Реинкарнация

- Мы посадили это дерево, - рассказывал Леголас, когда они остановились напротив цветущей дикой груши. - Я раскапывал землю голыми руками. Ты заливала яму водой, а я начинал брызгаться в грязи, пачкая свою одежду и подол твоего платья. Ты лишь улыбалась и совсем не сердилась. Ты вообще никогда не сердилась на меня. Скорее просто расстраивалась, когда я вытворял что-то запредельное. Мне до сих пор становится стыдно за некоторые свои выходки, когда я вспоминаю твой грустный взгляд. Оливия внимательно рассматривала узоры коры на тонком стволе, лишь бы не погружаться в чужие воспоминания, которые уже стояли поперек горла. Из неё старательно выжимали сочувствие и пару раз она даже на это поддавалась. Не так она представляла сегодняшнее утро. Лив рассчитывала, что будет негодовать, злиться, открыто показывать своё раздражение. По-началу примерно так всё и было, она проснулась в отвратительном настроении, злясь на весь свет и готова была сорваться при любом удобном случае. Но когда пришёл Леголас её начало отпускать. Он относился к такому типу личности, на которых злится было очень трудно. Он утомлял её, в какой-то степени нервировал, но злиться на него и в чём-то обвинять почему-то не получалось. Отчасти Оливия списывала это на его ангелоподобную внешность. Если бы вместо него пришёл сам Владыка, ей было бы проще. Король, хоть и был похож на небожителя, всё же был лишён небесной непорочности. Он не казался таким невинным как его сын и можно было бы негативить в его сторону сколько угодно без всяких угрызений совести. В то время как Леголаса она даже оправдывала. Не осознано, но у неё проскальзывали мысли о том, что он в гномьих злоключениях вообще может быть не виноват. В конце концов это не он тут всем заправляет, а его отец. Так что отравлять своими обидами эльфа-младшего было бы не вполне справедливо. В то же время она напоминала себе, что даже если никаких приказов он сам и не отдавал, то уж в курсе событий был точно. И предпочёл отмолчатся, вместо того, чтобы поставить Оливию в известность. Так её восприятие и штормило из стороны в строну. Она пыталась не поддаваться его эфирному очарованию, забивая голову разными мыслями, лишь бы отгородиться. Пока в один момент не ловила себя на том, что начинает думать, будто этот эльф совсем не заслуживает такого пренебрежения. - Похоже, вы много времени проводили в этом саду, - заметила она, так как молчание между ними как-то затянулось. Парень склонил голову, словно раздумывал, что на это ответить. - Отец рассказывал, что раньше, до моего рождения, ты буквально пропадала в лесу. Любила его, как родной дом. Могла уйди и, потеряв счёт времени, вернуться лишь спустя много дней. Но потом всё переменилось. Лес охватила болезнь. Со стороны полей, медленно и незаметно она расползалась всё дальше. Ты заметила это одной из первых и пыталась выяснить, что происходит. А однажды, вернувшись во дворец, ты сказала, что это не болезнь, а сама тьма пришла в наш край. С тех пор ты больше не покидала дворцовых стен. По-началу мало кто разделял твои опасения, но спустя время начали появляться существа, искаженные тьмой. Казалось, что их не так уж и много, однако их никогда не получалось полностью истребить. - И откуда вдруг взялась эта тьма? - Силы тёмного майа были столь велики, что их тень напала на наши земли. В сопровождении эльфа, Оливия медленно шла по тропе из вереска и слушала его историю, как сказку, хотя и своими глазами видела монстров Лихолесья. - Что ещё за тёмный майа? Она сделала несколько шагов, но никакого ответа так и не последовало, тогда Лив остановилась и посмотрела на парня. - Не стоит говорить о нём в таком дивном месте. Лив решила, что это какое-то местное суеверие, как Тот-Кого-Нельзя-Называть из «Гарри Поттера». Она оглядела огромный сад, насколько это позволял угол обзора. Место действительно было дивным. Каким-то даже чересчур. Груша, мимо которой они проходили, была вся в цвету, хотя на дворе уже вроде как осень. Вдоль дорожек пестрели летние ягоды, а скамейки были усыпаны сухими жёлтыми листьями, словно их откуда-то принёс ветер, которого здесь и в помине не было. Зелень мешалась с золотом, а цветение с увяданием. - Что не так с этим садом? - А что с ним не так? - Он меня путает. Смущает разум. В нём есть что-то неправильное. Будто бы он не цельный, а собранный из разных кусочков. Он кажется ухоженным и при этом заброшенным. Это место словно живое и мёртвое одновременно. Леголас последовал её примеру и внимательно оглядел сад, словно и впрямь пытался углядеть то, о чём она говорила. Что-то, чего раньше он сам мог не замечать. Оливии даже стало неловко от такой заинтересованности, которую вызвало её замечание. - Мне это место совсем не кажется мёртвым, - он едва заметно улыбнулся. - В детстве я думал, что этот сад — отражение твое души. В нём можно было отыскать место для любого проявления природы. И для красок лета, и для увядания осени, и для весеннего возрождения. Ты находила красоту в каждом сезоне. - Ну, тогда для полноты картинки здесь явно не хватает снега. В этом мире ведь существует зима? Она бы прекрасно вписалась вон в том дальнем уголке. Леголас усмехнулся, поднял взгляд на переплетённые между собой кроны и стал смотреть на них так, будто перед ним были не ветки, а бескрайнее звёздное небо. В облике эльфа возвышенным было всё. И мимика, и движения. Лив казалось, что он даже дышит по-особенному, не так как она. Он, как и его несравненный отец, был небожителем, который, должно быть от скуки, спустился с облаков, чтобы с ней поболтать. - Сколько лет тебе было, когда умерла твоя мать? Оливия всё ещё отказывалась принимать их убеждения и говорила о королеве, как о ком-то чужом, в то время как Леголас и его отец никаких различий не делали. - Я был маленьким. Совсем ребенок даже по человеческим меркам. Возможно поэтому твой уход для меня оказался чрезвычайно болезненным, ведь я ещё не умел жить без тебя. Связь между нами была крепка, и ты покинула мир, когда я совсем не был к этому готов. Может быть, будь я человеком, мне было бы проще. Люди умеют отпускать, их воспоминания со временем бледнеют и перестают тревожить. Но эльфы помнят всё. Ты ушла так давно, но для меня всё было как вчера. «Вчера» растянувшееся в веках, не способных уменьшить тяжесть скорби. Я скучал по тебе, мама.

***

Оливия поняла, что ей срочно нужно бежать. И в этот раз дело было даже не в том, что она может не успеть добраться до горы вовремя, а в том, что если она задержится здесь даже ненадолго, эти эльфы в итоге втянут её в свою секту «Лазаря». Во всяком случае ей так казалось. Разговор с Леголасом что-то в ней пошатнул. Она всё ещё не верила в то, что является его матерью, но эльф выглядел так жалостливо, когда говорил о ней, что девушка была в шаге от того, чтобы начать подыгрывать. Это было бы мерзко, подло, но она бы сделала это, лишь бы стереть все следы грусти и печали из его глаз. Оливия всегда была сентиментальной. И когда Леголас рассказывал ей свои слезивые истории, да ещё и с таким щенячьим выражением лица, сердце её обливалось кровью. Слишком навязчивой становилась фантазия о том, как она облачается в чужую личность, признаёт себя той, кем не является и тем самым позволяет милому эльфу наконец отпустить трагедии прошлого. Однако на этот раз здравомыслие взяло верх и ей удалось сдержать свой порыв. После того, как Леголас ушёл, она несколько часов провалялась в ванне, пытаясь восстановить душевное равновесие. Мало того, что ей чисто по-человечески было жалко этого парня, так ещё и некоторые его слова вызывали серьёзное беспокойство. Она понимала, что эльфы отличаются от людей, это было очевидно, но как именно, Лив представляла слабо. Они жили долго, возможно вечно, поэтому и восприятие мира у них могло быть совсем другим. То же может относится и к эмоциям. И если прожитые годы не стирают воспоминания, то трудно даже вообразить, каким грузом это давит на психику. На свою собственную память Оливия не жаловалась. Она прекрасно помнила своё детство, плохие и хорошие моменты, но нельзя было отрицать, что с течением времени воспоминания бледнели, заветривались и сами по себе почти не будили эмоций. За неудачи больше не было стыдно, былые обиды казались совсем несущественными. Когда Лив было десять умерла её бабушка. Три дня Оливия пробыла в истерике, несколько месяцев в апатии и ещё пару лет не могла вспоминать о ней без слёз. Но годы шли и теперь она может спокойно думать о ней, пусть и скучать, но со светлой грустью, которая совсем не похожа на ту боль и отчаянье в которых она потонула столкнувшись со смертью. И подобное казалось правильным, естественным ходом вещей. Страшно было даже представить, какого это, жить на пике переживаний целыми веками. Свихнуться можно. Но, если Леголас вызывал искреннее сочувствие, то его отец лишь тревожил. Было в нём что-то непредсказуемое. Ей самого начала хотелось держаться от него подальше. А позже, едва она начала привыкать к его обществу, выяснилось, что он упрятал её друзей в темницу. А потом ещё и Леголас, сам того не ведая, напомнил ей о том, что она имеет дело с существами, о которых ничего толком не знает. Да, они похожи на людей, но она не знала, насколько эта схожесть вообще честна. Быть может им приходится притворятся. Даже их внешность может быть ненастоящей. В сборниках староанглийских сказок встречались такие истории. Представая перед людьми, фейри выглядели прекрасно, но через отражение в воде или металле можно было увидеть их истинный облик. Может и местным свойственно что-то подобное, откуда ей знать? Когда вечером пришёл Трандуил, Оливия чувствовала себя ещё тревожней, чем в первый день. Ей уже не хотелось злиться и как-либо возникать. Она так сильно саму себя накрутила, что даже участь гномов больше не беспокоила. Теперь она переживала исключительно о себе. И, если Лив хотела сбежать во время праздника, то ей бы следовало выяснить о нём больше подробностей. Но она не могла заставить себя задать нужные вопросы. Ей казалось, что король сразу же обо всём догадается. Прочтёт мысли или просто всё поймёт по её лицу. Так что все её силы уходили на то, что бы держать себя в руках, делать вид, что всё в порядке. Разговор совсем не клеился. Девушка и раньше не была особо активной в их беседах, но в этот раз даже самому невнимательному было бы очевидно, что она совсем не расположена болтать. Но, у Владыки, похоже, было такое специфическое хобби — биться лбом в закрытые двери. Лив просто поражалась его упорству и непрошибаемости. Улучив момент, девушка взяла в руки вилку и повернула её так, чтобы в ней отразился король. Изображение, конечно, было искаженным, но никакого монстра в эльфе не выявило. На самом деле Лив иного и не ожидала, она даже точно не знала, зачем вообще это сделала. - Оливия? - А? - она резко подняла взгляд на короля, всё ещё не выпуская вилку из рук. - Сегодня ты ещё более рассеяна, чем обычно. Что-то случилось? - Нет, - тут же выдала она. Трандуил смотрел на неё пристально, внимательно, и Лив гадала, о чём же он в этот момент думал. Некоторое время они молча играли в гляделки, пока эльф наконец не отвернулся, устремив взгляд в окно. - Тебе должно быть наскучило сидеть на одном месте, - сказал он, снова возвращая девушке своё внимание. - Почему ты не выходишь? Оливия поджала губы. Она была уверена, что Леголас отчитался отцу о своём визите и пересказал их разговор. Предсказуемо, но отчего-то всё равно обидно. И все её замечания про сад он тоже, разумеется слил, оттого его отец и стал задавать подобные вопросы. - А с чего это вы взяли, что я никуда не выхожу? Видеть изумление на лице короля было приятно. Такая живая эмоция сделала его ещё более красивым. Но Оливия не спешила очаровываться. Тем более, что он сразу понял, что она блефует и вернул былое самообладание, вновь став фарфоровой куклой. - Я бы знал, если бы ты покинула покои. - Следите за мной? Нет, я понимаю, что это дворец и тут полно стражи, которая всё видит и слышит. Но то, что о моих передвижениях должны докладывать вам лично, немного напрягает. Что это за надзор? Зачем? От нервов у неё задергалась нога и каблук громко стучал по полу. Лив ногтями вцепилась в собственное колено, чтобы хоть как-то это остановить. - Это всё делается исключительно ради твоей безопасности. - А мне здесь что-то угрожает? - Ты запросто можешь заплутать. К тому же здесь есть висячие мосты, крутые лестницы, обрывы. Маленький хрупкий человек может легко травмироваться. - Какое, однако, гостеприимное место. И поэтому напротив моей двери сутками дежурит соглядатай? Следит, рискну ли я высунуться наружу? - Я предпочитаю быть в курсе всего, что происходит в этих стенах. «Ага, скажи это Бильбо Бэггинсу», - с сарказмом подумала Оливия. Они молча смотрели друг на друга. Трандуил казался совершенно спокойным и расслабленным, а Лив нервной и вымотанной. Её взгляд метался по его лицу, она пыталась понять, что у него на уме. - Вы ведь не собираетесь меня отпускать, да? - девушка решилась озвучить предположение, в которое ей так не хотелось верить. - А разве тебе есть, куда идти? Пусть это и не было прямым ответом на её вопрос, всё прекрасно читалось между строк. - В Эребор. Я иду в Эребор. - О, хочешь сопровождать гномов до самого конца? - Да. - А что потом? Думаешь и дальше оставаться с ними? Но ведь ты чужая для них. Гномы никогда не примут чужака. Они выставят тебя за порог, когда вернут себе гору. Если вернут, конечно, а не падут смертью храбрых у самого её подножия. - Чушь. Они по вашему кто, чудовища? Чтобы так со мной поступать после того как я с ними столько прошла. Ей было обидно от того, как легко и просто эльф всё рассудил и спрогнозировал её будущее. А ещё от того, что в принципе, он мог быть и прав. Оливия предпочитала верить, что когда это большое путешествие наконец закончится, всё волшебным образом вернётся на круги своя и она окажется дома. Но в то же время, порой закрадывались сомнения, что вся эта история так благополучно разрешится. Тогда, волей не волей, приходилось прикидывать: «а что если...?». И мирная жизнь с гномами под одной крышей никак не вырисовывалась. Но то, что они просто от неё отвернуться... О таком думать не хотелось, но кто его знает, что там будет после всего. Может они отправят её к людям? Это было бы самым разумным решением с их стороны. Но как там выживать, ведь у неё нет никаких навыков. Одно дело просто идти вперед, из точки А в точку Б, и совсем другое погружаться в средневековый быт. - Я знаю их народ не одну сотню лет. Думаешь, успела узнать их лучше? - Ещё есть Гэндальф, - решила не сдаваться Лив. - Он обещал, что вернёт меня в мой мир, когда я дойду до Эребора. - Обещал? Неужели? И как же он собирается это сделать? Откроет дверь между мирами? Нет на этой земле того, кто обладал бы подобной силой. Такое может быть подвластно лишь валар и именно их воля привела тебя сюда. Обратного пути для тебя нет. Тот мир, что ты называешь своим, на самом деле никогда твоим не был. Ты сколько угодно можешь цепляться за гномов, но не обретёшь покоя среди их народа. И среди людей тоже. Твой дом здесь, и твоё место подле твоей семьи.

***

Разговор закончился не очень хорошо. Лив не нашла в себе храбрости поругаться с королём по-настоящему, но обиду скрыть всё равно не смогла. Эльф явно лез не в своё дело и не из желания помочь и не потому что беспокоился о её судьбе, а чтобы расковырять душу, нащупать слабое место и в очередной раз попытаться навязать своё мнение. И всё её сопротивление, даже если оно будет длится бесконечно, не сыграет никакой роли, потому что отпускать её не собираются в принципе. Она — его способ решения собственных ментальных проблем. Лекарство от скорби для него и его сына. И они всеми силами хотят заставить её подыгрывать их шизофрении. Будет подыгрывать — хорошо, всем будет проще. Не будет — тоже сойдёт, на самом деле, свою роль она может прекрасно исполнять и без своего на то желания. Она в настоящем плену. Оливия и раньше об этом догадывалась, но отказывалась это принимать. Раз за разом она пыталась оправдывать хозяев этого места и едва у неё возникали нехорошие мысли, она тут же от них отмахивалась, прятала поглубже, игнорировала. Не хотела лишний раз заставлять себя нервничать. Больше это не работало. Она попалась в лапы к чужим, незнакомым существам, которые не намерены её отпускать. С одной стороны, всё могло быть ещё хуже, если вспомнить, насколько опасным может быть мир снаружи, за пределами этих стен. А с другой, ещё не известно, что ожидает её впереди. Если до них в какой-то момент всё-таки дойдёт, что они ужасно заблуждаются на её счёт, или просто устанут от неё? Они уже посадили гномов в темницу просто ни за что, и ей совсем не хотелось узнавать, какую участь уготовят ей, когда все убедятся, что она не та, за кого её здесь принимают. Обидно и несправедливо. Лив была свободным человеком. А в её картине мира даже король не мог неволить свободного человека не имея на это каких-то законных оснований. И может в местных законах она и не разбиралась, но была абсолютно уверена, что никакой вины на ней нет. Она просто, совершенно случайно оказалась похожа на какую-то важную мёртвую женщину, в окружении сектантов, верящих в реинкарнацию. И как свободный, невиновный человек она просто хочет вернутся домой, а не сидеть в этом каменном мешке в нарядном платье, как кукла, в ожидании когда с ней в очередной раз захотят устроить чаепитие. После этого разговора Оливия ушла в оборону. Стоило кому-то из эльфов войти в покои, как она поднималась на мезонин и отгораживалась тюлем, давая понять, что отказывается дальше участвовать в этих театральных посиделках. Но даже не смотря на это, её новоявленные «родственнички» продолжали навещать девушку с упорством баранов. Зато время их визитов значительно сократилось. Они приходили, уговаривали Лив спустится, убеждали, что прятаться за шторкой это ребячество и уходили, так и не дождавшись никакой реакции. Сами они на мезонин не поднимались. Ей, как ребёнку, давали возможность свободно повредничать, рассчитывая на то, что вскоре она от этого устанет. А сама Оливия рассчитывала, что чем меньше эльфы будут висеть у неё над душой, тем легче ей будет сбежать, хоть никаких толковых планов на побег у неё самой пока не было. Лив чувствовала себя «дамой в беде» и, следуя этой роли, полностью положилась на гномов и хоббита, которые должны были её выручить. А уж если у них ничего не получится, если ради своего спасения им придётся её оставить, то тогда она сама что-нибудь придумает. Напролом пойдёт, но здесь не останется.