Дождись меня и я вернусь

Сначала Ваня чувствует, как горячо становится его векам под яркими лучами солнца, и только потом понимает, что его комната, вообще-то, освещается только вечером, когда огромная ослепительная звезда превращается в красный диск и освещает небо нежно-розовым на горизонте. Из любопытства он приоткрывает один глаз и тут же его закрывает. В комнате настолько светло, что становится физически больно. Он чувствует, как влага начинает скапливаться в уголках его глаз, и трёт их с усердием ушлого енота у ручья. У Вани, слава Богу, глаза сделаны не из сахарной ваты, но когда он их открывает, те чуть не выпадают из глазниц. Он чётко помнит, как засыпал в своей маленькой комнате в Омске, окружённый плакатами любимых групп и светодиодной лентой у самого потолка. А просыпается в двуспальной кровати, освещённой утренним солнцем так сильно, что кажется, будто пододеяльник блестит изнутри золотистым светом. Его окружают стены приятного бежевого цвета, а на низком широком подоконнике раскинулись листья цветов, похожих на небольшие пальмы. Он совершенно точно не в своей квартире. Возможно, это сон, и Ваня на всякий случай больно щипает себя за предплечье. Он морщится, понимая, что во сне идеи с причинением себе боли никогда не приходят в голову. — Доброе утро, Ванюш. Нет, это точно сон. Потому что Ваню никто и никогда не называет Ванюша. Мама называет его Иван, и совсем редко — Ваня. А Саша пренебрегает именем, предпочитая не обидные обзывательства. Да и Ваня впервые в жизни видит этого кудрявого парня. Тот совершенно не выглядит опасно — скорее забавно, с копной чёрных волос, собранной в высокий хвост, из которого в разные стороны торчат особо вредные пряди. Он медленно и осторожно идёт к Ване с подносом еды в руках и почти не отрывает взгляда от шатающейся кружки чего-то ароматного. Хоть брюнет и выглядит забавно, всё же Ваня его не знает и, что самое страшное, не может вспомнить, какого чёрта оказался здесь, а не в своей узкой кровати у стены. С каждым шагом незнакомца паника нарастает, мешая Ване рационально думать, и он наконец громко прокашливается и унимает страх, который буквально просачивается в его голос. — Ты кто? Парень от неожиданности запинается, отчего кружка опасно звенит, стукаясь о края подноса. — Прикол какой-то новый, Ванюш? Ласково говорит он, уже начиная подбешивать этим уменьшительно-ласкательным. — Откуда ты знаешь моё имя? — снова пытается он, сглатывая противный ком в горле. Чтобы скрыть лёгкую дрожь в пальцах ему приходится крепко вцепиться в мягкое одеяло. — Слушай, если это какой-то новый тренд в Тик Токе, то о-очень не смешной, — парень нервно посмеивается, хоть и недолго. Он ставит поднос на тумбочку рядом с кроватью, и Ваня на всякий случай отодвигается, создавая вокруг себя этакий барьер из одеяла. Незнакомец смешно хмурит брови, оглядывая весь этот цирк. Краем глаза Ваня замечает на тумбочке фотографию в рамке, состоящую из десятка по-ублюдски сделанных коллажей — ярко-розовая надпись поверх гласит «С днём свадьбы», и он вконец перестаёт что-либо понимать. — Вань, если ты обиделся насчёт Луны, то это глупо, мы же это обсуждали, — усталым голосом говорит кудрявый, чем вызывает новую волну непонимания в голове у Вани. Кажется, ещё чуть-чуть, и там начнётся цунами. — Если ты с кем-то в ссоре, это не значит, что я должен прекращать общение с… — Стой, — истерично вскрикивает Ваня, прерывая бессмысленный поток слов резким движением руки. — Слушай, я не знаю, кто ты, окей? Тут явно какая-то ошибка, — нервно выплёвывает он, раздувая ноздри. Когда он смотрит на парня, то видит абсолютно такое же непонимание в карих глазах. — Похоже, мы в одной лодке, чел. Как тебя зовут? — Хорошо, — примирительно складывает тот руки перед собой, выглядя при этом жутко недовольным. — Меня зовут Сергей. Он замолкает, приподнимая бровь. Ваня кивает, давая знак продолжить. — Мне девятнадцать лет, живу в Москве со своим парнем долбоё… — А по выходным похищаешь школьников и продаёшь органы? — Вань, мы уже обсуждали, шутить — это не твоё. — Ты конченый?! Я— Полный решимости начистить кудрявому ебасосину, Ваня резко вскакивает на кровати, вставая в полный рост, отчего Серёжа дёргается, но не выглядит испуганным — скорее обеспокоенным резкой сменой положения. Это бесит. Кудрявый даже в этой ситуации не представляет опасности. Спустя секунду Ваня понимает, что стоит абсолютно голый. Он мигом падает на кровать, зарываясь в одеяло по самую макушку, и смотрит испуганным зверьком на Серёжу. — Как я тут оказался? — И почему голым? Он отчётливо помнит, как ложился спать в домашней футболке и шортах. Возможно, его похитили инопланетяне, и сейчас он подвергается нападению, даже не подозревая об этом? Похоже, двух сеансов «Прибытия» было достаточно для его впечатлительной натуры. Несмотря на идиотскую ситуацию, Ваня находит уморительным и завораживающим наблюдать за нарастающей паникой на лице Серёжи. Кажется, тот всё же проникся драмой. — Ты не помнишь меня, да? — разбито спрашивает он, и Ваня облегченно кивает. Наконец-то. Серёжа задыхается, в полном ужасе оглядывая Ваню — или то, что виднеется из-под одеяла. — Боже мой, я так и знал, что не надо было так жестко трахать тебя ночью… Он начинает что-то невнятно бормотать, но Ваня уже не слышит: он замирает памятником самому себе и прислушивается к своим внутренним ощущениям, будто может почувствовать, порвано у него очко или нет. Если перед ним действительно маньяк-насильник, то надо придумывать план побега. Однажды в каком-то паблике ВКонтакте он читал, что нельзя делать резких движений, поэтому медленно выползает из своего одеяльного убежища, внимательно следя за Серёжей, который почти рыдает. — Ванюша, обещаю, я больше так не буду. Я такой долбоёб, прости господи, отрезать бы мне член, — он бьёт кулаком себе по лбу, и Ваня практически уверен, что он ненормальный. — Я сниму про нас видео, как в фильме с Адамом Сэндлером, и ты каждое утро будешь просыпаться и вспоминать меня. Нас. Вдохновлённый какой-то сомнительной идеей, Серёжа ходит по комнате, вслух размышляя, как её воплотить. Ваня же возносит глаза к потолку, подмечая, какой тот высокий, и зарывается руками в волосы от бессилия. Только спустя минуту он понимает, что засыпал с короткими волосами. — Что за пиздец? — глухим голосом вопрошает он, привлекая внимание Серёжи. — Что с моей причёской? Тот в ужасе прикрывает рот рукой, скуля что-то наподобие: «Боже, он даже не помнит, как выглядит». Сердце испуганно бьётся где-то в горле, и Ваня подрывается с места в поисках зеркала. Квартира неожиданно большая, и он спешно по ней бегает, осторожно перебирая ногами, боясь запнуться об уголки одеяла. Ещё не зайдя в ванную, он с порога натыкается на своё отражение в огромном зеркале на всю стену, и замирает. — Пиздец, — шепчет он под нос, крепче хватаясь за спадающее одеяло, как за опору его психического состояния. В отражении Ваня не замечает ничего ужасного — он всё тот же блондин с родинкой на лице и зелёными глазами, но всё же видны кое-какие неуловимые на первый взгляд изменения. Будто бы Ваня повзрослел на несколько лет и не заметил этого. Будто бы Ваня не стригся две недели назад у тёти Люды в парикмахерской напротив дома. Длинная чёлка спадает на лоб, мешая нормально всё рассмотреть. Взгляд падает на шею и осторожно, кончиками пальцев, Ваня касается крупного засоса. Ощущение неправильности происходящего топит его с головой. — Какой сейчас год? — спрашивает он, прекрасно зная, что Серёжа стоит за стеной и следит за его действиями. Когда тот осторожно выглядывает из-за двери, Ваня неосознанно дёргает уголком губ. — Ванюш, давай ты успокоишься… — Какой. Сейчас. Год? Ледяной тон в голосе заставляет Серёжу измениться в лице. — Две тысячи двадцать второй, — спокойно отвечает он. Так спокойно и уверенно, будто бы Ваня не засыпал в две тысячи двадцатом. — Ты пиздишь, — щурит глаза Ваня и быстрым шагом выходит из ванной, чуть не сбивая Серёжу с ног. — Этого не может быть. Он идет к компьютеру, замеченному им, когда бегал в поисках ванной. Ваня садится в повидавшее жизнь коричневое кресло и водит мышкой по столу. Когда монитор включается, Ваня нажимает на календарь и с ужасом понимает, что Серёжа прав. — Ну что, убедился? — тот стоит позади, облокотившись на высокую колонну, и обеспокоено оглядывает Ваню с головы до ног. — Я не знаю, что происходит, но обещаю, мы сходим к специалисту и узнаем причину твоей амнезии… — Да не терял я память, блять! — взрывается он, и Серёжа отталкивается от колонны, но боится подходить ближе, поэтому просто внимательно слушает. — Я готовился к ЕГЭ и долго не мог уснуть, потому что в башке была ебучая часть С, — он зарывается руками в волосы и обессилено взлохмачивает их. — Я думал о том, когда же это всё закончится и я смогу жить без постоянного стресса и давления со стороны учителей и… Он внезапно замолкает, беззвучно открыв рот, и переводит взгляд на Серёжу. — Что ты сделал, Вань? — убито спрашивает тот. — Я… я засыпал с мыслью, что хотел бы, — Ваня закусывает губу, отчаянно пытаясь вспомнить, о чём же он там, блять, думал перед сном. — Я хотел быть в другом месте, далеко отсюда. От экзаменов и ответственности. Когда он это говорит, Серёжа понимающе кивает и подходит ближе, садясь на пол у Ваниных ног, обёрнутых одеялом. — Мда, ты так сильно не хотел сдавать ЕГЭ, что сломал временное пространство и оказался в будущем, — улыбается он, дотрагиваясь до Ваниных колен. Тот испуганно отодвигается, и Серёжа тут же одёргивает ладонь, как от огня. — Прости, я забыл. У Вани в голове выстраивается цепочка вопросов, но самый главный: какого хуя он проснулся в кровати этого… Кем он вообще приходится Серёже? — А мы… друзья? Серёжа делает странное лицо, открывает рот и тут же закрывает, будто не может подобрать слов. Ване это не нравится. — Можно сказать и так. — «Можно сказать»?.. — Мы встречаемся. Мало того, что Ваня каким-то образом оказался в будущем (что пока не до конца укладывается в его пустой голове), так он, оказывается, ещё и гей. — Я не гей, — пытается уверенно сказать он, но голос даёт петуха на последнем слове, и он смущённо прочищает горло. — Справедливости ради — это твои первые отношения с парнем. Ваня окидывает взглядом шикарную квартиру в, как сказал Серёжа, Москве, и с подозрением смотрит на кудрявого. — Это ты сделал меня геем? Тот, кажется, перестаёт дышать от такого заявления, и Ване его становится немного жаль. Но только совсем немного. — Я бы никогда, Вань, — искренне говорит он, и Ваня почему-то ему верит. — У нас всё взаимно. Серёжа выглядит так, словно Ваня его ударил, похоронил мать и съел собаку. Становится стыдно за свои слова, но извиняться он, конечно, не будет. Ваня прокашливается и неловко чешет подбородок, подушечками пальцев натыкаясь на короткие волоски. Боже, у него что, растёт борода в девятнадцать? — Что нам теперь делать? — спрашивает он, устало откидываясь на спинку кресла. Затылок начинает гудеть от жужжащих мыслей и срочно надо было что-то решать, пока те не начали жалить. — Если всё так, как ты говоришь, — рассуждает Серёжа, вопросительно смотрит на Ваню и продолжает, дожидаясь утвердительного кивка. — Тогда нам остаётся только ждать, пока всё не встанет на свои места. — То есть, пока я не захочу вернуться назад? — Наверное, да. — Это вряд ли, здесь-то я уже сдал ЕГЭ, — фыркает Ваня. — Кстати, а как я вообще сдал? — О, ты получил высокие баллы и поступил в университет, — охотно отвечает Серёжа. — Сейчас у тебя каникулы. Удивлению Вани нет предела. Он смог поступить? В Москву? Если честно, его уже посещали мысли устроиться в Макдональдс… — Подожди, я учусь в Москве? — Да, на программиста, — кивает Серёжа и выглядит жутко гордым, когда говорит об этом. Ваня краснеет под этим взглядом. — Ты сдал сессию на отлично. Ване хочется спросить ещё кучу всего, но он не может зацепиться ни за один вопрос, боясь заспойлерить себе будущее. Он видел фильмы про путешествия во времени, и они никогда не заканчивались чем-то хорошим. Он решает пока остановиться и идёт в ванную чистить зубы. Кажется, Серёжа приготовил что-то вкусное на завтрак. — Кстати, — кричит он из кухни. — То, что я сказал про жёсткий трах, — хуйня полная. Не может ведь человек от этого потерять память. Ха-ха. Ну или хотя бы не так сильно, да?.. Ваня с тяжёлым вздохом увеличивает напор воды из крана, чтобы не слышать глупые выводы Серёжи. Боже, дай ему терпения.

***

Постепенно Ваня притирается к Серёже и больше его не пугается. Хоть и мысль, что он оказался в будущем, всё ещё приводит в неверие, он решает просто плыть по течению. Не мог же он остаться тут навсегда, верно? Ваня свыкается с шутками Серёжи — те не всегда смешные, но Ваня всё равно смеётся, потому что кудрявый преподносит их так, что улыбка ненароком проскальзывает предательской волной по сжатым губам. Серёжа абсолютно точно дурной, и Ваня не совсем понимает, что в нём нашёл. Пока что он оценил только умение вкусно готовить и странное чувство юмора. — А чем ты занимаешься? — спрашивает он, накладывая себе ещё спагетти с курицей. Серёжа заботливо придвигает натёртый пармезан, и Ваня кивает в знак благодарности. — Я… эм, а тебе вообще можно об этом говорить? — с сомнением спрашивает тот. Ваня не знает, будет ли он помнить хоть что-то из этого, если когда вернётся обратно, так что пожимает плечами. — Ну, я стримлю на твиче. — Чего?! Не может быть, — Ваня гулко проглатывает еду, запивая вкусным кофе с корицей. Возможно, именно им Серёжа его и привлёк. — Я смотрю многих на твиче, но тебя не помню. — Я ещё не выстрелил, — подмигивает кудрявый. Ваня накалывает на вилку помидорку черри и задумывается над тем, как они вообще сконнектились, потому что сам он тот ещё домосед, и вряд ли был инициатором встречи. — А как мы познакомились? — Нас свёл великий купидон всея твича — Вова Братишкин. Ваня от неожиданности закашливается на добрых пять минут. Серёжа обеспокоено подходит сзади и легонько гладит по спине, вручая стакан с водой. То есть с будущим парнем Ваню познакомил кумир детства? Да ну, бред какой-то. Он жадно выпивает полстакана, всё это время недоверчиво пялясь на кудрявого, но тот ест, как ни в чём не бывало, и Ваня сомневается в своём же недоверии. Смысла Серёже врать нет — он скорее из тех, кто будет не договаривать, а не вешать лапшу на уши. Ваня решает не проверять свои догадки, молча доедает пасту и идёт осматривать квартиру. После подъёма ему это толком сделать не удалось, а потом он умывался и ещё полчаса рылся в их с Серёжей общем гардеробе. По словам кудрявого, Ваня не брезговал и часто носил Серёжины футболки и толстовки. Он и сейчас надевает чужую одежду, пахнущую чем-то сладким. Когда он проходит в ней мимо Серёжи, тот одаривает его тяжёлым взглядом, и Ваня быстро ретируется в другой конец комнаты под предлогом, что его заинтересовали картины у окна. Те были довольно… специфичными. Наравне с той вазой, напоминавшей Ване женский половой орган. Фу. Он надеялся, что покупал его Серёжа. Вообще вся квартира была обставлена чем-то элегантным и притягивающим взгляд: свечами, вазами, статуэтками, настенными часами. Всё это выглядело так, будто Ваня находился в модной студии у какого-нибудь дизайнера, а не стримера. Он даже боялся представить, сколько стоило проживание в этом музее. Но, если так подумать, наверняка Серёжа хорошо зарабатывал, раз они жили здесь. Но больше всего Ваню привлекали фотографии в рамках, которые стояли красивым рядком на искусственном камине у телевизора. Вот фото, где Серёжа держит Ваню, словно невесту, а тот широко улыбается, крепко схватившись за подставленную шею. Счастливое выражение собственного лица вызывает странное булькающее чувство где-то в груди, и он поспешно кладёт фото обратно. На другом фото в большой рамке среди множества людей, Ваня замечает себя не сразу — баскетбольная форма у всех одинаковая. У всей команды медали на шее, а значит, они где-то победили, но Ваня не помнит ни противника, ни, что странно, собственную команду. Ему хватает несколько секунд, чтобы понять: на фотографии у него уже отросшие волосы. — В универе ты тоже играешь в баскетбол, — Серёжа бесшумно подходит сзади и выдыхает прямо в ухо, отчего Ваня резко дёргается в сторону. — Прости, тушканчик. — Ты так не базарь, — хмурится Ваня, ставя фотографию на место. Хорошо, значит, он не растерял навыки игры в баскетбол. — Бо-оже, вернулись к началу, да? — Серёжа натягивает улыбку, взлохмачивая волосы, и испускает длинный выдох. Ваня кидает на него непонимающий взгляд, залипая на кудряшках. — Как думаешь, если ты здесь, он в прошлом? Ваня так глубоко не задумывался. Для него в принципе не было того Вани — всегда был только он сам. Но у Серёжи в глазах такая тоска, что тяжёлый ком сожаления невольно бу́хает в желудке. — Не знаю. Может быть, — он берёт следующую фотографию, внимательно глядя в грустные глаза. — Может быть, он сдаст ЕГЭ за меня и тогда вернётся? Сережа ничего не отвечает, пялясь в одну точку. На фотографии в Ваниных руках кудрявый стоит в обнимку с его мамой. У той новая причёска и такая счастливая улыбка, какую Ваня ещё не видел. Внезапно его обдаёт холодом осознания: если Ваня живёт с Серёжей, получается, мама про них всё знает? В голове проносятся воображаемые ссоры, объятия, отторжение, поддержка. Может быть, он живёт с кудрявым, потому что мама выгнала его из дома за содомию и разврат? Или же она поддержала их и благословила на семейную жизнь? Ваня чувствует, как голова пухнет с каждой секундой и медленно поворачивается к Серёже. — Ты знаком с моей мамой? — Конечно, — тот выглядит спокойным, когда об этом говорит, и Ваня разрешает себе выдохнуть. — Ты первым делом ей рассказал, когда мы начали встречаться, я ведь от тебя не отлипал, и это уже не было похоже на дружбу… Серёжа с улыбкой говорит что-то ещё про их знакомство и первый ужин в ресторане, но Ваня не слышит. У Вани в голове набатом трезвонят колокола, а перед глазами всё освещает белозубая улыбка. Когда он стал таким смелым? Поверить, что он сам признался маме в своей ориентации, оказывается намного сложнее, чем поверить в путешествие во времени. Неужели это Серёжа так на него влияет? — … вот тогда-то она меня и одобрила. Хотя всё ещё считает несерьёзным. — Потому что так и есть, — поддакивает Ваня, ставя фотографию на место. Он и не заметил, как крепко её держал — так крепко, что вспотели ладони. — Ванюш, я серьёзный только в отношении тебя, — томным голосом мурлычет Серёжа, придвигаясь ближе, и Ваня предупреждающе показывает ему кулак. Серёжа тут же чертыхается под нос и возводит лицо к потолку. — За что мне это? Оглушительный крик проносится эхом по квартире, и Ваня смеётся со страдальческого выражения лица Серёжи. В конце концов ближе к вечеру они заказывают огромную пиццу пепперони, а Серёжа достаёт откуда-то банку доктора Пеппера, зарабатывая восхищенный взгляд Вани, и они, что удивительно, садятся смотреть аниме. Серёжа оказывается довольно прошаренным в этом деле парнем, и Ваня слушает его с открытым ртом, из-за чего пару раз колбаса падает из его рта на диван. Но Серёжа не злится — только смеётся его неуклюжести и ласково называет чудо-ребёнком. Перед сном они несерьёзно ругаются, потому что Серёжа не хочет спать на диване, а Ваня не хочет спать с Серёжей. В итоге кудрявый уходит со своей подушкой и надутыми от обиды губами на диван в гостиную. Перед этим он благородно вручает Ване его телефон, — точнее, телефон будущего Вани, — и советует не лезть в скрытые фото. Ваня важно кивает и мысленно делает себе пометку проверить их последними. Заходить в социальные сети и читать чужую, хотя по факту, свою же, переписку ему кажется нечестным, поэтому остаётся только просматривать галерею. Он зарывается под одеяло с головой, как Гарри Поттер, оттачивающий Люмос в тайне от Дурслей. Только вот Ваня не волшебник, а из светящегося у него только телефон перед глазами. Хотя всё же один Дурсль тихо похрапывает за стеной. В галерее много фотографий, но, к сожалению, они не распределены по альбомам. Он надеется, что додумается в будущем это исправить. Оказывается, живёт Ваня далеко не как затворник. Тут и фото из парка, примерочной какого-то магазина, студии звукозаписи (он обязательно спросит об этом Серёжу). Утреннее, ещё сонное лицо, освещённое ранним солнцем, еда, наверняка приготовленная Серёжей, куча слайдов презентаций и лекции, написанные не его почерком. Помимо прочего, почти на каждом третьем фото — Серёжа. Причём всегда разный. С очаровательной улыбкой, с молочными усами над верхней губой, корчащий гримасы, — отчего Ваня прикрывает рот рукой и беззвучно смеётся, — с закрытыми глазами, робким взглядом, маской демона на лице, показывающий средний палец, сидящий напротив в кафе и держащий Ваню за руку. Он бесконтрольно листает фотографии, впитывая каждую, и сам не замечает, как лицо начинает болеть от улыбки. Серёжа похож на кота, иначе тягу к камере и фотогеничность не объяснить никак. Тихо посмеиваясь с той, где Серёжа выпячивает живот, будто беременный, Ваня заходит в избранные и почти что верещит. От визга его отделяет лишь нежелание беспокоить спящего Серёжу, поэтому он блокирует телефон, шумно дышит в ладошку и пытается максимально стянуть ебало. Когда он снова открывает фото, шок не такой сильный, но восторг всё ещё электризует его тело, заставляя содрогаться кончики пальцев. На снимке он стоит в обнимку с Братишкиным и выглядит при этом абсолютно счастливым. Он долго смотрит на фотографию, будто может вбить её в сетчатку, а когда свайпает дальше, чуть не умирает внутри. Стинт, Неля, Хесус, Вова — фотографии такие живые, что Ваня верит в их подлинность и завидует сам себе. Получается, Серёжа не врал, когда говорил про купидона-Вову? Ваня не знает, что он такого сделал, чтобы заслужить это, но уже был готов попробовать повторить свой подвиг, раз его ждёт такая награда. Он смотрел Вову, когда был ещё пиздюком, а на фотографии стоит рядом, как ни в чём не бывало. Как будто они видятся каждый день и курят кальян по субботам. Ваня вытирает мокрые от волнения ладошки о простынь и листает дальше. В избранном много людей, незнакомых ему, но наверняка известных, просто ещё не стрельнувших, как сказал Серёжа. Так что он оставляет безуспешную затею кого-нибудь узнать и открывает скрытый альбом. Серёжа предупреждал его, но не говорил, что там ёбаный ящик Пандоры. Ваня заливается краской, кажется, до самых ушей, когда видит голые задницы и фото члена. Перед тем, как заблокировать телефон подальше от греха, краем глаза он замечает короткое видео их поцелуя, и мужественно пищит. Чувство, будто он заглянул в щель чужой спальни, не покидает его до самого утра.

***

В целом Серёжа не доставучий. Когда у него хорошее настроение, он может поорать и постонать в неожиданный момент, чем вызывает бесконтрольное появление красных пятен на лице Вани. В основном же Серёжа не нарушает границ личного пространства: внимательно смотрит и осторожно прикасается к Ване, словно боится, что тот вспыхнет, как спичка. И если Ваня был бы чуточку смелее, то не трясся и не обмирал каждый раз, когда Серёжа становился к нему на расстояние вытянутой руки. Ваню бесит это стеснение, но он ничего не может с этим поделать. Зато Серёжину стряпню уплетает за милую душу и сам себе завидует — как он ещё не поправился, проживая с таким поваром, оставалось для него загадкой. Стейк из красной рыбы? Что-то на богатом. Красный наваристый борщ? Две порции со сметаной. Сосиски в тесте по маминому рецепту? Ваня за них готов отдать четверть кровати, но только на одну ночь. Сегодня это блины со сгущенкой и бананами. — А почему ты не стримишь? Он здесь всего лишь несколько дней, но намеревается узнать всё о своём будущем, прости господи, парне. Последний попёрхивается кофе и шипит, когда горячие капли растекаются по пальцам. — Ну… там следующий стрим с тобой должен быть, — говорит он неуверенно, облизывая фаланги, и Ваня неосознанно примагничивается взглядом к розовому языку. — Если ты не хочешь, это не обязательно… Но проблема в том, что Ваня хочет. Ваня сам не понимает, откуда в нём тяга к Серёже, но желание узнать кудрявого получше пересиливает страх перед неизвестностью. — Я хочу. — Что? — Быть с тобой на стриме. Серёжа по-новому смотрит на Ваню, будто видит впервые, и заторможенно кивает. — Только предупреждаю: мой чат довольно специфичный. Ваня понимающе кивает, хотя понятия не имеет, о чём речь, и они договариваются запустить просто разговорный стрим. Серёжа делает пост в телеге, пока Ваня изучает его канал на твиче. Оформление… своеобразное. Как раз в стиле кудрявого. Ваня разглядывает красивые картинки, тыкает в записи прошлых стримов и впадает в ступор. Он, чёрт возьми, почти на каждом. На ИРЛ, в спортзале (это что, розовый коврик для йоги у него под задницей?), дома, в гостях у какой-то девушки в маске… — Подожди, мы что, стримили с Аминой?! Серёжа отвлекается от телефона и долго смотрит на Ваню, не решаясь отвечать. — Она моя лучшая подруга. Удивлению Вани нет предела, но он старательно держит лицо. — Ладно, — бубнит себе под нос. — Чем меньше я знаю, тем лучше сплю. Когда они запускают, сердце Вани ускоряет свой ритм, а ладошки бесконтрольно потеют. Он перестаёт удивляться, когда цифры онлайна достигают десяти тысяч за половину трека. Он смотрит на Серёжу с таким видом, будто тот его предал. Кудрявый мог бы сказать, что является ёбаным медиагигантом. Ваня готовился позориться перед двумя тысячами человек, а не на полтвича. Серёжа видит испуг на его лице, поэтому приближается к щеке и вкрадчиво говорит: — Ты поверишь, если я скажу, что большинство людей здесь из-за тебя? Ваня округляет глаза, но ничего не успевает сказать — Серёжа включает звук и здоровается с чатом. Он делает это так легко и непринуждённо, что Ваня теперь не сомневается — тот популярен вполне заслуженно. — Привет всем, — в свою очередь здоровается Ваня, видя, как чат спамит его имя. — Как жизнь? Серёжа окидывает его странным взглядом и сдержанно улыбается. — Чат, Ваня сегодня на стеснительном, поэтому сильно его не доёбывайте, договор? Управлять ими невозможно — решает Ваня спустя пять минут. Часть спамит пасты про него и Серёжу, часть пишет про Тик Ток, а кто-то подхватывает перекличку… керамических изделий? Ваня в замешательстве наблюдает за массовыми банами, пока Серёжа что-то рассказывает, активно жестикулируя. — Сегодня чилл-стрим, так что запаситесь чаем, печеньками там, туда-сюда, — кривляется Серёжа, вызывая улыбку. Ване приходится несколько раз намеренно хмуриться, чтобы убрать с лица глупое выражение. — Можете позадавать вопросики, а мы поотвечаем. Ваня пинает ногу Серёжи под столом, мол, какие ответы, когда он сам буквально воплощение вопросительного знака. Но кудрявый подмигивает, одними губами говоря «не парься», и Ваня делает вывод, что у того есть план. План оказывается великолепно надёжным, как швейцарские часы, и Ваня действительно узнаёт много нового. Он узнаёт, что встретились они впервые на дне рождения у Даши и даже успели побороться, прежде чем засосаться в туалете. Серёжа говорит, что влюбился с первого взгляда, а у Вани от его искрящихся глаз горят уши, но он тактично молчит, не спрашивая подробности. Он узнаёт, что Тик Токи он снимает сам и что Серёжа жутко гордится тем, что Ваня так много отдаёт себя этому, и по-настоящему удивляется, что тот успевает ещё и учиться. Это, конечно, греет, но становится тревожно — весь стресс ещё впереди. Ваня не предполагал, что его ждёт изнуряющее будущее, наполненное учёбой и зарабатыванием денег. Похоже, ему придётся попотеть, чтобы выжить в этом мире. Он узнаёт, что, оказывается, пишет треки, и это становится последней каплей. Он говорит, что у него заболела голова, и уходит в комнату. Паника накрывает его аквариумом, и Ваня чувствует себя амфибией на мелководье: дыхание становится учащённым и со стороны наверняка кажется, будто он задыхается. Так и есть. Ваня задыхается от полученной информации и тех успехов, что успел достичь за такое короткое время. Чувство, будто всего этого достиг другой Ваня, просачивается в вены. В голове пираньями кружатся вопросы: что, если он так не сможет? Что, если не поступит в Москву? Что, если Серёжа не будет даже знать о его существовании? Что, если его ресурсов не хватит повторить свой же путь? Перед глазами встаёт пелена из слёз, и Ваня смаргивает её, чувствуя горячие, жалящие дорожки на своих щеках. Он садится на край кровати, свешивая ноги, и желает всем сердцем вернуться обратно. Сначала он слышит топот и только потом фокусируется на обеспокоенном лице Серёжи. — Ванюш… Он ласково гладит большими пальцами мокрые щёки, и Ваня сильно зажмуривается, выдавливая новую порцию слёз. — Что случилось? Ты увидел что-то в чате? — Серёжа не брезгует и вытирает солёную жидкость, скопившуюся у ноздрей. — Только скажи мне, кто это, и я выдам пермач. — Нет, — срывающимся голосом отвечает Ваня, судорожно вздыхая, и бесится, что не может взять себя в руки. — А вдруг я… Вдруг я не смогу ничего из этого? Дрожащий голос отдаётся эхом в пустой голове — Серёжа пришёл и одним своим присутствием разогнал гнетущие мысли, но чёрный, мазутный осадок всё равно остался где-то на дне подсознания. Серёжа качает головой, и в его глазах столько сострадания и нежности, что Ваня удивлён, почему ещё не растаял в его руках, как плавленный сырок. — Конечно, сможешь, это же ты. — А вдруг мы не встретимся, — слабым голосом говорит Ваня, полными грусти глазами глядя на Серёжу, но тот только улыбается, будто услышал самую глупую теорию в мире. — Тогда я тебя обязательно найду. Сердце приятно сжимается в груди, и Ваня, не выдержав наплыва чувств, обнимает кудрявого, утыкаясь тому в плечо. Тепло окутывает его тело, пробираясь глубоко в кости, и становится не так тоскливо и страшно. Спустя несколько минут объятий и сопения он отстраняется и устало трёт глаза. — Ты выключил стрим? — Ага. — З-зачем? Мог бы вести дальше… — А ты бы тут сидел и ловил паничку? Ну уж нет, я не брошу любовь всей моей жизни. Серёжа говорит это так просто и обыденно, что Ваня гулко проглатывает невысказанные слова и смущённо отводит взгляд. Кудрявый неожиданно громко смеётся и треплет Ванины волосы, отчего тот становится похож на домовёнка. — Привыкай слышать это каждый день, тушканчик. — Сам ты тушканчик, — цепляется за слово Ваня, лишь бы не утонуть в зябком песке смущения и неловкости. — Не, я капибара. С этими словами Серёжа делает смешную моську и гордо удаляется из комнаты. Ваня гуглит, кто такие капибары, и его звонкий смех проносится эхом по всей квартире. Гуглить тушканчиков он наотрез отказывается.

***

Следующие несколько дней проходят сумбурно для Вани. Во-первых, его беспокоят подписчики, которые ловят их четыре раза, стоит им выйти с Серёжей в магазин. Можно было бы, конечно, заказать еду, но Ване хотелось посмотреть Москву. Серёжа отвёл его в парк, покатал на самокате, угостил мороженым и оберегал от объективов камер маленьких девочек. Ваню звали гулять многие, и все силы уходили на отговорки — он не готов был встречаться лицом к лицу со своими новыми друзьями. Хоть и был приятно удивлён, что Саня писал буквально каждый день. Иногда приходилось прибегать за помощью к Серёже — Ваня не всегда понимал, о чём идёт речь, когда общался с людьми. Кудрявый всегда рад был помочь. Он отвечал на практически любой вопрос, избегая разве что разговоров о деятельности Вани, боясь снова вызвать истерику у последнего. Но одним вечером всё же не выдержал. Они как раз собирались ложиться спать — Серёжа всё ещё спал на диване и каждое утро рассказывал о боли в спине, надеясь на благосклонность, — как кудрявый включил песню на колонке. — Это что? От инструментала у Вани встают дыбом волосы на руках, и он заинтересованно смотрит за Серёжей, который медленно к нему подходит, смешно двигая бёдрами. — Слушай, — шикает он, давая знак замолчать, и Ваня затыкается. Он не шарахается, когда Серёжа кладёт руки на его талию и двигается в танце, будто на выпускном — совершенно не попадая в ритм и со смущённой улыбкой на лице. Когда начинается лирика, у Вани сбивается дыхание и единственное, что его удерживает на ногах, — сильные Серёжины руки на его теле. — Это… я? Неверящий шёпот вырывается смешком с тонких губ, и Ванины глаза бегают по хитрому лицу, пытаясь выцепить подтверждение своим словам. И Серёжа кивает, не подозревая, что творится у Вани в душе. Он записал трек? Пел сам? И слова написал тоже сам? Понравился ли он людям? Стал ли популярным? Завирусился в Тик Токе? Принёс прибыль? Эти и сотни других вопросов всплывали в ватной голове, но ни один из них Ваня не мог выцепить. Он просто пялился на улыбающегося Серёжу и не мог поверить. — Да, это ты, — говорит кудрявый с такой гордостью в голосе, что у Вани, по ощущениям, в груди разливается топлёное молоко. — Ты всё сможешь, я в тебя верю. Ваня вкладывает всю благодарность в свой взгляд и молча кивает, опираясь головой о крепкое плечо. Он чувствует себя бладжером — столько у него внутри хаотичной энергии. Слова трека кажутся личными и очень ранимыми. Ване нравится. Он повторяет движения за Серёжей и поднимает голову под глубокий вздох. Когда он смотрит в тёплые карие глаза, успевает уловить нотку грусти. — Скучаешь по нему? Он не уточняет, но Серёжа понимает с первого раза, и это уже можно считать за ответ. — Очень, — с грустью улыбается тот. Ваня чувствует укол вины где-то под рёбрами, поэтому отводит взгляд. — Прости. — За что? Тебе не за что извиняться, — Серёжа аккуратно приглаживает Ванины волосы, неотрывно смотрит на губы, но не двигается с места. Ваня не должен чувствовать себя разочарованным, но он чувствует. — Всё будет хорошо. — А если не будет? — подростковое упрямство всё ещё говорит за него, и становится стыдно за свои слова в ту же секунду, но он не сводит требовательного взгляда с Серёжи. — Если я тут навсегда? Он на секунду успевает заметить искру паники в тёмных глазах, которая тут же испаряется в не самой искренней улыбке. — Зато не нужно будет сдавать ЕГЭ, — со смешком говорит Серёжа, но Ваня всё равно ловит грустинку. Он никак это не комментирует, и они танцуют ещё две песни, пока Серёжа не наступает ему на ногу.

***

Осознание, что Ваня влюбился, приходит как само собой разумеющееся чувство. Оно не застаёт его на кухне за совместным поеданием завтрака, не настигает за просмотром фильма, который выбирал Серёжа, не бьёт по голове в примерочной, когда кудрявый ради прикола приносит померить смешные шмотки. Всё, что не чёрное, — уже повод для смеха. Осознание влюблённости вклинивается так органично в Ванину голову, будто было там всегда. Просто однажды утром он просыпается с улыбкой на лице, полностью залитый солнцем, и думает, выспался ли Серёжа. Говорят, что дьявол скрывается в деталях. Ваня уверен — Серёжа тот ещё чёрт, поэтому выуживает из него сильные руки, когда тот надевает безрукавку, и в тихую пялится на покатые плечи; пальцы, пленённые тремором, заставляют Ваню задуматься над своими фетишами; а нос до лёгкого зудящего жжения манит губы приложиться к милой горбинке в невинном поцелуе. Ваня думает, что Серёжа не оставил ему и шанса. Что будь они в любой другой вселенной и любом временном отрезке — Ваня бы втюрился без оглядки. Это делает его внимательным. Теперь он замечает, как Серёжа периодически зависает, сверля взглядом одну точку. Не то чтобы это пугало, но настораживает. Он всё чаще становится свидетелем тоскливого выражения лица, когда тот натыкается на фотографии с будущим Ваней. Он не должен ревновать, ведь это глупо — ревновать к самому себе, но тёмное мерзкое чувство, несмотря на все логические цепочки, заполняет его, начиная с кончиков пальцев и заканчивая слёзными железами. В такие моменты Ваня старается отвлечь себя и Серёжу глупыми вопросами. — И сколько мы зарабатываем? — Нас когда-нибудь пиздили за то, что мы геи? — У меня вообще были отношения с девушками? — Почему у нас нет домашних животных? И Серёжа всегда отвечал подробно, будто сам желал отвлечься от гнетущих мыслей. В один из ленивых вечеров, когда аниме было слишком грустное, чтобы смеяться, но слишком тупое, чтобы плакать, Ваня решает записать Тик Ток будущему себе. Своего рода послание. — Серёг, давай сделаем капсулу времени? — Чё? Кудрявый выуживает из носа козявку и с недоумением поворачивает голову к Ване. — Фу, Серёж. Тот невозмутимо пожимает плечами и отправляет козявку в полёт. Ваня прослеживает эпичное приземление ничего не выражающим взглядом и запоминает место, в которое та упала, чтобы никогда там больше не ходить. — Я говорю — давай снимем мне Тик Ток. Точнее, ему снимем, — Ваня уже берёт телефон в руки и подсаживается ближе к кудрявому. — Чтобы когда он вернулся, у него хотя бы был контент. Серёжа кивает, но не выглядит вдохновенным. Он скорее похож на морскую каракатицу, которая не может принять нормальное положение тела. — Господи, да сядь ты уже, — дёргает его Ваня, добиваясь в ответ короткой улыбки, отчего сердце поёт нежную трель меж рёбрами. — Я видел тренд в Тик Токе под этот звук. Он включает «Разные» и показывает множество коротких видео Серёже. Тот постепенно оживляется и наклоняется слишком близко к Ваниному лицу. — Я придумал, — с энтузиазмом говорит он, ставя телефон на стол. — Садись рядом и, когда начнётся песня, поворачивайся ко мне лицом. Ваня сомневается, но всё же делает, как сказано. Серёжа отворачивается, и Ваня не может видеть его улыбки, но чувствует её всем своим нутром. На словах «мы с тобой разные, разные» Серёжа в опасной близости от Ваниного лица плавно двигает головой. Кудрявые пряди забавно дёргаются в такт музыке, но Ваня заостряет всё своё внимание на хитром выражении лица. Серёжины губы ещё никогда не были так близки к губам Вани, и он скашивает на них взгляд, уже наплевав на то, что может быть пойманным. Сердце в груди бешено стучит, когда горячая рука оказывается на худой груди и Ваня отшатывается назад. Но Серёжа тянется всё дальше, будто для него нет преграды в виде смущённого лица, с широкой улыбкой, словно обезумевший мясник, и Ваня находит в себе отговорку, что шея не резиновая, а спинка стула кончается, и прекращает играться. Он замирает в неустойчивом положении, задержав дыхание, и заворожённо смотрит на губы Серёжи. Тот их шумно облизывает, и Ваня успевает заметить кончик розового языка. — Можно я тебя поцелую? — Да, — Ваня отвечает слишком быстро и судорожно выдыхает. — Точно? — Да. — А то, знаешь, не хотелось бы получить в еба… — Я тебе реально въебу, если продолжишь пиздеть, — раздраженно хрипит Ваня, и Серёжа с булькающим звуком припадает к его губам. Если бы Ваня знал, что угрозы так эффективны, послал бы кудрявого нахуй в первый же день. Возможно, тогда бы вместо всех этих дней бесполезного валяния дома, они бы пылко целовались каждую минуту и выглядели бы так, словно ходили на процедуры по увеличению губ. Потому что то, как Серёжа целует его сейчас — глубоко и восхитительно больно — Ваня понимает, что вряд ли нашёл бы в жизни занятие интереснее этого. Что может быть лучше горячего дыхания, оседающего ожогами на красных щеках? Что может быть сексуальнее неприличных чмокающих звуков, что издают их рты в момент поцелуя? Что может быть вкуснее жаркого языка во рту, дарящего незабываемые ощущения, нацеленные прямо в пах? Ваня чувствует себя маленьким угольком в руках пиромана — короткое прикосновение может породить целый костёр. — На кровать, — сам от себя не ожидает такой прыти, первым отрывается от столь желанных губ и идёт в спальную. У Серёжи на лице такое блаженство, будто его взяли в церковный храм и причислили к облику святых — настолько неестественно ярко светятся его глаза. Это должно пугать, но Ваню блеск притягивает, и он опрокидывает Серёжу на себя, обхватывая его тело ногами. — Я так долго ждал, — шепчет Серёжа прямо в зудящие губы и снова целует, не давая опомниться. Это даже поцелуем сложно назвать — что-то между посасыванием фруктового льда и обгладыванием косточки. Ваня не знает, что останется от его губ, но всё же игриво кусает Серёжу в подбородок и кончик носа. Тот смешно рычит и специально слюнявит Ванину шею под визги и фырчания. — Хватит! Серёжа, отстань, еблан! Серёжа-еблан хватает сопротивляющегося Ваню за кисти рук и фиксирует над его головой, словно наручниками. — Вы приговорены к пожизненному лишению свободы над своим телом, я назначаю себя вашим надзирателем, — жарко шепчет кудрявый в ухо, и от низкого рокота член в штанах стремительно наливается кровью. — Вам запрещено дрочить и трогать себя без моего ведома. Наказание — глубокий минет во время стрима под столиком. Серёжа так вжился в роль извращенца-полицейского, что Ваня мог бы пнуть его между ног и выбраться из цепких лап, но вопреки этому только сильнее возбуждается от грязных слов. Кто знал, что он будет в восторге от безумного блеска карих глаз? — Ты самый лучший, Ваня, самый красивый, — за секунду с Серёжи спадает образ насильника и вновь возвращается этот обожающий взгляд и бровки домиком. — Не представляешь, как было тяжело себя сдерживать. — Так не сдерживай, — Ваня облизывает губы и призывно подкидывает бёдра, тыкаясь вставшим членом в пах Серёжи. У того в глазах загорается что-то странное после Ваниных слов, и в следующую секунду сильные руки стягивают с худых бёдер штаны. Ваня в свою очередь помогает Серёже снять его спортивки и замечает, что кисти покраснели в тех местах, где крепко держал его кудрявый. Что ж, такие отметины ему по душе. Избавившись от штанов, они ложатся на бок, лицом друг к другу, и Серёжа до звёздочек перед глазами сжимает их члены в своей руке. — Сухо, — жалуется он и подставляет ладонь к Ваниному лицу. Тот незамедлительно лижет её, не жалея слюны, и широкими мазками языка проходится меж пальцев. — Блять, Ванюш, такая ты сучка влажная. Мокрая рука ощущается на члене гораздо лучше, но Ваня хныкает от медленных движений и нетерпеливо толкается сам. Он закидывает ногу на бедро Серёже в попытке быть ближе, и облегченно стонет, когда тот ласково трёт красную головку. — Люблю тебя, Ванюш, — тихо шепчет Серёжа, кусая в подставленную шею, и Ваня кончает, вскрикивая от удовольствия. Перед закрытыми глазами расплываются ярко-белые круги и только благодаря сбившемуся дыханию и горячим каплям на собственном члене Ваня понимает, что Серёжа кончил следом. Оглушительная тишина тонет в мягком смехе, и Ваня лениво приоткрывает один глаз. Серёжа широко улыбается и выглядит абсолютно счастливым. В груди у Вани от этого факта завывает море и кричат чайки. — Получается, я украл твой первый раз? Ну да, над чем ещё мог смеяться Серёжа, если не над этим? — Ну… практически да? Если считать это сексом. — Но это не секс, — твёрдо говорит кудрявый. — Не секс. — Хм, — он задумчиво чешет пробивающуюся щетину и Ваня неосознанно подносит руку к шее — туда, где в скором времени будет раздражение. — Обещай, что займёшься сексом только со мной. Ваня попёрхивается слюной и смотрит во все глаза на кудрявого — тот выглядит до одури серьёзно, так что все шутки, что рождаются в голове, иссыхают на языке под испепеляющим солнцем по имени Серёжа. — Я тебя дождусь, — уверенно говорит Ваня и добивается нежной улыбки, от которой плавятся, по ощущениям, все его внутренности. На всякий случай он задерживает дыхание и крепко закрывает рот, чтобы те не вылились наружу бензиновой лужей. Вместо ненужных слов он сплетается с Серёжей конечностями и кладёт голову ему на грудь, засыпая под биение сердца.

***

Просыпается Ваня оттого, что его левое плечо замёрзло. Он хмурится, не открывая глаз, и тянет на себя одеяло в надежде не проебать сон, где он играет в баскетбол. Ему требуется пять вдохов, чтобы понять, что что-то не так. Вокруг темно и не пахнет кофе с корицей — Серёжа любит добавлять её в любое блюдо, — так что Ваня резко открывает глаза и чувствует, как его сердце медленно рассыпается меж пальцев, словно песок на безлюдном пляже. В маленькой комнате на стенах развешаны плакаты его любимых групп, а под потолком — светодиодная лента, которая падала столько раз, сколько Ваня не падал за всю свою баскетбольную карьеру. Привычное за несколько дней Московское солнце больше не светит в глаза, а холодное Омское — скрыто за плотными шторами и угрюмыми облаками. — Нет, — в неверии шепчет он хриплым со сна голосом, пытаясь заглушить поднимающуюся истерику. — Нет-нет-нет-нет! Крик вполголоса не помогает, и он, не сдерживаясь, мнёт в кулаках простыню, сильно закусывает губу и чувствует себя полностью опустошённым. Он только-только начал привыкать к прикосновениям Серёжи, его тупым шуткам и поцелуям-укусам, как его тут же забрали. Горькая слюна скапливается во рту, а перед глазами собирается мутная пелена из слёз. Ваня тихо всхлипывает, вспоминая, что живёт не один. — Ваня, всё в порядке? Мама стучится в дверь, но не заходит, спасибо ей за личные границы, и Ваня смотрит на время — двадцать минут девятого — слишком рано для истерики и поздно для сожаления. — Да! Просто… кошмар приснился, — кричит он, откашливаясь. — Я дальше спать. Он не говорит, что весь кошмар ещё только впереди. Экзамены ещё не сданы, он не поступил в Москву, а Серёжа и знать не знает о его существовании. Ваня зарывается в волосы пальцами и краем сознания отмечает короткие пряди. На кистях нет красных отметин, а на шее наверняка не осталось и следа от раздражения щетиной. Он обреченно вздыхает, опуская руки, и глядит перед собой. Внезапный прилив энергии подрывает его с места и он идёт к компьютеру, выводя тот из спящего режима. — Давай-давай, — бубнит он себе под нос, будто сумасшедший учёный, работающий над лекарством от всех болезней. Он заходит на твич и вводит ник Серёжи — дрожащие от волнения пальцы пару раз мажут по клавишам, но результат всё же выдаёт одно совпадение. Ваня победно скалится, обнаруживая запись двух стримов и зажимает рот рукой, тихо посмеиваясь над причёской Серёжи. Боже мой, он что, играет в ГТА РП? Ваня не подписывается из-за страха испортить будущее — он смотрел «Эффект бабочки», он знает, что с экспериментами шутки плохи, — так что просто добавляет канал в закладки и принимает решение ждать знака судьбы. Серёжа говорил, что во всём стоит благодарить Вову? Что ж, Ваня будет тщательнее следить за его стримами. Он ставит на скачивание программу по монтажу, которую видел на своём будущем компьютере, и откидывается на спинку стула. Где-то там, спустя тысячу часов стресса от экзаменов и поступления и почти три тысячи километров, Ваню ожидает кудрявое чудо с самой прекрасной улыбкой на свете. Ради неё он готов пережить и огонь, и воду, и железные трубы. И, мать его, грёбаное ЕГЭ.