Бен Карлтон
Кому вообще из нас быть стоиком, если не ей, да? Я всегда с юмором воспринимал то, как твердо Лале сносила всё, что происходит в её мире, вокруг нас. То, что могло потрясти меня мчалось волной, чтобы накрыть и её тоже, но девчонка бросала на это взгляд безразличия и легкого разочарования, будто говорящий "Вот это? И это всё?", и буря проходила сквозь неё, она и её кости пронизывала до нитки тоже, но Лале всегда говорила, что холод ей по душе, и такие вещи ей тоже наверняка не доставляли дискомфорта думалось мне. Я ведь того и ждал — она тут же вернется к жизни, как только узнает, что я негодяй, что я готов ранить её любыми средствами, чтобы не возникала. Но Лале же, как и полагается любопытным детям, докопалась до деятельности верховного судьи, обнаружила его родню, связала его с моей бывшей женой, просто будучи хорошим мастером своего дела, которому заказчики доверяли некоторые подробности, но даже презреть меня не смогла. Сдула меня, как лист бумаги со своего рабочего стола, забрав всё что принесла с собой в мой дом, и испарилась. Я бы поверил, что мы друг друга не знали даже, не оставь она мне саженцев своих комнатных цветов, которыми девочка пыталась немного оживить мой дом. Оживить меня. Но она плакала в тот вечер, и я был уверен, что утром, когда она попробует выскользнуть из моих рук, они просто не разомкнутся, ей некуда будет деться, и я придумаю что с этим делать. Найду способ. Утром её уже нигде не было. Ни единого напоминания, кроме крошечного отряда нефритовых деревьев (она говорила, что на её языке их называют "денежными деревьями"), которые теперь каждый вечер, как выводок котят осуждающе смотрели на меня — "Ты не польешь нас, Бен Карлтон, и мы загнемся от голода и жажды". И я поливал. Айрин никогда цветов в доме не держала, они были в доме моей матери, но я не прожил там дольше восемнадцати лет, сбежав путешествовать и работать. А в том возрасте о таких вещах мало задумываешься. Я был уверен, что развернется война, что Лале не станет отступать так легко, и я тоже, но когда она просто исчезла, я подумал — может быть так правильнее. Они все дети — что она, что мои сыновья. Всем этим я разрушу их детство и её шанс на вменяемое будущее. Со временем она захочет завести детей, и я уже буду не слишком молод, а такие вещи обычно тяготят. Не меня — её. Ей в этом помощь понадобится, я был отцом младенцев, я помню. В сорок лет — это уже не просто, что говорить о рождении детей, когда тебе почти пятьдесят? А если не захочет становиться матерью, когда она ещё будет сверкающе прекрасна, с кожей, будто натянутой на кости и мышцы, как на барабан, полная жизни и рвения, Лале просто обнаружит себя подругой стареющего — на самом деле старого — человека. А мои мальчики итак пережили суды родителей в семь, пять и два года. Это не норма вот ни разу. И я отступил. Был уверен, что станем друг друга избегать, но девчонке это всё далось с такой хладнокровной легкостью, что в первые минуты мне казалось, что ничего никогда и не было. Вообще ничего — ни дружбы, ни партнерства, ни презрения, ни даже знакомства вне рамок отношений портной-заказчик. Она не стала работать в моих кругах меньше, и имя её звучало здесь чаще, но что по-настоящему меня удивило — Морган Сойер и то, какой непринужденной она была в его доме. Даже когда там был я. Даже когда я взял её за руку тогда. Девчонка всегда была довольно нервной на пластику — за вечной гостеприимной приветливостью скрывался человек, который напрягался, когда ты клал руку на плечо, но расслаблялся, узнавая твоё тепло. Она узнала, но рука всё ещё была деревянной. Невидимо ни для кого. Лале посмотрела на меня тем самым взглядом. "В самом деле? Теперь? Не хочешь, ну, не знаю, взять себя в руки, потому что в противном случае всё это совсем уж жалко". "Ты это устроил, Бен Карлтон. Я всё делаю правильно. А ты? Вот и дальше делай". И было бы идеальным решением просто начать отказывать Сойеру старшему в постоянных посиделках в его доме. Он был холост и плохо перенес развод. Сбежал на три месяца, никто так и не знает где его носило, я разве что был в курсе, что тот загнал свою машину, как кобылу, колеся по Британии, останавливаясь в придорожных гостиницах, питаясь сэндвичами с автозаправок, звонил с таксофона — свой мобильник выбросил, когда его совсем всё это доканало. Отсюда его высокая эмпатия в таких вопросах. Он не полез "реабилитировать" меня после развода, потому что незачем было — я был в порядке. Но почему-то теперь пытался приободрить, как будто мы расторгли пятнадцать лет брака с Лале. Но я не отказывался. Мне просто хотелось верить, что у девушки всё в порядке, она и выглядела словно бы в порядке, насколько вообще могла держать вечно счастливую мину. В реальности же Лале была довольно угрюмой и по-хорошему закрытой — она делала своё дело молча, много занималась, почти не обращала внимание на окружающий мир, когда появлялся шанс ненадолго погрузиться вовнутрь себя. А с Сойером они кажется сдружились сравнительно близко — перед ним она больше доброжелательность не корчила. Потому что настоящая Лале была дерганной, немного заработавшейся язвочкой, которая шутила мрачно и улыбалась тёмно. Она снова приехала по общему с Морганом проекту поработать — её Дом Моды (что по сути был среднего размера высококлассным ателье, а не Домом с большой буквы) был оккупирован клиентами и сотрудниками, в это время суток там их точно отвлекали бы. А вечерами Лале над личными проектами трудилась. Поэтому до шести-семи вечера она появлялась тут временами. — Вопрос не по теме, - говорил Морган, - Сможешь сказать что это за бумага? Время к декабрю, но зима в Лондоне была не особенно холодной в этом году, Лале от того ходила в брюках из мягкой шерсти и кардиганах на рубашки или водолазки и в красивого бледно-серого, белоснежного почти оттенка макинтоше. В этом было что-то уязвимое. Как одеваются люди после сильной болезни, боящиеся простудиться снова. И вот такого в одежде девчонка никогда себе не позволяла, я возможно потому и взял её за руку в тот раз — мне показалось она не в порядке. Ах, тебе показалось? То есть ты действительно веришь, что после всего она может быть в порядке и ты имеешь брать её за руку, старик? Лале взяла листок в руку, ощупывая его, глядя на просвет. — Это "васи" — японская бумага, ею двери-сёдзи и лампы обклеивают, она же очень прочная — такую не порвать руками. Даже украшения и карнавальную одежду можно оригамить. Но вообще-то её используют для нихонга, - поясняла девушка, продолжая глядеть на волокна бумаги сквозь рыжий свет солнца. — "Нихонга"? - по дороге в дом уточнял Морган, — Это современная традиционная японская живопись — возрождение традиций после Мэйдзи, когда восторг от европейской культуры схлынул, и японцы вернулись к своим корням. Закономерно. Где ты эту бумагу взял? Морган рассказал, что у них новая девочка стажируется. На вопрос Лале подтвердил, что она японка. Японки по её мнению были особенно красивыми. — Ты ведь очень похожа на японку! - заметил он, но когда ответа не последовало, продолжил, - Расскажешь про нихонгу? Они зашли в дом, окна были распахнуты — в последние относительно теплые дни Сойеры выветривали осеннюю духоту перед зимой, а однокурсники ушли на кухню первого этажа, потому я хорошо их слышал, откинувшись в кресле, изображая, будто слушаю Томаса. — "Нихонга" не склоняется. Это дословно означает японскую живопись. На самом деле, это не какая-то конкретная техника, раньше существовали материалы, которыми исполнялись такие картины, но границы размываются — современные работы нихонга всем подряд пишутся. — А как их тогда отличить? — По сути, это любой вид японской живописи до девятнадцатого века, созданная уже после девятнадцатого века, но в стиле до девятнадцатого века. Роспись на фонарях, дверях, чашах, картины. Быт японцев поместили в европейские рамки, буквально рамы. То, что отличало западные течения и японские, и возвышенные до понятия "произведения искусства". Понял? Томас меня окликнул: — Любовь моя, мы разводимся, ты меня совсем не слушаешь! Как и его сын, Томас был в вечной погоне за неуловимой, яркой красотой, коей только женщины могут обладать. Ему этого в жизни отчаянно не хватало — но от шуток о том насколько же сильно мы на самом деле "близки" это его не удерживало. Рассмеялся. Ну, а кто я такой, чтобы игнорировать заразительность веселья Тома Сойера? — Я задумался, извини. — Ты заслушался, - возражает он, - Не виню. Девчонка явно после пенсии уйдет в преподавание — я всё не мог сообразить о чем ты толкуешь, когда говоришь о её лекциях, о чем талдычит Морган, но видимо да, раскидываться лекциями — это у неё хобби такое. Слушаю каждый раз, когда приходит. Звукоизоляция в этом доме паршивая, хотя она и старается вести себя потише. Конечно же любой в этом доме понимает о каком "вести себя потише" говорил Сойер. Конечно же как-нибудь я ему за это дам по морде. — Тоска, скажи? - вдруг совсем негромко спрашивает Том, - Я никогда не был близким другом твоей жены, видел её на свадьбе, трёх крещениях сыновей и на одной пре-рождественской вечеринке. Говорили в сумме минут двадцать за шесть лет, хотя я болтлив, и мы так и не оказались готовы принять друг друга с Айрин — оба чувствовали, что тебя у нас уводит второй, хотя я и имею на тебя больше прав, мы знакомы больше тридцати лет, - он хмыкает, и больше на меня не смотрит, - И тут эта. Я думал она никогда со мной даже здороваться не станет после того, как я о тебе заговорил в коридоре второго этажа, когда вы только... — Ты что? - с нажимом шиплю. — Не сердись, мне просто хочется верить, что четвертый и последующие мои крестники будут красивых смешанных кровей с явно восточным разрезом глаз, - шутливо с досадой оправдывается Сойер, - А она, ну... Мы иногда Моргана ждём тут, он же рассеянный, счет времени не ведет. Просто сидим на кухне, смотрим в кружки с чаем и тихо разговариваем. — Я люблю тебя, Том, но я начинаю испытывать к тебе лёгкое недоверие, - не слишком серьезно, но честно признаюсь. — Угомонись, - отмахивается он, - Из нас двоих, это у Моргана тяга к экзотике. Люблю старых-добрых европеек, даже если азиатка чертовски привлекательная, я умоляю тебя не бей меня сейчас. Да и на малолеток меня не слишком тянет, уж прости. Вот тут Том снова поднимает на меня взгляд и он хулиганский до зудящего желания всё таки врезать ему, чтобы не был гадом самодовольным. Он продолжает: — Не сердись, никакого криминала, просто у неё, как оказалось, некоторый педагогический опыт имеется, а мне иногда не с кем про Моргана поговорить — всё же я уже не подросток и не с Мойрой же мне его обсуждать! — То есть в обсуждении воспитания, матери своего сына ты предпочел бывшую своего друга? Остервенело яму копаешь себе, Сойер. — Не "бывшую своего друга", а подругу своего сына, с чьей "брошенкой" я имею неосторожность дружить, - язвит он, и от удара скомканным пледом не уворачивается, - Да ну бросьте, Карлтон, я же не всерьёз! Закончилось тем, что Тому пришлось двигаться на своём непропорционально огромном кресле-качалке, когда ресурсы для метания в него истощились. Мы почти выросли в этом доме вместе. Он достался Сойеру от деда. Его жена рано умерла, и родители Тома обычно отправляли его сюда, чтобы Маршалл Сойер совсем не одичал от затворничества и одиночества. Я жил в совершенно другом конце города, но после занятий в пятницу мы собирались у меня дома, избавлялись от школьной формы, и на велосипедах пересекали весь Лондон, чтобы до вечера воскресенья шататься по окрестностям, питаться тем, что мистер Сойер довольно лениво и разгильдяйски растил у себя на заднем дворе, и делить это неподъемное кресло одно на двоих. Тогда мы для таких фокусов были достаточно худыми, до пятнадцати лет инфантильно воображали, что это наше корабельное судно. Теперь, чтобы в таком уместиться, приходится очень сильно съехать на подлокотник, но почему-то сейчас эта идиотская тяга к тому времени пересилила. — Знаешь, ты бы поторопился со всем этим, дружок, - говорит Том, - Дед Маршалл с Мальты вернется, если узнает, что ты, как и он, женишься на преступно молодой женщине, я его всё никак в Лондон затащить не могу, имей совесть, я же никогда его не уговорю — Моргану рановато жениться, он и не захочет. Соглашайся, - ткнул меня локтем в бок и доволен этим. Выговариваю ему в шутку. Маршаллу Сойеру уже восемьдесят девять. Я бы на его месте тоже с Мальты не высовывался. И когда Том говорит "тоже женился на преступно молодой женщине", он имеет ввиду, что нынешняя подруга деда — дама семидесяти шести лет, из-за своей потрясающей оливковой тёмной кожи выглядевшая и того моложе, как и большинство людей африканского происхождения. Он спорить не стал, вроде бы угомонился, но соглашаться тоже не спешил. Кретин Том Сойер с его чёртовыми попытками исправить мою жизнь. Я не то, чтобы был зол от того, как быстро мне нашли замену хотя бы с точки зрения того, сколько времени Лале тратила на Сойера младшего, нет, я Моргана выгораживал перед матерью, учил плохому, он жил у меня какое-то время до моей женитьбы, во время обострения конфликта его матери, Мойры, и Тома. Я был слишком тесно связан с этой семьей — Маршалл Сойер действительно ломанулся бы сюда, в Англию, если бы я позвонил ему. В этом и был смысл мужчин Сойеров каждого поколения — ты едва представлял как вообще можно сопротивляться тому, какой юношески-бестолковой, беззаботной становилась жизнь в их мире. В их обществе. Они все были по-своему ужасно одиноки. Мойра перебирала с ревностью, а Том был даже слишком легковесным, к тому же Морган не понимая сути ругани, косвенно вступался на стороне отца. Мойра не выдержала, уехала. Морган и Том так и живут вместе — возможно в младшем это продиктовано тем же, почему мы с его отцом до последнего не покидали дом Маршалла Сойера в юношестве. Нам исполнилось по восемнадцать, когда он сообщил, что дом теперь принадлежит Тому, а мистер Сойер уезжает тогда ещё в Монако, чтобы затем поселиться в Марокко или Алжире прежде, чем его кочевка остановилась на Мальте. Когда восемнадцать исполнилось Моргану, в нашей стране обычно в этом возрасте мы избавляемся от детей, и они начинают жить отдельно, Том с этим не справился. Он никогда особенно с сыном не нянчился — был ему старшим товарищем, зачинщиком, братом почти. Они после деньрожденной вечеринки сидели молча на кухне, Том сказал: "Если хочешь, можешь конечно поискать себе другое жильё, но если хочешь знать, я не привык жить в этом доме без брюзги деда или брюзги Бена, так что может быть ты ещё какое-то время побрюзжишь у меня над душой, как думаешь?" На том и сошлись. Сойеры примыкали к кому-нибудь нелюдимому, социально беспомощному, и реанимировали его жизнь. И если уж Морган на своих династийных инстинктах решил так плотно связать свои будни с Лале, мне не могло казаться, что она не в порядке. Но в один день я понял, что она больше вообще не появляется в этом доме.***
Нам пришлось разойтись тогда, когда на Лале было больше всего ответственности. Дом становился на ноги, второй курс — самый сложный выходит у художников от чего-то, продолжались юридические тяжбы с включением её в Конгломерат, её имя перестало быть диковинкой для всех вне узкого круга ценителей хорошего костюма и творчества молодежи — Лале просачивалась в индустрию со всех сторон, занимая место в каждом из сегментов — к такой многоликости у неё был талант. Находился свой покупатель и из среды панков, и из среды гламурных модников, консервативных заложников классики, роскошных дам, вроде супруги Ричарда Керинга, имени которой я даже не помнил, Лале рассказывала о ней на той рождественской вечеринке в "Анабель". Девчонка всегда шутила: "Когда я захвачу мир", "Когда я куплю правительство", "И на развалинах этого мира мы построим новый, лучший мир". Ничуть не убедительно. Но дело было в том, что она действительно просачивалась повсюду, как поп-культура. Не мерзкий ширпотреб, как эти дешевые песенки-одногодки. Она Джимми Хендрикс. И все носят мундиры потому что так он делал. Все носят её имя на загривке, на тазовой косточке или талии, там, где нашита этикетка джемпера или джинсов потому что это её имя. В этом и был смысл. Однажды одного его будет достаточно, чтобы превратить в предмет роскоши какую-нибудь чушь. И сейчас её работа находилась ещё в той стадии, где девяносто процентов успеха — это только её собственные усилия, и далее работа её растущего цеха и команды. Потому что Лале несмотря ни на что всё ещё была слишком юной, и путь на территории этой страны для неё был ещё только начат. Я помнил как ей была нужна поддержка тогда, когда всё было не так критично. И я оставил Лале без этого сейчас. В тот самый миг, когда права не имел. И теперь она пропала с радаров, а появиться в её университете и снова постучать в дверь мастерской я не мог — ей итак крепко досталось после всего, по словам Моргана. — Карета превратилась в тыкву? - не добро шутили вокруг. — Да. А коней из упряжки я пустила на бешбармак*, - сообщала она безразлично. Не думаю, что стоит упоминать в Великобритании, что почти все национальные блюда твоего региона состоят из конины. Народ лошадей ест, и они все верили, будто Лале не перекрутит в фарш и их тоже? Если конечно из конского мяса делали фарш — этих подробностей я не знал. В очередной из вечеров, когда Гарри и Гек закатили концерт по поводу того, что им немедленно хочется к Тому, я собрал их, Айрин и Кристофера уговорила поехать с нами (он всё ещё отказывался общаться со мной, как прежде), и мы ввалились в дом Сойера к вечеру. Айрин куда-то уколесила, и слава Богу наверное. Мы больше не жили вместе конечно же, но в тот день я как обычно выполнял цирковую программу "мы полноценная семья, папа и мама могут вытерпеть друг друга на одной территории аж целый семейный ужин, нет, желудок не скрутило тошнотой ещё в секунду, когда пришлось натянуть улыбку, которая устроила бы вашу мамочку, ведь если папочка не будет вести себя как мамочке нравится, папочке начнут вставлять палки в колеса, и он едва ли доберется до своих мальчиков без того, чтобы испоганить их детство ещё парой судебных разборок". Крисси увлеченно рассказывал о том, что вычитал про кораблестроение в журнале для детей, который я выписывал для него лет с четырех, пока двое младших висели на Сойере старшем. Удалось поймать Моргана на кухне, пока я следил за кофе в турке, а он спустился со второго этажа. — Бен. — Привет, Морган. Вот и поговорили. — Прожжете во мне дыру взглядом — наша общая знакомая Вам спасибо не скажет, - усмехается он. Вообще-то младший Сойер был довольно застенчивым молодым человеком. Его раскрепощали всего две области коммуникаций — девушки и профессиональная среда. Он ведь даже очки в роговой оправе носил, аки консервативная старушенция. Не язвил практически никогда. Тоже от Лале понахватался. — Её давно не видно, - решаю игнорировать тот факт, что мы оба понимаем, что будничность моего тона — годы изучения театрального мастерства в Манчестерском университете и в Лондонской Академии муз-драмы. — Так закрыли же проект, - пожимает плечами Морган, - Сами знаете — она не из тех, кто свободно тратит время на простые дружеские "гости". К тому же, ей взбрело взять курс в Камберуэллском. Говорит "надо восстановить руку, совсем забросила академ". Под академом Лале подразумевала академические рисунок и живопись. Камберуэллский колледж искусств тоже был из шестерки Лондонского Университета Искусств, где они с Сойером учились в разных его подразделениях. Девушка объясняла, что в отличие от нашей системы образования, в её колледже академические дисциплины изучались в обязательном порядке каждым из отделений дизайна и станковой живописи-графики. И здесь ей очень не хватало такой практики. Академический рисунок она высоко ценила — считала, что по-настоящему хорошо начала работать в дизайне только тогда, когда наконец привела свои навыки рисунка в человеческий вид. Но это значило, что она ещё минимум три часа в неделю на занятиях, даже если рисунок отрабатывает всего четыре раза в месяц. А то и больше. И это без живописи. — В целом, если Вы хотите что-то спросить, лучше сделайте это сейчас, пока Гек пытается оторвать моему отцу ухо, потом я тоже буду занят — курсовая, - пожимает плечами парень. Можно было бы посопротивляться. Можно было бы сделать вид, что я счастлив тем, как всё сложилось. — Как она? Только честно, не с её позиции, а с твоей собственной, - а можно ещё немного истечь мозгом и совсем статься неразумным. — Я бы сказал, что даже слишком крепко держится. Всё ещё непринужденная, всё ещё язва, продолжает быть высокомерной и сверх привилегированной, вкалывает. Я бы сказал, что она не приходит сюда, потому что боится столкнуться с Вами, но на самом деле ей просто не нужно больше сюда приходить, и последние месяцы навели меня на мысль о том, что Лале в целом никто не нужен. Сойер закончил резать что-то на доске — я даже в его сторону не смотрел, пялился в пространство гостиной, что была за кухонным островком, отделяющим кухню от зала. Поэтому не знал чем мальчишка занят. Он повернулся ко мне, складывая руки на груди. — Я не говорю, что она безучастный друг. Вообще-то никто никогда не принимал столько участия в моей жизни, когда мне правда было нужно, но я уверен Вы тоже это чувствовали прежде — как будто если ты исчезнешь, она может и огорчится, но на твоё место в графике Лале стоит очередь. И они вполне могут предложить что-то посущественнее дружбы, но она почему-то какое-то время предпочитала тебя. Это приятно и сбивает с толку. Но в один момент она просто оказывается настолько занята своей собственной перенасыщенной жизнью, что в ней нет места ни тебе, ни её щедрости. Но это не обидно. В целом ты просто рад, что она занята тем, что нравится. Ждёшь, когда позвонит, и она звонит. Да, описание довольно точное. — Она может быть из другого теста, но тесто то из муки и воды, как и мы с Вами. Так что Лале не железная. Прекращайте это всё. Сами заварили. Поэтому сегодня, я надеюсь, мы в последний раз без спросу лезем в её жизнь. В последний раз лезем в её жизнь... Что ж, это кажется разумной мыслью.