своих губ вверх, немного обнажив белые зубы. Вы молодцы. Теперь вам нужно научиться так же нежно улыбаться глазами. Для имитации настоящей улыбки важно работать всем лицом. Когда вы испытываете искреннюю радость, под глазами появляются мешочки и небольшие «гусиные лапки». Это называется улыбкой Дюшена, и только этот вид улыбки способен покорить чье-то сердце. Изредка вы можете подкидывать в костер дрова. Задавайте вопросы. Плавно ведите диалог в нужное вам русло, если, конечно, таковое имеется. Кивайте, вскидывайте брови. Удивление, презрение, страх. Возможно, вы испытываете любопытство? Волнение. Сочувствие. Смех. Старайтесь выглядеть как можно более вовлечено. Помните, они хотят видеть ваши эмоции. А вам же так хочется слушать эту невнятную болтовню человека, которого вы видите третий раз в жизни. Становится совсем тихо, и Коссманн пытается посмеяться. Издать небольшой тихий смешок, чтобы отогнать темную гнетущую ауру подальше. Она улыбается и пытается выдавить из своей груди звук, но не выходит. Девушка застывает в таком положении, с прикрытыми глазами и неловкой улыбкой на устах. – Тебе обычно не приходится улыбаться? Ева хочет сказать, что обычно она только и делает, что профессионально улыбается, но бармен не спешит останавливаться на одном вопросе и продолжает: – Должно быть, у тебя тяжелая работа. Но не стоит напиваться в подобных местах. Я мог бы позволить себе прямо сейчас прострелить тебе голову, чтобы обогатить свой кошелек. И я не был бы осужден за это. – Разве вы не будете судить себя? – Съест ли меня совесть после этого? Ха! Здесь ее ни у кого нет. В гнилом месте только гнилые люди и живут. – Я думаю, вы не правы… —девушка допивает второй бокал и тянет руку к бутылке, чтобы налить себе третий. – Ты, должно быть, росла с любящей семьей под палящим солнцем. Училась, хорошо питалась и наслаждалась жизнью. Выросла красивой девушкой. Поэтому не можешь ты рассуждать о жизни бедняков. – Вы, сэр, глубоко ошибаетесь. Человек, страдающий от мигрени, необоснованно считает счастливцем того, кого она не мучает… — она по-детски нахмурила брови и сделала глоток. — Ваши жизненные ценности кажутся мне извращенными. – Единственной ценностью являются деньги. Я хочу урвать любую монету, чтобы мои дети смогли позволить себе не быть голодными. А ты пропила здесь две моих зарплаты, — он широко улыбнулся и развел руками. — И я благодарен, ведь только что получил двухмесячную выручку. – Может быть, я только что распрощалась с двумя своими зарплатами. – Тогда еще две ты потратила на свое платье и блузу, за полторы приобрела туфли. И, к слову, видимо ты торгуешь своим телом, потому что иного источника дохода я не нахожу, — на последних словах мужчина насмешливо хмыкнул и развел руки в стороны. – Вы ошиблись... – Раз ты потратила все свои деньги, тебе больше не на что жить. Ты самоубийца? – Нет, что вы, — она вмиг стала серьезней и резко выпрямилась в спине, будто пыталась выглядеть чуть более собранно. — Я бы не смогла распрощаться с жизнью таким способом. Это… Как бы сказать?.. Достаточно жалкий выход. – Жалкий выход? Необязательно убивать себя, чтобы прослыть самоубийцей. Ты слишком узко смотришь. Она почему-то подавилась, услышав последние слова, и начала медленно вытирать губы тыльной стороной ладони, в которой помещался стакан. Своими голубыми глазами она уставилась куда-то в пустоту стола и мысленно согласилась, что и впрямь видит слишком мало. В ту же минуту тяжелый вздох и последующая наскоро брошенная фраза привлекли к себе внимание: – Я больше не налью тебе. Можешь идти. Он молча вглядывался в ее глаза, и под его взглядом на ее лице тлела застывшая ранее полуулыбка. Тлела, как догорающая сзади него свеча. Как свеча, лужа воска от которой растеклась по стойке и даже успела застыть. Она допила содержимое стакана, бросила на стойку несколько бумажек и направилась к выходу, напоследок смерив лицо мужчины озадаченным взглядом. Почему-то закралось ощущение того, что девушка готова расплакаться на месте и залить своими слезами весь пол, который еще придется оттирать. Мужчина даже пожалел о том, что, возможно, сказал ей что-то крайне неприятное. Когда за чудной незнакомкой закрылась дверь, он задумчиво хмыкнул и свел брови. «Таких барышней здесь не сыщешь, — подумал мужчина, —большая редкость». Сзади кто-то громко прочистил горло, видимо, пытаясь привлечь к себе внимание, и бармен развернулся лицом к уже попрощавшемуся с ним человеку. – Она много выпила. Такую обокрасть и зарезать — раз плюнуть, — медленно начал мужчина, боясь сразу услышать отказ на свою странную просьбу. – Предлагаешь обокрасть ее? — собеседник не изменил своего спокойного выражения лица, разве что глаза его сузились в прищуре еще больше. — Или зарезать? – Нет! Боже… — мужчина стукнул себя по лбу и застонал. — Предлагаю тебе проконтролировать, чтобы этого не сделал кто-то другой. – Что за бред ты несешь? Может, пожелаешь, чтобы я каждого пьяницу до дома провожал? – Посмотрите-ка на него! Негодяй, кто учил тебя так отзываться о прекрасных незнакомках? — мужчина возмущенно махнул рукой и еще больше свел брови. Бородач говорил громко. Если парень не успеет ретироваться из бара в ближайшие минуты, ему придется спасаться от дальнейших нравоучений бегством. Совершенно проигнорировав вопрос, по его мнению, и так не нуждающийся в ответе, он продолжил свой путь к выходу более быстрым шагом. Не особо мягко он открыл дверь и захлопнул ее с характерным громким звуком. Девушка отошла всего на несколько метров, а когда за ее спиной раздался внушительный грохот, она почти мгновенно повернулась, встречая своим хмельным взглядом угрюмое лицо. Ее брови в удивлении взлетели, а рот открылся, будто она собиралась сказать несколько слов, но быстро одумалась и замолчала. Казалось, что она едва ли узнавала окружающее с помощью зрения, ее отсутствующий взгляд был прикован к единственному человеку в подворотне, но смотрела она куда-то сквозь него. Прямиком в пустоту. Словно сделав какой-то вывод, она вдруг резко развернулась, рассекая воздух длинными волосами, и проследовала вдоль улицы мучительно медленными неуверенными шагами, решив поскорее скрыться. Парень затормозил на пару секунд, всматриваясь в движущийся силуэт. И, не испытав ни малейшего желания делать то, о чем его попросили, презрительно фыркнул и отвернулся. Он сделал несколько широких шагов и вдруг развернулся, уже успев оправдать для себя собственные мысли. Ему тоже нужно идти в ту сторону. Дорога там длиннее. Он как раз хотел прогуляться и совсем не спешит. Догнать девушку не составило проблем. Она очевидно тоже не спешила, плелась как улитка. Парень раздраженно сжал зубы и хотел было уже дать ей затрещину и обругать на чем свет стоит. Совсем глупая пигалица, на вид ей не было и двадцати. Рука замахнулась и была готова встретиться с затылком идущей впереди девчонки. Она развернулась, словно прочла его мысли. Взмахнула копной своих волос и занесла кулак для удара, готовая обороняться. Но хрупкая рука была умело перехвачена стальной хваткой. Вместе они обладали хорошей реакцией, поэтому никто не получил телесных повреждений. Да только девушка обладала еще и револьвером. Правое тонкое запястье было надежно зафиксировано грубой рукой, но левая женская ладонь уверенно держала огнестрел, направленный прямо в мужскую нижнюю челюсть. Парень несколько изумился. В его недоумении не было ничего общего с испугом и каждому, кто увидел бы его лицо в этот момент, стало ясно, что он не ожидал увидеть в руках этой особы даже банального кухонного ножа. Девушка поняла данный факт и не спешила убирать левую руку. – Ты не местная, — он покосился на оружие, после перевел оценивающий взгляд на женское лицо, раскрасневшееся от выпитого алкоголя. Ситуация не была в новинку по своей сути, но была неожиданной. Стоило признаться и отдать должное этой девушке, она была готова к неожиданному нападению. Что еще его изумило, девушка не спешила говорить. Взгляд ее был расфокусирован и парень уж было подумал, что стоит отвести опасный для его жизни предмет подальше от собственной головы. Не дай Бог ее палец дрогнет. И пока незнакомец сверлил в ней дыру, Ева на секунду захотела узнать, какой ценник он на нее повесил. Она сощурила глаза и наклонила голову набок. – Работница борделя? Наверху клиентуры должно быть навалом, — съязвил он. А… Ясно. Цена ее была невелика. Она знала это и раньше. Коссманн тихо хмыкнула и расслабила руку, отводя в сторону. Молча она намекала на то, что собирается убрать оружие, поэтому запястье ее руки стоит отпустить. Когда мужская хватка ослабла, она плавно отвела ладонь в сторону и сделала несколько шагов назад. Выставить невидимую преграду и отойти на ощутимую дистанцию казалось ей крайне важным. – Да Вы совсем не джентельмен, — девушка убрала револьвер за пазуху. – Не похоже, что я ошибся. Что ты здесь делаешь? Она громко выдохнула. Этот выдох прозвучал так, словно до ее ушей часто доходили подобные вопросы. На лице ее выскочила непонятная гримаса отвращения. Будто ей омерзителен этот диалог. Эта девушка закинула голову наверх и впилась взглядом в безжизненную черноту. Она стала выглядеть как ребенок, потерявший любимую игрушку. Она изобличала в себе человека, привыкшего видеть наверху небо. Коротко и устало она сказала: – Пришла выпить, — нахмурилась и добавила еще тише: — Какая всем вам разница, что я делаю? – Не поверю, что на поверхности закончилось пойло. Лицо его искривилось, когда он вспомнил вкус местного алкоголя. Не сказать, что парень загорелся интересом к человеку, представившимся ему еще большим мизантропом, чем он сам. Девушка казалась для него подозрительной и странной личностью. Но тут же было обнаружено несколько оправданий для такого поведения. Она пьяна. Он назвал ее шлюхой. Вряд ли ей хотелось вести диалог. Да и сам он не являлся человеком, с которым хотелось болтать без умолку. Парень бросил: – Здесь опасно, но, вижу, что ты справишься сама. Она неловко улыбнулась и задумчиво кивнула, соглашаясь с его словами. И, готовая уже уйти, развернулась, становясь к нему боком. – У свиней из столицы такое развлечение? Спускаться к беднякам, чтобы почувствовать себя лучше? Коссманн остановилась и сжала губы. Моргнув несколько раз, чтобы сконцентрироваться на вылетавших с его губ словах, она чуть прикусила язык и вновь развернулась к говорившему. На ее лице уже плыла улыбка. Улыбка, грязная и фальшивая, она придавала миловидному лицу недоброй насмешливости. – Да. Я пришла сюда, чтобы почувствовать себя лучше. – Помогло? — пренебрежение просочилось из него ядом. Двадцать секунд. Улыбка. Своим медовым голосом она произносит: – Нет. Встретила Вас и чувствую себя еще большим ничтожеством, — она еще никогда не выглядела так фальшиво. — Спасибо за беседу.