***
Не то что бы колодец был странным... Но одно в нём было. — От него несёт гнилью и тухлой рыбой, — Бегемот прикрывает нос лапой, изображая всем своим видом отвращение, — Отвратительно-приятное зрелище. Фагот слегка повел носом. Верно, из-за дурного запаха вокруг колодца образовалось нечто, похожее на туман. И теперь этот туман убивал всё живое в округе. Что же, огород Анастасии Валерьевны теперь был похож на болото, а жухлые растения вокруг наводили лишь ужас с страх. В земле явно что-то было. И это что-то было далеко не добрых намерений. — Пожалуй, соглашусь, мой дорогой Друг! — вскрикивает внезапно Фагот, спустя пару минут задумчивого молчания. Пасмурная погода давила по вискам, а туман, гуляющий по огородам, уходил далеко в камыши. Дышать внизу огорода, где скапливался тот самый туман из колодца, было непросто, но, кажется, мужчинам он не мешал. — Сплошное болото, — возмущается Бегемот, сверля бурлящую землю своими зелёными глазами, — Предлагаю действовать решительно. Прыгаем вниз? — Прекрасная идея, — слегка вытягивая шею, дабы посмотреть, что находится в пучине на дне колодца, Фагот невольно кривится, рукой отгоняя непрошенный туман, — Но я не чувствую прохода. — Думаешь, Вилы его закрыли? — косо поглядывая на Чёрта, Бегемот шикает, слегка поведя усами. — Нет, но скорее всего кто-то не хочет, чтобы мы вмешивались, как будто это нас остановит, — недобро усмехается Фагот, прежде, чем прикоснуться рукой к крышке колодца, — Ужасающие тайны славянских Богов, — будто дразнясь, цитирует мужчина, поправляя свое пенсне, — Моя неприязнь к этим ребятишкам растет с каждой секундой. Представляешь, дорогой Бегемот, даже бабочки в животе появились. — Это у тебя сезонное, — отмахивается Бегемот, ловко запрыгивая на колодец, — Потом же скажешь, что эти гады тебе жизнь портят. — Но ведь так оно и есть, — усмехается Фагот, рукой поглаживая друга за ушком, — Что же, нам пора, дела не ждут. — Ты совершенно прав, любезный Фагот! — и прыгнув в колодец, Бегемот исчез, расстворяясь в серой дымке тумана. — Эх, никогда подобные истории хорошо не заканчивались, — и, поправив жокейский картуз, прыгнул следом, исчезая.***
— Да они толком и не начинались, — Арсения краем глаза замечает смех Кота, а следом за ним и Додолы. Рассказывать новым знакомым о своей жизни было не слишком приятно, однако эти двое так и пытались узнать подробности её человеческой жизни в мире Яви. И своего они добились. Теперь же ребята смеялись, слушая смешные и не очень, а порой и страшные истории из жизни девушки и ее близких. Додола же заинтересовал больше всего ее друг — Мишка. Ведьма сказала, что он куда более интересный персонаж, чем все, кого она перечисляла. А перечисляла Сеня многих людей, кроме них. Кроме Свиты Воланда. — Врешь ты всё, — смеётся Кот, облизывая переднюю лапу, испачканную в сметане, — Я, как Кот, требую, чтобы ты рассказала хоть что-то, связанное с этим мальчишкой. Уверен, он не так прост, как кажется. — Не думаю, — отвечает ему Сенья, делая большой глоток теплого молока, — Я знаю его с детства, и, поверь мне, он не тот человек, у которого есть скелеты в шкафу. — Я бы не был так уверен на его счёт, — фыркает Кот, после чего спрыгивает со стола, протягивая лады вперёд. — Прекрати уже, лучше пойди прикрой створки на окнах, вьюга разбушевалась пуще прежнего! — кладя дрова у печи, Додола кратко указывает на окно, за которым то и дело звенела вьюга. — Да, разбушевалась Матушка, разбушевалась, — лениво протягивает Кот, поддевая хвост под себя, — Арсения Николаевна, буду премного благодарен, если Вы соизволите мне помочь закрыть створки окон, пока эта ведьма не превратила меня в очередной жареный экспонат господина Перуна? — С превеликим удовольствие, — поднимаясь из-за стола, Сеня улыбается, беря на руки Кота, ловко запрыгнувшего ей на руки. — Нежнее брать меня надо! — возмущённо пища, Кот недовольно подмечает, что ладони девушки холодные, как лёд, — И варежки надень, холодно. Днём в мире Нави было холодно, но не так, как ночью. Вьюга всё ещё не прекращалась, гудела, извивалась и стучала в окно своими снежными ладонями. Додола с самого утра наводила порядок в избе, а Сеня добродушно решила помочь ей в этом и уже с пяти утра протирала окна и мыла полы. Кот же удобно уместился на печке и весь день разговаривал с мышами, которые дружно щелкали зерно. — Шевелись, народ, Перун и Мокошь скоро вернутся, а вы ещё даже не успели пряжу спрятать по сундукам, — голос Кота был ленивым и в то же время тон его был вальяжным, отчего хвостатый тут же получил метлой по голове от Додолы, — Да за что? — За всё хорошее, — смеётся Арсения, накрывая на стол скатерть Самобранку, — Кстати, как она работает? — Постучи три раза по столу и всё, — отзывается Кот, после чего юрко прыгает вниз, подтягиваясь, — Спать охота. — Так спи, вьюга ещё не закончилась, а значит — дел не имеем, — отзывается из коридора Папаруда, когда дверь за ней закрывается, — Разозлилась Госпожа так разозлилась! Укутанная в шарф и кучу мехов, Папаруда стояла посреди входа, насквозь промокшая от сильного снега. — Замело тебя, так замело, — хихикает Додола, стягивая с подруги шерстяной платок. — Господари скоро прибудут, стоит накрывать на стол, да и печку затопи, Додола, уж больно холодно, — снимая меха, Папаруда бережно вешает их на края печки, дабы высушить, — Выходить в такой снегопад опасно, замёрзнуть насмерть легко. Особенно это тебя касается, смертная. — Поняла, — слегка растерянно отвечает Сеня, журясь от стального тона помощницы Перуна. — И книгу почитай перед приходом Господарей, стыдно будет, если не будешь знать то, чего стоит знать, — и не сказав больше ни слова, Папаруда исчезает в соседней комнате, изнутри побеленной известью. — Не злись на нее, она просто не в духе, — по-дружески похлопав по плечу Сеню, Додола улыбается, возвращаясь на кухню, оставляя Арсению один на один возле входной двери. “Я так хочу домой...„ — дверь со стуком закрылась на замок, плотно пряча избу от стужи. За окном сегодня быстро темнело... — Эх, чего не встречаете? — слегка смеясь, Перун открывает двери, топча ногами и стряхивая с них снег, — Додола, Папаруда, Арсения Николаевна, я Вам, кстати, друга привёл, рвалась как могла, ради того, чтобы Вас увидеть, — смеясь, Перун достаёт из шубы, укутанную в теплую косынку, Агафью. Завидев появившуюся в проёме девушку, Кикимора ловко спрыгивает с, опустивших ее на землю, рук, дабы подбежать к той, к которой так рвалась последние сутки. — Арсюшка, деточка, — подбегая к девушке, старушка обнимает ту за ногу, а после уже встречается с ответными объятиями со стороны Баюн. — Агафья Ельвовна, я тоже рада Вас видеть! Пока новоиспечённая ведьма и кикимора обнимались, Перун довольный наблюдал за ними, пока в проёме не появился ещё один силуэт. Плавной походкой, в избу вошла женщина. Высокая, с длинными золотыми волосами, которых даже снег, кажется, не касался, голубые, как чистое небо, глаза прожигали насквозь, но не зло, нет, совершенно спокойный взгляд, в котором немного плескалось беспокойство. — Здравствуйте, — Сеня поклонилась, узнавая по рассказам Додолы хозяйку избы. Женщина в ответ улыбнулась, склонив голову. — Здравствуй, барыня, — улыбаясь, Богиня, кажется, не замечает чистого удивления в глазах Сени, а лишь продолжает улыбаться, сверля ее глазами. — Госпожа, — Додола и Папаруда кланяются, встречая хозяйку, — Столе вы стоите, пойдёмте к столу, уже всё накрыто и Вы, как раз согреетесь. — Замечательная идея, — смеётся Перун, первым уходя на кухню, — Вареников, небось, наварила, пока меня не было. — Делов-то, батюшка, — улыбается Додола, исчезая в проёме, дабы накрыть на стол те самые вареники, о которых они только что рассказывали. — Хозяюшка, — улыбается Перун, кладя руку на плечо Сене, — Пойдёмте, Арсения Николаевна, разговор есть. — Да, конечно, — кивает Сенька, встречаясь взглядом с уже знакомыми серыми глазами. Впереди действительно их ждал серьезный разговор...***
Ветер завывал, гудел, разнося вокруг одну лишь пургу. Метель расходилась из стороны в сторону, то создавая огромные сугробы, то разрушая их. Медленным шагом по тропе шел силуэт, одетый в чёрное одеяние. Тенью за ним тропа заметалась, скрывая следы. И вот трость, коснувшись земли, на мгновение окружила весь мир белым светом. И всё застыло. Снег прекратив свое деяние и вьюга, наконец-то, успокоилась. Лишь крик ворона резал тишину, будто предвестник бедствия... — Тише-тише, друг мой, — поглаживая холодными белыми ладонями ворона, присевшего ей на плечи, силуэт на мгновение замолчал, оглядывая стоящую в нескольких шагах избу, — Ещё не время. И вновь подняв черную, как крыло ворона, трость, она вновь ударила ею по земле и всё ожило, а силуэт расствориться в белой пурге ночи...