Пламенный союз

Тройка из лучших коней, что нашлись на станции, мчала сани с царевичем и его маленьким другом к крепости. Василий, имевший привычку болтать без умолку, сидел отчего-то на удивление тихо. Облокотившись одной рукой на бортик саней, он глядел на мёртвый однообразный пейзаж. Корявые скелеты голых деревьев бесконечной вереницей неслись вдоль обочин, цепляясь тощими пальцами за вату грязных облаков. Лошади то и дело недовольно фыркали от нужды тащить тяжёлые сани с тремя пассажирами по занесенной снегом дороге. Василий не переставал думать о том как был хорош его план и как, в конце концов, он получит похвалу от отца, когда приведёт его в исполнение. Рядом с царевичем, вцепившись в его свободную руку, сидел одетый в два тулупа Паша. Несчастный мальчик иногда поднимал красное от мороза лицо, чтобы пробормотать «как же холодно!» или «когда мы уже приедем?», и тут же снова утыкался в меховой рукав шубы друга. — Долго ещё ехать? — снова спросил Паша, закрыв лицо шерстяной рукавицей. — Не знаю, — ответил Василий, продолжая глядеть на проносящийся мимо саней лес. Паша вздохнул и, отпустив руку друга пересел на другую половину сидения. Запахнув посильнее тулуп, он, от нечего делать, тоже принялся глазеть по сторонам. — Василий! — вдруг пронзительно вскрикнул он. — Там в снегу что-то… Там человек! Царевич едва успел поймать за воротник Пашу, решительно намеревавшегося спрыгнуть с саней на полном ходу. Оглянувшись назад, Василий и правда заметил у обочины что-то большое и черное. — Тормози! — крикнул он кучеру. — тормози же! — повторил царевич, расталкивая задремавшего кучера. Недовольно ворча, старый усатый старик натянул поводья, и лошади послушно остановились. Стоило только саням замереть, как Паша проворно вырвался из рук всё ещё державшего его Василия, и, спрыгнув на дорогу, что было сил помчался назад. Царевич, не долго думая, пустился вслед за ним. Изрядно запыхавшись, он подошел к сидящему на снегу Паше рядом с лежащим навзничь человеком. — Тебе лучше не смотреть! — предостерег мальчик. Он стащил с переносицы Василия очки и поднёс их к лицу несчастного, лежавшего у дороги. Взглянув на запотевшие стёкла и вернув очки царевичу, Паша взволнованно произнёс: — Она ещё жива, дышит. — Она? Фигура в черном тулупе, лежащая на снегу, была точно крупнее обычной девушки. Василий заглянул за плечо друга в надежде внимательнее её рассмотреть, но его голова вдруг закружилась. Царевич сунул руку в карман шубы и его пальцы крепко сжали крышечку флакона с нюхательной солью. Лицо девушки оказалось настолько испачкано кровью, что было трудно различить его черты. — Я ведь предупреждал, чтобы ты не смотрел, — виновато произнёс Паша и, сдернув с шеи пуховый платок, накрыл им голову несчастной. — Всё в порядке, — отозвался Василий, чувствуя, что дурнота его отпускает. Убедившись, что крови больше не видно, Василий поднял на руки девушку и направился к саням. Рост свой она оправдывала — царевич уже сотню раз успел подумать, что надорвётся, и мысленно проклинал кучера за то что тот не удосужился остановиться раньше. — Поехали! — крикнул Василий, когда они с Пашей и раненой девушкой забрались в сани. Паша уложил её к себе на колени и снял с лица платок. Василий поспешно отвернулся, чтобы ненароком самому не упасть в обморок при виде этого жуткого зрелища. — Василий, — вдруг позвал Паша, и голос его подозрительно дрожал. — она дышит, но пульса нет. Ещё рана на груди… — Хочешь сказать, — в глазах царевича потемнело. — что она ведьма? — Да, — с готовностью подтвердил мальчик. — не знаю, сколько прошло времени с тех пор как её сердце… — Дай мне её руку, — коротко произнёс Василий, распахнув шубу и начиная расстёгивать рубашку. Паша исполнил его просьбу, и царевич прижал ледяную кисть девушки к левой стороне своей груди, так, чтобы сердце билось под её ладонью. Собравшись с мыслями, Василий наконец принялся читать заклинание. — Одна свеча от другой зажигается, алым пламенем твоя жизнь разгорается, — прошептал он. — такова моя воля. Стоило царевичу произнести последнее слово, как пальцы раненой девушки наконец потеплели. — Ей, кажется, лучше, — произнёс Паша, всё ещё пытавшийся залечить её рану с помощью бессловесного морского колдовства. Василию приходилось видеть, как его друг кого-то лечит ещё до того, как боязнь крови царевича достигла таких масштабов, что мешала нормально жить. Ещё давно ему приходилось наблюдать как Паша с самым серьезным лицом водит руками над царапиной или чьей-то разбитой коленкой, и рана тут же начинает затягиваться. Нет, девушку, что они подобрали, он не сможет вылечить сразу, но его сил определенно хватит, чтобы повысить её шансы добраться до крепости живой. Всё ещё продолжая держать руку девушки, Василий вытащил флакон нюхательной соли и, откинув крышку, решился снова взглянуть на её лицо. И сразу же отвернулся. Царевич быстро поднёс флакон к лицу и едкий запах паров соли ударил в голову, не позволяя ему впасть в беспамятство. Одной секунды хватило, чтобы в память намертво, точно ягодный сок в белую скатерть, въелась эта жуткая картина. Седые волосы девушки прилипли к лицу, измазанному кровью, которая всё ещё потихоньку сочилась из глубокого пореза на левой щеке. Из-под расстегнутой чёрной рубашки виднелся край огромной рваной раны, над которой сейчас трудился Паша. Василий покачал головой, будто пытаясь выбросить из головы это жуткое зрелище. Быть может это потрясло бы его намного меньше, если бы ему не пришлось уже столкнуться с подобным. Но в тот раз, дело закончилось двумя смертями. «Их я не смог спасти, — с горечью подумал Василий. — но её жизнь теперь в моих руках.» Он никогда не верил в то что обернувшиеся звёздами боги вершат с небес людские судьбы, но эта девушка, которую им с Пашей чудом удалось спасти, казалась ничем иным, как посланным Василию искуплением. Он бросил взгляд на её изуродованные причудливыми шрамами пальцы, которые всё ещё продолжал сжимать в своей руке. «С этого момента я в ответе за неё, — пронеслось в голове у царевича. — кем бы она ни оказалась, теперь уже нет пути назад.» Несмотря на тошноту от едкого запаха крови и онемевшие от мороза руки, которые он не потрудился снова одеть в перчатки, душу Василия наполнило какое-то необыкновенно одухотворенное чувство. Должно быть, так всегда чувствовали себя люди, спасшие чью-то жизнь, но царевичу об этом было мало известно — до этого ему приходилось быть разве что свидетелем чьей-то смерти. — Мы можем ехать быстрее? — прикрикнул он на кучера, нервно откидывая и вновь закрывая крышку флакона с солью. — Лошади и так несутся во весь дух, — равнодушно отозвался старик, которому, казалось, вовсе не было дела до развернувшейся за его спиной драматической сцены. Василий уже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы возмутиться, но осознав, что возразить ему было нечего, с угрюмым видом откинулся на спинку сидения. — Она ведь не умрёт, пока мы едем? — не поворачиваясь, вполголоса спросил он у Паши. — Нет, — тихо сказал Паша. — во всяком случае, я уже почти остановил кровотечение. Василий удовлетворённо кивнул и немного успокоился. Всё, что от него зависело он уже сделал, а целительство, которым занимался Паша, было ему просто недоступно — это был исключительный дар морских людей. Наконец впереди показались огни крепости. Сани подъехали к воротам и после недолгого объяснения (Василий показал стражникам крупную золотую печатку с чегренейским гербом и собственными витиеватыми инициалами) их пустили внутрь. Царевич сразу же велел отвезти их «к больнице или что у них тут», поэтому тройка послушно понесла их к медицинскому корпусу. Василий снова поднял девушку на руки и аккуратно спустился на дорогу. Паша тут же помчался ко входу, тяжело пыхтя отворил дверь и прислонился к ней спиной, пропуская вперед друга с раненой. Когда царевич со своей тяжелой ношей наконец ввалился в помещение, его чуть не сбила с ног торопящаяся куда-то медсестра. Она окинула Василия недовольным взглядом, но стоило ей увидеть у него на руках раненую девушку, как лицо медсестры вытянулось и сделалось бледным, точно полотно. — А я всё из-за неё переживала, — нервно усмехнулась она, вытирая тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину. — идите за мной, — сказала девушка, наконец взяв себя в руки. Она стремительно понеслась по коридору, вынуждая Василия с Пашей отправиться следом. Сердце царевича вновь беспокойно застучало, вторя сбивчивому ритму шагов медсестры. Наконец, должно быть отыскав нужный кабинет, девушка без стука распахнула дверь и что-то быстро затараторила показавшимся оттуда коллегам. Кто-то притащил носилки, кто-то отнял у Василия и уложил на них раненую девушку. Врачи суетились и жужжали над ней, как пчёлы, но наконец о чём-то между собой договорившись, унесли носилки с пациенткой. Медсестра, которую царевич встретил первой, так и осталась стоять рядом с ним. — Вы её знаете? — спросил у неё Василий, вспомнив её слова о том, что она искала эту девушку. — Как же не знать, — усмехнулась она, но её улыбка вышла кривой. — Елена Морозова. Знаете, даже не удивлена, что что-то подобное случилось именно с ней, — медсестра принялась нервно теребить подол своего платья. — вечно попадает в неприятности, всю кровь мне свернула! — Вот как, — произнес царевич скорее для того, чтобы заполнить чем-то неловкое молчание. — Да и вообще, она сейчас вовсе должна была быть в палате, — вдруг снова затараторила девушка. — Позавчера ей крепко от Масок досталось, а она сбежала и поскакала на станцию. Нет, ну вы можете себе представить? В воздухе повисла неловкая тишина, которую неожиданно решил прервать молчавший всё это время Паша. Он потянул друга за рукав шубы, заставив наклониться ближе и тихо произнёс: — Собираешься ждать, пока она… Василий выдернул рукав из его рук, и, кажется, собирался гневно ответить, но, оглянувшись на озадаченную медсестру, лишь одарил Пашу испепеляющим взглядом. — В самом деле, — смущенно продолжил мальчик. — эта девушка вряд ли выживет, несмотря на то что мы для неё сделали. — Нет! — не сдержался царевич и, схватив друга за воротник, злобно зашипел. — это не может повториться снова. Не должно… — произнес он уже более отстраненно, обращаясь, скорее, к самому себе. Паша мягко убрал его руку со своего воротника, с сочувствием глядя на Василия. Тот поспешно отстранился и, обернувшись вокруг, заметил, что медсестры больше рядом нет. — Нам стоит сходить справиться о ночлеге. — Дождусь, пока прооперируют… — Василий замялся, припоминая имя. — Елену. В ответ Паша лишь вздохнул и, покачав головой, побрел прочь. Оставшись один в тёмном коридоре, царевич вынул из кармана флакон с солью и сделал глубокий вдох. Мысли о матери и старшем брате не покидали его ни на миг после того злосчастного утра. Несмотря на свой скептицизм в отношении религии, он прикрыл глаза и принялся просить Надежду сохранить жизнь несчастной Елены.