*Сотни дорог уходящих в Безмерье И Я, у которой пути дальше нет. Мне голос шептал : "Отдай душу", — но верно, Отдать я ее не посмею тебе*
Снег падал хлопьями на плечи, обжигая своим ужасным холодом. Воздух накалялся, иглами вонзаясь в лёгкие одним лишь вдохом. Кажется, ещё мгновение и весь мир вонзит в нее свои острые колья. Насмерть. Крик ворона оглушал, будто вековой звон крика и плача впился в ее слух, намереваясь оглушить, выжать своей силой все, что только можно было. И он оглушал, буквально лишая ее слуха. Тьма, которую она так боялась, осталась позади, но Свет, который был здесь, казался куда большей опасностью, чем ужасные черные руки. Свет, лучи которого приносили ужас куда больший, нежели темнота. Пустота. И он приближался. Этот Свет. Но с каждым шагом его лучи темнели, буквально горя пламенем, не горячим — ледяным. А Сеня смотрела и чувствовала, как с каждым сантиметром печать, на ее руке, отдавалась невыносимой болью, которая так и пыталась до смерти сдать ее сердце. И сжимала. Сжимала так сильно, отчего слезы обрамляли бледное лицо своими горячими каплями, буквально заставляя задыхаться от невыносимой боли. Боли, которая вот-вот заполонит ее всю. До краев. А он шел. Силуэт направлялся плавно, неспеша, и девушка уже не была уверена, что она успеет увидеть того, кто шел к ней. Боль казалась невыносимой. Она думала, что конец был близок. Так близок, отчего руки, сжимающие грудь, мгновенно расслабились, упав на горячий белый снег. Снег, который мгновенно превращался в пепел. Холод проникал в душу. А зрение расплывчатым пятном мелькало перед глазами. Перед последними вдохами... А силуэт был близко. Ещё мгновение и она успела увидеть, как края черной мантии коснулись того самого пепла, вновь превращая его в снег. Чистый снег. Послышался стук дерева, и то, что он держал в своих руках, вмиг ударило у изголовья девушки слабым ветром обдувая уже холодное тело. И все прекратилось. Не было ни боли, ни холода, ни жары. Ничего. Кроме тихого, едва заметного биения сердца. И силуэта, склонившегося над ней. Седые волосы мягко упали на ее лицо, слегка щекоча. Не в силах разобрать, кто перед ней, Арсения из последних сил спросила то, что смогла: — Кто..ты? Вопрос выдался хриплым. Даже не так, он был выдохом, не последним, но живым. Отдаленно послышался смех, а после зелёные, как изумруды глаза впились в ее, потемневшие. — Смерть. И все затихло.***
Кот Баюн неохотно плелся за Ядвигой, в очередной раз ругаясь на нерадивую ведьму. В отличии от спящей на плече Баюна Агафьи, его никак не устраивало то, что в очередной раз ему придется идти туда, куда он бы пошел в последнюю очередь. Но надо, значит надо. — Пошевеливайся, дружок, времени у нас едва ли хватит до полуночи, — припеваючи бормочет Ядвига, ладонью разветвляя кусты шиповника, — Вот же Леший... Говорила ему, чтобы эту гадость не садил больше, а он... Любитель нашелся. Баюн косо поглядел на густой шиповник, ловко на четвереньках проскальзывая вперёд, слегка мурча, дабы позлить ведьму. — А ты не оглядывайся, — вторил Баюн, — Целее будешь, — и вновь становится на две лапы, продолжая путь. Утопленника ты-то куда подевала? Небось опять, в реку выбросила? — К Кощею послала. С весточкой, — гордо подняв голову, Ядвига наконец-то отдаляется от шиповника, продолжая путь дальше вдоль тропы, — А теперь, мой юный друг, советую тебе быть осторожней, — она остановилась, слегка оттолкнув Баюна назад за шкирку, от границы, где заканчивается зелень и начинается снег, — Мы вступаем в царство Морены.***
— С-смерть? — ее голос, хриплый и до одури наполненный ужасом, окончательно охрип. Она смотрела на нее, не веря собственным глазам, и видела, как утопает в этих усталых зелёных омутах, наполненных безмерным покоем и некой долей усталости. Где-то внутри заняло, а после — опустело. Чувство, будто видит она ее не впервые — липкой жижей ворвалось в душу, едва ли помогая зажившим ранам вновь закрыться, нет, она делала новые, шаг за шагом, стежок за стежком, рвала, кусала и... Молчала. Тишину разрезал лишь ворон, кричащий в небесах о той, кто сейчас стоял над ней и смотрел. Пристально. Глубоко. — Не помнишь меня, дитя? — она смотрит, едва заметно улыбаясь, — Мы уже встречались с тобой. Совсем недавно, в мире, который ты называешь "Домом". Она облокачивается на косу, отчего капюшон черный мантии укрывает часть ее лица, скрывая поседевшие волосы, на которые тихо ложился снег. Дом... Только одно место она называет Домом. — Это Вы, — сквозь силу говорит Баюн, не в силах отвести взгляда, — Вы забрали его. — Забрала, — улыбается, — Но не убила. — А Мишку..? — шепчет, чувствуя, как ком подкатывает к горлу, — Вы тоже забрали? Смерть смотрит пристально, однако качает головой, отрицая. — Не я, — крик ворона на секунду оглушает, — Он. И тебя заберёт тоже Он. Опять. — Молох? — шепот, кажется, не срывался с губ, а только эхом разнёс снег по обе стороны от них. — Нет, но и он тоже. Губы задрожали. Чувство обреченности накрыло с головой. От него нет спасения, его невозможно победить. Тем более такому жалкому человеку, как она. — У тебя мало времени, дитя, — шепчет Смерть, расплетая свою седую косу, — Он скоро вернётся. Тебе нужно уходить отсюда. Иначе он заберёт не только душу, но и сердце. — И что же мне делать? — Арсения смотрит на Смерть, как на ниточку, которая все ещё держит ее сознание здесь, а не в непроглядной пустоте. — Найди себя и вспомни кто ты есть. У каждой души — своя судьба, но у каждого сердца — свои дороги. Не путай прошлое и настоящее, тогда ты поймёшь, кто ты есть. У тебя есть путеводитель. — Путеводитель? — охриплый голос едва не срывается на кашель. — Карты Таро. Поверь, дитя, я устала забирать твоих близких. Освободи, разорви оковы. И взамен я дам тебе то, что ты ищешь — память, которую отняли. Не благодари, но знай, что расплата уже идёт за тобой. И она уходит, взмахивая посохом, превращая пепел в густой снег и оставляя Арсению посреди него, холод которого мгновенно пробирал до костей. А после — проваливал в пропасть. Кто я? Точного ответа на этот вопрос Сеня дать не могла. Она обычная студентка, которая иногда пишет стихи, любит проводить время с тетей Настей, а ещё ведьма, которую ведьмой-то назвать сложно. Так кто же она? Голова гудела, а перед глазами тут же проносились картинки, как в замедленной съемке. Вот она маленькая, бежит на руки к отцу, который радостно кружит ее на руках, а рядом стоит мама, держа за руку старшего брата. Они счастливы, живы. Отец часто носил с собой маленькую шкатулку, в которой собирал редкие вещи. Шкатулка, в которой он хранил старинные прабабушкины Карты Таро. Картинка меняется. И вот она видит себя, всю в слезах, с изрезанными руками и щекой. Ей восемь. И ее только что пыталась утопить русалка. Брат спас ее, но ценой собственной жизни. Мама — не верит, обвиняет ее в убийстве, а отец спивается с горя и на следующий же день вешается на дереве у озера. Тётя Настя находит его рано утром и соседом и его сыном — Мишей. У него в руках окровавленные Карты Таро. Мужчину не отпевают и хоронят за оградой кладбища, как самоубийцу. Картинка вновь меняется. Ей двенадцать. Мама отказалась от нее, оставив дочку на попечение своей матери, спивается. Ночью Сеня просыпается от голосов. В комнате пусто. Заснуть не удается, в окне четвертого этажа она видит силуэт. И этот силуэт тянет к ней свои окровавленные ладони. На следующий день умирает бабушка, возле кровати которой лежали скомканные Карты Таро. Ей пятнадцать. Они на озере. Она, Мишка и их старый друг Артем. Они разговаривают, смеются. Сеня чувствует, как голова постепенно наливается свинцом. Ей становится холодно и плохо. Она чувствует взгляд, слышит, как голоса шепчут ей, что она должна идти к ним. Но она продолжает сидеть на месте. Артём пытается развеселить друзей, становится на мостик, смеётся, рассказывая очередной анекдот. Но подскальзывается и падает в воду. Сеня в ужасе пытается вытянуть его, Мишка смеётся, но резко меняется, замечая, как серебряная чешуя и пена поднимается ввысь. Он хватает орущую девушку за плечо, уводя с моста. Она вырывается, хочет помочь другу, но Мишка держит, в ужасе наблюдая, как из-за моста на них голодным взглядом смотрит нечто, держа в руках окровавленную и оторванную руку Артема. Мишка, убегая, уводит ее. А на мосту, уносясь ветром на озерную гладь, улетает разорванная в клочья Карта Таро. Ей семнадцать. Она едет в село к тете Насте, надеясь хорошо провести каникулы. Мама пьет, ходит по квартирам с местными алкашами. Беременная. Ей страшно за нее, но матери все равно. Она отмахивается от нее, как от назойливой мухи. По пьяни разбивает икону Сени, под ее крещенным именем — Маргарита. Срывает с нее крестик, проклинает. Сеня сбегает в Ведьмино. В автобусе, пряча слезы, она встречает странного мужчину, который подаёт ей платок, говоря, что все к лучшему. И уходит. В будущем она познакомится с ним. И это будет сам Сатана. Мама теряет ребенка. Пьет вдвойне и неистово. Они ругаются с Анастасией Валерьевной, но плодов эта ругань не приносит. Сеня молчит и погружается в учебу с головой. Ей снятся сны. Она видит себя, мертвую. Видит родных и боится, что этот сон сбудется. Ей страшно. Она ходит в университет, первый курс. Боится, потому что слышит шепот. Боится зеркал, потому что видит в них отражения тех, кто уже почил на этой земле, но не видит себя. Она говорит об этом тете Насте, которая искренне переживает за нее. На следующий день ей становится хуже. Тётя Настя забирает ее в Ведьмино. Ночью под окнами кто-то ходит. И с ужасом она узнает своих друзей: Андрея и утонувшего на днях Мишку. Дышать становится трудно. Кровь бьёт в жилах. Память ускользает. Сеня не может вспомнить вчерашний день, вечер, ночь. Ей плохо. Анастасия Валерьевна пишет письмо другу, боясь за состояние Арсении. На следующее утро Арсения теряет сознание. А дальше — все как в тумане. Цветы. Белое платье. И гроб. Она смеётся, вставая, как сумасшедшая. Ей хорошо, ей не больно. В ушах застывает тишина, а после глаза, один черный и зелёный. Те, что в автобусе. Он долго смотрит, а Сеня смеётся, проклиная всех и вся. Внутри пусто. Слишком пусто. Сердца нет. Потому что Он вырвал его. И оставил на последок Карту Таро. А потом ей больно. И она снова дышит. Дышит, но не знает, что с ней такое. А он смотрит на нее, улыбаясь. И говорит только одно: "Сделка состоялась" И темнота. Ей девятнадцать. Она встречает Воланда и его свиту. Кажется, что мир вращается не в ту сторону. Она верит в магию, является ведьмой. Но потом чувствует его — Фагота. Ее душа тянется к нему, с ненавистью, со злостью, с непонятным чувством. Но тянется. Она не знает его, но кажется, что знакомы они вечность. Не она, а то, что было в ней. Ей вновь плохо: в груди болит, отдавая болью в печать. Она скрывает боль от всех, замечая, как вдоль сердца ведёт заметный шрам. Его раньше не было. Она не помнит. Ей стёрли память? Анастасия Валерьевна волнуется, но Сеня говорит, что все хорошо. Ей хочется в это верить, но не получается. Пожар. Она видит его в пожаре. И сердце вновь воет. Он хочет забрать то, что принадлежит ему, а она хочет жить. Ночью он снится ей, называя воровкой. А она позорно сбегает, защищая свою жизнь. Ей никогда не было так страшно. Ее волнуют видения. Она давно уже видит видения, как будто из прошлого, Мирославы и Арсении, но другой. Они совершенно разные, но одно у них одинаковое — глубокие зелёные глаза и маленькая, едва заметная родинка на веке. Как у нее. И ей страшно. Потому что они оба умирают. А она умирать не хочет. Потому что Карты возвращаются к ней, видя в ней свою владелицу. Ведь Карты Таро — не просто Карты. Для кого-то это портал, для кого-то магия, а для кого-то — способ убийства. Разгадай их тайну — остановишь Молоха, остановишь Смерть. Пока это возможно. Даже участкового убили из-за нее. Лишили головы, а потом её перебросили в мир Нави, вместе с Агафьей. Уничтожили все ее стихи, будто насмехаясь. И ей страшно. Потому что она вспомнила то, что не должна. Вспомнила, как искры, как пламя обромляло ее тело. Она вспомнила, что в детстве была тем самым виновником в смертях близких людей. Потому что они умирали только тогда, когда Он приходил за ней. И сейчас, посреди пустоты, когда ее душа совсем погрязла в рутине прошлого, она чувствует, как Он вновь тянет к ней свои черные руки. Но теперь она знала, что ей делать.***
Дорога в город была не лёгкой. Азазелло, оставив ее одну, ушел по делам Мессира, как и Гелла. Теперь она была расположена сама себе и никто не смел помешать ей. Идея поехать в город была спонтанной, но она того стоила. Ей надо было найти то, что помогло бы вернуть Арсению домой, то, что вновь бы стало причиной ее повторной смерти. Свою сестру она не любила. Даже не разговаривала с ней после случившегося. Да и сейчас, приехав в квартиру, она ни слова не сказала той, которая едва ли ли могла пошевелить пальцем. Шесть пустых бутылок водки валялись около стола, на котором спала мама Арсении. Обыскав комнату, женщина с сомнением посмотрела на сестру, не находя того, что было. — Это ищешь? — знакомый мужской голос раздался со спины, но обернувшись, она никого не увидела. Лишь огромное старинное зеркало, которое сестра чудом не пропила, касалось, явно выдавая того, кто был в нем. — Да, — увидев заветную шкатулку, Настёна выдыхает, облегчённо смотря в зволнованные зелёные глаза. — Бери и уходи, он скоро придет сюда, — шепчет мужчина, отдавая шкатулку женщине, — Цветочек вспомнила всё. — Вспомнила? — с ужасом спрашивает Настёна, продвигаясь ближе к зеркалу, — Коля, скажи, что ты пошутил. — Спаси ее, Насть, не оставляй одну, помоги! — мужчина оборачивается, а глаза его, до этого мертвые, будто оживают, — Он здесь, уходи, спасайся! — и он уходит, оставляя после себя огромную трещину на зеркале, после чего оно рассыпается в дребезги. И правда, стоило зеркалу рассыпаться, как окна в квартире со звуком повыбивались. Жуткий рев, раздавшийся, кажется, повсюду, ужасал. Схватив шкатулку, женщина выбегает из дома, боковым зрением замечая, как нечто разрывало ее сестру по кусочкам. Оно искало шкатулку, и оно искало Арсению. Времени практически не осталось. Ей нужна будет помощь. Появившийся на лестничной клетке Азазелло без лишних слов заключает женщину в объятия и тут же исчезает вместе с ней. И только черная тень с ужасным криком металась по квартире ища то, чего нет. Они появились в ее доме, в гостиной. Демон держал ее крепко, пока женщина с криком плакала, прижимая к своей груди шкатулку. Он же молчал, свободной рукой поглаживая длинные и слегка спутанные волосы. Кузьмич и участковый, услышав плач, сразу же прибежали в гостиную, однако тут же вышли на улицу, не желая мешать. — Она вспомнила, он сказал, что она всё вспомнила, — сквозь слезы бормочет Анастасия Валерьевна, едва успокаиваясь, — Мессир... Он же говорил... Что это невозможно... — Успокаивайся, — спокойно отвечает Азазелло, — Я поговорю с Мессиром, а ты пока выпей ромашкового чая, ты когда-то говорила, что он успокаивает тебя. И, бросив на женщину взгляд, демон исчез, отдаленно слыша, как она продолжает тихо всхлипывать. А Азазелло чертыхался. Он знал, что Фагот был в курсе, знал, что так оно и будет. — Чертовы цыганки, — плюется, — говорил же ему больше не иметь дел с той стервой.