*Безумие! Она безумна! Ее глаза — полымя зла! Ты погляди, как неразумно Смерть ею была пленена!*
Яд, стекающий по коже, превращался во что-то липкое, вязкое и неприятное. Субстанция вязким болотистым цветом падала на пол, оголяя на удивление гладкую кожу. Теперь же глаза, туманное облако которых испарилось, горели столь ярким изумрудом, что даже сам бы Кощей позавидовал такой красоте. И опасности, таившейся в них. Меч Перуна был отброшен в сторону, но не забыт. Поднявшись на ноги, Баюн оглядела себя, с отвращением скидывая с кожи рук вязкую жижу. Хотелось до жути пить, отчего в горле тошнотворно пересохло, а привкус крови все ещё был на кончике языка. Она здесь, все ещё в мире Нави, но жива. И в своем новом, истинном обличии. Ведьма. Порождение Тьмы. Чистое зло, снявшее с себя овечью кожу в виде осколков Господней Веры. Ведьма, продавшая свою душу Дьяволу. И Ведьма, в чьих жилах течет кровь Богини Смерти и Зимы — Морены. И Баюн чувствовала эту власть, силу. Ведь здесь, стоя абсолютно нагой посреди холодного снега, она не чувствовала ничего, кроме желания отомстить за обман и клевету... За смерть отца. Сложив пальцы воедино, она тут же почувствовала лёгкий ветерок, коснувшийся ее кожи, и вмиг белая сорочка накрыла ее уже чистое тело, скрывая от посторонних глаз, которые так пристально рассматривали ее здесь с самого ее пробуждения. — Негоже за юными девами подсматривать, коль смерти не боишься! — крикнула, не узнав даже свой собственный голос. Тень пошевелилась, однако взгляд знакомых глаз никак не поменялся, — Поди сюда, пора бы нам уже встретиться за столь долгие годы, мой друг. Ее губы тут же растянула усмешка, которая предназначалась не только ему, но и лесу, окружавшему их и озеру, которое укрывало их двоих своей тихой рябью звуков. — Артем. Тень застыла, так и не сделав шага. Арсения хмыкнула, во тьме сверкнув своим злобным зелёным взглядом. А после раздался смех. Поистине сумасшедший. — Это не мое имя. Она вновь рассмеялась, руками высушивая мокрые волосы и делая их слегка волнистыми. — Я знаю, то есть, всегда знала это, мой дорогой Мор, — она хмыкнула себе в кулак, подходя к собеседнику, оставляя между ними едва ли не пару сантиметров, — Или же Морок? Как тебе больше нравится, а, дядюшка? И щёлкнув по носу того самого черного рыцаря, она злобно цокнула, делая шаг назад. — Батюшку моего ты никогда не жаловал, несмотря на то, что он единственный сын Кощея. — И оттого проклятый, раз его дочь столь взвенчивая особа, чья кровь и рядом не стояла с кровью Госпожи, — едва сдерживаясь, Мор смотрит на нее своими темными глазами, пытаясь заглянуть в душу. — Не ищи там ничего. Пуста, — огрызается, смотря на рыцаря из-под приспущенных ресниц, — Сам же знаешь, что душу продала, так изволь на лезть туда, куда тебе места нет. — Да что ты? — он хмыкает, делая шаг вперёд, — Я всегда говорил, что ты продажная, даже тогда, когда Госпожа решила подарить тебе и твоему отцу, будь он Перуном неладен, новую жизнь! А что взамен? Взамен ты связалась с Демонами, коих считать даже тварями нельзя. Бог у них! Что за глупости? Бог не может быть одним единственным! Есть Боги! Перун, Госпожа Морена, Мокошь, Сварог... Но не их Иисус! — Рот свой закрой, — резко перебив Морока, Арсения складывает руки на груди и делает крохотный шаг ему навстречу, — Не смей говорить столь отвратительные слова о Боге, коль сам им не являешься. Ты всего лишь ребенок Морены и не более. Кроме наваждения мора ты не способен ни на что. Жалкое подобие Смерти. Мгновение. И его холодные руки с силой впиваются в ее горло, вонзая острые когти под кожу. Его глаза вспыхнули пламенем, но тут же погасли, когда его спину резко пронзило острие вылетевшего со всей силы меча. — Ты... — Нет не я, — слишком приторно было сказано, отчего губы ее собеседника сложились в тонкую линию, — Учителю моему привет передавай. А после Сеня со всей силы отталкивает от себя едва стоявшего на ногах рыцаря и уходит, не оборачиваясь ни разу назад. Ей не нужно видеть его, чтобы понять, как его злые глаза смотрят ей в спину, как он поднимается, удерживаясь за ствол дерева, но тут же падая, когда от его рук дерево чернеет и гниёт. Меч тут же находит свое место на поясе ведьмы, мягко обхватывая ножнами ее стан. Времени уходить было слишком мало. И Сеня это понимала как никто другой. Впрочем, сейчас ей нужен был Фагот. И она достанет его из-под земли. — Ну, Коровьев, ну, держись! Тебе не уйти от моего гнева, сукин ты сын!***
Марго была не из тех, кто сдается легко. Гордая и злая женщина. Так называл ее Азазелло, про себя отправляя куда подальше. И сколько бы он не предупреждал Фагота о том, что "таких, как эта мерзавка сразу скидывать в Ад", друг его не слушал, пока она не показала свое истинное и действительно гнилое нутро. Нутро обидевшейся на весь мир женщины. А женщин Азазелло считал самым трудным народом из всех, ибо, действительно, найти общий язык с ними было поистине сложно. Спросите у Мессира. Он, кстати, до сих пор помнит одну ведьму, которая когда-то причинила ему боль. И коленка болит до сих пор. Впрочем, не суть. Фагот чувствовал, что с Арсенией что-то не так. И если Марго он знал достаточно долго, то легко мог предположить, что та пытается извести девушку всеми известными ей способами. Выжечь душу, к примеру. То бишь — убить. Вытянуть Марго из тела Баюн можно было, однако слишком рискованно. Метка Морены не позволяла, да и магия в мире Нави его слишком ослабла, чтобы сделать хоть что-то. И сейчас ему оставалось лишь гадать: выживет или нет? В силы Баюн он верил, но Марго знал слишком хорошо. Поистине злая ведьма. Поистине чистое зло. — И чего стоишь, дурень? Спасать Арсению Николаевну-то собираешься? — Агафья, которая сидела рядом с Фаготом, злобно зыркнула на Черта, всем своим видом показывая неприязнь, — Ты ж ее к той ведьме потянул, теперь спасай. Фагот не ответил. Его ныне веселое настроение испарилось. И теперь на скамье сидел хмурый и неприятный для общения демон. — Исчезни с глаз моих, пока я тебя на тот свет не отправил! — его холод так сильно укутал кикимору, что та, чертыхнувшись, спрыгнула со скамьи и зло топнула ногой. — Ну и сиди здесь! Больно надо! — скрестив на груди маленькие ручки, Агафья быстрым шагом направилась к выходу из избы, молнией вылетая во двор, дабы ещё успеть уследить остатки энергии Ядвиги, пока та окончательно не расселилась. Бегемота рядом не было. Натворила делов, демон сбежал, однако судя по раздражающе хлопающему окну — ненадолго. Устало сняв с лица пенсне, мужчина потер переносицу, мысленно думая, что делать дальше. Оставлять это никак нельзя было, тем более он обещал, что уследит за ней, пока контракт не вступит в полную силу. Контракт... Сейчас, смотря на всю ситуацию, Фагот думал о том, что воскрешать эту девицу было самым не лучшим решением. Однако пропасть душе было нельзя. Уж сильно она заинтересовала Мессира, слишком. Он не раз думал, что же будет, когда она узнает правду, но откладывал все мысли куда подальше. Не сейчас. Она узнает, но потом. Сейчас не надо думать об этом. Надо вытягивать ее, а об остальном он подумает попозже. Да. Однако думать позже не вышло. Бегемот, явившись-таки к вечеру, в подробностях рассказал тому, что узнал. Подловивший его Азазелло впихнул в лапы шкатулку от Карт Таро и попросил передать Фаготу, чтобы тот собрал все карты, что у них есть. Как оказалось, карт было немного. Да и к тому же пропала карта Шута, а это было несколько странно. Бегемот молча кивнул, беря в руки неизвестно откуда-то взявшийся примус. — Он ещё попросил узнать все, что было в последние дни касательно Арсении Николаевны, — проговаривает Бегемот, наблюдая, как Фагот задумчиво рассматривает шкатулку, вертя ее в руках, — Воспоминания за один день вернуться не могут. Что-то дало толчок, и надо найти его. — Это...проблематично, — отвечает Фагот, даже не догадываясь, что могло бы стать причиной возвращения воспоминаний. Или кто. — Спроси у утупленника, может он поможет, — слегка мурча от приятных прикосновений за ухом, кот наблюдал за другом. — Черт знает, где он. — В озере, — мурлычет Бегемот, — Его туда Ядвига затащила, пока ты с Марго обжимался. Тяжёлый взгляд Фагота дал понять, что шутка его вышла неудачной. Поэтому кот принял одно верное решение — отступить. — Утопленник, так утопленник, — сжимая в руке шкатулку, Чёрт исчез. А Бегемот несмело ступал к двери, в правой руке держа одну из выпавших Карт Таро. Однако ухватиться за ручку двери он не успевает -- она открывается раньше, чем он достигает ее, а после, в лучах рассвета он видит его — силуэт, стоящий у порога. — Ну, здравствуй, дорогой Бегемот. Ухмылка на лице Баюн явно не предвещала ничего хорошего. — Ты не Марго, — едва ли не шипя, Кот отходит на насколько шагов назад, однако невидимая стена преграждает путь к отступлению, а гадкая ухмылка на лице девушки говорит сама за себя. — Вот так вот ты встречаешь старых друзей, да, Бегемот? — она заходит в избу, наступая на Кота, — Карты мои верните по-хорошему, иначе... — Что? Убьешь? — хмыкает Бегемот, не желая отдавать истиной хозяйке ее вещи. Баюн в ответ ухмыляется, а в следующую секунду она достает меч Перуна, прислоняя тот к шее Кота. — Да. — Кишка тонка, Арсения Николаевна, — раздается сзади, а после она чувствует холодное прикосновение серебра к своей коже, — Что-что, а от Вас такого я точно не ожидал, милочка. А Баюн улыбается, прекрасно зная, кто стоит сзади. — Как и от Вас, любезнейший, — не убирая меча, говорит девица, даже не обернувшись, — Что? Думали, убив меня и моего отца, Вам все это сойдёт с рук? Нет, мой дорогой, так дела не делаются. Я обещала Мессиру вечную службу, и он ее получит, но то, какой ценой — клятв я не давала. И девушка резко рубит с плеча, скрещивая их клинки. Бегемот, как ошпаренный, прыгает в сторону, чувствуя, как между этими двумя загорается пламя ненависти. — Я никогда не прошу тебя, Фагот. — А я никогда не попрошу твоего прощения, Баюн. И звук клинков разносится по округе.***
Внутри все горело. И как бы Сеня не пыталась утихомирить или обуздать этот пожар — все было без толку. Тьма и ненависть, разжигающая его, были слишком сильными и, кажется, реальными. — Успокоилась? — холодный голос Фагота не предвещал ничего хорошего, однако она видела, как его плечи облегчённо опустились, стоило ему увидеть ее. — Знал бы ты, какой сейчас огонь горит у меня внутри... Вряд-ли бы так говорил, — более дружелюбным тоном отвечает Сеня, чувствуя, как разум слегка проясняется, — Откуда ты узнал, что я вернусь? — Дружок твой на ушко нашептал, — ехидно отвечает Фагот, однако его тон становится более ровным. — Мишка, — она улыбнулась так искренне, отчего Чёрта слегка передёрнуло, — А сам он где? — Дела со своими решает, — неохотно, — Думает, как тебя обратно вернуть, — а потом лениво переводит взгляд на руку, — Твоя печать исчезла. — Она теперь у той кто забрал мое предыдущее тело, — спокойно проговаривает Сеня, улыбаясь, — Поэтому выйти отсюда она никогда не сможет. То, что Фагот был удивлен — было видно сразу. Хотя, Арсения бы никогда не поверила, что он не знал. Знал. И она знала, что скрыть от него практически ничего невозможно. — Ты же знал, — внезапно говорит девушка, присаживаясь рядом с Фаготом на крыльцо избы, — Знал, что все так и будет. И не отрицай это. — Не отрицаю, — кивает Черт, смотря куда-то вдаль. — А Мирослава? — осторожно спрашивает Сеня, чувствуя, как демона слегка передёрнуло, — Что будешь делать с ней? — Убью, — то ли холодно, то ли отстранённо произнес Фагот, сжимая кулак правой руки, — Она не заслуживает того, что имеет сейчас. Молох должен был забрать ее, а не... — Не Арсению, знаю, — перебивает Сеня, чувствуя, как тяжело черту даются эти слова. Ей не хотелось ворошить его прошлое, но другого варианта не было. В том, что сейчас происходит — косвенно виновата его уже бывшая, возлюбленная. Женщина, убившая собственного ребенка, ради чего? Видимо ответ на этот вопрос всегда останется тайной. — Вы так похожи, — внезапно говорит Фагот, переводя свой взгляд на девушку, — Я не видел родную дочь, но помню, как она улыбалась... У тебя такая же улыбка. — Ты знал, да? — Знал ли я, что ты и есть потомок Мирославы? Да, знал, — говорит черт, не прерывая зрительного контакта, — Но я не думал, что твоя душа повяжется с душой моей дочери. И все же она — не ты. Вы слишком разные, да и... Ты больше потомок Мары, чем Миры. — Почему именно Арсения? — спрашивает Баюн, замечая, как ехидно Фагот отводит взгляд на горизонт. — Потому что она была бы действительно мужественной и прекрасной. Он улыбается и Сеня впервые чувствуетьтепло от его улыбки. — А ты хотел бы встретиться с ней? Не как слуга Мессира и Черт, а как отец? Фагот молчал с минуту, однако улыбнулся, вновь возвращая свой взор на девушку. — Больше всего на свете. И он больше не смотрел на нее. Лишь рассвет освещал его уставшие черты лица. Сеня, думая, что она, возможно, поступила неправильно, ругала себя за неосторожность, однако следующие слова заставили девушку прочь выбить ее из коллеи. — Спасибо. Фагот, кажется, не узнавал свой голос, однако сейчас она видела, что его слова искренние. — За что? — За все, — он улыбается, задумчиво глядя в ее очи, — Можно я оставлю тебе подарок? Сеня удивлённо приподняла бровь, всматриваясь в глаза Черта, которые сейчас выглядели куда темнее обычного. — Подарок? — Черт довольно кивнул, осматриваясь, будто нашкоднтчавший мальчишка, — Какой? — Благодарственный. — Не знала, что Демоны способны на благодарность, — она улыбается, смотря ему прямо в глаза. — Другие может нет, но не я, — она чувствует, как ладони Фагота слегка касаются ее лица, отодвигая волнистые пряди в стороны. Это было всего секунду. Мягкие, слегка шершавые губы коснулись ее, едва ощутимо, но нежно. Короткое мгновение, глаза в глаза и предрассветная пыль, касающаяся их волос, окружала их, пока они одни сидели на крыльце избы, целуясь, как маленькие дети. Самый настоящий Черт и самая настоящая Ведьма. Бегемот же, наблюдавший за ними из избы, хмыкнул, закрыв створку окна куда подальше. — Считай это моим благословением, — говорит Фагот, когда поцелуй закончился, а его лоб коснулся ее, — И верни уже мое пенсне. — Ни за что не верну, — смеется, сжимая в руках его вещь, — Не сейчас. Забыл уже, кого поцеловал? Я — Ведьма, а, значит, свое дело я доведу до конца. И даже если моим делом являешься ты. И уже она тянется к нему, целуя.***
Битая посуда, крики, плач — все это было частью жизни семьи Баюн за последние полгода. Елизавета Валерьевна, казалось, сошла с ума, родив на свет девочку. И сколько бы она не ссорилась с мужем, к дочери она никак не смогла испытать ту самую материнскую любовь, которую должна была дать ей. Нет, она не нужна была ей. И вот сейчас, попытка удушить месячную дочку оборвалась провалом -- старший сын вовремя успел вытащить сестру из колыбельки, плача и крича только одно: "Мама, остановись!" Николай, удерживая орущую и проклинавшую дочь, супругу, плакал, крича сыну, чтобы уходили в комнату последнего. — Что же ты творишь, Лиза? — он удерживал ее, чувствуя, как та из последних сил сопротивляется, — Она наша дочь. — Она дочь Дьявола! Ненавижу, ненавижу ее! — сквозь слезы кричит женщина, — Убить! Ее надо убить, это чертово отродье! Да, убить! Она смеётся, как самая настоящая сумасшедшая, толкая мужа в грудь. — Прекрати! — Убить..! Убить! Убить! Ее надо убить! — рыдая, она то плачет, то смеётся. — Лиза... — Молчи! — она пытается оттолкнуть мужа, но тот не даётся, — Он придет за ней! Придет! И тогда все, заберёт ее душу, как и у остальных, да! Николай крепче прижимает жену к себе, чувствуя, как та обмякает в его руках, сознание ее ускользает. Это уже пятая ночь, когда она пыталась задушить Сеню подушкой. Маленького невинного ребенка. Уложив бессознательную жену на кровать, он берет телефон и набирает единственный верный номер. — Настюш, нам надо поговорить...