для чего тебе этот эликсир?

это утро могло для кого угодно стать прекрасным началом ясного весеннего дня. но, покидая крепость школы дракона в компании трёх самых проблемных выпускников, Ши Цинсюань буквально отдал все свои прошлые и будущие ясные дни судьбе, забрав себе иные, наполненные бесплатными цирковыми выступлениями его друзей. сегодня звездой на арене был Сюэ Ян, и с самого рассвета его аура гнева проникла во все комнаты поместья, включая комнату мастера ветров. — Цинсюа-а-ань, родная ты моя душа! — грохот, с которым упала выбитая дверь, возвестил о степени родства. — просвети же своего братца-босяка, с какого хуя я должен делить крышу с тварью? — мастер ветров тактично промолчал, с большим трудом удерживая в груди вопль о необходимости личного пространства — Ян воспринял это, как знак к продолжению импровизированного монолога. — вот ты мне скажи, Цинсюань, — юноша надрывал горло и хрипел, — почему в этом сарае четыре, блядь, ведьмака, и никто, кроме меня, не заметил, что на хозяйской кухне живет ёбаный прибожек?! — ёбаного прибожка, впрочем, давно заметили все. в действительности проблемой было не его существование — это разумные, довольно безобидные и даже полезные маленькие человечки. единственной реальной опасностью в этом доме был Сюэ Ян и его неудержимая жестокость в отношении чуть ли не всех, кроме него самого. по-детски очаровательное светлое лицо и хрупкий вид для незнакомцев были, как духи на пятидневном покойнике. конечно, у Яна не было какой-нибудь веской причины быть наивным баоцзы вроде Цинсюаня, или еще того хуже — жизнерадостным придурком, как Вэй Усянь. безусловно, многолетние совместные странствия сделали его податливей в некоторых вещах, но в вопросе чудовищ он был непреклонен. ненависть, будто тягучая черная смола, окутывала его душу и тело, стоило ему почувствовать присутствие нечеловеческой твари. Ян ненавидел ведьмачество, но брал самые сложные заказы на континенте. казалось, он действительно стремился уничтожить всех чудовищ, но это праведное дело за все годы так и не принесло ему ни удовлетворения, ни гордости, ни желания жить. ведьмак прошел испытание травами в шесть с половиной лет. наставник нашел маленького бродяжку на окраине города — тогда это был полуживой комок страха и боли с раздробленной рукой. в крепости его заботливо выхаживал Цинсюань, но мальчишка совсем не цеплялся за жизнь и рисковал стать еще одним зверьком, раздавленным под колесами кареты. в такой ситуации, как, впрочем, и в любой другой, шанс успеха во время трансмутации составляет ровно пятьдесят процентов — либо это новый ведьмак, либо покойник. два пальца на левой руке пришлось ампутировать — они были похожи на ужасную кроваво-костяную кашу, и гангрена могла в любой момент отнять кисть целиком. единственное, что молодой мастер Сюэ запомнил из детства — это золоченные колеса кареты, безразличное лицо скоя'таэля, держащего поводья, и бесконечно длинные день и ночь в аду, когда наставник нашел его и сделал тем, кем он быть ненавидел. самый хилый ученик быстро стал гордостью школы: он схватывал на лету все знания, что были ему предложены; ведьмачьи знаки удавались мальчику чуть ли не с первого раза, а устойчивость к эликсирам близилась к рекордной отметке. Сюэ Ян больше не собирался умирать вот так, как бродячая собака — но воспитать в нем благородного дракона едва ли представлялось возможным. покинув крепость школы, он первым делом отправился вернуть долг пассажирам кареты, сделавшей из него калеку. искусный во всем, День-и-Ночь оставался таковым и в мести. не сдержав гнев, он подарил легкую смерть лишь эльфу-кучеру — такому же босяку, как он сам, испугавшемуся остановиться без приказа хозяев. владельцы злосчастной кареты молили прервать мучения, но ведьмачьи эликсиры удерживали их в этом мире весь день и всю ночь, пока Ян предавался сладкой линчи. из серебра, найденного в доме убитых, был выкован цзянцзай — пахнущий ненавистью, вероятно единственный серебряный ведьмачий меч, окрашенный кровью людей. дурная слава прекрасного юноши, как бардовская песня, переходила из уст в уста: никто не знал его имени, но почти каждый ребенок слышал об ужасном чудовище, которое зовут Весь День и Вся Ночь в Преисподней, или просто — ведьмак-убийца. его неправдоподобные портреты украшают доски объявлений вблизи постоялых дворов, и художники с особенно бурной фантазией рисуют его самого клыкастым, крылатым и многоруким, а шуанхуа и цзянцзай часто бывают изображены в образах живых существ, приспешников самого дьявола, присягнувших Дню-и-Ночи на верность. Сюэ Ян ненавидел монстров. для многих ныне живущих монстром был он сам. мастер ветров затягивал спасительное молчание, сколько мог, но Ян славился не только жестокостью, но и очень, очень хрупким терпением. — вот ты вроде ювелир, Цинсюань, а ебешься, как кузнец. — разницу в росте нивелирует то, что адресат этих слов по-прежнему сидит на кровати, позволяя младшему товарищу смотреть на себя сверху вниз. необходимо срочно отвлечь его. немедленно. мастер Ши выбирает свой излюбленный метод — перекладывание ответственности на ближних. он отряхивает нижние одежды, встает с постели и направляется к выходу из комнаты. Ян расплывается в ехидной ухмылке, уверенный, что они идут на кухню за головой прибожка. будильник сегодня для всех один — Се Лянь просыпается от дверного грохота, испуганно подскакивает и хватается за эмин. спустя пару мгновений приходит осознание, и, убрав клинок в ножны, мужчина садится на краю кровати. мастер ветров в два прыжка настигает его и трясет за плечи, будто стряхивая с брата сон. — малыш Сяньлэ, скорее расскажи нам, что у тебя произошло! — Цинсюань крепко впечатывается пальцами в кожу Ляня, заставляя проснуться окончательно. он выжидающе смотрит прямо в глаза, и ведьмаку в белых одеждах внезапно становится дурно от этого взгляда. "откуда... он знает? что я должен сказать... что говорить?!" Ян, оставшийся стоять в дверном проеме, недоверчиво приподнимает правую бровь. "раз, два, три... вдох. раз, два..." тишина становится убийственно тяжёлой; ложится на плечи мастера Се грудой камней, когда вечно недовольный младший брат делает несколько шагов навстречу и останавливается рядом с кроватью. молодой мастер Сюэ, теперь практически уверенный в том, кто на самом деле был инициатором оставить кухонного монстра в живых, идет в лобовое наступление — наклоняется к самому лицу Ляня, обжигая дыханием и без того пылающие щеки: — братец-наследник, признайся же! думал, мы ничего не узнаем? — на этих словах все тело предательски вздрагивает, выдавая волнение, которое взбушевалось в груди настоящей бурей. — что же у нас, по-твоему, нет ни глаз, ни ушей? — Ян загибает три пальца на здоровой руке, изображая нож; двумя вытянутыми пальцами он проводит воображаемые линии, рисуя то, как вышеуказанных органов чувств себя лишает. а Цинсюань все смотрит на него испытующе, прожигает взглядом насквозь, и не выдержав, Се Лянь выпаливает правду на одном дыхании: — кажется, я в-видел сирену, и, эээ, к-кажется, она успела напустить ч-чары, я н-н-не уверен, но сегодня н-ночью я чувствов-вал себя с-с-с-странно! — Сюэ Ян, не успевший среагировать впопад, зло смеется: смех обжигает Се Ляню лицо желчью и слезами жен. — как и ожидалось, сплошные оправдания от братца-наследника, скучно до омерзения! глаза Ши Цинсюаня становятся двумя огромными абсолютно круглыми блюдцами. не заметив перемены его настроения, ведьмак в белом продолжает: — я-я.. к-кажется, я слышал г-г-голос, и мной завладело.. и я не смог... эээ-я был вынужден... — на этом моменте к Яну приходит осознание, и он замирает в полуусмешке на непочтительном расстоянии от чужого лица. — я-я не с-с-совладал с этой силой и предался самолюбованию ночью! неизвестно когда притащившийся на шум Вэй Усянь разразился хохотом: — ну вот, я снова пропускаю все самое интересное! ха-ха-ха-ха, стоило немного задремать, а вы уже откровенничаете! да еще о подобном! ха-ха-ха, да еще и Се Лянь! в глазах Сюэ Яна читалась неподдельная злость. про прибожка все уже успели забыть. обладатель черных одежд искривил губы в фальшивой улыбке и положил руку Сяньлэ на плечо. — сирена. какое удивительное совпадение, я как раз собирался отправить какую-нибудь тварь к праотцам сегодня. пусть будет сирена. — какой интересный намечается денёк! - сквозь смех констатировал Усянь. "что ж я маленьким не сдох..." — мысленно выругался Сяньлэ, нервно потирая точку между бровей.