Signature

Когда Сэм был маленьким ребенком, угроза быть отправленным в его комнату была хорошей тактикой, которую его родители часто использовали. Перспектива сидеть без дела и скучать казалась ему в молодости ужасной, чем-то чего следует избегать любой ценой. Однако сейчас, когда Сэм помахал на прощание Ричмонду и закрыл за собой дверь, он почувствовал невероятное облегчение от того, что остался один. Встреча с психологом прошла еще хуже, чем он ожидал, с горечью подумал Сэм. Он знал, что имеет дело с горой эмоционального дерьма — чувствами, которые были слишком непостижимы и интенсивны, чтобы он мог в них разобраться, — но он отчаянно пытался разложить все по полочкам, чтобы избежать воспоминаний. Чтобы вернуться к нормальной жизни. Он оттолкнулся от двери и начал расхаживать по маленькой комнате. Автоботам миллионы лет, и они сражались в этой войне дольше, чем существовала человеческая цивилизация. Сэм знал, что, в сравнении, его переживания меркнут. Ему не хотелось казаться еще более слабым или нелепым, чем ему уже удалось. Сэм тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. Кроме того, если Эппс и Леннокс прошли через Египет, не потеряв головы, то и он тоже может. Дверь в его комнату открылась с металлическим скрежетом, и Сэм дернулся от неожиданности. К его облегчению и счастью, это Микаэла заглянула в его комнату. — Вот ты где, — сказала она вместо приветствия, полностью войдя внутрь. — Привет, 'Каэла, — ответил он, подойдя ближе и нежно обняв ее за талию. — Как там Бамблби? — спросила она. Увидев его растерянное выражение лица, она объяснила: «Когда утром тебя не нашли в своей комнате, твои мама и папа пошли тебя искать. Уильямс сказал им, что прошлой ночью ты отправился на взлётную площадку». Смутившись, Сэм поморщился. — С ним все хорошо. С остальными тоже, хотя над Арси придется немного поработать, когда они вернутся на Диего-Гарсия. Однако Би говорит, что с ней все будет в порядке. — Это хорошие новости, — пробормотала она, плотно прижавшись к нему. Сэм какое-то время не мог ответить, застигнутый врасплох теплым чувством, расцветшим в его груди от ее близости. — Хочешь об этом поговорить? — спросила она через мгновение. — Нет, не очень, — ответил он, уткнувшись подбородком в ее голову. — Хорошо, — легко сказала она, и Сэм почувствовал прилив благодарности в ответ. Микаэла поняла. Она всегда все понимала. — …Сэм? — прошептала Микаэла ему в шею. — Да? — Тебе нужен душ. Очень нужен. От ее слов Сэм отпрянул, смущенный. — Боже мой, мне так жаль. Это было странное утро. Кривая ухмылка тронула уголки ее губ: «Угу. Пойдем познакомим тебя с куском мыла». Сказав это, Микаэла взяла его здоровую руку в свою и потянула к двери. Сэм позволил увести себя из комнаты и пройти по коридору в направлении, противоположном тому, в котором он шел вчера вечером. Микаэла шагнула через люк в конце коридора, и Сэм узнал Уильямса, стоящего по стойке смирно по другую сторону двери. Рядом с ним стоял другой солдат, которого Сэм не узнал: высокий и бледный, с копной медных волос. — Доброе утро, Микаэла, Сэм. — Уильямс добродушно поздоровался. — Доброе утро, Робин, — ответила она на приветствие. Сэм удивленно моргнул, прежде чем недоверчиво спросил: «Подождите, Вас серьезно зовут Робин Уильямс?» Если судить по выражению лица Уильямса, едва ли это был первый раз, когда ему задавали этот вопрос. Значительно более прохладным тоном Уильямс спросил: «Куда?» Сэм глянул на него, извиняясь, пока Микаэла отвечала: «Сэм хочет в душ». Уильямс кивнул и, жестом пригласив их следовать за собой, развернулся и вышел; Микаэла и Сэм последовали за ним. Не прошло и минуты, как они вошли в большую казарму. Два длинных ряда двухъярусных кроватей стояли вдоль стен, каждая кровать была одинаково заправлена; синие одеяла плотно подвернуты, видны четкие углы и белые простыни. Уильямс провел их по узкому проходу между кроватями к выложенному плиткой участку в задней части комнаты. Как только они подошли ближе, Сэм увидел узкие душевые кабинки с длинными белыми шторками, прямо напротив ряда блестящих металлических раковин. Уильямс открыл шкаф в потолок и начал протягивать ему вещи: накрахмаленное белое полотенце, мочалку и небольшую пачку мыла цвета овсянки. — Подожди здесь, — сказал он бодро. Он вернулся тем же путем, что и пришел, остановился перед двухъярусной кроватью посредине ряда и вытащил из-под нижнего матраса сундучок. Он какое-то время рылся в нем, прежде чем развернуться и принести сверток темно-синей ткани. При осмотре Сэм понял, что это была рубашка с длинными рукавами и эмблемой USS Theodore Roosevelt, вышитой на левой стороне груди. — Это единственный размер, который у меня есть, — в качестве извинения сказал он. — И я ничего не могу поделать со штанами. — Все отлично, спасибо, — сказал Сэм с благодарностью. — На корабле не так много горячей воды, так что будь готов к холодному душу, —предупредил Уильямс. Сэм кивнул и отодвинул ближайшую шторку для душа, входя внутрь. Он положил чистое белье на маленькую металлическую полку в стене и как можно быстрее стряхнул с себя одежду. Он с любопытством осмотрел душевую установку. Там был циферблат для указателя температуры воды — он повернул стрелку на «тепло», — но не было вентиля, который можно было бы повернуть, чтобы пустить поток воды. Сэм некоторое время растерянно осматривался, прежде чем заметил черную резиновую кнопку, вмонтированную в стену. С искренним интересом Сэм нажал на нее и громко взвизгнул, когда по его спине хлынул поток холодной воды. Как только он отпустил кнопку, вода остановилась. — Я тебя предупреждал, — донесся издалека довольный голос Уильямса. Собравшись с духом, Сэм зажал кнопку достаточно надолго, чтобы вода залила ему голову и плечи. Как только он хорошенько промок, он схватил кусок мыла и намылился, дрожа на прохладном воздухе. Затем он схватил мочалку и, включив воду на достаточное время, чтобы промочить ее, провел ею по лицу и груди, не забывая о своих травмах. Пот и грязь за три дня смылись с его тела и улизнули в канализацию. Теперь уже крупно дрожа, Сэм в последний раз зажал кнопку и встал под холодные брызги, смывая мыло с кожи. Схватив полотенце, Сэм неуклюже вытерся в тесной кабинке. С него все еще капала вода, когда надел он нижнее белье и штаны, а затем отодвинул шторку. Он вышел из душа и натянул темно-синюю рубашку через голову, прежде чем прислониться к стойке, чтобы надеть носки и туфли. Он окинул взглядом всю казарму и заметил, что Уильямс сидит на кровати, из-под которой он достал рубашку; Микаэла села на кровать напротив него. Сэм подошел к ним, вытирая полотенцем волосы. — Эй, на этом корабле есть магазин? — спросил Сэм, и когда Уильямс кивнул, он спросил дальше: — Есть шанс, что там имеются зарядные устройства для телефонов? Солдат кивнул: «Да, конечно. Они дерьмовые, но проработают месяц или два». Сэм открыл было рот, чтобы спросить, отведет ли их туда Уильямс, когда вспомнил, что у него нет кошелька, а значит, нет возможности что-либо купить. Он нахмурился в замешательстве. Увидев выражение его лица, Уильямс раздраженно вздохнул и сказал: «Я одолжу тебе». Хотя слова и были слегка резки, Уильямс улыбался ему. — Хорошо, а куда мне это положить? — спросил Сэм, указывая на полотенце. Уильямс взял у него полотенце и пошел в ванную комнату, исчезнув на мгновение, а затем вернулся обратно. Подойдя, солдат взглянул на часы на запястье. — Ладно, пойдемте в магазин, а потом я отведу вас в столовую на ранний обед. Уильямс вышел из казармы, и они последовали за ним. Сэм перестал обращать внимание на маршрут, по которому они шли; все коридоры были одинаковыми — те же цвета, черты и освещение. Было невозможно уследить, куда они направляется. — Магазин более-менее нормальный, — объяснил Уильямс через плечо, — там есть стандартные товары — еда и туалетные принадлежности, некоторые книги, разная мелочь — но это дорого. Главное заинтересовать покупателя и все в этом роде. Сэм вздрогнул и открыл было рот, чтобы извиниться за навязчивость, но Уильямс отмахнулся от него. — Все в порядке. Это все на деньги дяди Сэма. Сэм медленно кивнул, находя ответ одновременно как обнадеживающим, так и озадачивающим. Уильямс открыл дверь по левому борту хорошо отработанным движением руки, а затем резко остановился. С другой стороны стоял офицер военной полиции в парадной форме, с серьезным выражением лица. Наиболее вероятная причина угрюмого настроения офицера стояла прямо за его спиной в дешевом костюме и безобразном галстуке — Галлоуэй. Сэм мгновенно напрягся, его глаза презрительно сузились. На мгновение удивление промелькнуло на лице политика, прежде чем его черты приобрели обычное надменное выражение. Гэллоуэй шагнул в дверь, и офицер последовал за ним. Сэм ощутил краткий всплеск удовлетворения от того, что самоуверенного бюрократа пришлось сопровождать по кораблю, как и его самого. — Доброе утро, Сэмюэль, — поздоровался Гэллоуэй, в его тоне не было ничего дружелюбного. После того, как пыль в Египте улеглась, Леннокс отвел Сэма в сторону и рассказал ему о намерении Гэллоуэя передать его Мегатрону. Поначалу Сэм не поверил ему, не желая смиряться с тем, что его согражданин и избранный чиновник с готовностью отправит восемнадцатилетнего штатского на верную смерть. Только когда бюрократа доставили из пустыни и Сэм лично с ним познакомился, он понял, что Леннокс был прав. Гэллоуэй определенно выдал бы его, если бы это служило его интересам. — Мне нечего тебе сказать, Галлоуэй. — холодно ответил Сэм. Выражение лица Гэллоуэя сменилось на явное удивление: «Так ли это? Я слышал, что тебе было что сказать доктору Андерсону». Сэм почувствовал, как его сердце замерло в груди, а внезапный прилив беспокойства вызвал тошноту. На долю секунды сбылись его худшие опасения — Гэллоуэй знал. Он знал, как Сэм облажался после Египта, он знал… …нет, в этом нет никакого смысла, понял он. Андерсон сказала, что не раскроет ничего из того, что они обсуждали, и Сэм поверил ей. Он почувствовал головокружение от того, как быстро его тревога переросла в гнев. Гэллоуэй ни хрена не знал, он просто вел себя как мудак. — Пойдем, Микаэла, — натянуто сказал Сэм. Однако Гэллоуэй снова заговорил с ложным беспокойством в голосе. — Я испытал такое облегчение, когда узнал, что ты согласился на терапию, Сэм. Любой, кто добровольно связался с этими инопланетянами, явно нуждается в профессиональной помощи. Сэм замер. Он отдаленно осознавал, что Микаэла разговаривает с ним, тихо и настойчиво, но не мог расслышать, что она говорила. — Перестань болтать, Галлоуэй. — Его тон был полуночно-черным, но голос был совершенно ровным. Гэллоуэй засунул руки в карманы, его поза была свободной и расслабленной, он явно наслаждался реакцией Сэма. — Не думаю, что стану. Я предупредил Конгресс, что Автоботы представляют угрозу национальной безопасности. Через три дня соберется комитет по надзору, и единственный пункт на повестке дня — вопрос об Автоботах. Как выяснилось, мне есть что сказать по этому поводу. Сэм чувствовал, как сильно его сердце бьется в груди, горячая ярость сжигала его изнутри. — Угроза национальной безопасности? — повторил Сэм, гнев и сарказм заставили слова звучать резко. — Я бы предположил, что убийство Фоллена и спасение нашего солнца в значительной степени противоположно риску национальной безопасности. Галлоуэй подошел ближе, и Сэм краем глаза заметил, как Уильямс напрягся. — Времена безнаказанности прошли, — прошипел Гэллоуэй. — Автоботы будут подчиняться или с ними поступят соответственно. Руки Микаэлы были теперь на его груди: «Сэм. Сэм, пойдем». — Ты серьезно настолько тупой и недальновидный? Десептиконы не исчезнут — никогда. Даже если вы убьете каждого из них, они будут прибывать и прибывать, потому что Мегатрон послал в космос самонаводящийся сигнал. Автоботы — единственное, что стоит между нами и ними. Приди в себя наконец-то, Гэллоуэй. Его слова, казалось, разозлили старшего мужчину, что, прищурившись, ответил: «Какая жалость, что Сектор 7 не закончил то, что начал с тем желтым». Сэм начал двигаться, прежде чем полностью осознал последние слова. Зажав обожженной рукой рубашку Гэллоуэя, Сэм изо всех сил ударил пожилого мужчину по лицу. Голова Гэллоуэя дернулась в сторону, и Сэм грубо прижал его к стене, схватив рукой за горло. Только тогда он понял, что кричит, обезумев от ярости, прямо в лицо политика. — Если ты тронешь его, если ты причинишь ему боль, я убью тебя! Ты меня слышишь, Гэллоуэй? Я убью тебя. Ты меня понял, черт возьми? Сэм лишь частично осознавал присутствие других людей в коридоре. Военный полицейский тянул его за руки, пытаясь оторвать от политика. Уильямс и Микаэла что-то говорили, их голоса громкие и настойчивые, их руки были на его теле. Но Сэм не отпускал Гэллоуэя — он не мог. В этих карих глазах-бусинках, широко распахнутых от шока, Сэм увидел все, чего боялся больше всего: потерю лучшего друга и опекуна; его неспособность защитить то, чем он дорожил больше всего в этом мире; ужас и вину, которые он испытал, когда оптика Оптимуса потемнела в лесу. Поэтому Сэм вцепился крепко, охваченный яростью и отчаянием в равной степени. Судя по всему, офицеру это надоело. Схватив Сэма за грудь одной рукой, он сжал кулак другой и резко ударил Сэма в бок. Удар явно не предназначался для того, чтобы серьезно ранить его, но в момент, когда он коснулся его ребер, Сэм рухнул, словно повешенный с перерезанной веревкой. Не ожидая его внезапной капитуляции, военный не среагировал достаточно быстро, чтобы поймать его, и Сэм сильно ударился об пол. Внезапное столкновение заставило его ребра завопить в агонии, и Сэм крепко обхватил торс одной рукой, другой рефлекторно вцепившись в металлический пол. Микаэла мгновенно оказалась на коленях, она закинула одну руку за его спину, а другую положила ему на грудь, помогая ему с трудом принять сидячее положение. Его зрение затуманилось слезами, и он стал хватать ртом воздух, пытаясь ничего на нее не выблевать. Сэм только и надеялся, что Бамблби не навел на него сенсор, иначе желтый разведчик наверняка решит, что его убивают. Гэллоуэй явно оправился от шока, вызванного внезапным нападением Сэма, потому что кричал военному: «Офицер, я хочу, чтобы этот человек был арестован и обвинен в нападении!» —В избиении, — поправил Сэм с пола срывающимся голосом. Гэллоуэй посмотрел на него сверху вниз с убийственным выражением лица: «Что?» — Вы имели в виду нанесение побоев, хотя не удивлюсь, если меня обвинят в нападении тоже. Уильямс взял Сэма под мышки и помог ему подняться на ноги. Сэм тяжело облокотился о высокого мужчину. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил он. —Как нельзя лучше, — прохрипел Сэм. Мучительное жжение в груди ощущалось как победа. — Офицер, вы собираетесь арестовывать его или нет? — спросил Гэллоуэй. Уголки рта военного полицейского опустились вниз, он был явно раздражен тем, что этот человек командует им. Офицер какое-то время колебался, но потом, похоже, принял решение. Он мрачно взглянул на Сэма. — Ты можешь идти? — спросил он, подходя и стягивая с пояса пару наручников. — Ты серьезно, Ласситер? — Уильямс огрызнулся. — Он сам напрашивался. — Он нарушил закон, Уильямс. — Ласситер ответил жестко. — Ты можешь обсудить детали с офицером гауптвахты. Сэм скептично нахмурился — на борту корабля была гаупвахта? Настоящая? Как в «Звездном пути»? — но потом его прижали лицом к стене, а руки крепко сковали наручниками за спиной. Снова полностью контролируя свой разум после всего этого безумия, Сэм запротестовал через плечо: «У вас нет полномочий арестовывать меня! Я гражданский». — Мы можем арестовать любого, кто совершает преступление на федеральной территории, — равнодушно ответил Ласситер, оттаскивая Сэма от стены. — Мы не на федеральной территории! — возразил Сэм. — Заткнись, умник, — рявкнул офицер, толкая Сэма по коридору. Микаэла попыталась последовать за ними, но Уильямс положил руку ей на плечо, сдерживая. Когда военный полицейский вытолкнул Сэма через дверцу люка, он обернулся и сказал: «Гэллоуэй должен встретиться с контр-адмиралом Турецким. Отведите его туда сейчас же». С непроницаемым лицом Уильямс сухо ответил: «Да, сэр». Сэм позволил протащить себя по кораблю, прекрасно осознавая последствия того, что будет, если он разозлит этого человека. Хотя они не разговаривали, офицер был достаточно тактичен, чтобы идти медленно, вежливость, которую Сэм ценил, поскольку каждый шаг пронзал его грудь острой болью. Прошла небольшая вечность, прежде чем они подошли к синей металлической двери со словами «USS Theodore Roosevelt — BRIG», напечатанными жирными золотыми буквами. Ласситер отпустил руку Сэма на короткое мгновенье, достаточное для того, чтобы открыть дверцу люка, а затем провел его через вход на гаупвахту. Коридоры там были белоснежными, резко контрастируя с черным кафельным полом. Военный провел его по коридору в маленькую приемную, большую часть которой занимал высокий письменный стол. Когда они вошли, пожилой мужчина с коротко остриженными седеющими волосами поднялся и оглядел Сэма с ног до головы. — Что это тут у нас? — спросил он. — Нападение и нанесение побоев, Капрал. Пожилой мужчина пригвоздил Сэма неодобрительным взглядом и нахмурился. — Если бы вы знали этого индивида, вы бы поняли, — услужливо подсказал Сэм. — Молчать, — рявкнул Ласситер, и сильно встряхнул его руку. — Помести его в специальную камеры. Я с ним разберусь. — Тон капрала подразумевал, что вся эта ситуация была неприятной занозой в заднице. Сэм полностью разделял это чувство. — Хорошо. Идем, — сказал Ласситер, потянув Сэма мимо стола и через открытый проем с ярко-синими решетками. Они молча прошли до конца короткого прохода, военный остановился перед невзрачной дверью. Внутри была, пожалуй, самая маленькая комната, которую Сэм видел в своей жизни. Там была кровать с односпальным матрасом, синие простыни, белая подушка и все. До кровати было, наверное, три шага, а кровать занимала всю заднюю стену комнаты. Ласситер подтолкнул Сэма через порог. Оказавшись внутри, он почувствовал приближение полицейского, его запястья сначала дернули, а затем его руки были свободны. Он обернулся и взглянул на офицера. — И что теперь? — спросил он. —Теперь ты будешь сидеть на заднице ровно. Можешь заодно остыть здесь, пока бригадир не примет иного решения, — ответил Ласситер, выходя из комнаты и молча закрывая дверь. Через мгновение он услышал, как в замке щелкнул ключ. Сэм вздохнул и осторожно сел на кровать. У него болело абсолютно все; обезболивающее, которое ему дал доктор утром, уже не действовало. Он провел ладонью по лицу и прислонился к стене, кое-что осознавая с мрачным согласием. Отец его убьет. Это уже второй раз, когда его отцу придется выручать его из тюрьмы под залог, если военные вообще позволят внести залог. Но на этот раз Сэм действительно совершил преступление, и он точно знал, что Гэллоуэй попытается прижать его задницу к стене. Хотя мысль о бюрократе, пытающемся разрушить его жизнь, вызывала у Сэма глухой смех — что мог сделать ему этот жалкий ублюдок, с чем не справился Мегатрон? — он знал, что уголовные обвинения вызовут у его отца аневризму. Сэм вздрогнул, сменив позу. Его сердце странно билось в груди, дергалось и щемило. Он закатил глаза, думая, что это было бы идеальным завершением дерьмового дня, если бы он упал замертво от сердечного приступа, а потом он заметил камеру. В его сторону была направлена маленькая черная камера, спрятанная в углу потолка, красная лампочка постоянно мигала. Сэм недоверчиво смотрел на нее два удара сердца, прежде чем громко застонать от стыда и закрыть лицо руками. Если камера была частью замкнутой корабельной телевизионной системы — а Сэм готов поспорить, что это так, — то он уверен, что за ним наблюдает кто-то еще, кроме капрала. Если Сэму очень повезёт, то только Бамблби будет в курсе о его затруднительном положении. В последнее время Сэму не слишком везло. Через мгновение Сэм поднял руку и слабо помахал в сторону камеры, не поднимая глаз. Он осознал, что вынужден изменить свой предыдущий вывод: если Автоботы знали о том, что произошло — Рэтчет его убьет. Сэм снова застонал.