Смеётся гора

Если речь заходила о достижениях, Минхо мог привести в пример свои трофеи: красный пояс по тхэквондо, серебряная медаль районных соревнований по боксу в полулёгком весе, а то, что он заслужил за карьеру в уличных танцах, едва-едва умещалось на полке в рабочем кабинете школы-студии. И все три эти специализации в глазах Минхо кое-что объединяло. Везде первым делом учили падать. Почему Минхо боялся высоты? Нет, он помнил, откуда корни росли у этого страха, хоть и был тогда ребёнком, едва макушкой достававшим бабуле по пояс. Но почему боится в сознательном возрасте? Потому что как бы хорошо ты ни умел падать, на высоте сотни метров тебя это не спасёт. Перед высотой и бесконтрольным падением с неё всё, что ты можешь сделать — из лёгких побольше воздуха выпустить. Ты не изменишь ни курс падения, ни предполагаемую точку приземления, тебя никто не спасёт — нет в реальной жизни Суперменов, что на сверхзвуковой скорости рванули бы к тебе, подхватили на руки как диснеевскую принцессу и опустили бы плавно на землю. Из трёх шрамов, украшающих живот Минхо, самым страшным был тот, что он получил в детстве. Неудачное падение, рана, операция, швы и уродливый бугристый рубец. Остальные два так, росчерк от аппендицита и полумесяц от кесарева. Почему Минхо всё же боялся высоты, а не самого падения — не до конца понятно. Может, потому, что он уже тогда ходил на секции, и тренер объяснял, что падать не страшно, главное — среагировать, правильно сгруппироваться, а с реакцией и рефлексами у Минхо всё было замечательно. Одного тренер не объяснял. Что делать, когда падаешь не телом, а эмоциями? То падение, как будто душу перетянули посередине ледяным кулаком и вниз рванули; про такое обычно поговаривали, что душа в пятки ушла, но больше объясняли страхом. Это цепкое ледяное ощущение переворота внутри — оно, что, тоже страх? Чего это интересно Минхо боялся, а? Отказа? Так если отказали бы, то не впервые — у Минхо и до, и после Сынмина возникали чувства к кому-то, он их особо не лелеял, не взращивал, удобрения не подкидывал — если ж пробивались сквозь почву росточки, Минхо сразу напрямую, в лоб, спрашивал: «Мутить со мной будешь?», а потом уж, окажись росточек сорняком — выкорчёвывал и каблучком рыхлость притаптывал. Он, конечно, зря вот так на Джисона накинулся — как на соломинку спасительную, будто если не Джисон, то всё, баста. Джисон верно подметил — Минхо крест на себе поставил, сам же к худшему пришёл, как те бабки, что в расцвете сил одну комнату под траурную выделяют, красные шёлковые постели покупают и рукавицы себе шьют, чтоб на том свете через колючее поле пройти. Минхо ещё молод, по-настоящему молод — ему двадцать восемь по международному, кто ж в здравом уме себя в расходный материал запишет? Более того, Минхо как-то обсуждал с коллегами ежегодно публикуемые данные от госстатистики — многие в этом возрасте только жить начинают, от родителей съезжают, женятся, детей заводят. То, что Минхо к своим двадцати восьми уже всё поспел, не значило ровным счётом ничего. И значило много — потому что всё возвращалось к Джисону, который аж на два года младше. К Джисону, который так и не ответил, привлекают ли его мужчины или такие, как Минхо. Минхо не знал, что именно хотел услышать. И почему прицепился, хуже репея же прицепился — откуда у него в его-то возрасте столь вспыльчивые чувства? Это ведь не любовь с первого взгляда, совсем нет, с первого взгляда Джисона хотелось только пожалеть и домой отправить, в укрытие, в безопасное место, а то Минхо показалось, что Джисон в шаге от панической атаки находился, если вообще не пережил её, просто стиснув зубы и заперев страх в глазах. Но у Минхо горело и чесалось желание стать Джисону ближе — именно на таком же желании Минхо и втянул Чанбина в свой круг, и оно походило чем-то на жалость — пригреть на груди бедолажку, в макушку приятности пошептать, начать опекать, как младшенького приёмыша. Походило, но жалостью не было. Иначе Минхо дрочил бы на всех, кого жалел. А пока кулачок у него сжимался только на Джисона (точнее, на образ кого-то, кто мог бы быть Джисоном). Это необъяснимо. Минхо мог бы разрешить провести себе вскрытие, отдаться лучшим биохимикам, чтобы исследовали, что за странные реакции вызывают это желание. …будь Минхо чуть смелее и романтичнее, он назвал бы это связью. Как в вычурных кучерявых дамских романах, когда никакой логики в возникновении чувств персонажей нет, но сами чувства есть. То есть Минхо думал, что так не бывает, и невероятное притяжение этим персонажам приписывают только потому, что не могут прописать последовательное развитие чувств, обосновать их как-то; а оказалось, что он сам попал в эту ловушку антинаучного магнетизма. Ну вот что из всей цепочки событий могло повлиять на Минхо так, что он вкрашился в Джисона и боялся отказа, а? Он думал об этом часами на работе и дома и не понимал, он думал об этом все три мгновения, пока ошарашенный Джисон находил ответ, и не понимал. Внешность? Ну, внешне Минхо видел людей гораздо красивее, по внутренней шкале привлекательности даже Хёнджин был выше на два пункта, а Сынмин и Чан — аж на четыре. Да, очаровательный, да, не без прелестей, но этого, вкупе с поведением на первом неудачном свидании, было недостаточно, чтобы вызвать интерес. А интерес появился — как Джисон заявил, непонятно, откуда. Минхо согласился. Откуда? Почему он полез искать Джисона, листать его фото, читать посты в его фан-группе (это вот реально было лишним)? Почему Минхо согласился дать свой номер — ему что, действительно при первой встрече показалось, что оно того стоит? Минхо отмотал чуточку назад. Кажется, Джисон проявил инициативу сам, прикрываясь Дэхви, а Дэхви надавил на отцовские чувства Минхо. А потом мысль возникла, что происходящее — абсурд. Что ещё в Джисоне могло привлечь? Таланты? Ах, Минхо окружают поистине талантливые люди — Сынмин с его вокальными данными, техно-тротом и романтическими балладами, Хёнджин с его творческими навыками, безграничным воображением и тонким эстетическим вкусом, Чанбин с его высокоскоростным техничным рэпом, разнообразными стилями исполнения и мелодичностью. Чан — музыкальный гений, для Чана Минхо на слова не поскупится. Композитор, продюсер, звукоинженер, ещё и вокалист прекрасный — у него душевный, пробирающий до электрического тока голос. Объёмный, сильный, обволакивающий; Минхо обожал ходить с Чаном в караоке и уламывать его спеть что-нибудь высокое, красивое — вроде остов к фэнтэзи-дорамам, — или романсы какие-нибудь, или даже что-то необычное, вроде кантри или блюза. Да Минхо и колыбельные бы слушал, если бы их исполнял Чан. Живое исполнение всегда чувственнее, хотя некоторые песни Чана Минхо в плей-листе бережно хранил (Чан, хоть и обосновался в продюсерском кресле, тоже, как и Джисон, для себя записывался). Так что да, Джисон талантлив. И под талантом Минхо никогда не подразумевает что-то, взявшееся с потолка, для Минхо талант — не только способности, но и умение их развить. Неважно, как — простым обдумыванием сложных моментов лёжа на кровати или результатом усердных трудов, вкалыванием по двадцать часов в сутки. И всё равно. Минхо и телосложение любил или изящнее, или крупнее, а не вот это нечто, застрявшее между, со спичечными ножками, маленьким животиком, и одновременно с мощной грудиной и необъятной бицухой. Что, чёрт побери, с ним такое? Минхо же как ребёнок сейчас хотел по ту сторону через экран вылезть, чтобы ткнуть Джисону пальцем в щёку и шею — в самые заметные точечки родинок, вот не сиделось ему на месте, хотелось и всё тут. Или витой локон на палец накрутить, или за висюльки в ушах подёргать. Так себя детсадовцы вели, когда им кто-то нравился, только они не сдерживались, а у Минхо преграда за преградой на пути. — Минхо-хён, — сказал Джисон невероятно серьёзно, его лицо стало выглядеть ещё строже — серьёзность ему не шла. Из всех состояний, именно она — нет. — А вы хотели бы, чтобы я хотел? — и тоже паузу взял, но на этот раз небольшую. — Я не понимаю, что творится у вас в голове… «Я тоже!» — хотелось крикнуть, однако Минхо, чтобы не выставить себя ещё большим озабоченным тупицей, заткнулся заранее. — Ведь я уверен, что вы заслуживаете гораздо большего. И вот опять он, про то, кто и чего стоит — да не ему судить! А что, если Минхо считает точно так же, накручивает себя тройственно; ищет причины, по которым не может быть с Джисоном, по которым Джисон не должен быть с ним. Это странно — думать об отношениях в такой ситуации, когда для них нет никаких предпосылок. Не было при первой встрече никакой искры, не было ничего, кроме двух коротких звонков, один из которых должен был закончиться ещё минуту назад, когда Минхо взглянул на часы и прикинул, что Хёнджин и Чанбин от кофейни до дома Минхо дошли бы уже даже если бы шли неспешным шагом. А что было? Флирт на уровне неуклюжих сопливых подростков? Слепое тыкание в чужие зоны комфорта? Эти разглядывания друг друга? Обмен видео, где оба показали себя… обнажёнными, уязвимыми? Да и флиртовал ли Джисон? Или что он сейчас делал? — Я… — Джисон запнулся, ссутулился, опуская руки вниз, как будто коленками зажимая; то ли свет так играл, то ли он действительно зарумянился, хотя пытался казаться таким взрослым и степенным (не в этой цыплячьей кофте). — Я думаю, что вы — из тех, в кого можно броситься, как в омут, с головой. Yeah, я мог бы — мне льстит даже мысль о том, что вы принимаете меня всерьёз. Как кого-то, кому вы можете доверить your personal space, s-sh, вашего сына, ваш дом и ваши чувства. И только ради этого — стабильных отношений, а вы явно знаете, чего хотите и собираетесь… добиться? — почти на каждом слове Джисон спотыкался, будто неуверенный в его смысле или произношении. — Успокойся, Хан-и, — Минхо приподнял телефон и чуть наклонил его, чтобы уличный свет помог камере передать светлый, мягкий образ (Сынмин говорит, что так Минхо выглядит софтово, успокаивающе и уютно). И Минхо понадеялся, что это поможет Джисону лучше воспринимать его слова. — Возьми минутку и глубоко вдохни. Тебя никто не торопит, я тебя не тороплю. Я не против отложить этот разговор на потом, если тебе нужно время собраться с мыслями и подумать над формулировками. Не против подождать сейчас, если тебе проще держать контакт, — отчего-то Минхо не раздражало. Обычно он ненавидел приводить в чувство взрослых, которые сами не могли выпутаться из хитросплетений своих тревог, ненавидел нытиков и мямлей. Были ведь те, кому сопереживание действительно было важно, а были требующие внимания великовозрастные подростки, застрявшие в обострённом юношеском максимализме. Минхо не думал, что Джисон — вниманиеблядь, но и на того, кто не мог справиться самостоятельно, тоже не походил. Вот Минхо и применил к нему подход «как к ребёнку», не будучи уверенным, проканает или нет. Мягкий, но не снисходительный тон, в чуть замедленном темпе, но не откровенное слоумо, чётко проговариваемые слова, разделённые не длинными, но ощутимыми паузами. Джисон едва ли не сразу глубоко вдохнул и медленно выдохнул, как будто просьба успокоиться сработала на нём как принудительная команда — как будто Джисон доверился Минхо; сам Минхо так не умел, если он ярился или до обгрызенных изнутри щёк нервничал, никакие слова вроде «успокойся» на нём не работали. — Мы ведь взрослые люди, да? — подмигнул Минхо и ободряюще мотнул головой. — И оба знаем, чего хотим, Хани. Не знаю, как так получается, но каждым словом ты попадаешь в цель, как будто неплохо меня понимаешь — я правда загоняюсь, что никогда никому не стану нужен, что моего ребёнка никто не полюбит, что меня никто не полюбит — чужих людей принимать сложно, некоторые и родных не умеют, — вспомнились отчего-то ссоры Чанбина и его матери, — и я хочу именно стабильности. Но в моём положении её обрести ещё сложнее: не только потому, что я хтоническая ёбань, у меня ребёнок и я живу с бывшим мужем, по-прежнему считая его частью нашей семьи, хотя отец и партнёр из него никудышный. И я понимаю, что тебе, скорее всего, интересно совсем другое, даже если я понравился как человек, друг или… ну, мужчина, — Минхо выделил последнее слово, что и без жестов проглядывались кавычки. — И если ты выслушиваешь это всё из вежливости или обещания Дэхви — не стоит. Минхо надеялся на понимание и на озвучивание хоть каких-то выводов. Он внезапно перегорел — устал тратить слова, потому что бессилие внутри достигло апогея. Что толку мусолить одно и то же, потрошить внутренности и выворачиваться, если тебя не понимают или понимать не хотят. Джисон всё ещё не дал ему ни одного ответа. Хотя Минхо сознался ему в том, о чём даже с друзьями редко говорил — потому что они резко начинали его переубеждать, навязывать сверхлимитом любовь и утешать всячески, до чего додумается их общая braincell. Ох, блядь — нет, только не это. Минхо не хотел становиться таким же — тянущим не то что в речь, в мысли эти тупые словечки и конченные мемы. — Насколько же жесткой была ваша shitty life? — Джисон округлил глаза, ногами усилие сделал, чтобы вжатой в сидение задницей кресло вперёд подтянуть, к столу ближе. — Я думал, что это я — недоверчивый и восприимчивый, а оказалось, что Минхо-хён и в этом меня переплюнул. — Подожди, о чём это ты? — Минхо нахмурился, одновременно с этим пальцы на ногах поджимая. Оранжевые носки в абстрактный узор из красных кругов и окружностей привлекли к себе внимание, и тут Минхо словно молния ударила. — И ещё подожди, меня кое-что напрягает. Словно ищейка, нос по ветру возвёдшая, Минхо вскинулся в сторону двери, за которой было подозрительно тихо. Сынмин не грохотал кастрюлями, складывая в ланчбоксы еду, Дэхви не носился как угорелый, собирая рюкзачок на пикничок. Робота-пылесоса Минхо отпустил со станции перед душем, чтобы выйти и ногами грязь не собирать, но программа за полчаса не успела бы кончиться. А ни жужжания, ни настойчивого сигнала о слабом заряде или завершении уборки не было. Квартира будто… опустела. Минхо поднёс к губам запястье, увенчанное умными часами, спросил: — Алекса, кто-нибудь выходил из дома? — Входная дверь закрылась снаружи три минуты и сорок четыре секунды назад, — отрапортовала Алекса ровным механическим голосом с редкими щелчками. Искусственный интеллект продвинулся достаточно, чтобы Алекса дополнила информацию, которую Минхо не запрашивал: — Молодой хозяин и хозяин Собака Плешивая-нним покинули систему «Дом», уточнить местоположение по GPS-трекеру? Глаза Минхо опасно сузились, он чуть не зарычал от досады — ну что за шлёпёбань на Сынмине, ну какого же хрена тёртого?! Джисон, глядящий на Минхо снизу вверх, потому что Минхо устроил телефон на бедре, пока общался с Алексой, засмеялся отрывистыми фырчками, очаровательно щурясь и приподнимая брови домиком. Кажется, у него даже коленки тряслись. — Смешно тебе, да? — завозмущался Минхо. — Смешно? Тебя что, никогда не «забывали»? Они просто ушли без меня! — надул щёки и руки на груди скрестил, насупливаясь. — Алекса! Собака плешивая просила что-нибудь передать? — Оставлено одно голосовое сообщение, — подтвердила Алекса догадки Минхо. И… начала воспроизводить то, что Сынмин вытошнил в микрофон. — «Лино-я, желаю удачно провести время с новым другом. Мы с Морандуни решили не вставлять вам палки в колёса. Бинни-Джинни передают привет и советуют не забывать о средствах контраце…» — Бля-я-ядь, — всем телом застенал Минхо, сутулясь и запрокидывая голову назад, пока Джисон не просто фыркал, а беззастенчиво ржал откуда-то с пола. Догадки Минхо подтвердились: в порыве эмоций Джисон не прочь наебнуться даже с более-менее устойчивой поверхности, вроде навороченного компьютерного кресла на убойной гидравлической системе с амортизаторами последнего поколения и фундаментальностью пятитонного слона. Кресло-то вон оно стоит, а Джисон коленями на пол сполз, животом навалившись на накренившийся прямым углом подлокотник. — Э-э, э! Это твоя вина! — Минхо телефон перехватил и чуть ли нос об экран не расплющил. — Они меня за человека не считают. Всё потому, что я осмелился подтвердить их мысли на твой счёт. — Минхо-хё-о-он, ха! — пропищал Джисон, заикаясь в своём безудержном хохоте. — А-а-а… — выдохнул, как будто прекращая, но тут же снова завёлся так, что брякнулся чем-то под столешницей, его телефон затрясся и фокус замылился: Минхо несколько секунд не мог рассмотреть, что там происходит. — Джисон-а-а, перестань, — взял жёстче Минхо, — ты не одупляешь всей трагедии! Я ведь даже не хотел никуда идти сегодня. Понимаешь? У меня выходной, а меня перед фактом поставили: отрывай жопу от дивана, собирайся и погнали на великах на набережной катать. Пожрём на травке, в настолочки поиграем. А я и дома пожрать могу, и настолок у нас — завались, мы ж купили интерактивную систему с целым пакетом карт и фишек. Во что хочешь играй, блядь, — Минхо аж захотел её показать, подорвался с места и выскочил в гостиную, скользя в носках по чистому полу (робот-пылесос нашёлся на станции за диваном, выключенный ручной командой). Джисон потихоньку из подстолья вылез, одной рукой за край стола цепляясь, а другой на голову какую-то панамку нахлобучивая. Минхо тем временем с фронталки на основную камеру переключил, на колени упал напротив телевизора, выдвинул ящик тумбы. А Джисон обратно в кресло уселся, на пальцах себя притянул к рабочему месту и тоже впритык, как Минхо до этого, к телефону склонился. — Смотри, сколько тут всего, — ворчал Минхо, поднимая с электронной игровой доски книжку-инструкцию, полезную лишь тем, что под обложкой находился QR-код для онлайн-журнала (такой пережиток прошлого, что немного жаль порчу бумаги). — Дома им не играется… А ты? Играл когда-нибудь в «Дуэль»? Или в «Воинов последних миров»? — Минхо книжечку развернул ровно посередине, показывая на камеру свою любимую подборку настолок. Джисон не переставал посмеиваться чуть ли не с каждого слова и действия Минхо, но тот не ощущал себя посмешищем. И, почему-то, не рефлексировал. Хотя во время звонка, вчера, позавчера — да чуть ли не всю эту неделю — закапывался в самоанализе, пытаясь понять, почему с ним случился Джисон, раскладывал самого себя по кусочкам, взвешивая плотское, духовное и сознательное. Вероятно, краем разума развил мысль, что собственное поведение не объяснил бы и за сотню часов разбирательств. Вот и впал в детство, как делали все вокруг него (Минхо постоянно окружали дети и инфантильные говнюки — да то, что он сравнивал их с животными, комплимент!), принялся свои сокровища из песочницы выкапывать, чтобы новому товарищу показать. А Джисона привлекло нечто иное. — Хён? Это флаеры с Show-Me-The-Money-Season-Fifteen? — протараторил Джисон захлёбываясь. — Ты был на съёмках? Не ври, что участвовал — я бы тебя запомнил. Мой друг пытался пройти отбор, но его сбрили во втором туре. Говорит, что за кадром там такой кайф — руководство же сменилось, ну, после скандала… — и захныкал: — Хё-ён, ты фанат? Минхо тоже переключился — у него слетели заводские настройки, так что трещать он мог одинаково ладно и про настолки, и про всякие рэперские штучки. О последних он знал многое, и не сказать, что по своей воле. И, да, вместе с настолками и приставкой в тумбе лежали флаеры и буклеты со всех мероприятий, в которых участвовали его друзья. Хёнджин приносил путеводители по музеям и галереям, чтобы к искусству приобщались, с выставок обязательно брал брошюры с кратким содержанием и красочными фотографиями. А Чанбин пополнял склад макулатуры именно вот этими полусветскими сходками. Вроде как хип-хоп и рэп — низкая культура, а все там такие важные, устраивают встречи всякие, оформлением занимаются, всех вежливо приглашают, визиточки раздают (наверное, поэтому хип-хоп в этой стране разительно отличается от понимания хип-хопа за пределами и там, на своей исторической родине: здесь менталитет азиатский заместил значение субкультуры, как когда-то сказал Сынмин — рэп больше не музыка чёрных, окей, да?). Каждый организатор мероприятий, связанных с музыкой улиц — от цивильных ТВ-шоу с жёстким контролем до фристайл-баттлов в подвальных помещениях — считал своей обязанностью листовки печатать. Вот Чанбин их и тащил. Хвастался, где побывал. Минхо от этих двух придурочных не особо чем-то отличался. Он тоже всё такое на память брал. Когда водил Дэхви куда-нибудь — зоопарк, аквапарк или цирк. А ещё киноафиши собирал со свиданий с Сынмином. Надо бы альбомчик для этих дел прикупить и туда всё это сложить, чтобы в куче не валялось. Отложив книжечку с настолками, Минхо взял в руки флаер, привлёкший внимание Джисона. На нём все судьи пятнадцатого сезона в крутых позах стояли внизу чёрными силуэтами, а потом ещё крупными планами полупрозрачную рамку вокруг надписи шоу образовали. Чанбин получился круче всех — ему тогда Хёнджин второй прокол в ухе сделал, а Минхо кепку крутую с цепочкой подарил. Чанбин её, позорник, во время съёмок не снимал практически. Минхо покрутил флаер в руках, перевернул обратной стороной — вдруг Джисон прочесть хотел, что там. И ответил на это блеющее «ты фанат?»: — А не похож? По-моему, я на таком «свэге», что даже Tablo захлопнет табло, — и со своей же глупой шутки рассмеялся, хотя она была не совсем в его духе, он просто вспомнил период работы Чанбина и лейбла HIGHGRND. Джисон впервые посмотрел в свою камеру с укоризной, не видя выражения Минхо, но наверняка ясно его представляя: — Как вы можете так отзываться о легендах, хён? — Откуда ты знаешь, вдруг я серый кардинал хип-хоп индустрии Кореи и Ли Соун у меня на поводке? — Минхо сладеньким тоном затянул волыну, потешаясь с того, как вытягивалось лицо Джисона. Минхо начал тянуть из глубин памяти все разговоры с Чанбином, как рыболовную сеть из морских глубин — с добычей. Переключил обратно на фронталку и подлил масла в огонь, поигрывая бровями: — Вот ты знал, что Хонвон из Indigo Music хочет взять рекорд на 160 bpm, зачитав в даблтайме? Или что Джей Коул готовит совместку с Бобби? А про Ёнгука слышал?.. — Ну Минхо-хён, — Джисон довольно быстро понял, что его с «серым кардиналом» наебали, но за остальное ухватился: — Young B реально потягаться решил с собственным сонбэннимом? — как быстро открылся в нём сплетник, это в какой-то степени мило. — Откуда вы это… Ах-х, Ким Сынмин… — Ты о нём не знал? — завторил удивлению Джисона Минхо. — Более того, разве вы не знакомы лично? …хотя Сынмин и не говорил, что знаком с Джисоном, он сказал, что Джисона порекомендовал один друг, тогда откуда бы Джисону знать про все эти мутки, коли он такой непосвящённый. И признавшийся, что пришёл по просьбе «сонбэ» — скорее всего, как раз друга Сынмина, что не исключало отсутствия прямой связи между этими двумя. — Но он ведь никак не связан с!.. Ничего не сходится! До Минхо немного не дошло. Может, Джисон путает его Ким Сынмина и того, что из WYBH (как много в голове Минхо бесполезных знаний из-за трескотни Чанбина)? Но Дэхви ведь разболтал про «торт» и «баланды». — Или у вас есть более влиятельные друзья в индустрии?.. Минхо накинул на себя вид максимально суровый и отчеканил: — Ты слишком много знаешь. Придётся убрать тебя, — вернул книжку с настолками и флаеры обратно в тумбу. — Говори адрес. — Проще будет скинуть геолокацию, — Джисон вдруг так обворожительно улыбнулся, что Минхо резко забил на любую рефлексию, все отмазки и мало-мальски подходящую ситуации статистику. Он хочет добиваться Джисона. Так он решил. Хватит уже думать, Ли Минхо. Представь, что сердце реально связано с чувствами, и следуй его зову. *** Устроившись на пассажирском сидении и пристегнувшись, Минхо закрыл глаза, шумно выдыхая сквозь стиснутые зубы. И тут же стал причитать: — Ну какой же ты обмудок, Ли Минхо, что ты творишь, а? Не стыдно тебе? Перед сыном, матушкой, бабушкой, Богами и Буддами? Есть у тебя хоть что-то святое, ты, кусок дерьма? Чешется пиздёнка — так почеши, а не чеши на первый подвернувшийся член! Ну что за блядство, а, — и по щекам себя похлопал. На его тираду никто не среагировал: такси, ему доставшееся, оказалось беспилотным. Конечно, тут имелась функция аудиозаписи, но перед безликой системой себя ругать не так стрёмно, как перед живым человеком. Он трезв, он при здравом рассудке и ясной памяти, и что же он делает? Едет неизвестно куда, к незнамо кому, по отсутствующей причине. В прихожей Дэхви оставил для Минхо записку: «Сегодня повеселитесь, а в следующий раз я пойду с вами, чтобы кокка Хан не успел полюбить тебя больше, чем меня». Конечно, шестилетний ребёнок не мог такого написать. Дэхви просто обвёл ручкой составленный Сынмином карандашный черновик. Но вряд ли Сынмин соврал Дэхви о содержании, как минимум потому, что Дэхви знал все эти слова и буквы, пусть не сразу, сопоставить бы смог. Скорее наоборот — Дэхви продиктовал, а Сынмин записал. Выходило так, что оба любимых мужчины Минхо его предали. Решили, раз он сам не разбирается со своей личной жизнью, то они помогут, ага. — Спасибо, что спросили, — прошептал Минхо и лицо в ладонях зарыл. — Куда же я без вас. С одной стороны это благословение. В прямом смысле. То, что и Сынмин и Дэхви одобрили Джисона как гипотетического будущего дружка Минхо, означало, что одной преградой на пути меньше. Как камешек с плеч упал — даром, что на плечах их ещё с десяток. С другой — наоборот. Сынмин будет считать себя прозорливым Амуром, устроившим бывшему хорошую жизнь, а Дэхви к Джисону уже прикипел, и это ничем хорошим не обернётся в том случае, если у Минхо и Джисона не выгорит ничего. Вспомнить стоит эту неделю — Дэхви горевал без весточки от Джисона, на глазах чах, ни дня не прошло без вопроса о нём. Всего-то после одной встречи и грёбанного видео. А если встреч будет больше? А если Джисон решит продолжить свои уроки во что бы то ни стало? Ладно, хрен с ним, ну подумаешь, Сынмин прознал о том, с кем говорит Минхо в ванной, и решил, что еженедельные дружеские посиделки и без него пройдут успешно. Минхо же плевать, как Чанбин встретит пополнение кринж-коллекции по любимой франшизе детства, какими звуками Хёнджин будет благодарить Сынмина за лимитку, и отсутствие на общих фото Минхо тоже переживёт — не маленький. Но с Минхо-то что не так? Почему он не сбросил звонок Джисона, не выцыганил у Алексы GPS, не рванул за этими балбесами? Почему так важно было узнать о чувствах Джисона, поведать о своих? Ладно, ну бросили его. Но чего он дома-то не остался, как и планировал? Неужели пожалел, что потратил время на водные процедуры и натягивание штанов? Нет. Присутствие в жизни маленького ребёнка приучило Минхо к тому, что в любой момент могла возникнуть необходимость сходить в душ и переодеться, знакомство с ебанутиками — к форс-мажорам, рабочая стезя — быть всегда начеку. Да, Минхо много времени впустую успел потратить, чтобы из-за этого получаса сокрушаться по-особенному. Минхо ехал к Джисону, вот что происходило. Были в ситуации отстойные моменты. Например, раз уж Джисон от и до видел сборы Минхо, то ни припудриться, ни подобрать шмотки по случаю более подходящие смысла нет. Минхо не модник и не строил бы из себя кого-то, кем не является. Просто… всё, к чему Минхо пришёл ещё этим утром («Не стесняйся себя, Ли-Мин-Хо!», «Раз он себя показал вот так, чем ты хуже с этими трениками, а?»), улетучилось мигом — он собирался встретиться с человеком, заставляющим его чувствовать чувства. Улыбкой разящим, как Костлявая взмахом литовки. И на месте Минхо кто-нибудь вроде Чанбина подобрал бы тысячи эпитетов и сравнений для всего, чем особенен был Джисон (несмотря на то, что в повседневной речи Чанбин часто использовал жаргон, звукоподражания и бессмысленные вопли, в мастерстве слова ему не было равных), а кто-то вроде Хёнджина придумал бы сотни красивых, волшебных образов — разными цветами, палитрами и стилями; но на месте Минхо был Минхо. Ни с чем он не мог Джисона сравнить, просто думал о нём, о его узловатых, широких пальцах и овальных ногтях, выкрашенных бирюзово-лиловыми узорами, о небольшом клювике верхней губы, о пушистой кофте цыплячьего цвета; думал — Джисон напоминал ему одновременно о ребячестве и робости, инициативе и ожидании, шутливости и застенчивости. В Джисоне всё, казалось, было сбалансировано — насколько легко он открывался людям, так же быстро уходил в себя, как много чуши нёс бездумно, столько и произносил осмысленно. Всё было пополам, просто… в больших, чем у обычного человека, пропорциях. У него улыбок было на десятерых, звёзд в глазах — на целую галактику, лохматости — на партию плюшевых белок. Вот ведь. Минхо… и правда влюбился, что ли? Так странно. Он ведь не был влюбчивым — не настолько быстро, не так нелогично, не… Не понимал он себя сегодня. Хан Джисон медленно, но верно вытеснял из головы Минхо всё. Минхо не волновался о Дэхви — в кои-то веки он со спокойной душой оставил его с Сынмином, Хёнджином и Чанбином, и пусть у всех опыта было достаточно, чтобы за одним маленьким паршивцем углядеть, раньше Минхо бы места себе не находил. Не перекормят ли сладостями? Не допустят ли драк и ссор с другими детьми? Не ввяжутся ли в сомнительные делишки? Если Дэхви ушибётся — догадаются ли не паниковать, не показывать беспокойство (самое важное при взаимодействии с ребёнком: не передавать собственный страх, потому что взрослые для детей всё равно что всемогущие, и раз уж они нервничают и вопят, то восприимчивые малявки отразят это многократно). А если истерика в духе «хочу это, туда не хочу»? А если по дому заскучает, по папе, передумает и благосклонность на свиданку в отмену сбросит? Сейчас этого всего в голове не было — потому что глубоко внутри Минхо знал, что его стая детёныша в обиду не даст (а они как настоящая стая, семья — не по крови, по духу, по обстоятельствам, по собственному выбору, и Дэхви — детёныш как есть, и будет им, пока капризы не перестанут повелевать его жизнью), и давно стоило перестать считать Сынмина несостоятельным (Сынмин потихоньку переучивается, пытается уступать, зачем-то ставит Минхо на первое место, поздно, правда, но Минхо рад; да, из-за Минхо Сынмин стал отцом в сопливые двадцать, но из-за Минхо Сынмин стал отцом — и пусть хоть кто-нибудь скажет, что Сынмин предпочёл бы, чтобы Дэхви никогда не появлялся на свет). Чанбин — тоже. Хочет своих спиногрызов заводить? Ради всего святого, да пожалуйста — на этом учись сколько влезет, лишь бы потом не плакался, что его не предупреждали. Дети — сложно, дети выпивают все соки и требуют себе всё, дети невероятно эгоцентричны и не из глины сделаны, из них не слепить, что хочется, они по-своему каждый твой шаг воспринимают, одно и то же действие по разному трактуют — в зависимости от настроения и выгоды, даже если ещё не знают, что такое «выгода». По сравнению с тем, о чём Минхо читал в интернете и книгах о воспитании (часто друг другу противоречащих), что наблюдал на детских площадках, в детских центрах да и в принципе в общественных местах, Дэхви — сущий ангел. Так что, решил Минхо, сейчас время о себе подумать наилучшее. Сынмин не будет рядом постоянно — хер знает, сколько продлится его хиатус, но если с Чаном — всё, а съёмки следующего сезона ТВ-шоу, в котором Сынмин каждый год принимает участие, только в октябре… Да и потом — когда? Когда на Минхо свалится ещё один ребёнок? Да, не свой, но, чёрт побери, Минхо знал, о чём говорит. Он будет нянчиться с ребёнком Чанбина, не потому, что чувствовал себя должником, ведь Чанбин помог Минхо встать на ноги в сложнейший период его жизни. А потому, что лучше всех осведомлён был, что значит быть родителем. И, право слово, это же будет ребёнок Чанбина! Он по сути своей не может быть кем-то, от кого Минхо с лёгкостью бы отказался. Кровь и плоть Чанбина — ещё до своего рождения он будет самым обожаемым в мире племянником, самым прекрасным младшим братом или сестричкой и самой сладенькой булочкой. Минхо, так-то, и просто дружить мог с Джисоном. Да, они ничего друг о друге не знали, кроме самых общих фактов и того, что Минхо Джисон очень понравился (насчёт наоборот Минхо всё ещё не уверен). Да, Минхо головушкой поплыл и от резкой смены приоритетов в выборе партнёра чуть вместо такси не вызвал себе бригаду психиатрической помощи. Но противоположности же притягиваются, верно? У Минхо не получилось наладить отношения ни с одним человеком, на него похожим (как с Сынмином: они оба слишком упрямы, слишком властны, слишком непримиримы с чем-то новым, а потому нестабильным), зато вокруг союзов разнопринадлежащих полюсов хоть жопой жуй. Минхо поправил ремень на груди (на мгновение показалось, что он слишком сильно стягивает грудь), лбом к холодному стеклу прислонился и посмотрел на улицу сквозь своего невзрачного зеркального близнеца; Сеул — красивый, особенно хороши в нём аутентичные старые райончики, не погребённые ещё под массовой урбанизацией и застройкой стеклобетонных человейников. Днём, вечером, ночью — всегда можно найти удачный ракурс и насладиться именно тем, что волновало больше, будоражило — рассветами или предсумеречными потёмками, традиционной архитектурой или футуристическими небоскрёбами, абстрактными дизайнерскими инсталляциями или классическими пейзажами. Минхо жил в Сеуле почти десять лет, но так и не успел побывать на каждой улочке, заглянуть в каждый ресторанчик и попробовать всё, что мог бы предложить ему большой город. Если Минхо позовёт, Джисон согласится пойти с ним? Когда Минхо переступил собственноручно проведённую черту, едва ли не прямым текстом навязав Джисону встречу и вызнав его адрес (не догоняя, что же он, блядь, творит), Джисон сопротивляться будто и не думал, без заминки в игривой форме согласился на форменное безумие. Тут уж не до шуток: без разницы, интроверт он или нет, какой у него тип по Майерс-Бриггс, играл ли он в детстве в игры на доверие и проходил ли где-нибудь испытания на храбрость. И чувствовал ли к Минхо что-то. Давать свой адрес незнакомцу и включать его в белый лист домашней системы безопасности было слишком. Минхо бы на это не пошёл, по крайней мере вторую встречу он назначил бы на нейтральной территории. Но, опять же, Минхо это начал, пусть и не специально, не подразумевая на самом деле вот этого: «Давай встретимся, Хани, прямо сейчас», а Джисон, вопреки сложившемуся о нём мнению, взял да согласился. И когда Минхо придумал для него прозвище (вряд ли он первый сложил два и два и получил четыре), Джисон как-то засиял, что ли. Словно избавился от бремени сбежавшего из крокодильей пасти ужина. А у Минхо это «Хани» с губ слетело так естественно, словно знал он Джисона всю жизнь, и только так его и звал; а Джисон так податливо откликнулся, так уверенно произнёс «буду ждать, хён», будто не он заперся в формальностях и вежливости, не он обращался к Минхо на вы. Жил Джисон рядом с университетом Ханъян, в многоквартирном доме у парковой зоны; такси уже пересекло мост Чхондам, Минхо был в шаге от того, чтобы встретиться с Джисоном вновь лично, в пяти минутах езды, и вот что ему делать и как себя вести? Как обычно? Ах, если бы Минхо не заморачивался (а он почти никогда не заморачивался), то позволял бы себе вне статусов и кондиций лишнего — Минхо любил вкусные задницы, крепкие грудки и широкие спины (как бы ни отнекивался от лобызаний Чана, нравилось ему кататься на плечах и виснуть на нём сзади), и вот… не отказался бы от проверки задницы Джисона на звонкость и упругость. И ткнуть бы в щёку. А потом потянуть, чтобы узнать, какая мягче: правая или левая. Плавно такси остановилось у въезда во двор, закрытого шлагбаумом, услужливый женский голос пожелал приятного дня, списанием за поездку пиликнули разом и часы, и телефон. Везде за последние года четыре осторожно внедрялась биометрия вместе с навороченными охранными системами и ИИ, поэтому Минхо не потребовались ни пропуск жильца (а придомовая территория тут закрыта, у Минхо в том году сделали так же и жить стало гораздо спокойнее — а то Дэхви на пороге возраста, когда с родителями гулять не круто), ни звонки на домофон Джисона. Он просто на пропускном пункте ладонь приложил к экрану, его распознало как «Посетитель: хён (42 квартира)», открылись ворота. И всё, Джисон осведомлён о визитёре, системы видеонаблюдения откроют для Минхо входную дверь и даже лифт, и, если что, Минхо не сумеет заблудиться. С одной стороны попахивает тотальным контролем, слежкой и антиутопией из последнего фильма Юн Сонхёна, с другой стороны можно от этого всего отказаться и по-старинке таскать с собой пропуски, корочки и связки ключей. Да и слышал Минхо, что все базы данных изолированы друг от друга — гражданские для граждан, правительственные, собранные при посещений госучреждений, отдельно, и если один набор биометрии лежит в одной базе, другая сможет получить её лишь по судебке. Вроде как гражданские права защищаются, ага. Минусов много, но какая-то иллюзия свободы сохраняется. Самый обычный дом. Пятнадцатиэтажка, такие рядами у набережных районов извивались вперемешку с двух-трёхэтажными коттеджами и гостевыми домами. Инфраструктура здесь не очень удобная на первый взгляд, но зато довольно близко до всех стратегически важных точек Сеула. Мандражируя так, что под ветровкой дрожало совсем не от холода, Минхо зашёл в подъезд, лишённый точечного контроля тела — таким деревянным не чувствовал себя со дня, когда решил заниматься танцами (в первом классе средней школы ему было тринадцать или четырнадцать, что ли), первые же уроки — с основами для таких дятлов, как он, — открыли для Минхо существование самых неожиданных групп мышц и связок, взаимосвязь между самыми странными органами и конечностями. Сейчас его одолевали схожие чувства — ноги-руки-сердце не подчинялись ему, потому что голова перенапряглась. Минхо зарёкся думать чрезмерно. С этого момента всё пусть идёт своим чередом. Действительно, хватит уже зацикливаться… …Джисон распахнул дверь прямо перед носом, выпуская в холодом освещённый коридор домашнее тепло; в квартире, чувствовалось, наглухо зашторены все окна, стоял полумрак — настенные плафоны-шарики переливались апельсинами; из одной комнаты, где мерцали мониторы, белыми искорками по стенам расползались гирлянды — оттуда Джисон говорил с Минхо ещё двадцать минут назад, но вместо гирлянд Джисона подсвечивало что-то другое. — Привет, — у Джисона поджались щёчки, он плечом неловко вздёрнулся и как-то рукой махнул, мол, проходи. — Йо, — вальяжно усмехнулся Минхо и протиснулся внутрь, свободной рукой закрывая за собой дверь, а Джисон отступил на пару шагов, чем дал больше места. Планировка Минхо знакома — типичная однушка для тихих домоседов, прихожая тесная, справа узкий комод прямоугольным бруском в белом хай-теке, зеркало с подсветкой, слева — во всю стену модульная этажерка под обувь. Обуви у Джисона… очень, очень много. Минхо стянул с себя потрёпанные джорданы, выглядящие по сравнению с ухоженной обувью Джисона просто никак (а им всего пара лет), воткнул их в свободную ячейку под подтверждающим взглядом Джисона (типа «да, ты всё делаешь правильно»), а шарф как на комод бросил, там и оставил вместе с ветровкой, потому что Джисон махнул рукой, так и сказав: — Да брось. Вроде «не парься» и вроде «пусть валяется, у меня тут не царские хоромы». И только после этого Минхо мысленно отметил: «привет», а не «здравствуйте ещё раз, глубокоуважаемый хённим», «брось», а не «бросьте», как будто Джисон тоже озаботился некой этической стороной происходящего. Или же у него существовало правило, что каждый переступивший порог его дома автоматически становится «своим», раз уж допущен был до такой близости. Или же Минхо в очередной раз ошибся, он же сто раз споткнулся о Джисона, точнее, о первоначальное мнение о нём. Минхо как сделал собственные выводы, так и брал их за основу во всех последующих размышлениях. Он действовал в корне неверно? Джисон уже скрылся в арочном проёме — кухонька, видимо. — Э-эй, а что, экскурсию гостю не предложат?! — крикнул в ту сторону Минхо, одновременно поправляя кончиками пальцев укладку по пробору перед зеркалом. — Приличные гости, если им экскурсию не предлагают, следуют за хозяином! — в тон ответил Джисон с улыбкой в голосе. — Я подумал, что раз планы хёна сорвались, и ему не удастся пообедать во время пикника, может, стоит заказать еду? — это Джисон произнёс уже не в пример тише, заметив краем глаза, что Минхо уже в кухне. А Минхо оценивал обстановку. Раз однушка, кроме кухни гостей особо принимать негде, если Джисон не ленится и убирает спальное место (складывалось впечатление, что ленится и не убирает), но тут и присесть негде было. Зато кухня оборудована неплохо: двустворчатый холодильник с отсеком-морозилкой, вся остальная техника небольшая — не духовой шкаф, а духовочка, не две конфорки, а мини-плиточка, как будто… игрушечное всё, что ли. Минхо оценивал, насколько удобно этим пользоваться, особенно когда не рамён кипятком заливаешь. Минхо как девчонку никто никогда не воспитывал, он сам готовить полюбил, никогда женским делом это не считая — уходила эпоха разделения труда и традиционных моделей поведения в семье. — Ты голоден? — уточнил Минхо, приглядываясь к сковороде с регулировкой температуры. Он такую хотел когда-то взять, пока Чанбин не подарил ему мультиварку (она частенько простаивала, хотя её удобства отрицать не было смысла). — Не сильнее обычного, — пожал плечами Джисон. Минхо мог только догадываться, как это — «сильнее обычного». По внешнему виду Джисона сложно было решить, насколько его питание здоровое, а занятия спортом — регулярные. Бледноват он мог быть, потому что в последнее время нечасто бывал на солнце (ха, а кто бывал — почти май, а температура всё не могла хотя бы к пятнадцати градусам приблизиться), а телосложение… с ним всё сложно. Джисон явно пропускал день ног, посмеялся про себя Минхо. — Гастрит? Пищевые аллергии? Непереносимости? — для успокоения совести спросил Минхо, прерывая попытки Джисона достать кружки из шкафа. Подошёл сзади, руками на плечи надавил, Джисон только ойкнул, пока его разворачивали на месте и выводили из рабочего пространства. И, когда остановили у единственного барного стула, наполовину вылезающего из арки в коридор, спохватился: — А-а, да нет вроде. Хё-ён?.. — Помолчи, если я не найду, что отправить в духовку, туда отправишься ты, — отговорился Минхо, засовывая голову в холодильник. — Не густо, — подвёл итоги он. Образцы пожухлой зелени определились как листья периллы, в пакет с ними кто-то затолкал и салат. В выдвижном ящике овощи в кучу: одна единица картофеля, две — батата, вяленький огурчик и что-то непонятное в плотной кожуре. На полке для соусов зато раздолье — если Джисон жил на фаст-фуде, вполне логично иметь свои соусы под рукой, а не переплачивать за двадцать пять грамм с наклейкой. Ну, основа — соевый соус, — в наличии, значит на этой кухне можно приготовить всё или почти всё. — Минхо-хён, ты меня пугаешь, — шёпотом признался Джисон. — Сам меня сюда привёл, — Минхо из мяса нашёл только лоток с чем-то, что в перспективе должно стать стейками. — И сам сказал, что я, должно быть, голоден. — И ты оккупировал мою кухню! — А что мне оставалось делать? Ты правда считаешь, что лучше заказать? — Минхо захлопнул холодильник и принялся разглядывать всё, что нашёл пригодным для употребления и выложил на стойку перед Джисоном. — Камень-ножницы-бумага. Выигрываю я — готовлю и ты жрёшь то, что оставил медленно помирать в чреве своего железного монстра. Ты — заказывай, что душе угодно. На ничью устраиваем гонку: кто быстрее, я или курьер? — Нечестно такие неравные условия ставить, — показательно сложил руки на груди Джисон, а потом, не расцепляя их, потряс пальцем, что выглядело презабавно. — Теперь я захочу не победы, а ничьей. — Тогда рассматривай для себя ничью как победу, — попробовал схитрить Минхо и руками упёрся в стойку. — Или слишком сложно для беличьих мозгов? — До трёх побед, — вызывающе поднял подбородок Джисон. Добавил, тут же смущаясь: — Или ничьих. А Минхо опять прострелило — в самое сердечко. Джисон. Волнистые вихры, круглые очки на цепочке, странная жёлтая толстовка, укороченная «дизайнерскими» ножницами, цветные ногти, на которых кроме лака никаких маникюрных процедур явно не проводили. Панамки снова нет. Никакой косметики — только увлажняющий бальзам для губ (Минхо заметил на комоде целую миску со всякими разными ароматами). — Scissor, — чётко выговорил с ломанным акцентом Минхо, глядя Джисону прямо в глаза. — Я выброшу ножницы. Ножницы режут всё, верно? У Джисона брови на лоб полезли, а глупый рот открылся, будто он не ожидал, что Минхо мог знать. А потом прыснул, пушистым рукавом прикрываясь, и после уверенно заявляя: — Кажется, хён ошибся. Ножницы — это я.