***
Практические занятия Гермионы по колдовству без палочки продолжались регулярно, точнее, каждый день. Ей нравилось проводить время в компании Сережи и Олега, они были тоже не против, как она могла видеть. Вот только… Это внесло склоку в ее дружбу с Роном и Гарри. Наверное, они бы даже не сразу заметили, если бы не вездесущий Малфой со своим новым другом, Гречкиным. По правде говоря, дружба этих двух засранцев облегчила жизнь ученикам Колдовстворца, ведь Кирилл вообще забыл об их существовании, а значит, и не трепал нервы по пустякам; а вот об учениках Хогвартса этого сказать было нельзя, ведь им теперь портили жизнь с двойной силой. В Гречкине, собственно говоря, и заключалась причина того, почему появились проблемы в золотой троице. Гарри и Рон никогда в жизни бы не поверили Драко и полностью бы игнорировали его колкости в свой адрес, но почему-то данная логика дала сбой, когда точно такие же колкости о том, что Гермионе они не нужны, и у нее появились друзья получше, начал говорить Гречкин… Что-то в их юных головушках щелкнуло, и они решили, что этот мелкий заносчивый, высокомерный… кусок магического сообщества СНГ почему-то не может им врать и просто задирать. И то, что на их истеричные детские доводы им говорила их подруга, они не слышали. Либо просто не хотели слышать, из-за чего произошло то, что и «предсказывалось»: она почти всегда была в компании иностранных студентов. Примерно с этого момента Гермиона и начала заниматься усерднее, чтобы хоть куда-то выплеснуть негативные эмоции. Олег тоже был не против — во-первых, сам был таким, а во-вторых, практика еще никому никогда не вредила. Соответственно, в компании Олега Гермиона была почти всегда. Периодически с ними был и Сережа, но вскоре и он покинул их компанию, и тут уже все заметили, что с ним что-то произошло, ведь вместо привычного «солнышка» он стал «грозовой тучкой», как описывала его Юля. Олега он начал в принципе избегать, что также не могло на нем не сказаться. Но если эмоции Сергея почти всегда были написаны на его лице, то с Олегом было сложнее — он никогда их не показывал. По крайней мере до того момента, пока не оставался наедине с теми, кому доверяет. Но тут даже Гермиона почувствовала, что от Олега буквально повеяло холодом, но каким-то мрачным, не тем, что был тогда, когда он впервые вошел в Большой зал. Хотя даже так он не переставал быть заботливым к своим друзьям и в целом окружающим. Просто был менее эмоционален и менее включен в это все. Морозова же наблюдала за всем этим молча, просто контролировала ситуацию. Она понимала, что разворачивается какая-то подростковая драма, в которую нет смысла лезть без лишней необходимости. Она знала, что ее ученики достаточно умны и рациональны, чтобы не падать до уровня скандалов и истерик из пустоты. И это было так. Единственной проблемой — и это она тоже осознавала, хоть и смутно — было то, что эти юные умы еще не дошли до понимания того, что если есть какая-то проблема, то она решается через диалог, а не надежды, что кто-то сам что-то поймет. Примерно это же она и объясняла Люпину и Блэку, когда те поинтересовались, что происходит с ее учениками. — То есть, Вы никак не собираетесь влиять на то, чтобы конфликт, если он есть, быстрее разрешился? — немного подумав, спросил Сириус. — Я же только что сказала, что нет, — вздохнула девушка, опуская чашку на блюдце. — Если им понадобится моя помощь, они попросят. Они знают, что могут это сделать. Но сама лезть? Ни в коем случае. Это не мое дело. — К тому же, инициатива наказуема, Сириус, — Юлия согласно кивнула. — Тебе ли об этом не знать. Мужчина на это закатил глаза и стянул из вазочки еще одну конфету. — Это отсылка к какой-то очередной невероятной истории? — Да, но увы, сегодня для нее нет времени и места, — мягко улыбнулся Римус. — Ничего, я подожду. Ради хороших историй это можно сделать. — С чего Вы взяли, госпожа Морозова, — Сириус с легкой ухмылкой выделил обращение, — что она хорошая? — Не принимайте мои слова буквально, мистер Блэк, — парировала она, чуть наклонившись вперед. — К тому же, — она опустилась обратно, — ничто из того, что рассказывает профессор Люпин, не может быть плохим. Странно, что Вы этого за долгую дружбу не поняли. Люпин усмехнулся, что-то чиркая в блокноте, а Блэк поднял руки в капитулирующем жесте. — Ваша взяла. — Как и каждый раз до этого, — довольно улыбнулась Морозова и, поставив посуду на стол, поднялась. — Благодарю за прекрасное времяпрепровождение, но, к сожалению, мне нужно идти. — Куда торопитесь? — поинтересовался Сириус. — Профессор Дамблдор просил зайти. Цель не озвучил, но варианта два: или мои дети что-то натворили, или что-то связанное с домом. — Будем надеяться, что никаких проблем нет, — Люпин тоже встал, чтобы проводить гостью. Когда Юлия ушла и ее шаги стихли за дверью, Римус обернулся к другу с вопросительным выражением лица, но тот сделал вид, что сначала не заметил, а после и вовсе не понял, что от него хочет Люпин. Римус же на это только хмыкнул и произнес, прежде чем скрыться в офисе: — Даже школьники скрываются лучше вас двоих.***
Прошло несколько дней, прежде чем ситуация усугубилась. Сережа вовсе перестал появляться где-либо, кроме уроков. Даже в Большом Зале на трапезе не появлялся. Между старшими учениками Колдовстворца повисло какое-то общее неосознанное тревожное предчувствие, которое четко ощущалось теми, кто с ними общался. Но словить Разумовского не представлялось возможным никаким образом — он буквально растворялся в воздухе. Но если ничего не могли его друзья, не значит, что ничего не могла Морозова. Будучи сопроводителем студентов, некоторые правила Хогвартса на нее не влияли, а соответственно и был доступ к каждой из гостиниц факультетов. В один из дней, когда большая часть студентов покинула школу и отправилась отдыхать в Хогсмид, Юлия Олеговна поднялась в гостиную Когтеврана. Полумна, оставшаяся в там, чтобы подготовиться к какой-то самостоятельной, любезно объяснила, куда идти. Подойдя к нужной двери, тихо постучала. Ответа не последовало, поэтому пришлось немного проиоткрыть дверь и заглянуть. Рыжая растрепанная макушка выглядывала из-за края кресла, а вокруг него кружили маленькие воробушки, но по какой-то неизвестной причине белые. «Видимо, белая ворона в детстве плохо на нем сказалась», — подумала девушка и, войдя в комнату, тихо закрыла дверь, но не достаточно, — чтобы ее не услышали. — Сережа, можно? Он даже не выглянул из-за своего убежища, лишь махнул рукой. Преподавательница прошла вглубь комнаты и оперлась на комод рядом с окном, в которое неотрывно смотрел юноша. — Не хочешь рассказать, что случилось? Твое состояние всех беспокоит. Разумовский покачал головой, даже не глядя на собеседницу. Немного помолчав, она решила зайти с другого угла. — Хорошо, если не хочешь говорить, то просто качай головой, — она чуть прищурилась. — Твое такое разбитое состояние связано с Олегом, я права? Юноша никак не отреагировал, но Морозова заметила, как кончики его ушей чуть покраснели да и сам он как-то немного изменился. — Значит, я права. Дело в Олеге и… Полагаю, его общении с Гермионой. Краснота ушла, а вот меланхоличное, отрешенное состояние вернулось. — Сереж, я честно не понимаю причину твоего беспокойства. — Я тоже. Юлия вздрогнула — его голос был сиплый, очень болезненный. Подойдя к нему, она обнаружила, что у парня еще и жар. — Сергей, — она тяжело вздохнула. — Давно? Сережа только отвел взгляд в сторону. Вскоре, как и недавно выписавшийся Игорь, он был в больничном крыле. Когда его напоили всякими лекарствами и оставили отдыхать, Юлия уже собиралась уйти, но ее остановил Разумовский. Сев на краешек кровати, она погладила его по руке. — Не говори мне, что боишься больниц, — мягко улыбнулась. — Нет, — он тоже хотел улыбнуться, но вышло не очень уверенно. — Я просто… Кажется… — поджал губы и нахмурился, отведя взгляд. — Мы о твоем плохом состоянии, так? Он кивнул. — Ага. И ты не можешь сказать потому что…? — Это… неправильно как-то… — «Неправильно»? — нахмурилась. — Учитывая контекст… Ну два варианта: тебе нравится или Грейнджер, или Олег, и ты кого-то к кому-то ревнуешь, — после этих слов Разумовский густо покраснел. — Ага. Значит Олег, — девушка вздохнула и покачала головой. — Что ж… Ты последний об этом узнал, Сережа. — ЧТО?! Подобный пищащий возглас не мог не повеселить преподавательницу. — Что значит «что»? Мне кажется, всем давно было это ясно. Вы просто, не сочти за грубость, не воспринимаетесь по-отдельности. Вы же всегда вместе. Поэтому… Ну, не знаю, мне казалось это очевидным, — пожала плечами. — Даже если и так, то Олег… — он вновь поджал губы. — Разве Олегу не нравится только квиддич? — Да, но… С Гермионой он просто… Ведет себя как-то иначе. Не знаю… — И ты абсолютно уверен, что не принимаешь желаемое, за действительное? — тепло улыбнулась. — Потому что я не заметила в нем ничего из того, чего бы он не делал в Колдовстворце. Но могу предположить, почему ты видишь. — И почему же? — Потому что вы с Гермионой одинаковые. Но она девочка. Поэтому в их взаимодействии ты видишь то, что происходит между тобой и Олегом, в каком-то смысле. Но да, это не так очевидно, потому что вы оба мальчики. Сережа подвис после этих слов, а Юлия Олеговна решила оставить его наедине со своими размышлениями. И сейчас у нее была новая цель: найти Волкова.***
Найти Волкова не составляло ни малейшей проблемы — он был с Володаром. Хотя, даже если бы возникли проблемы, Морозова могла бы спокойно узнать о местонахождении юноши от Гермионы, которая возвращалась в школу. Минув хижину Хагрида, преподавательница вышла к озеру. Издалека было заметно, что Олег что-то практикует. Удивлением же стало то, что выходило не так хорошо, как всегда. Но и этому ответ нашелся, когда она подошла ближе, — он был без кольца, что усложняло управление магией. Морозова подошла бесшумно, но на нее среагировал Володар. Олег обернулся. — Добрый вечер, Юлия Олеговна. — Здравствуй, Олег. Практикуешься, значит, — улыбнулась уголком губ. — Да. Решил снова попробовать колдовать без кольца, — дернул плечом. — Что-то случилось? — Кроме Сережи, ничего. — Что с ним? — парень, до этого не особо смотревший на собеседницу, резко повернулся. — Заболел. Олег нахмурился, вновь отводя взгляд. — Но я не об этом хотела поговорить, — продолжила она. Волков вопросительно выгнул бровь. — Поведение Сережи. — Вам удалось узнать, что стряслось? — Да. Личные мотивы Сережи раскрывать я не могу, нет морального права, но то, что очевидно, уточнить могу: твои взаимоотношения с Грейнджер. — Не понимаю, каким образом это могло на него повлиять, — он прервал ее жестом. — Я имею в виду, до такого состояния. — И не поймешь, пока с ним не поговоришь, Олег, — Юлия сцепила руки перед собой в замке. — Там нет ничего, чего бы ты не знал до этого, но, возможно, просто не формулировал эту мысль. В любом случае, то, что происходит с Сережей, можете решить ты и он. Никто больше. — Что же там такого может быть… — буркнул себе под нос юноша. Юлия лишь покачала головой, улыбаясь своим мыслям. Развернувшись, она уже собралась уходить, но затормозила, вспомнив, что еще забыла сказать: — Только не тяни с этим сильно, хорошо? — Хорошо. Морозова ушла, оставляя юношу наедине с роем мыслей в черноволосой голове. Собирался с мыслями он довольно долго, хотя сам откровенно не понимал почему — это же был его лучший друг, человек, которого он знал больше десяти лет, которому бы без раздумий доверил собственную жизнь. Тогда почему в животе появилась эта неприятная пустота, когда он стоял перед дверьми в больничный зал? Внешне он казался абсолютно невозмутим, хотя те, кто знал его хорошо, могли бы с уверенностью сказать, что друг в замешательстве, если не в панике. Махнув рукой, юноша вошел в открывшуюся перед ним дверь. Страдальцев, что попали сюда, было не так много, а возле Сережи и вовсе никого не лежало, что почему-то немного успокоило Волкова. Разумовский сидел в постели и читал. Волосы были собраны в пучок, чтобы не мешались, но как всегда пару тонких прядок выпадали из прически и спадали на лицо. Сережа уже научился их не замечать, но все еще машинально убирал за уши. Отвлечься от книги его заставили не столько шаги, сколько тот факт, что они стихли возле его постели. Он поднял вопросительный взгляд и на мгновение замер, увидев вместо медсестры Волкова. — Олег? — его взгляд метнулся на часы. — Скоро комендантский час. — Ну да, и что? Когда он меня беспокоил? — выгнул бровь. — Верно, — согласился юноша, закрывая и откладывая книгу, и подвинулся, чтобы дать сесть другу, что тот и сделал в следующий момент. — Что-то случилось? — Да. Морозова, похоже, заразилась от тебя белой горячкой и какой-то бредятины мне наговорила. — И-и что она сказала? — Разумовский проговорил это быстро, чувствуя, как начинают гореть уши. — Ну, сказала, что причина твоей меланхолии каким-то образом зависит от меня и Грейнджер. Сергей поджал губы и отвел глаза в сторону. — Ага, — вздохнул Волков. — Значит, правда. Серый, у меня только один вопрос до того, как я потребую объяснений. И вопрос звучит так: «Зачем было до такого доводить, если ты знаешь, что можешь сказать мне обо всем»? — Не обо всем, — на выдохе ответил тот, настойчиво глядя в сторону, а не на друга. — Вот как? — нервно усмехнулся. — И почему же? От этого тона Сережа поежился и как-то машинально схватил друга за рукав свитера. Он знал, что вопрос доверия для Волкова стоит очень остро, а сейчас могло произойти нечто непоправимое, если не поправить свои слова. — Олег, проблема не в тебе. Я не мог об этом говорить, потому что сам не особо понимал, что происходит. Плечи Олега медленно и незаметно опустились — трагедия миновала. Разумовский выдохнул, попутно сдувая пряди с лица, которые тут же убрал Олег ему за уши. — А сейчас как с пониманием? — Все еще сложно. Да и не то, что нужно на ночь глядя. — Когда это кому мешало? — закатил глаза, на что Сережа рассмеялся. — Никогда. Но все-таки, Олег, — наклонил голову на бок, — я расскажу тебе все, когда буду готов, ладно? Когда сформулирую в голове так, чтобы меня не раздражала нестройность формулировки… Чертова тавтология, — буркнул. — Твой перфекционизм тебя до добра не доведет, Серый. — Ничего не могу с собой поделать, — развел руками. — Какой есть. — Таков, каков и больше никаков, да-да, знаем, проходили, — рассмеялся Олег и встал, завидев мадам Помфри в дверях. — Главное просто не переусердствуй, договорились? — Договорились, — сползая вниз по подушке, улыбнулся Разумовский. Только дверь за Волковым хлопнула, улыбка исчезла с губ юноши, а руки задрожали. Слова Морозовой стали крутиться в голове, звуча все громче и громче, но тот лишь продолжал все отрицать, шепча, что это просто невозможно.