Елена с трудом открыла один глаз, с досадой думая, что это отвратительное пробуждение было, наверное, самым отвратительным за всю её жизнь. Левая сторона лица чудовищно опухла, а в груди жгло так, будто туда зашили парочку разъяренных диких кошек.
Она попыталась приподняться на постели, но тут же зашипела от боли. Произошедшее по дороге на станцию казалось всего лишь злой шуткой уставшего разума, но Елена точно помнила, что в недавней драке с Масками ее лицо не пострадало, а значит ей действительно пришлось иметь дело с Гончими.
«Неужели у меня в самом деле теперь нет сердца?» — подумала она, и её тут же бросило в холод.
Корчась от боли во всем теле, она подняла руку и попыталась нащупать пульс на своей шее.
Ничего.
«Что же это за чертовщина такая?» — несмотря теперь уже на очевидность произошедшей с ней удивительной ситуации, Елена продолжала лихорадочно искать разумные объяснения этому явлению в своём таком же пострадавшем, как ее тело, разуме.
Вдруг от бестолкового занятия её отвлек тихий звук отворенной двери, и Елена поспешно обратила ко входу в палату взгляд единственного открытого глаза. Стараясь не производить лишнего шума, вошедший аккуратно притворил дверь и обернулся к Елене. Им оказался рыжеволосый юноша в узких золоченых очках, худощавый и высокий. Несмотря на то, что тот едва не касался макушкой дверного проема, Елене подумалось, что встань она рядом, то оказалась бы с ним одного роста. Одет он был не как врач и не как гвардеец: пускай белоснежная рубашка его была слегка в беспорядке, его кофейного цвета жилет и брюки Елена вполне могла представить на ком-то из тех золотых детишек, с которыми она по обыкновению любила играть в карты в лучших игорных домах, когда бывала в столице.
— О, вы очнулись, — произнёс незнакомец, казалось, немного смутившись её внимания.
Елена ничего не ответила, продолжив лишь с подозрением наблюдать за этим странным посетителем. Он подошел к её койке и осторожно присел на край.
— Не бойся, я такой же, как ты, — с мягкой улыбкой произнёс юноша и, как бы в подтверждение своих слов, зажег небольшой огонек на ладони. Елену же не слишком впечатлил его маленький фокус, ведь все её внимание было сосредоточено на крупной золотой печатке с чегренейским гербом, блеснувшей в свете огня на его руке.
— И много ли колдунов на службе у Его Императорского Величества? — спросила Елена и невольно ужаснулась тому, насколько грубым и чужим показался ей её собственный голос.
— Ни одного, насколько мне известно, — отозвался юноша, и лицо его приобрело выражение, какое бывает у человека, готовящегося рассказать крайне забавную шутку. — Сейчас во дворце всего один колдун и одна ведьма. Царевич и царевна.
Даже когда до Елены в полной мере дошёл смысл его слов, она так и не нашла что ответить. Сказанное этим человеком определенно звучало не более чем вздором, но так как в последнее время жизнь убеждала её, что что любой вздор может оказаться правдой, откровенная насмешка над предполагаемым Его Высочеством могла иметь очень неблагоприятные последствия.
— Барсов Василий Константинович, — улыбнулся царевич, принявший, должно быть, её замешательство за знак продолжать.
— Морозова… — поспешно начала Елена.
— Знаю. — перебил её Василий и тут же поднял на неё мягкий, даже извиняющийся взгляд своих золотистых глаз. — А вы, в целом, много знаете о пламенных ведьмах?
— Нет. — честно призналась она, продолжая с любопытством разглядывать царевича. — Я помню только то, что отец говорил бежать и прятаться, если встречу женщин в красных кафтанах. Гончих. Они охотятся за беглецами из Костра.
— Костёр, родина всех ведьм, верно, — Василий вздохнул и потёр переносицу. — Значит гончие и напали на вас, так? — спросил он и на его лице помимо беспокойства отразилось что-то ещё, чего Елена прочесть не смогла.
— Да, — кивнула она. — Вам тоже следовало бы поменьше распространяться о своем происхождении…
— Им об этом вполне известно, — произнёс царевич и лицо его помрачнело.
Елена состроила привычную сочувственную гримасу, которую люди, не желавшие ворошить прошлое принимали за выражение молчаливой поддержки, а жаждущие высказаться— за приглашение продолжать.
Василий, должно быть, принадлежал к первым, потому что как бы Елене не было интересно узнать, как ему удается оставаться в живых, не скрывая своей принадлежности к пламенному народу, развивать свою мысль он не спешил.
Спустя несколько секунд молчания, Елена всё-таки решила узнать о том, что волновало её сейчас больше всего.
— Они забрали моё сердце.
При её словах кровь снова на мгновение отлила от лица царевича, но после короткого замешательства, он вновь одарил её своей робкой улыбкой.
— Мне жаль… мне правда очень жаль, что с вами случилось такое несчастье, — Василий невольно отвел взгляд, но, будто опомнившись, снова обратил на покрытое синяками и ссадинами лицо Елены свой мягкий золотистый взор.
То ли царевич был человеком не самым болтливым, то ли он изо всех сил старался уберечь её от горькой правды, но не найдя удовлетворения в его пустом сочувствии, Елена решила спросить прямо:
— И долго мне осталось?
— Что вы! — кисть Василия дрогнула, будто он собирался коснуться изъеденных старым ожогом пальцев Елены в утешительном жесте, однако он тут же опомнился, неловко сцепив руки в замок у себя на коленях. — нет, безусловно вы будете жить, вот только, полагаю… не совсем самостоятельно.
Услышав, что смерть ей все-таки не грозит, Елена испытала заметное облегчение. Как только она собралась уточнить, что же имел ввиду юноша, говоря, что жить она теперь будет «не совсем самостоятельно», в палате вновь раздался голос царевича.
— Сердце ведьмы — источник её силы. Пока сердце производит пламя, она способна творить заклинания и исцеляться от страшных ран, — он поправил очки и нахмурился. — ведьма без сердца может жить благодаря тому же колдовскому пламени. Вот только в этом случае, получить его представляется возможным только из чужого сердца…
— Значит я должна отобрать сердце у другой ведьмы? — поинтересовалась Елена, пытаясь представить, как снова насмерть сражается с кем-то из Гончих.
— Нет, — покачал головой царевич. — это значит, что кто-то должен постоянно одалживать вам немного пламени, пока вы не вернете своё.
— А если представить… — начала Елена, осторожно косясь на Василия. — Что я так и не найду свое сердце? Я смогу… заменить его другим?
— Только в случае, если кто-то отдаст его вам добровольно, — задумчиво произнёс юноша, поправляя очки. — но я не думаю, что вы найдете такую великодушную ведьму.
Елена отвела взгляд, принявшись изучать беленый известью потолок палаты. Значит теперь ей не остаётся ничего, кроме как быть чьим-то паразитом? Даже если так, Василий был единственным колдуном, который был способен поддерживать её жизнь, но он был царевичем. Ей представлялось, что он и без того был слишком занят чтобы взвалить на себя ещё и заботу о её жизни, но иного выхода для неё не было. И всё же прагматичное мировоззрение Елены не позволяло ей всерьез поверить в идею того, что он был готов помочь ей просто так.
— Значит вы возьмете на себя ответственность… — осторожно начала она.
— Да, — незамедлительно отозвался Василий, снова смутившись тому что перебил ее. — Да, это я ведь заметил вас там в снегу на дороге… — добавил он зачем-то, опуская взгляд. — но я надеюсь вы поймете, если я настою на том чтобы вы мне кое-что пообещали.
Елена раздраженно поджала губы, не сильно заботясь о том чтобы скрывать свое настроение, так как в ее случае любое проявление неудовольствия могло быть вполне оправдано ее плачевным физическим состоянием. Несмотря на то что Василий собирался поставить ей условия, которые она обязана была выполнить, если хотела остаться в живых, Елена испытала странное облегчение от того, что ей больше не придется ожидать от него подвоха. В конце концов, за все в этой жизни нужно платить. Тем более, если цены вам упрямо не называют.
— Я уже убедилась в том что у вас невероятно доброе сердце, — с вымученной улыбкой произнесла Елена, не вполне уверенная, что царевич поверит в искренность ее слов. — Что мне нужно пообещать?
— Мне нужна клятва, — Василий поднялся на ноги и принялся беспокойно мерить шагами палату. — Клятва союза. Я… должен быть уверен в собственной безопасности, если собираюсь постоянно держать вас рядом.
Он остановился посреди комнаты, поправил и без того прямой воротничок рубашки и принялся говорить еще более торопливо и сбивчиво чем прежде.
— Это древний ведьминский ритуал. Клятва на крови, — его лицо на мгновение побледнело, он зажмурился и покачал головой, точно отгоняя дурные мысли. — Вы главное не бойтесь, достаточно будет небольшого надреза на ладони, — произнес царевич так, словно успокаивал скорее себя, чем Елену.
— Значит этот ритуал имеет магическую силу? В чем его суть? — спросила Елена, склонив голову набок.
Василий сделал глубокий вдох, очевидно собираясь объяснять суть клятвы очень подробно, и принялся энергично жестикулировать руками.
— Клятва союза не позволит нам с вами навредить друг другу. Вы не сможете убить или покалечить меня, а я вас.
Елена открыла было рот, собираясь узнать, помешает ли клятва, к примеру, устраивать заговоры, но царевич опередил ее вопрос:
— Нет, чужими руками это сделать тоже не выйдет, — он поправил очки, и убрал упавшие на лоб волосы. Вдруг, как будто внезапно что-то вспомнив Василий усмехнулся. — и это причина, по которой эту клятву порой называют проклятием. Она необратима, и никто не дает гарантии, что вы никогда не возненавидите человека, с которым ее заключили.
— Это будет большой честью для меня, Ваше Высочество, — произнесла Елена вместо уже готового было вырваться «выбора у меня все равно нет».
Василий улыбнулся и направился к двери. Уже обхватив пальцами железную ручку, он резко обернулся и бормоча «вот же, чуть не забыл», поспешно вернулся к койке Елены. Аккуратно взяв ее руку, он несколько мгновений глядел на нее с крайне сосредоточенным лицом, после чего кивнул сам себе.
— Если вы вдруг почувствуете себя нехорошо, — в ответ на его слова, Елена могла бы недоуменно вскинуть брови, если бы это было возможно сделать с ее отекшим от травм лицом. — велите кому-нибудь позвать меня. В любое время, это крайне важно.
Дождавшись ее слабого кивка, он положил ее руку на одеяло и, снова одарив ее на прощание неловкой улыбкой, наконец удалился.
♟♟♟
Жить без сердца было… непривычно. Даже не столько непривычно, сколько страшно. Не так страшно, как увидеть несущуюся на тебя трещащую Маску. Нет, уж лучше бы Елене пришлось иметь дело с пятью, нет, даже с десятью Масками! Она умела сражаться с ними, она знала чего от них ждать, и страх при виде их огромных тяжелых мохнатых туш заполнял её вены жгучим огнем азарта. Сейчас же страх был совершенно иным — холодным и едва осязаемым, точно обвившаяся вокруг лодыжки бесплотная рука призрака.
После разговора с царевичем, Елена проснулась среди ночи и, уставившись в потолок принялась настойчиво прислушиваться, стараясь уловить привычный ровный звук собственного сердцебиения. Но единственным звуком, что заполнял залитую лунным светом больничную палату, было ее тихое дыхание. Она вновь прикоснулась к своей шее, но как и ранее не почувствовала биения пульса.
«Я все ещё жива, значит все в порядке,» — твердила про себя Елена, пытаясь унять нарастающую тревогу. — «царевич обещал позаботиться обо мне, пока мы не отыщем моё сердце, так что беспокоиться не о чем.»
Как бы в продолжение этих мыслей в её голове всплыли яркие образы великолепных залов дворца, грандиозных балов и блестящих дворян, грациозно кружащихся в танце. Василий заберет её с собой и будет держать рядом, а значит она будет непременно ко всему этому причастна.
Елена привыкла гнать из головы мысли о том, что отчасти завидовала младшей сестре, которую устроила в пансион в столице. С тех пор, как Аннушка переехала в Петрополь из родной деревни, Елене довелось увидеть её всего только раз, но что это было за зрелище!
Однажды по приезде в столицу Елена собралась навестить сестру, но руководители строго запретили им видеться, объясняя это тем, что по правилам заведения, девушки должны быть изолированы от своей семьи до самого выпуска. Тогда, в совершенно уже подавленном настроении, выставленная за дверь, точно нашкодивший щенок, Елена вознамерилась проиграть сотню-другую стрельных в ближайшем игорном доме, когда увидела Аннушку в окружении других воспитанниц.
Юная девушка сидела на лужайке перед особняком, объятая ласковыми майскими лучами солнца. Её легкое белое платье, совсем такое же, как у окруживших её подруг, выглядело на ней, отнюдь, совершенно иначе из-за её непривычно смуглой для столицы кожи. Её мягкие черты лица, округлые плечи и живой нрав совсем никак не вязались с компанией чопорных, бледных, точно высеченных из мрамора, аристократок. Вышивка, над которой она, как предполагалось, должна была работать, лежала подле неё, сама же Аннушка рассказывала подругам какую-то историю, то и дело заливаясь смехом.
Внезапно, посреди искреннего любования этой милой сценой, Елена ощутила тяжесть своих солдатских сапог.
«А ведь это я круглый год рублю Масок, чтобы она могла носить шелковые туфли и учиться играть на пианино», — с горечью подумала Елена, но тут же зажмурилась и помотала головой, прогоняя прочь эти ядовитые мысли.
Она вновь взглянула на освещенное солнцем лицо сестры и улыбнулась, прежде чем пойти прочь из злосчастного пансиона. Она сама решила дать образование сестре и братьям, чтобы у них появился шанс стать частью всего этого ослепительного и недосягаемого общества, о котором они даже мечтать не могли, если бы Елена волей случая не стала частью гвардии и не вытащила их из деревни. Аннушка, очевидно, была вполне довольна своим положением, а её счастье было и счастьем её старшей сестры. По-крайней мере, так должно было быть.
И сейчас, лежа в лазарете, зарывшись в пуховые подушки, Елена напрочь забыла о своем страхе, поглощенная мыслями о предстоящей жизни в столице. И пусть она не тешила себя иллюзиями насчёт того, что ей доведется затянутой в шелк гарцевать по начищенному паркету под руку с каким-нибудь аристократом, ожидание того, что она будет жить не где-нибудь, а в самом императорском дворце, позволили ей наконец забыться спокойным сном.
♟♟♟
Следующее утро, вопреки ожиданиям, оказалось не намного приятнее предыдущего. Елена, привыкшая выздоравливать по щелчку пальцев, с заметным недоумением обнаружила, что тело ломит так же, как и вчера, а опухоль с лица спала ровно настолько, чтобы она могла открыть оба глаза, если очень постарается. Вдобавок ко всему, Елена вовсе не чувствовала себя отдохнувшей. Напротив — ей овладели странные, совсем не свойственные ей усталость и сонливость. Мысли в голове казались вязкими, точно патока. Моргнув, вновь разомкнуть веки было всё сложнее и сложнее, а дыхание становилось все поверхностнее и реже.
Сначала Елена решила, что стоит всего лишь поспать ещё немного, но что-то в её положении всё-таки убедило девушку велеть зашедшей проведать её медсестре привести царевича.
Долго ждать себя Василий не заставил. На этот раз он без стука ворвался в палату прямо в своей песцовой шубе, раскрасневшийся, со съехавшими на сторону очками и прилипшими ко лбу волосами, то ли от пота, то ли от растаявшего снега, оттого что шапку он в порыве спешки надеть так и не удосужился. Одним движением распахнув шубу, он принялся судорожно расстёгивать пуговицы сорочки, казалось вовсе не смущаясь недоуменного взгляда Елены. Бесцеремонно усевшись на край её койки, Василий схватил её руку и прижал ладонь к своей груди, начав тихо бормотать заклинание.
Оцепенев от неожиданности, Елена не решилась отнять руку, лишь только принялась настороженно вслушиваться в сбивчивый шепот царевича, поглядывая на него из-под полуприкрытых век. От ладони и кончиков пальцев по венам заструилось знакомое приятное тепло.
«Пламя», — Елена сделала глубокий вдох, понемногу переставая чувствовать себя совсем немощной.
Когда Василий произнёс последние слова, он неловко отпустил её руку, и бросив на неё самый суровый из всех взглядов, что Елене приходилось видеть за время их совсем непродолжительного знакомства, принялся её отчитывать:
— На этот раз я успел вовремя но вам следовало позвать меня раньше, — Василий покачал головой и отвел взгляд, сердито застегивая пуговицы.
— Иначе?.. — спросила Елена, приподнимаясь на подушках, почувствовав после ритуала прилив сил.
— Я могу дать вам только столько пламени, сколько есть у меня самого, — произнес царевич, нервно поправив очки. — Этого должно хватать на несколько дней. Но если оно закончится…
— Я умру, — закончила Елена, и Василий, поджав губы, молча кивнул.
— Вы знакомы с Александром? — вдруг поинтересовался он, глядя куда-то в центр её груди, и Елена инстинктивно вцепилась пальцами в крупный перстень, висящий на цепочке.
— Было дело, — уклончиво отозвалась она, лихорадочно соображая, как помягче рассказать ему о том как вытащила двести тысяч стрельных из кошелька его кузена, но то ли царевич внезапно нашел свой вопрос неуместным, то ли вовсе задал его невзначай, потому что, пожелав ей скорейшего выздоровления, Василий, не дожидаясь, когда она продолжит, вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Елена подняла к глазам перстень, переливающийся багрянцем крупных рубинов. А ведь ей до сих пор не приходило в голову, что если она будет жить во дворце, то ей придётся иметь дело с Александром, избалованным повесой, приходившимся Императору племянником.
С того самого злополучного дня в игорном доме Александр не упускал ни единого шанса отомстить Елене за потерю кругленькой суммы и фамильной драгоценности. Скорее всего, сама по себе потеря этих денег волновала его не больше, чем вопросы благосостояния его страны, да и с перстнем он расстался достаточно легко, но сам факт того что кто-то покусился на его славу главного игрока в Петрополе… этого Александр уже никак не мог простить.
Елена сняла с цепочки перстень и надела его на безымянный палец. Как ни странно, он оказался ей как раз по размеру. Девушка вытянула руку перед собой, любуясь игрой света на драгоценных камнях.
Последний раз, когда ей довелось встретиться с Александром мог стать в последним в её жизни, если бы он выпил чуть меньше шампанского и обращался с пистолетом хотя бы вполовину так же хорошо, как играл в карты.
«Раз Василий готов сделать так много, чтобы спасти мою жизнь, то вряд ли позволит Александру мне навредить,» — подумала она, снова возвращая перстень на цепочку, хотя в то что её заклятый недоброжелатель уважает хоть какие-то авторитеты верилось с большим трудом.
Пытаясь не обращать внимания на все ещё не отпустившую её боль во всем теле, Елена свесила ноги с койки и осторожно поднялась. Прихрамывая, она подошла к окну и оперлась на подоконник. Во дворе, за стеклом, расписанным морозными узорами, виднелась рыжая голова царевича. Елена ухмыльнулась, подумав о том, что он действительно не надел шапку, стремясь как можно скорее добраться до её палаты. Рядом с Василием торопливо шагала сильно уступающая ему в росте фигурка. Разглядеть, кто же это был не представлялось возможным, оттого что невысокий незнакомец был одет в длинный серый балахон с капюшоном. Однако это также говорило о том, что он, как и царевич, прибыл извне, ведь в Зимней губернии такого не носили.
«Зачем они вообще приехали сюда?» — внезапно подумала Елена, удивляясь, что не задалась этим вопросом раньше. Новости о недавно произошедшем с Масками не могли добраться до столицы так быстро, да и с чего бы самому царевичу приезжать в качестве ревизора? Она с досадой вздохнула, думая о том, что чтобы расспросить Василия об этом придётся ждать, пока пламя снова не закончится.
Что-то здесь было не так. И все же, рано или поздно, она об этом обязательно разузнает.
