Освободители. 𝕿𝖍𝖊 𝕾𝖆𝖛𝖎𝖔𝖗𝖘

«От государства не ждали справедливости, за справедливостью шли к мафии. И мафия рождала собственных робин гудов».

Цитата из книги Марио Пьюзо «Крестный отец»

****

★ГЛАВА 63★

      Пока Александр и Яков оставались нас ждать вверху, мы спустились в бункер. Жуткий красный коридор вёл нас с Сергеем и Владом вперёд. По привычке я держал автомат впереди себя, нервно сжимая оружие в руках. Я шёл позади Сергея, наравне с Завьяловым, замыкая наше разведывательное шествие по подземелью. Ход бункера был настолько длинный в даль, что казалось, он просто нескончаем. Украдкой наши берцы беззвучно ступали по полу, который был выложенный камнем. В дикой смеси из приливов страха, адреналина и любопытства, я толком не мог сосчитать, сколько мы уже прошли. Я оглянулся назад, но подъёма из каменных ступеней наверх уже не было видно, а это значит, мы уже отошли на приличное расстояние от входа, в который и проникли. С интересом я глазел на коридор, осматриваясь. Если представить, что если бы я не знал, как сюда попал, я бы мог предположить, что нахожусь в тайном убежище, в секретном лабиринте, в элитном бункере специального назначения, но никак не в сыром подземелье, которое находилось под пригородном лесом. Пол коридора был ровно выложен крупным камнем, и не смотря на это, ступать по нему было легко, и не спотыкаясь. Стены, изысканно покрытые бархатистой тёмно-красной краской, обрамляли полукруглый мрачный коридор, через каждую пару метров имея выступы, за которыми вполне мог спрятаться некрупный человек. В воспалённой тревогой голове я представлял, как кто-то вдруг неожиданно выскочит и нападёт на нас, и с большей вероятностью я бы растерялся. Мысли были самокритичные и безнадёжные: «Я не нанимался в спецназ, я пограничник в прошлом, а сейчас всего лишь мент простой...»       ...Который сызнова оказался посреди вечного сюра, забыв что-то в странном красном бункере, называемым сверхсекретным объектом. Но оказались мы тут не забавы ради. Сегодняшняя разведка нам нужна была, чтобы узнать все отходы для отступления того места, где возможно готовилось в следующую лунную субботу страшное преступление – кровавое убийство нескольких детей. — Не отставайте, — тихо прозвучал голос Сергея, — Лучше назад тоже поглядывайте, а не по сторонам. — Куда мы идём? Здесь нет не единой двери, — шёпотом спросил Влад, которому тоже стало тут не по себе. — Может, они замаскированы? — предположил я. — Всё может быть, — согласился Федорчук, также идя впереди нас. — Но если мы ищем дверь ритуального зала, она была вполне реальной. Но ее здесь нет, — сказал я, вспоминая высокую полукруглую дверь, которую видел в тайном зале, — А по нашим подсчётам, она должна быть где-то рядом. — Спокойно. Мы не так много прошли, и я уверен, этот чёртов зал где-то здесь, — тихо отвечал Сергея, и непроизвольно выругался, еле сдерживая мат, — Нам всего лишь надо убедиться в этом, и также по тихому смыться из этого гребаного лабиринта, чтоб его...       Мы шли по красному коридору дальше, дойдя до поворота направо. Повернуть мы решились, шмыгнув по очереди за угол. Пока все было также тихо, и в лабиринте было ни души. Но Сергея что-то гложило, ещё до спуска сюда – дурное предчувствие, да и меня тоже. Но еще больше пугали не тёмные коридоры подземелья, а то, что интуиция шефа никогда не подводила. Я чего-то ожидал плохого, но страх улетучился; я готов принять любой удар. Шагая по полукруглому тоннелю, все были настороже – вооружённые и будто бы совсем бесстрашные. Тоннель вёл дальше, снова теряя свой конец; по всей видимости, коридоры здесь были длинные и гигантские. — Вот, вот она! Та дверь. Посмотри, это она? — Влад потряс меня за плечо, поглядывая в сторону. Там, в небольшом углублении тоннеля, в закоулке красного коридора, была высокая, почти до потолка, полукруглая дверь. Вход был по стилистике старинный, и я понял — это было то самое место. Дверь точно принадлежит тайному каменному залу, если других таких дверей тут нет. Что-то подсказывало, что мы на верном пути: это тот самый ритуальный зал, в который мы с Владом однажды уже проникли, только другим ходом – через вентиляцию.       Мы втроем прошли в закоулок, в небольшой проход к этой двери, спрятавшись в нём от длинных пространств тоннелей, наводящих тревогу, и в которых я чувствовал себя явно в опасности. Во мраке я рассмотрел закуток: стены здесь были уже каменные, а по бокам от двери были установлены два кованных узорных крепления, в которых было вставлено что-то, похожее на незажжённые факелы. И если бы они горели, в этой части подземелья я бы почувствовал себя в загадочных средневековых катакомбах... — Это здесь? — спросил Сергей, и осматривая дверь, включил фонарь, ведь в закутке было темно, и свет с редко висящих лампочек в тоннелях сюда попадал лишь едва-едва. — Да. Но она наверняка заперта, — ответил я, и направившись к длинной полукруглой двери, ступил на каменный порожек, и дёрнул её за круглую кованую металлическую ручку, доказав, что и требовалось: — Закрыто... — Я хочу увидеть этот зал, — настаивал Сергей, найдя под ручкой отверстие замка, — Я должен увидеть это! — Тш-ш, возьми, — я достал связку отмычек из кармана, и передал её Сергею, зная, что с ним лучше не спорить, и понимая, что нам нужно открыть эту дверь, чтобы убедиться, что зал действительно здесь.       Замок был хитрый, что и неудивительно, и шефу пришлось провозится несколько минут. Всё это время мы с Владом тревожно ждали, выглядывая из каменного закоулка в красный тоннель, боясь, что кто-нибудь нас застукает. Всё время мы были в чёрных масках с прорезями: балаклава стала привычным атрибутом, врастающим в наши лица во время каждого походе на дело. В руках у Завьялова был включенный после спуска в подземелье прибор с антеннами — глушитель электро-волн, подавляющий работу любых сигнализаций и камер наблюдений. Мы были уверены, что этот бункер снабжен камерами слежения, не смотря на такую систему безопасности на входе. Заглушив всевозможные камеры, мы оттянули тот факт, что засветимся, но все прекрасно понимали, что если их люди увидят, что система безопасности дала сбой, то отправятся разбираться, и нам конец... Это может произойти скоро. Я думал об этом, и паника нарастала где-то глубоко внутри и подкатывала комом к горлу, хоть я внешне был как скала.       Сергей наконец открыл громадную тяжелую дверь, и мы заглянули внутрь огромного тёмного помещения, направив в бесконечную тьму свет от фонарей. Это был он... Тот самый полностью каменный ритуальный зал, по истине опасное и зловещее место, где мне уже довелось побывать с лучшим другом один раз. Мы прошли далее, стараясь не стучать подошвами, ведь эхо в этом каменном коконе было такое сильное, что казалось, оно исходит даже от нашего напряжённого дыхания. — Серёга, это этот зал. Мы были именно здесь, — подтвердил я, а в мыслях было желание никогда больше здесь не появляться. В голове прокручивалась та ночь, когда нам с Владом угораздило попасть сюда, как мы ползли по вентиляции в неизвестность, как нашли здесь странную книгу, следы крови, и убедились, что в этом месте тоже убивают...       Федорчук рассматривал помещение, полностью выложенное из камня: все эти высокие каменные балконы с колоннами по всему периметру зала, высокий потолок. И мы уже приближались к центру зала, где был жертвенный камень: треугольный, на углах которого стояли большие чёрные незажженные свечи. Я помнил этот жертвенник, и подходить к нему снова было мерзко. Я помнил каждый символ, выточенный на камне, помнил каждое слово, написанное на нём: Novus Ordo Seclorum, что переводится с латыни как «новый порядок веков».       Сергей молча подошёл с фонарём к жертвенному камню, рассматривая высеченный на нём знак всевидящего ока. Всё было всем понятно и без слов, что здесь убивают. На этом камне свершаются жертвоприношения, и судя по всему, прилюдно: когда члены тайного общества собираются на каменных балконах выше, празднуя дни кровопролития. Об этом было сказано в найденной здесь книге, которую мы все по очереди переводим с древнего языка.       Изучив жертвенник, Сергей уже про себя перевёл надпись ниже, и произнёс вывод: — Порядок, установленный этими больными кровожадными дегенератами... Для них это порядок.       Он оглядел всё помещение, говорил спокойно, но с ненавистью в глазах: — Все эти смерти, кровь и эта оккультная белиберда, для нас – боль и хаос... А для них это идеальный порядок! — Мы пришли сюда чтобы ещё раз убедиться в изуверстве этих больных ублюдков? — спросил Влад, понимая, что нам тут лучше не задерживаться.       Однако он также с интересом изучал зал, оказавшись тут во второй раз, в то время как меня от этого антуража уже тошнило. Влад сел на корточки, с фонарём разглядывая грань треугольного жертвенного камня; ту, что была повёрнута к ступенчатому возвышению в начале зала, где стоял каменный пологий стол, больше напоминающий маленькую трибуну. Я пояснил Сергею, что именно там мы нашли ту самую книгу на санскрите: оккультную библию, полную ереси и жестоких описаний. Здесь же была ритуальная посуда, именуемая священной чашей, из которой я лично взял той ночью образец крови.       Влад тем временем нашёл новую надпись на грани каменного жертвенника. — Annuit Cœptis, — прочитал он сбоку на камне, и встал с корточек, — Макс, ты же немного знаешь латынь. Переведи. — Он ободрил наши начинания, — вспомнив язык, ответил я, пока не вдумываясь в значение данной фразы. Кажется, это было связано что-то с масонами. — Кто «он»? Бог что ли? — скептически хмыкнул Завьялов, готовый рассмеялся с такого заявления, — Сомневаюсь, что он одобрил весь этот ужас, что здесь происходит. — Судя по их античеловеческой идеологии, их бог – сам дьявол, — коротко ответил я, имея слабое желание разбирать эти сумасшедшие идеи.       Влад кивнул, соглашаясь с моей мыслью: — Какие же они всё-таки ублюдки... — Сейчас некогда в этой философии разбираться. Мы итак всё давно поняли, а сейчас я могу сказать только одно: сейчас линять отсюда надо, — решительно сказал Сергей, и напоследок оглядев каменный зал ещё раз, стремительно направился к приоткрытой взломанной двери, — Всё, что хотел, я увидел. Уходим.       Мы покинули это жуткое помещение, подперев тяжёлую высокую дверь, и вышли обратно в не менее жуткий красный коридор. Мы шли назад, но идя к повороту коридора налево, услышали звуки присутствия здесь кого-то: приближающиеся шаги и мужские неразборчивые голоса. Я осторожно выглянул за угол, лишь через страх мельком разглядев во мраке красного коридора несколько фигур в чёрный одеждах. — Кто там? — тихо спросил Сергей спокойно, держа руки на висящем на груди автомате. Он был готов к любому вызову, к любой атаке, в отличие от нас с Владом. — Какие-то люди, — ответил я, понимая, что это ситуация – палево, — Они идут сюда! — Чёрт! Что делать? — тоже запаниковал Влад, когда чужие голоса и шаги по каменному полу приближались всё ближе. — Бежим! — решился Сергей, — Вы вперёд!       Втроём мы рванули вперёд, но я бежал за Владом, наравне с Сергеем. Мягкие подошвы наших берцев не создавали шума и эха, и я бежал, слушая лишь своё сердцебиение и дыхание, стараясь не сбиваться. Мимо проскочил тёмный закуток, где был вход в каменный зал. Мы понимали, что через него нам не выбраться на волю, даже через вентиляцию, ведь люк шахты находится глубоко, хоть и выводит прямо в лес, но именно там вверху у нас нет подмоги, а в суматохе нам некогда было сообщить об этом Бондарю и Ковальскому, что ждали у входа бункера. Мы просто бежали дальше, по этому чёртовому коридору, который был просто нескончаем. Как можно скорее и долго мы бежали в неизвестность, не зная даже, где тут ещё можно отсюда выбраться. В голове крутилась только две мысли: что-то между благим матом и «Господи, помоги».       Втроём тайно спустится в подземелье, и почти никому не сообщить об этом, я считал большой ошибкой, и на бегу принялся обвинять шефа: — Они поймают нас! А никто из наших кроме Яши и Поляка даже не знают, где мы! — Заткнись! — огрызнулся Сергей, толкая меня вперёд, прикрывая, — Павел знает. — У тебя есть с ними связь? — со сбивчивым дыханием на бегу спросил Влад, держа автомат также впереди себя.       Мы бежали уже приличное расстояние, но коридор всё не собирался заканчиваться. Позади, в нескольких десятках метрах снова послышались чьи-то невнятные голоса, и из криков я смог разобрать следующее: — Эй, ловите их! Сюда! Ловите их!       Мы дали дёру, насколько только сил хватало. За нами уже была погоня. — Нам капут! Шеф, нам пиздец! Свяжись с нашими! — уже почти кричал возмущённый Завьялов, требуя подмогу и связи с остальными. — Некогда! — огрызнулся Федорчук, но всё же на бегу потянулся в карман куртки, как вдруг сзади хлопнул выстрел: по нам уже начали стрелять, не успели мы и спрятаться за выступами стен. — Блядь! — Сергей дёрнулся вперёд, будто его что-то толкнуло сзади, но он тут же сдержал равновесие, и метнулся в один простенок вместе с Владом. — Ты в порядке? — шмыгнув в выступ коридора напротив, заволновался я, еле как стараясь выровнять дыхание. — Да! Я в бронике! — убедил нас Сергей, перекрикивая ещё один выстрел в нашу сторону; пуля отбилась о выступ стены рядом, почти не повредив её. — К бою! — скомандовал Сергей, доставая дымовую шашку и спички.       Почти не сомневаясь, мы с Владом синхронно перезарядили наши автоматы. Прижав приклад к плечу, я дал знак, что начну отстреливаться первым, и осторожно выглянул из-за стены. По коридору за нами стремительно бежали несколько человек, и у них было оружие. Быстро нацелившись, я лупил по бегущим очередью. Я увидел, как один из нескольких человек запнулся, а второй и вовсе упал, после чего я вжался в стену, нырнув обратно за выступ.       Сергей тем временем разжёг дымовую гранату, и кинул её в коридор, после того как Влад успел произвести после меня короткую автоматную очередь. Бункер задымился почти моментально, и как только коридор заняла непроглядная дымовая завеса, мы тут же ринулись бежать дальше. Бежали, как ошпаренные, даже и не зная, куда... Снова прозвучал пистолетный выстрел, но пуля просвистела где-то рядом, минуя нас. Преследование продолжалось, и не факт, что в следующий раз нас бы пронесло. Перестрелка шла, и мы периодически тормозили, прятавшись за выступами красного коридора. Мы понимали, что так мы далеко не убежим, но так можно было хоть как-то избежать риска, когда снова по нам начинали стрелять. В ответ мы отстреливалась, ничего не видя через дымовую завесу.       Не желая больше терять времени, мы бежали снова — быстро и легко, будто открылось второе дыхание. Пока выстрелы стихли. В глазах со скоростью мелькали выступы и стены красного полукруглого коридора, в носу стоял запах пороха, а в голове мысль: «только бы пронесло...»       Спустя пару мгновений перестрелка продолжилась опять, но мы не останавливались. Красный коридор почти наконец кончился: вдали не было больше просвета, лишь тёмное пятно, будто тупик. Выстрел прозвучал раз, второй... А на третий я на бегу почувствовал толчок в руку, будто сильный точечный удар или мощный тычок. Сергей и Влад немного затормозили, взглянув на моё предплечье, а затем на меня – встревоженно, почти что с ужасом. — Ты ранен?.. — крикнул Влад, но это больше звучало как утверждение, нежели как вопрос. — Не знаю, — ответил я, с осознанием, что и я наконец под пули попал...       Я на бегу взглянул на руку, почувствовав в ней бешеную пульсацию, и увидел, что я в крови – она из-под рукава ветровки ручьём текла из горячей раны. Затем, сжав зубы от боли, я наконец ощутил то, что с адреналином не сразу почувствовал: ощущение, что в меня врезался раскалённый кусок стали, пронизываясь через плоть. Сравнить это можно было только с одним: будто в тебя вонзили нож, горячий и острый.       Я терпел, не останавливаясь. Мы бежали, не заметив, что предполагаемый тупик тоннеля сменился на крутой поворот вправо, и мы почти оторвались от погони. Мне так казалось, либо, меня уже от ранения совсем расквасило, что я слышал одиночные выстрелы как-то отдалённо... — Зажми рану! И приготовься, скоро будет очень больно... — говорил мне Сергей, подталкивая меня вперёд себя, и ускоряя, — Зажми, и не отставай! Бежать! Нам надо только бежать.       Тут же Федорчук достал рацию, чтобы узнать ситуацию с наружи. На бегу он говорил в рацию чётко, почти не сбивчиво: — Эй, вы наверху, приём! Поляк, Бонд, приём! Как обстановка, докладывайте. — Всё тихо, как в бронепоезде! В лесу никого. Только мы, идиоты, можем в грозу по тайге ползать! Вы то где? Мы уже Павла подняли! Вас полчаса нет, и вы не отвечали! — паникуя, отвечал Ковальский, — И за вами пойти мы тоже не можем, что за дела, шеф? — И нечего вам тут делать! Берите мою машину и дуйте обратно в город, — на бегу отвечал Сергей. — Как в город? Мы должны дождаться вас! — в рацию возмутился Бондарь, — Где вы вообще, ё-мое? — Мы... У нас всё хорошо! Я надеюсь, мы скоро выберемся. Я сказал, в город! — жёстко цедил Федорчук, — Быстро! — Но... — Это приказ, мать твою! Мы скоро с вами свяжемся. Всё, конец связи! — договорил он быстро, спрятав рацию.       Зажав рану через куртку второй рукой, через боль я огляделся, осознав, что красный тоннель давно закончился, и мы были в каком-то каменном тёмном коридоре с весьма низким потолком. И двигаясь по нему дальше, мы упёрлись в теперь уже настоящий тупик. Освещения тут не было, и Влад включил фонарь, свет которого так непривычно и больно резал мне глаза. — Что стали? — рявкнул Сергей, но ноги его несли по тёмному закутку по инерции далее. — Так всё, прибежали уже... — остановившись впереди нас, сказал Завьялов, — Серёга, дверь! Мужики, тут дверь! — Шифр... Отпечаток... У меня, в левом кармане... — еле как удерживаясь от стонов боли, пробормотал я. Боль в руке заныла так, что ничего кроме нее я не чувствовал, даже не обращая внимания на то, что еле на ногах стою, готовый упасть. — Понял, понял, Макс! — быстро ответил Сергей, вытаскивая из моего кармана ветровки слепок отпечатка в маленьком пакетике, с помощью которого мы открывали тайные входы. — Береги силы. Не разговаривай, держись! — зажав меня у каменной холодной стены, уговаривал Влад, и пытаясь как-то поддержать, обнимал меня за плечи, посматривая вниз, на моё свежее ранение. Я изо всех сил прижимал ладонь к ране, стараясь не капнуть кровью на пол, дабы не оставить здесь следов. — Влад, наложи ему жгут, быстро! Иначе, он так потеряет слишком много крови, — приказал шеф, принявшись разблокировать дверь. — Покажи руку! — попросил друг, вытягивая из джинс ремень, дабы наложить жгут. — Где они? За нами бегут? — спросил я. — Нет, успокойся! Похоже, оторвались! — ответил Завьялов, затягивая на мне ремень чуть выше локтя, — Но нам всё равно надо линять отсюда побыстрее ! Ты как, идти можешь?       Я кивнул, уже сам сомневаясь в ответе. Моя кожаная перчатка была вся в крови, меня бросало в холодный пот, который впитывался со лба в чёрную балаклаву. В ушах был шум, и будто слышался какой-то грохот...       В это время Сергей открыл электронную дверь, и изнутри она также загорелась в темноте зелёным индикатором, и яркой надписью со сканера «OPEN». — Идём, скорее! — открыв несколько металлических ручек и заслонок, Федорчук открыл дверь, и потоком холодного ветра на нас шумный хлынул наплыв сырого дождливого воздуха со звуком грома. — Чёрт, ещё и этого не хватало, — выругался Федорчук, поняв, что за время, что мы были в подземелье, на улице началась гроза. — Уходим. Надо отойти подальше! Макс, держись, и я что-нибудь придумаю, — пообещал Сергей, обняв меня.       Мы выбрались из бункера, захлопнув тяжеленную дверь, и осознали, что находимся в низине, в яме, заваленной сухими ветками. Разгребая их перед собой, и поднявшись вверх, Влад не гасил фонарь. Мы оказались в лесу, вот только я не понимал, где именно. Не было времени на раздумья, и надо было просто терпеливо идти дальше, что мы и делали, чуть ли не бегом. Ловя крупные капли дождя, больно бьющие по лицу, я инстинктивно оглянулся, с опаской и осторожностью. Ещё один вход в бункер, из которого мы только что выбрались, был замаскирован: находился в яме, заваленной ветками и сухой листвой, и его было практически не видно. Такого входа я не припоминал... — Я что-то ничего не узнаю... — через боль, почти в полубреду подметил я, перекрикивая звуки грома, — Где мы? — В лесу! Что тут не узнавать? Лес он и в Африке лес! — нервно ответил Влад, и снял с себя кожанку, прикрывая нас троих сверху от дождя. — Не скажи! Это другие места... Но я уверен, мы где-то рядом с городом, — ответил Сергей, направившись дальше по чаще, — Идём быстрее! Еле отвязались, не хватало ещё заработать приключений на задницу...       Судя по всему, мы прошли немало, и дождливая ночь была темна. Мои силы кончались, рука от боли ныла всё сильнее, будто из неё горячими щипцами вытягивают жилы, медленно и мучительно. Меня трясло от холода, мы были почти промокшие до нитки. Отодвигая мокрые тёмные пряди волос, достающие до глаз, Сергей огляделся, осознав, что мы заблудились. Поздно вечером, в полной темноте, в сильную грозу, в густом лесу и моим ранением, кровь из которого уже смылась дождевой водой. Ситуация, лучше не придумаешь! Хорошо, что у нас фонарь ещё от воды не сел, так как Влад спрятал его под бронежилет. — Чёрт! Ну и где мы? — если и шеф уже запаниковал, у нас всё пошло не по плану.       Я нервничал, параллельно не в силах терпеть адскую боль. Почувствовав, что у мой организм с этим терпением уже не справляется, я начал потихоньку отключаться, теряя силы, но не веру, что сможем дойти. Влад поддерживал меня, умоляя держаться, но я был не в состоянии идти дальше. — Максу совсем хреново! Свяжись с нашими! — держа меня, крикнул Влад сквозь шум дождя. — Всё хорошо, я могу идти, — контролируя себя, уверил я, но друзья паниковали, общаясь уже на повышенных тонах. — Я сейчас как раз этим и занимаюсь! — ответил Сергей, пытаясь связаться с остальными, но рация лишь неисправно шипела, а потом связь и вовсе пропала. — Ну! — нервничал Влад. — Промокла! — огрызнулся Сергей, — сунув сломанную рацию обратно в куртку, — Лучше снимем пока с него броник, здесь мы вряд ли ещё на кого-нибудь нарвёмся...       Они прислонили меня к дереву, снимая тяжёлый бронежилет, что облегчило мне состояние. Я не знал, где мы, что будет дальше, и желал оказаться где только угодно, лишь бы боль прошла... — Чёрт, что делать-то... — в первый раз в жизни Сергей был растерян, — Макс, ты как? — Не знаю... Рука странно онемела и ниже локтя почти ничего не чувствую, — начистоту отвечал я, облокотившись о толстый ствол мокрой сосны. — Жгут нельзя долго держать. Макс, прости. Прости меня, — винил себя Сергей, и в растерянности и замешательстве провёл по лицу ладонью, умываясь дождевой водой. — Ничего, Серёга. Это должно было рано или поздно случится...       Мы были в отчаянии, но надо делать что-то. Я лично готов был предложить идти дальше, но в дали мелькнул свет, и это вовсе была не молния; будто бы кто-то тоже бродил в ливень по лесу с фонарём. Неужели не одни мы такие идиоты? — Не нарвёмся, говоришь? Там кто-то есть! — всполошился Влад, быстро погасив свой фонарь. — Твою мать! — шёпотом выругался Сергей, и достав автомат из-за спины, насторожился. Спрятавшись за деревом в кустах, мы притаились, прислушиваясь к каждому звуку. Через шум дождя я даже слышал своё тяжёлое дыхание, чувствуя, как пульсирует рана. Услышав свист уже совсем рядом, я тоже отобрал у Влада свой автомат, хоть и едва мог его в руках держать.       В лесу был кто-то ещё...

★ГЛАВА 64★

      В ожидании новой атаки, мы в полной темноте стояли в мокрых кустах, такие же насквозь промокшие. Я непроизвольно сжимался от холода и сырости, опираясь на Влада. Находясь от ранения в прострации, я уже даже не обращал внимание на холодные струи воды, льющиеся с неба. Сергей, как всегда, был впереди, прикрывая нас, и дожидаясь потенциального противника с взведенным оружием.       Свист сменился на голос: — Ко мне! Ко мне, я сказал!       Шаги, громко хлюпающие по лужам, приближались всё ближе, вместе с лучом света. Я увидел сбоку бегущий из-за кустов пушистый комок – большого зверя, со страха приняв его в темноте сначала за волка. Это была собака, как мы смогли разглядеть в приближающемся свете чужого фонаря: слегка намокшая густая шерсть, большие глаза, жутко светящиеся в темноте, и пушистый белый хвост колечком. Пока мы в полной готовности ждали идущего в нашу сторону незнакомца, Сергей от неожиданности направил автомат на собаку, но стрелять в неё не стал, в то время как животное стало крутиться рядом с нами, и жалобно скулить, завывая по-волчьи. — Зорге! Паршивец, ко мне! — незнакомый мужской хриплый голос продолжал звать собаку, и человек уже вот-вот подходил к нам.       Мы вжались в мокрые кусты, желая остаться незамеченными, и обойтись сегодня больше без крови; что-то подсказывало, что тот незнакомец не наш противник. Но не тут-то было: псина, что крутилась вокруг нас, подзывала хозяина, и свет от его фонаря уже заскользил по нашим мокрым лицам, что больно бил по глазам. — Эй, кто здесь? — удивился незнакомец, ослепив нас, но его самого мы за потоком света, сквозь который мелькали капли дождя, не видели. — Стоять! Не двигаться! — выкрикнул Сергей, сделав с автоматом шаг вперёд.       Влад резко включил фонарь, направив его луч на незнакомца: перед нами стоял мужчина в брезентовом плаще-дождевике, из под капюшона которого торчала лишь седая недлинная борода. С выкриком шефа человек замер, держа в одной руке свой фонарь, а в другой – ремень от большого ружья, которое он не успел достать из-за спины. Его собака по кличке Зорге была с ним, и я думал, она кинется на нас, но после команды «рядом» пёс успокоился, и перестав скулить, внимательно наблюдал за нами. — Ты кто? Говори, быстро! — спросил Сергей, не опуская ствол. — Я егерь, — почти не взятый врасплох, спокойно ответил мужчина, — Что надо вам тут? — Что за бред... Никогда в нашем лесу не было егеря. Или, мы уже не в нашем? — шёпотом сказал мне Влад, стоя позади Сергея, и придерживая меня раненого между собой и деревом. — Точно... — вздохнул я, ослабев от боли, — Мне казалось, мы тогда пробежали не один километр.       Пока мы с Владом шептались, лесник, как ни странно, не был устрашен нашим появлением, будто бы никто и не держал его на мушке. Он медленно поднял руку и снял капюшон плаща с головы, показав нам своё лицо.       «Что-то он не похож на них», — мелькнула в голове мысль, и Сергей приспустил ствол вниз, с подозрением изучая незнакомца. Это был рослый мужчина лет шестидесяти, говорил он с выраженным украинским акцентом, который явно проскакивал в словах. С ружьём наперевес, одетый в резиновые сапоги и дождевик цвета хаки, он был седой, немного смуглый, на вид простой, но потрёпанный жизнью. Лесник рассматривал нас одним глазом, сощурившись от света нашего фонаря. Второго глаза у него не было, а вместо него только окклюдер – чёрная повязка, как у пирата.       Рассмотрев незнакомца, Федорчук медленно опустил автомат. Видимо, тоже доверился. — Не стреляешь? — удивился одноглазый лесник, вскинув чёрную бровь, и глядя на нас, уверенно покачал головой: — Вы не они... Знайте, я тоже.       Мы все тут же поняли, о чём речь. Влад всполошился, шепнув мне удивлённо и настороженно: — Он всё тоже что ли знает? — Пока не спрашиваю, о ком это ты, — отбросив пока вопрос доверия, отмахнулся Сергей, понимая, что нам надо как-то выбираться, — Егерь, говоришь? Ладно... Давай так: ты ничего не видел! Только скажи, где мы, сколько ещё до города и как отсюда выбраться? — До города ещё километра четыре чесать через соседнюю рощу, а за нами дальше ничего, тайга на десяток километров, — ответил новый знакомый, махнув рукой в сторону. — Через соседнюю? — переспросил Влад, желая установить наше точное местоположение. — Ну да. За окружной, — ответил он.       Даже у меня, раненого, пазл в мутной голове сложился: мы сейчас находились за чертой последней городской дороги, где было ещё одно лесное хозяйство. Значит, по подземным коридорам мы ушли уже далеко, почти на три километра. Я волновался: с Яковом и Александром мы разделились, и пропали. Связь не работала, я ранен, а они наверняка уже сходят с ума. От этих мыслей я пошатнулся снова, готовый упасть в лужи под ногами. Я еле как держался, и честно говоря, на себя было уже всё равно, итак продрог уже, и промок до нитки, хоть и гроза уже стихала. — Только сейчас вам по темноте такой, да в такую погоду идти – только приключений на сраку искать. До города четыре километра чапать, — продолжил лесник, — И не безопасно здесь...       После последней фразы мы перекинулись подозрительными взглядами, прекрасно понимая всю опасность здешних мест. Дождь тем временем прекратился. У меня же уже было чувство, что раненая рука сейчас отсохнет, поэтому я с сдержанным вздохом боли отпустил рану, и ослабил жгут. — Шеф, капут, — негромко с сожалением сообщил Сергею о моём состоянии Влад. — Ох, мать моя женщина... У вас шо, раненый? — пятна крови на белой вставке рукава моей ветровки заметил лесничий, и запричитал, уже предлагая помощь: — Как вы пойдёте-то? А ну пошли ко мне, живо. У меня тут домик недалеко.       Мы засомневались: не доверяли еще. Но со мной что-то делать надо было. Сергей осмотрел руку, задрав мой рукав: выходного отверстия в руке не было, а значит пуля застряла внутри. — Вынать её треба, иначе и в правду капут, — взглянув на моё ранение, подтвердил одноглазый, — Пойдём, говорю.       Мы были в сомнениях к нашему новому знакомому. Пёс лесника Зорге смотрел на меня в темноте стеклянными глазами, и жалобно скулил. — Что бачите? Я говорю, свой я! Не веришь, чи шо? Сам сейчас посуди, зачем мне вам брехать? У вас три ствола, у меня ружьё одно, и то, с одним патроном, — с выраженным акцентом говорил он, уловив на себе наше недоверие, и махнул на нас рукой, — Ну, як хотите... — Ладно, мужик. Мы идём, — решился Сергей, на что и мы с Владом согласились.       Мы двинулись за лесником по лужам в самую чащу. Я шёл еле-еле, и меня поддерживали двое. За нами бежала и пушистая псина лесника, чьему простодушию мы доверились. От этого человека не чувствовалось ничего плохого. По пути мы разговорились. — Я вам так скажу, хлопцы: тикайте, не то пропадёте. Гиблое тут место. Уж поверьте, я знаю о чём говорю. Лес этот на крови стоит, давно я с этой гнидой воевать пытаюсь, да только в одиночку у меня не шибко хорошо получается... — на ходу говорил нам лесник, и рассказывая, переживал больше за нас: — Вы тикайте к бениной матери, пока целы... — Не можем, уважаемый, ты ж ведь сам всё понимаешь, — ответил Федорчук, и развел руками. — Как угодили-то сюда, хлопцы? — поинтересовался он. — Долг, — коротко ответил Влад. — Святое дело, мужики, делаете... — в ответ одновременно и с гордостью, и с сожалением, вздохнул новый знакомый, — Только опасно здесь. Пропадёте, ни за что, ни про что... — Всё, что можно, с нами уже случилось, — бесстрашно хмыкнул Сергей. — Не зарекайтесь... Видишь, одноглазый я? Одна сволота не жизни лишила, так глаза. Но история та давняя, расскажу потом, — к слову припомнил егерь, о чём мы ещё хотели расспросить позже. — Говоришь, давно здесь... Воюешь?... — подбирая слова, поинтересовался Сергей, пока мы шли между деревьев через мглу, пробираясь через чащу по свежим лужам. — Не первый год уже. Много чего насмотрелся, могу и поведать, — немногословно ответил тот, и в миг посерьёзнел ещё больше. — Любая информация нам будет позарез нужна, — сказал Сергей, налаживая разговор, — Кстати, как зовут тебя? — Богдан Платонович. Для вас просто, Богдан, — ответил лесничий, и притормозив, протянул нам руку. — Серёга. И это мои люди. Так что же ты, Богдан, по лесу ходишь с одним патроном? Сам пропасть не боишься? — после рукопожатия спросил Сергей. — Не боюсь уже, хлопцы. Поживи здесь с моё, уже ничего не побоишься. Я тут многое повидал, расскажу потом, — ответил Богдан, и рассказал о своём сегодняшнем появлении в лесу: — У меня дурень, Зорге, сбежал. Что его понесло сюда? Видать, беду почуял вашу. Он у меня пёс непростой. Своих не трогает, а на всякую погонь за версту скалится. Вас не тронул. Я понял сразу, что вы не они... — Его зовут Зорге? В честь разведчика? — к слову поинтересовался Влад, кивая на собаку. Пёс навострил большие волчьи уши, понимая, что о нём говорят. — Да. Эта животинка никогда не ошибается, — ответил Богдан, когда мы вышли на какую-то лесную дорогу, которая блестела глянцевой грязью в свете наших фонарей. — А вы... Давно этим занимаетесь? — осторожно решил узнать лесник, — Тут в лесу по соседству стрелять кто-то начал, давненько уже. И тут я всё понял, что ж это творится: нашлись люди добрые... — Правильно ты всё понял, Богдан, — хитро ответил Сергей, признаваясь, что те люди добрые, вышедшие на тропу войны, и есть мы. — Эх, хлопцы... — с жалостью к нам вздохнул Богдан, — Вы смертники! Вы это хоть разумиете?       Мы промолчали, всё прекрасно понимая. Но мы все для себя решили, и не любили, когда нас жалели, или отговаривали от нашего пути. — Молодые же ещё. Это мне терять уже нечего, а вы... — перечитал лесник, и обернулся на меня, — Страшно, что угодили сюда... Молодые, гарные. Сколько тебе, парниша, двадцать поди уже есть? — Двадцать шесть, — слабо ответил я, из последних сил следуя по лесу дальше. — И нам всем есть что терять, Богдан, — вставил Сергей. — Вам, хлопцы, за двадцать, а в глазах уже ненависть и злоба, — констатировал факт егерь, смотря на нас с Владом. — Ха, это в полночь мы превращаемся в упырей, а волчий оскал уходит с наших лиц только с приходом рассвета, — ответил Влад, не растратив своего сарказма, — А так, мы самые обычные люди. Просто выбрали, что нам дороже. — У нас за спиной наша Родина. Каждый из нас дал самому себе клятву до гроба. Мы присягали на верность ей, и мы не позволим на ней творить такое! Даже, если остальные Родину продали... То мы не собираемся! Даже если она сдалась, то мы не сдадимся: это наше слово! — разошёлся я. Со злобой даже и силы как-то прибавились, чтобы идти дальше. — Моя Родина хоть и не здесь, а не поспоришь... Ну ты даёшь, парень. И добавить-то нечего! — ответил мне Богдан, — Вы молодцы, мужики. — Долго ещё идти? — спросил Влад, переживая за меня. — Придём уже скоро. Ничего, залатаем тебя, и будешь как новенький, — успокоил меня Богдан, и показал рукой вдаль, — Вон, пришли уже почти...       Мы свернули с дороги на тропинку, усеянную влажными мягкими сосновыми иголками. В свете фонаря перед нами недалеко мы увидели небольшой деревянный сруб – низкий деревянный домик, в самой глубине чащи. — Держись, парень. Терпеть недолго осталось. Пришли уже, — говорил Богдан, стремительно идя вперёд с фонарём вместе с Зорге. — Спасибо вам, — ответил я на подходе к деревянному домику. — Ты на ты давай. На Руси на «вы» только к врагам обращались... — ответил лесник, отпирая нам дверь дома, — А я свой. Давно я эту нечисть выслеживаю. Несколько лет уже. — И как? Удачно? — спросил Влад, и мы прошли в дом, скинув промокшую обувь у порога. — Не всегда, — ответил Богдан, войдя в своё убежище, Богдан быстро зажёг керосиновую лампу, поставив её на стол.       Лесник приказал нам снять куртки, повесив их на вешалку в углу, куда же он сам небрежно кинул дождевик, оставшись в камуфляжных брюках и футболке. Дом лесника представлял собой внутри одну большую комнату-сторожку, но тёплую и уютную. Я зажимал свою рану промокшей ветровкой, дабы не заляпать здесь ничего кровью. Меня посадили на кресло за стол, оголив рану. Я держал руку на столе. Сергей достал аптечку, которую носил в подсумке бронежилета, и передал мне укол обезболивающего, и я сам вколол себе почти полный шприц, двойную дозу в мышцу руки. Богдан тоже вытащил из серванта дополнительные бинты, и инструменты. — Приготовься. Будем начинать. Обезболивающее подействует быстро, но ждать больше нельзя, — сказал мне Сергей, и смочил руки спиртом.       Честно говоря, я побаивался предстоящей операции. Это моё первое «боевое ранение», как никак. Мы выждали немного времени, пока этот животворящий укол начнёт действовать. Наконец, боль стремительно отошла, а вместо неё пришла эйфория – чертовски приятное чувство. — Ты готов? — наблюдая за моим состоянием, спросил Федорчук, и взял пинцет, приготовленный Богданом, дезинфицируя его пламенем зажигалки. Действие от укола началось, по телу разливалось странное тепло, рука уже не так сильно ныла, но кровь всё ещё текла понемногу, улетучиваясь вместе с тревогами. — Да, — кивнул я, морально подготовившись к тому, что будет ещё больнее. — Как ты думаешь, их можно победить? — спросил Влад у Богдана, положив на пол наши бронежилеты и оружие. Он вовсе не отвлекал нас, а за разговорами мне было даже легче.       Позже Влад подсел ко мне, дабы быть рядом. Сергей мелькнул на них взглядом, дав понять, чтобы те не молчали, а жалеть меня и подавно не надо. Хотя, Влад кажется всё же взял меня под столом за вторую руку, сев рядом. — Не знаю. Не знаю, хлопцы. Я часто думаю, почему все это происходит, зачем, кому так угодно? — наконец ответил Богдан, садясь за стол, — И вас ведь тоже это преследует: что будет дальше, что делать, чёрт побери, и правильной дорогой ли вы идёте, и чем грызущую эту совесть, падлу, заткнуть...       Федорчук тем временем приступил к делу, пытаясь пинцетом ухватится за застрявшую в моей руке пулю, и не смотря на сильный обезболивающий укол, это было болезненно; чувство, будто тебе шурудят плоть – ощущение так себе, и от боли я сжимал запястье Влада, который держал меня за руку. Зорге, пушистый очаровательный серый пес, тем временем крутился рядом, и иногда жалобно скулил, норовя всё подойти ко мне, но лесник прогонял его. — Вас же часто посещают подобные мысли, верно? — переспросил Богдан, желая меня отвлечь от боли разговором. — Откуда ты знаешь? — надрывно спросил я, продолжая разговор с Богданом. — Почему бы мне не знать... Знаю, дорогие вы наши, потому что вы только начали бороться, а я уже отмахал достаточно, и достаточно хапнул крови в этом чёртовом лесу, — с акцентом ответил Богдан, а Сергей всё старался, но достать пулю пока не получалось.       А я стойко терпел, стараясь не смотреть на свою окровавленную руку. Я вымотался. Стены начали плыть, а сознание одурманено промедолом. Чтобы не потерять вдруг сознание, я старался сосредоточиться на рассматривании обстановки дома лесника: на камин в углу, закрытый заслонкой, и на икону, что висела в углу между деревянных стен. Я даже от друга и от собаки отводил взгляд, ведь оба смотрели на меня слишком жалобно. — Бывало со мной всякое. Я не знаю всей правды, в отличие от вас, насколько я вижу, вы не так просты, как я, и знаете более. Но и мне иногда везло, — продолжил Богдан, и закурил едкую самокрутку из махорки, — А иногда, не везло совсем... Особенно, в последнее время. Оно и не мудрено: что я могу теперь один? — Один? С тобой был ещё кто-то? — спросил Влад. — Всё. Кость вроде была не задета, считай, повезло тебе, Макс, — вздохнул Сергей, когда достал из меня окровавленный пинцет вместе с пулей, что со звоном положил на тарелку, заляпав её кровью. Богдан отдал мне свою раскуренную папиросу, и принялся делать мне перевязку. Благодаря работе и нашей деятельности я привык к виду подобных ранений, однако непривычно и странно было видеть подобное у себя самого. И тем не менее, я испытал облегчение, хоть и чувствовал себя из ряда вон плохо. То есть, слишком одурманенно, после наркотического препарата. Я лишь маленьким кусочком здравого ума понимал, что это нехорошо, и затянулся ядрёной папиросой, с непривычки сдержав кашель; всё же, это как раз то, что мне было сейчас нужно. — Вот, хлопчик. Жить будешь! — завязывая плотно бинт на моём предплечье, улыбнулся мне лесник, и подмигнул одним глазом, в сторону дивана, стоящего в углу, — Может, приляжешь? — Спасибо... — я помотал головой, в дыму устало развалившись в кресле с папиросой, — Так, что ты там говорил? — У меня напарник был. Он больше знал, — ответил Богдан, закуривая вторую папиросу. — Почему был? — нахмурившись, спросил Сергей, вытирая салфетками мою кровь со своих рук. — Недавно решил пойти на разведку в соседнюю рощу. Так и пропал Степаныч с концами, поминай как звали... — ответил Богдан, и кивнул на полупустую бутылку водки, стоящую на краю стола, — Вот я и поминаю.       Тут же он дотянулся до бутылки, и разлил всё оставшиеся спиртное по стаканам: — Давайте за тех, кто на небесах... — Думаешь, его нет уже в живых? — догадливо спросил я, отказавшись от водки даже ради согрева: голова и без этого уже плохо соображала, и папиросу после пары затяжек я потушил в пепельнице; торкнула дрянь, и хватит, — Значит, правда понимаешь, что всё очень опасно... — Когда он пропал? — полюбопытствовал Влад, и решился взяться за гранёный стакан, составив компанию опечаленному егерю. — Больше недели назад. Да не говорите вы ничего, — Богдан поник, и устало запрокинул в себя сто грамм водки махом, даже не поморщившись, — Я понимаю всё...       Выпив не чокаясь, в эту ночь егерь поведал нам всё, что знал. Богдан почал новую бутылку водки, подливая себе и нам. Влад его поддерживал, махнув ещё стаканчик, а Сергей выпил всего пятьдесят грамм – знал же, что нас ещё до города как-то вести. Мы сидели у зажженного камина, сохнув после того, как попали под сильный ливень. Даже горячего чая отведали – вежливости Богдана так просто не откажешь; великодушным он человеком оказался. Меня, раненого, конкретно развезло, и едва не сморило, но я держался, слушая все истории, что рассказывал Богдан, который то и дело курил едкую махорку и озадаченно почёсывал седую бороду. Его пёс Зорге, пушистая сибирская лайка, сидел на полу напротив, и навострив уши, вслушивался в каждое слово.       Первая история Богдана звучала так: — В конце девяностых это началось. Я-то давно уже на этом участке батрачу, защищаю лес от незаконной вырубки, и прочего беспредела. У меня тогда было много сменщиков, не вспомню уже даже, как их всех звали. Один за другим они пропадать начали, и с тех пор я один тут, и не хочет никто сюда идти работать. Этот лес уже городскими легендами пропитался, дескать, люди тут пропадают, лес этот на крови он стоит, да и в целом, официальная история у него плохая... — Что за история? — с интересом спросил Влад, допивая свой чай, и для большего согрева полернул стопкой водки. — Здесь раньше была каторга, большевики сюда людей свозили, и НКВД-шники их расстреливали. От красных тут много людей полегло. Но это уже другая история, давно минувших дней, — рассказал Богдан, — Та эпоха прошла, а люди здесь всё также пропадают. — Вот... Ты нам лучше давай лучше расскажи, что тут с конца девяностых происходит? — выспрашивал Сергей интересующее.       Богдан нахмурился одним глазом, и принялся рассказывать далее: — Так вот, был год девяносто девятый. Я помню тот день. Было начало осени, и я как всегда вместе с Зорге, я делал вечерний обход. Темнеть уже начало, и я услышал детские крики. Иду я к лесной дороге значит, к той, что недалеко от того места, где мы сейчас с вами встретились. И вот, выбегает на меня маленькая девочка, напуганная до смерти, с криками спасти и помочь. Она умоляла быстрее убежать, кричала, что её украли, и хотели сотворить что-то страшное. Не успел я её схватить в охапку и бежать, как на меня сзади наваливается буйвол двухметровый, одетый в чёрную форму, с кобурой, значит, вооруженный. Говорит: ружье бросай, или пристрелю дитё. А девочка плачет, напугана, маму зовёт. И я подумал, лучше уж тогда я сдохну. В этот момент я бросаю ствол, а он достаёт свой, чтобы прикончить меня. И тогда на него кидается Зорге, кусает до крови за руки, и валит на землю. Я тут же решил ему допрос с пристрастием устроить, навалился сверху, спрашиваю: что он за маньичелла и зачем девочку украл? Эта тварь мне глаз тогда и выбила. Силища у этой погани было намеренно, что глаз потом к херам собачьим и вытек. С тех пор я, блин, одноглазый. Дальше я пристрелил его, прямо на глазах у ребёнка. Представить только, какой стресс бедное дитё пережило... — Что было дальше? С девочкой всё хорошо? — спросил Федорчук, не на шутку встревоженный от этой истории. — Да. Я отвёл её сюда, в дом, стал расспрашивать. Её звали Катя, и ей тогда было всего двенадцать. Она рассказала мне, что её похитили прямо на улице, когда она шла со школы домой, и рядом никого не было. Их было несколько мужчин, судя по голосам. В глаза их не видела, на неё надели повязку, — продолжил Богдан, — Она мне рассказала страшное: эти люди обсуждали то, что вырежут из неё все органы, и она для них очень ценный материал. Я тогда чуть не перекрестился, думаю, что за кошмар, чёрные трансплантологи у нас завелись, чи шо? И почему здесь, в лесу?       После слов лесника мы втроём были в небольшом ступоре, узнав новые подробности. Получается, детей убивали не только в оккультных целях, но и пускали на органы. Куда, кому и зачем – это уже другой вопрос, до которого мы рано или поздно докопаемся. Впрочем, мы уже не удивлялись ничему. — Я тебе потом расскажу, почему именно здесь, — после паузы, скрывая злость, ответил Федорчук, — Продолжай. — Так вот, я тогда предложил отвезти Катю в милицию, где её передали бы родителям, и разобрались во всём. А со мной будь что будет: я хоть и грохнул этого буйвола, мне было не до себя, я ребёнка хотел обезопасить. Но девочка эта истерику закатила, дескать, нельзя в милицию. Я сначала не понял, но она объяснила, что они сами плохие, ведь успела увидеть, что среди её похитителей точно был милиционер. Я удивился, но она уверяла, что ничего не перепутала. Она была напугана до смерти, и я ей верил. Она рассказала, что её зачем-то привезли сюда, в лес, и она чудом вырвалась, — рассказал Богдан, — Тогда мы немедленно уехали в объезд через пригород, пока остальные бандюги нас не спохватились, ведь их было много, как говорила сама Катя. Вечером я отвёз ее домой, где передал лично в руки родителям. Им мы сказали, что Катя просто заблудилась в городском лесопарке. Ведь зная правду, родители бы подняли шум, и тогда за Катей бы пришли снова, и никто бы её не защитил, раз милиция тоже заодно с этими бандюгами. Она очень важный свидетель. Мы поклялись, что всё, что случилось, останется в тайне от родителей, чтобы их не волновать. Четыре года прошло уже. Надеюсь, с этой девочкой всё сейчас хорошо. С тех пор я понял, что что-то не так с этими местами. — Так... С этого момента поподробнее, — попросил я, желая знать, что ещё разузнал Богдан. — Я стал бдителен, сам начал следить за всем, кто здесь появляется, но я ничего толком так и не узнал. Детей я тут больше не видел, а за теми людьми следить – себе дороже. И вот, под ночь сюда иногда съезжаются странные компании. И в тёмное время суток лес стал кишить этими тварями. Не всегда, это происходит время от времени. И я нутром чую, что явно эти люди нехорошие, ой нехорошие... Тёмные дела тут происходят. Согласитесь, скопление важных на вид людей на дорогих тачках в лесу на окраине города – это странно. — Согласимся, — со скепсисом кивнул Влад. — Вот и последний напарник мой, Степаныч, также считал, и всё интересно ему было. Я ему говорил, не лезь ты, убьют. А он всё чувствовал что-то, что всё серьёзно, разобраться хотел, мол, вдруг они продолжают заниматься какими-то незаконными махинациями, людей воруют, убивают. Всё выяснить хотел, почему эти странности происходят именно тут, в этих лесах. А недели полторы назад он будто догадываться о чем-то начал. Всё собирался в соседнюю бесхозную рощу, ту, что ближе к городу. Уверен был Степаныч, что там пострашнее вещи происходят, и что вся разгадка именно там. Говорил же ему, не ходи. Как человека просил, не ходи же ты. Ай... — разочарованно раскуривая папиросу, продолжил Богдан, понимая, что Степаныча вряд ли уже вернёшь, — Вот я уже думал пойти туда, проверить. Но всё не решаюсь, да и я с пустыми руками считай, а в ружье последний патрон. А у вас... У вас вон какая амуниция. Вы мне только правду скажите: неужели всё так плохо, хлопцы? — Плохо... Очень плохо, Богдан. И хорошо, что ты в соседний лес не пошёл, а то мы бы вряд ли с тобой сейчас говорили бы... Мне жаль, но про Степаныча можешь забыть, надежды практически нет, — сказал Сергей, как есть. — Я вот думаю, зачем меня Господь всё ещё бережёт. Я стольких людей, напарников уже пережил. Всех кокнули, подчистую. А меня всё ещё нет, — сказал задумчиво егерь, — Почему? — Ты им не нужен, пока им не мешаешь. В твоём лесу они проездом. Вся движуха происходит в соседнем, — сделал вывод Сергей, что и было правдой: бункер, из которого мы вышли в рощу лесника, не использовался, и был завален ветками. — Прав был твой Степаныч, все разгадки там, — добавил я, сложив факты. — Но ты всё равно будь тут начеку. Они убирают всех, кто что-либо знает, даже незначительные факты, — предупредил Сергей Богдана. — А вы? — переспросил он, волнуясь за нашу безопасность также, как и мы за его. — Дело в том, что и мы всё знаем, даже чересчур много, — ответил Сергей, гладя рядом сидящего пушистого пса, — Знаем, что за тварь тут кишит, почему именно здесь, и чем она занимается на самом деле...       Меня окончательно разморило, и тогда мои глаза ненадолго сомкнулись, и я в бреду опустил голову на мягкую спинку кресла. Сергей тем временем рассказал всё Богдану подробнее: кто мы такие, как работаем, и откуда всё знаем. Федорчук рассказал егерю всё на чистоту, не доверять ему смысла не было; если бы не Богдан, я бы истёк кровью, и неизвестно, чем бы наше путешествие по подземелью закончилось. Богдан был свой, иначе, он бы не оставил нас в живых, и уж тем более, не помог бы. Я проваливался в полудрём, пока Влад и Сергей всё рассказывали Богдану: и про нашу работу, и про связь со спецслужбами, благодаря которой это зло не остановит никто, разве что только мы попытаемся. Также мы детальнее рассказали Богдану о том, что эти бункеры ещё в себе скрывают, в том числе про ритуальные детоубийства и жертвоприношения. — Ни черта себе! Вот же сатанюги проклятущие, — выругался разозлённый лесник, — Мочить их надо, это правильно. А вам, хлопцы, я поражаюсь, вы молодцы. — Да перестань... — махнул на него рукой Влад, считая похвалы лишними, — В общем, такая вот история. И эти лабиринты, получается, под всем лесом тянутся. — Бункер, говорите? Не мудрено, — услышав про подземелье, Богдан даже не удивился с самого начала, только вот сейчас что-то призадумался, сощурившись одним глазом. — Ты знал про подземелье? — спросил я. — Слыхал, но конкретно не знаю, где оно. Далеко не все знают, что где-то тут был, и есть секретный бункер НКВД, только старые местные. Сколько я делал обходы, ничего странного не видел, хоть и знаю все эти места почти как свои пять пальцев, — ответил Богдан, — Выходит, бункер тот до сих пор действующий? — Получается так. И занят уже другими крысами, что окопались тут, — согласился Сергей, — В твоём лесу вход в бункер хорошо замаскирован. А в нашем они не стесняются ничего. — И часто вас под полночь туда заносит? — спросил лесник, затягиваясь папиросой. — Часто, Богдан Платонович, — кивнул Завьялов, встревоженно блеснув карими глазами. — Как только не боитесь вы тут появляться после всего... — вздохнул он, глядя на нас, как на самых отчаянных парней. — Нам уже не до страха, Богдан. Мы тут недавно выяснили, что очередное жестокое кровавое убийство должно произойти очень скоро, менее чем через четверо суток. Мы точно не знаем, где это готовится, на капище в соседнем лесу, или в тайном зале внизу. Вот, ходим, ищем лазейки, как до них можно добраться, чтобы знать хоть куда идти, дабы остановить это, — рассказал Федорчук, — И мы ничего не боимся уже, кроме Бога... Это они не боялись ни Бога, ни черта, ни правосудия, ни кары. Это законченные психопаты. Пока не появились мы – законченные мстители, и даже, в какой-то степени, сволочи, наученные быть бесстрашными перед вражьими харями. — Ты не подумай, мы в жизни совершенно обычные люди, просто у нас есть тайная сторона. В жизни мы принципиальные менты, спортсмены, учителя, прилежные семьянины. Но по вечерам мы, как и они, стекались сюда, дабы выяснить всю правду, после чего собрались и все вместе начали бороться, — продолжил рассказ Владислав, — И тогда... Нас прозвали Освободителями. И мы поняли, что мы и есть справедливость. Кстати, эта кличка к нам уже прицепилась намертво. — Сколько вас всего? — полюбопытствовал Богдан. — Мало. По сравнению с ними, очень мало, — нерадостно ответил Сергей, и с трудом раскурил свои отсыревшие сигареты. — Ничего... — успокоил Богдан, похлопав Сергея по плечу, — Найдётся несколько смелых мужиков, с ними и выстоим. — Вот, теперь ты всё знаешь. Засиделись мы, Богдан, — второпях докуривая, Сергей взглянул на полуночные часы на стене, — Нам бы в город уже пора, там наши люди, они ждут нас. Не дай Бог, ещё рванут за нами, сюда. — Дождь кончился, и надеюсь, смыл отсюда всякую шваль. Думаю, можно, — согласился Богдан, выглянув в маленькое окно домика, за которым шум грозы стих, а мокрые чёрные силуэты сосен стояли, не колыхаясь. — Ты только скажи, как выйти отсюда, чтоб к городу на прямую, — потушив окурок в пепельнице, попросил Сергей, и мы засобирались, пока меня ещё ноги из последних сил держали. — Всё покажу, и провожу вас, хлопцы. Возьмёте мой мотоцикл, он за домом. Помогу, чем смогу. Я извиняюсь, связь держать даже нечем. Здесь даже сотовый не ловит, а свою рацию посеял где-то, — вставая из-за стола, оправдался Богдан. — Спасибо, Богдан, ты сам будь осторожнее здесь. Я тебе свой автомат оставлю, и патроны, — ответил Сергей, кивнув на кучу оружия на полу у входа, и достал из рюкзака пару запасных рожков, положив их на стол, — На первое время, если что, должно хватить. — Ну, спасибо, хлопцы, — от всей души только и смог ответить Богдан, смотря на нас с добротой и гордостью. — Это тебе спасибо, что вытащил, — перебил я, вылезая из-за стола, и направляясь к выходу.       Моя любимая ветровка была испачкана кровью, отслужив своё, и тогда Богдан отдал мне свою камуфляжную куртку, за что я был благодарен. Забрав свои вещи и оружие, мы собрались идти. Хозяин домика открыл дверь, и мы вышли в лес, вдыхая этот чудный ночной дождевой воздух; раненый и под лекарствами я ощущал любые запахи очень остро. — Может, помочь чем надо будет потом? Если вдруг на дело пойдёте, так я подсобить могу. Я стреляю хорошо, — предложил Богдан свою помощь, идя по лужам с фонарём за дом. — Не откажемся, всегда рады найти соратников новых, — ответил Влад, пожав руку Богдану. — Вот, — обойдя дом, Богдан показал нам старый мотоцикл с люлькой, стащив с него укрывной от дождя материал; кажется, это был старенький «Урал». — Я бы вас отвез, но боюсь, мест на всех не хватит, — ответил Богдан, и передал ключи от мотоцикла Сергею.       Мы расселись в старый мотоцикл, Сергей за руль, Влад сзади, а я сбоку, в люльку, спрятав автоматы под широкую камуфляжную куртку, которую мне одолжил егерь. Богдан объяснил, как выехать: лесная дорога ведёт к шоссе, а после мы должны свернуть направо, после чего по автостраде мы доберёмся прямо до своего района; заблудиться здесь невозможно. — Спасибо. Добрый человек ты, Богдан Платонович, — напоследок сказал Сергей, перекрикивая рев заведённого мотоцикла, — Если ещё вдруг что-то нужно, говори, завезём. — Да Бог с вами, езжайте до дому. Главное, чтоб вы целы были. — Ладно. Мотоцикл на днях завезу, — ответил Сергей, газуя, и постепенно набирая скорость старого «Урала». — Договорились, хлопцы. Будьте осторожны! — махнул рукой нам в след Богдан, возвращаясь в свое убежище. — Бывай, Платоныч. Свидимся ещё! — Заезжайте, камрады! Я всегда к вашим услугам, — ответил Богдан, и скрылся в дверях своего домика, загоняя своего пса Зорге обратно в сторожку, что тоже выбежал нас проводить.       Мотоцикл освещал фарами мокрую лесную дорогу, и как можно скорее мы тронулись по тёмному, залитому дождями лесу, в сторону города.

★ГЛАВА 65★

— А он ничего... Хороший мужик, свой. Что скажешь, шеф? — спросил Влад с заднего сиденья мотоцикла, на ухо Сергея, перекрикивая рёв мотора, — И в правду, лесник! — Странно, что не танцор стриптиза! Влад, ты странный. Жахнул, да? — зубоскалил я на его нетрезвую очевидность, сидя в низкой люльке.       Сам я, к слову, чувствовал себя намного хуже, чем даже Влад. И ныла уже вовсе не рука, а голова... От промедола случилось лёгкое наркотическое опьянение: оно и не мудрено. — Да нет же... Кто о чём, Макс! Поясняю: я видел у него удостоверение егеря. Он действительно лесник, я подсмотрел в тихую, — перекричал Влад, — Шеф, сам же говорил: доверяй но проверяй! — Ой, подумаешь, — развязно перебил я, — У Серёги вон тоже ксива есть, только он там вовсе и не Серёга. — Ну и как его фамилия? — спросил Федорчук, сворачивая с лесной дороги на пролесок, за которым уже виднелись огни трассы. — Онищенко, — слегка развязно ответил Влад, и не долго думая, добавил: — Хохол что ли?.. — А типа у першу зустрич з ним ты це не разумил? — решил я постебать Завьялова, которого тоже немного развезло, как и меня. — Серёга, у промедола побочка. Люди родной язык забывают, — как всегда, в своём репертуаре шутил пьяный друг, что меня подбадривало и отвлекало. — Пьяным слово не давали, — возразил я, зевая, пока на скорости меня мотало в разные стороны, обдувая холодным дождливым ночным ветром. — Один-один, — хмыкнул Влад, и отбил мне пятюню, завершая дружескую перепалку.       На выезде к городу Сергей молчал, и был серьёзен, с опаской оглядываясь по сторонам. За спиной он вёз двух придурков: подвыпившего Завьялова, и меня, раненого и обдолбанного промедолом, с которыми языками лучше не цепляться. И тут через действие обезболивающего в помутнённый кайфом рассудок, который уже отступил, и я чувствовал себя просто расслабленным, ворвалась тревога: нас не было очень долго, и за это время наши люди нас спохватились наверняка. Связи тоже никакой, а Сергей гнал до города быстрее, с рёвом мотора ворвавшись на мокрый, блестящий от прошедшего ливня асфальт пустующей окружной автомагистрали.       Через минуту мы уже были в знакомых местах, и Сергей свернул на тёмный проезд, ведущий к гаражам на окраине города.       Через сырые и темные гаражные проезды, покрытые лужами, мы в дали видели лишь один огонёк – свет из нашего приоткрытого гаража. А рядом стояла «Шевроле» Сергея, и на сердце немного отлегло: всё же Александр и Яков послушались приказа шефа, и вернулись сюда.       Подъехав на место, Сергей остановил «Урал», и выбрался первым, забрав у меня автоматы, что я держал по дороге. Федорчук первый прошёл в гараж, пока мы с Владом, пошатываясь и держась друг за друга, слезли с железного коня. Я был обессилен, и пока мы дошли до гаража, мы услышали внутри всё знакомые голоса. Они спорили. — Ты нормальный, командир? Вы что там, сдурели? — на повышенных тонах возмущался Олег, — Не предупредив никого, угодить чёрте куда! Где остальные, кстати?       И в этом момент мы с Владом ввалились в гараж, где нас с озадаченными лицами уже ждали Александр, Яков, Павел и Олег. — Вот они... Ну, слава богу, — выдохнул Бондарь, и сняв с себя автомат, ринулся к нам, убедившись, что всё с нами порядке.       Однако они еще не заметили, что Влад впервые на их веку откровенно пьян, а я ранен. И судя по виду здесь присутствующих, они уже собрались ехать и искать нас: были во всеоружии, и готовые к самому страшному. — Явились! Мы думали, всё... — с облегчением вскрикнул Александр, и нервно закурил. — Мужики, все хорошо. Мы живы, здоровы, — ответил Влад, обнявшись по очереди со всеми.       Мы вели себя так, будто ничего не случилось, хотя те смотреть на нас, как на блаженных. Обнимаясь с Владом, Павел унюхал запах спиртяги, и отстранился от него, сделав строгое лицо: — Не понял? — Я потом тебе всё объясню... Не ругай только, Павел Денисович, — по-детски залепетал Влад, пошатнувшись перед учителем. — Ладно... Потом с этим разберёмся, — отмахнулся от него Светлицкий.       Только Сергей, в здравом рассудке, выглядел виновато, пока Павел продолжил его песочить. — Серёга, где вы были? Ты ходил с ними в тот самый бункер, и ничего нам не сказал? — Светлицкий указал на нас с Владом, отсчитывая Сергея, мол, за своих бывших учеников он кого хочешь порвёт, — Да, Серёга... Не ожидал, честно. — Вы даёте, блин! Мне Саня звонит, говорит, беда, пропали вы. Выдернули меня из постели... Меня ж моя убьёт, — негодовал Фролов, нервно поправляя очки, под которыми скрывались сонные голубые глаза, — Ты чего, Серёга, творишь, мать твою? — Давай-ка без наездов, Олежек! — строго перебил Сергей, с грохотом резко вывалив из рук автоматы на стол. — Наезды, значит? Так ты заговорил? — разошёлся Олег, перенервничав, и схватил Сергея за грудки, — А ну признавайся, командир недоделанный, что ты без нас мутишь! — Прекратите! — вскрикнул Павел. — Эй, полегче! — Яков оттащил Олега от шефа, — Серёга, объясни всё всем спокойно.       Все расселись за стол, выпустив пар. Я сидел вымотанный, сонный и уставший, но стойко терпел, пряча остекленевшие глаза, и не показывая виду, что ранен; под курткой Богдана скрывалась забинтованная рука. — Ну, и как это понимать? — напирал Олег, и закурил. — А знаешь, Фролов, прав ты, я командир плохой... Не могу я так с вами, по регламенту. Слишком я вас люблю, черти, — с едва заметной улыбкой сказал Сергей, решив открыть душу, но не все пока понимали, о чём речь. — Мы должны были пойти в этот бункер, но не всей толпой. Да, я собрал группу, и скрыл от остальных сегодняшние планы, — признался Федорчук. — Но зачем? — возмутился Павел, и тут мы с Владом поняли, что даже Светлицкий ничего о сегодняшнем деле не знал, и Сергей нагло наврал нам о том, что Паша якобы в курсе. Я шефа не узнавал: слишком уж безалаберным он стал.       Под нашими требовательными взглядами он продолжил: — А теперь представьте, спокойно бы вы спали, зная, что ваши друзья шляются хрен знает где? В местах, опасных для жизни. — Стас и Лёха хоть сегодня спокойно поспят, — вздохнул Ковальский, — Только им мы не успели в суматохе ничего сообщить. — И хорошо. Не будем их тревожить. Я завтра с ними сам объяснюсь, — немного виновато ответил Сергей, — Извините, мужики. Я вообще не хотел, чтобы так у нас с вами всё было... — Как «так»? — нахмурился Фролов. — Я ведь как лучше хотел, чтобы вас не тревожить... Мы сплочённая банда, мы сдружились, породнились можно сказать, ведь вместе уже столько всего пройдено. Думаете, у меня за каждого из вас не болит душа? — открылся нам Сергей, — Вот так вот. И против человеческих чувств не попрёшь... — А его всегда бесило всё, что он не мог контролировать, — указывая на шефа, развязано вмешался я, подтверждая его скрытые чувства, что прятал за стальным характером. — Глупо с этого беситься, — хмыкнул Сергей, признав, что чувства к близким сильнее, чем мы сами. — Да, Серёга. Я тебя тоже люблю, — выдал я, и облокотился о стол, готовый задремать.       Снотворное действие промедола не контролировало ни мои действия, не слова, что слетали с языка. Кажется, я непроизвольно начал отключаться, чем напугал всех остальных... — Ларин, что с тобой? — с подозрением спросил Павел, от чего я пересилил себя, подняв голову, когда предметы вокруг меня вновь стали плыть, — Тебе плохо? — О-о-о, ему сейчас хорошо... Он же под промедолом, — пояснил Влад, и по-дружески покрутил пальцем у виска. — Да ты вообще пьяный! — возмутился я устало, — Побухал с лесником... — Влад, ты же в хлам! Где ты так накидался? — отчитал его Павел. — С каким ещё лесником? И вообще, может расскажите уже наконец, где вы были? — спросил Александр. — Макс, тебя что, ранило? — встревожился Олег, и тут же все всё поняли, когда из-под задравшегося рукава камуфляжной куртки показался бинт. — Как видите, — сонно пожал я плечами, но все вновь встревожились не на шутку, но я их успокоил: — Да пустяки! — Макс, как это получилось? — встревожился Яков, что сидел рядом, — Сильно болит? — Не-а... Да не парьтесь вы, — расслабленно ответил я, обняв Бондаря, — Заживёт, как на собаке... — Так что произошло, твою дивизию!? — на повышенных тонах Светлицкий потребовал объяснений. — Я всё расскажу, — спокойно ответил Сергей, и кивнул на нас с Владом, — Только отвезти этих двух болезных по домам надо... — Я всех отвезу! — пошатываясь, вскочил Влад, и стащил ключи от джипа Сергея со стола. — Я сам вас отвезу! Усядься уже. Ты пьян, — Александр выдернул из рук пьяного друга ключи. — Господи, что за напасть... — негодовал Павел, и мы пошли к выходу, оставив в гараже всё оружие и амуницию.       Я уже отключался, помня лишь урывками, как нас запихнули в машину, и мы с Владом расселись на заднем сиденье, облокотившись друг о друга. Меня сморило от двойной дозы промедола, а друга — от выпитого алкоголя, как следствие посиделок с нашим новым знакомым. Кажется, по дороге Сергей вкратце рассказывал остальным обо всем, что с нами случилось в этот вечер.

****

      Выходя из отключки, я медленно приходил в себя, очнувшись в холодном поту, и чувствуя противную, ноющую боль в ныне раненой руке. Открыв глаза, я увидел всё знакомую люстру на потолке; в кои-то веки я переночевал дома, хоть и не помнил даже, как оказался здесь, ведь явно заснул вчера в машине. Взгляд метнулся на будильник на тумбочке, и встал я раньше положенного. И поднимаясь с кровати, я ощутил тяжесть в голове, будто у меня похмелье, а сквозь повязку на руке уже просочилась кровь, выступая на бинте красным пятнышком. Больной рукой я пытался пошевелить, однако это было трудно, ведь пальцы налились будто свинцом. — Макс, ты уже встал? — послышался голос Бондаря, когда дверь в мою спальню со скрипом открылась и он вбежал в мою комнату. — Яша, это ты... — продрав глаза, я увидел встревоженного, почти испуганного друга, — Что случилось? — Ты кричал во сне, — ответил он, садясь на край моей кровати. — Я? — я удивился, но понял, что после вчерашних рассказов лесника Онищенко про то, как воровали детей на органы, мне вполне могли присниться ещё те кошмары. — Макс, тебе хреново? — переспросил он, сверля меня своими холодными светло-серыми глазами, требуя признаться, что всё действительно плохо. Тем более, что это правда. — Нет. Всё в порядке, — стойко ответил я, и выбравшись из постели, пошатываясь, направился в ванную. — По тебе не скажешь, — хмыкну Яков, догоняя меня, — Ты куда? — Как куда? На работу, — ответил я, включив кран, и обдал своё лицо ледяной водой, дабы взбодрится и избавиться от жара; похоже, у меня была температура. — Ты с ума сошёл? Может, стоит взять больничный? — важно скрестив руки, отчитывал меня Бондарь, стоя в дверях ванной, — Посмотри на себя, Макс, ты на ногах не стоишь... — Нет! — рявкнул я, терпя боль в руке, — Я должен пойти на работу, будто ничего не произошло! Никто не должен знать, что со мной.       Я обозлился на обстоятельства: рука была ни к чёрту, да ещё и как назло правая. Ещё и сегодня среда: самый разгар рабочей недели, и не пойти на работу я никак не мог. И по большей части, я рвался туда только ради того, чтобы поговорить с Евгением, и выяснить наконец, что он скрывает. Ведь с Ширяевым мы до сих пор не поговорили, хотя он имел к нам важный разговор, но постоянно откладывал его. — И что ты предлагаешь? — Промедол! — тут же ответил я, осознав, чего сейчас по-настоящему больше всего желаю, — Мне нужно обезболивающее! И тогда всё будет точно хорошо. — Нельзя! — отрезал Яков, догадываясь, что меня уже тянет к повторной дозе. — Что!? — почти взбесился я, нервно кинув полотенце на крючок. — Нельзя. Привыкнешь, и превратишься в торчка, — спокойно пояснил Бондарь. — Чёрт... — я всё же успокоился, понимая, что стоит перетерпеть. — Олег вчера там передал тебе обычный обезбол. Но не волнуйся, он сильный. И ещё кровоостанавливающее, на всякий случай, — сказал Яков, и мы направились на кухню, — Идем, хоть помогу тебе повязку поменять.       На кухне меня ждали уколы, кровавые бинты, и кофе, которым я запил жаропонижающие таблетки. Утро наступало такое себе, как и каждый день. И чем меньше дней оставалось до субботнего полнолуния, дня кровавой мессы, тем хуже и напряжённее становились дни...       Яков помогал мне сделать перевязку, заботясь обо мне, и кружась надо мной, как пчёлка. — Спасибо... Скажи, во сколько мы вчера пришли? — спросил я, когда Бондарь уже завязывал на моей руке чистый бинт. — В половину первого ночи, а что? — невозмутимо ответил он. — Я же был в отключке. Ты помог мне? — Конечно, — кивнул Яков, и подлил мне ещё кофе, — Что за вопросы? — Спасибо. — Да брось, — он положил руку на мое плечо. — Почему ты меня ни о чём не спрашиваешь? — решил я узнать о том, в курсе ли Яков наших ночных приключений. — Да я знаю: Сергей нам всё ещё вчера ночью рассказал, про бункер, про соседний лес и Богдана. — И как тебе? — Лесник, как я понял, свой человек. Влад говорит, интересный это мужик, мне даже захотелось его увидеть, — заинтересованно ответил Яков, — А всё остальное – это какой-то мрак... — Ха... По-нашему, — ухмыльнулся я, допив кофе. — И не говори. Шеф сегодня вроде сбор готовит, вечером. Будем решать, что с этим всем делать дальше, — сказал Бондарь. — Хорошо.       Зная привычку Сергея и Стаса заезжать за мной по дороге на работу, я собрался на сорок минут раньше, дабы не застать ни одного из них. Обколотый обезболивающим, я пока держался, хоть и голова слегка пухла после вчерашнего, и на неё давила пасмурная серая погода. Трясясь в маршрутке до центра города, я родил наглый план, касающийся полковника Ширяева.       Добравшись до управления, я уточнил у дежурного, не пришёл ли еще Евгений. Пока начальник отсутствовал, я поднялся в его кабинет, открыв дверь отмычкой. Я прекрасно понимал, что творю, однако по своей натуре я не терпел жить в неведении, и ненавидел тайны. Проникнув в пустой и тёмный кабинет полковника, я вдруг опечалился, когда вспомнил, что не найду тут что-то, что мне поможет узнать все тайны Евгения: вчера, когда полковник вернулся из командировки, он закинул в сейф какие-то бумаги. И чёрт возьми, как же они интересовали меня... Сейф, закрытый на два кодовых замка я взломать никак не мог, поэтому просто начал шарить в столе Ширяева, в надежде найти хоть что-то, перерывая какие-то копии не интересующих меня дел, и множество бумаг. Услышав размеренные шаги в коридоре, приближающиеся к кабинету, я тушить свет и прятаться не стал, а наоборот, важно облокотился задницей о стол, листая пачку бумаг в руке, и поражаясь собственному бесстыдству.       В кабинет вошли. Это был удивлённый полковник Ширяев, я не ошибся. — Ларин? Какого лешего ты тут делаешь!? — Доброе утро, полковник. Я тоже рад тебя видеть, — ехидничал я, кинув на стол кипу бесполезных мне бумаг. — Однако... — Евгений прошёл в кабинет, осматривая весь бардак, что я устроил на его столе, — Ну и наглый же ты стервец, капитан! — Я бы предпочёл слово любознательный. Особенно, когда дело касается меня, моих друзей и наших дел. В этот раз ты от меня так просто не отделаешься, — настаивал я продолжить наш вчерашний разговор.       Евгений тем временем подошёл к сейфу, открыл его, и вытащив оттуда папку для документов, нервно кинул её на стол передо мной: — На...       Я удивился: неужели настолько достал полковника, что он готов выдать информацию, которой делиться и вовсе не спешил? — Почитай-почитай, — сказал Ширяев на мои удивленные взгляды, — Ты ведь это искал в моём кабинете, верно? — Хм-м. Что это? — спросил я, не решаясь взять папку в руки, хотя любопытство требовало обратного. — Возьми, почитай, — повторился полковник, усаживаясь за свое кресло. — Ну уж нет! Я хочу знать из первых уст, что ты там мутишь! Смотри, — потребовал я, и закатал рукав джемпера, под которым скрывался уже чуток окровавленный бинт, — Меня сегодня ночью могли просто пристрелить, и согласись, было бы жаль, если б я так и не узнал то, чего хочу... — Макс... Ты ранен? — встревожился Евгений, взглянув на моё забинтованное предплечье. — Ранен. И под веществами, — оправдывая свою наглость, ответил я, опустив рукав, — Так что сильно не серчай, Евгений Николаевич. Дела у нас серьёзные, ты же понимаешь... — Странно. Влад пришёл пьяный после полуночи, и ничего не сказал мне о том, что с тобой случилось. Не сказал, потому что лыка не вязал! — нахмурено ответил Ширяев, повысив голос, и явно волнуясь за нас, — И всё равно, что бы у вас там не происходило, это не даёт тебе права манипулировать мной. Даже мой племянник мной так не крутит! — Извини, Женя. Давай так: либо поговорим начистоту, либо просто прогони. Я же не требую отпуска по ранению, не отпрашиваюсь с работы. Я просто прошу поговорить, — говорил я, понимая, что веду себя неправильно, но всё же... — Ну ладно, — согласился Евгений, не то что бы нехотя; на разговор я его всё же раскрутил: — Есть один очень хороший человек, у которого есть к вам дело. Я в командировку тогда уехал, чтобы встретиться с ним. — О ком ты говоришь? — О своём старинном знакомом, отставном полковнике ГРУ Рычкове, — ответил Ширяев, и вытащил из папки личное дело.       Я если не взбесился на такую новость, то точно удивился: про нас прознал ещё один человек, да ещё и имеет к нам дело! Уж слишком я не доверял людям их спецслужб, ибо жизнь научила. И фамилия была до боли слишком знакомая, но я пока не припоминал, где видел её.       Я взял в руки личное дело этого полковника, бегло читая дело: «Игорь Янович Рычков, полковник главного разведуправления особого отдела, подавший в отставку в конце 2001 года». — Что!? ГРУ? Нам ФСБ-шников не хватило, как за нас взялся спецназ? — возмутился я, продолжая читать дело.       И последнее прочитанное в голове не укладывалось: дата смерти – 28 февраля 2002 года, причина – автокатастрофа. — Вот поэтому я всё откладываю этот разговор. Вы слова ФСБ шарахаетесь как чёрт от ладана, а тут... — Что, твою мать? У кого к нам дело? У покойника? — в шоке резко перебив Евгения, недоумевал я. — Успокойся! Я давно знаком с Игорем, ещё с института, он мой давний друг. Он хороший человек, поверь мне, ему можно доверять. Рычков лишь числится мёртвым, — ответил Ширяев, — Я только сам несколько месяцев узнал, что он год назад выжил при покушении, и когда я якобы уезжал в командировку на днях, я тайно виделся с ним впервые за долгое время. — В смысле? Авария была подстроена? Но кто хотел его убить? И зачем ему мы? Ты с ним встречался, и всё рассказал о нашей деятельности? — без умолку я завалил вопросами Евгения, желая немедленно получить объяснения. — Догадайся с одного раза, кто и за что за ним охотиться. И против кого он. Игорь даже знает, кто именно подстроил аварию. Это были федералы, не буду называть их имена, но ты тоже их хорошо знаешь, — ответил Ширяев, и поправил последнее слово: — Знал...       И я тут сразу смекнул, о ком он говорит: о Фирсове, Рудове или Городецком. До меня дошло наконец, что ГРУ-шник на нашей стороне: — Да ладно... Этот Рычков как мы что ли? Против этой шушары? — Да, именно поэтому его хотели убрать. Ещё до вашей деятельности он всё знал. У Игоря был свой отряд, свои люди. И он владеет большей информацией, которая нам ой как важна. Только вместе и сообща мы сможем победить эту сволочь. Он выдал мне некоторую информацию, у него есть свой подставной человек в ФСБ, по сути шпион. Подозревают, там всё очень непросто, фактически террористическая организация. — Рычков твой информатор. Так вот откуда ты всё узнал тогда про заминирование, — сложил я факты, вспомнив то воскресенье: мы поехали на загородную базу, полной вооружения и техники, где нас ждал капкан. Террористическая база... — Да, — ответил Евгений, прерывая мои воспоминания о выходных, — С тех пор, как началась эта катавасия и к нам в отдел прислали федералов, Рычков разыскал меня, и стал помогать: информировать, давать рекомендации.       Опустошив папку, я достал последние бумаги – копию дела убитого серийниками Валерия Чернова, лучшего друга Бондаря. Это дело мы вели с Сергеем ещё на моём прошлом месте работы два месяца назад. Здесь же было ещё одно дело об убийстве, и открыв связку бумаг, и у меня глаза на лоб полезли, когда я увидел имя жертвы: «Коновалов Б. А. ». — А он здесь каким боком? — Ты его что, знаешь? — подозрительно нахмурился Евгений. — Я – нет. Наш Александр знает. Он работал с ним в Москве пару лет назад. А потом Коновалов пропал, — пояснил я, и еще раз взглянул на дату смерти профессора: 1 марта 2002 года, — Точно, как раз в это время. И тогда Александр сбежал из столицы сюда. — Да-да-да, припоминаю. Мне Влад рассказывал, — задумчиво почесав подбородок, ответил Ширяев.       Далее мои глаза пробежались по бумаге ниже, по строчке о причине смерти Коновалова: «инфаркт миокарда». — Не читай, это всё ложь. Брехня, — спокойный голос Евгения оторвал меня от изучения протокола, — Профессор Коновалов был точно отравлен. Чем – я точно не знаю, это Рычков точно вам скажет; его люди проводили независимую экспертизу. — Понятно. Так каким тут всё-таки боком Коновалов? — поинтересовался я. — Работали они вместе с Рычковым, пока профессора не траванули, а на Игоря приготовили покушение. Коновалов был не только историком, у него было два профиля. Он тоже был бывшим особистом. — Получается, все были между собой знакомы? — уточнил я, — Точно, блин, мир тесен... — Получается, так. И тут с вашим Черновым новые обстоятельства выяснились. Оказывается, он тоже работал на Рычкова, — слова Евгения прозвучали как что-то нереальное, — Убитый Чернов был завербован в частное расследование Игоря. — Я в шоке, Жень... Не за что бы не подумал, что этот простой парниша мог иметь какие-то связи с особистами. — Вы не знали об этом? — спросил Ширяев, убирая все разбросанные бумаги со стола по папкам. — Нет! Мы до сих пор голову ломаем, что Чернов делал на заброшенном заводе, частенько захаживая туда по ночам. Хотя, мы конечно догадывались, — вещал я мысли вслух, — Валера погиб весьма при загадочных обстоятельствах. — Да, я вижу... — Евгений бросил последний взгляд на документы, прежде чем закинуть их в сейф. — И мы до сих думали, что он все тайны с собой в могилу и унёс, — дополнил я, — Кстати, о чём ещё мы должны будем узнать благодаря этому отставничку, и знатно охренеть? — В двух словах я тебе уже всё рассказал ровно то, что сказал Рычков, когда мы с ним виделись. Но без деталей. Поэтому он хочет встретится с вами, и поговорить обо всём подробнее, — ответил Евгений, закрывая сейф, — Ему есть много что вам рассказать. И насколько я понял, он готов оказать вам какую-то помощь. — Охренеть... Мы тут тоже вчера много нового узнали, — к слову сказал я, — И когда этот Рычков готов встретиться? — На днях, как переберётся в город. Я сообщу. Только Макс, прошу, никто вообще не должен знать о нём, и тем более о том, что он жив, — с опаской ответил Евгений, — Ваша встреча состоится очень скоро, и пройдёт полностью конспиративно, так как за вами всё ещё могут следить «Большие Братья». Вы не должны вывести кого-либо на след Рычкова. — Понял.       Поговорив с Ширяевым, я спустился в свой кабинет, всё пытаясь вспомнить, откуда мне так знакома фамилия этого отставного полковника Рычкова. И тут меня осенило... Я видел эту фамилию в так называемом «расстрельном списке», который мы изъяли у убитого человека возле бункера, когда побывали там в первый раз недели полторы назад. Наверняка, в графе напротив его фамилии была пометка «устранен», правда этого я точно не помнил. Но чтобы сейчас никого не тревожить новостями и подозрениями, я не стал звонить Владу, дабы узнать о статусе Рычкова в смертной отчётности, которая хранилась у Влада. Всё итак сходится. И я исполню просьбу Евгения, сохранив рассказанное в тайне до встречи с Игорем Рычковым. Хотя зная себя, мне будет трудно держать такую информацию в себе, и молчать перед друзьями, особенно перед Яковом. Ведь тот до сих пор ломал себе голову, как и за что был убит его лучший друг Валера Чернов. Ещё не оправившись от потери, Бондарь наверняка бы снова замкнулся в себе, если кто-то снова будет ворошить историю с убийством его друга. Я вспомнил и Мишу, младшего брата Бондаря, с которым мы теперь вместе ходили на тренировки. Миша как-то раз поделился со мной переживаниями: он рассказывал, что старший всё ещё не отошёл от потери, и носит каждую неделю пару тюльпанов на могилу Валеры. Однако Яша только недавно слез с сильных успокоительных, и на людях был весел и спокоен, говоря, что мертвых слезами не поднять, и мы его новые друзья, соратники и братья.       Пока не наступил рабочий день, я сидел в одиночестве, и попивая второй за утро крепкий кофе, переваривал информацию. Рассказывать раньше времени, или не рассказывать: вот в чём вопрос... Теперь это мучало меня. Ведь поставив себя на место Якова, я бы предпочёл знать только правду, и как можно скорее.       Позже на работу пришёл Стас, и я отвлёкся от этих мыслей. При Свирине я тут же притворился бодрым огурчиком, мол, ничего не случилось. Однако, он смотрел на меня взглядом, полным переживаний. Свирин пояснил, что всё знает; когда они утром пересеклись в служебной общаге, Сергей рассказал всё ему о вчерашнем. Притворяться бодрячком больше смысла не было, но и на Стаса перекладывать всю свою работу я не хотел. Майор позволил мне поработать только до обеда, и вроде бы день проходил как обычно. Только мне пришлось отказаться от привычки закатывать рукава джемпера до локтей, дабы никто не увидел моего забинтованного предплечья. В течении дня пришлось ещё и отвлекаться на уколы обезболивающего и на перевязки, которые мне помогал делать Свирин.

★ГЛАВА 66★

      После двух часов Стас буквально прогнал меня с работы, с формулировкой «Ларин, иди ты домой уже, поспи что ли, а то на тебя просто больно смотреть».       Я спустился на этаж ниже, и увидев Сергея в шумном коридоре главка, отозвал его: — Виктор! — Надо же, привык, — хмыкнул Сергей, когда подошёл ко мне ближе, держа в руках какие-то папки. — Ага, с трудом. Хорошо хоть, я так вынужден называть тебя только на работе, — под расслабляющими лекарствами я был слишком многословен и насмешлив, — Твоё новое имя меня просто бесит... — Бесишься? — улыбнулся Федорчук, и взглянул на мою руку, где было ранение, — Значит, жить будешь. Кстати, Макс, как чувствуешь себя? — Жить буду, — повторил я также с ухмылкой. — Я рад, — снова улыбнулся он, что делал очень редко. — Спасибо.       ...Чёрт, обнял бы друга прямо здесь и сейчас, с благодарностью за то, что помог вчера вытащить эту дурацкую пулю из моей руки. Но на работе для всех мы делаем вид, что знакомы совсем недавно. — Кстати, сегодня ты собираешь всех наших? — уточнил я. — Да. В семь часов вечера на нашем месте, — ответил Сергей, — Ты будешь? — Конечно, шеф, спрашиваешь...       До вечера у меня оставалось ещё полдня, дабы провести их спокойно дома, отдохнуть и отоспаться. Но не тут то было: когда мы с Яковом закончили обедать, и я собирался отправится в царство Морфея, в дверь назойливо позвонили. — Странно, — напрягся Бондарь, вставая из-за стола. — Свои не придут без звонка, — согласился я, но всё же поспешил в прихожую, и выглянув в глазок, я увидел знакомое юное лицо, светло-русые кудряшки и яркую разноцветную спортивную ветровку: — Ан-нет, свои!       Я открыл дверь, пустив на порог Мишу. Честно сказать, я был удивлён; мы пока не были настолько близки, чтобы этот малец приходил ко мне домой, даже, чтобы увидеться с братом. И смотрел он встревоженно больше всего на меня, и я наконец спросил: — Миша? Ты ко мне? Что случилось?       Запыхавшись, будто только что бежал, Миша нервничал, бегая по нам взглядом светло-серых глаз, в которых я даже смог разглядеть небольшой испуг. — Почему ты не в школе? — строго спросил Яков, удивившись гостю не меньше моего, — Ты что, прогуливаешь? — Да, брат. Прогуливаю последний урок. Урок истории, который у нас ведёт Александр Андреевич, — отдышавшись, наконец ответил Бондарь-младший. Ответил спокойно, но мы-то всё понимали, чувствуя подвох... — Ковальский? — нахмурился Яков, и взгляд его был таким, будто он готов пытками вытрясти из младшего брата всё, что тот знает, и Миша тут же ответил уже более уверенно и нагло, пройдя на кухню: — Я недавно узнал, что вы все оказывается знакомы. И что-то скрываете. — В любом случае, это не твое дело, — отрезал Яков, поняв, что Миша и не шибко осведомлён, — И вообще, зачем ты пришёл? — В прошлый раз, когда мы ходили на тренировку, мы с тобой перепутали рюкзаки, потому что они одинаковые. Я открываю сегодня рюкзак, а там какая-то странная книга, — ответил Миша.       Он достал рюкзак из-за спины, вытащив из него ту самую оккультную книгу, украденную нами из тайного зала бункера. Теперь эта дьявольская «библия», написанная на санскрите, лежала у меня дома, на кухонном столе. Вытесненный на толстой кожаной обложке знак всевидящего ока смотрел прямо на меня, и вспомнив, какие мерзкие вещи описаны в этой книге, в меня по спине пробежал холодок, и вовсе не от температуры или озноба из-за ранения... — Интересный масонский талмуд, не правда ли? — самоуверенно хмыкнул Миша, утерев нам всем носы, дескать, застукал нас в чём-то. — Чёрт... Я должен был её передать Саше для перевода еще позавчера, но в тот день он был занят, — пояснил мне Яков.       Я вспомнил позавчерашний день, когда Бондарь как раз оставался дома, продолжая переводить книгу с древнего языка месте с Владом, а мы с Сергеем, Александром и Павлом пытались открыть бункер, тогда, правда, безуспешно. Всё получилось у нас вчера, даже больше... — Считай, что передал. Через меня. Александр Андреевич увидел её, и отобрал её, — ответил Миша, кивая на книгу, и рассказал предысторию: — Историк был странный. Он вообще в последнее время какой-то дёрганый, и таким был ещё до каникул. Он отпустил меня, и попросил ничего не рассказывать никому про книгу. Ковальский сказал поговорить об этом с братом, то есть с тобой. Я удивился. Я не думал, что вы знакомы. По дороге к вам я еще нашёл в твоём рюкзаке какие-то бумаги, — продолжил младший, и слегка поморщив курносый нос, вытащил из рюкзака несколько исписанных листов бумаги, — Вот. Это что, сценарий к фильму ужасов? Мне реально было стрёмно это читать. Что это? — Это... — Яков был просто в ступоре, когда увидел, что это те самые переведённые тексты из книги, где описывались по-настоящему страшные вещи. — Это материалы дела. Ты же знаешь, я мент, — твёрдо ответил я, найдя выход из ситуации, — А твой брат мне просто помогает в расследовании дела одной секты. На работе моё начальство не верит в это, но мы догадываемся, что они убивают людей. Нас в серьёз не воспринимают, и мы решили поймать их сами. — Между прочим, это вещдок, — подыграл мне Бондарь, выхватив из рук младшего брата бумаги, — Дай сюда! — А что, Александр Андреевич тоже ловит их с вами? — отдав все «вещдоки», полюбопытствовал Мишаня. — Да, — спокойно кивнул я. — И что же, поймали кто-нибудь? — Ну... Почти. Они неуловимые, — ответил Яков, думая, что отделается от Мишани парой слов без подробностей, но тот не угомонился: — Кто «они»? Сказал «а», говори и «б». Меня не проведёшь. Я не отстану. Давай начистоту, братишка.       Михаил уже важно сидел за столом у меня на кухне, в то время как мы с Яшей все ещё стояли на расстоянии, имея возможность перекидываться переживаниями вне зоны слышимости Миши. — Хочется сказать о таком «б». «П» и «х»... Поверить не могу... Нас расколол этот малолетка, — шепнул мне Яков, скрывая маты. — Да, дела... Ну что, расскажем? — Будто бы у нас есть выбор. Боюсь, он проговориться твоим родителям, и тогда точно будет «п». А их я волновать хотел бы меньше всего, — тихонько ответил он. — Что вы там шушукаетесь? — вмешался Миша, утащив со стола печенье, — Так, и что вы с ними делаете? С этими сектантами.       Хотелось сгоряча буркнуть этому наглецу «не суй нос не в свое дело», но он сам обо всём уже догадался, пока Яков подбирал слова для ответа, и я его понимал; мне бы тоже было непросто, и даже невозможно признаться родным, что я людей убиваю... — Хм-м... Кажется, я понял, — прожевав печенье, Мишу вдруг осенило; хорошо ещё, что он не подавился от неожиданности собственной мысли, — Можешь не отвечать...       Внутри что-то ёкнуло: ну всё, он догадался! Ещё бы, этот паренёк был смышлён и не глуп. В глазах этого сорванца воля также была непоколебима. И чего уж там говорить, впервые я убил почти в его возрасте, желая остановить всякую нечисть. — Они моральные уроды. Это не лечится, — признавшись во всём без громких слов, наконец ответил Яков, но звучало это как оправдание, ведь он снова непроизвольно прятал глаза. — Хм-м... Даже странно, — протянул Миша без свойственной ему подростковой эмоциональности. — Что именно? — уточнил я, и сел рядом за стол, ведь разговор вышел на новый уровень, и обещал быть откровенным и долгим. — Мне не страшно. Вы вроде бы убийцы получается, а мне с вами даже не страшно... — также вдумчиво ответил Миша, всматриваясь в нас без отвращения, будто бы не видел и не чувствовал в нас никакой злобы.       Яков замолчал, садясь за стол напротив брата. После его верных догадок он не только не знал что ответить, но и прятал перед младшим глаза – стыдливо, будто нашкодивший кот. Затянулась неловкая пауза.       Я уже мысленно приготовился к душещипательному диалогу, и молча налил Мише чай; что ж, даже убийцы должны быть гостеприимными. Он поднял на меня взгляд, а я разрядил обстановку шуткой: — Пей. Не переживай, я туда мышьяк не подсыпал.       За чаем Бондарь старший наконец решил взглянуть на озадаченного вопросами брата. У нас у самих было к Мише вопросов не меньше, чем у него к нам, и Яков наконец спросил: — И всё же, откуда ты обо всём узнал? — Пока ты ещё не съехал к Ларину, я видел у тебя под подушкой пистолет. Настоящий пистолет. Ещё скажи спасибо, что родители ничего не прознали об оружии в доме и о гостях посреди ночи. За тобой часто заходил тот самый Влад, и вы ехали куда-то на ночь глядя. Я уже догадался: город, засыпает просыпается мафия, — ответил Миша, — Ты стал очень странным после того, как убили твоего друга Валерку. Он часто приходил к нам, и я тоже его хорошо знал. Ты наотрез отказывался говорить, что с ним случилось. Стал скрытным, и мы перестали общаться. Совсем перестали! Ты даже забросил нашу традицию вместе по воскресеньям ходить на бокс!       Порой диалог переходил на повышенные тона в силу подростковой несдержанности и шокирующей информации о брате, которая неожиданно навалилась на взволнованного Мишу. — Послушай-ка, тебя я сюда впутывать вовсе не хотел. Ты узнал всё случайно, хотя это мало касается тебя, ни смотря на то, что ты мой брат, — как можно мягче ответил Яков, недовольный познаниями малого, — Глупо получилось... — Да, я узнал. Догадался, кто убил Чернова. Точнее, я даже не знаю с кем вы воюете, но всё же... Просто понял, что от него избавились те же страшные люди, которые творят всякую гадость. Это всё связано, я догадался, и о тебе просёк. Ты захотел отомстить, — рассказал Миша, чем вывел нас на чистую воду, — Ты стал другим, Яша. Сдружился с Максом. Я только потом узнал, что он мент, а значит, знать может очень многое. — Ты не должен был ничего этого знать, — с негодованием повторил Яков. — Почему? Типа, малой я? Не дорос ещё? — возмутился Мишаня, допил чай, и продолжил, — Может, и так. Но я уже большой мальчик, чтобы отличать добро и зло, и плохое от хорошего. — Ты о чём? — удивился Бондарь, готовый услышать всё, что угодно.       Пока мы не понимали позицию Миши, а Яков точно боялся услышать обвинения и укор в свой адрес, или, того хуже, что после всего младший от него отречётся. — О вас. Вы... В общем, я считаю, что вы делаете правильное дело, если кто-то действительно творит эту мерзость, что описана здесь, — кивая на книгу и черновики, ответил Миша, и Яков заметно выдохнул с облегчением. — Просто говорю, как думаю, хотя зачем? Моё одобрение никому не уперлось. Вы, взрослые, всегда правы. И к нам относитесь, будто бы мы ничего не понимаем и не знаем, — добавил Миша. — Ошибаешься, Мишань, — с неконтролируемой улыбкой ответил Бондарь. — Чего это? — Миша нахмурил светлые брови. — Не хочу, чтобы мой собственный брат считал меня убийцей, — ответил Яков, признав, что мнение Миши ему было сейчас в правду важно. — Кажется, я сказал только что обратное. — Ладно. И ещё. Я не хочу чтобы кто-либо из родных знал, чем я занимаюсь на самом деле, — сказал Яков, и взволнованность снова вернулась к нему. — Ты боишься, что родители узнают? — А это уже от тебя зависит, — ответил Яков Мише. — От меня!? Ты думаешь, я проговорюсь? — возмутился малой, — А раньше ты мне больше доверял. Возвращайся домой. Там мама волнуется, отец ждет. — Если они узнают... Не видать моей ноги на отчем пороге, — буквально с ужасом проговорил Яков. — Не узнают. Но обязательно что-то заподозрят, если ты вообще не вернёшься, — подкинул весомый аргумент Мишаня. — А пацан дело говорит, — вмешался я, признав, что малец-то прав. — Возвращайся, заодно проследишь за мной, как я язык за зубами держу, — ехидно уговаривал Миша, и хитро улыбнулся, сощурив большие серые глаза. — Шантажист! — Яков шуточно ткнул брата кулаком в плечо. — Вовсе нет! Просто я во сне иногда разговариваю, и боюсь, что... — продолжал паясничать Мишаня, слегка по-доброму издеваясь. — Ладно, убедил. Я вернусь, — всё обдумав, уже серьёзно ответил старший. — Правда? И всё будет, как раньше? — по-детски обрадовался Миша. — Правда. Извини, что бросил тебя, мелкий гадёныш, — Яков обнял его, взъерошив на его голове копну светлых кудряшек. — Вот и ладушки, — довольно ответил Миша, — Кстати, чуть не забыл. Историк просил, чтобы вы зашли к нему сегодня. — Зачем? — удивился я. — Не знаю. Разбирайтесь там теперь сами, — с подвохом ответил Миша, и демонстративно навострил лыжи из кухни. — Ну уж нет! — Яков схватил его за олимпийку, грубо вернув на место, — Ты пойдёшь с нами. Покалякаем. — О чём? — Стало быть, о всех нас. И о всём, что должно оставаться в секрете, — ответил я, выбираясь из-за стола. — Ну что, Макс, наведаемся в нашу родную школу? — выйдя в прихожую, спросил Яша. — Давай наведаемся. — Хорошо, я пойду с вами, — согласился Мишаня, когда мы его заставили идти, втянув в наши дела. В прочем, он сам этого и добивался. — И верни мне мой рюкзак, там вообще-то мои учебники. — Ха, когда они тебя в последний раз волновали? Два дня же как-то ходил без них, балбес... — Яков дал брату лёгкий подзатыльник, когда мы уже выходили и из квартиры, — Ладно, потом отдам, ведь мы ещё вернемся за моими вещами.       Дворами от моего дома до нашей бывшей школы, где сейчас учился Миша, и работал учителем истории Ковальский, идти было два шага. Но на улице мне становилось ещё более дурно: раненая рука ныла на промозглую мрачную погоду, и меня также знобило. Но я не мог не пойти: уж слишком был заинтригован тем, о чём нам всем предстоит «покалякать», да и по словам Миши, Александр очень просил зайти.       По дороге Яков вздохнул, признавшись во всем, и коротко рассказав о нашей деятельности без подробностей, соблюдая всю безопасность: — ... В общем, вот так и живём. И в свои двадцать я в крови до локтей, и уже видел, как замочили кореша и стреляли стволы. — Ха, круто! — восторженно ответил Миша, будто и сам завидовал нам, — Вот это жизнь... — Ты дурак что ль? Что здесь крутого-то? — не понял Яков. — Да ты прав, хорошего мало. Просто рассказываешь так... Криминальная романтика, самосуды, расправы. Хоть кино снимай, — усмехнулся Мишаня, и мы тоже сами себе удивлялись, какая у нас, однако, жизнь интересная.        Просто мы втянулись уже настолько, что остановится нереально, и для нас это кажется обыденностью, в то время как для других – фантастикой или попросту бредом, которого быть не может.       Миша продолжил по дороге нас расспрашивать, когда ворота школы уже виднелись через пролесок небольшого позеленевшего сквера: — А что чувствуешь, когда стреляешь в кого-нибудь? — Отдачу, — коротко буркнул Яков.       Идя через сквер, он насупился, бросив взгляд на пустую скамейку. Сдавалось мне, мы вспомнили одно и тоже: как буквально пару месяцев назад на этом месте я встретился с Яковом впервые вне школы, в сознательном возрасте. Тогда он неофициально проходил «свидетелем» дела об убийстве своего друга Валерия Чернова, а я вёл его частно, будучи ещё работая старлеем в местном РОВД. Прав был Миша: жизнь у нас донельзя интересная, и очень круто поменялась с тех пор.       После паузы молчания заинтересованный голос малого отвлёк нас от воспоминаний, в любопытстве желая продолжить расспросы: — Отдачу? Я не об этом... — Я понял. Ну, что-что... Наверное, кайф, адреналин. Но это нехорошо, это как наркотик. Затянет этот чёртов омут так, что потом не слезешь, да ещё мания величия восторжествует, эдакие мы Робины Гуды херовы, — решил я ответить, как есть, — Так вот, и как у всякого наркотика, у этого есть отходняк – муки совести. Поэтому, людей нельзя убивать. Только в крайних случаях, в самых крайних. Да и вообще, как говорил Монте Кристо, вершить самому приговор обременительно для тела и разрушительно для души. Ты понял?       Миша быстро кивнул на мои вразумления и предостережения, и своими словами поставил нас немного в неловкое положение: — Не все герои носят плащи, теперь я это знаю, пацаны. Ха, мания величия... Что скромничать-то? Скромность только баб украшает. По сути вы и есть они... Робин Гуды. — Кичиться тоже не этично. Запомни это, братишка, — подметил Яков, похлопав младшего по плечу. — Ну так правда же... Вы ведь этим занимаетесь потому что высшие чины вам не верят, вы сказали? — задумчиво спросил Миша, желая тоже в этом разобраться, — А как же там улики, доказательства, или как там у вас это называется... Если всё предоставить? — Пф-ф, если бы они были только чинами от ума избавлены... — с омерзением фыркнул Яков, — Но ещё от совести и алчности. — А-а-а-а, кажется я понял, — протянул Миша, — Все заодно? Или долю башляют? — В точку, — подтвердил я, для пущей убедительности щелкнув пальцами. — Вот суки! — малец тоже разозлился. — Так тож!       Вот мы уже подходили к школе, будь она неладна... Когда то и я ходил сюда каждый день.       Пересекая порог родной школы, как в старые добрые времена мы проскочили к лестнице через пустой коридор направо, через который мы частенько сбегали с уроков, минуя внимание охранника, что вечно разгадывал кроссворды. После обеда, между сменами школа опустела, и мы как мыши поднялись на третий этаж, где был кабинет истории. Втроём мы вошли без стука в прохладный кабинет, оторвав Александра от курения прямо в школьном классе у открытого окна. — Ай-ай-ай, Александр Андреевич... — подколол его Мишаня, — Курить плохо!       Он резко обернулся, быстро выкинув сигарету в окно, но выдохнул дым с облегчением: — Тьфу ты, это вы...       По виду Ковальского, он хотел нам сказать что-то, или спросить о многом, но не решался из-за присутствия своего же ученика Миши. Мы сели за первые парты, и я огляделся; ничего здесь не изменилось – тот же самый класс, эти выцветшие портреты военачальников и императоров на зелёных крашеных стенах, и тема урока на доске, написанная ровным красивым почерком Александра: «Октябрьская Революция в России».Всё так прилежно, кроме горького запаха табака в кабинете. Да и жизнь у нас не слаще, а за строгой белой рубашкой Ковальского и его крестиком скрывается заблудшая и грешная душа.       Мы расслабленно расселись, показывая всем видом, что готовы к разговору. — Саша? Ты нас звал? — наконец спросил Яков. — Да. Встретится хотел, — сдержанно отвечал историк, заметно нервничая, и кивнул на мою руку: — Кстати, Макс, как ты? Мы все волновались. — Да нормально, — отмахнулся я, и не зная о ранении, Миша теперь обернулся на меня, будто заподозрив что-то.       Из интереса я спросил: — Почему встречаемся именно здесь, в школе?       Александр подозрительно взглянул на Мишу, что смотрел на Ковальского точь-в-точь также. — Запарка, не могу отойти ни на минуту. Всё навалилось. И к тому, же, поговорить нам будет удобнее здесь. Нам всем, — ответил Ковальский, — Миша? Ты всё знаешь?       Он молча кивнул, робко и с опаской глядя на историка. — Да. Мой брат знает достаточно, — четко за него ответил Яков. — Что делать будем? — с досадой вздохнул я. — Не думал я, что мне придётся это сказать, но надо... — начал излагать Ковальский, когда диалог более-менее налаживался, не смотря на паузы молчания и нервные переглядывания. — Что? Ликвидировать как ненужного свидетеля? — ехидно хмыкнул Миша, перебив Сашу, и его мимолётная робость в миг куда-то улетучилась, — Сами кокните, или киллера закажите? Ведь марать руки о собственного ученика, это, пожалуй моветон, господа. — Нет, Михаил. Нам надо договориться, — спокойно ответил Ковальский, не обращая внимания на циничные выпады мелкого, и сарказм. — Да, Саша... Я тоже не думал, что с моим учителем у меня будут какие-то тайны, кроме тайн мировой и всеобщей истории. Но ты не боись, я никому не расскажу. И про курение в школе тоже. — Я бы хотел сохранить тайну между нами. И попросил бы без панибратства. Не думай, что тебе теперь всё можно, — уверенно ответил Ковальский малому. — Спокойно, Александр Андреевич, здесь все свои, — нагловато отвечал Миша, вызвав своим тоном возмущение на лице старшего брата. — Ты меня хочешь напугать? — продолжил Александр, скрестив руки на груди. — Вовсе нет. Я просто хочу пятёрку по истории в этой четверти. И в году. Ты ведь хотел договориться, верно? — Бондарь! Ты не охренел ли часом? — вскипел Саша. — Нет, у нас с тобой просто рыночные отношения. Ведь я не расскажу ещё и про то, как ты с нашей англичанкой в учительской обжимаешься. А она ничего, клёвая... У нас полшколы пацанов по ней тащатся, — протянул Миша, с таким довольным лицом, будто и сам тоже по ней тащился, пуская слюни. — Знаешь что, шантажист херов! Вякнешь что-нибудь кому-нибудь лишнее, я тебя по своему предмету так завалю, что времени на шпионаж и твою борзоту просто не останется! — в ответ на такое Саша повысил голос, метнулся к Мише, и щипком схватил его за ухо, и с нервов совсем разошёлся и разгневался: — Понял? Ну? Что молчишь? Понял, скажи: понял. Или я тебе ухо с корнем оторву! — Поляк, успокойся! — вмешался Яков, но не заступился, — Я сам ему уши поотрываю. — Перестаньте! — я разнял Александра и Мишу, — Он всё понял. — Ну, так мы договорились? — как ни в чём не бывало, по-лисьи спросил Миша, лишь невозмутимо потирая ухо.       Он встал, пройдя к приоткрытому окну, и стащил с подоконника пачку сигарет историка. — Договорились! — рявкнул Ковальский, поняв, что выбора-то у него особо и нет. — Вот и ладушки, — ехидно хмыкнул Миша, вытащил сигарету из пачки, и поднес к ней огонёк зажигалки. — Не кури, спортсмен! Павлу Денисовичу расскажу, — решил я по-доброму припугнуть малого, видя, что тот лишь стоит из себя наглеца, сейчас он примерил образ подонка на минималках, дабы вписаться в наш круг, и благодаря лёгкому шантажу поиметь привилегии в виде хороших оценок по истории. — Что ты себе позволяешь, сучёнок!? — Яков тут же накинулся на младшего брата, взяв за шкирку, и отобрал сигарету. — Павлу... Светлицкому? — после моих слов Александр напрягся, поняв, о ком я говорю.       И Миша тоже что-то смекнул, поняв, что в нашей бандитской компании прибыло. — Это мой тренер. Я гляжу, ты тоже его знаешь, — ответил Миша Ковальскому, — Он тоже с вами, да? — Перестань же мне тыкать! — рявкнул Поляк, ещё не остыв, и нервно уселся за учительский стол. — Ты все сам понимаешь. И надеюсь, ты окажешься умнее, и не будешь шантажировать ещё и его, придурок, — предупредил малого Бондарь-старший. — Нет конечно, — тут Миша с этим согласился, — Это опасно для жизни. Он так нас та-ак гоняет... — Мало гоняет! — выдал Александр, — Так мы договорились? — Договорились, Александр Андреевич, — пока Яков грубо обнял за шею младшего, слегка придушив, Мишаня снова стал покладистым. — Тогда вон отсюда, — хмыкнул Ковальский, — Через полчаса у меня урок. — Саша, и не забудь: сегодня в семь вечера на нашем месте, — напомнил я о собрании Ковальскому, направляясь к выходу из класса. — Понял тебя, Макс, — напоследок Поляк махнул нам рукой, и вздохнув, переключился на проверку тетрадок. — А где находится ваше место? — по дороге домой Миша не перестал любопытничать. — Много будешь знать – скоро состаришься, — буркнул Яков, выходя из ворот школы, — Не хватало тебе ещё и этого знать. — А Светлицкий тоже с вами? — поверив в такое совпадение не сразу, переспросил заинтригованный Миша. — Ты сам всё слышал. Но не дай бог ты спалишь ещё и Павла, — ответил я. — Да, и тогда он точно на секции устроит тебе сладкую жизнь. Ой смотри, Мишаня, я тебя предупредил! — пригрозил Бондарь-старший. — Да успокойся ты, брательник, я же не самоубийца... — подшутил малой над суровостью тренера, и Яков продолжил предупреждение: — И Ковальского тоже не вздумай использовать. Хуже будет, лучше побойся, ей-богу... — Ха, кого? Историка? — удивился Миша, будто считал Александра и впрямь безобидным. — Да. — Почему это? — Он поляк, — ответил Яков, будто бы его национальность объясняла многое, и добавил: — И садюга. — Садюга? — не понял малой, с удивления чуть не оступившись в лужу под дворовым бордюром. — Да чтоб ты знал, он в коробке из-под спичек носит цыганские иглы, — решил я запугать Мишу, тем более, что это правда. — Зачем? — не понял малец. — Загонять под ногти таким неугомонным любознайкам, как ты, так что, выдернуть ухо с корнем – это ещё цветочки, — усмехнулся я, и в памяти вновь всплыл эпизод с пытками куратора.       Этот случай мы с Александром больше не обсуждали, но поиздевались мы тогда над тем шакалом знатно, аж до сих пор от самих себя противно...       Яков посмеялся с испуганного выражения лица младшего брата, а потом посерьёзнел и добавил: — Это правда, Миш. Мы иногда такие мрази... Так что, ты нас лучше не доводи.       После такого признания Миша притих, перестав нас засыпать вопросами, и назад мы возвращались практически в молчании.

★ГЛАВА 67★

      Добравшись дворами домой, Яков стал собирать свои вещи, а мне сделалось даже одиноко: ещё бы, мне будет вновь не с кем поговорить, и придётся самому готовить себе каждое утро завтраки. Мелкий и любопытный Мишаня также прочухал и о моём ранении, когда Яков спросил, справлюсь ли я с этим без него. Сдаётся мне, догадливый и подозрительный Миша не поверил в мои сказки о бандитской пуле, схваченной при служебном задержании. Но и выспрашивать не стал; видимо, обыкновенный человеческий страх был сильнее его детского любопытства.       Уходя, на пороге квартиры Яков шепнул мне, поправляя ранее сказанное Мишей: — Макс, я с тобой сдружился вовсе не из-за того, что ты расследуешь убийство Валеры. — Знаю, Яша, — ответил я, и мы быстро обнялись.       Когда братья ушли, я завалился спать, ведь ноги уже просто не держали меня, предварительно выпив жаропонижающее от этой надоедливой температуры. Благо, до вечернего собрания было еще несколько часов, за которые я бы успел очухаться для дальнейших «великих дел». Но как только я позволял себе расслабиться, каждый день в голове всплывала одна мысль, становящиеся всё тревожнее и жутче: до дня кровавой мессы осталось всего трое суток...       «У нас мало времени! Надо что-то делать! Быстрее, или дети снова страшно умрут в муках в ту ночь!» — мой мозг выдал панику, и сон как рукой сняло.       Я заворочался в постели с новой мыслью: «Эх, сейчас бы хотя бы пару кубиков промедола...»       Рука тянулась звонить Олегу и требовать лекарство, но моя здравая сторона понимала, что так нельзя, отговаривая меня: «Держись, Макс. Всем тяжело, сука. Ты тряпка, сопляк, или кто? Уймись и спи».       Заранее выставленный на нужное время будильник прозвенел одновременно со звонком в дверь. Со слабостью выбираясь из кровати, я поплёлся в прихожую по тёмной квартире, не раскутываясь из пледа; меня все ещё знобило. Пока я спал, повечерело, а за окном сгустились серые тучи и по подоконнику барабанил не сильный дождь.       В дверном глазке маячил Влад, нажимая кнопку звонка снова и снова. От резких звуков уже трещала голова, и в вялом состоянии я наконец открыл входную дверь. С порога одновременно радостный и взволнованный Завьялов налетел с расспросами о самочувствии, и завалил меня гостинцами в виде конфет и фруктов. — Лучше бы ты мне обезбол принёс, — спросонья буркнул недовольный я, пройдя с ним на кухню. — Тебе хреново? У нас сходка через полчаса, ты точно сможешь пойти? — Всё в порядке, я обещал Серёге ещё на работе, что буду, значит буду, — решил я, не смотря на свое самочувствие. — Дружище, я перебрал вчера у Богдана, извини. Даже не спросил, страшно тебе тогда было? — спросил Влад, с тревогой вспоминая эту сумасшедшую прошедшую ночь. — Не страшнее наверное, чем стоять на мине, Владос, — заваривая кофе, припомнил я тот самый случай с заминированием на загородной военной базе в прошедшие выходные. — Хм-м. Предпочитаю не вспоминать тот день. Не конкретно тот случай, а вообще, что мы натворили в то воскресенье, — имея ввиду случай с газовой атакой фосгеном, ответил друг, открывая коробку конфет, — Мне цифру двести на спидометре и то не так страшно видеть. — Ты гоняешь на двести в час? Ты с ума сошёл? — возмутился я, желая сменить тему.       Гадко было осознавать, что мы действительно тогда натворили. По тем же причинам мы с остальными ту вылазку за город без надобности не вспоминали, ведь чувствовали себя законченными сволочами. — Все мы сошли, Макс, — вздохнул серьёзный Завьялов, отпивая кофе, — Неужели ты не видишь? — О ком ты говоришь? — спросил я, запивая свои таблетки кофе. — О всех нас. Олег подбуханным часто ходить стал, я спорт почти забросил, пропустил свои соревнования. Саша злой в последнее время, как собака, а тебя и вовсе ширнуться тянет, — рассказал друг. — Ширнуться? Меня!? — возмущенно переспросил я, скрывая свои порочные желания, однако явно выдал себя наигранностью. — Ой, Ларин, не надо тут такое лицо делать. Я твой лучший друг, и хорошо тебя вижу на сквозь, — Влад дал понять, что готов к разговору по душам, — Ну что, скажешь, я не прав? Хреново тебе? — Прав. Но боль такая сильная, сука... — признался я, глядя в его добрые карие глаза.       Влад обнял меня. Мы оба понимали, о какой боли речь идет. Рука моя раненая ныла, но боль душевная была куда резче. Все навалилось сразу: приближающееся кровавая месса, ночное происшествие, и ещё моя неугомонная вина перед Стасом. Просвета, казалось, не было видно. К тому же, меня распирало от новой тайны, что сообщил на работе полковник Ширяев. Сидя рядом с Владом, мне так и хотелось во всем признаться, сказав: «Знаешь, Влад, мне твой дядя сегодня кое-что рассказал...»       Об этом я также боялся проговориться и Бондарю, рассказав новые подробности дела Чернова, и был даже рад, что тот от меня съехал – будет меньше соблазна сказать правду, облегчив себе душу. Пока я мешкался, не зная, какое обещание выполнять – сохранить тайну об заинтересованном нами ГРУ-шнике до последнего, или сказать всё своим друзьям, ничего не скрывая, Влад заговорил первым, выпустив меня из объятий: — Извини, братан, за то что давно так с тобой по душам не говорили. Сейчас бы с радостью поболтал с тобой, но шеф будет ворчать, если опоздаем.       Влад быстро допил кофе, и спешно метнул взгляд на свои наручные часы. — Ну вот... Опять куда-то спешим. Надоело, — я был недоволен, ведь настроение и погода полностью располагали к посиделкам на кухне под всеобщее нытьё. — А давай вечером ещё заеду к тебе? Поговорим за жизнь, как в старые добрые, — с улыбкой предложил Завьялов, желая приободрить меня. — Конечно. Спасибо, Влад. — Да о чём разговор, дружище, — ответил он, и его взгляд сфокусировался на кухонном подоконнике, где лежала оккультная книга и несколько от руки исписанных листка с ее переводом, которые оставили братья Бондарь. — Она у тебя? — пока ничего не подозревая, спросил Влад, — Пару дней назад книгой занимался Саня. — Взял на пару дней для перевода, пока у меня есть время, — соврал я, не желая признаваться, что Яков книгу чуть не потерял, и тем самым спалился перед Мишей, а тот в свою очередь –перед историком Ковальским. — И как? Перевёл что нового? — поинтересовался друг. — Нет, извини, думал займусь, но как-то не до этого было, — устало ответил я, скрывая до конца историю возникновения этой гадкой книженции у меня дома. Комичная ситуация получилась, просто окончательно выбившая меня из колеи в этот итак дерьмовый день. — Тогда я её заберу, добро? — решительно Влад стащил книгу с подоконника, вложив в нее все листы с черновиками. — Конечно.       На пять минуток я вздремнул в джипе лучшего друга, а когда продрал глаза, через залитое дождём стекло машины узнал ворота знакомого гаража.        Должно быть, мы приехали чуть раньше положенного, ведь в гараже не было никого, кроме Сергея. Внутрь от дождя был загнан старый мотоцикл Богдана, который мы ещё должны будем вернуть ему. Балуясь как ребёнок, Завьялов оседлал «Урал», а я прошёл к Сергею, которому было не до веселья; в меланхоличном настроении он сидел за столом и курил. Я подсел к нему, начав говорить то, о чем хотел: — Вить, я в общем, это... — Макс? — с еле заметной улыбкой удивился Федорчук, — Мы не на работе, какой я тебе на хрен Витя... — Извини, Серёга, башка сейчас как чугунная. — Тебе плохо? Выглядишь так себе. Как рука твоя? — принялся он расспрашивать. — Хорошо. Хорошо благодаря тебе, — ответил я, глядя шефу в глаза, и тот явно засмущался, но я решил сказать, что должен. — Да брось, — фыркнул он с сигаретой в зубах. — В обед не успел сказать, когда пересеклись на работе. Спасибо, — с благодарностью я обнял его неожиданно и крепко, явно застав врасплох, — Спасибо, Серёга! — Перестань, я сделал, что должен. Как и ты меня вытащил однажды... — Федорчук похлопал меня по плечу, пока я не отпускал его, — Перестань, Макс, мы же тут не одни. — Да успокойтесь, голубчики. Воркуйте там себе на здоровье, я вам не мешаю, — подколол нас Влад, слезая с мотоцикла. — Что!? Как ты нас назвал, гадёныш? — разозлился я по-дружески, зная, что это у нас юмор такой. — Да шучу я. Я вон тоже от Олега не отлипал, когда он меня с мины тогда снял... — припомнил с грустной улыбкой Завьялов. — Да, Олег у нас просто мать Тереза, — ухмыльнулся Сергей, потушив окурок в пепельнице. — Ого, меня обсуждаете? — послышался голос Фролова, когда дверь гаража открылась и он вошёл вместе с Алексеем и Стасом. — Это что, все что ли? Остальные где? — важно встав из-за стола, возмутился Федорчук. — Не кипишуй, шеф, они скоро подтянутся, — легкомысленно успокоил всех Фролов. — Вы мне лучше объясните, откуда в моем гараже этот мотоцикл? Чей это? — с удивлением спросил Воеводин.        И тогда нам пришлось рассказать обо всем ему: про нашего нового знакомого лесника Богдана Онищенко, и о том, куда нас вчера вечером занесло. Обо всем этом не знал только Лёха, и Сергей с Владом в двух словах пытались ему все объяснить.       А тем временем меня ломало. Причём, буквально от всего: от боли физической, от паршивого настроения и навалившихся переживаний. Ломало морально... Пока остальные разговаривали с шокированным Воеводиным, я незаметно ткнул рядом сидящего Фролова: — Олег, мне плохо. Помоги, а. — Макс, ты уверен? — поняв с полуслова о чём я, спросил он тихонько. — Олег, я знаю, у тебя есть. Дай. Ну Фролов! — ныл я, буквально изнывал, прося получить желаемое – заветную ампулу с надписью «тримеперидин». — Не могу! — рявкнул резко Фролов, чем чуть не привлек внимание остальных. — Твоя ампула, моя ответственность. Очень надо, — уговаривал я. — Макс, сука, ты меня ещё обыщи или кокни из-за дозы, — начал он уже злиться, — Сказал же, не могу. — Но почему? Тебе жалко одну ампулу для меня? — возмутился я, — Вообще-то, я ранен... — Нет, ничего мне не жалко для тебя. Но не могу, извини. Медикаментов осталось очень мало. И представь, что нам делать, если сегодня-завтра кого-то из нас снова покрошат? — вразумил меня Олег, серьёзно поправив свои круглые очки, — Извини, братан, не могу. Лучше потерпи. — Чёрт... — выразился я, включив здравый рассудок, — Всё так плохо? — Плохо. Сегодня с Сергеем будем решать этот вопрос тоже. Раньше я брал лекарства у сослуживца в нашей части, но теперь я там не работаю, и вообще в федеральном розыске... А запасы кончаются, — шёпотом рассказал Фролов плохие новости, — Шеф не в духе. Не заметил? Ситуация же безвыходная. — Вот блин. Извини, что наехал, Олежа. — Ничего, бывает. Ты главное это... Не вздумай наделать глупостей, Максим, — похлопал он меня по плечу, — Лучше перетерпи, поверь мне. — Да, я понимаю, что я сейчас неадекватен... Самому тошно, — вздохнул я с горечью, поняв, в кого превращаюсь, и осознавая, насколько борьба с самим собой трудна, и что должен выдержать её, подавляя скверные желания. — Будешь? — спросил Олег, достав из-под стола свою флягу с водкой, — Прости, это единственное, чем могу помочь сейчас. — Не хочу, — буркнул я, и вспомнив слова Влада о том, что Олег стал часто выпивать, строго дополнил: — И тебе не советую.       Спустя несколько минут, ровно к семи вечера в гараж подошли все остальные: Яков, Павел и усталый Александр, который не успел после работы вылезти из строгой белой рубашки. Небрежно он облокотился о мотоцикл, кинув пиджак в люльку, и занял место рядом с Завьяловым. Все остальные расселись за стол. По мне мелькали взволнованные взгляды товарищей, но я убедил всех, что всё в предельном порядке. Сергей уже был взвинчен и нетерпелив, желая поскорее сообщить нам цель собрания. Он важно встал, и как обычно делал, дабы собраться с мыслями, принялся расхаживать по помещению. Все ждали его слова, и он наконец начал говорить, шагая туда-обратно и теребя помятую пачку красного «Мальборо» в руке: — Ну что, мужики, повод у нас сегодня с вами не радостный. У меня есть две новости, хорошая и плохая. — Хорошая? — удивлённо хмыкнул Олег, ткнув средним пальцем по переносице, имея нервную привычку таким образом поправлять очки. — Она могла быть таковой, если бы плохая всё не испортила, — вздохнул Федорчук, и продолжил, — Все помнят, что будет в ночь с пятницы на субботу? — Ещё бы, мне это уже в кошмарах снится, — скрестив руки, буркнул Бондарь, сидя боком на старом мотоцикле. — Давайте пока отставим эмоции, и будем думать холодной головой. Я начну с хорошей новости. Вчера, как вы уже все знаете, мы сделали вылазку в бункер, и выяснили, где именно находится ритуальный зал, и как в него попасть. В результате чего ранило Макса, чуть не подкосило меня, да и Влад тоже рисковал. Завьялов, Ларин, я благодарен за вчера проделанную работу, и ещё раз извиняюсь перед всеми, кого не поставил вчера в известность, — рассказал Сергей, и в его словах слышалось какое-то «но»: — Но прежде чем что-то планировать далее, я не могу вам не сказать некоторых нюансов... — Каких? — нахмурился Воеводин. — Попасть нам в бункер во второй раз будет все равно что выиграить в лотерею, — холодно ответил шеф, — А если уж и попадём туда, то будет сложно, и... — Шеф, ты хочешь сказать, мы до них вообще уже не доберемся!? — возмутился Влад, перебив Сергея, — То есть, Макс пострадал в пустую, и я тоже рисковал зря? — Успокойся, Завьялов. Всё, что мы делаем, не пропадет даром, — успокоил его Павел, давая Сергею продолжить: — Давайте смотреть на вещи реально. Мы имеем серьёзную защиту, вход в бункер с электронным сканером. Такую систему безопасности сломать практически невозможно, а после вчерашнего я уверен, что эти «подземные жители» подняли тревогу и сделали перерасчёт в системе, усилили охрану. И тогда шансов у нас не остаётся. — Почему это? Любую электронную систему можно сломать, если есть оборудование, — снова недовольный Влад вставил своё слово. — У спецслужб может и есть, но кто мы? Мы с вами простые люди. Против них у нас ничего не осталось, это как с коктейлем Молотова идти против танка с БТР-ом, — сравнил Федорчук в ответ. — Боеприпасы у нас есть, но они не резиновые. Уже осталось не так уж и много. Запасы серьёзных лекарств тоже сходят на нет, — расстроившись, дополнил Фролов, и сняв очки, он выглядел и впрямь подавленным. — Я бы и рад сказать, что эти лекарства нам не пригодятся! Но кого я наебать хочу!? — завёлся Федорчук, — Без увечий и потерь нам этот путь не пройти. Нас немного, зато их целый легион. Мы нигде не выигрываем. — Мы выигрываем в другом, и ты это знаешь, — сказал Алексей, напоминая, на чьей стороне добро. — Не до философии сейчас, Лёха. Даже, если и так, я хочу выиграть при этой грёбаной жизни, дабы оставить хотя бы вас в живых! — также повысив тон, ответил Федорчук, — Поэтому, мужики, я скажу так: давайте-ка, лучше подумайте о себе. Каждый сам за себя. — Командир, ты тронулся!? — удивился Александр, застыв с сигаретой в руке. — Да, ты выиграть, или распустить нас хочешь? — уточнил Стас Свирин, и лица у всех сделались напряженными. — Первое. Пока не поздно, — абсолютно без эмоций чётко проговорил Сергей, что стало для нас почти ударом, — У нас выхода нет, всё становится только хуже и хуже.       Мы переглянулись между собой, и взглянули на озадаченного Сергея. Я поверить не мог, что он сказал это. — Серёга, ты чего, решил последовать совету Богдана и тикать? — удивился я. — Не смотрите так на меня, я-то не сдался, — снова заговорил Федорчук, нарушив мучительное молчание, — Поймите, мне за вас душу рвёт. Я же не прощу себе, если кто-то из вас... — А простишь себе убитых детей? Вспомни историю, которую вчера Онищенко рассказал. Порезанных на органы детей ты простил бы себе? — также завёлся я, резко встав из-за стола. — Неужели ты думаешь, что и мы зассым и бросим наше дело? — удивился Павел. — За кого ты нас принимаешь, Сергей? За обоссавшихся сук? — присоединился к моей речи Алексей, что звучало как обвинение в адрес шефа.       Но и Сергея я понимал; любит он нас, чертей, как сам и говорил. Вот только бросать всё на полпути не собирались, и так бессмысленно похерить все прежние труды бессонных ночей. — Мужики, внимание, покиньте помещение, готовые уйти прямо сейчас! — официозно и громко сообщил Влад, встав из-за стола, и вальяжно указал на выход: — Ну!? Идите! Нас отпустили, ура, пацаны! Что сидим? Командир дал добро!       После высказываний Влад плюхнулся за стол, взирая на всех нас, и на Сергея, что виновато уставился в пол. Все сидели неподвижно и смотрели на шефа с укором, показывая, что тот не прав, решив всё за нас. — Видишь, Серёга? — спокойно спросил Светлицкий, убеждая Сергея, что какие бы трудности не были, мы наше дело не бросим. — Так что, давайте как раньше, ебашить – так до талого, — сказал Олег, и Федорчук поднял на нас гордый взгляд, в которых будто читалось: «а я и не сомневался в вас, знал, что не суки...» — Рассказывай, какие планы имеются? И не подумай, что мы сможем вот так вот всё бросить и забыть тот весь ужас. Напропалую так напропалую, — окончательно убедил Стас Сергея не дурить.       Федорчук готов был принять нашу позицию, но его заметно что-то гложило. — Дела такие: боеприпасы на исходе, лекарства тоже. Достать их больше не откуда, но мы бы могли это сделать за деньги. Купить на чёрном рынке, — ответил Сергей, что звучало как выход, однако он безнадёжно добавил: — Но таких денег у нас нет. И обычного оружия нам уже мало. Нам нужны спецсредства, учитывая, куда мы влезли. А это целое состояние. — Сколько? — на полном серьёзе спросил Влад, желая помочь. — Боюсь, Завьялов, что даже у тебя столько бабок нет. У нас почти ничего больше нет! Значит, мы ляжем! Да что же я за командир-то такой, раз могу подставить своих людей под удар!? — снова взбесился Сергей с горящими злостью и унынием глазами, — Что я могу? Только потери считать! И ничего больше. — Сплюнь, шеф, — буркнул Алексей. — Осталось трое суток, я уверен, должен же быть выход, — в надежде сказал Бондарь, задумчиво потерев лоб.       Все мы хотели двигаться дальше, хоть и понимали всю сложность и опасения Сергея. Его переживания были не напрасны – сейчас у нас настали тяжёлые и смутные времена. — Я могу что-то придумать, но как я уже сказал, от меня мало что зависит. Помощи ждать не откуда. Подумайте об этом. И о себе, — холодно ответил Федорчук и закурил, вернувшись за стол. По его настроению, он был готов окончить собрание, но дополнил с сигаретой в зубах: — Я не имею права руководить нашей работой, поскольку ничего не могу. Херовый я командир, как видите. — Не горячись, Серёга. У меня есть одна идея, — что-то задумав, выдал Свирин. — Я знаю, Стас, о чём ты скажешь, — безрадостно ответил шеф, — Что, вышел на след оружейной мафии, и хочешь потрясти криминального авторитета? — Да. Я же рассказывал, мы сейчас с Максом ведём дело об одной ОПГ. Мелкие шестёрки сдали главаря с потрохами. Это оказался Свиридов, — рассказал Свирин о нашем деле, — Серёга, ты ведь помнишь его ещё с девяностых? — Свирид? Тот самый? — Сергея это очень заинтересовало, и его глаза снова загорелись, — Так.... Продолжай. — А какое он имеет к нам отношение? — спросил нахмуренный Ковальский. — Да никакого. Просто этот Свирид занимается сейчас перегоном оружия из Чечни. Говорят, он там целые вагоны с боеприпасами стрижёт, сволочь, — ответил я. — Да, эти подробности пока не официальны, РУБОП ещё об этом ничего не знает. И Свирида можно было бы потрясти, пока за дело не взялась военная прокуратура и его не передали в Южный Федеральный округ, — рассказал Стас о своей идее. — Рискованно, — Федорчук потер подбородок, просчитывая все риски, — Дело Свирида у вас намечается громким, за вами наверняка сейчас пристально смотрит управление собственной безопасности. — Согласен. Но попытаться-то стоит. Надо что-то делать, и я предложил свой варик, — решительно ответил Свирин, и прикурил от папиросы Сергея — И то верно, — согласился шеф, — Значит, Стас и Макс, попытаетесь решить проблему с оружием? — Да, обязательно, — решил я. — Только мы обещать ничего не можем. Если не получится, нас и самих за такое загребут, — добавил Станислав. — Я всё понимаю, будьте осторожны. В нашем безвыходном положении это единственный вариант. Чёрт, если этот номер не пройдёт, то всё покатится в тартарары, — монотонно и почти безнадёжно ответил Сергей, — Вот если у кого-то из вас получится всё разрулить, или хотя бы что-то, то я сниму шляпу. Ей-богу, назначу его главным, прокукарекаю или пристрелю себе ногу на спор...       В шуточном высказывании шеф перечислил всё, чего бы никогда в жизни не сделал. Дескать, не бывать этому, и проблемы не решатся. Мы поняли: Федорчук окончательно потерял надежду не только в себя, но с трудом верит и в нас. Все поникли, но кроме меня.       Мне в голову пришла другая гениальная мысль, что я даже заёрзал на стуле, не в силах сдерживать её. После слов Сергея я кое-что смекнул, вспомнив о рассказе Ширяева: о его знакомом Рычкове из особого отдела, который заочно знает нас и хочет предложить помощь. Это могло стать вторым вариантом, как решить наши проблемы. Думая, как сообщить эту неожиданную новость, я заликовал, явно отличаясь от всеобщего унылого настроения. Некоторые смотрели на меня странно, а Сергей поднял на меня печальный взгляд, и выдал: — Ты чего улыбаешься, придурок? — Можешь кукарекать, Серёга, — самоуверенно с улыбкой ответил я, и все остальные поняли, что у меня есть какая-то идея. — Чего? — не понял Федорчук. — Ногу мне твою жалко, слишком она мне нравилась... — подшутил я, нервно усмехнувшись.       Все захихикали. — Не понял? — нахмурился Сергей, глядя на меня через пелену сигаретного дыма. — Шеф, а если я скажу, что помощь будет? — непроизвольно улыбаясь, спросил я, давая всем надежду. — Помощь? От кого? От пресвятых отцов? — недовольно закатил глаза Александр, что сегодня был вечно недовольный. — Извини, Поляк, в царствии небесном у меня пока связей нет, да и согласись, что рано нам туда ещё, — ответил я, и с интригой протянул, — А вот в ГРУ... — Где-где?

★ГЛАВА 68★

      Мне пришлось не слабо распнуться перед изумленной публикой, объясняя им все начистоту. Как я и знал, это мало кому понравилось и породило лишь недоверие и страх быть пойманными. Хорошо хоть на меня упреки в сокрытии градом не посыпались, ведь я объяснил, что сам только сегодня всё узнал от Евгения. Про связь полковника с Коноваловым и Черновым я пока умолчал; у нас на кону были серьёзные проблемы, и некогда сейчас было всех удивлять, насколько мир, мать его, тесен. Федорчук нахмурился, что на лбу его выступили глубокие морщины. Некоторые были в шоке с новости, а шеф в замешательстве, долго и напряженно думая. — Встретится с ним надо, Серёга. Это шанс, — сказал Воеводин, прерывая дилеммы шефа, — Предлагают помощь, не отказывайся. — Какой шанс, Лёха? — вырвалось у Сергея, когда он поднял свой бешеный взгляд, — Отправится в могилу и за решётку? — Серёга, зачем так уж? Рассуждай логически. Приведённые вашим Ширяевым факты указывают, что Рычков этот такой же, как и мы, — сказал Павел, встав на сторону моей идеи. — Ну а вдруг? — предположил задумчивый Свирин, — В конце концов, не могут же все быть продажными мразями. — Не знаю, я ему не доверяю, — Сергей не поддавался на уговоры, — Чёрт возьми, я даже не знаю его! — Если это старый знакомый моего дяди, он свой. Ну сами подумайте, было бы иначе, мы бы давно были не живчики, — ответил Влад, — Вдруг он поможет нам чем? Что скажете, мужики? — Ладно. Я встречусь с ним, — нехотя согласился наконец Федорчук, — Только при одном условии. — Каком? — спросил я. — Завьялов, скажи своему дяде, чтобы устроил мне с встречу с Рычковым как можно скорее. У нас мало времени, а проблем куча, — ответил Сергей, готовый пойти на этот шаг, понимая, что выбора у нас нет. — Не вопрос, шеф. Всё устроим, — пообещал Влад.       В этот вечер мы не стали терять зря времени и уже начали думать, размышляя над тем, как сделать дело в приближающиеся субботу и выбраться живыми. Гараж давно превратился в штаб. На столе была разложена карта местности, в большей мере зелёного цвета – изображённые рощи, перелески и пригородная промзона. Кое-где крестиками были отмечены значимые места: капище в лесу, первый вход в бункер и крыло заброшенного завода, где предположительно был ещё один вход в подземелье. И мы все нависли над разложенной старой бумажной картой, что-то соображая. Лично у меня сил думать уже не было. — Что мы имеем нового? — задумчиво спросил Сергей, потирая щетинистый подбородок. — После сегодняшней весёлой ночки мы на карте можем поставить ещё один новый флажок, — ответил Влад, — Второй вход в бункер. — Ну и где он? Ты помнишь точно? — спросил Александр, устало опершись о стол с сигаретой в руке. — Где-то рядом с дорогой, хотя я плохо помню. Надо показать карту Богдану, он же знает всю эту местность как свои пять пальцев. Может, ещё что-то вспомнит, — предложил Завьялов. — Хорошая идея, Влад, — согласился я. — Сколько в бункер всего входов? — спросил Свирин, продумывая все варианты проникновения в подземелье. — Знакомых нам – всего три, получается. Тут, — ответил Сергей, указав на бункер у оврага, и сместил палец вверх по карте, — И в соседней роще. Ещё, возможно, туда можно попасть с завода, учитывая наши старые наблюдения и факты. — Да, скорее всего у завода есть своё подземелье, и с нашим бункером они могут пересекаться, — задумчиво произнёс Павел. — Думаешь? — нахмурился Сергей, разбирая наши давние догадки. — Почти уверен, — важно ответил Влад, — Могу аргументировать. — Так, интересно, — протянул шеф, давая слово Завьялову. — Я подробнее расспросил отца про его бизнес-план, который не проконал, увы. Батя же пару лет назад хотел снести всю эту промзону и построить новый микрорайон. Но ему отказали из-за не рентабельности, — ответил Влад. — А поточнее? — заинтересовался Алексей. — Под заводом реально есть подземные ходы, там вроде были какие-то топливные хранилища, или что-то такое. Даже подземные железные дороги, — рассказал Влад, — В застройке отказали из-за затрат и большого риска того, что грунт просядет. — Вам не кажется, что отказали не только из-за этого? — задумчиво и подозрительно спросил Олег, крутя в руках зажигалку. — Да-да. Они в этом заброшенный завод вцепились как клещи. Странно это. Мертвой хваткой они там засели. — Узнать бы нам все, мужики, — спокойно, но решительно сказал Павел. — Честно, боюсь я туда соваться, — подавляя все желания, вздохнул Федорчук, — Даже втихую. Если нарвёмся вдруг, мы же не подготовлены для таких налётов. — Ну а когда решим проблему с запасами? — готовый на решительные действия, спросил Яков. — Да и когда решим, я бы не рисковал, — нахмурился Сергей. — То есть? — уточнил Александр. — В завод они вцепились, сами же говорите. Значит, это важный объект для них. Вспомните слова Евгения. Его информатор из ГРУ сообщил, что все важные объекты заминированы, — ответил я, озвучив все опасения Сергея, объясняя почему на завод идти нам пока не стоит. — Точно. Пока нам туда соваться нельзя. Даже если очень хочется, — согласился Федорчук, и окончательно отбил желание остальным. — Тогда как действовать? — спросил Алексей. — Для начала встретимся с особистом. Если этот Рычков готов помочь, то будем рассчитывать на него, — ответил Сергей сквозь зубы. Зная шефа, рассчитывать на кого-то он хотел меньше всего. — А если нет? Если всё пойдёт не по плану? — спросил Стас, просчитывая все риски. — Хм, не по плану. Нам не привыкать, — самоуверенно фыркнул шеф, затягиваясь сигареткой, и развел руками, — Ну, что поделать. Пойдём ва-банк. — Некоторые мы места уже прощупали, и то хорошо, — добавил Воеводин, и вздохнул с горечью. — Эх, ещё бы они стали местами завоеваний, — размечтался Влад, с едва заметной натянутой улыбкой и подпёр голову рукой, озарённо глядя в потолок .       Шеф сверкнул на него колким взглядом тёмных глаз, мол, не трави душу. — Помню-помню. Рано ещё об этом, война ещё не окончена, — проговорил Завьялов, возвращаясь в невеселую реальность. — Ладно, на сегодня хватит, все свободны. Завтра трудный день. Я уже жду этих заявлений о пропаже детей, — потушив окурок, сказал Сергей, заканчивая собрание, но завёлся снова, — Перед днём мессы заявления поступают чуть ли не массово. Это уже стало грёбаной закономерностью! — Они уже поступали? — уточнил Свирин. — Нет, но я уверен, они поступят, подожди. Я усиленно работаю, — ответил Сергей, готовый морально к издержкам своей профессии, — Надеюсь отыскать их по горячим следам, а не вырывать из лап этих шизанутых убийц, которые захотят их свежей крови. Тьфу ты ж, блядь... — Тут не угадаешь. Но одно могу сказать точно, надо будет, мы этих детишек из когтей самого дьявола выцепим, — многообещающе сказал Фролов. — Иногда мне кажется, что они и есть самые настоящие дьяволы, — добавил Ковальский. — Точно. Это не люди, — процедил озлобленный Павел с таким выражением лица, будто готов порвать кого-то.       В сырой вечер после дождя мы ехали по мокрым дорогам домой. Прав был Серёга, завтра был трудный день: нам со Стасом предстояло попытаться решить вопрос с нехваткой оружия, и у каждого из нас были свои заботы. Время шло, до субботы оставалось всего два дня, а ощущение, что мы полные ничтожества, неподготовленные и ни на что не способные, не покидало меня. И чем меньше времени оставалось до того страшного дня, тем больше мы были эмоционально дёрганые и нервные. На сегодня мне оставалось только одно – собрать волю в кулак, добраться до дома, заварить чай, посидеть с друзьями, и закончить этот день в кои-то веки в собственной постели, а не в ночном лесу или подземных бункерах. Со мной на ночь остался Влад. Как и договаривались, мы провели вечер вместе по-домашнему, перед телевизором с американскими боевиками, как в старые добрые времена. Мы старались не говорить о том, чего больше всего гложет. Я лишь напомнил себе, что завтра нужно срочно поговорить с Евгением и выяснить о времени встречи с Рычковым. Ведь если у нас решить проблемы не получится, то рассчитывать будет не на кого, и всё упиралось в этого бывшего особиста.       Перед сном я накрутил себя, бесясь с того, что нам придётся зависеть от кого-то. Во мне говорила эта гордая черта недоверчивого лидера. Но делать нам нечего, и делить корону некогда – нельзя больше ждать. И делить корону некогда – есть дела поважнее, главное детей спасти. К тому же, я не знал лично этого полковника Рычкова, но судя по всему, он свой. Неужели нам действительно кто-то хочет помочь?       Уколовшись обезболивающим, я смог заснуть, однако бесконечные мысли ещё долго лезли в голову, а сквозь сон возникал какой-то яркий, но размытый бред. И то самое чувство беспечной расслабленности. Странно...

****

      Этот четверг проходил нервно. Даже если вокруг было все спокойно – родная квартира, за окном светило солнце, а рядом был лучший друг, ставший родным, на душе творилось такое, что жить не хотелось. А вот раненая рука всё ныла, но физическая боль меня сейчас волновала меньше всего. Влад как раз и отвлекал меня присутствием и лёгкими разговорами, зная, что в одиночку мы бы давно с ума сошли.       Вчерашние слова Сергея «каждый сам за себя» просто холодили душу. Сдружившись со всеми нашими, я не представлял, как это. Мы все держались друг за друга, и это нас спасало. Старшие твердили, что сила в единстве, и были правы. Но Федорчук в последнее время бесился, часто выходил из себя, и в силу темперамента бросался такими высказываниями.       Сидя на кухне и попивая неспеша горячий чай, я негодовал по этому поводу вслух, на что Влад, в своём репертуаре, шутливо рассмеялся: — Мы не виноваты, что у нашего командира биполярочка. — И ты это заметил. Он стал странным. Помнишь тот вечер, позавчера? Он не предупредил никого о том, что мы пошли на разведку в бункер, хотя столько раз клялись, что будем держаться вместе, — припомнил я странное поведение шефа, поглаживая свежий бинт на предплечье. — Об этом знали всего четверо, и всё могло закончиться куда хуже. Ты понимаешь, что могло произойти? И мне интересно, он сам-то это понимает? — начал Влад возмущенно обвинять Сергея. — Но он признал, что виноват. Даже извинился перед всеми, — ответил я, защищая шефа. — Признал, — буркнул Завьялов, допивая свой кофе, — Но так же нельзя! — Сергей и сам это понимает, и парится не меньше, я точно знаю. — Так... А что ты ещё о нём можешь интересного сказать? — заинтересованно спросил друг, слегка сощурив тёмные глаза, — Ты же лучше нас всех его знаешь. — В последнее время Серёга стал иногда безалаберный, это правда, — признался я, и всё рассказал: — Порой не узнаю его. Я всё-таки попробую с ним поговорить. Хотя, уже всё было обговорено: и сильным людям тоже бывает хреново. — Да, у каждого крыша едет по-своему, — согласился Влад, признав, что ноша Сергея особенно тяжела, и в такие трудные моменты людям свойственно ошибаться. — Да не говори... — вздохнул я, закончив завтрак. — Да, у тебя в том числе, — начистоту выдал Влад. По-дружески он мог сказать мне что угодно, и я никогда не обижусь. — Так заметно? — спросил я; то, что у меня крыша едет, я признал уже давно. — Заметно, Макс. Совсем загруженный ходишь, — ответил Завьялов, и хитро улыбнулся, — А хочешь разгружу? — Чем? — Макс, закрой глаза! — сказал он мне навеселе. — Это ещё зачем? — не понял я, но всё же зажмурился, — Что за детский сад, Завьялов?       Судя по звукам, друг отошёл на несколько шагов куда-то к кухонным шкафчикам, и вернулся ко мне. — Эй, что ты задумал?       Он молча подошёл ко мне сзади, положив руку на плечо, и велел открыть глаза. Перед собой я увидел стеклянную ампулу с прозрачной жидкостью. Ту самую. Тремипередин, будь он неладен... — Влад... Что это? — удивился я. — А я думал, ты умеешь читать. Я вчера стащил её в гараже из аптечки, — безэмоционально ответил Влад.       Поставив ампулу передо мной между кружкой и тарелкой с бутербродами, он сел рядом за стол. Я смотрел на ампулу, и желание воспользоваться наркотическим лекарством было весьма большим. — Зачем, Влад? Я не торчок... — Не торчок... Но раненый! Макс, я не мог поступить иначе. Я не мог смотреть, как ты мучаешься, — ответил друг с жалостью ко мне. — И сколько? — начал я напористо выпытывать. — Что «сколько»? — Сколько промедола украл? — продолжал я, как на допросе, сверля его колким взглядом. — Две ампулы... Первую я тебе подсунул вчера вместо обычного обезболивающего, и ты укололся ей на ночь, — виновато признался Влад. — Так вот оно что... Теперь понятно, почему меня вчера так колбасило! — от неожиданности его признания я аж вскочил из-за стола, и стал яростно его отчитывать, подбирая слова помягче для оскорблений, — Чёрт, Влад, ты безумец... Ты! Да ты... — Украл у своих последнее лекарство. Так и скажи: крыса. И будешь прав, — спокойно перебил Завьялов.       Моё настроение тоже скакало будь здоров, и я в миг успокоился, выдохнув: — Эх, Влад... Я тебя понимаю. Знаешь, на твоём месте я бы поступил также. — Больше не бесишься? — Влад встал из-за стола, и обнял меня сзади, никогда ещё так не делая. И такой глупости вроде воровства он для меня ещё не творил. Мы оба чувствовали, что были близки, как родные братья. — Не бешусь. Спасибо тебе, конечно. Но использовать я её не буду, — решительно ответил я, кивнув на ампулу. — Понял. Твоё право.       Заболтавшись с Владом, я не заметил, что время течёт быстро, и мне давно пора бежать на службу, а я всё стою в одних пижамных штанах, сонный и лохматый. У меня уже трезвонил мобильный – Сергей дал знать, что подъехал за мной, и ждёт возле дома. Начав собираться впопыхах, я надел первое, что выпало из шкафа – моя милицейская форма, ровно висящая на вешалке среди бесконечного бардака. Честно, не любил в ней щеголять, тем более, что мне разрешалось ходить в гражданке.       Весь путь до центра с Сергеем мы провели почти молча, и только добравшись до работы, я решился с ним поговорить. Пока рабочее время не наступило и коридоры главка были пусты, я задержался в кабинете Сергея, где тот работал под именем майора Виктора Крынина. — Серёга, новостей нет? Заявлений не поступало? — решил расспросить я, и содрогнувшись, добавил, — Два дня осталось... — Пока нет. Чёрт, два дня... — садясь за свой рабочий стол, протянул Федорчук, нагнетая.       Он поник, закурил, наверняка думая о том же о чём я. Если в это полнолуние мы допустим жертвоприношение и не спасём детей, то никогда этого себе не простим. Это серьёзный промах, и нам покажется, что всё зря, и пробьёт слеза, если всё напрасно. А Сергей и вовсе был на грани того, чтобы распустить нашу группу к чертям собачьим. Об этом я думал поговорить с ним позже. — Мы всё успеем, — с надеждой уверил я. — Ты так думаешь? — Сегодня со Свириным потрясём оружейную мафию. Надеюсь, что-то да выйдет, — ответил я, в желании отхапать у бандитов оружие в своих целях: должностное преступление, которое я очень желал совершить, дабы решить наши проблемы с нехваткой оружия. — Каким образом? — уточнил Сергей, который и сам был не рад, что мы готовы пойти на такое, рискуя потерять не только погоны, но и свободу и жизнь. — У Стаса есть какой-то план, — коротко ответил я, не вдаваясь в подробности. — Я вас прошу, будьте осторожны. — Хорошо, шеф. Ещё сегодня уточню у Ширяева, когда он нам устроит встречу с отставником, — рассказал я о своих планах. — Отлично. — Если всё получится, всё будет как раньше. А как у тебя дела, Серёга? — Макс, я уже рассказал. Жду заявлений, буду искать по горячим следам, — ответил он, будучи немногословным, хмурым и без настроения на разговоры.       Но я настаивал: — Я не об этом. Просто хотел поговорить. — Ларин, у нас проблем куча и дел по горло. Ты в серьёз полагаешь, что у нас есть время на болтовню? — возмущённо ответил он, и завёлся с пол оборота. — Вообще-то, есть немного времени, — спокойно ответил я. — Хорошо, давай поговорим, Макс, — Сергей пришёл в равновесие, и закурил, начиная разговор первым, — Как раз хотел сказать одну вещь: если мы всё решим, да если даже и нет, то я... — Что!? — не выдержал я и перебил, боясь, что Федорчук снова заговорит о роспуске нашей команды. — При любом раскладе я снимаю с себя обязанности главаря. Я так решил. Вы зовёте меня командиром, шефом, но по факту я не оправдываю вашего доверия. Это очевидно всем вам, и прежде всего, мне самому. Я трезво оценил ситуацию, и понял, что не справляюсь, — рассказал Сергей, и усмехнулся: — Эх, видимо, старею... — И кто теперь будет? И что будет... Анархия? — удивлённо спросил я, не понимая, как может быть банда без главаря. — Думаю, вам не нужен вожак. Каждый из нас – это законченный мститель. Каждый знает, что делает, — твёрдо сказал Сергей без малейшей доли пафоса. — Мне кажется, что слова Стаса тоже повлияли на твое решение? Тебе тоже не понравились ранги. Ты альфа, я бета... Или мы уже не стая вовсе? — слегка возмутился я. — Мы озлобленные волки, и навсегда останемся ими. Ты прекрасно знаешь это. В том и дело, что вы не стадо, чтобы вами управлял кто-то, как это делал я. — Что теперь у нас будет? — Всё останется как есть. Мы братство, где все равны. Но только теперь будем принимать решения все вместе, путём голосования, — рассказал Федорчук. — Хорошо, я понял тебя. Отличное решение, — согласился я, минуя страх новых перемен в нашем объединении. — Думаю, это всех устроит, — кивнул Сергей, — Ещё вопросы, Макс? — Как дела? — спросил я, и непроизвольно растянулся в улыбке, которая, наверное, была самая что ни на есть искренняя.       Сергей поднял на меня взгляд. В луче солнца, проникающего сквозь пыльное окно кабинета, его карие глаза светились янтарным светом. В них было что-то ещё: удивление, признательность и счастье. Глядя на меня, он замолчал, застыв с сигаретой в руках. — Ты так и не ответил, — сказал я, нарушив тишину, — А мне действительно это интересно. Не думай, что у нас теперь камень вместо сердца. Не чувствуя мук совести и жалости к противнику — это одно. И это не значит, что становимся совсем сухарями, не чувствуя ничего к близким. — Всё прекрасно, Максим, — ответил он коротко, всё также пронзительно глядя мне в глаза. — Действительно? — удивился я резким перепадам настроения Сергея, и вспомнил слова Влада: «у шефа нашего, похоже, биполярочка». — Ты мог подумать, что я не на своём месте. Чёрт возьми, может, так оно и есть. И на месте этом у меня даже имя фальшивое... — нахмурено ответил Сергей, — Но вчера мне тут один хороший человек сказал правильные слова. — Какие? — Чтобы найти себя, нужно служить народу и помогать людям, — процитировал Сергей, потушив недокуренную сигарету в переполненной пепельнице. — Лёха сказал? — догадливо спросил я, снова улыбаясь. — Да, Воеводин. — Узнаю учителя. Он всегда добрым словом поможет, — радостно хмыкнул я, и убедившись, что Федорчук в порядке, встал из-за стола, — Ладно, пора мне, дела ждут. Свирин и Ширяев наверняка уже пришли.       Провожая меня в этот трудный день, Сергей обнял меня на удачу, и с благодарностью за волнение и поддержку. Я сразу же поднялся к себе, чувствуя на душе облегчение. Хватит мне на это утро разговоров по душам, пора и за работу, разгребать наши проблемы, как личные, так и служебные.

★ГЛАВА 69★

      С майором Свириным мы с утра приступили к делам, спустившись в камеру предварительного заключения к задержанному подельнику, который должен выдать нам все пароли и явки своего авторитета, Свиридова. Его мы и хотели потрясти, отжать оружие, которым он владел в непомерных количествах, как выяснило наше следствие. — Я допрашивал его вчера. Чем занимались Свирид и его бандосы после отсидки, он рассказал, — идя по коридору первого этажа главка, сказал Стас, и перешёл почти на шопот, хитро подмигнув мне, — Я тебе так скажу, Макс, то, чем владеет этот Свирид, нам с лихвой хватит, и надолго. Только вот... — Что? — Он не выдал мне местонахождение Свиридова. Морочил мне голову вчера, мол, не помнит. Упирается, не хочет выдавать всех, сволочь. Я не до конца его дожал, дал одну ночь на восстановление памяти, — ответил майор, уже подходя к камере. — Если не расколется? — спросил я. — Расколется, иначе, я ему почки отобью, суке... Или посажу его прямо сейчас! — со злостью в глазах ответил Свирин, — Мне и на данный момент доказательств предостаточно, чтобы засадить его на долгие годы.       Злость майора была профессиональной, мы работали так практически всегда, однако сейчас мы оба знали, что делаем это по большей части в собственных интересах, дабы добраться до криминального авторитета Свиридова, и отжать это чёртово оружие, которого нам так не хватало. То, что мы сами поступаем вне закона, нас не волновало. Решить нашу проблему – основной приоритет. — И да, Макс, нам нужно узнать, где искать Свирида. Во что бы то ни стало, по зарез нужно, — добавил Свирин, намекая на то, что добиться желаемого мы должны любыми способами, даже самыми аморальными. Я намёк понял, и был готов; сам не по наслышке знал, что такие методы у ментов втихаря даже приветствуются.       Дойдя до одиночной камеры, Стас приказал конвойному открыть её. Я редко бывал здесь, в основном обрабатывая задержанных в допросной. Дверь камеры с холодным скрипом открылась. — Вот он, голубчик, — ухмыльнулся Стас, и мы вошли внутрь прохладной камеры, и конвоир закрыл за нами дверь.       Задержанный лежал на голой шхонке, отвернувшись лицом к серой обшарапанной стене. — Подъем! — Свирин грубо пнул снизу сетку матраса тюремной койки.       С нашим появлением подельник встал. Худощавый и помятый, со шрамом на лице, возрастом он был лет тридцати пяти, хоть и выглядел гораздо старше. Одним словом, криминальный элемент со взглядом законченного маргинала, потасканный «легендарными» суровыми девяностыми. — А-а, гражданин начальник! — поднявшись, хрипло протянул он, и перевёл презрительный взгляд на меня, — Оп, извиняюсь, гражданины начальники... — Ну что, продолжим вчерашний разговор? — Стас нагло поставил одну ногу на край шхонки, нависая над преступником. — С мусорами разговоры не веду! — гаркнул он в ответ в лицу мойру . — Ты! — смотря на бандита сверху вниз, пригрозил Стас пальцем, — Ты сядешь! И чалится на зоне тебе очень и очень долго!       Ответа не последовало. Тот молча и озлобленно глядел в глаза майору, таким взглядом, будто готов разорвать. — Что, не аргумент? — спросил Свирин и поняв, что договорится не получится, усмехнулся: — Ха, чего это я, напугал петуха голым хуем... — Что ты сказал, слышь? — взбесился задержанный, и почти кинулся на Стаса. На шум в камеру вломился конвойный сержант, но Свирин дал знак, что всё в порядке, и конвой удалился. — Усядься, чмо! — я с силой толкнул отморозка на койку, что тот не слабо ударился спиной и затылком о холодную стену. — Значит так, либо ты выдаёшь нам местонахождение Свирида, либо... — начал я хитрый шантаж.       Я решился на действия, на первый взгляд за которые мне бы объявили выговор за аморалку: я полез расстегивать ремень на милицейских брюках. Вытягивая его со злостным взглядом, я был готов его придушить, лишь бы только выбить нужную нам информацию. Задержанный взглянул на меня с опаской, после шутки Свирина про петуха, подумав в силу своей испорченности, что я имею ввиду совсем другое.       Со Стасом мы схватили чутка испуганного бывалого, хоть он отбивался и с матами пытался выскользнуть из нашей хватки. Свирин скрутил его, вжимая мордой в койку, пока я упёрся коленом в его спину, и закинул петлю на шею из своего брючного ремня, затянув его. — Могу подсластить твою учесть: сотрудничество со следствием облегчит меру наказания, — держа его за заломанные назад руки, спокойно сказал Стас, и абсолютно не угрожающе. — Задобрить решил, крыса мусорская? — начал хамить он, и взбрыкнул, поняв, что для его зада риска нет, и у нас другой менталитет, не зона всё-таки. — Выбирай что тебе дороже: сдохнуть прямо здесь, или отсидеть годика четыре, и выйти на свободу? — начал я выбивать признания, и стал злиться, затягивая удавку на его шее туже, — Придушу, ублюдок, а всем скажу, что ты в камере повесился. Догадайся, кому поверят больше! — Одно радует, никому ты после этого уже на хер не будешь нужен. Девяностые закончились, урка! — не стал терпеть Свирин молчание, и с силой встряхнул лежачего, ударив телом о жёсткую тюремную койку, — Пора из тебя выбить эту мерзость, очистить тело и душу, так сказать...       Мой ремень тем временем затягивался на шее бандитского отродья всё туже и туже, и поняв, что мы не шутим, он хрипло ответил, вжатый харей в матрас: — Первомайка, окраина, дом возле... — Чего ты там сопли жуёшь? Громче! Говори, где Свиридов! — после того, как от одушья и нехватки воздуха «допрашиваемый» запнулся, Стас в нетерпении приподнял его с койки, выкрутив руку назад ещё больше, на что тот от боли едва сдержал стон. — Кто ещё с ним? Говори, быстро! — продолжал я, и ослабил удавку. — Никто, максимум пару человек, чтоб не засветиться, — быстро ответил задержанный, жадно ртом хватая воздух, — Он там хату рядом снял, рядом с железкой. У него есть товар! Отпусти! Я всё скажу!       После этого шестёрка Свирида выдала точный адрес местонахождения своего криминального босса.       Выйдя из КПЗ, хотелось по привычке сказать: «Ну что, берём наряд и вперёд?». Но на этот раз мы должны быть только вдвоем. Помимо задержания у нас была своя особая миссия, о которой никто не должен узнать кроме меня и Свирина, даже Евгений. Покинув управление, на машине Стаса рванули сразу на окраину Первомайского, где по словам подельника, в доме у железнодорожной ветки временно скрывался Свирид.       Выжидая на месте в пустом переулке некоторое время, мы решились наконец проникнуть в дом, приготовив заранее наше табельное оружие с полной обоймой. Как всегда при задержании, мы разделились, ступая по заросшему двору дома, топча свежую траву, покрытую утренней росой. Выломав хлипкую дверь старого дома, я вломился внутрь, проскочив через коридор сразу в пыльную комнату. Я сам удивлялся, насколько быстро сработал, ведь явно застал человека в комнате врасплох. Знакомое лицо с фотографий из уголовного дела – лысая голова, глаза с прищуром, золотая цепь на шее с два пальца и старая большеразмерная кожанка. Сразу понял, это он. Как только Свирид увидел меня, то схватился за свою пушку, абсолютно не церемонясь, и не взирая на то, что я точно также держу его на мушке. Разговаривать явно был не о чем, только ждать, кто кого прикончит первым. Державший в девяностых весь город в страхе, этот человек был без тормозов, и просить бросить волыну и договорится не получится. А уж тем более, выбить товар или деньги.       С другой стороны дома на улице находился Свирин. Отвлекая внимание авторитета, от мелькнул в старом запыленном окне, и разбил его, просунув свой табельный Макаров в окно. Всё происходило так быстро, и Свирид неконтролируемо перевёл своё внимание на шум позади себя. Мешкаться было некогда, и я не придумал ничего лучше, как спустить курок... Я застрелил Свирида первым, с весьма близкого расстояния, так что капли крови расплескались по пожелтевшим обоям и старой мебели.       Стас тут же с лёгкостью открыл со стороны улицы хлипкую створку открытого окна, осторожно на носочках спрыгнув с подоконника внутрь комнаты, на ковёр. — Макс, дружище, ты всё правильно сделал, — подойдя ко мне, сказал он, похлопав меня по плечу, — Сопротивление при задержании, считай. — Ха, майор, всё нормально, — усмехнулся я, — Не парюсь, не в первой.       Мы осмотрели застреленного точно в голову авторитета; при нём был только один пистолет. — Жалко только одно: что ничего не добились, — вздохнул я, спрятав ствол в кобуру, и осмотрел комнату; здесь точно не было того, что нас интересует. — Не зря. Ну во первых, ты избавил мир от ещё одной гадины, и поверь, оно того стоит. Знаешь, сколько по его воле в девяностых народ порешили? — успокоил меня Стас, и направился из комнаты в другой конец дома, — А во-вторых, его подельничек божился, что последняя партия оружия при нём.       Мы вошли во вторую комнату, дабы проверить это. У стены стоял целый стеллаж из картонных коробок и деревянных ящиков, накрытый прозрачной плёнкой. Стянув её, Свирин заглянул в первую коробку, и убедился: — Оно самое...       Я тем временем подошёл к шкафу, открыв скрипучие дверцы. На меня чуть не выпала гора огромных дорожных сумок, набитых чем-то тяжёлым. Я расстегнул первую сумку, она оказалась до верху забитая деньгами: ровные стодоллоровые купюры, сложенные в увесистые пачки. — А вот, похоже, и выручка за предыдущую партию, — сказал я, показав содержимое сумки Стасу. Видеть столько много денег ранее в жизни мне не приходилось, но тем не менее, голову это нам не вскружило. — Сколько здесь бабок? — спросил Стас, заглядывая в сумку. — Не знаю, Стас. Много. Доллары, налом, — ответил я, и встряхнув пачки денег, убедился, что большая дорожная сумка усыпана купюрами до дна. — Этого точно хватит, чтобы решить все наши проблемы, — хитро сказал Стас, намекая, что деньги стоит взять тоже. — Не думаю, — недовольно фыркнул я, — Нам нужно оружие в очень короткий срок. — Но мы не можем его всё забрать, — возразил он, считая, что проще будет его купить потом на эти доллары. — Ясен пень, что не можем, — вздохнул я, — Мы это не унесём, этот схрон. Это палево. — Да, но дело не только в этом. По-хорошему, оружие надо вернуть. — Кому? — Тому, кому оно принадлежит по праву. Свирид перегонял его из Чечни. Оно должно вернуться нашим пацанам, им нужнее, — ответил Свирин, и взял один ящик, набитый патронами для автомата Калашникова, и передал его мне: — Вот. Этого на первое время нам хватит. И грязные деньги мы забираем. Потом решим, что делать с ними. Так хоть на хорошее дело пойдут, ты ж понимаешь. — Согласен. А дальше нам что делать со Свиридом? — спросил я, взяв ящик с патронами в здоровую руку. — С Евгением решу этот вопрос. Оформим сопротивление при задержании, либо повесим его убийство на кого-то из его бандитской шайки, — рассказал майор, — Дальше это не наша прерогатива. Дело передадут в военную прокуратуру в южный округ. Там остальную мафию пусть накрывают. — Понял. Уходим, — ответил я, и захватив в подмышку тяжеленный ящик, мы направились к выходу, проходя мимо лежащего на полу трупа Свирида.       За его бандитские деньги, присвоенные себе, меня совесть абсолютно не грызла. Но из-за одного украденного ящика патронов, которые принадлежали нашим русским бойцам, воюющих в Чечне, мне было не по себе. Выйдя на улицу, мы погрузили ящик с боеприпасами и сумку с долларами в багажника «Вольво» Свирина, и он отдал мне свои ключи от машины: — Значит так, ты езжай на наше место, пряч это добро. А я позвоню Ширяеву, и вызову опергруппу. Оформим этого Свирида как полагается, и проведём обыск. — Хорошо, — ответил я, садясь за руль. — Кстати, у тебя кровь, — напоследок указал мне Свирин. — Где? — На погоне, — ответил он, показав на плечо.       Звучало это очень двояко: мои погоны были действительно заработаны не честно, буквально кровью неугодных. Не только руки у меня были запачканы по локоть, но и погоны тоже. — Чёрт... — я взглянул на себя в зеркало дальнего вида; на моем левом погоне, между капитанскими звёздочками растеклась свежая капля крови. — Как всё сделаешь, отзвонись, — махнул мне рукой Стас. — Добро, — ответил я, и рванул из переулка.       По дороге я держался уверенно и спокойно, не смотря на то, что сзади в багажнике я вез откровенную запрещёнку. Но если вдруг что, меня всегда выручала ксива, но и в такие случаи нам тоже лучше не попадать.       Я добрался в гараж без происшествий, дабы спрятать это добро. Выгружая сумки из багажника, я был рад и доволен тому, что мы почти всё решили за одно утро, и даже больше; уже не терпелось обрадовать Сергея.       Гараж был приоткрыт, и войдя внутрь, я обнаружил Якова и Влада, что возились с нашим уазиком. — Здорово, мужики. Двери закрывать не учили? — по-дружески отчитал я их, — Заходи кто хочешь, бери что хочешь... — Привет, Макс, — сняв грязную перчатку, испачканную в машинном масле, поздоровался со мной недовольный Бондарь, — А брать у нас нечего, ты же знаешь... — А чем вы тут занимаетесь? — полюбопытствовал я. — Машину чиним, не видишь? — буркнул Влад, который тоже был не в настроении. — У нас что, ещё и машина сломалась? — Да, это же советский автопром. Если на ней катиться кубарем по буеракам, она иногда ломается, — с сарказмом ответил Влад, опершись о боковое зеркало «буханки», — Просто какая-то глобальная непруха... — Хорош киснуть, ненавистник отечественного автопрома, блин. Между прочим, некоторые проблемы мы со Стасом уже решили, — подбодрил я товарищей. — Уже? — приятно удивился Яков, и взглянул на сумку в моей руке, — А что это у тебя? — Миллион долларов, Яш, — ответил я, — Или полтора, я точно не считал. — Мы серьёзно, Макс, — нахмурился Влад, думая, что я заливаю. — Так а кто шутит? — возразил я, и поставив сумку на стол, приоткрыл молнию. — Ахренеть, сколько бабла... — удивился Бондарь, и взглянул на меня светло-серыми глазами в изумлении. — Но откуда!? — в не меньшем шоке спросил Влад, схватив одну пачку купюр из сумки. Рассматривая её, он убедился, что это не фальшивка, и доллары настоящие. — Это сейчас неважно. Важно, что это поможет решить нам все проблемы, — ответил я словами Свирина, — Чёрт возьми, деньги решают всё, даже у нас... — Ага, решить... Или подсыпать новых проблем на наши бессмертные задницы, — недовольно сказал Влад. — Ты о чём? — О том, что я не знаю, чьи это деньги и где ты их взял. Купюры могут быть меченые. Или, кто-то решит их найти по номеру серии. Если пустим их в оборот, то здорово рискуем, — подкинул новую проблему Влад, и тут же выдал, пока мы не успели озадачиться: — Но я могу это решить. — Ты? Как? — спросил Яков. — Знаю где можно безопасно поменять баксы налом, и с небольшим процентами. Только для этого придётся смотаться в Краснообск, к знакомому моего отца. Заодно и его самого навещу, давно хотел, — рассказал Завьялов, — Но сначала объясни, Макс, откуда ты взял эти деньги? — Объясню всё вечером, когда соберёмся все вместе. Сейчас не могу, надо бежать, — ответил я, и выскочил на улицу, дабы занести в гараж ящик с патронами. — Эй, ты куда? — крикнул мне возмущенный Влад. — Вот, — я принёс тяжеленный ящик из машины, поставив на пол, и велел: — Просто спрячьте всё это и дождитесь вечера. — Ну хорошо. Кстати, у тебя кровь, — указал мне Влад на погон на плече, и самуверенно ухмыльнулся, подловив меня с такой «уликой», — Признавайся, кого ты кокнул из-за баксов? — Никого, — быстро ответил я, ища на полках в гараже, чем можно бы застирать следы преступления. — Макс, во что ты вляпался? — начал строго расспрашивать Яков, — Чья кровь, мы спрашиваем? — Это кровь Свирида, — невозмутимо ответил я, затирая салфеткой пятно крови с формы. — Свирида? Ну тогда ладно, — выдохнул Завьялов. Видимо, все считали, что замочить бандита – это хорошее дело. — Да, Макс, вот теперь и ты не чистый на руку мент, — подшутил надо мной Влад, а ведь прежде он наоброт шутил о моей правильности и принципиальности. Я давно уже не честен, потому что борьба со злом, к сожалению, по закону не бывает честной. — Всё, я поехал, — отвлёкся я от нагнетающих мыслей, выбросил салфетку, и направился к выходу, не желая больше говорить об этом, — Не до вас мне сейчас. Всё расскажу вечером. — Ладно, хрен с тобой. Бывай.

★ГЛАВА 70★

      Я вернулся в управление, бодрый и радостный, и был весел тому, что мы решили почти все проблемы. После обеда Евгений вызвал меня к себе. По рабочему телефону голос полковника был угрюмый, и что-то подсказывало, что проблемы нас вот-вот ожидают уже снова.       Я тут же поднялся в кабинет Ширяева. Тут уже был Стас, который вернулся после следственных мероприятий из дома, где скрывался Свиридов. Судя по всему, Свирин рассказал про смерть авторитета и все тонкости этого дела.       Евгений по телефону с кем-то строго разговаривал по уставу, и я молча подсел к Свирину за стол. Ширяев наконец положил трубку с максимально серьёзным лицом, и взглянул на нас: — Дело Свирида не закрыто, остальные участники ОПГ не пойманы. У меня для вас новость, господа следователи. — Какая? — нетерпеливо спросил я. — Сейчас звонил генерал из РУБОП. Местные из южного округа уже занимаются, но так как последними дело Свирида вёл наш отдел, приказом вышестоящего руководства отправляют в служебную командировку кого-то из вас, — ответил полковник и угнетённо вздохнул. — Куда? — Где каналы незаконного сбыта оружия. Ты и сам знаешь прекрасно, куда, — холодно ответил Ширяев, — В Чечню, будь она проклята...       У меня просто холодок по спине пробежал от этих слов; нас отправляют в зону боевых действий на Кавказ, и очень не во время – нам и своей тайной войны по самые помидоры хватает. Свирин поник, нахмуренно размышляя над этим. — Твою мать, ещё и это... — осознав всю серьёзность ситуации, выдал я, и добавил ещё пару матерных. — Думайте, кто из вас двоих поедет. Отъезд буквально через пару часов. Решайте быстрее, — чётко и без эмоций скомандовал Евгений, и мы направились на выход.       Спустившись вниз к себе, мы не могли спокойно усесться по своим рабочим местам, и принялись нервно мельтешить по свободному пространству кабинета, скрестив руки. Стас нервно курил. — Давай я поеду, — предложил я первым. — Нет, Макс. Я решил: поеду я, — отрезал Свирин. — Почему не я? — возразил я, и завязался спор. — Ну куда тебе на юга в таком состоянии, — вздохнул Стас, указав на мою раненую руку. — Хм, допустим, — согласился я, — Ещё аргументы? — Макс, у тебя и здесь дел немерено. Вспомни, что будет через два дня, — остановившись напртив меня, вразумил меня майор, глядя в глаза, и привёл ещё один аргумент: — Вы должны это решить, а ты опытнее в этом деле и знаешь больше. — Мы. — Что? — Мы должны решить. Или, думал свалишь из одной ямы с дерьмом в другую, и отделаешься от нас? — подшучивая, ухмыльнулся я, решив просто дотошно и по-детски придраться к словам. — Макс, какой ты смешной, — хмыкнул Свирин, резко выпустив табачный дым изо рта, — Да с вами я, с вами. И буду на связи, так что если что, звони. — Согласен, ерунду сморозил. Это все нервы. И да, неизвестно ещё, какая яма всё же хуже, — вздохнул я. — Какая... Там-то хотя бы всё понятно. Про Чечню все знают. Война и война, вот чужие, вот свои. А у нас полный хаос, бедлам, интриги и творятся по-настоящему жуткие вещи. И об этом никто не знает, вот что самое страшное! — слегка завёлся Стас, и добавил: — Но вы с этим справитесь, я верю. Хорошие вы мужики. — Я передам, — улыбнулся я. — И я не раз ещё подсоблю вам. Надолго в этой командировке задерживаться не собираюсь, — обнадёживающе ответил Стас, и собрался уходить, — Макс, поможешь мне собраться? — Конечно, разумеется. Всё, что угодно.       За полчаса мы управились с делами, и после того, как собрали вещи Свирина в дорогу, мы быстро вернулись в обратно в управление, откуда и будет отправление. Во дворе главка было сейчас людно и шумно: здесь собрались практически все работники ментовки, начиная от начальника управления и заканчивая рядовым составом. На заднем дворе в живую играл торжественный оркестр, исполняемый молодыми сержантами, одетыми в парадную милицейскую форму, а у ворот уже стояли несколько служебных автобусов, готовых к отправке. Как оказалось, в служебную командировку на Кавказ отправляются сегодня многие сотрудники: несколько оперов, не считая следователя майора Свирина, и прямиком в зону боевых действий – несколько отрядов ОМОНа.       В толпе нас со Стасом разыскал нервный, недовольный, и загруженный проблемами Сергей. Пока он не знал, что большая часть наших непоняток уже решена. — А вы-то что выперлись? — Федорчук слегка толкнул меня в плечо, — Я думал, у вас со Свиридом и своих дел хватает. — С ним всё решили. Часть боеприпасов и бабки наши, — спокойно и коротко ответил я, желая успокоить злость Сергея. — Да ладно... Серьёзно? — он оживился, воскликнув эти слова почти хриплым шопотом, дабы никто из толпы рядом стоящих ментов и оперов не уловил наших секретов. — Абсолютно. С этим решили. Но у этого дела две стороны, — вздохнул Свирин, закидывая за спину дорожную сумку с вещами. — Стаса отправляют в Чечню, — ответил я за Свирина. — Твою мать! — от неожиданности выпалил Сергей, и в миг расстроился, — Чёрт, Стас, извини даже нормальных проводов тебе не устроили, как полагается. — Ничего, мужики, мне уже заведение устроило проводы с оркестром, — успокоил нас майор, — Зато встретите как... — Чёрт возьми, как это сейчас не во время... — Федорчук разозлился ещё больше. — Наша служба и опасна и трудна. Мне не в первой в горячие точки. Я поеду, — твёрдо напоследок сказал Стас, и мы с ним обнялись, — Максим Валерьевич, приказом майора милиции Свирина велено оставаться за старшего, нести службу достойно и ответственно. — Есть, товарищ майор, — в отличии от Свирина, без улыбки ответил я, — Твою налево, не паясничай, и так тошно... — Отставить киснуть! — Стас на прощание хлопнул меня по плечу, — Ты будешь нужнее здесь, Макс, поверь... — Ты прав, Станислав Васильевич, — ответил я, и мы все прошли к служебному автобусу, махая рукой всем отправленным в командировку.       Спустя минуты после отъезда оркестр стих, все стали расходиться, и мимо нас проскочил Евгений, затормозив возле нас с Сергеем — Вот вы где, господа провожающие. Дело есть к вам, — сказал мне быстро Ширяев, — В курилке через пять минут.       ... И в назначенное время мы втроём встретились в курилке управления, где Евгений дал нам бумажку с каким-то написанным на ней адресом, со словами: — Полковник Рычков будет ждать вас там сегодня после девяти вечера. Но есть нюанс: вас там должно быть не более трёх человек.       Мы кивнули, и Евгений удалился прочь, а в курилке уже появлялись незнакомые опера и следаки, используя это помещение по назначению, а не для тайных встреч и разговоров.       На сердце у меня с этой новостью отлегло, ведь по словам самого Ширяева, его знакомый ГРУ-шник Рычков очень желал нам помочь, а помощь нам сейчас ой как не помешает. Ведь до дня кровавой мессы оставалось чуть меньше двое суток, а мы понятия не имели, как остановить это, будучи незамеченными в этом кровавом лесу и бункере, и обойтись без потерь. Никак – без посторонней помощи нужных людей, обладающих нужной информацией и нужными спецсредствами. Но тут же паранойя нарастала, а в голове крутились мысли и подозрения: «а если, а вдруг...». И то же самое состояние читалось на лице Сергея. Из-за присутствующих в курилке людей Федорчук не мог озвучить свои мысли, поэтому вышел, нервно, резко и нетерпеливо открыв дверь.       Я тут же догнал его, и идя по коридору, спокойно спросил: — Ну что, Серёга, что думаешь по этому поводу? — На работе я Виктор, не забывай! Что я думаю? — разозлённый Сергей хмыкнул, — Послушай, Макс, давай не сейчас. Всё вечером. Между прочим, уже скоро. — Ладно. Но... Даже не спросишь, что мы со Стасом решили? — уточнил я, желая рассказать обо всём, в том числе, как пустить в оборот доллары Свирида. — В двух словах я всё уже слышал. Хорошо поработали, молодцы. Остальное вечером!       Поняв, что с Сергеем сейчас лучше не спорить, я оставил его в покое, и мы разошлись по своим кабинетам. Благо, до вечера оставалось терпеть не так долго, ибо конец рабочего дня был уже близок.

****

      В районе семи часов вечера все стали подтягиваться к нашему месту, и в гараже собрались уже почти все, кроме Стаса. Похоже, все наши были уже осведомлены о встрече с полковником ГРУ, назначенной на сегодняшний вечер; до неё оставалось всего лишь около двух часов.       Когда пришёл я, то застал нервные крики и спор мужиков, и войдя внутрь, увидел, как Сергей нервно собирает автоматы, заряжая рожки новыми патронами, что мы сегодня достали у Свирида. Федорчук был разгневан, в своём репертуаре, а остальные его останавливали. Точнее, пытались остановить. Мы все знали, что Серёга в гневе – это пострашнее, чем торнадо. — Что здесь происходит? — перекрикнул я всех.       Федорчук поднял на меня яростный взгляд, и резким движением руки перезарядил боевой автомат, проговорив сквозь зубы: — Готовлюсь к долгожданной встрече!..