***
Анастасия Валерьевна была зла, да так, что, казалось, вот-вот пойдет пар из ушей. Ее не слушали, ее не принимали, а всё из-за чего? Из-за этого проклятого рыжего демона, которого она собственноручно собиралась убить сейчас же, однако Мессир не позволял и шагу ступить, буравя ее своим взглядом. А он смотрел, насмехаясь. Незапланированная встреча с руководителем Большого театра города N переросла в настоящую пытку для вышеупомянутой ведьмы. И, Чёрт, он портил всё своим видом и своими мыслями, которые ежесекундно врывались в ее голову, заставляя журиться и шипеть. А ему было всё равно. Или она так считала? Неважно. — Думаю, уважаемый Борис Владимирович, Вы знаете, зачем я Вас сюда позвал? — Мессир, положив ладони на рукоять трости, восседал на красном бархатном кресле, внимательно изучая гостя. Тот же, скрестив руки на коленях, презрительным взглядом блуждал по присутствующим в комнате людям. Мессир сидел посреди комнаты, иногда черпая из чаши вино и отрывая спелые красные ягоды винограда. По правую его сторону сидела рыжая девица, кудрявая красавица, но с изуродованным шрамом на шее. У камина стоял Азазелло, хитро и с неприязнью поглядывая на гостя, а у окна сидела пара : высокая рыжая женщина и мужчина в круглых черных очках, а в углу комнаты, спрятавшись в тени, стояла молодая девушка, лет семнадцати, наблюдая за всем исподтишка своими пронзительными карими глазами. Впрочем, компания была странная. — Естественно, Вы, уважаемый Артист, вчера проводили сеанс "Черной магии" в моем театре, но, к сожалению, ваши люди натворили много непристойного! И теперь вы собираетесь извиниться передо мной и нашим большим театром! — мужчина говорил нервно, не замечая, как ехидно оскалился стоящий у костра Азазелло, — Ваши действия привели к огромный проблемам... — Конечно-конечно, — встрял Мессир, перебивая гостя, — Я Вас понимаю, глубокоуважаемый Борис Владимирович, однако и Вы выслушайте меня! Ни слова больше не хочу слышать о Вашем театре! Это было ужасно! Ни одного пристойного слова уважения от Ваших сотрудников, Борис Владимирович, да и к тому же Ваш буфет — очередная стрепня, которую невозможно есть, что там есть — пить нельзя! Что Вы продаете? Это же испорченный два дня назад компот или чай, позвольте, разве можно такое питьё назвать "чаем"? Нет и нет Вашему театру, Борис Владимирович! — глубоким тоном произносит Воланд, продолжая высказывать своё недовольство директору театра. И да, тот был в полном бешенстве и одновременно — удивлении. Сидевшая у окна Анастасия Валерьевна напряглась. Что-то недоброе и тревожное росло в груди и это чувствовала не только она. Абадонна, сидевший рядом был несколько настороженным и иногда слегка торкался ладони женщины, успокаивая ее рвущуюся наружу тревогу. Азазелло эти касания раздражали. Демон уже был готов накинуться на того, но, как назло, был поглощён гостем, поэтому мог лишь бросать гневные взгляды на парочку. — Да Вы просто продажный человек, Господин Артист! — внезапно вскрикивает директор театра, чем привлекает внимание всех собравшихся, — Признавайтесь, это Купецкий послал Вас, да? И никакой Вы не артист — мошенник! — внезапно закричал мужчина, чем вызвал смех Воланда, и тот в свою очередь ударил тростью по ковру, поднимаясь. — О, многоуважаемый Борис Владимирович, поверьте, я куда хуже Вашего мошенника! — и он усмехается, замечая растерянность на лице мужчины, — И, да, поверьте хотя бы на остатке Вашей короткой жизни, что Дьявол — существует! Мужчина дернулся. То, что он — антихрист, знал только он, поэтому сорвавшись с мечтая мужчина постарался как можно быстрее покинуть квартиру и позвонить в полицию, однако, ему сделать это было не суждено... Выбежав на лестницу, он внезапно спокнулся, почувствовав удар в спину, а после покатился вниз клубком, сильно ударяясь головой о ступеньки. Довольный Азазелло, усмехнувшись проделанной работе, исчез. И лишь старый амулет, выпавший из кармана мужчины, громко стучал по ступенькам, плавно заезжая под невысокую, едва ли заметную, трещину лестницы...***
Раздраженная до чёртиков, Арсения Николаевна была готова на всё, лишь бы довести Фагота до бешенства. Она знала, что поступает отвратительно, но и он тоже поступил ужасно, бросив сейчас ее одну около дома старика, а сам ушел, исчез с поля зрения минут как двадцать назад. И она почему-то волновалась. Пускай они и в ссоре, но все же... Внутри было неприятно. Будто сейчас она поступает совершенно отвратительно, но обида, засевшая глубоко внутри на его слова, не давала ее гордости остыть и лишь с каждой секундой разжигала ее все сильнее и сильнее... Пнув ногой от злости снег и поправив шубу, девушка все же решила зайти во внутрь, а не стоять и мёрзнуть на морозе в ожидании чуда. Она знала, что он не придет. — Ишь ты, как встречаешь меня, неужто уходить собралась, девочка? — обернувшись на знакомый голос, Арсения Николаевна обомлела и обрадовалась одновременно. Перед ней стоял Перун собственной персоной, ярко улыбаясь ей. — Господин Перун! — бросившись в раскрытые объятия, Сенька улыбалась, будто бы разделяя эту радость с Перуном, — Что Вы тут делаете? — Всему своё время, Арсения Николаевна, пойдёмте во внутрь, за чашкой горячего молока как раз и поведаю Вам истиную причину моего появления в Диканьке, — и улыбаясь, мужчина потянул девушку в избу, нахожу поднимая взгляд на деревья, среди которых на ветках был плохо, но виден силуэт Фагота. А Перун не обманул. За чашкой теплого молока с медом, он поведал, что Додола ему рассказала, как дерево схватило Сеню, потащив вглубь, после чего они оба пропали. Испугавшись, Додола побежала вслед за Сеней, но внезапно оказалась возле избы Госпожи Мокоши, совершенно одна и без девушки. — Вот поэтому я сюда и пришел, — проговаривает Перун, смотря своими пронзительными серыми глазами прямиком в душу девушки, — Забрать тебя обратно, но, вижу, ты уже нашла своих друзей, полагаю, что обратно ты не собираешься, по крайне мере пока. Сеня, слегка смутившись, кивнула. — Вы правы, — соглашается девушка, — Я собираюсь отправиться к госпоже Морене, чтобы снять печать и вернуться домой. — Верное решение, но опасное очень, — в глазах Перуна было лёгкое одобрение, однако вид его говорил об обратном : он был насторожен и явно о чем-то думал, — Я, вот, девочка, что тебе скажу : гляди в оба, а главное — не упусти, счастье, оно форму разную имеет. Моё, вот, счастье — гром и молнии, да и девочки мои, помощницы — услада для глаз! — он смеётся, вызывая ответную улыбку у девушки, — Кстати, спросить я всё хотел : это что там Чёрт на тебе так злобно смотрел? — Где? — удивившись, Сенька внезапно застывает, смотря на Перуна. Перун смеётся, наблюдая, как разнообразные эмоции играют на ее лице. Он удивления, до самого настоящего раздражения и уж тем более — гнева. Сейчас перед ним, она была открыта, как настоящая 4нига, содержание которой было весьма необычным. — Не знаю я, что с ним не так, — бубнит девушка, гордо поднимая подбородок, — В его то возрасте и не такая паранойя может быть. Старческий маразм, если быть точнее, — нервно сглотнула, Сеня обернулась, будто бы оглядываясь по сторонам. Ох, слышал бы ее сейчас Фагот... Явно бы три шкуры спустил, а в добавок, так и заставил бы червей есть, а она их, ой, как не любит! Перун рассмеялся и вдобавок потрепал девушку по голове, кивая. — Не злись на него, он хоть и Чёрт, но справедливый. Если что-то говорит — так оно и есть, уж, поверь, милая, я то знаю, — похлопав девицу по плечу, Перун в последний раз отпивает горячее молоко, с наслаждением облизываясь. Настроение его было приподнятым, а приятный диалог с ведьмочкой его однозначно порадовал. Поправив свою шубу, бог хотел было встать, что-что, а дел у него и правда было много. — Пойдем, барыня, проведешь меня, коль не боишься, — Сеня согласилась, уже поспешно одевая шубу. Теплота, которую дарила изба, тут же исчезла, стоило ей выйти на улицу. Пошел снег. Крошечные снежинки падали, кружась, и будто бы танцуя в вальсе, ложились мягким и пушистым покрывалом на землю, создавая большой высоты, сугроб. Время, кажется застыло, и только зима колдовала, смеялась и играла в салочки с живущими на хуторе близ Диканьки людьми. Ночь не уходила, а лишь наоборот — набирала силу. Даже звёзды, кажется, под устали светить и теперь тусклым пятном висели на небе, но даже так, они умудрялись не потерять свою завораживающую красоту, сияя тускло, но прекрасно. — Красиво, да? — Перун по-доброму проводит рукой по воздуху, вдоль, после чего весёлым хороводом звёзды кружатся и, кажется, Сеня забыла как дышать. Точно, она абсолютно забыла, что такое дыхание, не в силах отвести взгляд от чистого и ни что много, как "Совершенства". — Это просто невероятно..! — удивляясь с каждой секундой все больше, девушка, кажется, не моргает, а теплый махровый платок слетает с головы, уносясь вдаль ветром, — Платочек! — Полно тебе, попросишь Ядвигу, иль Кота, дадут новый и то, даже лучше, — косо посмотрев на Перуна, она вздохнула. Тяжко и взволнованно. — Пойдёмте, Господин Перун, — решая перевести тему, они уходят, оставляя после себя только следы и то, которые снег так легко скрывает под толщей своего покрывала.***
А луна действительно была прекрасной... Особенно сейчас, когда в ее свете отражались удивительной красоты тёмные волосы. Он мог поклясться, что она была обычной ведьмой, одной из тысяч, да и к тому же ребенком, чья душа казалась ему потемками. Слишком скрытная и недоступная для мира сего. Безрассудная, но в то же время смелая и честная. Та, которая не любит ложь, но иногда пользуется ей, пытаясь скрыть тот или иной факт о своей жизни. Она не боится смерти, но так боится потерять родных... Да, слишком правильная и слишком странная для него. Она была похожа на Мирославу, немного... Нет, не так : она была ее точной копией, только вот... Только вот душа была явно не ее. Не Миры, а другой, но не менее значимой и знакомой. Когда Мессир познакомился с ней, он уже видел ее и точно знал, кто она. Впервые он встретил ее в городе N, когда Анастасия Валерьевна помогала ему и Азазелло с одним делом. Тогда шестнадцатилетняя Арсения показалась ему слишком отстраненной девушкой, имя которой он презирал. А она не понравилась ему. Совершенно точно и абсолютно. В ней было много того, что он так ненавидел. Но даже так у них двоих нашлось много общего, а вскоре он уже помогал ей в Ведьмино и спасал, когда на то нужна было его помощь. И он начал подозревать, что с ним что-то не так. Ведь буквально пару дней назад он начал замечать, как чёртова привычка засела в нем, буквально став с ним единым целым. Теперь же, когда его раздражали, он невесомо касался щеки указательным пальцем, как обычно делала она, когда ссорилась с ним. А теперь и он, да, она въелась в его жизнь и отпускать явно не хочет. А ещё его невыносимо раздражали их мелкие ссоры, которые, как ни странно, начинал он. По натуре Фагот был спокойным, даже не так : он был безразличен ко всему. Однако один взгляд изумрудных глаз и его раздражение вспыхивало с двойной силой. Особенно сейчас, когда она так крепко обнимает чертового бога Перуна, неприязнь к которому была сродни ненависти. — Помирились бы, да и не ссорились, — Кот Баюн появился внезапно, присаживаясь рядом с Фаготом на ветку, — Сам виноват, вот и злишься. — Решил побыть моей совестью? — хмыкнул демон, не сводя взгляда от стоявшей у порога пары, — Поверь, старый друг, ее уже давно нет. — Не будь настолько самоуверенным, Фагот, — сверкая своими золотыми глазами, Кот фыркает, — Ошибки, совершенные в прошлом остаются там же, не стоит тебе тянуть их в мир, где ты должен учиться и впредь не совершать подобного, — на слова Кота Чёрт хмыкнул, но ничего не ответил, — Любовь губительна, особенно для тех, кто любит по-настоящему. — Я не люблю ее, — будто бы утверждая свои слова, Фагот хмурится и впервые смотрит на Кота, — Не люблю, она уже мертва, а Арсения — точно не она. — Душу человеческую тебе никогда не познать, Фагот. А любишь... Любишь или нет — тебе лучше знать, — задумчиво протянул Кот — Но разве Арсения Николаевна заслужила такого отношения? Любовь, мой друг, сердце и разуму не подвластна, да и... — элегантно приподнимая бровь, Кот смеётся, чем сильнее путает Фагота, — Как же... Если бы не любил, сердце бы так не стучало. — Сердце? — Фагот усмехается, дергая слегка щекой, — Разве сердце способно биться, если оно мертво?***
Молитва, молитва и только молитва. Настоящая, от чистого сердца и такая спасительная именно сейчас, такая нужная и, кажется, всемогущая. Боже, она так искренне поверила, что готова была прыгнуть в раскалённую лаву, зная, что ее душу спасут, Он спасет. Монстр ушел, оставив девушку один на один в пустой избушке на опушке леса. Слёзы лились, просто так. И она никак не могла остановить их. Боль, переросшая в спасение стала чем-то, во что Арсения так верила и почитала. Сейчас, Израненная и уставшая девушка хотела лишь одного — покоя, которого так жаждала ее душа... И она его получила.***
Прощание с Перуном было не из лёгких. На последок, прежде, чем исчезнуть в непроглядной тьме, Перун подарил девушке небольшой, но очень уж искусный меч тонкой работы, сказав, что когда-нибудь он спасет ей жизнь. И она верила, бережно прижимая к груди ножны с мечом. Путь обратно оказался не очень близким, а в одиночестве и пурге — куда хуже, чем казался. И это пугало даже сильнее, чем изогнутые в страшные силуэты, деревья. И Чёрт ее потянул провожать Перуна. Конечно не Фагот, но даже так тот был ещё тем Чёртом. Нынче натянутые отношения с Фаготом были раздражительными. Где делось все то дружеское наставление? Куда подевалась та небольшая, но теплота? Они были грубы друг к другу и она не знала почему. Все было так запутанно... Задумавшись, Сеня не заметила, как позади нее незаметно шла тень, находя на нее тихой и незаметной дрожью. Она шла следом, и посреди всего этого зимнего хаоса были лишь они одни : девушка, тень и лес, наполненный гробовой тишиной. А тишина угнетала, да так, отчего кровь стыла в жилах. Почувствовав, что что-то не так, Сеня остановилась, прислушиваясь к тишине. Холод пробирал до костей, даже не смотря на теплую одежду. Без платка было куда холоднее, чем обычно, но сейчас... Сейчас, кажется, будто весь холод пытался проникнуть в саму девушку, отчего дышать становилось труднее, а щеки и губы, до жути околеденевшие, не могли не то что пошевелиться, а просто находиться на морозе. Снег идти перестал. Всего лишь секунда и сзади послышался хруст снега. Обернувшись, она поняла, что было той самой непонятной тревогой. Он стоял позади нее. Черный рыцарь.