*Любовь — змея, что жалит хуже, чем кинжал*
Колода Карт Таро была почти собрана, не хватало лишь двух карт, местонахождение которых Арсения благополучно знала. Правда, теперь она была не уверенна, что сможет отыскать их, ибо одна из них находится у самой Морены, а вторая — у Кощея. В том, что Кощея они не интересуют, она знала прекрасно, да и к тому же он пытался избавиться от нее, но выходило скверно, и она то и дело возвращалась обратно к нему. Воспоминания прошлых жизней, которые так же вернулись к ней, были прекрасными подсказками, где и что искать. Только вот, чувство, что они с Фаготом попадут в ловушку у Морены, с каждой минутой возрастало. Пускай и Бегемот не собирался идти туда, Сеня знала, что товарищей он не оставит. Совесть и Мессир его потом загрызут, как крысы, в этом Баюн не сомневалась точно. После возвращения воспоминаний, мнение о Мессире и его свите не особо поменялось, но она так же была лояльна к ним. Да и к тому же чувство благодарности и некая обида на Фагота облегчали и давали ей повод улыбаться. Она знала, что заключение договора — вынужденная мера, да и к тому же тётя Настя не стала бы обращаться к Мессиру с такой жалкой просьбой. Всё-таки Сеня знала причину взаимного заключения — Мессиру нужен еще один помощник, а за душой Сени уже который раз охотится Молох и, благо, неудачно. За исключением этого раза, когда он практически поймал ее, будучи на грани жизни и смерти. Теперь же Сеню мучал ещё один вопрос: кем же была та самая Смерть, которая вытянула ее из оков собственной же магии? Морена? Возможно, но лица девушка так и не увидела. Может быть, узнала бы. Впрочем, сейчас это было не важным, но Баюн поставила перед собой задачу -- узнать кто приходил к ней. И она обязательно это узнает. Она чувствовала, как вместе с горячей кровью по ее венам текла магия. Темная, но в то же время имеющая светлые корни. И эти корни уходили куда-то далеко, ещё во времена, когда имя ее было Варвара. Древесный запах колдовства одурманивал, но в то же время переносил ее куда-то в прошлое, будто бы намеревался рассказать ей о чем-то. О чем-то важном. Закрыв шкатулку с картами, Сеня осторожно спрятала ее в сумочку и тут же подняла взгляд на Фагота. Он смотрел неотрывно, будто знал, о чем она сейчас думала. — Никогда бы не подумала, что встречу тебя вновь, — его голос тихий, но девушка улыбается, поднося ладонь к лицу Чёрта, — Спустя столько жизней. В памяти вырисовывались воспоминания, которых она вряд-ли когда-нибудь лишится. Шестнадцатый век, она, Фагот, и та самая церковь, в которой Сеня впервые повстречала его...*Русское Царство, 1560 год*
Она провела в церкви уже более суток, не переставая молиться. Страх за брата, которого забрали на войну, был слишком велик, отчего душа Варвары была неспокойной. После смерти батюшки и матушки они с братом остались одни, а теперь ещё и приказом царя все крестьяне должны были ступить на войну на защиту матушки-родины. И Варя молила Всевышнего, чтобы брат был цел и невредим, как и все остальные воины Русского Царства. Она так надеялась, что ее мольбы будут услышаны, и так верила в это. И они были услышаны, правда, не Богом. Она не сразу поняла, что на ее плечо легла тяжёлая рука. Молитвы, которые Варя читала раз за разом, внезапно исчезли из мыслей, а самой девушке казалось, что она и вовсе позабыла их. — Не тому Богу молишься, Голубушка, — холодный голос, не лишенный насмешки, раздался около уха, опалив горячим дыханием кожу шеи. Волосы на затылке Вари внезапно стали дыбом, а голова резко повернулась в сторону незнакомца, встречаясь с лукавым взглядом зелёных глаз. — Что? — охрипший то ли от удивления, то ли от ужасных слов, сказанных незнакомцем, Варя смотрела на мужчину, чувствуя, как все нутро переворачивается, а крестик, висевший на шее, внезапно рвется и падает к ее ногам. — Не тому. Он усмехается, опускаясь перед ней на одно колено, дабы смотреть прямо ей в глаза. Только сейчас Варвара ощущает ту опасность, исходящую от него -- что-то нечистое было в нем, что-то, что отталкивало, заставляло держаться от него подальше, но... Но ясные зелёные глаза смотрели в душу, будто несли за собой спасение. — Кто Вы такой? — будто бы выйдя из оцепенения, девушка резко вскакивает, рассеянным взглядом смотря на мужчину. Тот поднимается, улыбаясь. — Негоже тебе, Мирослава, так грубо встречать своих бывших друзей, — он усмехается, делая шаг вперёд. — Я не Мирослава, — с опаской говорит девушка, делая шаг назад, — Вы обознались, господарь. И она убегает, оставляя Черта одного. Бешено стучащее сердце отдавалось в ушах резким стуком, отчего Варя едва различала дорогу. Да и заметить она не успела, как ноги увели ее на старое кладбище, куда обычно ходила она, дабы помянуть родных. — Верно, я ошибся, — его голос раздается совершенно недалеко, всего в паре метров от девушки, — Приношу свои извинения, барыня. — Я не барыня, — отводя взгляд от мужчины, девушка делает шаг в сторону, однако тут же возвращает свой взор на мужчину, — Вы напугали меня. — Приношу свои извинения, но позвольте узнать Ваше имя, — его взгляд, кажется, стал мягче, отчего девушка слегка расслабляется. — Варвара, а Ваше? — Фагот. Он улыбается, протягивая девушке руку. — Позволь проводить тебя обратно, возвращаться одной не безопасно, Варвара. Она смотрит в его глаза и впервые, кажется, тонет.***
Сеня усмехается, подпирая щеку рукой. — Ты ведь все знал, а водил меня за нос столько раз. Фагот хмыкает, наливая ей чай. Говорить правду или нет, Коровьев даже не думал. Он знал, что скрывать уже ничего не получится, поэтому, смирившись, спокойно сидел, внимая взор собеседницы. — Знал. Может быть, я скажу тебе, что ещё до встречи с тобой подозревал, что ваша связь с Мирославой всего лишь дальняя кровная и не более, просто не хотел воспринимать, как должное... — Ты любил ее, — Сеня говорит эти слова слегка уставшим и тягостным голосом, делает глоток и вновь смотрит на него, — И любишь до сих пор. — Да, я любил ее, — его тон невозмутимый, отчего внутри Сеня чувствует острый укол, но питается держать себя в руках, — Любил больше всей чертовой бессмертной жизни, любил нашу дочь, — девушка поджимает губы, поднося к ним кружку горячего чая. Взгляд уходит вбок, — Хотел провести с ней всю вечность... — Так почему..? — сказать у Баюн не получается, горький ком застревает в горле, однако сам Фагот не даёт ей сказать непоправимое. — Я действительно любил ее, — Черт ловит своим взглядом ее, заключая слегка дрожащие пальцы в свои, — Любил, пока не встретил тебя. И сердце, кажется, готово выпасть из груди при первом же вздохе. Это было так странно: слышать подобные слова от того, кого веками привлекала тьма и все, что с ней связывало. Это было слишком странно, слишком непонятно и слишком... Приятно. Приятно, чтобы могло бы быть правдой. — Из тебя плохой лгун, Фагот, — Сеня хотела было вытянуть ладони из его объятий, но он не позволил. — Я не глу, — Черт подносит ее ладони к своим губам, осторожно целуя их, — Сейчас я честен с тобой, как никогда раньше. — Правда? Девушка в надежде поднимает взгляд от своих ладоней в его глаза, боясь, что сейчас это всё окажется обычным сном. — Правда. Тишина, возникшая внезапно, кажется чем-то притягательным, будто вот-вот пронзит их сердца насквозь, наконец-то укажет им тот самый путь, который они так долго искали: она — спустя долгие десятки жизней и он — потерявший когда-то надежду на что-то, что наконец снимет с него все тяготы, надежду на то, что ему не положено. Надежду на маленькое счастье и любовь. И сейчас эта надежда вновь и вновь загоралась в его груди, стоило ему лишь взглянуть в эти бездонные изумруды, ради которых он готов был на все. Как и тогда, так и сейчас он сделает все, лишь бы она была счастлива. — "Демоны не способны любить", — говорит она, ладонью касаясь его щеки, — Разве не так ты тогда говорил? Когда бросил меня одну, когда мне действительно нужен был ты, а не тот, кого я никогда бы не смогла полюбить... А что сейчас, Фагот? — одинокая слеза скатилась по ее щеке, однако его палец тут же подхватил ее, оставляя лишь влажный след, — Что? Как все закончится снова бросишь меня? Оставишь одну в этом не нужном мне мире? Если так, тогда нам не о чем с тобой говорить... Слова так и повисли в воздухе. Последнее, что видела Сеня — были его глаза, которые в одно мгновение оказались рядом, и губы, так отрезвляюще и в то же время безрассудно пьяня, впились в ее, заглушая те слова, которые он так отчаянно не хотел слышать, и за которых Арсения проклинала бы себя до конца своих дней. — Никогда, — сквозь поцелуй произносит Фагот, — Не смей произносить эти слова, — скрещивая ладони воедино, Черт подносит их к своим губам, целуя, — Иначе, видит Дьявол, я больше никогда не смогу отпустить тебя, — он вновь целует ее, притягивая к себе ближе, — Никогда... Арсения же, опираясь свободной рукой о его плечо, отстраняется, смотря ему в глаза. — А сейчас? Демон смеётся, обнимая ее. — И сейчас тоже. Теперь же, улыбаясь, Баюн стаскивает с переносицы Фагота пенсне, откидывая его куда подальше, целуя, ладонями обнимая его ланиты. Чувство, будто все стало на свои места, вдруг полностью заполнило сердце не только Баюн, но и Коровьева, который сейчас был готов уничтожить весь мир, лишь бы этот момент не заканчивался. Безумие... Именно так Сеня могла охарактеризовать то, что сейчас творилось в ее душе, в чувствах, бушующих между ними и в магии, которая так трепетно ждала касаний этого до чёртиков привлекательной Черта. — Не будешь жалеть об этом? — его сиплый голос заставляет Баюн в который раз сходить с ума, отчего, кажется, весь мир будто потерялся. — Никогда, — обнимая его за шею, Арсения зарывается лицом куда-то ему в ключицу, улыбаясь, как чеширский кот, — Никогда... И мир действительно сходит с ума. Если бы ей сказали, что здесь, в ее мире, в мире Нави она будет с ним, не как раньше — по отдельности, а вместе, будто они действительно одно целое, она бы рассмеялась тому человеку в лицо, сказала, что такого не будет никогда... Но сейчас, сейчас она была готова отдать свою жизнь и душу полностью ему, лишь бы быть рядом, чувствовать его сердцебиение и знать, что больше никогда она его не отпустит. Это была история, которая не имела конца. История, которая длилась не один век, была трагической, порой, страшной и усталой, смертельной... И каждый раз, когда она погибала, она знала, что встретит его, знала, что однажды они будут вместе, пускай даже сами небеса будут против, она ни за что не отпустит его, ее душа попросту не позволит ей сделать это. — "Пройдут века, пройдут года, Но даже так, сквозь смерть, затворы, Когда душа убита горем, Тебя, любовь моя, найду, Тебя, любовь моя, спасу. Ведь только ты — моя тюрьма, Моя весна и моя тьма, Мой лучик света в темноте, Мой век, единственный мой человек..." Слова сами слетели с губ и Сеня, не переставая улыбаться, плакала. Плакала, потому что было больно, потому что вся боль, которую он причинил ей, вдруг стала слишком реальной и ее стала так много, что удерживать в себе она больше не могла. Ласково поглаживая его щеку, она смотрела на него, думала, гадала и все никак не могла унять все то, что так нарывало, пыталось выйти наружу. И выходило. Ей хватило одного лишь касания к его губам, чтобы внутренние демоны успокоились. Ей хотелось раствориться в нем, забыть все то, что было, не думать о том, что будет, что весь этот мир — сплошное проклятие, дурман, который так и наровит уничтожить все то, что она любит. — Я никогда тебя никому не отдам, — шепчет, едва сдерживая слезы, — Даже ей. Она не видит, а чувствует его ухмылку, чувствует, как его руки сильнее сжимают талию, а в глазах пляшут самые настоящие черти. — А я никогда не отдам тебя ему. — Мишка не в счёт, — смеётся, вновь припадая к его губам, поглощая полный раздражения рык, — Он мне, как семья. — К черту такую семью, — усаживая девушку к себе на колени, Фагот целует ее, углубляя поцелуй. — Ревнуешь? — она смеётся, сильнее обнимая его. — Безумно. Поцелуй становится более страстным. Теперь же им было все равно. Все равно на этот Чертов мир, на метель, внезапно разбушевавшуюся за окном, на то, что свечи уже давно погасли. И теперь они были одни, в полной темноте, не считая слабого света, исходящего от печи. — Ты мое море, — шепот, едва доносившийся до его слуха, буквально разносил его в пух и прах. Поцелуи, плавно перешедшие на шею, становились более хаотичными, а ее ладони, зарывшись в его волосы, сжимались, слегка оттягивая, попадавшие под фаланги, волоски, заставляя Фагота издавать едва ли не рык. И как все докатилось до этого? Вряд-ли Арсения вспомнит об этом. Она не успела и глазом моргнуть, как стянула с Фагота пиджак, а вслед за ним — рубаху, как сама тянулась к нему, покрывая редкими поцелуями его плечи, как весь мир вдруг стал таким ненужным. Теперь же весь ее мир был в нем, в том самом Чёрте, который так бессовестно пленил ее душу, навеки подчинив ее себе, как забрал ее сердце и отдавать явно не собирался никогда... — Я... — Молчи, — он прерывает ее поцелуем, притягивая ближе к себе, разрывая такие ненужные пуговки на рубахе. Их грохот эхом разносится по полу, — Не сейчас... И она больше не говорит, лишь целует его вновь и вновь, желая насладиться этим мгновением раз и навсегда, желая запечатлить его в памяти, чтобы никогда не отпускать. Его поцелуи вызывают чёртовы мурашки, которые с каждым касанием разжигают адское пламя, в котором они вот-вот сгорят. Оба. Последние детали одежды падают на пол, как и все границы, которые были между ними. Наконец-то они стёрты, наконец-то они оба вместе. И ничто сейчас их не в силах разъеденить. Острая боль внизу живота колет всего лишь на мгновение. Кусая широкую мышцу его спины, она со стоном проводит ногтями по его спине, оставляя яркие полумесяцы, которые явно сойдёт не скоро, как и все те пятна, которые она так хаотично оставляла на его теле, а он — на ее. Боль утихает и взамен нее приходит сладость, растекающаяся в них обоих. Метель, стуча за окном, становится слишком холодной, и даже она не в силах остудить тот жар, который сейчас царил между ними. — Мой, — сквозь стон шепчет Баюн, оставляя поцелуи на его шее. — Моя. Навечно. И лишь небо знает, что им уготовано дальше. В этот вечер им было все авно на весь мир, все равно на карты, которые мирно покоились на дальнем краю печи в крохотной маленькой сумочке.***
— Выспались, голубки? — Бегемот, нарушив сонную идиллию ещё спящих Фагота и Арсении, бродил по кухне, заранее оставив на столе целую бутылку самогона. — Бегемот? — сонно шепчет Сеня, слегка растирая кулачками глаза, — Доброе утро. — Что-что, а у вас, я погляжу, оно действительно доброе, — ехидно подмигивает кот, проходя мимо кровати, — Завтракать идите, балбесы. — Угу. Сеня вновь опускается на подушку, переводя взгляд на спящего рядом Фагота. Доброе ли утро? Очевидно, что самое доброе из всех, что у нее были. Осторожно проведя указательным пальцем по щеке, Сеня улыбается, приподнимаясь, целует его в щеку. — Я знаю, что ты не спишь, — и, прикрываясь одеялом, Баюн уходит в соседнюю комнату, дабы привести себя в порядок. Растрёпанный вид явно говорил всем о прошедшей ночи. — Чего лежишь? Вставай давай, дел невпроворот, — бурчит Бегемот, стягивая с Фагота одеяло, — Сенюшка вон, уже оделась поди, пока ты тут валяешься. Недовольно бурча, Бегемот уходит на кухню, оставляя далеко не сонного Фагота одного. Действительно, утро было прекрасным. — Ты сам готовил? — спрашивает Сеня, завораженно наблюдая за полным вкусностей столом. — А то, думаешь, Сенюш, коты поди, готовить не умеют? — отзывается Бегемот, наливая себе пятьдесят грамм. — В тебе я никогда не сомневалась, друг мой, — улыбаясь, Баюн накладывает себе молодой вареной картошки со свежим укропом. — То-то же, — довольно мурчит Бегемот, лукавым взглядом осматривая то Фагота, то Сеню. — Кстати, — Сеня поднимает на Бегемота слегка подозрительный взгляд, — Где ты всю ночь пропадал? — Гулял, — отзывается кот, ехидно потирая ус, — Вам, голубки, явно не до меня было. Смутившись, Сеня отводит взгляд в сторону, тут же встречаясь с довольным взглядом Фагота. — Итак, давайте лучше поговорим о том, что будем делать сейчас? — спрашивает Бегемот, кивая на сумочку с Картами Таро. — Отправимся к Морене, а там как пойдет, — говорит Сеня, задумчиво смотря в отражение самовара, — Но, думаю, сперва стоит зайти к Кощею. — Туда ещё зачем? — запихивая в рот малосольные огурец, говорит Бегемот. — Потому что Кощей — муж Морены и думаю, там мы найдем не все, но некоторые ответы, — заканчивает за Сеню Фагот, целуя девушку в волосы.