Всё из-за тебя

      Вот и долгожданные каникулы. Конец июля. Хёнджин ни разу не посетил Минхо с того раза.       Каникулы. Можно расслабиться. Можно нормально отдохнуть. Хотя какой уж тут отдых, когда ты постоянно думаешь об экзаменах?       Хёнджин уже целый час лежал в кровати, глядя в потолок. Сил ни на что не было. Хван ворочался на подушках, перекладывал одеяло так и сяк, чтобы удобнее было его обнимать. В голову навязчиво пытались забраться мысли о его будущем. Одновременно казалось, что экзамены не так уж и скоро и что вот-вот Хван проснётся и поймёт, что опоздал. Везде и всюду опоздал.       Будущее представлялось смутно. Родители видели сына с престижной профессией или хотя бы чего-то стоящей. Но никак не тем, кем мечтал стать Хёнджин. Художник — не адвокат, и не доктор, и даже не дворник.       «Все художники нездоровые люди и пьяницы, не дай бог ты станешь наркоманом, Хёнджин!» — часто отчеканила мать, когда решала закончить разговор о будущем сына.       Но Хёнджин надеялся. Он надеялся, что однажны проснётся, а мать скажет так нежно-нежно: «Прости, я была не права, поступай так, как ты хочешь, я не буду наседать на тебя», — а после по-матерински тепло улыбнётся, поцелует в щёку и обнимет, прижмёт к себе крепко-крепко. Тогда бы Хван точно свернул горы. Тогда он собрал все свои силы, стал бы самым известным художником.       Тогда бы он смог.       Или всё равно сможет.       Казалось, что время тянулось, словно свежий мед, стекающий с ложки. Но нет, час лежания в кровати незаметно превратился в целый день. Хёнджин не заметил, как прошло время завтрака, обеда, полдника и даже ужина, а голова наконец стала пустой. На часах ровно девять вечера. Хван не ел целый день. Стоило умыться, прихватить с собой перекусить и выйти на прогулку.       «Давай, Хёнджин, намотай сопли на кулак и в путь! Тебя ждут великие дела», — подбодрил себя Хван, всё-таки поднявшись с кровати.       Он с трудом почистил зубы, которые неприятно скрипели от налета. Ещё тяжелее оказалось расчесаться. Волосы сильно спутались, поэтому пришлось мыть голову. Хван всё-таки смог расчесаться. Вдох. Выдох. Он не стал сушиться. Тратить лишние силы ни к чему. Хенджин надел ободок, чтобы вода не падала на лицо с длинной чёлки.       Хван стянул с себя мятую и потную футболку и кинул в корзину для белья. Хёнджин поглядел в зеркало и подмигнул сам себе, устало улыбнувшись: «Пора сражать мир наповал!»       Такой усталый, красивый, потерянный и совершенно никому не нужный.       Хёнджин переоделся в такую же, как и футболка, мятую рубашку (но хотя бы чистую), надел старые выцветшие джинсы и новые кроссовки. За перекусом придётся спускаться на кухню. Он не хотел встречаться с родителями.       На всякий случай Хван сунул в задний карман ключи от дома, взял телефон и деньги, чтобы купить хотя бы чипсы. Открыв окно, Хенджин кое-как спустился по старой яблоне, которую хотели спилить, но всё почему-то никак не спиливали. Спуск оказался не совсем удачным — Хван ободрал руки. Шикнув от досады, он вытер проступившую кровь о джинсы. Хёнджин в предвкушении навязчивой, щипучей боли на месте ссадин. Может быть, хотя бы полчаса щипать не будет — уже хорошо.       Первый попавшийся магазин закрыт, второй на техническом перерыве, а третий как назло почему-то оказался заперт. Недовольно топнув ногой, Хван глубоко вздохнул, в животе урчало. Наконец-то приплыли: нагулял аппетит. Хёнджину пришлось идти в центр города, чтобы найти круглосуточный магазин.       Эта ночь холоднее прошлых. Хван сделал ошибку, надев только рубашку. Ноги сами привели Хёнджина к торговому центру. И вкусная еда, и тёплая одежда.       В самом дешёвом магазине Хван купил тёплую толстовку на флисе — теперь точно не замёрзнет. На выходе из магазина Хёнджина сбили с ног. И когда он сможет спокойно поесть?       — Помоги мне, они меня… я боюсь, — жалобный шёпот и цепкие пальцы, сжавшие рубашку, заставили пробежать ораву мурашек по спине Хёнджина.       — Надевай, — Хван быстро среагировал — сдёрнул этикетку с толстовки и живо её натянул на человека, просившего помощи.       Хёнджин прижал незнакомца к себе и улыбнулся, говоря, что очень соскучился. Между тем он провёл взглядом людей, которые забежали в магазин, откуда только что выходит Хван. Они громко матерились и говорили о каком-то ублюдке, которого как только найдут, поставят раком и выебут по очереди.       — Меня тошнит, мне страшно, — Хван узнал дрожащий голос.       — Что ты натворил, Минхо?       Ли била крупная дрожь, которая перебивалась кашлем и всхлипами. Руки тонули в длиннющих рукавах толстовки, а лицо пряталось в груди Хенджина, оставляя на белой рубашке пятна крови.       Минхо хотел ответить, но промолчал.       — Пошли, пока твои товарищи не вышли, — прошептал Хван, хватая Минхо за талию и почти волоча его в туалет.       Оба влетели в кабинку и заперлись; Минхо упал на колени, припав к туалету, выблевал всё содержимое желудка. Хёнджин поморщился, подавляя теперь свою подступающую тошноту.       — Что случилось? — повторил Хван.       — Меня чем-то напоили, — кашляя, ответил Минхо. — Трогали… я просил перестать, меня ударили, я вроде убежал. Где я? Кто ты?       Ли вскинул голову, устремляя пьяный взгляд на Хвана. Яркий свет от лампочки упал на лицо Минхо, он слегка зажмурился, но зрачки не стали меньше. Из-за них потерялись цвет радужки, казалось, что его глаза целиком чёрные.       — Да ты обдолбанный, — Хван закусил губу и сделал паузу. — Я попытаюсь вызвать такси. Закатай рукава и тошнись. Воды нет, прости.       Хёнджин вышел из кабинки, оставив Минхо одного, на что послышался тихий всхлип и скулёж: «Не уходи». Хван не вернулся, лишь прислонился спиной к двери, набирая номер такси.       «Блять, пожалуйста, хотя бы сегодня найдите мне ебаного водителя!» — мысленно ругался Хёнджин, слушая гудки.       Минхо скрёбся в дверь, что-то бубня и кашляя. Кашель длился недолго — его вновь стошнило. Хёнджину удалось вызвать такси. Он уже хотел вызволить Ли из объятий унитаза, как в туалет зашли три выбритые головы. Эти люди и гнались за Минхо.       — Голубчик, не видал такого низенького шныгу? Белые кеды, штаны по полу волокаются и такая пятнистая рубашка, уродливая, как у педика, фу. И зрачки больше ореха грецкого, — мерзкий человек так же мерзко смеялся.       «У самого не лучше, уёбок», — подумал Хван, складывая на груди руки, чтобы скрыть пятна крови.       — Не видел, — Хёнджин улыбнулся.       — Правда? — бугай кинул взгляд на товарищей, отвратительно рассмеялся и дёрнул ручку двери, на которую навалился Хван. — Можно?       — Прости, у меня друг впервые выкурил три сигареты и кофе напился, а после шлифанул бутылкой текилы, ему немного плохо. Не думаю, что ты захочешь это видеть. И чуять. Возможно, и слышать.       — Фу, — незнакомец скривил лицо и фыркнул. — Ну, раз не видел… — Хвана смерили взглядом три пары глаз, а после наконец-таки исчезли.       Минхо опять жалобно воет, сообщая, что ему больше нечем блевать. Хёнджин помогает Ли встать, умывает в раковине, хотя Минхо сопротивляется, говоря какой-то бред, и вытаскивает на свежий воздух.       — Скоро приедет такси, — сообщил Хван.       — Кто ты? — Минхо еле-еле шевелил языком и губами.       — Хёнджин. Не разговаривай.       Вот же настоящее везение. Такси приехало быстро и так же быстро отвезло их к дому Хвана. Минхо всё это время что-то мямлил и пускал слюни на новую толстовку Хёнджина. Хёнджин молился всем богам, чтобы Ли не стошнило в машине.       Решение взять ключи — наилучшее в жизни Хвана. Он быстро на руках потащил Минхо к себе в комнату. Повезло, что родителей не было в зале. Минхо и Хенджин смогли избежать лишних вопросов.       Хван вновь отправил Минхо в туалет, вручив Ли полуторалитровую бутылку воды. Хёнджин наказал промывать желудок. Минхо мотало, он плохо соображал, но последовал наказу.       Сегодня мальчиков ждала бессонная ночь. А Хёнджина ещё и голодная.       Ближе к двум часам ночи Минхо был вымыт, переодет и напичкан успокоительными. Хёнджин же так и остался в окровавленной рубашке и таких же джинсах.       — А теперь объясни, что это было? — строго поинтересовался Хван, садясь рядом с Минхо на кровать.       — Может, тебе стоит тоже ну… пойти в душ? Пожалуйста, — просипел Ли, отчаянно игнорируя болящую носоглотку и саднящее горло.       Хван вздохнул. Минхо прав.       — Ладно, подожди меня здесь. Делай, что тебе угодно, только не заблюй комнату, пожалуйста, — попросил Хенджин и ушёл приводить себя в порядок.       Волосы Хвана уже давно высохли и сильно растрепались. Руки, как он и предполагал, болели.       «Как же дерёт, с-сука», — прошипел Хенджин, стоя под душем и намыливая мочалку.       Выходить из-под тёплых струек воды совсем не хотелось, как и говорить с Минхо. Хотя росточек тревоги надёжно закрепился корнями за сердце Хвана. Всё-таки Хёнджин переживал за Ли и интересно, что такого с ним приключилось.       Минхо, чтобы не уснуть, разглядывал рисунки, прикреплённые булавками к обоям. Ли почти не заметил, как в руки попал скетчбук Хвана. На страницах то и дело мелькали разные чудаковатые песцы; тюльпаны и поля из тюльпанов; звёзды разных форм и предметов; странные нереалистичные солнце и луна. Большинство листов вырвано, поэтому в скетчбуке зарисовано только это.       Минхо вздрогнул от резко закрывшейся двери, и он так же резко захлопнул скетчбук и поднял взгляд. Хёнджин стоял в халате и сканировал Ли суровым взглядом.       — Я просто чтобы не уснуть… честно! — оправдывался Минхо, глядя на Хенджина, который достал себе пижаму.       — Я просто устал, уймись, — прозвучало грубо.       Хван действительно устал и не следил за интонацией и взглядом. Хёнджин скинул халат и переоделся прямо перед Минхо, ничего не стесняясь. Он действительно устал. Ли проскользил глазами по нежной спине Хвана, оглядел белые тонкие руки и вздохнул. Минхо отложил скетчбук и отвернулся, чтобы не смотреть на голого Хёнджина и не смущать его.       — Как, говоришь, тебя зовут? У тебя такая белая кожа…       — Хёнджин. Я жду ответа на свои вопросы. Что с тобой произошло-то? — Хван натянул пижамные штаны и сел на кровать рядом с Минхо.       — Я ходил в клуб. Хотел выпить немного, отдохнуть… я мог это сделать дома, но я решил, что пора учиться коммуницировать с людьми. Знаешь, обычно алкоголь помогает типа, вот. Думал, поможет. Совместил бы приятное с полезным, а если бы не понравилось, я бы ушёл тут же.       — И? Что произошло?       — Я купил себе выпить, ко мне подошли ребята, мы поговорили, потанцевали около стойки. Ну, и я сел допить, — Минхо сделал паузу и вздохнул, набираясь сил. — Мне что-то подсыпали, видимо. Ко мне сразу начали приставать. Они трогали меня за задницу, один даже схватил за пенис.       — Надо было вести тебя в полицейский участок, — перебил Хван.       — Я отбивался, — Ли мотнул головой. — В итоге мне разбили нос и сильно ударили в живот. Потом за волосы пытались утащить в туалет… или это была какая-то подсобка. Я не знаю, как я вырвался. Ну, я убежал. Добежал до ТЦ, меня несколько раз шуганулись, только ты помог, — Минхо стёр слёзы со щёк. — Прости.       — «Прости» не похоже на «спасибо», — Хёнджин вяло улыбнулся, притягивая Ли к себе, чтобы стиснуть в тёплых объятиях. — Можешь поплакать.       Минхо послушался. Он рыдал, уткнувшись в мягкое и дружеское плечо Хвана. Он трясся, почти что задыхаясь от частых всхлипов. Ли кусал губы, кусал футболку от пижамы Хёнджина, кусал его плечо и переставал только тогда, когда слышал, как Хван шумно втягивает воздух через плотно сжатые зубы. Минхо крепко прижался к Хёнджину. Хван казался гигантским, тёплым и мягким-мягким облаком. В этом облаке хотелось раствориться. Но Минхо не растворился — он лишь шмыгнул носом, вытирая слёзы о пижаму Хвана. Сердце Ли колотилось из-за мерзости той неприятной ситуации. Но в нём не было того жуткого страха и тревоги. Минхо спокойно в объятиях Хёнджина. Ли понемногу успокоился.       — Как ты? Горло всё ещё болит? — поинтересовался Хван.       — Я просто очень устал, — Минхо мотнул головой.       — Я принесу поесть.       Хёнджин отпустил почти расслабившегося Минхо и побежал на кухню. Сейчас Хван не боялся наткнуться на родителей и получить десять тысяч миллионов вопросов, на которые не хотелось отвечать. Но отец, читающий за столом какую-то книгу, только покосился на сына, промолчав.       Хван принёс на подносе две тарелки с шоколадными шариками, залитые молоком, и две кружки с горячим шоколадом. Рай для сладкоежки.       — Бон аппетит, мусье! — пропел Хёнджин, вручая Ли тарелку. — Наслаждайтесь, нет-нет-нет, не надо благодарностей, наш шеф-повар всегда так вкусно готовит.       Минхо улыбнулся, не сдержав тихий смешок.       — Ах смешно вам, мусье?! Какая неблагодарность! Я оскорблён вашим поведением. Вы обидели меня, мусье. И вы не достойны прощения! — Хёнджин драматично стукнул ложкой по прикроватной тумбочке.       — Даже если я дам вам свой номер телефона, мистер? — подыграл Минхо.       — Мусье, как вы смеете? Это запрещённый приём! — глаза Хвана загорелись.       Минхо, чтобы не подавиться, быстро, не жуя, проглотил шарики с молоком и рассмеялся. Он даже не обратил внимание на неприятное ощущение в воспалённом горле. Всё-таки стоило прожевать. Хёнджин подхватил смех Минхо.       — Передай спасибо шефу за такой прекрасный, запоздалый ужин. Или ранний завтрак, — Минхо почти залпом выпил горячий (но, на самом деле, уже остывший) шоколад. — Сушит сильно.       — Ты всю полторашку выпил?       — Да, — Минхо приставил свою посуду к остальной. — Прости, что так долго ем.       — Принести воды? — Хван закатил глаза.       — Пожалуйста.       Хёнджин отнёс поднос с грязной посудой в раковину и захватил ещё одну полуторалитровую бутылку воды из холодильника. Отца на кухне уже не было.       — Хван! Ты почему не спишь?!       — Я учусь, мам, — соврал Хёнджин, хмурясь от обращения матери к нему. — Видишь, воду взял, пить хочется.       — Ты опять уходил их дома! — и откуда она только узнала? — Ты пил?! Ну, говори, поганец! Или ты курил?!       — Мам, не ори, никуда я не уходил. Я не пью и не курю, сама знаешь.       — Ты что? Ты думаешь, я слепая курица?! — женщина грубо взяла сына за ухо и наклонила к себе, не обращая внимания на болезненный стон Хвана. — Я видела, как ты спускался с яблони! Тебе учиться надо, а не по клубам шляться, щенок!       — Дорогая, перестань, — за спиной женщины появился отец Хёнджина. — Время позднее, какая разница, гуляет он или учится? Его жизнь — это не наши проблемы, — отец Хвана — главный человек, которому всё безразлично, кроме работы и книг.       — Он сидит на нашей шее, как я тебе перестану?! Так и будет всю жизнь за мою юбку держаться! — она повернулась к мужу, отпустив Хёнджина.       Хван не терял времени и быстро улизнул к себе в комнату, не собираясь слушать перебранку родителей.       — Что там у тебя за шум без драки? — поинтересовался Минхо и отскочил от двери, надеясь, что Хёнджин не понял, что Ли подслушивал.       — Родители ругаются, не обращай внимания, — он махнул рукой и поставил на тумбочку бутылку.       — У тебя ухо красное, — заметил Минхо.       — Да? — Хван потёр ухо, за которое ранее тянула мать. — Пустяки.       — Очень больно?       — Нет. Я хочу лечь.       Хёнджин приглушил основной свет, оставив только гирлянду, висевшую над кроватью.       — Хёнджин? — Минхо осторожно присел на свою половину кровати. И когда он успел присвоить её себе?       — Чего тебе? Вода есть, туалет рядом, — Хёнджин забрался под одеяло, оставив свободный кусочек для Ли.       — Можем мы… ну… это самое, — Минхо вздохнул. — Я хочу ещё пообниматься. Можно?       — Господи, — Хван тихо вздохнул и улыбнулся, — залезай скорее ко мне. Хм, а в кофейне ты по́том истекал весь.       — Боюсь разговаривать с малознакомыми людьми, — признался Минхо, занырнув под одеяло, к Хвану.       — Даже сейчас?       — Нет.       — Почему?       — Я не знаю, как это работает… когда-то я нервничаю, когда-то нет, — Ли тяжело вздохнул, задумавшись. — Сейчас я точно уверен, что я реально слишком устал, чтобы нервничать. И… обычно мне тяжелее заговорить первым, но иногда и без этого тоже тяжело.       — Ты заговорил со мной первым сегодня, — слабо усмехнулся Хван.       — Мне было страшно, и я просил помощи… ты уверен, что это подходит для того, чтобы подколоть меня?       — Да, ты прав…       Хёнджин почувствовал укол вины. Что-то сегодня у него совсем язык развязался.       — Всё нормально, — он попытался успокоить, но Хвану это почти не помогло.       — А ты вообще уверен, что мне можно доверять? А если я маньяк?       — Ты учишься в школе, тебя только что ругали родители и оттаскали за ухо. Какой маньяк? — хихикнул Ли.       — А если я от досады тебя сейчас зарежу, чтобы родители на меня внимание обратили и перестали пилить?       — Значит, такова судьба, — Ли слабо улыбнулся.       Хёнджин всё равно понятия не имел, что сейчас чувствовал Минхо. И Минхо тоже не знал, что на душе у Хёнджина. Однако в объятиях обоим было тепло и приятно. Каждый надеялся, что эти руки безопасны и объятия не травмируют, не сожмут, не раздавят.       Хван и Ли засыпали, обнявшись, и каждый думал о чём-то своём. И на сердцах у обоих отчего-то было тревожно…