Смеётся гора

Файл успешно прикреплён. Отправить. Или не отправлять? Скользнула у Минхо такая дурная мыслишка — вроде как позориться не очень хотелось. Он ведь подвывал Дэхви со всем старанием, под подтявкивания Сынмина непрестанно лажал, над ним даже ребёнок смеялся — ну что за ужас! Минхо раскрепостился конечно, когда удалось охладить пыл и отпала потребность в прикрытии подушкой срама, и со стороны только посмотрите на них: уютненькое семейное видео, где родитель угождает чаду и поощряет его начинания, — Минхо сосредоточенно подыгрывал Дэхви в его «виртуальном» уроке. Но если бы Минхо только парили его вокальные навыки! Дело в другом: он же готов не был. Ни морально, ни физически — утром он не принимал душ (любил по вечерам), причесался одной левой, никаких уходовых средств кроме молочка для умывания не потреблял, а потому на обвисшие щёки и пухлую рожу страшно было смотреть. Сидел же ещё в домашнем — застиранном до вымытого в серое костюме, пара пятен на груди не сводились ничем уже хрен знает сколько, и Минхо не заморачивался особо, домашнее же, а дома посторонних нет. Дома можно щеголять в драных трусах, разных носках и растянутых на коленях трениках. А у Минхо затрепетало что-то внутри, когда он осознал — Джисон же увидит его таким. Не статным ухоженным молодым мужчиной, одетым с иголочки, а неряшливым лентяем в замызганных штанах. И где здесь романти́к? Где вайбы зрелого жеребца, на многое способного? С другой стороны подумаешь, да Джисон и сам не то чтобы прихорашивался особо, явно не для широких масс снимал — а так, как комфортно. Вот Минхо и переклинило: пусть увидит. Пусть знает, с кем связался, невротик хренов. Обломаем твои ожидания ещё раз! Хрен ли, кого ты там ждал на свидании? Тоненькую девчонку с круглыми сиськами? Лови дуального мужика выше, старше, сильнее, с «сюрпризом» в виде ребёнка и бывшего мужа на хвосте. Ответного видео не ждал вообще? А вот оно, смотри, какой Минхо в повседневной жизни, ограниченной стенами квартиры. Готов был потерпеть детское пищание? Н-на тебе сверху фальшивый фальцет и ор за пределами нормальных децибел. Злорадствовать Минхо любил, без особых причин. А себя решил не стесняться. Будто это не он по молодости в инстаграм спамил уродливыми масками и бессмысленными селфи. Он — спамил, ещё как. И ничего ведь, а интернет-то он всё помнит. Тем более Минхо страничку свою в инстаграме не удалял, время от времени пополнял онлайн-галерею так, для истории. Контент у него сменился давненько (как ни прискорбно признавать, все они повзрослели, пусть в душе и хотели бы остаться детьми навсегда), забавные фильтры уже не приносили прежнего удовольствия, а вылазки на развлекалово так поредели, что хвастаться стало откровенно нечем. Минхо превратился в типичную мамку, исступлённо жаждущую всем в лицо ткнуть своим дитятком и его успехами, он старался устоять перед искушением как мог, но неведомым образом в ленту между фоток с рыбалки, из походов и баров, всё равно как-то прокрадывался Дэхви. Если отлистать чуть назад (действительно «чуть», Минхо обновлялся не чаще раза в месяц), найти на него компромата можно столько, что хоть на стенку лезь. Минхо сам с себя посмеивался — с семнадцатилетнего, выигравшего региональные соревнования по современным танцам, раздобывшего откуда-то бутылку элитного вискаря и полезшего на набережную, в темноту с моста орать раненым зверем (минута и четыре секунды хвалебных поздравлений в свою же честь). С восемнадцатилетнего — в кепке козырьком назад, с пережжёнными в жёлто-рыжий волосами, с маской на пол-лица — его второй день в Сеуле, он настолько заебался, что заварил рамён быстрого приготовления (и уснул на кухне сидя за столом, рамён разварился и остыл — сфотографировал сосед по хасуку). С двадцатилетнего, украшенного крокодильими слезами, лавирующего на надувном матраце по бассейну, пока Чанбин дельфином вокруг него рассекал, стебал, да как можно не уметь плавать, ты чё. С двадцатиоднолетнего, ещё не знающего о беременности, ушедшего на второй круг по барам с коллегами после первого рабочего дня. В инстаграме было мало Сынмина — он чаще делал фото, чем присутствовал на них, а ещё чаще выступал в концертных залах, чем фото делал кто-то кроме него. Иногда ученики находили этот аккаунт и повод для шуток. Минхо не сердился на них — как будто сам за преподавателями в интернете не следил, чтобы хоть в курсе событий быть (он социально-сетевой домосед, когда вокруг все бредили тиктоками и инстаграмами, создавали учётки на фейсбуках, твиттерах и Naver-блогах, плодили чаты в телеграмах и ка-токах, Минхо оказался бессилен перед громадным пластом информации и просто не в силах был поспевать за всем и сразу, так что бросил попытки), он иногда настолько не догонял, что одногруппники шутливо обращались к нему как к почтенному дедуле. А у них как будто личной жизни и социальной сферы вокруг вообще не было — уткнутся в свои телефоны и обсуждают тренды, чужие твиты и неудачные истории. Задурившись воспоминаниями, Минхо закрыл мессенджер и тапнул по иконке инстаграма, сиротливо приткнувшейся где-то в углу экрана. Первый пост был от Хичоля, бывшего коллеги Минхо, нынче работающего в Куро-гу на Родэо и рекламирующего убогий маскулинный лосьон для бритья. Следом — ребята из студии в Тэгу, куда Минхо в том году ездил на съезд ассоциации уличных танцев (Чанбин тогда увязался за компанию, оторвались они там знатно — без всей этой бытовухи, обязанностей и детей), дальше — превью кавера от выпускницы. Два поста Хёнджина, в одном он демонстрировал недавно законченную настенную роспись, в другом хвастался креветками домашнего приготовления (вау, у них получилось не спалить кухню, ни разу не позвонив Минхо). И только после этого Минхо заметил, что поверх иконки директа красовалось уведомление. Заинтригованный этим — просто так ему никто и никогда в инстаграм не писал — Минхо сразу же открыл вкладку диалогов. Сообщение оказалось от Дахи — той, кому Минхо запретил названивать ему. Но он же шутя! Неужто он не взял бы трубку, даже зная, что пожалуются на ерунду вроде выскочившего на лбу прыща или месячных? Минхо наоборот рад был таким идиотским звонкам, это означало, что кроме мозгов себе никто ничего не отшиб. Да и кто, если не он, внушит, что прыщи — не страшно и никто не обратит внимания, а дискомфорт и общее самочувствие всегда важнее того, что не раз даётся — Минхо готов был заниматься дополнительно со своими идиотами за простое «спасибо». Пусть пропускают, лень и усталость — тоже причины, главное первой не потакать, а вторую побыстрее истреблять. Они ведь дети ещё, неважно, сколь амбициозные или талантливые, если им с юного возраста внушать, что на минутку для себя у них нет права, они как беговые лошади загонятся, внушение — штука дикая и отвратительная. А Минхо знал, как могут внушать — он столько хотел раз бросить после того, как некоторые преподаватели высмеивали его природу, хорошо хоть внутренний стержень оказался крепче злословий и пассивной агрессии. Но всё равно вёлся на «Старайся лучше», «Посвящай больше времени», «Болеешь? Ха, опять? Какой раз за этот семестр?», «Скоро за ними пыль глотать будешь», доводил своё тело до изнеможения, искренне веря в то, что должен нагнать часы, что резь внизу живота терпима и ничего страшного не случится от физнагрузок, что таблетки — волшебные и спасут от всего на свете. Сначала всё это пыталась пресечь мама, потом и отца подключила, чтобы поговорил с сыном «по-мужски», после переезда в Сеул их роль взял на себя Сынмин, и хрен знает, когда Минхо прозрел на самом деле. Когда проходил практику в детской школе, впервые выступив в роли наставника? Когда поставил первую серьёзную хореографию — сам, для первокурсников, а не зачёта курсового проекта (высокий балл — приятное дополнение)? Быть может, когда ему всучили его самую первую группу, сказав: «Ну, господин Ли, это ваши: современники, шестая группа полным составом. Шестая группа, теперь господин Ли — ваш Ён Кэсомун, а вы — его армия», а Минхо одного взгляда хватило, чтобы под дутыми щеками, оверсайз футболками и натянутыми на брови бини увидеть тощих беспризорных детишек? Ох, как они не ладили поначалу — он их не выбирал, они — его, его просто поставили вместо другого учителя, которого уже обожали, уже считали своим, уже приняли за вожака. А он кто? А он только из декрета вышел, до которого на побегушках носился и «осваивался», ничего не знал на самом деле, ведь практика и полноценное наставничество — совершенно разные вещи. Хотя Минхо умел учить и передавать собственные знания, у него имелось интуитивное чувство ритма, врождённая пластичность, отличная память — разве этого хватило бы, будь он дерьмовым человеком или тем, кто после первых же разногласий сдавался? Минхо тогда не совсем в форме был и часто оступался, банально из-за долгого отсутствия практики, его каждый день на смех поднимали, а он терпел. Притирался, кампанию по захвату детских сердечек устроил, там пару слов в нужный момент вставил, здесь «случайно» дал себя поправить, чтобы почувствовали себя важными, умелыми, где-то конфеткой угостил, снял с себя маску «строгого препода», дал в себе человека увидеть. Даже пару танцев из тиктока выучил, чтобы на одной волне быть. В общем, на что только ни был готов Минхо ради своих детей. Он выпустил «во взрослую жизнь» уже три группы, не собираясь уходить с насиженного места и искать себе что-то по навыкам, востребованности, реальной себестоимости. Он — профессионал, руки сложа не сидел, повышал квалификацию как педагог, как хореограф, как танцор, его дети добивались успеха, его дети его не забывали, и это главное. Плевать, что он давно мог бы сколотить кучу бабла, работая на какую-нибудь большую тройку, потому что иначе не видел бы семью, друзей, прогресса у подопечных и искренности в улыбках. А Минхо звали ведь, не раз — сколько он со своими козявками оттяпал на конкурсах, фестивалях и всяких шоу? Минхо… подумал бы над предложением, если бы он сам был тем, кому предстояло бы блистать на сцене, но лет десять назад, не сейчас. Уже не сейчас. Дахи писала: «Простите, что вновь тревожу, учитель, но мне не с кем поговорить о кое-чём деликатном. Мне кажется, вы могли бы мне помочь… Найдётся ли у вас для меня минутка?», а Минхо не вдуплял. Да с чего бы ей писать так, вежливо, красивенько? Она ж копия Чанбина в подростковом возрасте, такая же невозмутимая, приставучая, громкая и хаотичная, при этом несоизмеримо с этим стеснительная, когда дело касалось чувств. Погодите-ка, чувств? Ну, вряд ли она влюблена в Минхо — она же знала, что он ни в коем случае не мог бы ей ответить. Минхо при всей своей двойственности любил члены. Ну, так сложилось, что поделать. А ещё был в разводе — с мужиком. И воспитывал сына. Испытывай Дахи хоть капельку романтических чувств к нему, ни за что бы этого не показала, перетерпела бы. И у неё хватило бы ума оценить ситуацию — её пол, возраст, статус, всё указало бы на то, что никак. Совсем. Тогда в чём ещё может быть дело? Она же не проебалась, правда? Не проигнорировала его указания и не потянула связки, не схватила грыжу и не подвернула лодыжку, верно? Минхо ответил: «Ок. Насколько деликатное и срочное? До занятия послезавтра не дотерпит? Если нет, позвони, я не против, если стесняешься звонить, можем встретиться где-нибудь в городе». После этого заблокировал телефон, убрал его на полочку, подтёр и подмыл задницу, с толчка встал. Попросил Алексу прибраться тут по-хорошему, и, пока он под краном руки пенил, критически осматривая свою рожу в зеркале, сработал смыв и запахло умеренным морским бризом. Технологии, будущее, круто же — ни в детстве, ни в юношестве Минхо такого не было. Когда появилось, он не мог позволить, а когда смог, удивлялся каждый чёртов день, несмотря на то, что видел подобное у других. Голосовые помощники, датчики движения, биометрия вместо тяжеленной связки ключей и пропусков, из любого места в квартире можно попросить о чём угодно, и автоматизированные системы запустятся моментально, выполняя просьбу. Подогреют стульчак или духовку, откроют окно, если духота, запустят робота-пылесоса, проверят почту и отправят сообщение. Минхо не пользовался и половиной функций Алексы, но и так его жизнь существенно облегчилась. Он же ребёнка воспитывал, как-никак. Если Дэхви пачкался, пока Минхо брал его на руки и до ванной доносил, там уже набиралась тёплая вода. Не нужно было лишний раз вставать свет выключать, можно словами или хлопками регулировать яркость освещения. Радионяни канули в Лету, пара датчиков на кроватке оповещали Минхо о пробуждении Дэхви через часы или приложение на телефоне, сейчас их нет конечно (хотя были бы полезны), в общем, как ни крути, а приятно. Задаёшь программу, утром заходишь на кухню, а кофеварка уже сделала тебе американо, а мультиварка завтрак подогрела. Мама когда приезжала, всё диву давалась, как так быстро мир менялся, вот в её годы… Минхо хмыкнул, руки просушил (не до конца, всё равно по привычке вытер о штаны), вышел в коридор навстречу роботу-пылесосу, катающему на себе белку-монстра, и Дэхви, возмущающемуся: — Папа! Почему так долго! Очередь же! — и толкающего Минхо в бедро с налёту. — Нельзя так долго в туалете сидеть, попа отвалится. Сынмин с насиженного кресла некрасиво заржал, икая. А Минхо только пальцем у виска покрутил — чё за детский сад? Никогда он Дэхви не учил стесняться естественных потребностей или высмеивать их, вот Сынмин, конечно, человек нехороший — ему бы от воспитательных моментов за километр держаться. — Не беспокойся, Лино-я, я не рассказал ему, чем на самом деле занимаются взрослые, запирающиеся в туалете, — подмигнул, от смеха чуть ли не на пол сползая, а Минхо как возмутился: — Срать законом не запрещено, ты вот вообще под музыку срёшь, и ничего, подпевать успеваешь. Что-то я не помню, чтобы когда-либо поторапливал тебя или журил за каждую лишнюю секунду, проведённую в толчке, говнюк. — Утю-тю, — передразнил Сынмин. — Ладно, сделаю вид, что поверил в то, что ты не залипал на своего мальчика полчаса. — Этот мальчик старше тебя на целую неделю, — напомнил Минхо, с авторитетом кивая и заваливаясь на диван. — Ты как вообще, свободен, пока тут? И сколько ты тут? Ёнбок приедет через месяц, полагаю, Чан тоже. Понимаешь, о чём я? — Я не буду пересматривать «Холодное сердце» в двадцатый раз, пощади меня, Лино-я, — сразу заныл Сынмин. — Всей душой люблю его, но… вы превратили эту любовь в нечто извращённое. Смотреть каждый год весь день, весь день петь песни оттуда, устраивать спектакли для Дэхви — он уже вырос, ему не нравится «Холодное сердце»! Признай, что Феликс просто хочет косплеить Эльзу, а Чан — становиться на четвереньки, и совсем не потому, что он — ездовой олень. — Бокки — лучшая Эльза, и ему идёт её образ. Так и было. Феликсу шёл блонд, шли светлые глаза, шли, чёрт побери, платья — он давным-давно как независимая и востребованная рекламная и подиумная модель ввёл в моду унисекс-одежду того типа, что грёбанные консерваторы отрицали до последнего (плевать на аргументы, конечно же, про удобство юбок для мужчин и брюк для женщин, на всемирную историю и историю одежды, на свободу самовыражения тоже плевать), началось всё с айдолов, конечно — с небезызвестных G-Dragon, Кая, Тэмина, потом подключился Чимин, в прошлом году в борьбу вступил Шихён, Минхо тихонечко радовался. Он сам не хотел носить юбки или платья, нет. Но у него был… невинный фетиш, который раньше он считал позорным, ему так неловко было искать порно по вкусу (ещё и потому, что по запросу вылезали всякие травести, транссексуалы и фембои, а Минхо прям по мужикам, прям по вот мужицким мужикам). А сейчас — ходи и любуйся на ножки, ноги и ножищи, мелькающие не в уродливых усечённых брючинах, а красивой ткани десятка разнообразных фасонов и тысяч разных кроев. — А мне больше понравился вариант Бинни, — вернул к реальности Минхо Сынмин. — Надеюсь, тот парик нашёл своё место на том свете. — Не обязательно было сжигать его. Хотя бы не на Бинни. Ох, предыдущий пересмотр «Холодного сердца» едва не закончился трагедией, поскольку Сынмин взял на грудь лишнего (его та-ак легко брать на слабо). Хорошо хоть Дэхви на недельку к бабушке в деревню сплавили (ему действительно не нравилось «Холодое сердце», для Минхо это настоящее предательство), и он не застал любимых родителей и друзей, ведущих себя как дегенераты. Поднести зажигалку к дешёвому парику из синтетики — это градусов сорок надо хапнуть, не меньше, сколько там было, почти две промилле? — Вариант Бинни хорош, но парик — отстой, — чуть подумав, добавил Сынмин. Пульт из-под задницы достал (вечная проблема пультов — теряться между полужопиями или диванными подушками), в Минхо бросил. — Давай что-нибудь посмотрим часок. Потом собираться начнём. — Куда? — Подарки, — Сынмин сказал это как психически больному, успокаивающей интонацией, заключённой в титаническое терпение. — Бинни-Джинни. — Они придут сюда-а-а, — возмутился Минхо, показывая это растянутыми гласными и поднятым тоном. — Заче-ем нам куда-то собираться? — Хочу провести время. Вне квартиры. Для Дэхви. Я что-то не так делаю? — Для меня? — пискнули на пороге. — Что для меня? Папа? — Хочешь сходить на пикник, на реку Хан? Вода начинает цвести, деревья уже зелёные, там красиво. И уже достаточно тепло для уличных игр. Возьмём велосипеды напрокат, — перечислял Сынмин достоинства своей затеи. Сынмин? За такой отдых — активный? От которого мазался вечно? Вот чёрт, он же не умирает, правда? У него ж там не четвёртая стадия рака, когда уже выхода нет, и совет один: проведите с близкими как можно больше времени, делайте то, чего никогда не делали, в общем, оторвитесь, чтобы ни о чём не жалеть? Цвет лица бледноват, конечно, ночью кашлял — но это же Сынмин. Он сказал бы сразу, завещание написал бы там, интервью давать бы поехал, чтобы преданные фанаты не так сильно скорбели. Минхо напустил на себя вид подозревающей неладное совы, вперился в Сынмина максимально проницательным взглядом (это когда брови чуть приподняты, а белков глаз не видно совсем), отыскивая ответ на нечитаемом лице. Сынмин наверняка разгадал мысли Минхо и про себя демонически хохотал. Наверняка всё просто, как и сказал Чан — Сынмину захотелось остепениться и просто побыть с семьёй, додав того, чего ей не хватало. Или Сынмин влюбился в кого-то, кто здесь, а не вертится в безбашенном графике, седлая всевозможные виды транспорта и ночуя в отелях и хостелах. Или у него всё-таки рак четвёртой стадии. Обеденное время так или иначе приближалось, и раз уж они собрались на пикник, Минхо заявил: — Хотите жрать — в холодильник сами лезьте, я и пальцем не пошевелю, — включил SBS и принялся деградировать вместе с очередным развлекательным шоу, в котором звёзды должны были разгадывать загадки, шутить и рекламировать свои релизы. Сынмина это совсем не задело. Он помог воодушевлённому Дэхви распихать подарки для Хёнджина и Чанбина в рюкзак вместе с тем, что понадобится для игр на воздухе (салфетки, вода, аптечка, плед — на набережной мало лавочек, все сидят на траве), накормил его шоколадными хлопьями с молоком, сходил в детскую и разложил на постели то, во что Дэхви придётся самостоятельно одеться (как Минхо был рад, что этот период наступил — выпутывать детей из водолазок и комбинезонов это наказание для какого-нибудь круга ада), только потом к Минхо присоединился. Рассказал наконец, что привёз для их друзей-оболтусов (от Минхо-то интереса не дождёшься, до последнего делал бы вид, что его это не волнует). И, чёрт, Минхо остался доволен: все вокруг пилят, что надо взрослеть и всё такое, но разве не круто, иметь маленькие забавные традиции в узком кругу, которые и к тридцати и к сорока будут доставлять столько же приятности, что в двадцать? К тому же, это — хобби, Хёнджин не просто так собирает твёркающих чудовищ, а Чанбин — контрафактных покемонов. То, что Сынмин ходит на маленькие местечковые рынки за палью из Вьетнама и Китая, или отправляет менеджера за мерчем новой девчачьей группы, о нём, как о друге, много говорит. Сам Минхо представить не может даже, как искать намеренно уродливых покемонов, таких, как этот Пикачу с пришитым спереди хвостом и с глазами на разном уровне. И где лучше брать эти игрушечные короны с логотипом камбэка и подписью участниц — это случаем не лимитка ли какая, или не раздавали ли это на каких-нибудь фанмитах за вип-билеты?.. Фото Пикачу Минхо сохраняет в галерею, в папку с остальными подобными ему уродцами. Думает: ну, точно. И с чего бы его сыну должны нравиться нормальные игрушки, а не облезлые кривозубые белки, когда сам он угарает с того же? Шоу закончилось тем, что восходящая звезда мирового кино не смог ответить на вопрос о своей же дораме и вынужден был всю сумму выигрыша перевести на благотворительность. И в это же время позвонил Хёнджин, оповестил, что находится в стратегически важной точке своего пути, называемой «какой кофе вам взять», будто сам не знал. Минхо застонал и побрёл походкой зомби обратно в ванную — он не планировал сегодня из дома выбираться, не хотел идти в душ на скорую руку, он что, зря заказал вместе с отпаривателем бомбочки для ванн? Тем более, воспитатель Дэхви намекнул, что на следующей неделе очередное тестирование и надо к нему подготовиться, настроить ребёнка на нужный лад, мол, от результатов зависело распределение по группам на следующие полгода. Не хотелось бы, чтобы Дэхви попал туда, где ему будет неинтересно, только потому, что хорошо решал и творческие, и речевые, и математические задачки. И Минхо было бы проще, добавься в расписание Дэхви побольше занятий тем, что ему нравится. Минхо в своё время проходил краткий курс музыкального воспитания, знал, что в детских садах любых возрастов ведётся оно и применяется — но сугубо для общего развития. Так, духовность, интеллект и физиологические особенности приподнять, развить сенсорику и эмпатию, музыкальный вкус, всё в таком духе. Дети там хором песни на праздники учат, хороводы кружат, но музыкальное воспитание не равно музыкальное образование, коим Минхо хотел бы, чтобы Дэхви обладал. У Дэхви-то, оказалось, чуткий слух и хорошее чувство ритма, а вокальные данные если что нарастить можно, предрасположенность-то есть — один папаша поёт, второй — громко орать умеет. Главное, голос пораньше поставить. А раз Дэхви нравится именно это, наверное, стоит задуматься не о младшей школе в районе Надыри, а поискать другие варианты. Насколько Минхо знал (смотрел на сайте), в этой школе было маловато кружков и секций, на её базе дополнительное образование можно было получить в лучшем случае спортивное. А рядом детских школ искусств не было вовсе. Вот и ещё один повод поболтать с Хёнджином — тот как местный гид, об искусстве в Сеуле знал всё. Театры и выставочные залы, картинные галереи и фестивали песни и танца, лучшие школы исполнительских искусств, в голове у Хёнджина был целый справочник, может он даже когда-то рассуждал обо всём этом, просто Минхо не слушал. Минхо принял душ за рекордное время. Пока в голову бальзам впитывался, остервенело мочалкой кожу стёр до красноты, сполоснулся под тугими горячими струями, которыми легко не то что распариться, а хлеб нарезать, выскочил на резиновый коврик со впитывающим влагу ворсом, подумал — да для душа приблуды тоже уже есть как в научно-фантастических фильмах прошлых лет, где обсушиться можно потоками воздуха, без полотенец. Поискать в интернете, что ли, а то что-то даже полотенцем обтираться лень. Телефон в держателе на стене сменил трек как раз, когда Минхо натянул на голую жопу чистые трусы. Только оказалось, что это не подкинутая сгенерированным случайно плейлистом, а мелодия видеозвонка. И у Минхо по-прежнему имелся рефлекс сразу брать трубку, не глядя на имя входящего. Сейчас-то он мог видеозвонок ожидать от Чанбина или Хёнджина, мама могла поинтересоваться, когда они приедут и что там с Сынмином. Но на экране появилось щекастое лицо сидящего в компьютерном кресле Джисона, а Минхо стоял посреди ванной с переброшенным через голову полотенцем, в одних трусах и красный варёным раком. Близоруко пялился в телефон, постепенно узнавая отдельные предметы и черты лица. Краснея ещё больше — совсем не от горячего душа. — Йо, — махнул рукой Джисон, а потом и сам к своему телефону наклонился, одной рукой наушник поправляя. — Как поживаете, господин Ли? Минхо глянул на прямоугольник со своим изображением, захваченным фронталкой. Нахмуренное лицо, раздутые ноздри и пошедшая пятнами шея. Красные мочки ушей, виднеющиеся под слипшимися влажными прядями. М-да. — Хан-а-а, — Минхо не мог удержать смешинку, потому что с этим Джисоном ситуация из раза в раз становилась всё краше. — Твоё нежелание пользоваться текстовыми сообщениями вышло на новый уровень, — и отчего-то нос потёр. Быстро взгляд вниз опустил. Чем-чем, а тремя шрамами на животе красоваться не хотелось точно, тем более растяжки так и не сошли — хотя будь кожа естественного цвета, их было бы почти невозможно заметить. — О? Я не вовремя? — Джисон стал чуточку серьёзнее, поджав нижнюю губу, отчего появилась на подбородке забавная тень. — Или вы не рады меня видеть? — полушутливо, подразумевая, что подобное имело место быть. — Рады мы, рады, ты даже не представляешь, насколько, — Минхо чуть телефон отодвинул и подумал: а чё эт Джисон не сбрасывает? Тот самый Джисон, что из ресторана, сбросил бы мгновенно, если бы ему ответили чуть ли не из душа. По крайней мере, Минхо так предполагал, учитывая в совокупности все элементы поведения Джисона. А этот или смутился, но не показал этого, или его полуголые мужики смутить не могли вообще. — Чем занимаетесь? — не, ну серьёзно? — Я не отвлекаю? — Прихорашиваюсь. Хочешь составить мне компанию? — подмигнул Минхо и вернул телефон на настенную подставку, только в этот раз в вертикальном положении и экраном к лицу. — Погоди-ка секунду, — попросил, наклоняясь к бельевой корзине между душевой кабинкой и раковиной, подбирая с неё сложенную и выглаженную футболку, которую и без этого собирался надеть. Через мокрую голову натянул её на себя, полотенце из-за подобных манипуляций свалилось назад и повисло через шею, краями прихваченное воротом футболки к груди. — Ну, что? — пятерней нырнул в волосы, провёл ото лба до затылка. — О-о, о-о-о, — затянул Джисон, как будто что-то понял. — Так вы!.. Вы… Простите мне моё зрение, я не очень хорошо вижу, телефон далеко ещё, а вы… вы… вы зачем ответили, если!.. — Если что? — подрубил Минхо невнятый лепет стальным тоном. — Был бы занят — не ответил. Но для дорогих друзей Морандуни у меня всегда есть минутка. — М-морандуни?.. А-а… — пока Джисон копошился на фоне, Минхо подставку чуть пододвинул, чтобы она на раковину глядела, а сам в шкафчик полез. — Что значит это прозвище, если не секрет? — ха! Быстрый перевод темы, думал, я не замечу? — Долгая история, — Минхо взял, что нужно, на край раковины поставил, голову приподнял. — Но я расскажу, — и ухмыльнулся. — Знаешь, что новорожденные дети — невероятные уродцы? Мой вообще исчадие ада напоминал, весь синий в красную крапинку, почему-то лысый, одно веко у него западало… Как, в общем-то, и у самого Минхо — левое веко было чуть тяжелее и всё стремилось куда-то уползти. — И заходит его папаша такой, — ногтем большого пальца снизу крышку мицеллярки подцепил, щёлкнул, — смотрит, возмущаться начинает — это, мол, моё дитё вообще? Как-как ты его назвал? — попробовал спародировать Сынминов голос, но вышло только пренебрежительную интонацию скопировать. — Дэхви? И что это значит? Больше походит на Мо-хви. — Вроде «нечто»? — Скорее «что-то», — от души на ладонь мицеллярки ливанув, Минхо скривился. — А мои друзья ровно наоборот заявили: ну что за прелестный малыш! Ну что за милая мордаха! — начал похлопывать себя по щекам, продолжая разглагольствовать: — И верещали об этом на каждом шагу, от них только и слышалось что «любовь», «любовь», «любовь»! Джисон посмеялся, словно ворчание Минхо ему слышать было приятно. — Потом кто-то всё вместе совместил, — он сам уже не помнил, кто именно. Выдавливая из дозатора увлажняющий огуречный крем, Минхо подзавис. — Бинни? Или Бокки? Неважно, получилось, что получилось — «нечто миленькое», а не просто «нечто», — принялся втирать крем в переносицу пальцами, одновременно проделывая то же венеровыми холмами по линии челюсти. — Звучит до ужаса романтично, — Джисон реально звучал так, словно ему взбитыми сливками уши забили. — Романтика — она ведь в истории, не у каждого в жизни происходят подобные истории, которые и памятны, и навечно с тобой останутся. У меня вот в детстве прозвище было «Сбежавший ужин». Знаете, почему? Потому что я упал в реку чуть ли не в пасть крокодилу, и все это видели! И никто не позвал на помощь — стояли на берегу и смеялись, когда я с визгами на сверхзвуковой скорости из речки выбегал! — Ты где крокодилов умудрился найти? — первоначально изумился Минхо, только после этого додумав, что мог бы и посочувствовать немного. Но Джисон-то уже здесь, живой, здоровой, все части тела на месте. Так чего слёзы лить? — Я несколько лет жил в Малайзии, — напомнил Джисон то, что Минхо уже знал, потому что пролистал все его публикации от последней до самой первой. И прочитал био из фан-группы на фейсбуке. — И прозвище было на малайском, его сократили до «Ma-ma-lari». Даже учитель так называл, у них-то это, видите ли, в порядке вещей — с крокодилами в речке купаться. Теперь смеялся Минхо, найдя в обеих рассказанных историях то, за что их нужно ценить — юмор и хорошие воспоминания напоследок. Видимо, это и подразумевал Джисон. Следом Минхо пошипел баллончиком с термозащитным спреем, в зеркало посмотрел ещё раз, взял из стакана с зубными щётками и пастой пластмассовую расчёску. Джисон поинтересовался: — А куда вы собираетесь, господин Ли? Сказали, что не заняты, но ведь к выходу готовитесь — слишком уж заморачиваетесь. — Хватит обращаться ко мне как к старику какому-то, — руку с расчёской Минхо мигом вытянул в сторону телефона и потряс ей угрожающе, — сколько мне, по-твоему, лет? Джисон затруднился ответить — или забыл, или боялся пиздануть что-нибудь обидное вроде «для сорока пяти вы неплохо сохранились». — И почему это заморачиваюсь, а, а-а, а-а-а? Ты думаешь, что я настолько старый и дряхлый, что, чтобы держать кожу в тонусе, мне необходимо… что? Наносить аж целых два уходовых? Вот я дед! Вам-то, молодым, совсем не обязательно защищать кожу перед выходом из дома, как-как ты сказал? А то я на ухо туговат. Заморачиваюсь?.. — несмотря на суровые слова, провоцирующие на агрессию интонацию и повышенную громкость, Минхо услышал только заикающийся смех. — Окей-окей, как скажете, — выплюнул усмешку Джисон в кулак, прижатый к губам. — Как же мне тогда вас называть, аджосси? — Хан-а, я ни на что не намекаю, но рука у меня тяжёлая, и воспитательные методы применять я умею, — Минхо приподнял брови во вполне очевидном намёке. А потом фен с крючка снял и назло Джисону включил на всю мощность. Вместо того, чтобы стать лицом к зеркалу, Минхо сделал полшага вбок, к телефону. И наблюдал за тем, как Джисон пытался жестами ему что-то передать. Жестами, но не на языке жестов — с ним Минхо был худо-бедно знаком, получше, правда, чем с английским. Потом Джисон показательно снял наушники и скрестил руки на груди, корча обиженную рожу. Минхо засмеялся, убирая с глаз надутые феном волосы — им всей семьёй бы к парикмахеру, — а потом губы выпятил, подбородок вздёрнул и мелко головой затряс, передразнивая обидку. Досушившись, фен на крючок вернув и напоследок проведя рукой по лоснящимся блестящим волосам (Минхо нравилась их текстура, с тех пор, как он перестал пережигать волосы, к ним вернулась приятная густота и мягкость), спросил с гротескной кокетливостью: — Этот старик всё ещё не подходит под высокие стандарты его высочества? — и подбросил взмахом руки волосы вверх, как частенько делал Хёнджин со своими патлами. Джисон аж беззастенчиво хрюкнул, подскочив на своём кресле и быстро-быстро захлопав ладошками. Минхо в нём столь разительных перемен не понимал — как и в Сынмине. Он что, попал в параллельную вселенную, где люди ведут себя наоборот? По коридору громко топая пронёсся Дэхви, визжащий нечеловеческими звуками. Где-то хлопнула дверь, через секунду Дэхви снова пробежал, но уже в обратную сторону. Минхо закатил глаза и тоскливо выдохнул: — Дети… — телефон в руку взял и поглядел на Джисона поближе, отмечая, что сейчас на нём серьги и уютная домашняя толстовка на замке. О-очень пушистая и о-очень… жёлтая. — Ну так что, Хан-а, придумалось уже что-нибудь? — Пока вы очень громко выражали протест, — обнажил свои милые зубки Джисон, — я как раз размышлял об этом, — и поднял глаза куда-то вверх в знакомой манере. Минхо предположил, что Джисон за компьютерным столом, и над основным монитором у него ещё один, как у Чана. Тот во время созвонов тоже наверх пялил безостановочно, потому что работал или смотрел забавные видео с животными. — Есть классическое правило этикета, которое гласит, что обращаться к человеку нужно так, как он сам представился, — процитировал Джисон интернет. — Я не могу обращаться к вам «Ли Минхо»! Как к вам обращаются другие? Минхо пожал плечами и вышел из ванной, чтобы найти какие-нибудь штаны, потому что их-то он взять позабыл. В коридоре, всего на секунду, он приложил указательный палец к губам, типа «молчи» — если бы Дэхви заслышал голос Джисона, то наверняка захотел бы пообщаться и забыл бы о времени, или перехотел бы идти, разрываясь между пикником с родителями и друзьями и беседой в реальном времени с новым другом, который любезно откликнулся на его просьбу. Джисон понимающе кивнул, а Минхо прошмыгнул в спальню, по-шпионски поглядывая по сторонам. Судя по перешёптываниям Сынмина и Дэхви в гостиной, те тоже что-то скрывали. Замечательно — у всех свои тайны и никто не в обиде. — Ныкаетесь? — понимающе кивнул Джисон, едва за Минхо затворилась дверь. — Когда приезжаю к родителям или брату, делаю точно так же. У брата уже третий ребёнок на подходе, у двоюродной сестры две пары близнецов, а дядя постоянно хочет со мной поговорить о будущем, карьере, заманить к себе в офис, бабуле надо знать, когда я женюсь, уж не гей ли я… — А ты не гей? — полюбопытствовал Минхо, не потрудившись скрыть ту самую интонацию. — А разве это можно назвать так? — выпалил Джисон прежде чем успел подумать. И явно об этом пожалел, моментально пунцовея. — Что «это»? Как «так»? — Минхо как клещами из Джисона ответы попытался вытянуть, тот только головой мотнул, осторожно произнося: — Д-дайте мне минутку сформулировать м-мысль. — Хоть две, — благосклонно разрешил Минхо, — тогда повиси так, пока я найду штаны. — Вы ещё и без штанов?! Минхо фыркнул себе под нос и бросил телефон куда-то на кровать, поворачиваясь к ней спиной и засовываясь в оставшийся открытым с прошлого раза шкаф. Рядиться он не собирался, тем более, раз уж Сынмин запланировал велосипеды (этот дохляк после первого же круга по велодорожке взвоет, попомните его слова!), наоборот даже — надо что-то попрактичнее. У Минхо всё практичное, одежду он подбирал по принципу «если в ней нельзя танцевать, то на кой ляд нужна вообще», просто в чём-то удобнее, а что-то — красивое. Почти всё «красивое» в гардеробе Минхо являлось результатами прогулок по магазином с Хёнджином или подарками Сынмина. На фигуру Минхо сложно подобрать хорошо сидящие брюки, в особенности — джинсы, как будто никто не рассчитывал, что кто-то может обладать одновременно плоской задницей и широкими бёдрами, поэтому джинсы в облипку некрасивыми складками сзади собирались под карманами, а более свободные стрёмно висели. Минхо долго думать не стал, взял зауженные книзу карго, в этих он как-то на шпагат сел (на слабо взяли маленькие засранцы из студии), в них и не жарко, и не холодно, ткань немаркая, карманы (о, как Минхо любил карманы, если их много — можно всё по ним рассовать, чтобы не брать с собой всякие сумки или рюкзаки). Носки наугад вытащил из нижнего ящика, плюхнулся на кровать и отряхнул ступни друг о друга, прежде чем носки на них натянуть. Настал черёд штанов, а Джисон сообщил: — Вы в курсе, что у вас потолки глянцевые? — И что ты через фронталку в отражении натяжного потолка углядеть успел? — Минхо аж возмутился и склонился над телефоном, так и не допросунув ногу в штанину. — Вуайерист? — с наездом. — Сложно думать, когда человек, спрашивающий меня, не гей ли я, демонстрирует свои достоинства так бессовестно, — и как Джисону только удавалось выдавать такие пёрлы? — Я соглашусь с вашим обвинением, только если вы признаетесь, что делали это нарочно. — Нарочно делал что? Брал одежду из шкафа? Ох, всевозможные святые, они что, по-настоящему флиртуют? Стоило осознанию этого мелькнуть в голове, как во рту явственно обнаружилась засуха, Минхо непреднамеренно сглотнул и губы облизнул — защекотали поднимаемые мурашками волосы на ногах, по загривку шарахнуло нервным импульсом, в груди начало наливаться тепло; а Минхо и не подумал прерывать почти реальный зрительный контакт — смотрел туда, где находились глаза Джисона, такие же глупые и круглые, блестящие под расслабленными и чуть приподнятыми бровями, на кончике носа обнаружились сползшие круглые очки, на которых квадратными бирюзовыми бликами отражались мониторы рядом с растянутым неоновым овалом настольной лампы. Джисон весь был глупым и круглым, не только глазами — щеками, овалом лица, приоткрытым ртом с тонкими губами. Джисон тоже на него смотрел, уже какой по счёту вопрос оставляя без ответа. Бегал взглядом, будто запечатлевая каждый тёплый оттенок, из которого состояло изображение Минхо, нервно перебирал свои пальцы, едва проглядывающие из-под длинных цыплячих рукавов. Минхо не знал, что и думать — не только об отношении Джисона к нему, но обо всём сразу: это — сложно. Как бы Чанбин и Сынмин ни старались Минхо подтолкнуть на какой-то дурацкий шаг, разве он имел бы смысл? Минхо не сумел бы разграничивать отдельно семью, друзей и Джисона — а кто знает, поладил бы он с ними или нет; если верить «досье» Сынмина, у Джисона вроде как не было каких-то серьёзных отношений, тогда зачем ему это всё? Одно дело — поболтать часок с чужим ребёнком, другое — бежать на «папа, я покакал» или сопли вытирать, терпеть капризы и истерики, подбирать подход, контролировать гнев и скрывать усталость. С одной стороны он, конечно, не няньку Дэхви искал, с другой — как это, иметь отношения «вне дома»? Он видел такое в фильмах, на работе у коллег, и вот этого самого «разграничения» не понимал. Джисон, может, не сильно младше — на пару лет всего, но на кой хрен ему бы упёрлось всё это? Любовник или друг, у которого на первом месте всегда будет кто-то ещё? Может, Джисон мечтал о своих детях или не собирался их заводить вообще, может, его семья будет против выбора максимально нетрадиционного, может… …Минхо вообще ошибается? И Джисону ничего от него не нужно, не флирт это, а какая-то малопонятная шутка, или у Джисона манера общения такая, или всё — защитная реакция?.. — Послушай, — Минхо собирался сказать как есть, чтобы самого же себя ложными надеждами не кормить. — Хён, — одновременно с тем начал Джисон. И Минхо проклял себя за всё на свете — за то, что пасть раскрыл, это робкое и осторожное «хён» едва не погребая под привычной желчью; за то, что почему-то сомневался, а раньше рисковал всегда, в тупике или непонятной ситуации оказываясь; за то, что… в самом деле стариком стал, раз чуть не выбрал тишину и стабильность, хотя ничего не сталось бы дурного, предприми он попытку, где по статистике 1 «выгорит» на 99 «зря». — …или «хён» — слишком лично? — Джисон мгновенно в себе разуверился и превратился в того самого, из ресторана, салфетки комкающего и трясущимися коленями шатающего стол. — Совсем нет, — ощерился Минхо, — мне понравился бы любой вариант. Кроме «господина», — и продемонстрировал своё отношение к таким формальностям «пе-пе-пе» в сторону. — Знаешь, сколько раз на дню я это слышу? — Вам не нравится ваше прозвище? У вас ведь тоже оно есть, you know? — Это псевдоним, и не для того я его брал, чтобы оно мне имя заменило, — Минхо решил, что трогательность момента он особо не испортил, тревожное сексуальное напряжение спало, пора и штанцы по назначению применить. — А откуда ты знаешь о нём? Тоже, что ли, в Naver постучал? — Не вижу в этом ничего плохого, — с лёгкой душой сознался Джисон и защёлкал по клавиатуре, протянув руки вперёд мимо телефона так, что они оказались от него по бокам. — Вы ведь тоже разведку провели, и не пытайтесь отрицать — ваше хитрое лицо за вас говорит. — Не вижу в этом ничего плохого, — запросто повторил Минхо, поднимаясь и застёгивая ширинку. — Интересно же. Послушать твои песни, поглядеть, каким ты бываешь, когда не боишься, что тебя сожрут, — присел обратно, чтобы телефон взять и попрощаться — время не резиновое. — Я так и не понял, чем вызвал у вас интерес, ‘cause… если по-честному, со стороны — ну, мне даже объяснять не надо, что я не очень-то хорош. Как я могу вызвать интерес? У серьёзного, открытого человека? Да у любого, кто не коллекционирует нелюдимых калек, — Джисон заметил, что теперь внимание Минхо приковано к нему. — Вы ведь зря на себе крест ставите — самодостаточный, красивый, очень… забавный. Ой, простите, хён, у меня ещё и язык без костей… — Это ведь плюс, — от ещё одного грязного намёка Минхо решил не отказываться, раз уж тут у него очная ставка. — А ты — чего? — What do you mean? Похоже, на английский Джисон скатывался когда начинал нервничать, он прям пихал чужой язык в речь так же естественно, как в него проникали англицизмы, но это совсем две разные вещи: говорить по-английски и использовать англицизмы, учитывая, что последние не всякий раз есть чем заменить, так они ещё и под корейское произношение прогибаются и становятся «родными». Чан тоже, бывало, забывался и по-английски шпрехал, но с Чаном всё кристально: он натуральный билингв, думал на двух языках сразу и почти не отделял один от другого. А у Джисона это реально поведенческое — некая реакция. Что бы могло её вызвать? Английский и стресс как-то взаимосвязаны? — Вообще-то, я старый, в разводе, у меня козявка мелкая, от которой ещё лет десять никуда не деться. С хрена ли я — кандидат получше, чем невротик-интроверт? — попытался вырулить Минхо. — Потому что стоит вам рот раскрыть — и сразу раздеться хочется! — хлопнул Джисон по столу в порыве чувств, причём он опять, похоже, не следил за тем, что именно говорит — а искренне негодовал, поскольку Минхо снова себя принизил. Надо же, каков защитничек выискался, улыбнулся Минхо с затаённой нежностью. — Да на вас мешок из-под картошки будет смотреться как баленсиага! Вы же такой — ну, такой! Да даже если бы я хотел вас — я вам не ровня! Минхо звонко-звонко захохотал, чуть по швам весь не затрещал, но старался глаз не закрывать, чтобы видеть это щекастое чудо и про себя думать: да как оно вышло-то так? А у Джисона разве что пар из ушей не повалил — до него та-ак медленно доходило, вот что значит «язык быстрее головы работает», но прежде, чем Джисон сделал что-то непоправимое — сбросил бы, забрал слова назад или заблочил бы Минхо на сотню лет, Минхо смех оборвал и спросил — так, как собирался с самого начала, и чтобы Джисон почувствовал всё полотно эмоций и ощущений Минхо — до последней ниточки отчаяния. — А ты… хотел бы? Меня?