Под разным небом пепел одинаков

      Было громко. Очень громко. Выстрел, что раздался буквально в сантиметрах от головы, испугал Хану до оцепенения. В какой-то степени девушка словно увидела, как в другой вероятности развития событий пуля врезается не в стену дома у нее за спиной, а разбивает ее черепную коробку. Алые брызги не разлетелись фонтаном, однако нельзя сказать, что алая пелена не встала перед глазами девушки. Зажмурившись в испуге, дернувшись, она отпустила контроль над силой.       Мгновение назад непоколебимая и уверенная. Затем выстрел. И, всхлипнув, пискнув в испуге, вот она стояла, зажмурившись с бешено колотящимся сердцем. Дрожала и нервно выдыхала холодный влажный воздух.       – За мной, – сквозь стиснутые зубы прорычал Занзас.       Едва его грозная фигура поравнялась с ней, как Хана перепугано затаила дыхание, не найдя в себе сил шелохнуться с места.       – Живо!       Громкий возглас заставил девушку вздрогнуть и, не испытывая судьбу, последовать за боссом Варии, скрывшись за входной дверью. Теперь атмосфера в доме стала куда более удручающей и тяжелой, чем нежели при Киоко и Кикё. Занзас напоминал демоническую сущность, лишь одно присутствие которой пагубно влияло на любого, кто окажется поблизости. Хана не хотела к нему приближаться, надеялась оттянуть момент, и с болезненным осознанием проследовала за мужчиной на кухню.       Запах масла и блинчиков все еще витал в воздухе.       Оставшись стоять в проходе, нервно обнимая себя за плечи, Хана наблюдала, как Занзас остановился посреди кухни и, шумно выдохнув, начал открывать дверцы шкафчиков. Сначала одна, потом другая. Скривившись, он раздраженно зашипел:       – Блять, в этом доме есть выпивка или?..       Многозначное «или» так и зависло в воздухе. Даже несмотря на нервозность, девушка не могла не заметить, сколь изменился в выражении лица мужчина, позволив жгучему раздражению смениться недоумением. Нет, даже не так. Искренним удивлением, что озадачило и действительно испугало Хану, заставив с напряжением наблюдать, как Занзас перешел к следующему шкафчику и на долгую секунду замер, изучая содержимое. Затем его взгляд опустился к столешнице. И тогда девушка в немом ужасе сообразила, что привлекло внимание мужчины – детская посуда и питание.       Присутствие этих предметов еще можно было списать на глупое совпадение, однако, обернувшись, Занзас подтвердил свою догадку по перекошенному выражению лица девушки. Сорвавшись с места, он двинулся ей навстречу решительным шагом, и она испуганно подумала, что он накинется на нее с вопросами и криками, но в итоге лишь грубым рывком заставил уйти с пути.       – Что… нет, стой!       Ее высокий голос погас за грохотом двери спальни, которую мужчина чуть с ноги не вышиб. Хана бросилась за ним следом, когда он скрылся в комнате. Детская кроватка, стоящая подле не в меру огромной кровати, стала красным флагом, сигнализирующим о том, что теперь никакие оправдания не спасут ее от катастрофы. Не спасут Киоко…       Застыв посреди комнаты с выражением удивления, которое он испытывал крайне редко, Занзас раздраженно усмехнулся.       – Да вы, блять, серьезно? – словно не веря в происходящее, мужчина обернулся к Хане с пугающим блеском во взгляде. – У этой суки есть ребенок? Чей? Его?       Задней мыслью Хана понимала, что, возможно, лучше было бы соврать, сказать, что это ребенок Кикё, но слова застряли поперек горла. Ее смятение и болезненный вид моментально раскрыли Занзасу все карты, отчего мужчина злобно и тихо засмеялся.       – Значит, у ублюдка есть ребенок, – с оскалом подметил босс Варии, в один шаг приблизившись к детской кроватке и уронив на нее задумчивый взгляд. – И он, наверное, о нем не знает. Интересно.       Больше он не смеялся и не улыбался, осмысление во взгляде мужчины напугало девушку куда сильнее любых угроз и эмоций, поэтому, когда он вдруг направился вон из комнаты, она в ужасе преградила ему дорогу.       – Что ты собрался делать?       Он остановился, одарил ее тяжелым раздраженным взглядом, но сдержал порыв схватить ее и просто оттолкнуть в сторону. Вместо этого мгновение помедлил. Его спокойствие пугало куда сильнее любой ярости, однако, чуть ли не вцепившись в дверной косяк, Хана приказала себе стоять и не рыпаться.       – Найти твою подругу, ее отпрыска, а потом шантажировать ублюдка Джессо.       – Ты серьезно?.. Она тут не причем, она просто хочет спокойно жить…       – Как и все мы, – жестко перебил ее Занзас, – но твой муженек натравил на Джессо всех своих хранителей. И ладно это. Он, блядь, пересрался с половиной мафиозных семей.       – А что ему, блин, было делать?! – не выдержала Хана и, всплеснув руками, повысила голос. – Спустить с рук нападение на Ямамото и Скуало?! Тот факт, что Бьякуран собирался нас всех перебить?!       – А, может, и не собирался.       Мысль, выраженная в мрачном комментарии мужчины, имела место на существование. Агрессивный выпад в сторону мечников Вонголы был спровоцирован из-за того, что Хана не послушала Бьякурана и отправила их следом, чтобы вызволить Киоко. Или хотя бы проверить, все ли с ней хорошо. После этого Джессо отклонял предложения Тсунаеши о встрече, чтобы обсудить произошедшее, лишь спросил, у них ли Киоко. Получив отрицательный ответ, он даже слушать ничего не хотел и лишь сообщил: «держитесь от меня подальше, пока я не выйду с вами на связь; в противном случае пожалеете».       Тсунаеши не собирался ждать. Он расценил слова Бьякурана, как объявление войны. И он прекрасно помнил, что происходило, когда кто-то закрывал глаза на нападение на близких ему людей. Парень прекрасно помнил урок с Киоко, которая стала разменной монетой в разборках Джессо, Джинглио Неро и Вонголы.       – Занзас… – зажмурившись и сжав кулаки, девушка и не знала, какие аргументы привести в свою защиту. Поэтому, подняв на него упрекающий, чуть ли не молящий взгляд, прошипела: – Прошу, не будь ублюдком.       – Ты предлагаешь мне отпустить ребенка этой твари?       – Да.       – И что ты готова дать за это?       Он еще сильнее прищурил глаза, которые теперь блестели взглядом хищника, наблюдающего из засады. Как никогда Хана прочувствовала, что своими требованиями, похоже, загнала себя в ловушку. Мужчина, что стоял перед ней, воплощал ярость, грубость, силу и власть, и даже если она превосходила его по статусу, то сейчас, в богом забытом месте, в тишине четырех стен, она была лишь слабой девушкой, не способной противостоять ему. Даже несмотря на свою силу, Хана бы не смогла спастись, если бы Занзас просто протянул руку и резким движением свернул бы ей шею.       У нее быстрее забилось сердце. От накатившей нервозности закружилась голова, поэтому ей пришлось через силу выдавить слова, чтобы отсрочить неизбежное. Ведь она знала, что было на уме у мужчины. Это буквально витало в воздухе.       – Что ты хочешь?       – Тебя.       Он шагнул ближе, заставив Хану попятиться, но выйти из комнаты ей не удалось, когда Занзас прикоснулся к ее подбородку. Хотя, не так. Это невозможно назвать прикосновением, невозможно назвать грубую хватку столь простым словом, то, как его пальцы сжали ее нижнюю челюсть и легли на шею. Больно не было, однако сила и давление грубого жеста буквально кричали о том, в чьих руках теперь она находилась. Если попросит отпустить, он не отпустит. Если заплачет, ему будет все равно.       От этой мысли стало еще более жутко. Закрыв глаза и болезненно выдохнув, девушка отчаянно удерживала маску самообладания, но она буквально трещала по швам. Ей казалось, словно она пыталась удержать падающую стену.       – Ну так что, госпожа Савада? Твое молчание расценивать как согласие или отказ?       В его голосе отчетливо послышалась насмешка, которая обожгла самолюбие Ханы. Поддавшись вспышке эмоций, она открыла глаза и увидела, как губы мужчины исказила кривая ухмылка. Из-за этого ей стало еще больше не по себе и, раздраженно шикнув, она толкнула Занзаса в грудь, выбравшись из его рук. Не сказать, что он пытался ее остановить, при желании он бы и дернуться ей не дал, а попытка к сопротивлению лишь повеселила его, заставив тихо засмеяться.       – Строишь из себя недотрогу. Смешно.       – Да какая разница, соглашусь я или нет! – в чувствах воскликнула Хана, пытаясь спрятать за раздражением нахлынувшую тревожность и смущение. – Ты все равно все расскажешь!       – Об отпрыске ублюдка – да, – небрежно подметил Занзас, вернув себе собранность и одарив девушку пристальным взглядом. – Но ты можешь попробовать убедить меня не говорить об этом сразу.       От нахлынувшего раздражения у Ханы зачесались кулаки. И ее так и подтолкнуло выплеснуть в словах всю желчь и ядовитость:       – Просто скажи, что ты всего лишь хочешь меня, вот и устроил этот шантаж.       – Ты, блять, сама спросила, чего я хочу, – напомнил Занзас.       Сказать честно, если бы девушка знала, к чему в итоге приведет ее судьба в плане отношений с Занзасом, она бы сама застрелилась еще давно. Последний год ее личная жизнь напоминала пиздец с большой буквы, и все дошло до того, что она сама чуть из-за поведения Тсунаеши не поспособствовала расколу Вонголы. В какой-то момент они с ним так сильно поссорились, что чуть до развода не дошло, и дело заключалось даже не в Занзасе, отношения с которым, на удивление, ограничивались каким-то хождением по лезвию ножа. После замужества она не смела изменять Тсунаеши, это было бы верхом неуважения, но сексуальное напряжение между ней и боссом Варии никуда не исчезло.       Стояло камнем преткновения. Костью поперек горла.       Верхом неуважения, да?.. Интересно, учитывая то, что ко мне уважение Тсуна, похоже, уже давно втоптал в землю.       Злость обрастала подобно снежному кому день ото дня, месяц от месяца. Быть может, Хана бы и не сбежала три недели назад, но она не только хотела найти Киоко. Она действительно хотела сбежать. От Вонголы, от одержимости Тсунаеши перед победой над Бьякураном, от чертовых распрей внутри семьи и давления со стороны других мафиози. Мир уже не находился на грани разрушения, он буквально рушился.       – У нас не так, чтобы много времени, – напомнив о своем присутствии, произнес мужчина. – Мы трахаться будем или нет?       Так грубо. Так обыденно. Вот во что превратилась ее жизнь – в грубую обыденность.       – Я здесь что ли мужик, чтобы проявлять инициативу? – со схожим раздражением уточнила Хана.       Ей было больно, ей было все равно. Больно от того, что только, похоже, она пыталась спасти ситуацию, вытянуть всех из круговорота насилия. Но каждый раз встречала сопротивление, как люди бежали от проблем или, наоборот, лишь разжигали огонь ненависти. Ей становилось все равно. Почему она должна стараться, если буквально каждый с горящим воодушевлением прыгал в кипящий котел? Почему лишь она должна оставаться праведной спасительницей?       Я тоже хочу махнуть на все рукой.       Пусть на минуту, пусть на мгновение. Просто забыть, что существует весь тот мир, который сводил ее с ума, от которого она бежала той дождливой ночью, прыгая на заднее сидение такси и веля отвезти ее в аэропорт. Хана желала, чтобы ее оставили в покое, но суровая реальность все же настигла ее в лице Занзаса и Варии. А она, не спеша плакать и грустить, с вызовом подумала, что будет оттягивать неизбежность до последнего. Пользоваться любым моментом.       Поэтому, как ей следовало, она не оттолкнула Занзаса, когда он подошел к ней с насмешливой полуулыбкой и гневным взглядом. Не сопротивлялась тому, как мужчина прижал ее к стене, лишив последней возможности убежать, сделать шаг назад. Ощущение его шершавых широких ладоней на своей коже, напористых прикосновений, отличающихся силой и грубостью, не казались чем-то страшным. Эти сильные руки держали ее, помогая не рассыпаться, помогая удержаться на грани какого-то безумия.       Хану даже забавлял тот факт, что Занзас не толкнул ее на кровать и в порыве охватившего возбуждения не взял силой. Его чувства по отношению к ней нельзя назвать чем-то теплым или добрым, скорее, она вызывала в нем злость, какую вызывал дрессировщик, дразня голодного тигра куском мяса. Мужчина ее ненавидел, ненавидел до такой степени, что несколько минут назад едва не отнял у нее жизнь. Но та искра напряжения, непонятной привязанности и желания, которую девушка обронила в его душе несколько лет назад, позволив себе переспать с ним, наверное, и спасла ей жизнь.       Убить ее – значит собственноручно лишить себя чего-то желанного. Оставить себя с голодом, который будет мучать и терзать долгое время.       Возможно, поэтому Занзас все еще не поставил ее на колени, чтобы удовлетвориться сексом. Он сжимал ее шею, не давая отвернуться от поцелуев, от своих обветренных жестких губ. Это были простые поцелуи, не страстные и обжигающие легкие, и уж тем более не пропитанные ванильной нежностью. Обыкновенные поцелуи, от которых крыша ехала похлеще, чем от водки. Они чем-то напоминали точку в конце предложения, констатацию факта – супруга босса Вонголы находилась в его руках, и он мог делать с ней все, что пожелает.       От этой мысли Хана прочувствовала свою ничтожность. Ту ничтожность, которой упивался Занзас. Ту ничтожность, которая удовлетворяла его внутреннего хищника от банального понимания, что вся власть находилась в его руках и жертва никуда не денется. Казалось, лишь одна эта мысль возбуждала его не хуже физической стимуляции, и когда он тихо усмехнулся, то словно сказал «поиграли и хватит».       Грубо схватив девушку за плечо, Занзас рванул ее в сторону и оттолкнул на кровать, заставив испуганно пискнуть. Хана даже не успела подобраться выше, как мужчина придавил ее коленом, взбираясь сверху. Быстрым движением он скинул с себя куртку, затем, не сводя обжигающий взгляд, избавился от рубашки. Глядя на его обнаженный торс, исполосованный шрамами, Хана невольно удивилась, почему ему не было холодно в такую погоду? Но едва он прильнул к ней, чуть ли не содрав одежду, что прятала ее тело, она поняла, насколько сильный от мужчины исходил жар. Словно он горел изнутри.       Поцелуи больше напоминали жадные укусы, от которых просыпалась каждая клеточка тела. Задрав ее руки вверх и сжав широкой ладонью, делая еще более уязвимой и беззащитной, Занзас заставлял Хану задыхаться от жуткого странного чувства. От возбуждения. Он находился между ее ног, терся своим пахом о ее промежность, оставляя без единого шанса хоть как-то прикрыться, защититься, сбавить его напор.       Мужчина давил ее не только весом своего тела, но и неподъемной аурой доминирования. Она находилась в его руках и точка. Даже когда Занзас отпустил ее руки, чтобы избавиться от остатков одежды, чтобы раздеть и ее, он словно в каждом жесте выражал мысль, что если она посмеет сопротивляться, он этого не простит.       И отчего-то это сносило крышу. Хана боялась, и ей нравилось это пьянящее чувство. Ей нравилось наблюдать, как он стягивал с нее джинсы, как вновь опускался сверху, обжигая горячим дыханием и грозным взглядом. Она хотела обнять его, но боялась, и все же, прикоснувшись к его плечам, позволила пальцам, уходя ниже, через грудь скользнуть к спине.       Занзас смотрел на нее. Прямо в глаза. Наблюдал, как меняется выражение ее лица, пока он входит в нее. Тихий стон, сорвавшийся с губ Ханы, словно ознаменовал, что на этом игры разума окончены. Удовлетворив потребность внутреннего зверя, они могут насытиться плотскими наслаждением.       Никаких мыслей в голове, только физические ощущения. Грубые, почти что яростные толчки, вбивающие ее в кровать. Сильные пальцы, впивающиеся до боли в ее ягодицы и бедра. Рычание под ухом, рваные влажные поцелуи. И никакого контроля. Просто отдать все, отдать ситуацию, отдать себя в руки ненасытного жестокого человека. Человека, с которым она без зазрения совести трахалась на мятых простынях, которого целовала, которого чувствовала внутри себя. Которому прогибалась навстречу, шепча и прося больше, провоцируя быть еще более яростным и жестким.       Чтобы он не просто был сверху, а заставил полностью забыть ее об остальном мире. Хана читала его по каждым движениям, и в какой-то миг опережала его порывы, полностью отпустив стыдливость и подыхающую совесть. Она позволила брать себя сзади, вставала на колени и громко стонала, практически хныкала в такт жестких толчков, слушая, как соприкасаются их тела.       Сминая в пальцах простыни, не находя себе места от удовольствия, девушка хотела раствориться в моменте. Она уже и забыла, насколько целительной была для нее грубость Занзаса. Что порой только жесткий секс помогал сбросить напряжение, копившееся внутри. Обычный спорт не помогал с этим, потому что в обычном спорте все всегда зависит лишь от тебя, ты должен контролировать процесс. И ты всегда один.       И как бы Хана ни хотела побыть одна, сбежать от лавины проблем, лишь чье-то присутствие помогло ей перевести дух. Хотя, не просто «чье-то». Присутствие мужчины, которого она ненавидела, которого боялась, которому на несколько мгновений отдала контроль. Забыла о проблемах, полностью опустошив себя, и теперь, лежа на плече у Занзаса и накрыв его грудь ладонью, возвращалась в реальность.       Пролежать бы так вечность…       Пролежать бы так, слушая стук его сердца, а не тревожные голоса в голове. Пролежать бы так, греясь о жар, исходящий от его тела, который так контрастировал с прохладным воздухом. Слушать тяжелое, в какой-то степени недовольное сопение. И чувствовать, как его пальцы бесцельно выводят невидимые линии у нее на бедре.       Странное, опустошающее чувство. Да здравствует реальность.       – Что значит «у нас не так, чтобы много времени»? – первой нарушила тишину Хана.       – То и значит, – сухо отозвался Занзас, смотря бесцельным взглядом в потолок. – Твой муженек готовит нападение на штаб Мильфиоре. Мелоне или как-то так.       Слова мужчины в момент отрезвили девушку. Приподнявшись на локте, она окинула его столь недоумевающим взглядом, словно тот сказал какую-то глупость.       Нехило я так выпала из реальности.       – Мелоне? В Японии?       – Нет. Это база в Штатах. Рядом с доками.       Вполне логично, учитывая, что Намимори находился под контролем Хибари Кёи, который не то, что строительство базы бы издалека почуял бы на стадии банального проектирования. Этот человек, как порой казалось Хане, знал, когда и где какая мышь, прости господи, пердела в его городе.       – И… когда?       – Ну… – с какой-то беззаботностью глянув на наручные часы – единственную вещь, что осталась на его теле – Занзас задумчиво отозвался: – Где-то через пятьдесят часов.       – Что?! – теперь Хана полностью села, и ее искреннее удивление, смешанное с ужасом, вызвало у Занзаса саркастичный смешок.       – Что, удивлена? Так нехер было три недели пропадать черт знает где, – раздраженно прошипел он, поднимаясь с кровати. – Собирайся.       Прощай, райский уголок забвения…       Ничего другого и не оставалось. Возможно, другая мадам бы и сожалела о том, что произошло, но не Хана. Она уже устала сожалеть. Волноваться и трястись над чувствами других людей. Никто не хотел слушать ее, так какого черта она должна слушать других?       – Подожди, – окликнул ее на выходе Занзас.       Остановившись, она обернулась и заметила, что мужчина выглядел уже не таким злым, как в момент их встречи. Все тот же мрачный пугающий лидер Варии, но также отпустивший ситуацию. Сбросивший напряжение. И ни о чем не жалеющий. Однако не заметивший, или не желающий замечать один очень важный момент.       – О твоей подруге я молчу до завершения операции. Затем не мои проблемы.       С его стороны, возможно, это прозвучало, как великое одолжение или же равносильная плата тому, что она отдалась ему, как и обещала. Хана же решила смотреть на это иначе – что секс порой являлся самым чудодейственным средством манипуляции и достижения цели.