Мятный кот

Осенний ветер гуляет по улицам, волоча за собой уже опадающие желтые листья, что, шелестя, не в силах сопротивляться ветру, послушно летели туда, куда ветерок зазывал. Полумрак накрывает столицу, сообщая, что уже скоро наступит ночь, и небо явит тысячу и больше ярких звезд, украсив небесную гладь «фонариками» и яркой, холодно светящей луной, что укроет своим светом землю, укрывая одеялом. В доме Минов было неспокойно в столь поздний час. Огромный особняк, полный роскоши, сейчас впитывал в свои стены чужие крики, принадлежащие господину Сонхеку, который в очередной раз срывался на сына. Впрочем, Юнги было хоть бы хны, и альфа спокойно сидел на кресле, сложа ногу на ногу, помешивая ложечкой оставшуюся от чая заварку. — Сколько раз мне еще повторять?! Ты совсем в край обнаглел?! — рычит разгневанный Хек, и в сторону мятного летит ваза, что, ударившись позади Мина о стену, со звоном разлетелась на осколки. Юнги словно все равно. Он не обращает на это никакого внимания, лишь хмыкнул. Но спокойствие было лишь снаружи. Внутри была некая усталость от чужих криков и возмущений, что уже засели в горле огромным комом. — Не жалко тебе посуду раскидывать? Она денег стоит, а ты так бессовестно губишь чужой труд, — спокойно проговаривает Ги, продолжая мешать черные чаинки в чашке, и, вздохнув, ставит чашечку на стол. Спокойно подняв свои темные глаза на отца, сложив руки на коленке в замок, Юн тихо хмыкнул. — Во-первых, я не твоя собственность и принадлежу себе. Во-вторых, я имею полное право не прийти туда, куда не хочу, потому что у меня своя жизнь и на тебя я не обязан работать. Я не твой работник и не слуга. Помимо этого, у меня в своей жизни свои дела, трудности и обязанности, помимо твоей работы, — по прежнему смотря на отца, мятный убирает руки с колен, сложив на груди. — Почему я должен тратить свое время на твою работу? Тебе до меня нет никого дела, ты мне никогда не помогал, так почему это должен делать я? Я имею полное право не прийти на все эти встречи. Потому что имею полное право потратить свое время на свой отдых. А не шататься с тобой по этим душным мероприятиям. Я принадлежу себе, а не тебе. Это моя жизнь, мое время, и мне решать, куда мне ходить и что делать. Мне уже двадцать два года. Я самостоятельная личность и хрен ты что мне сделаешь, — парирует Ги, откинувшись на спинку кресла, видя играющий гнев на чужом лице. — И не надо на меня так смотреть. Я тоже так умею. Мне уже надоело твое отношение ко мне. Ты не хочешь меня понимать, и я не буду, — нахмурившись, дополнил альфа и встал с кресла, но разгневанная рука отца ложится на плечо, толкнув мятного к стене, после чего перехватывает за воротник и приподнимая, притягивая. — Я смотрю, у тебя язык острый. Как ты вообще со мною разговариваешь? Ты ничего не попутал? Забыл, кто тебя содержит? — рычит старший альфа, но Юнги продолжает совершенно спокойно смотреть на того и скидывает чужую руку со своего воротника. — Я давно уже зарабатываю себе на жизнь сам. Можешь делать, что хочешь. Но я не буду делать то, что мне не нравится, — проговаривает младший и спокойно идет на выход под разгневанный взгляд. — Если это все, что ты хотел мне сказать, то я поехал домой, — добавляет мятный и, сунув руки в карманы, слышит удар кулака об стол. — Ты ведь доиграешься! Твой бескостный язык сыграет с тобой однажды плохую шутку! Вот увидишь, как ты поплатишься за все свои сказанные слова и поступки! — рычит Хек, а Юнги усмехается. — Нет, папуль. Мой бескостный язык — меньшая кара, что у тебя есть за все, что ты сделал. Или ты забыл, как ты заботился обо мне и воспитывал меня? Раньше я не знал, как себя защитить. Теперь же, не думай, что я буду молчать и послушно выполнять все, что ты только захочешь, — говорит Ги, глянув на родителя, выходит. — Спокойной ночи, — бросил Юн и, закрыв дверь, идет на выход, не прекращая слегка хмуриться. Как же достало! « — Ты ведь доиграешься! Твой бескостный язык сыграет с тобой однажды плохую шутку! Вот увидишь, как ты поплатишься за все свои сказанные слова и поступки!» Ну да, конечно. Он уже поплатился за то, что просто доверял и привязался. За то, что открылся. Теперь осталось поплатиться за то, что он отстаивает себя, и за то, что у него, наконец, появился человек, что дорожит им, как парой, а не кошельком или забавой. За что еще ему прилетит эта кара? За какие поступки? За то, что он помогает родителю? Не смотря на все, что Сонхек любезно вручил ему в детстве. Целый вагончик, чем только не напичканный: неуверенность, комплексы, страх, вечное дерганье и нервозность, боязнь быть непонятым и непринятым, сдерживание эмоций, неприязнь и дискомфорт к большому количеству скопления людей, страх остаться одному, боязнь быть собой; головные боли, вспышки агрессии и дальше по списку. Как богато, не правда ли? Другие просто обзавидуются. Да, у Юнги было просто наипрекраснейшее детство, вот серьезно. Торчать постоянно в огромном доме, сидеть днями и ночами что-то зубрить. Постоянно за учебниками, пока кровь из носа не пойдет. Но сидеть, потому что страх, что стоящий позади отец заметит, как он хоть немного отвлекся, тут же с размаху по спине прилетало ремнем. Поэтому маленький Юнги до потери пульса сидел и учился, скованный страхом, ведь не хотел, чтоб родитель вновь и вновь делал больно. Пусть это действительно и воспитало в нем хорошие качества: идти до конца, заканчивая работу, упорство, усердство и терпение. Но ужас тут же накатывал, стоило вспомнить, каким способом в нем это воспитали. Ги боялся, очень боялся Сонхека. Поэтому, маленький, всегда делал все, что ему говорили. Мальчишка боялся, что если не сделает так, как сказали, то его вновь накажут. И не важно, что порой ребенок этого не хотел. Он через не хочу, но делал, что говорили. Ребенок боялся, но и хотел получить хоть капельку похвалы. Чтоб хоть кто-то сказал, что он молодец и сделал все правильно. Юнги со звездами надежды смотрел на отца, так и ждя, когда скажут, что он хотя бы не плохо постарался, ждя небольшую капельку похвалы и совсем чуть-чуть ласки окажут в его сторону. Но эти звезды каждый раз гасли, стоило услышать заместо похвалы упрёки. Надежда увядала в глазах ребенка, как хрупкий цветок в зимний мороз. И альфочка вбил себе в голову, что он ничего не умеет, кроме как калякать картины и крутить милым лицом. «Бездарность» Так называл его старший Мин, а сам набивал карманы деньгами с чужого таланта и неприсущей для альф милоты. И пусть Юнги вырос и многое осознал, переосмыслил. Но он до сих пор считал, что и талантов-то у него особо и нет. Да, он красиво рисует, неплох в учебе. Достаточно хорошо играет в баскетбол. Иногда в скучающие вечера может даже написать пару стихов. Но Юнги это все казалось незначимой мелочью. Ну пишет и пишет. Другие могут тоже и намного лучше. В баскетбол? Ну да, неплох, но другие лучше. Играть на гитаре и пианино? Ну, нормально. Умеем, но у других намного лучше. Другие талантливее и способнее него. Писать картины. Пожалуй, это единственное, в чем был уверен Юн. Это единственный, по его мнению, талант, который он умеет делать прекрасно. Лучше, чем окружающие, но хуже известных художников. Неплохо, многим нравится. Это хорошо. Рисовать - это единственное, что он действительно хорошо умеет. И как бы порой не хотелось этого не делать, как бы очередные отцовские «Рисуй» не отбивали желание, мятный это делает. Рисование часто помогает ему успокоиться, уйти в мысли и отвлечься. Это получается у него хорошо, а значит, можно заработать денег и добиться успеха. И Юнги хочет и дальше развивать свой талант, чтоб стать лучше, профессиональнее. Но.. Альфа каждый раз спотыкается об это «Но». А что бы было, если б он попробовал другое направление? На пример, не архитектуру и рисование, а сферу музыкального творчества? Или попробовать себя в роли писателя? А может поступить в баскетбольную секцию и попробовать стать баскетболистом. Принимать участие на олимпиадах? А что если в кулинарии? Он готовит, вроде, неплохо, можно было бы попробовать. А может стать егерем, защищать лесные зоны и диких зверей или дрессировщиком животных? Ну а еще бы можно было попробовать стать редактором книг и рассказов. Было бы здорово! Во-первых, ты помогаешь человеку, зарабатывая с этого денежку. Во-вторых, становишься начитанней, читая, пока редактируешь. Ну а в-третьих, ты совершенствуешь свою внимательность. Столько всего. У Мина глаза разбегаются от количества того, что бы он хотел попробовать. Столько разных направлений, столько тропинок, что сахарный крутится вокруг своей оси, не зная, какую тропу выбрать, потому что хотелось все и сразу. Но это «все и сразу» теряет какое-либо значение, стоит увидеть недовольное лицо родителя, готового кидать новые упреки. Юнги уже и так тайком научился играть на пианино и гитаре, готовить и играть в баскетбол. За это, естественно, альфа получал по самые не балуй, ведь отец был категорически против. «— Чем ты вообще занимаешься?! Забыл, что ты должен делать? А ну бегом в комнату и чтоб этот мольберт за ночь был весь изрисован! Хватит заниматься этой ненужной ерундой! Ты должен рисовать! Это твой талант, так будь добор и занимайся им, чем заниматься всякой требухой, что в жизни не пригодится!» Так раньше говорил Сонхек сыну, стоило тому прикоснуться к чему-то помимо кистей и заинтересоваться чем-то другим. Поэтому Юнги и выбрал одно направление: рисование. Это все, что он умеет. Остальное - глупости. Так, хобби, не более. Вздыхая, Юн идет по улице, сунув руки в карманы своей куртки. Голова болела и безумно хотелось спать. Но дома лежит недоделанное дз, а еще скоро с дополнительных занятий вернется Гу, привезенный Тэхеном. Надо будет приготовить поесть. Не будет же это делать уставший Чон, что целыми днями только и учится. Хмурясь от головной боли, Юнги с подавленным настроением заходит в магазин недалеко от своего дома. Сняв капюшон, мятный берет корзину, чтоб в дальнейшем наполнить ее нужными продуктами. Тяжело вздыхая, альфа начинает с выбора главных ингредиентов для ужина: лапша, куриная грудка, приправы. Дальше Мин в целом закупает все необходимое, но напоследок оставит овощи, чтоб те не помялись, как и прочая хрупкая выпечка. Замечая акцию на приправы для заправки рисовой лапши, альфа подходит к полкам и присаживается, ведь та была на самой нижней полке. Юнги берет несколько упаковок, начиная читать их содержание, а буквы чуть расплывались от его же усталости перед глазами. Вроде все хорошо, никто не трогает, как на его левое плечо ложится хрупкая ладонь, а в нос ударяет рельефный аромат цитрусов и пряностей. — Вот эту бери, она неплохая, мне понравилась, — тыкает омега пальчиком в одну из упаковок в Миновых руках. Юнги тут же поднимает голову, с легким удивлением смотря на рыжика, что ему улыбнулся. Да так ярко, что альфа был готов ослепнуть. — Мин~и? А ты чего тут? Далековато от твоего дома, — вставая, Юн смотрит на Пака, что, сложив ручки за спиной, улыбался. — Да так. Я ходил по делам. По пути зашел перекусить купить, — проговаривает Пак, кивнув на свой рюкзачок на спине. Омега улыбался, смотря на слегка растерявшегося Юна, замечая усталость на лице своего альфы и чувствуя чужое, слегка подавленное настроение, вздыхает. Чимин, не думая, подходит ближе и касается теплой ладошкой чужой щеки. — Выглядишь подавлено, — говорит Чим, вздыхая. — Последнее время я чувствую твою подавленность. У тебя что-то случилось? — спрашивает рыжик и, подойдя еще ближе, обнимает мятного. Юнги, выдыхая, ставит корзину на пол, обнимая омегу в ответ. — Ну, не то чтоб случилось. Просто с отцом повздорили. Ничего серьёзного, — проговаривает старший, обнимая омегу в ответ. Чим вздохнул, проводя по мятным волосам. Мин был иногда таким котиком. — Видимо, вы уже две недели вздорите, — проговаривает омежка, начиная перебирать мятные пряди меж пальцев. А Ги, выдохнув, уткнулся носом во вкусно пахнущую шею. — Я скучал, — протянул Ги и целует омегу в кадык. Пак вздрогнул от неожиданности и смотрит на чужую макушку. — Так, кот, я все понимаю, но не тут же, — посмеивается Пак и ворошит мятные пряди. — У~м. Тогда пошли ко мне? Ты слишком тепленький, поэтому я тебя унесу с собой. И возражения не принимаются, — проговаривает альфа, а Чимин смеется еще ярче. — Ну раз так, то хорошо. Я не против, — проговаривает рыжик и, взяв нужную приправу, смотрит на Юна, — Тогда давай дозакупать продукты и пошли к тебе. — Хорошо. — Хен. — Ум? — Как думаешь, что коты еще любят? — Ты с какой целью интересуешься? Хочешь что-то для Чика купить? — смотря на омегу, спрашивает Мин, идя с Паком к кассе. — Ну, почти. Ну так что? — Наверное, кучу теплых вещей, желательно мягких. Касательно корма, то, думаю, любой. Вообще, все зависит от самого кота. Не знаю. Ты просто понаблюдай за ним и заметишь кучу мелочей, к которым он неравнодушен, — проговаривает Ги, вздохнув, явно задумавшись. Чим улыбнулся, наблюдая за альфой. Беря одну руку старшего, встав с тем в очереди. — Хорошо. Понял, — отвечает омежка, улыбаясь. Когда подходит их очередь, то альфа все выкладывает на кассу и при этом прося выложить и омежьи продукты, сказав, что все оплатит. Мин собирал продукты в пакет, пока Чим вновь звонил родителям, говоря, что задержится и, возможно, останется на ночь у Юнги. Мин, забрав все свое, в том числе и Чиму, пошел с омегой за руку домой, отвлекаясь от проблем, что накрыли с головой, укутываюсь в облако уюта, которое дарит омега.

***

Чувствовать себя спокойно с каким-то человеком - это то же самое, что и доверить свою жизнь ему. Улыбнувшись, Чимин прошёл на кухню, доставая бутылку воды. Очень хотелось пить. Юнги устало сел на стул, с нежностью смотря на младшего. В глазах альфы он выглядит маленьким мягким котом, что так нуждается в любви и заботе. Пухлые щёчки так и манили к себе, прося, а то и требуя, что бы их нежно поцеловали. — Почему так смотришь? — омега закрутил бутылку, оставляя её. — Любуюсь. Сложно не смотреть, когда видишь что-то настолько красивое, — альфа видит, как чужие щёчки приобретают розовый нежный оттенок. Юнги прикрыл глаза руками, громко и наигранно вопя. — Почему ты такой? Просто берёшь и заставляешь моё сердце биться чаще. У~ф, я уж точно болен. Надо пойти в больницу. Чимин ладошками начал прикрывать горящее от смущения лицо. — Дурачок, хватит смущать! Омега чувствует то, как его сердце быстро-быстро забилось. Убрав руки от лица, рыжик сел напротив, смотря в чужие глаза, в которых не было отвращения, которое он видел раньше, с которым жил когда-то. Сейчас его жизнь наполнена яркими моментами, показывая то, для чего всё же нужно жить и к чему стремиться. Чужие глаза показали путь в счастливую жизнь, где есть любовь, в которой он так нуждался. Любовь, о которой пишут в книгах и снимают про это фильмы. Сейчас Чимин может понять главных героев романов и дорам. Ведь об этом и мечтала чужая душа, каждый раз смотря эту сопливую розовую романтику. Смотреть в глаза, в которых присутствует нежность, это тоже самое, что попасть в другой мир. Такие глаза вызывают бурю эмоций, которые пытаются вырваться, разорвать сердце в клочья, вызывая при этом приятную боль. — А почему ты на меня так смотришь? — Юнги улыбнулся, облизывая губы, чуть сщюрив в лисьей манере глаза. — Пытаюсь понять, через сколько же я умру, если так и буду продолжать смотреть в твои глаза, — все еще смущенно лепечет Чим, но не отрывает своих глаз от чужих кофейных. Альфа тихо засмеялся, прикрывая глаза. — Ты мне нужен живым, ведь с тобой так спокойно и хорошо. Чимин улыбнулся. Чужой, немного хрипловатый голос, заставил полностью отключиться от внешнего мира и воспринимать только голос, что принадлежал альфе. Шея, куда примерно пару часов назад лицом уткнулся Юнги, произнося такие заветные слова, которые поставили штамп в его жизни, которые дали новый глоток воздуха, запульсировала, требуя горячее дыхание. « — Я так люблю тебя » Лоб, куда поступил поцелуй после этих слов от мятных губ, начал пульсировать, как бы прося повторить. Лёгкое присутствие чужих рук на своём теле. Так приятно. Тепло и уютно. Это заставляет появиться лёгкой улыбке на сладких омежьих губах. — О боже, я схожу с ума… — на выдохе пролепетал Пак, прикрыв глаза, но потом снова их приоткрывает, чувствуя легкий жар от прилившей крови к лицу, от чего милое лицо стало более румяным. Юнги чуть нахмурился. — Что случилось, котёнок? Чимин усмехнулся, пожимая плечами. — Да всё хорошо, просто вспомнил кое что, вот и всё… Альфа мягко улыбнулся, наклоняясь к столу, вытянув руку и потрепал мягкие волосы. — Надеюсь это «кое-что» хорошее. — Очень. Рука Юнги словно металл, что проводит через себя ток. Сколько бы руки мятного альфы не касались его, это вызывало трепет во всём теле и лёгкую приятную дрожь. Эти прикосновения совсем отличались от прикосновений Сынхуна. Даже в начале отношений он никогда не чувствовал то, что сейчас у него внутри. Мин просто заставлял все трепетать, даже совсем легким, невинным и порой случайным касанием. А взгляд тёмных лисьих глаз заставлял сердце биться в тысячу раз быстрее, намереваясь проломить грудную клетку, разгоняя кровь по венам, от чего дыхание тут же сбивалось. Руки Юнги словно портал в другой мир. В мир, где забываешь всё плохое, где чувствуешь себя уверенным и нужным. Прикрыв глаза, омега дал свободу внутреннему чувству. Огненный цветок надежды медленно начинает распускать свои листья, освещая весь внутренний мир. Облегчённо выдохнув, Чимин улыбнулся шире. — Когда я был маленький, мне папа рассказывал о прекрасном мире, что находится внутри меня, который можно увидеть только тогда, когда тебя коснётся любимый человек. Раньше я считал это бредом, ведь каждый раз, когда меня касался Сынхун, я ничего не чувствовал. Совсем ничего… Юнги аккуратно кончиками пальцев коснулся чужой щеки, мягко улыбаясь. — А сейчас? Что ты чувствуешь? — Чувствую спокойствие. И вижу то, что так хотел увидеть. — И что ты увидел? Чимин прикрыл глаза, прижимаясь к прохладным пальцам. — Это сказочный мир, в котором очень много цветов, где светит солнце… Там так спокойно и хорошо. А ещё там повсюду пахнет тобой, — с такой же нежной улыбкой проговаривает омега, смотря в глаза старшего. Мин наклоняет голову вбок и встаёт с места. Подходит к младшему, что, затаив дыхание, смотрит на того, чуть облокотившись о стол, видя, как Юнги облизывает губы. Чимину просто дурно с того, когда альфа как-либо касается своих губ. Когда проводит своими подушечками пальцев бледных костлявых рук, когда покусывает или облизывает, как сейчас. Это просто сносило крышу и заставляло залипать на чужие губы в такие моменты, касаясь иногда своими же пальчиками своих губ, так и мечтая в мыслях, как те самые мятные вновь целуют его. Пак рвано выдыхает, прикрывая глаза. — У~м, ты прям льстишь мне весь вечер, плюшечка. Так и поднимаешь мне настроение, — шепчет на чужое ухо Мин, захватывая чужую хрупкую талию в плен своих бледных рук. — Боже, ты просто не выносим, кото-лис ты чертов, — сглатывает Пак, и трепет прокатывается волной по всему телу, когда мятные губы мокро, но и в тоже время с нежностью целуют его пухлые, срывая с омежьих уст тихое мычание. Ручки рыжика тут же обвивают чужую тонкую шею, зарываясь юркими коротенькими пальчиками в мятные пряди чужих волос на затылке, чувствуя шумный выдох через нос со стороны сахарного, от чего легкая ухмылка оказывается на Паковых губах даже сквозь поцелуй. Мятный ближе прижимает к себе омегу, желая слиться с тем воедино. Мин поглаживает своими руками чужую тонкую талию. Чимин казался таким маленьким и хрупким. Но при этом сильным духом. Пак был как маленький подснежник, растущий у подножья горы среди заснеженных сугробов белого небесного сахара, терпя северные бури ветра. Такой маленький цветочек был на вид столь хрупок, что, кажись, и ветер сломает изящный стебель, переломает все лепестки. Но нет. Подснежник все продолжал и продолжал крепко держаться, не смотря ни на какие погодные условия. Врос крепко в землю и всеми способами хватается за жизнь, окружённый снежными горами. Юнги чуть улыбнулся со своих мыслей и усмехается, когда младший притягивает его за лицо ближе к себе, покусывая его губы. Теплые коротенькие пальчики поглаживали его кожу, от чего тепло разливалось по всей груди. Альфа углубляет поцелуй, а сладкий чмок от их покрасневших губ ударился эхом о стены кухни, что впитала их в себя. Ароматы феромон обоих стали интенсивней, переплетаясь, вея косы вокруг них же, создавая дурманящий ароматный коктейль обоих ароматов. Мин начинает хозяйничать в чужом ротике, тихонько прижимает к себе, поглаживая чужую спину руками, покусывая столь сладкие и пухлые цитрусовые губы. Дурно было от каждого действия младшего, от каждого рваного выдоха или полустона. Это все так дурманило, а в добавок приятный аромат и вкус чужих феромон, оседающих на кончике языка, пьянили разум ещё больше. Юнги готов всецело признать, что Чимин его самая главная слабость. Просто сплошной ходячий фетиш Мина, перед которым сложно устоять. Соблазн для души мятного слишком велик. Было настолько приятно и хорошо, что омега просто теряется во времени. Оно словно остановилось и все до этого, орбиты и вся солнечная система, крутящаяся вокруг, остановилось. Только Юнги был перед ним. Только этот альфа сейчас полностью овладевал им, что аж ноги становятся ватными, а Пак не сдерживает очередного сладкого мычания, обмякает в нежных объятиях альфы. Юн, почувствовав это, тихо усмехнулся и ведет омежку к столу, где осторожно его усаживает на тот, сразу чувствуя, как чужие ножки обвивают его же талию и жмут к себе, а теплые милые ручки с новой силой зарываются в его волосы, от чего Мин тихо промычал, чуть пошатнувшись, а омега, прочувствовав, что альфа чуть отстранился, жмёт еще ближе к себе, хотя и ближе не куда. Так и льнет к нему, словно отчаянно покусывая чужие губы, за шею притягивая чужое лицо ближе. Юнги приоткрыл глаза, наблюдая за младшим, видя его румяное, милое, спокойное лицо, даёт омеге похозяйничать у себя, приоткрывая рот. Мин видел, как омега жаждет близости, как льнет к нему. Замечает, как юркие пальчики отчаянно тянут на себя, не желая отпускать. И Юнги все прекрасно понимал. Выдыхая через нос, он одной рукой обнимает, прижимая к себе, а второй рукой проводит по чужим волосам. Кладет ладонь на нежную кожу щеки, гладя ее и понимая, что если сейчас не разорвать поцелуя, они просто оба задохнутся. От нехватки воздуха легкие начинает неприятно щекотать, и Ги разрывает поцелуй, громко выдохнув в сладкие припухшие алые губы. Рыжик тоже тяжело дышит и открывает глаза, сразу же сталкиваясь с чужими темными. Чимин чувствует, как бледные пальцы нежно поглаживал его щеку, а большой палец поглаживал его нижнюю губу. Лисьи глаза, смотрящие с такой нежностью, даже с любовью, полностью пленили собой, гипнотизируя, что младший просто напросто не мог оторвать от кофейных теплых глаз свои. Мин чуть наклоняется и чмокает чужие губы. — Мой ты цветочек, — проговаривает бархатно Ги, после чего обнимает младшего, перебирая рыжие пряди, оставляя поцелуй на чужой макушке, прикрыв глаза, вздыхает. — Все теперь наладится. Я с тобой буду. Буду тебя очень много-премного целовать и обнимать, — продолжая водить рукой по рыжим волосам, нашептывает Мин. А сердце омеги пропустило удар. Волна легкой боли прошла по грудной клетке, после этого пропуская волну разлившегося тепла. Чужие слова так приятно отдавались в сознании, лишь легкой колючей болью распространяясь по телу. Чимин смотрит на старшего и так отчаянно хватается за того руками. Чимин верит. Верит альфе больше, чем кому-либо и так и льнет к исходящему теплу, что исходит от альфы. С Юнги было все совсем как-то иначе. Совершенно по другому. Омега не чувствовал некого напряжения или неловкости, как это было порой с Сынхуном. Он не чувствует осуждения, недовольства. Здесь никто не накричит и не причинит боли. В чужих объятиях было спокойно, тепло и хорошо. Прям как в пушистом облаке. И хоть Чимин ни разу не трогал облака, но он был уверен: в бледных руках альфы было лучше, чем где-либо. Одно только имя альфы вызывало трепет и ассоциации с самым спокойным и безопасным местом. Бледные руки, словно спасательный круг, который не даст утонуть. Не даст погрузиться на дно, где грудную клетку сдавит толща воды, где просто нельзя сделать вдох, чтобы продлить свою жизнь. Раньше Чимин не хотел дышать. Хотел опуститься на самое дно, где темно и холодно. Где нет никого и ничего, чтобы остаться одному и не видеть глаз, которые смотрели с отвращением. Чтобы не чувствовать никогда рук когда-то любимого человека. Омега хотел камнем упасть и больше никогда не всплывать. Когда-то, тот самый любимый человек сам для него же создал это бушующее море. Море с ледяной водой. Море, в котором он барахтался, пытаясь выбраться, пытаясь просто выжить. Но в один момент силы кончились, и Чимин начал тонуть. Но в последний момент на помощь пришли эти руки, вытаскивая его, заключая в объятья, такие тёплые. Оказавшись в кольце спасения, омега забыл, что такое холод и боль. Улыбка омеги стала шире, небольшие коротенькие пальчики вцепились в чужую одежду, боясь, что его спаситель исчезнет, а всё, что когда-то было, станет просто иллюзией. Побочным эффектом успокоительных, которые он принимал, чтобы просто уснуть, более-менее спокойным сном. Чимину всё равно, какая эта реальность, что за ней скрывается и что его ждёт. Главное, что сейчас ему хорошо. Что его любят и смотрят с заботой и любовью. Сейчас никакие мягкие облака не нужны, которые он когда-то хотел потрогать. Сейчас у него есть что получше, и это чужие руки, которые не дают упасть. Как раньше уже ничего не будет. Это омега готов сказать с уверенностью. Больше не будет никому не нужных слез на ветер. Он будет сильным, потому, что рядом сильный и надёжный человек. Человек, который поймает в любом случае, что бы не случилось, вытащит из самой глубокой ямы отчаяния и прижмет к своей тёплой и сильной груди, в которую можно уткнуться лицом и заплакать. И при всём этом, ты не увидишь отвращения, от которого страшно. Чимин бежал когда-то за любовью. Бежал и загнал себя в клетку убеждений, в которой он остался, ведь думал, что его любят. Но любая клетка — эта преграда к свободе. Но омега просто не видел ничего, не понимал, что надо бежать, а кода понял, было уже поздно. За прутьями было уже темно, за прутьями кто-то ходил, рычал, клацал зубами, ожидая, когда же Чимин выйдет. Хотелось закричать, позвать на помощь, но страх комом засел в горле. Омега боялся, что когда он будет просить о помощи, придёт кто-то страшнее. Тот, кого не остановят хлипкие прутья клетки. Неизвестность и темнота пугала. Среди страшного рычания, клацанья зубов и скрежета ногтей, можно было услышать чужой, немного хрипловатый голос, который просил довериться и выйти. Чимин понимал, что если довериться, то может лишиться жизни или же обрести новую. Всё или ничего. Омега рискнул и вышел, сразу же падая в объятья спасителя. — Я словил тебя на слове. Юнги тихо засмеялся, лицом утыкаясь в шею младшего, жадно втягивая чужие сладкие феромоны. Чимин прикрыл глаза, понимая, что именно этого ему не хватало раньше. Воспоминания ударили в голову, тот самый переломный момент, то, что показало настоящее лицо Сынхуна. — Юнги… Можно я тебе расскажу кое-что…? Альфа удивленно посмотрел на младшего. Он понял сразу, что рассказ будет не из лучших, что нужно будет поддержать омегу, не дать упасть обратно в прошлое. — Конечно, чем больше ты говоришь, тем легче тебе будет… Чимин хмыкнул, прикрывая глаза. Плечи немного дрогнули, тело как будто погрузилось в чертовое прошлое, окунаясь головой в боль.

***

Одиночество. Приобняв себя за плечи, омега пытался избавиться от мыслей, которые заставляли сердце испуганно сжаться. Разум говорит, твердит, что все кончено, что надо уходить, ведь Сынхун неоднократно гулял, и с кем, только одному богу известно. Но любящее сердце до последнего отказывалось уходить, оправдывая поведения альфы «Много работы». Возможно, в глубине души Чимин готов был уйти, но то прекрасное время, проведённое с Сынхуном, останавливало. Хотелось просто закричать от безвыходности. Хотелось, наконец, решиться и уйти. Но страх одиночества останавливал. Омега боялся остаться один, боялся, что больше никто на него не посмотрит. Посмотрев на время, Чимин зажмурился. Полпятого. Что делать, он не знал. Тело устало, хотелось лечь и заснуть, но сон просто не шёл. Стоило только закрыть глаза, как в голову лезли навязчивые мысли. Омега положил голову на холодную поверхность стола, тихо выдыхая. Щелчок, заставляющий сердце замереть. Чимин от радости подскочил, чуть ли не бегом направляясь к входной двери. Счастливая улыбка сползла с лица, когда он увидел состояние альфы. Запах алкоголя и какого-то омеги. Руки затряслись, а на глаза медленно наворачиваются слёзы. Засос на шее Сынхуна заставил землю уйти из-под ног. Пак вцепился пальцами в косяк двери, пытаясь просто не упасть. — Почему не спишь? Чужой голос, словно пуля в голову, сухой, безразличный, наполненный отвращением. — Где… Где ты был…? Я волновался… Голос дрожал. Ком в горле не давал нормально что-то сказать. — Тебе какая разница? Где хочу, там и хожу. Чимин зажмурился, сжимая кулаки. Сердце не хочет знать правду. Но разве жить во лжи и в иллюзии, что все хорошо - это ли не саморазрушение? — Сынхун, скажи правду… Я больше тебе не нужен? Блондин ручками вцепился в чужую одежду, смотря глазами, в которых есть ещё надежда на то, что его любят, и все те всплески агрессии - просто нервы, ничего больше. Сынхун резко оттолкнул от себя Чимина, что тот упал, затылком ударяясь об стену. Тихий стон боли. В глазах всё поплыло. Омега поднимает взгляд, полный непонимания и боли. Душевной боли. Надежда на хорошее будущее с этим человеком умерла. — Заткнись, твои нюни у меня уже по самое горло. Чимин прикусил губу, понимая, что это всё, жирная точка в отношениях. — Тогда я больше не буду мешать тебе… Я уйду… Дышать резко стало сложно. Длинные пальцы альфы стали сжимать шею, блокируя поток воздуха. Младший захрипел, испуганно смотря на Сынхуна. Альфа резко ударил в живот Чимину, заставляя того взвыть, слезы потекли по щекам. Это был в первый раз, когда все-же дошло до того, что Сынхун не удержался и ударил его. — Ты мой. Понял?! Ещё один удар, только уже по ребрам. Дышать больше было нечем. Чимин пытался хоть как-то отцепить чужую руку, только чтоб просто глотнуть воздуха. Лицо покраснело, а губы беззвучно начали двигаться. Ещё один удар заставил просто попрощаться с жизнью. — Да… — прохрипел Пак, кое-как выдавив это из себя. Услышав положительный ответ, Сынхун хмыкнул, отпуская омегу. Чимин ртом начал хватать воздух, при этом пытаясь просто откашляться.

***

Юнги сжал кулаки, тихо выдыхая. Одно только осознание, что его котёнку было больно, заставляет внутреннего альфу натягивать цепи и громко рычать, пытаясь вырваться и убить всех, кто когда-то делал больно. Чимин поджал губы, тихо шмыгая носом, понимая, насколько же он жалкий. Понимая, что он был только игрушкой. Игрушкой, которой можно уделить время, вытереть с нее пыль, а потом опять бросить, забыть, пока её просто не уничтожит время. Альфа сильнее обнимает своё чудо, свой лучик света. Было даже страшно подумать, какого было Чимину в этот момент. Он был один, жил с монстром, который в любой момент мог просто убить его. — Котёнок, ты же знаешь, что теперь я тебя буду защищать до последнего. Омега грустно улыбнулся, облизывая губы. Ему приятно, что снова его хотят защитить, огородить от опасности. — Тебе не страшно что… Что он может что-то сделать тебе? Юнги тихо засмеялся, проводя по мягким рыжим волосом, целуя пухлую щеку. — Котёнок, если давать страхам завладеть разумом, то ты не достигнешь желаемого. Если я буду бояться защищать тебя, как думаешь, смогу ли я тебе помочь, когда эта чихуа-хуа придёт снова? Омега громко засмеялся. От былого депрессивного настроения не осталось и следа. Мятный прикрыл глаза, наслаждаясь чужим приятным смехом, который пускал приятные мурашки по всему телу. Улыбка пухлых губ просто отпечаталась в памяти. Она настолько завораживала, заставляя Мина буквально залипать на младшем. — Почему чихуа-хуа? Юнги пожал плечами, усмехаясь собственному сравнению. Он не знаком тесно с Сынхуном, но он его уже ненавидит всей душой. — Потому что эти маленькие собачки умеют только тявкать и пугать котиков вроде тебя. Такие собаки особой угрозы не несут. Стоит их чуть припугнуть, так они убегают, поджимая хвосты. Чимин усмехнулся, понимая, что альфа говорит правду. Раньше омега безумно боялся всего, но начав общаться с Юнги, стало намного легче. С этим человеком Чимин чувствовал себя вполне уверенным. Возможно, довериться именно этому человеку, что так приятно пахнет мятой, было самым лучшим и верным решением в его жизни. Рыжик словно вытянул золотой билет в счастливую и долгую жизнь. Подхватив на руки свой маленький лучик, альфа, целуя его в лоб, направился в комнату. Омега смущённо уткнулся в шею Юнги, прикрывая глаза. Мягкая кровать встречает в свои объятья. Сразу захотелось спать, потому что было душевное спокойствие. Больше не надо принимать успокоительное, чтобы просто заснуть, чтобы просто дать организму немного сил, как в моменты жизни с Сынхуном. Через не хочу, Чимин принял душ, возвращаясь обратно. Юнги ждал с распростёртыми объятьями, в которые омега нырнул, зевая. — Котёнок, я хотел спросить, пойдёшь со мной на свидание? — хитрая улыбка на мятных губах, как и лисий довольный взгляд. Чимин подскочил, большими глазами смотря на мятного. Губы медленно расплылись в довольной и одновременно смущённой улыбке. Омега, словно кот, носом ткнулся в чужой подбородок, пытаясь скрыть розовые щёчки. Мин смеется, начиная ворошить рыжие волосы. — Ну так, котеночек пойдет? Ум? А то ты сейчас уснешь, а я так ответа и не дождусь, — посмеиваясь, говорит Юн, так и смотря на это смущенное милое лицо. Пак был столь мил и прекрасен, когда смущается. Так и хотелось затискать. — Господи, конечно пойду, д-дурачок. Еще спрашивает, — продолжает смущенно лепетать омега, так и улыбаясь. Пожалуй, все теперь действительно наладится. Все будет хорошо, Чимин уверен. Теперь у него есть тот, кто всегда поймет, согреет, успокоит и обнимет. А то, что было - всего лишь ненужный мусор, который надо выбросить из своей души. И омега выбросил. Выбросил в тот момент, когда темные лисьи глаза посмотрели с лаской и любовью.