To Be Free

      Гроза продолжала жестоко заливать Инадзуму.       Дни шли, но, очевидно, погода не собиралась успокаиваться в ближайшее время. Из-за этого Куникудзуши с Кадзухой пришлось прятаться в поместье второго дольше, чем ожидалось.       Так как у принца слабое здоровье, они не рисковали выходить под дождь. Синеволосый мог опять заболеть, или их заметят солдаты. Покидать ветхое поместье слишком опасно.       Таким темпом они провели несколько дней, прокисая в комнате самурая. Куникудзуши часто наблюдал за блондином, что бы тот ни делал.       Восхищался.       Неважно, насколько скучно это было. Синие глаза всё равно смягчались, стоило другому составить какой-нибудь новый стих или наиграть милую песенку на инструменте.       Куникудзуши вздохнул. Было что-то особое в чужих движениях.       Сложно объяснить. Может, дело в грации, с которой тот совершал каждое движение. От сгибания пальцев до нежной манеры говорить.       Кадзуха сладко ему улыбался. Сейчас он играл мелодию на листке-флейте. Очаровательный звук, вызывающий желание танцевать. К сожалению, его ноги всё ещё восстанавливались после месяцев бездействия из-за постельного режима.       Он с трудом мог сделать несколько шагов без помощи. Приходилось опираться на самурая или хвататься за что-нибудь. Само стояние оказалось тяжёлой задачей.       Вот и проблемы хрупкого состояния.       Но, в отличии от прошлого, в этот раз он не тонул в горе и самобичевании. Нет, вместо этого он просто сидел на кровати поэта и слушал благозвучную мелодию.       — Звучало восхитительно, — хвалил принц по окончании мелодии. Листочек-флейта спрятался в рукаве, где обычно и хранился.       — Вы правда так думаете? — Кадзуха почувствовал, как к лицу прилило тепло — польщён искренним комплиментом. — Это большая честь, что Вы насладились моим представлением, Ваше Высочество.       — Ты и вправду талантлив, Кадзуха, — его муза продолжала так искренне его нахваливать. А румянец на щеках всё алел и алел.       Смущённый, Кадзуха сдержанно кашлянул: — Спасибо за Ваши добрые слова. Я очень ценю их.       Куникудзуши рассмеялся на его смущенное выражение.       Делая так, он выглядел таким красивым. Самурай чуть не упал в обморок. Голубые глаза принца закрылись, розовые губы раскрылись, издавая серию ласкающих звук смешков.       Они тонули в громе и стуке капель об окно. Музыкант застенчиво скрыл лицо за рукой, встал, подошёл к принцу и сел рядом.       — Мама никогда не интересовалась подобными музыкальными представлениями. Если честно, до тебя я никогда не слышал игры на инструментах, — выдал слушатель с тоскливым блеском в глазах.       — Оу, — он не знал, что сказать.       Принц часто рассказывал о своей матери. Шутил о прошлом, очерчивая другую сторону Электро Архонта, которую знал только Куникудзуши.       Кадзуха знал только о жестокости сёгуна. Для него она — лишь хладнокровное божество. Та, кого боялись больше, чем уважали. Черствый правитель Инадзумы, что не любила подданных. В его глазах она и не слышала о симпатии или доброте.       Однако Куникудзуши видел её совсем другой.       Это имело смысл. Электро Архонт, очевидно, будет относиться к единственному сыну не так, как к своим людям. К Куникудзуши она не проявляла ни безразличия, ни жестокости.       Нет, она оказалась любящей, хоть и гиперопекающей. Она любила своего сына. Это совсем отличалось от отношения к народу.       Сёгун Райден и вправду фигура многосторонняя.       Многие благоговели даже перед землёй, по которой она ходила. Следовали её командам без задней мысли, принимали каждое её слово за закон. Он не из таких. По крайней мере теперь.       После всего, что правительница ему сделала, он больше не был высокого мнения об Электро Архонте. Больше не мог уважать, увидев негативные последствия её решений, указов своим людям, друзьям.       А ещё она заключила, что он совершил преступление из-за предыдущего контакта с принцем. Заставила целую армию солдатов до сих пор охотиться за ним. Из-за неё ему нельзя показываться на публике.       Кожу разукрасили новыми, свежими шрамами — остались после столкновений с теми, кому поручили его ловить.       Кадзуха положил руку на живот.       И вздрогнул, нажав на рану, нанесённую Кудзё Сарой. Теперь он боялся молнии.       Воспоминания о том ужасном дне часто его мучали. Дыхание сбилось, стоило периферийным зрением увидеть, как молния ударила близстоящее дерево. Он тут же спешно зашторил окно.       Тем временем руки ужасно тряслись. Парень закусил губу и закрыл глаза.       Куникудзуши взволновался. Очевидно, самурай был встревожен, замерев от страха, но он не знал, как помочь. От этого почувствовал себя ужасным, некомпетентным другом.       — Кадзуха, ты меня слышишь? — спросил принц нервным, но тихим голосом. Синеволосый старался выглядеть максимально безобидным, сжав простыню.       Ответа не последовало.       Это волновало только сильнее.       — Кадзуха, — повторил он громче. Всё ещё без ответа.       Тревога усилилась, отчаяние ухудшилось. Затем Куникудзуши неуверенно подскочил с кровати и обнял самурая со спины. Его ноги неконтролируемо тряслись, но не получили ни капли его внимания.       — Ну-ну, я здесь, с тобой, — шептал он сладкую бессмыслицу. Он положил подбородок на его плечо, пробегаясь пальцами сквозь платиновые волосы.       Если так подумать, как иронично.       Он использовал тот же метод утешения, что и его мать. Чтобы успокоить человека, что возмущался ею после всех тех ненужных трудностей, через которые та его провела.       Сперва от прикосновения Кадзуха напрягся. Чувство изящных пальцев, умело проходящих через его мягкие локоны заставило застыть.       Но, спустя какое-то время, музыкант наконец расслабился.       — Всё будет хорошо, — вспомнил принц мамины любимые слова. — Всё наладится.       Самурай прильнул к его уверенным объятиям. Куникудзуши мог громко и чётко расслышать чужое сердцебиения, пока тот тяжело дышал. Кадзуха положил руку на свою вздымающуюся грудь, пока синеволосый зарылся лицом в его плечо.       — Ваше Высочество… — блондин моргнул и повернул голову к облегчённому принцу.       — Тебе лучше? — спросил тот, переполненный беспокойством. От этого поэт стал ещё благодарнее за добрую и заботливую натуру принца.       Кивок: — Да, немного.       — Это хорошо.       То, что произошло после, оказалось слишком быстрым. Они ушли от закрытого окна и снова сели на кровать. Однако в этот раз блондин лёг на чужие колени, пока принц продолжал прочёсывать его волосы.       Как сюрреалистично. Самурай едва мог поверить в это. Он впал в какое-то изумления, вытягивая выбившиеся нитки из кимоно принца.       — Простите, что потревожил, — Кадзуха покраснел от стыда, вспомнив произошедшее мгновения назад.       Он стыдился. Реагировать так тяжело на простую молнию. Что он, не жил всю жизнь на земле правителя, что контролировала само Электро?       В Инадзуме почти никто не боялся грозы.       Разве что дети, что ещё не привыкли к постоянной непогодице. Когда они вырастали, неизбежно переставали бояться танцующего в небе электричества.       Кадзуха давным-давно перерос эту бронтофобию и не ожидал, что страх вернётся.       — Не извиняйся, — Куникудзуши слабо и так сладко улыбнулся. И как мягкосердечный принц мог быть связанным с равнодушным Электро Архонтом.       — Всё равно. Простите, что причинил неудобства.       — Молчи. Ты всё равно не принёс мне проблем.       Музыканта одолевал соблазн закрыть глаза и заснуть прямо на коленях синеволосого. Он был доволен просто лежать здесь, пропитываясь чужим вниманием. Однако кто-то постучал в дверь, отвлекая их.       Рука принца тут же прекратила пробегать через светлые локоны. От этого уголки губ блондина дёрнулись, опустившись.       Вздох — скорее раздражённое сопение.       Он сел, готовясь пойти и ответить стучавшему.       Однако прежде, чем он успел что-либо сказать или сделать, принц нежно погладил его голову. Раздражение тут же отпустило: — Лежи, не перенапрягайся. Я отвечу.       — Нет, погодите- — Кадзуха остановил Куникудзуши прежде, чем тот успел надеть маску и встать.       Несмотря на заверения принца, он всё равно волновался о его здоровье. Не скрывая беспокойства, он оглянул его тонкие, истощённые ноги.       Куникудзуши неземной. Красивый, но в то же время хрупкий, как бы ни старался это отрицать. Он тощий. Слишком тощий, чтобы быть здоровым. Что если в итоге поранится?       — Не заставляйте себя. Я всё сделаю.       От этого ужас застелил лицо принца. На долю секунды изображение мамы наложилось поверх лица самурая. Красные — и фиолетовые — глаза невыносимо смотрели на него.       Они полнились беспокойством с жалостью, и он ненавидел это.       Серьёзно. Расстроившись, принц скрестил руки и вскинул бровь.       Это же несложно. Ему хотелось возразить и сказать, что если он просто ответит стучащему, с ним ничего не будет. Что тот его слишком оберегает.       Но ничего так и не сказал. Ссориться с Кадзухой не хотелось. Вместо этого Куникудзуши закрыл рот и молча надулся. От внезапной перемены в поведении поэт только больше встревожился, но синеволосого это не волновало.       — Ваше Высочество, я сделал что-то не так?       Внезапно, его непостоянные эмоции разгорелись. Он метался между выборами честно ответить и открыть свои настоящие чувства или просто проигнорировать вопрос.       Ему не нужна ничья жалость. Ему не нужны мамины унижения из-за его слабости. Ему не нужна излишняя забота Кадзухи, такая, что тот даже не даст ему открыть дверь.       Принц чувствовал себя в ловушке.       Сейчас он пребывал в поместье Каэдэхара уже где-то неделю, но ни разу так и не вышел из комнаты Кадзухи. Словно никогда и не покидал Тэнсюкаку.       Те же четыре стены. Ничего не изменилось, просто сменили обстановку. Он задыхался и ненавидел.       Кадзуха боролся с противоречиями, поднимаясь с кровати и, не сводя глаз с маленькой фигуры принца и его угрюмого лица, подошёл к двери и открыл.       — Юный господин Кадзуха, кхем, — слуга фальшиво прокашлялся, поняв, что помешал.       В руках у него был поднос с двумя тарелками хорошо-приготовленной пищи и чай. Одна кружка наполнена горько-пахнущей зелёной смесью — лекарство Куникудзуши.       Самурай забрал поднос: — Спасибо, что приготовили еду для меня и моего компаньона. Выглядит хорошо, не могу дождаться съесть это.       — Мне в радость, — затем слуга ушёл, так что самурай закрыл дверь.       Это было их соглашением, раз уж они с принцем прячутся в поместье. Кадзуха бы не хотел взаимодействовать с кланом, особенно с отцом, так что решил какое-то время поторчать в комнате. Единственный, кто знал о них — слуга, который тогда впустил их.       Он же ежедневно обеспечивал его с Куникудзуши нужды по типу еды и лекарств.       Тот очень помогал.       Готовил еду, когда рядом никого не было, и стирал одежду. Слуга даже согласился держать их присутствие в тайне от других членов клана Каэдэхара.       — Пожалуйста, никому не говорите, что я с моим компаньоном здесь. Даже отцу, — попросил он на второй день пребывания в поместье.       Принц всё ещё спал спокойным сном. Не желая прерывать его, Кадзуха не будил.       — Если позволите, могу я спросить почему? Ваш отец соскучился по Вам, юный господин, — слуга вспомнил стресс, что лёг на плечи главы клана, когда его сын ушёл, ничего не сказав. — После всего произошедшего для него было бы облегчением узнать, что Вы здесь, живы и здоровы.       — Хм. Что-то я сомневаюсь.       Это было бы зрелищно. Он чуть не рассмеялся от мысли, что отец волновался о его благополучии.       Его отец — человек хороший. Адекватный на работе и с хорошими нравами. Пускай и не идеальный, но всё равно грамотный. Непримечательный, среднестатистический человек, но не то чтобы это плохо.       Он хороший человек, но не хороший родитель. Не абьюзер — никогда его не бил, — но едва ли участвовал в жизни сына.       — Господин Кагехару искренне заботится о Вас. Может, он этого не показывал, но он любит Вас. Он ужасно волновался, когда вы убежали, — рассказывал слуга.       — Даже если так, ничего ему не говорите, — Кадзуха оставался уверенным в своём мнении. На это слуга вздохнул и кивнул, решая подчиниться воле господина.       — Если Вы правда этого хотите, я исполню вашу просьбу, юный господин, — и поклонился.       Самурай был благодарен за это.       И рад, что слуга понял его.       До сих пор его клан не ведал о его присутствии. Он был почти невидимым, словно призрак. Если он захочет, его присутствие уменьшится до минимума.       Куникудзуши всё ещё дулся. Глаза мрачные, выражение угрюмое. Но он просветлел, когда уловил запах рыбы.       — Что это? — любопытствовал принц.       — Вяленая рыба, Ваше Высочество, — ответил Кадзуха, ставя поднос на пустой стол рядом с кроватью.       — Звучит аппетитно. А какая она на вкус? — спросил синеволосый, ибо никогда не ел рыбу. Он заинтересовался, пока самурай принялся нарезать рыбу на кусочки.       — Рыбная, — тут же выдал блондин.       Принц пытался сдержать смех. Он не знал почему, но чужой незамедлительный ответ показался смешным.       Куникудзуши прикусил язык, пока Кадзуха как-то странно на него смотрел. Очевидно, самурай всё больше и больше терял голову от него.       Синеволосый неосознанно тянул струны души Кадзухи.       — Я никогда раньше не ел рыбу, — принц повторил действия Кадзухи, подбирая лимон и сжимая его над рыбой. — Надеюсь, на вкус так же хорошо, как на запах.       — Так же, верь мне. Благодаря соблазнительному вкусу, это блюдо моё любимое, — сказал поэт, сделал укус и восторженно замычал.       — Хорошо, раз ты так говоришь.       Итак, принц сделал первый укус. Когда рыба впервые встретилась с языком, синие глаза раскрылись, а кончики палочек легли на нижнюю губу.       Он никогда не пробовал подобного. Мозг и язык совместными усилиями пытались обработать незнакомые вкусы во рту.       Вкусно.       Определённо необычно, но всё равно вкусно. Затем он начал есть всё больше и больше солёной рыбы.       Музыкант усмехнулся, увидев, как принц набил щёки рисом и рыбой: — Помедленнее, Ваше Высочество. А то подавитесь.       — Её и впрямь очень хорошо приготовили, — Куникудзуши послушался самурая, замедлевшись. Параллельно с тем он пел дифирамбы слуге, на что сердце Кадзухи пропустило удар.       Во время еды Куникудзуши выглядел таким милым. Как маленький ребёнок. Но не такой неряшливый. Угрюмое настроение испарилось.       — Итак, Вам понравилось? — спросил самурай по окончанию приёма пищи.       — Да, определённо понравилось, — кивок.       На его щеке осталась крупинка риса, которую принц не заметил. Но блондин заметил, так что вытер её большим пальцем, заставляя божество смущённо покраснеть.       — У Вас на лице что-то было, — объяснил поэт. Румянец с щёк Куникудзуши перебрался на всё лицо, окрашивая даже шею.       — О- Оу.       Милый. Принц очень милый. Кадзухе хотелось держать его рядом и дорожить ещё больше.       Принц интересный. Большинство времени добродушный, наивный, любопытный и непривередливый. Но порой он упрямился и склонялся к перепадам настроения.       Сначала это озадачило самурая. Как Куникудзуши обычно вёл себя взросло, а потом кидался в молчанку, как расстроенный ребёнок. Должно быть, последствия веков изоляции.       Кадзуха никогда не комментировал этот аспект личности принца. Мудрое решение.       Куникудзуши — комок удивления.       Вопреки странностям, блондин всё равно считал его красивым. Он не идеальный, но со всеми своими недостатками всё равно внеземной для самурая.

∘₊✧──────✧₊∘

      Той ночью Куникудзуши спал на кровати Кадзухи.       Его голова легла на удобную, мягкую подушку, пока сам он лежал под горой пледов. На его лице слабая, довольная улыбка, говорящая о мирных снах.       Во сне он выглядел безмятежно. Это радовало самурая, что часто посматривал на него, сидя на своём футоне и составляя хайку. Спящую фигуру подчеркивал слабый оранжевый свет лампы.       Тёплый свет освещал наклон закрытых глаз и изгиб впалых щёк. Длинные волосы идеально обрамляли лицо, хотя пару прядей упали на лоб. Тем не менее, выглядел он совершенно божественно.       Кадзуха словно моль, которую тянет к огню.       У него не шибко выходило закончить хайку, ибо отвлёкся. Куникудзуши его муза, но в то же время самая большая причина рассеянности.       Это ощущалось сюрреалистично. Подумать только, кто-то такой красивый существовал. Его лицо красивее кого-либо другого. Люди бы развязали войну просто чтобы увидеть его на мгновение.       За это лицо самурай бы сделал всё.       Даже пожертвовал бы всем самым дорогим.       Он и вправду глупый ребёнок. Сердцем и душой поклялся в верности, преданности человеку, которого едва знал. Дурацкое решение, за которое другие бы точно отчитали.       Как глупо с его стороны. Его же разум время от времени взывал не тосковать по принцу.       Мозг непрерывно кричал, говорил перестать вести себя как влюблённый придурок. В конце концов ему было нечего получить и всё, чтобы потерять. Он уже проиграл в этой игре, даже не начав.       Его репутация запятналась в ту ночь, когда его объявили в розыск. Его тело стало холстом для шрамов и ран от столкновений с сёгунатом. Кадзуха даже молнии боялся, попавшись под неё разок.       За свою преданность самурай настрадался сполна.       Стоило оно того? Смотря на драгоценную улыбку принца, он говорит да. Стоило.       — Доброй ночи, Ваше Высочество, — пожелал блондин, пускай Куникудзуши и заснул час назад. Затем парень опустил голову и взглянул на свои колени.       Кончики ушей запылали. Только сейчас до него дошло, как долго он пялился на спящего принца. Забинтованная рука стыдливо закрыла рот.       Архонты, какой он жуткий.       — Мн… — всё ещё сонно, бессвязно пробормотал Куникудзуши, после чего перевернулся.       Кадзуха больше не мог увидеть лицо. Вместо этого под тёплый, но тусклый свет подставилась спина. Освещение подчёркивало невероятно длинные, синие волосы, раскиданные по простыням.       Спустя несколько минут тусклый румянец, наконец, сошёл. Самурай устало зевнул — уже за полночь.       Блондин убрал руку с лица и принялся чистить письменные принадлежности. Убрав все бумаги и перья в соответствующие ящики, он выключил свет, лёг на футон и вскоре поддался сну без сновидений.       Они с принцем спали: первый уставший, второй нет. Часы шли, тихая ночь сменилась днём. Ожидаемо, гроза заливала регион всё так же громко.       Молния резала небеса даже когда луну заменило солнце. На заре Кадзуха проснулся от глубокого сна.       Он всегда ложился последним и вставал первым.       К тому моменту, как тот закончил утреннюю рутину — переоделся, расчесался и скрутил футон — Куникудзуши так и не проснулся.       Как и прошлой ночью, поэт засмотрелся на спящее божество. Разве что в этот раз отвернулся прежде, чем увлёкся слишком сильно. Тем временем принц приглушённо просопел, что самурай услышал только благодаря острому слуху.       — Красивый, — рассеянно, тихо и о, так искренне в который раз с побега из Тэнсюкаку сказал Кадзуха.       Тогда его посетило вдохновение для нового хайку.       Глаза засияли мотивацией. Найдя в ящиках перо и какие-то листы, он стал без остановки писать. Витиеватые стихи чёрными чернилами и аккуратными завитками отпечатывались на бумаге.       Он продолжал писать и писать, ни разу не останавливаясь даже чтобы дать уставшей руке отдохнуть. И продолжал, пока его лист не заполнился разными хайку до краёв.       Так много. Поэт написал так много, что чернила почти закончились.       Кадзуха гордился собой.       Его работа неряшливая, неорганизованная. Бумага содержала множество слов: какие-то перекрещивались, другие небрежно расплылись в пятнах. Но это — не причина перестать восхищаться ею. Может, она не настолько отполирована, как прошлые, но ему нравилось.       Довольно сияя, он положил лист к другим поэмам, хайку и сочинениям. Удовлетворённо улыбнулся, блондин решил написать побольше хайку.       Всё таки он всё ещё воодушевлён. Какая-то часть его даже сказала бы, что слишком. Разум тоже раздражался от его шалостей.       Пока он строчил в относительной тишине, принц успел проснуться. Куникудзуши медленно открыл глаза и сонно моргнул, изящно махнув ресницами.       — Кадзуха, что делаешь? — спросил он, интересуясь почему самурай сгорбился над столом и пишет со скоростью сумасшедшего.       — Н- ничего важного! — ответил писатель, испуганный внезапным звуком.       Куникудзуши с сомнением ткнул в его щёку: — Правда?       — Просто пишу новое хайку, Ваше Высочество.       — О. О чём?       — О Вас, — признался самурай, на что синеволосый шокировано ахнул. Тот смутился, кончики губ приподнялись, края глаз смягчились.       Эйфория охватила божество. Куникудзуши восторженно подпрыгнул на кровати, после чего наклонил тело, грудью улёгся на горку пледов и потянулся руками к Кадзухе.       Сие детское действие умилило поэта. Он вернул принцу восторженную улыбку и подобрался поближе, держа работу в слабой, расслабленной хватке.       — Можно прочитать, пожалуйста? — спросил синеволосый. Он одновременно выжидал и радовался, когда Кадзуха начал подходить с любящим выражением лица.       — Я ещё не закончил, — предупредил блондин, передавая другому листок. Куникудзуши принял аккуратно, чтобы не смять, словно работа его друга — какое-то сокровище, — но как бы то ни было, надеюсь, Вам понравится.       Принц скользнул по бумаге: — Читать твои письма всегда радовало. Так что, уверен, и это мне понравится.       Музыканта тронула чужая похвала.       Он сел рядом с Куникудзуши, что сейчас читал недавно написанные хайку. Его собственная улыбка расширялась всякий раз, когда божество комментировало его работу, относясь к каждой строчке как к какому-то шедевру.       — Они все так выразительно написаны, — хвалил сын сёгуна, вернув бумагу чуть ли не светящемуся Кадзухе.       — Рад, что Вам понравилось, Ваше Высочество.       — Ты и вправду талантливый поэт.       Писатель ахнул, когда Куникудзуши положил руку ему на плечо. Красные глаза слегка расширились — синие волосы защекотали шею, тогда как чужая рука обернулась вокруг его. Он замер на месте, пока принц вёл себя так, словно не был самым настоящим богом.       Куникудзуши — бог. Пускай и физически слабее смертного, но всё равно ребёнок сёгуна Райден. Как минимум намёк на её силу спала в крови.       Прежде всего он бог. Потом сын сёгуна Райдена, и потом-потом безликий принц Инадзумы. Один только его статус внушал уважение и страх.       Однако сейчас Куникудзуши прижимался к Кадзухе, словно тот не какой-то низкий смертный.       — Вы слишком высокого мнения обо мне, — горло Кадзухи пересохло.       — Нет. Это ты слишком низкого мнения о себе, — нежно опровергло божество. — За свою жизнь я прочитал множество литературы. Так что поверь, я знаю что имею в виду, когда говорю, что твои навыки написания могут потягаться даже с самыми известными и одарёнными авторами.       Поэт потерял дар речи. Нет, раньше его сочинения тоже хвалили. Друг любил призывать его опубликовать отрывки, а клан часто восторженно отзывался о многих поэмах и сочинениях.       По мере роста оставалось всё меньше отрывков времени, когда он мог заняться любимым делом. Даже в таком юном возрасте из-за обязанностей оставалось мало свободного времени.       Большинство времени занимало образование и практика в клановом искусстве меча. Всё таки Кадзуха — единственный наследник клана. Падшего или нет, ему всё равно нужно поддерживать клан Каэдэхара.       Расписание часто было загруженным. Это значит, что у него редко случались перерывы на хобби. Удивительно, как его литературные и музыкальные навыки вообще умудрились развиться.       Но красноглазый с самого начала был упрямым и усердным мальчиком.       Он никогда не сдавался.       Плакал и падал, но всегда утирал слёзы и попробовал снова. Он не должен показывать слабость. Что бы ни делал, его заставляли стараться изо всех сил, и самурай усвоил урок.       Он учился. Практиковал клановое искусство меча. Писал поэмы и учился играть на различных инструментах.       Это выматывало, но блондин не жаловался.       Он склонял голову и закрывал рот. Как мог старался не опозорить семью. Не этой жизни парень хотел, но такую получил.       Кадзуха усердно тренировался, пока не стал настоящим мастером в делах, которые могли принести ему славу и удачу. Но при этом мечтал о простой жизни. Никак не о бесчисленных богатствах или престиже. Его бы устроила жизнь скромным страником.       Вдруг Куникудзуши взял его за руку, переплетая пальцы: — Я всё ещё помню те письма. Они всегда исправно вызывали у меня улыбку. Как и твои хайку сейчас.       — Правда? — спросил самурай, пытаясь заставить голос перестать дрожать.       Раньше его хвалили. Но из уст принца это ощущалось совсем по-другому. От него не исходило какого-то потаённого давления. Ничуть не похоже на ожидания клана о том, что он вернёт им былую славу.       — Одни твои работы доставляют мне так много наслаждения.       Красноглазый сжал свободную руку в кулак, дрожаще выдыхая. Воспоминания о не-таком-уж-и-далёком прошлом в который раз всплывали с момента возвращения в дом детства.       Принц, словно чувствуя хаос внутри него, тепло и успокаивающе обнял. В ответ Кадзуха смог разве что крепко сжать чужую руку и закрыть глаза, чувствуя поглаживания в волосах.       — Спасибо.       — Мг. Всегда пожалуйста, — успокоил синеволосый также, как вчера.       — Надеюсь, гроза успокоится как можно скорее, — блондин зарылся лицом в нежные волосы спутника. — Не хочу оставаться в этом поместье ещё дольше.       Куникудзуши больше ничего не говорил. Просто сидел, расчёсывая соблазнительные локоны пальца.       Кадзухе этого хватило.       Лист с хайку с коленей слетел на пол и остался там, забытый. Ни он, ни принц не озаботились тем, чтобы поднять его. Разве что божество тихо вздохнуло, но не более того.       Поэт сильнее прижался к рукам музы, игнорируя всплывающие воспоминания. Прямо сейчас он довольный и в безопасности, с целующим его в лоб Куникудзуши.

∘₊✧──────✧₊∘

      Сёгун Райден восседала на троне.       На лице не было ничего. В руке лежал веер. Незначительная вещь. Вещь, что осталась в комнате сына. А ещё подарок от неё и её фамильяра.       На нём нарисован маленький зяблик, изящный, прямо как её сын. Нежное и слабое создание окружало изобилие ярких цветком сакуры.       Женщина схлопнула веер.       Жалкий всхлип слетел с губ. Пустое выражение лица обернулось чистым горем.       Нечестно — хотелось закричать.       Гроза гремела над Инадзумой — выражала страдания Электро Архонта вместо неё, ибо у той уже кончились силы и слёзы.       Куникудзуши жив. Её сын всё ещё жив. Эта мысль крутилась в голове с тех пор, как её сын сбежал. Конечно жив, обязан быть живым.       Её сын не умер. Его забрали у неё, но он всё ещё жив… жив же?       Да. Сёгун Райден сжала кулаки и закрыла глаза. Куникудзуши, её дражайший сын, всё ещё жив.       Если бы был мёртв, она бы узнала.       Потому что когда боги умирают, их смерти не бывают спокойными. Когда существа чистой божественности умирают, умирает и их окружение. До того, как стать правителем, она была воином, так что лично видела, как смерть даже слабых богов разрушала целые острова.       Их смерти имели последствия. Они надолго оставят свой след, который невозможно проигнорировать. Некоторые её территории даже оказывались жертвами подобных случаев.       Ничего подобного не происходило с момента исчезновения её сына. Так что она знала, что он ещё жив.       Тем не менее, сёгун не могла перестать беспокоиться.       Куникудзуши снаружи, уязвимый, без её защиты. Он, должно быть, так напуган и растерян. Она защищала его всю жизнь и знала, что тот не сможет защититься самостоятельно.       Женщина сжала челюсть и руки в дрожащие кулаки. Одна мысль о раненном Куникудзуши ухудшало итак ужасное настроение.       Пора вернуть сына домой.       Полная решимости, она встала, спрятав веер в рукав. Если понадобится, она прошерстит каждый сантиметр Инадзумы. Не оставит ни один камень не перевёрнутым, пока Куникудзуши не в безопасности в её руках.       Слишком уж долго правительница горевала по сыну, словно тот действительно мёртв. Но он жив, возможно мокнет под жестоким дождём и ужасно скучает по ней.       Что, если заболел?       Что, если поранился?       Еле уловимый звук шагов слуги достиг её ушей. Она наспех приказала ему быть рядом на случай, если у неё будет приказ. Полный страха слуга неуверенно подчинился её безмолвной команде.       — Вам что-нибудь нужно, Всемогущая сёгун?       Электро Архонт сдержанно кивнула: — Скажи генералу Кудзё Саре, что её ждут в Тэнсюкаку как можно скорее. Это всё, иди.       На этом слуга склонил голову и ушёл выполнять приказ. Женщина наблюдала, как тот выходит из Тэнсюкаку несмотря на ливень. Жалея бедного слугу, она успокоила льющий как из ведра дождь и бушующий из-за грозы ветер.       Правительница положила руку на грудь. Она так отчаянно надеялась, что её единственный сын, её ребёнок, её Куникудзуши жив здоров.       — Пожалуйста… Пожалуйста, лишь бы тебя не тронули…       Безмолвные мольбы шептались её трясущимися губами. Она просто хотела своего сына обратно.       Ожидая Кудзё Сару, сёгун Райден хотела много вещей. Хотела безопасности Куникудзуши, чтобы тот всегда оставался невредимым. Хотела чтобы того, кто забрал его у неё, схватили, дабы она наказала его по заслугам.       Хотела хорошей удачи, чтобы поиски сына закончились успехом. А ещё хотела правильнее справляться с потерей сына.       Её маленький Куникудзуши. Её всё.       Её надежда. Её жизнь, её цель и её личность ничего не значили без него. Его отсутствие отзывалось в сердце ничем, кроме пустоты.       Сама её душа ощущалась пустой.       Похоже на чувство после смерти Макото. Она была совсем одна, без семьи или друзей, что могли её успокоить. Единственный член семьи потерялся, а лучшая подруга потеряла доверие.       Она ни к кому не могла обратиться. Оставалось только утопать в собственном отчаянии.       Наконец, Кудзё Сара пришла.       Генерал тэнгу стояла перед ней, высокая, гордая и готовая выполнять любое задание Всемогущего сёгуна. Её самый преданный генерал, воплощение истинного благочестия.       Сёгун не доверяла Кудзё Саре. После того, что сделала Яэ Мико, она никому не сможет довериться. Её сладенький сын — единственное исключение. Но, неважно доверяла ли, она верила в способность тенгу вернуть её сына домой.       Генерал склонила голову: — Чем могу быть полезной, Всемогущая сёгун?       Электро Архонт уставилась в решительный взгляд воительницы. Да. Пускай она не доверяла ей, именно она вернёт её сына.       Правительница тихо, устало вздохнула.       — У меня есть очень важное задание для Вас, генерал. Провал недопустим, — слова сёгуна заставили генерала напрячься, но не поколебаться.       Славно. Электро Архонт провела Кудзё Сару в более приватную комнату Тэнсюкаку. Не хотелось, чтобы слуги или стражи подслушали разговор.       — Ничто из того, что мы сейчас обсудим, не должно выйти за пределы этой комнаты. Вы поняли?       — Да, я поняла, — кивок.       — Славно, — сёгун на секунду остановилась, после чего наконец рассказала. — Моего сына, принца Инадзумы, похитили. Под обличием ассистентки Яэ Мико, мошенница-служительница храма сумела выкрасть его из комнаты прежде, чем я успела среагировать.       Её голос звучал так несчастно. Тенгу моргнула, дабы её обычно бесстрастное лицо не показало сочувствия.       — …Предполагаю, моё важное задание — найти и вернуть принца, — предположила генерал, видя, как трясутся чужие плечи. Но об этом она промолчала.       Не в её положении комментировать подобное. Особенно когда это касалось лично сёгуна Райден.       — Делайте что угодно. Обыщите каждый дом и магазин, если будет нужно. Просто верните моего сына домой и не забудьте арестовать того, кто посмел забрать его у меня, — богиня положила обе руки на стол рядом.       Если она когда-нибудь ещё увидит ту служительницу храма, оборвёт её жизнь собственным мечом. Как только она посмела забрать у неё сына?       Сёгун Райден кипела от злости.       Куникудзуши, должно быть, так напуган. Когда она в последний раз видела его, тот всё ещё был слаб, наконец, сумев уснуть спустя несколько дней бессонницы и слёз.       Чётко помнились эмоции, скручивающие грудную клетку, когда она вошла в комнату сына и не нашла Куникудзуши — незамедлительная паника и страх.       Где он? Где её сын? Этот вопрос летал в голове, пока она обыскивала каждый этаж, каждую комнату Тэнсюкаку.       Когда Яэ Мико попыталась встать у неё на пути, ту оттолкнули. Кицуне хотела остановить её от наведения беспорядка в доме. Но правительница игнорировала её, продолжая искать.       Женщина неоднократно выкрикивала его имя. Сердце гнало быстрее нормы, пока та шагала по коридорам с полными страха, широко раскрытыми глазами.       О Селестия, пожалуйста, нет.       Пожалуйста, скажите ей, что её худший страх не стал явью.       В ту ночь она не успокаивалась. Лежала на пустой кровати сына, зарывшись залитым уродливыми слезами лицом в множество подушек. И не могла принять, что Куникудзуши больше не с ней.       — Я найду и верну его, — сказала Кудзё Сара, вытягивая Архонта из череды воспоминаний.       — Славно, — сёгун тяжело выдохнула.       Затем она рассказала тэнгу ещё несколько деталей про своего сына и отпустила. Теперь она снова одна одинёшенька, никто не составит ей компанию.       Сёгун Райден чувствовала себя одиноко. Куникудзуши веками беспрерывно был с ней. Женщина не могла представить целого дня без него. Куда уж там неделю и дольше.       Невыносимо. Медленными, тяжёлыми шагами правительница решила пойти к крылу сына. Она отрицала, что как бы сильно она ни молила, сын не появится в покоях без единой раны.       Хотелось проснуться от ужасного кошмара.       Подумать только, после миллионов войн и потерь, именно потеря сына доломает её. Он был её надеждой и слабостью, а теперь его нет.