Вершители правосудия

      С самого детства в чистокровных семьях был свой распорядок воспитания наследников. Было множество правил и запретов, которые невозможно запомнить полностью, но Пэнси хранила в своей памяти каждое.       Родители девушки были помешаны на ее личности, и грезили сумасшедшими представлениями о девичьим будущем. Ее жизнь была распланировала еще с момента зачатия, и следуя протоптанной дорожке, невозможно отрицать, что никогда не интересовалась, как много всего она может встретить на другом пути.       И Паркинсон поинтересовалась, сразу же пожалев о своем решении. Еще с раннего детства девушка сбегала под покровом ночи в соседнюю маггловскую деревню к самым обычным друзьям. Пэнси нравилось чувство непослушания, адреналин, заполняющий вены, и действовала безрассудно. Как только над семейным Мэнором возвышалась луна, и запирающие чары накладывались на все двери дома, девочка уходила. Она знала, что дружбу с магглами родители не оценят. А ей безумно нравилось.       У девушки был друг Чарли. Они были одногодками, с одними увлечениями и взглядами на жизнь. Только из разных миров. Чарли научил ее многим маггловским вещам и привил такое качество, как человечность. И Пэнси его полюбила. Это была совсем детская влюблённость, когда любое оказание внимания перетекало в бесконечные мысли о человеке, но чувства были искренними и чистыми своими намерениями. Ее глаза сияли, и девочка улыбалась, как полная дурочка. Была лишь одна загвоздка: это заметили родители.       Пэнси росла, и Чарли не отставал. Ночные встречи у маггловской церкви перетекали во что-то более страстное и взрослое. Они целовались, разглядывая небо, удовлетворяли друг друга под щебет ночных сверчков. Девушка любила, и позволяла себе чувствовать, потому что была счастлива.       В одно солнечное утро сразу после проведенной ночи с любимым Пэнси спустилась в столовую и напоролась на разгневанную мать. Та недомогала, наблюдая за вечно радостной девушкой, и каждый раз пыталась попрекнуть ее в этом, ведь истинной наследнице их рода не позволено быть такой открытой. Их мир слишком грязен для столь чистых проявлений эмоций. И вскоре мать, Элоиза Паркинсон, наказала ту за непослушание.       Избитая жалящими проклятиями и измученная Круциатусом девушка вернулась в свою комнату. Тогда она обнаружила на прикроватном столике укрепляющее зелье, оставленное без записок и инструкций. Пэнси залпом выпила его до дна и свалилась спать, даже не осознавая, какая гадкая привычка зародилась в тот момент.       Пытки продолжались, как и негодование родителей над ее поведением. Но это вовсе не значило, что Паркинсон прекратила свои ежедневные побеги. Казалось, это работало совсем в обратную сторону, ведь девушка начала покидать поместье раньше, на чем она и прокололась.       Слежка за членами семьи была самой что ни на есть обычной процедурой в чистокровных семьях. Именно этим и приказала Элоиза заняться их семейному домовику. Несмотря на его чудесные отношения с наследницей, неповиновение обещало смерть. Взрослая чета Паркинсонов отличалась своей жестокостью и некой безрассудностью, и домовик не мог ослушаться. В один прекрасный день он застал Пэнси за побегом в соседнюю деревню и моментально рассказал об этом разгневанной хозяйке.       Мысль об общении их дочери с магглами свела родителей с ума. Не дожидаясь утра, те встретили воодушевленную дочь на пороге дома, что только подлило масла в огонь. Было много криков и шуму, пыток и просьб остановиться. Они никогда так сильно не пытали Пэнси. Это были самые длинные и ужасающие часы в ее жизни, наполненные муками и неподдельной болью. Тем вечером слизеринка выпила три укрепляющих зелья подряд, надеясь лишь на передозировку. Но и в этом плане Мерлин не был с ней радушен, и девушка выжила.       Тяжелые времена наступили в жизни Пэнси, и та жила лишь мыслями о скорой встрече с Чарли. Она нашла в нем утешение, и была счастлива иметь его рядом. Тот часто спрашивал причину ее резких перемен, но девушка отмахивалась. Раны и ссадины же Паркинсон скрывала магией.       Ее упрямству не было предела, и славящиеся своей жестокостью родители решили проучить родную дочь. Те прекрасно знали, что девушка так и не прекратила побеги к столь грязным существам, поэтому стали действовать. Мать особенно подготовилась к предстоящему событию, что та прозвала «сюрпризом». Элоиза дождалась, когда Пэнси спустится на ужин, и попросила домовиков перенесли подарок в столовую.       Спустя считанные мгновения в центре комнаты показался связанный волшебными путами Чарли. Он ничего не понимал и часто оборачивался, а когда увидел побелевшую и замершую в страхе Пэнси, словно расслабился. Но всего на секунду.       Мать ликовала. Элоиза жила убеждениями о том, что магглы — животные, и вершить над ними правосудие было скорее чем-то грандиозным, нежели грязным и преступным. Она взглянула на потерявшую дар речи дочь и только убедилась в правильности своих действий. Все так, как должно быть.       — Убей его, — произнесла Элоиза, привлекая внимание Пэнси. Та перевела затуманенный взгляд на мать и вопросительно вскинула брови.       — Что?       — Убей маггла. Это то, что должны делать волшебники со скотом. Мы выше этого. Убей маггла.       Пэнси пошатнулась и попятилась назад.       — Ты спятила, — шептала она сквозь вставший в горле ком. Элоиза глухо рассмеялась и подошла к обеденному столу. Подхватив одним движением пальцев бокал красного вина, женщина сделала небольшой глоток.       — Ты знала, чем это закончится. Дружба с магглами? Отношения? И это я спятила?       В дверном проеме показался отец Пэнси, Тирионс Паркинсон. Он замер, запечатлев странную вечернюю картину, но как только перевел взгляд на жену, двинулся дальше.       — Ты не слышала, дорогая? — продолжила Элоиза, смотря на дрожащую в страхе дочь. — Подними свою палочку. Не заставляй меня ругаться, ведь это не подобает леди.       Эти слова заставили вздрогнуть девушку. Она слушала их с самого раннего детства, и на данный момент этот набор букв заставлял передёргиваться.       — Отец, пожалуйста, скажи что-нибудь! — взмолилась Пэнси. Она прекрасно знала, что мать безумна и позволит дочери убить собственную любовь. Элоиза никогда искренне не любила ее, но вот отец…       У них была своя связь. Он ее любил, как подобает родителю, и Пэнси была уверена, что в тот день укрепляющее оставил ей он.       Но сейчас Тирионс молчал, добивая своим неучастием без того избитую муками слизеринку. Он молча занял место в центре стола и потянулся к кухонным приборам, игнорируя происходящее. Наверное, в тот момент Пэнси поняла, что ей никто не поможет.       Дальше были пытки, но не ее. Чарли. Мать пытала его на глазах своей дочери, вставала так, чтобы той открывался лучший вид. Элоиза из раза в раз произносила Круциатус, пока не довела парня в бессознательное состояние. Под ним образовалась лужа крови, и в ней Пэнси видела свое отражение.       — Скоро он очнется, и ты убьешь его, — чеканила женщина, приближаясь грациозными шагами к ней. — Иначе я продолжу пытать его, а после – дам исцеляющее. И по кругу. Выбирай. Соверши правосудие.       Пэнси стояла на ватных ногах и глотала кованый воздух. Она уже знала, что сделает. Она не позволит матери пытать его, ведь прекрасно знала, что Элоиза может.       Слизеринка прощалась со своими чувствами. Она не проронила ни слезинки, когда ближе подходила к смертельно бледному Чарли. Пэнси опустилась на корточки около него и поправила спадающую челку на глаза. Она прощалась.       А после, неустойчиво поднявшись, девушка достала древко. Сейчас оно лежало в ладони по-другому, словно изначально было не так. Пэнси хмыкнула, рассматривая палочку, будто на данный момент это было самым занимательным занятием, и ей не предстояла участь убийства своего любимого.       Она подняла руку вверх, и голос не дрожал, когда заклятая Авада Кедавра сорвалась с губ. Зеленый луч ослепил девушку, и та моргнула. Затем, убрав лозу за пояс, умчалась прочь.       Элоиза ликовала. Тирионс молчал. Пэнси страдала. Таков распорядок жизни девушки. Так было и будет всегда. Она убегала из проклятого зала, в котором всегда пытали ее. Сейчас там совершилось убийство маггла. Они всей семьей сходили с ума и шли ко дну, и зазывала их туда мать. Только она.       С того дня Пэнси заперла в себе все чувства, запретила искренне любить, потому что была убеждена, что если смогла убить его, то не способна любить вовсе. Она пила укрепляющие несколько раз в день, даже когда пыток не было. Просто потому, что хотела, а чувствовать — больше нет.       Слизеринка не знала, как замяли убийство ее родители. Даже не интересовалась. В тот день девушка потеряла многое: любовь, себя и отца. Они отдалились, и Пэнси более не желала того видеть. Мэнор душил ее, а мать лишь добивала.       Она медленно умирала.

***

       Паркинсон шла по прямому коридору, покачивая хвостом цвета сажи из стороны в сторону. Легкий макияж скрывал болезненную бледноту, а с пустотой внутри справится сама.       Личные покои Драко стали местом, где собирался их слегка распавшаяся компания за распитием алкоголя и полным расслаблением посреди всего происходящего. Они приходили к нему раз в месяц, словно по расписанию, но на самом деле число зависело от обстоятельств. И то, как Малфой внезапно пригласил их к себе, заставляло насторожиться.       Пэнси подошла к узорчатой двери из темного дерева, и постучав два раза, вошла внутрь. Комната уже пропахла спиртом и ядовитым никотином. Она нашла светловолосого слизеринца на излюбленном им кресле около окна. Драко развалился на нем, будто намеревался вот-вот растечься в лужицу, и держал в руке опустошенный бокал, а в другой — тлеющий окурок сигареты. Паркинсон окинула брезгливым взглядом чайный столик и молча подметила, что Малфой выкурил всю пачку.       Что-то произошло. И что-то явно нехорошее.       Комок в горле рос по мере наблюдения за странно молчаливым Драко. Он изредка подносил бычок к блюдцу и стряхивал туда скопившийся пепел, а после снова подносил к губам, так и не отводя взгляд от окна. За ним стелился ночной вид на Уилшир, и сегодняшнее небо было особенно усыпано звездами.       Пэнси плюхнулась на кресло по соседству и потянулась за почти осушенной бутылкой огневиски. Говорить ни о чем не хотелось, по крайней мере до прихода Забини. А дальше будет видно. Она поднесла стеклянное горлышко к стакану и плеснула немного алкоголя, сразу после осушая тот до дна. Горючая жидкость обожгла глотку изнутри, но так и не поморщившись, девушка налила еще.       — Где Забини? — прохрипел он. Его голос был прокуренным и оттого посаженным, заставляя своим звучанием Пэнси вздрогнуть.       — Без понятия, — пожала она плечами, потягивая спиртное. — Думаю, скоро будет.       Он ничего не ответил. Только поднёс стакан к губам, чередуя алкоголь с табаком. Комбо было убийственным и грозило совсем скоро повалить того с ног.       Они сидели в тишине еще минут пять, выпивая и вдыхая запах сигарет со стороны Малфоя. Позже появился запыхавшийся после бега Блейз, и извинившись, прошел внутрь. Еще на пороге он обжегся о два пристальных взгляда, и вскинув бровь, завалился на заправленную кровать.       — Что-то случилось? — спросил он, глядя в потолок. Пэнси невольно заметила, как тот избегал ее глаз.       — Что вы знаете о Теодоре Нотте? — выдыхал Малфой слова, что смешались с клубами дыма. Блейз чуть приподнялся на локтях и взглянул на друга.       — К чему вопрос?       Драко повернул к нему голову, и опасный оскал поразил его лицо.       — На шестом курсе я мало обращал на него внимание. Мне нужно знать, что видели вы, — пожал он плечами. — Хотя, вы и без того знаете мое отношение к нему.       — И ты до сих пор не пояснил, откуда возникла ненависть к Тео, — подметила девушка и спустила одну ногу на пол, выравнивая осанку, чтобы было проще дотянуться до пледа.       Драко проигнорировал недо-вопрос и пере-упрек, и встал с кресла окончательно. Его походка была твердой, напряженной и осторожной, будто он ступал по льду, что в любой момент грозился повалить того с ног. Он прошествовал к сундуку около окна и заклятием распахнул дверцу. Горка писем и переставшего иметь значение хлама показалась из тени, но привлекло его другое. То, что лежало на самой верхушке, и тонкие пальцы подхватили увесистый конверт.       Он знал, что внутри. Помнил, как сам не так давно составлял его, во фрагменте памяти, что осколком вернулся к нему. Это была память. Болезненная и нежеланная память, не позволяющая двигаться дальше, словно держала на коротком поводке, и Малфой даже не отрицал своего позорного заточения в ловушку.       Драко протянул конверт Забини, и Паркинсон поспешила склониться над ним на кровати. Он видел, как занервничал при этом Блейз, и от абсурдности ситуации захотелось хмыкнуть. Но Малфой молчал.       Пэнси нагнулась чуть ниже, нахмурено разглядывая стопку колдографий.       — Зачем ты дал нам их? — спросила она, смотря на первую маггловскую фотографию их былой четверки. На снимке они выглядели счастливыми и дружными, ведь момент был запечатлен еще на четвертом курсе. Тогда все было действительно сказочно.       — Просто хотел показать вам то, что разрушил Теодор. Нашу дружбу.       Пальцы Забини сменили снимок на другой, и перед ними показались слегка выпившие и обнимающиеся за плечи Нотт и Драко. Тогда они находились в Трех метлах.       — О чем ты? — спросил Блейз.       Драко не спешил отвечать. Поднося фильтр к чуть вытянутым губам, он насладился протяжной затяжкой и выдохнул куда-то в потолок, пристально наблюдая, как клубы дыма рассеиваются на сквозняке. Некое успокоение впервые за последние пару дней настигло того вместе с привычным чувством табака под ребрами. Он словно пожирал легкие изнутри, но этим лишь упрощал дыхание. Стало действие легче.       Его затуманенный взгляд упал на фотографии, и счастливое лицо Теодора подпортило зародившееся настроение. Он хмыкнул, наблюдая за тем, еще, возможно, искренним Ноттом, и почему-то захотелось стошнить.       — Еще вначале шестого курса я заметил перемены в его поведении, — начал он, подходя к распахнутому окну. Вечерний воздух был прохладным, но не вызывал мурашек. — Он часто пропадал из Хогвартса и вел себя немного отстраненно. Тогда я не придал этому особое значение, ведь знал его взаимоотношения с отцом. Тео выпивал и стал более агрессивным, но продолжал держать планку при посторонних. Все же, он изменился.       Драко наблюдал в отражении стекол, как Забини листал фотографии, и стопка в его руках уменьшалась. Небо сегодня было чернее обычного.       — Что ты хочешь этим сказать? — бесилась Пэнси, не удовлетворенная его ответами. Малфой ухмыльнулся.       — Вы знаете, что Лорд Волан-Де-Морт запер меня в подземельях, — утвержал он. — Но никто не знает, по какой причине.       — Так скажи нам, — рявкнула Паркинсон.       — Я не знаю, — признался Малфой и, наконец, обернулся. — Но знаю, кто меня сдал.       Повисло молчание, и Драко слышал, как активно работают их головы. Было забавно наблюдать за меняющимися лицами перед собой, и не смог сдержать оскала, когда Забини вскинул голову.       — Не может быть, — выдохнул он. Пэнси догнала мулата в его размышлениях.       — Ты уверен?       — Он сам мне это сказал, — пожал плечами Малфой. Блейз вскочил на ноги. Пэнси, в свою очередь, молчала, ведь сама участвовала в этом.       — Тео здесь?!       Он кивнул:       — Там же, куда упек меня.       Процесс переваривания информации вышел молчаливым и напряженным. Забини вернулся на кровать и рассматривал снимки, а Пэнси невидящим взглядом пялилась в пол. Драко же устроился у окна и закурил, кажется, десятую сигарету за сегодня.       — Зачем ему это? — бесцветно спросила Паркинсон, все еще смотря куда-то вниз. Малфой мог ее понять, ведь это было предательством с его стороны. Он и сам не так давно пережил этап недоумения и отрицания.       — Этого я тоже не знаю, поэтому позвал вас сюда и рассказываю все это. Мне нужна вся информация о нем, пока я был занят своим заданием. Что делал, как часто покидал общежитие Слизерина и так далее, — его голос твердел, и Драко звучал как истинный генерал, будто давал поручения, а не молил о дружеской просьбе.       Они переглянулись, но никто не был против.       — Так сразу и не вспомнишь. Может, дашь время подумать? — насмехался Забини. — Мерлин, здесь столько фотографий, кто их всех сделал?       — Колин Криви со своим долбанным маггловским фотоаппаратом не отставал от нас, в частности – от Тео. Кажется, они дружили или Колину нравился Нотт.       Сказанное лишь спустя секунды дошло до Малфоя, и чуть округлив глаза, он встретился с таким же изумлённым взглядом мулата.       — Думаю, нам следует найти Криви. Думаешь, он еще жив?

***

      Драко видел, как другие сходят с ума. Он не раз подвергал этому сам. Наблюдал, как пленники тонули в собственных мольбах о пощаде, но, будучи неуслышанными, теряли рассудок. Поначалу Малфою было все равно, после — забавно.       Но лично он никогда не сходил с ума. До недавних пор.       Было болезненно смотреть на свою пропавшую из воспоминаний жизнь будто со стороны. Он видел, как ходил на занятия, как сидел в Большом зале, и как смотрел на нее. В те моменты в нем словно что-то зарождалось, а после ее ухода — внезапно умирало. Вся жизнь Драко была сплошными американскими горками из чувств и событий, но эта девушка умела останавливать мучительный аттракцион. Давать ему время передохнуть. А, уходя, возобновляла гонку.       Малфой думал об этом каждую минуту с тех самых пор, как заточил Теодора в камеры повторно. Все мысли были навязчивыми и несмываемыми, заставляли просыпаться посреди ночи и засыпать с именем когда-то ненавистной гриффиндорки на губах. Как он относился к ней сейчас? Он не знал.       Те чувства, что испытывал Драко в прошлом, жили внутри него, прогрессировали и росли, ища выход. Но Малфой не имел понятия, что с ними делать, ведь не чувствовал искренности в тех секундах, когда дикий порыв достать Грейнджер из-под земли накрывал с головой. Он видел ту жизнь, что была у него до, и она ощущалась, словно не его. Чужая. Незнакомая. Не его.       Стремление найти гриффиндорку немного уменьшилось, и Малфой даже не хотел разбираться в причине. Он помнил, какой ласковой и заботливой та была, но никак не мог поверить в то, насколько это по-настоящему. Драко искал подвох, как его и воспитали.       Однако Лорд Волан-Де-Морт вечность ждать не будет, и следовало предпринять какое-то решение. Он запутался. Потерялся. Что ему делать?       Малфой вышел на улицу. Вечерний воздух был освежающим, помогающим проветрить и освежить голову. В его планах было зайти в конюшню и проверить драконов. Навестить Диго.       Он ухмыльнулся, вспомнив их общий с Деборой поход к драконам. Юманс казалась ему забавной и открытой. С ней было проще, и это привлекало. Несмотря на нападки со стороны новобранцев, она умела постоять за себя и достойно ответить. И, черт возьми, Драко улыбался, вспоминая, как они вдвоем проучили того лысого еще в самые первые дни.       Путь до конюшни был коротким. В саду Нарциссы останавливаться совсем не хотелось, и мазнув беглым взглядом по цветам, он прошествовал дальше. Изначально, завидев распахнутые деревянные ворота, Малфой почувствовал неладное. Драконов слышно не было, и расслышав, как ухнуло сердце, ускорил шаг.       И лишь заглянув внутрь, Драко успокоился, заметив темную макушку около дракона с кличкой «Диго». По неизвестным причинам внутри него зародилось приятное чувство, оповещающее, что он рад видеть Дебору спустя многие недели. Девушка все также любовалась фиолетовым драконом и тщетно пыталась погладить того по макушке, но Диго лишь уворачивался.       — Я думаю, им больше нравится, когда ты делаешь это по шее.       Его голос ножницами разрезал ту скопившуюся тишину, что сгустилась вокруг Юманс. Она вздрогнула и быстро обернулась. Их взгляды пересеклись, и что-то трепетное возбудилось внутри, когда до боли знакомый взгляд остановился на нем.       — О, генерал, — Дебора отпрянула от дракона и нервно заправила прядь за ухо. — Наверное, я не должна была вот так заходить сюда.       Он качнул головой.       — Все в порядке.       И, на удивление, все было действительно в порядке. Не было желания прогнать эту девушку или найти причину, как от нее избавиться. Несмотря на плохое настроение и желание поразмышлять над многим, Драко был рад компание Юманс.       Он подошел ближе и взглянул на Диго, на ладонь, что лежала поверх фиолетовой чешуи. Внимание привлекло красное пятнышко на безымянным пальце Деборы. Покраснение словно исходило… от необыкновенно обычного кольца. Малфой нахмурился.       — Что это?       Девушка оторвала взгляд от его щеки и повернула голову вправо. Прошли секунды ее напряженных размышлений над чем-то перед тем, как оторвать руку от Диго и завести ее за спину.       — Ничего, — прошептала она.       Драко заметил напряжённость, исходящее от нее, и отошел чуть в сторону.       — Что ты здесь делала?       — Навещала Диго, — уверенно ответила она. — Хотела его покормить, но не нашла мясо.       Он сощурил взгляд:       — Его доставляют домовики раз в три дня.       — Поняла, — кивнула она.       Малфой обошел Дебору и хотел было подойти к синему дракону, как знакомый запах заставил замереть. Он резче втянул воздух носом, сильнее убеждаясь, что понял все правильно. От Юманс пахло цветами. Цветочный. Мать вашу. Запах. Тот, что вернулся к нему воспоминанием. Тот, что приходил к нему во снах.       Так пахла Грейнджер и ее гребанные волосы.       Он резко обернулся, натыкаясь на вопросительный взгляд.       — Что это? — грубо спросил он. Девушка нахмурилась.       — О чем ты…       — Чем ты пахнешь? — рявкнул он, подходя ближе. Малфой сам не знал причину собственной агрессии, но почему-то именно этот запах пробуждал в нем чувства. Он будто был приватным и имел право принадлежать лишь одному человеку в этом мире.       Грейнджер.       Салазар, он шел ко дну. Быстро. Стремительно. Бесповоротно. Эта девушка захватила его разум, подчинила себе, заставила в муках проживать эти жалкие дни. Он шел ко дну, но ощущал, словно так все и должно быть.       Приблизившись к девушке, Малфой снова почувствовал цветы. Драко и раньше чувствовал идущий следом за Деборой этот аромат, но не придавал этому значение. Предчувствие вспыхнуло внутри, но он не знал, хорошее или плохое. Глаза загорелись огнем, и он не смог скрыть в зрачках тот календарь чувств, в мгновение распахнувшийся перед Деборой.       Та, в свою очередь, казалась напуганной. Ее глаза округлились, будто она что-то поняла, и сильнее прижала к себе правую руку. На лице отразилась боль, и сквозь прикрывающие ладонь пальцы он разглядел тот безымянный, стремительно краснеющий палец с каждой секундой все больше.       — Что…       Драко не успел договорить. Глаза Юманс заслезились от нестерпимой боли, и, шепнув быстрое «Прости», девушка поспешила на выход. Внутри все стучало набатом и шло кувырком. Его дыхание участилось, но грело что-то теплое внутри. Надежда. Он не знал, на что, но именно она заставила его обернуться и поспешить следом.       Он пошел за Деборой Юманс, в образе которой видел Грейнджер.

***

      Гермиона бежала обратно в Мэнор, зная, что он идет по ее следу. Ребра щемило от пробивающего дыры сердца, а палец полыхал от горящей магии.       Целый день кольцо не давало о себе забыть, обжигая чувствительную плоть. Она не знала, из-за чего магия стала себя так вести. Грейнджер предполагала, что причиной этому было длительное и беспрерывное использование кольца. Последний раз Гермиона снимала с себя украшение почти месяц назад, и сейчас последствия настигли мучительные. Все внутри кричало и жаждало сорвать кольцо с пальца, а чужой образ Деборы, казалось, вот-вот сойдет с ее лица.       Начиная с самого начала дня безымянный палец постепенно перенимал краску на себя. Краснота поначалу не беспокоила и вовсе не приносила дискомфорта, но время шло, и вечер принес значительную боль. Она спешила внутрь, чтобы дать своему настоящему образу отдых, иначе она действительно воспламенится.       Поведение Малфоя смущало. Неужели он узнал ее былой запах? Но как? Гермиона пообещала себе обязательно над этим подумать, но пока перед ней была лишь одна цель: скрыться от него, и как можно скорее.       Она вбежала в пустой холл и свернула налево, в сторону Северной башни. Плевать, если комнаты новобранцев находились в другом крыле. Ей просто нужна пустая комната.       Казалось, шаги позади стихли. Это радовало, и, руководясь диким желанием облегчить свою ношу, она вбежала в первую попавшуюся комнату. Ею оказалась заброшенная, но все еще содержащаяся в чистоте спальня в темно-синих и голубых тонах. Гермиона бросила на дверь запирающее заклинание и, не желая более терпеть, сорвала кольцо с руки. То с лязгом столкнулось с паркетом, и облегченный выдох сорвался с искусанных губ. Волосы завились, рост поубавился, и истинный силуэт показался в зеркале напротив.       Она разглядывала свое отражение и лишь убеждалась, как сильно соскучилась по своим веснушкам. Несмотря на привлекательную внешность Деборы, Грейнджер всегда будет выбирать свой облик. Всегда.       Девушка сделала шаг вперед. Безумно хотелось задержаться в этом теле, но обстоятельства всегда были иными. Против нее.       Вещи, ранее отлично сидящие на Юманс, были более свободными на ее фигуре. Грейнджер оглядела потертые джинсы, но даже так те выглядели неплохо.       Предчувствие душило. Чужое присутствие выбило последний воздух из лёгких. Она почувствовала чей-то взгляд на себе и, не выдержав, обернулась.       Ее настиг ужас, и Гермиона больше не ощущала биение сердца.       У выбитой и разлетевшейся в щепки двери стоял высокий образ Драко Малфоя. Его серые глаза внимательно разглядывали ее, и только вздернутая бровь выдала немой вопрос.       Мерлин