Несколько раз, когда Бяша смолчал, и один раз, когда не выдержал

      До настоящей весны было ещё, как до Китая раком, но с деревьев уже текло, и на их облюбованном месте, за углом школы, курить было невозможно — сигарета могла намокнуть в любую минуту. Несмотря на это Ромыч с упорством барана таскал их именно за этим именно туда. А всё потому, что Антону нравилось любоваться игрой светотени на обледенелых ветках. Он даже альбом с собой брал и делал наброски карандашом, вглядываясь сквозь линзы очков в переменчивую картину. И видно было, что этот процесс — рисование — ему нравится. А Ромке, как Бяша уже уяснил, очень нравилось на Антоху в этом процессе смотреть. И пусть этот взгляд был по-воровски коротким и скользким, выражение лица Пятифана менялось, когда в его поле зрения попадал Антоха-рисующий. Оно становилось каким-то особенно одухотворённым, заворожённым и немного печальным, как будто глядел Ромка вовсе не на человека, а на какое-то охуительное по красоте природное явление, на которое он никак повлиять не в силах. Как на северное сияние, которое в их краях случилось всего один раз.       Чтобы не создавать идиотских пауз с не менее идиотским чувством неловкости у всех троих (Бяше, к его удивлению, тоже было неловко, потому что на этих «плэнэээрах» он себя чувствовал лишним) бурят балагурил, как не в себя, плёл чё-ничё, за что иногда получал от Ромки тычок или подзатыльник. Но лучше уж так, чем дружбан его встанет, как хуй, и будет таращиться в тишине, а потом покраснеет и сдристнет куда-то, чтобы его потом не нашли. Просто такое уже как-то раз случилось. Ромыч тогда наплёл, что у него живот прихватило, но Бяша-то знал его рожу, когда он пиздит.       — Ай! — жирная капля разбилась о кончик носа, Бяша поморщился и опрометчиво задрал голову. — Да блядь! — вторая капля, такая же здоровенная, тут же попала в глаз. — Уууууу, сука! — он начал тереть глаз под ехидное ржание Ромки и скромное Тохино хмыканье.       — А потом конъюнктивит. Руки хоть чистые?       Антошка из них был самый осторожный и здравомыслящий, проще говоря — ссыкло.       — Да не ссы ты, Тоха, зараза к заразе не пристаёт, на! — с ухмылкой храбрится Бяша. Приятно было, когда за тебя волнуются, хоть и по мелочам.       Он снова засунул в рот сигарету, но следующая капля упала в аккурат на неё, затушив.       — Да ёбана рот! — Бяша швырнул её в снег и только потом спохватился. — Последняя…       Ромка недовольно покосился и отвёл глаза.       В какой-то момент они перестали курить одну на двоих. Бяша такое обособление списывал на усиление никотиновой зависимости у обоих (одной им в самом деле уже не хватало) и считал, что на дружбу их это никак не влияет. Правда, добывать сигареты ему теперь приходилось самостоятельно, но и тут Ромка часто ему помогал, и если не удавалось честно отжать у других, подкидывал по старой дружбе. Вот и сейчас Бяша рассчитывал, что Ромыч его поддержит. Но тот почему-то решил заговниться.       — Нехуй было стоять под деревьями, — с самодовольной ленцой произнёс он.       После обеденной булки от солнечного тепла его совсем разморило, да ещё Тоха стоял напротив, жуя губу от усердия — жизнь удалась. Румянец играл на щеках, глаза сверкали, какое ему было дело до Бяши с его проблемами?       — А где мне стоять-то? — воскликнул он возмущённо.       — Да хоть под карнизом.       — С него тоже капает! — Бяша, как Ленин, протянул руку, указывая, и в подтверждение его слов с карниза не то что вода — сосулька размером с хорошую свёклу упала и разлетелась на несколько крупных осколков.       — Ёб твою мать! — Ромка аж дёрнулся. Даже Антон матюгнулся и, посмотрев на карниз, отошёл от греха подальше. — Тебя не задело?       — Да я-то в порядке, — пожал плечами очкарик и улыбнулся.       Ромка ему улыбнулся в ответ.       У Бяши смотреть на них без заправки сил не было.       — Ромыч, дай сижку, — проблеял он жалобно.       — Я те чё, скатерть-самобранка? Свои купи, — огрызнулся Пятифан.       — Ну ладно, чё ты жыди́шься, заделись по-братски, на, — попробовал он воззвать к совести.       — Да у меня самого две до завтра осталось! — рыкнул на него Ромка. — Завтра отец на смену уедет, тогда разживусь, — и он недовольно сплюнул себе под ноги.       Аргумент был весомее некуда. Бяша засунул язык в жопу. Ему даже стыдно стало, что он так насел. Ну в самом же деле, разве бы Ромка с ним не поделился, если бы не экономил так жёстко? К тому же Бяша заставил его при Антошке признать, что он в чём-то нуждается. А Ромка в таком признаваться пиздец не любил.       Отчаявшись, Бяша предпринял попытку реанимировать брошенную на землю сигарету, но тщетно — она уже вся размокла. Поймав на себе внимательный взгляд Антона, он усмехнулся:       — Чё, Тошик, видал, до чего доводит зависимость? Никогда не кури, на.       — А он и не будет, — постановил Пятифан недовольно, как будто радел всей душой за здоровье товарища.       — По правде сказать, я хотел попросить, но раз тебе самому мало, — прошелестел Тоха в этот момент, у него за спиной, и Ромка чуть шею себе не свернул — так резко к нему повернулся.       — Чего?       — Ну… Мне интересно всё-таки, что вы в этом находите.       — От, Тоха! Наш человек! — хлопнул его по плечу на радостях Пятифан и полез в карман куртки. Бяша слегка охуел от такой резкой смены курса политики партии. — Давно бы уже сказал! Чё молчал-то?       — Да как-то… — замялся Антон, убирая альбом и карандаши в рюкзак.       — Только давай одну на двоих, а то у меня почти не осталось.       Бяша ушам своим не поверил!       — Ага! Значит очкарику можно, а мне хуйца соснуть?! — возглас его, полный праведного негодования, прозвучал на весь двор.       Ромка к нему повернулся, счастливый донельзя и подмигнул.       — Да ты погоди орать, это же вклад в будущее! Ща Тоха научится, будет с нами ходить сиги отжимать. Больше станет курева!       — Не буду я с вами ходить, — уверенно возразил Антон, уже с некоторым подозрением глядя на сигарету, и Бяша нисколько не сомневался в твёрдости его убеждений. Он никогда с ними бабки не отжимал, поначалу только на стрёме стоял, а потом и в этом участвовать отказался, но Ромка его всё равно считал пацаном ровным и всячески привечал.       — Не будешь, не будешь, это я так, — посмеивался он, суетливо прикуривая и снова кивая Бяше, мол, ща мы его, как лоха разведём. Но как-то оно очень странно всё выходило.       С хуя ли вдруг Ромычу ставить Антона в зависимое от сигарет положение? Неужто ему было так сильно надо, чтобы Антоха с ними ходил на разборки? Он-то, конечно, мог в жбан зарядить в состоянии аффекта, а сдёрнет с него кто очки, как Семён тогда, и пизда — его самого защищать придётся. Вот и получается, что от очкарика одни убытки. Ромка был ушлый пацан, он такие вещи на раз просчитывал, не мог о таком не подумать…       — Ребята! Эй! — к ним за угол вдруг завалилась Морозова — нежная и красивая, как весенний цветок. Раньше Ромыч по ней воздыхал, анкету заполнил, хотел подкатить, а теперь даже голову не повернул в её сторону, прикуривая для Тохи сигу. — Антон! — ахнула вдруг она совершенно другим тоном, увидев, как тот затягивается. — Ты что, куришь?       Тоха растерянно зыркнул по сторонам, кашлянул пару раз, понял, что пойман с поличным, и улыбнулся, слегка покраснев.       — Да ладно тебе, Полин. Я только попробовать.       Поля нахмурилась и по-хозяйски упёрла руки в бока.       — Пятифан! Ты зачем его приучаешь?       — А он сам попросил! — радостно перевесил с себя ответственность Ромка, за что получил от Антона тычок пальцем рёбра и расхохотался.       — Да мы с ним одну на двоих! — выкрикнул Тоха, тоже смеясь. — Не волнуйся, я не затягиваюсь!       — Одну на двоих? — переспросила она и лицо её из сердитого сделалось на секунду растерянным, а потом расцвело улыбкой, но не той нежной, искренней, какой она улыбалась всегда Антохе, а какой-то немного лукавой, больше похожей на Катькину, когда она новую пакость придумает. — А ты, — она запнулась, словно решала сказать или нет, но всё же продолжила. — Рома, ты разве не помнишь, что Катя тогда прочитала в журнале?       — В каком ещё, блядь, журнале? — тут же окрысился Пятифан, что само по себе было странно. Он хоть за Полей уже не ходил, а всё равно разговаривал с ней всегда подчёркнуто уважительно. Отдав сигу Тохе Ромыч развернулся к ней, загородив его плечом, будто Полина могла представлять для него угрозу.       — Ну как же, — невозмутимо продолжила Поля, проигнорировав его реакцию. — В «Cool girl».       — И чё ж она там прочитала, на? — Бяше уже самому интересно стало, что ж такого в этом журнале было написано, что у Ромыча чуть ли не пар из ушей валил.       — Что если двое курят одну на двоих, значит они целуются.       — Ой, да фуфло это всё, — рассмеялся Бяша, махнув рукой. Но Ромыч его энтузиазма не разделял, и Полина тоже. А Тоха вообще к сигарете, казалось, прилип. Бяша хотел его предупредить, чтобы он паузы делал между затяжками, но тут Поля снова заговорила, и он отвлёкся.       — Ничего подобного! Рома, неужели ты не помнишь? Ты же рядом тогда стоял! Катька ещё про вас с Бяшей шутить начала, что вы курите на двоих одну, значит тоже, того, целуетесь вроде…       — Ты чё несёшь, э? — Пятифан попёр в её сторону, как бульдозер. Бяша предусмотрительно преградил ему путь и взял его за руку выше локтя, останавливая.       — Да брось ты её, Ромыч. Не видишь, она прикалывается? Это же шутка? — спросил он уже у Полины серьёзно.       По правде сказать, ему было бы жаль в ней разочаровываться, очень уж она была хороша, но если бы Ромка перестал с ним курить одну на двоих, поверив в такую хуйню, ему стало бы куда обиднее.       — Ничего я не прикалываюсь! — воскликнула Морозова с какой-то даже обидой в голосе. — Он тогда так же отреагировал, весь покраснел, как варёный рак.       — Полина! — громко, разборчиво произнёс Пятифан, видимо, подбирая слова, чтобы без мата. — Если ты прямо сейчас не закроешь свой рот, я тебе его сам захлопну! Девушек я обычно не трогаю, но ты будешь исключением!       — Да ты чё, Ромыч, уймись, на, она же слабее тебя, — затряс его Бяша, всерьёз испугавшись. Таким разозлённым он даже не помнил, когда Ромку видел в последний раз. И тут, спохватившись, опять обернулся к Морозовой. — Чё ты вот, на? Видишь, что разозлила? Иди уже от греха подальше!       Смерив ребят оскорблённым взглядом, она припечатала:       — Ты, Пятифанов, мерзавец! А ты, подпевала! — добавила, бросив на Бяшу почти равнодушный взгляд. — А о тебе, Антон, я была лучшего мнения! — выкрикнула она ещё громче и, ковыляя среди островков промёрзшего снега, ушла восвояси.       Стоило ей исчезнуть из виду, и Ромыч расслабился — выдохнул, вырвался и посмотрел на Бяшу. Во взгляде его колыхалась… вина? Бяша решил ковать железо, пока горячо.       — Чё, реально не напиздела Морозова? Всё из-за этой статейки? — Бяша старался спросить его как можно тише, чтобы не делать момент выяснения отношений ещё театральнее и драматичнее. — А сам фуфло гнал, что тебе одной мало, на.       — Ну мало же, — Ромыч пожал плечами и пнул снег ботинком. — Может и не напиздела, — он говорил так же тихо. — Не помню. Не помню! — добавил он громче и злее, и тишина зазвенела после его ответа.       Бяша был в полном ахуе от такой картины мира. Ну, Ромыч, ну даёт! Как можно вестись на такую хуйню? Это же курам на смех! А с другой стороны... если он, и правда, поверил, тогда получается, что они с Тохой типа…       В этот момент Тоха странно икнул и подал голос:       — Пацаны, чё-то мне как-то… — но не успев закончить, резко схватился за рот и умчался за угол, где после этого ёбаных десять минут выблёвывал свой обед, а Пятифан, рванувший за ним, хлопал его по спине, приговаривая:       — Вот тебе и боевое крещение! Ну, потерпи, ща полегче будет, — и выражение лица его было одновременно счастливое и несчастное.       Следующим утром Бяша нашел у себя в рюкзаке целую пачку красной «Явы золотой».       А Антон им и Поле пообещал, что навсегда завязал с сигаретами.