Букет

      На Денеримской пристани оказалось не так уж людно, как он ожидал. Или, по крайней мере, он ожидал особенных людей… Его родители, вне сомнений, привлекли бы всеобщее внимание. Но на берегу — лишь его сестра Селия, которую он было принял за мать. И никого больше. Спускаясь по трапу в сопровождении дяди Эрка, Сарим чувствовал, что теряет почву из-под ног, пускай в действительности обретал землю вновь после длительного морского путешествия. Однако сейчас неверная палуба казалась надёжнее любого берега — если берег пуст, что может быть надёжного в нём?       — Мой принц, — сказала сестра, кланяясь и глядя на него весёлыми глазами.       — Моя принцесса, — ответил он, целуя холодную руку. Даже в эту суровую зиму, укутанная в мех, Сел не признавала перчаток, и капюшон она тоже скинула с головы. Было мило обнаружить эти старые привычки, будто всё осталось неизменным. Сам-то он носил перчатки, и все остальные носили.       — Дорогой дядя, — Сел обратилась к дяде Эрку.       — Моя принцесса, — тот в свою очередь так же быстро поцеловал её руку, как это сделал Сарим до.       То, что следовало соблюдать и от чего он вполне отвык, пока плавал инкогнито: Сарим назывался Томмардом Боллом, юнгой на службе эрла Мак-Энрига. Конечно, кланяться он не переставал, но принимать поклоны и эти обращения вновь оказалось так странно.       Наконец ему дали коня — его любимого мерина по прозвищу Бриз, серого в яблоках, по которому он скучал не меньше, чем по каждому члену семьи. Любимец приветственно заржал, увидев доброго хозяина, из крупных ноздрей животного клубами пошёл пар. Бриз несколько нетерпеливо перешагивал с места на место, пока Сарим его не оседлал, и вся процессия двинулась вперёд.       Морозный Денерим оставил Сарима равнодушным, но королевский дворец, погружённый в молчание, вызвал болезненное узнавание. Он дома.       — Я думаю, нам лучше поговорить здесь, пока матушка и отец не смогут подойти, и значит, пока не сможет подойти и Летти, — Сел пригласила его в гостевую комнату, а дядя удалился прежде, сославшись на усталость.       — А Фифочка, Лин-лин и Лисса? — семейные имена младших сестёр слетели с его уст легче, чем он предполагал, но после этого «Летти» о кронпринцессе нельзя было назвать остальных принцесс иначе.       — Извини, мы ожидали тебя позже, так что пока все заняты… У них уроки.       — А Гийом и Ферхар?       — Ох, Гийома мы теперь так не называем. Он наконец не картавит, но проговаривает эту «р» с таким усердием, как антиванец. Теперь он Гильермо.       Сарим сдержанно улыбнулся. Маленький Уильям заслуживал новые и новые прозвища, а всё из-за именослова, который прочла Лин-Лин — там было написано, что и Уильям, и Гийом, и Гильермо одно имя. А что, можно ли так перестараться в произношении одной злосчастной буквы? Сарим достаточно слышал иностранной речи, и это звонкое мурлыкание ему безумно понравилось. По крайней мере, то касалось одной прекрасной девочки его возраста…       — Ну, мальчики спят, и у них строгий порядок, так что я решила пока их не будить. И я хочу поговорить с тобой немного без малышни. Ты был в море, это так интересно! Ты всегда любил море, но столь далеко не путешествовал…       — Вообще, ничего интересного, — соврал он, наводя тень на плетень. Но его сердце заколотилось от возможности всё рассказать, и от мысли, что он теперь такой взрослый и важный. Однако были важные дела и здесь, дома. — Лучше скажи про близнецов, мама писала, что разрешилась мальчиком и девочкой…       — Да, Хэлия и Матер, потом на них посмотрим, — Сел отмахнулась, её явно интересовало другое. — Ты посещал Вольную Марку! И Антиву. И Ривейн.       И сам забыв о малышах, он поднял ладони, все в мозолях, и улыбнулся.       — О да, посетил. Каждая миля отпечаталась на этих руках.       — Ого! — Селия схватила его ладонь и немного пощупала эти мозоли, поводя пальцами по грубой коже. — Значит теперь ты самый настоящий моряк?       — Надо ещё заслужить свой корабль.       Сел фыркнула:       — Уже в день твоего рождения спустили на воду «Принца Сарима», флагман королевского флота.       — Его ведёт капитан Хоггарт. А мне нужен свой. И его спустили на воду позже моего рождения на четыре дня.       Он любил эту историю. Как будто сама судьба была предопределена и связала его с морским делом. Новый флагман строили с самого воцарения их родителей, а достроили только к его рождению — учитывая, что Сарим третий ребёнок, строительство наверняка затянулось. История так впечатлила его, что он просил родителей и нянек посещать порт как можно чаще, а там любовался кораблём-тёзкой. В шесть лет Сарим начал гостить у их родственников Мак-Энригов с Штормового Берега, тогда же начал ходить под парусом. Иногда он посещал дядю Эрка (он был кузеном их отца) не один, а вместе с сёстрами, когда они того хотели. Но правда была в том, что никто не был так одержим морем, как Сарим. И на Штормовом Берегу ничего не было такого же интересного, как море.       — Ладно… А как тебе города Вольной Марки?       — Я видел Киркволльских Близнецов. В Старкхэвене прекрасный Великий Собор, я думаю, что даже лучше такового в Вал Руайо!       — Ну уж, Великий Собор Вал Руайо! Нет, я с тобой не согласна, брат. И Лин-Лин не согласна, я уверена. Вот же, спроси отца, он был в Орлее, и в столице тоже, и ты знаешь про Верховную Жрицу…       Тут Сарим скривился. Только Алиндра восхищалась дружбой отца и Виктории, или Лелианы, как говорил о ней отец. Ведь имя ей досталось из одной легенды, услышанной отцом из уст этой женщины. Селия не восхищалась, упомянула лишь в споре. Но Сариму претили слухи о них, что они любили друг друга, он даже дрался из-за этого с младшим Кенделлсом. Нет уж, папа не мог никого любить кроме мамы, мама была лучшей, это известно. Мама была самой красивой и самой умной женщиной в мире.       — Я знаю, что я видел, вот. Мне понравилась Вольная Марка, и они не считают про себя, что они одна страна. Вот, от Хайевера до Гварена, от Денерима до Перевала Герлена — все скажут, что они ферелденцы. А там говорят, что они киркволльцы или оствикцы, или ещё что.       — Я читала у Дженитиви…       — А я слышал это сам. И в Киркволле есть не только жуткие Близнецы, но и жуткая статуя Рыцаря-Командора Мередит, которой нельзя касаться.       Селия закатила глаза и произнесла:       — Ты же сказал, что нет ничего интересного в твоём путешествии.       — Значит, я приврал, — тут он позволил себе улыбнуться уже широко, безо всякой скованности.       Селия кинула в него подушкой.       — Эй!       — А врать нехорошо! Но я тебя прощу, если расскажешь про Антиву.       — Любезно прошу принять мой скромный рассказ, — Сарим даже вскочил с места, чтобы отвесить низкий поклон, ещё больше веселя сестру. — Мы гостили при дворе семьи ди Калабрия. Жена нашего дяди-тейрна из них, мне дядя Эрк рассказал — та, которая умерла. Они живут недалеко от порта и у них огромный дворец, я видел настоящего павлина и кормил его с руки. У торгового принца ди Калабрия есть племянник и племянница, я имел удовольствие с ними познакомиться, их зовут Хорхе и Соледад. Разве нужно называть девочку Соледад? Я этого не понял, потому что имя означает одиночество…       Он замолчал, вспомнив карие вишни её глаз; Соледад была красавицей, тихой и нежной. Она разительно отличалась от его сестёр — ему бы в жизни не понравилась вертлявая, светлоглазая девчонка, всё равно что любить сестру. Соледад же была смуглой, согретой высоким солнцем Антивы.       — Это благонравное имя, добродетель самой Андрасте, — нравоучительно ответила Сел.       — У неё был муж и дети, и Создатель, какое одиночество? — Сарим хмыкнул, перед сестрой он не боялся показаться непочтительным к Пророчице, иначе бы придержал язык.       Селия затихла, погрузившись в себя. Это было привычным, пожалуй — её разговорчивость всегда сменялась задумчивостью. Она подала слабый голос:       — Скажи, а что же ты думаешь, будет Элетея лучшей королевой, чем мама?       — Нет, — он сказал твёрдо, но тут же покраснел до ушей, ведь сказал дурное о сестре, вовсе того не желая. — Просто никто не лучше мамы, понимаешь? Мама ведь самая-самая. И когда Летти коронуют, до этого нужно… Я бы не хотел, чтобы мама… — он осёкся. Вечно Селия заведёт нехороший разговор!       — Это ясно. Я не о том. Всё равно у мамы есть планы, я слышала, со мною говорили, ибо я наследую Гварен — во всяком случае, может статься так, что и при жизни мамы Летти коронуют. Ещё говорили с дядей Фергусом, о Хайевере и тебе…       — Стой же, обо мне? А как же Лореон?       — Вот о чём я. Лореон полуэльф и незаконнорождённый. Я им сказала, что это правило нужно изменить ради нашего дяди и кузена, то есть я это осмелилась сказать одной Летти, она меня засмеяла. Разве это справедливо, брат?       Сарим запутался. Что же, что Лореон незаконнорождённый полуэльф он знал, но об этом не думал, слишком уж редко видел своего малого кузена. Между собою они того не обсуждали, либо он сам остался в стороне от сестринских разговоров. Принц Сарим — наследник Хайевера? Может, это было бы хорошо, но Сарим не хотел бы никого обойти или обидеть, тем более заветная мечта его касалась морского дела. Пост адмирала королевского флота казался ему предпочтительнее, чем любой дворянский титул, к тому же он всегда останется принцем крови на службе собственной семьи — матери, сестры, потом племянников, если так придётся. Будет у него и жалование, и имя, и дом.       — Пусть мама решает, — он пожал плечами, — королева вершит закон.       — Никто со мною не согласен, — Сел поджала губы, — но ведь эльфы могут владеть землёю? Я думаю об Аметин…       — Вот оно что! Разве у банна эльфинажа есть дети? Пускай Летти назначит Аметин наследницей. Даже мама могла бы…       — Речь о справедливости, Сарим.       — А что же справедливость, Селия? Ты говоришь странное. Королева Анора решает, что справедливо. Королева Элетея будет решать, или думаешь, ты лучше знаешь, а? А может ты была бы лучшей королевой?       — Нет! — она побледнела. — Не говори такого. Ох, мне достаточно Гварена, это сложно всё, столько уроков следует выучить…       — То-то. Чему ты хочешь учить Элетею, если своих уроков не выучила?       Брат и сестра замолчали. Сарим подумал о своих словах — и ему стало страшно. Если бы Селия думала о себе, что будет лучше их сестры… Был, к примеру, король Арланд и его кузина София Драйден (Фифочка считала, что её назвали в честь этой женщины) — и они воевали между собою. И если бы Сариму пришлось выбирать… Он решил больше никогда об этом не думать. Мама всегда говорила, что они не обычные дети, не просто братья и сёстры, что Элетея станет королевой, а Селия — тейрной Гварена, а теперь и ему пророчат Хайевер.       — Ты же знаешь, что я не думала о таком, брат? Мне лишь стало обидно, что Летти надо мною посмеялась.       — Знаю, прости, — Сарим сожалел, что его сестре пришлось в таком объясняться. — Я сам ни за что вспылил. Почему ты так заботишься об Аметин? Разве ей пришлось терпеть обиды с нами?       — Не пришлось… — она затихла. — Когда настанет время уезжать, я хочу забрать её с собой.       — Ты всегда бегала за ней хвостом…       — Лучше расскажи о Соледад. Я прервала тебя своей глупостью. Ты, кажется, очарован, — Сел опять переворошила ладный разговор. Но пришлось отвечать.       — Вовсе нет! — всплеснул руками. Потом тихо добавил, — быть может, немного… Мы часто говорили о разных вещах, и она была очень доброй, а ведь считала меня низкорожденным. Я бы повидался с ней ещё.       Сестра хитро сощурила глаза, но промолчала. Сарим вновь вспомнил Соледад и её белоснежное платье с открытыми плечами, которое так хорошо смотрелось в сочетании со смуглой кожей. Он даже подумал что-то неприличное, недостойное принца, и тут же стыдливо отряхнул наваждение. Если дядя Фергус был женат на женщине из рода ди Калабрия, значит, это имело смысл тогда, и может он сам бы мог на ней жениться? Вообще, ему уже пару раз сватали ферелденских девочек. По крайней мере, предлагали пообщаться. Его мысли прервал стук.       — Принц, принцесса, — слуга низко поклонился, — Их королевские величества будут ожидать вас в трапезной на завтрак.       Трапезная — сердце денеримского дворца, собиравшее всё обширное семейство. Как он вошёл, его чуть не сбила с ног София — самая близкая ему по возрасту и по духу сестра. Признаться честно, она была резвее и смелее. Сарим крепко обнял сестру, в лицо ему полезли каштановые кудри — он её приподнял над землёй, Фифочка ответила тем же. Сарим рассмеялся.       — Не поднимай меня, дурашка, надорвёшься ведь.       — Не надорвусь! Отец подарил мне меч, настоящая сталь! Мы должны тренироваться вместе, брат, — серо-голубые глаза заискрились светом. — Лин-лин только за лук берётся, а про Лиссу сам знаешь…       — Хватит жаловаться, — это была Алиндра, подошедшая вслед за Софией и уже подавшая ему руку для поцелуя.       — Я всё слышала, — тихий голос Элиссы. — Здравствуй, брат.       После чинного поцелуя, Сарим обнял Лин-лин — теперь в лицо полезли рыжие локоны. Потом он получил от неё долгий взгляд голубых глаз. За ней шла Элисса, сделала книксен, резко подала руку, а когда Сарим потянул руки для объятий, он обнаружил, что Лис уже отвернулась и возвращалась на место. Но он только сделал широкий шаг и закружил младшую сестрёнку. Она недовольно заверещала и стала брыкаться.       — Отпусти! Отпусти!       Сарим замер. Да и все остальные тоже. Чем он заслужил подобную немилость? Разгладив складки платья, Элисса села на место. У Сарима даже руки задрожали… Он ведь ей сказки рассказывал и утешал, когда Софи и Лин её обижали. Он оглянулся на всех и лишь увидел, как София закатила глаза.       — Не обращай внимания.       Под ногами всё это время крутился незамеченный Уилл. Пожалуй, он развлекался сам, просто бегая туда-сюда. Его долгожданный брат, родившийся слишком поздно, чтобы быть его другом в мальчишеских играх. Гийому-Гильермо исполнилось шесть лет и он только начал тренироваться с деревянным мечом — мама писала, Сарим тогда был в Антиве. Отвлекаясь от горечи, вызванной поступком Элиссы, Сарим поднял брата на плечи — а вот он завизжал от восторга. Таким его застали родители и самая старшая его сестра — наследная принцесса Элетея. Одним ловким движением он спустил Уилла с плеч и выпрямился.       — Мама! — у него даже дыхание перехватило, вот так он заволновался. Больше всего скучал по маме… Только что это за платок у неё на голове?       — Душа моя, — ласковое и вместе с тем сдержанное обращение. Подошла, поцеловала в обе щеки, — с каждым днём ты всё больше похож на своего знаменитого деда, — немного покрутила его лицо за подбородок, смахнула русую прядь с глаз, — только волосы светлее…       — Он весь в Мак-Энригов, Анора, — недовольство в голосе отца нельзя было не заметить, но потом папа улыбнулся, — у него в жилах море.       Вечный спор его родителей настиг Сарима в первый же день приезда. Он никогда не встревал в подобные разговоры — о деде Логейне у него остались смешанные впечатления. По рассказам матери — великий герой и жертва кровожадного дяди Алистера. По рассказам отца — предатель, справедливо казнённый их добрым дядей Алистером. Страж Алистер же был Сариму более знаком и он того любил, а София вообще по секрету сказала, что собирается за него замуж. Зато из-за внешнего сходства с дедом Сарим оказался маминым любимчиком — но ему казалось, что если кто походил на тейрна Логейна, так это Элетея. В кабинете матери хранился портрет… Угольные волосы и синие глаза Летти. И холодность.       — Брат, — она подала ему руку для поцелуя, — мы обсуждали церемониал предстоящего Собрания Земель…       — Летти, девочка моя, сначала завтрак, — отец опустил руку на её плечо.       У Мак-Энригов и в море Сарим завтракал раньше по времени, а дома было заведено, что собирались вместе после первых занятий старших детей и дел родителей. Скорее, это происходило из-за малышей.       — Похоже, ты всех уже поприветствовал, сын, — у отца потеплели глаза.       — Всех, кроме Ферхара, — Сарим оглянулся, как будто только заметив высокий стул, за который садили меньшего его брата. — Он так и не говорит?       — Лекарь считает, что ему неинтересно говорить, — мать поджала губы.       Ферхар больше всего принёс ей огорчения — ни вертлявая София, ни ранимая Элисса не делали её такой расстроенной. Сарим ясно видел это. Он подошёл к маленькому брату и потрепал того по тёмным волосам, мальчик недовольно скривился.       Теперь они расселись все по своим местам. Подали полный ферелденский завтрак и все замолкли за едой, только слышен перестук вилок. Пока Элисса со звоном не кинула вилку на блюдо.       — Я наелась! — это было громко, и потом она двинулась к выходу, не дожидаясь какого-либо дозволения.       Зачем же Сарим от этого устыдился, он сам не понял, он даже опустил голову и ощутил жар на щеках. Мать набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула, отец развернулся на стуле вслед за Лиссой.       — Моя королева, — у Сарима всё ещё горели щёки, — могу я поговорить с ней?       — Ты добр, сын мой, — и она с согласием чуть опустила голову.       Сарим скоро пошёл вслед за младшей сестрой, ненадолго перейдя на бег в коридоре. Элиссу он нашёл в слезах и очень удивился.       — Ты чего, маленькая?       — Ты сказал, что я плохая! — она заплакала горше.       — Ведь я не говорил такого…       — Соф сказала, а ты согласился, — тут она стала заикаться.       — Не пойму, ведь и Софи не говорила, что ты плохая. Разве говорила?       — «Про Элиссу сам знаешь»! Это что вы все знаете? Что я дурочка? — насупилась.       — Все знают, что ты не учишься оружию, это тебе не по нраву. Зато ты рисуешь лучше всех, верно? — Сарим гладил её по волосам, таким же, как у него самого, и заглядывал в такие же сине-голубые глаза. — Я бы хотел семейный портрет от тебя. Ты лучше рисуешь, чем твой учитель.       — Мне придётся разные краски брать, — её слёзы почти высохли, — Летти только масло, а маме и Сел только акварель…       — Вот как ты хорошо сочинила. Теперь вернёмся к завтраку? Я ужасно голоден, — он подтолкнул сестру по направлению к трапезной.       — Не хочу… Я ненавижу Фифи! А Лин всегда молчит… Пойдём, ты ведь не видел ещё близнецов? Я покажу их.       Сарим не стал спорить, ведь правда интересно посмотреть на самых младших. В правом спальном крыле младенцев расположили в самой маленькой, но и самой тёплой комнате.       — Это Хэлия, — сказала Лис, забавно погладив золотистые волоски сестры. Она было очень осторожной. Потом погладила черноволосого младенца, — а это Матер.       Младенцы не спали, а лежали, мелко подрагивая ногами и руками. Сарим рассмотрел серые глаза девочки и тёмно-зелёные глаза мальчика. Лин всегда мечтала о рыжем брате или сестре, но она до сих пор оставалась единственной — мерзкий Кенделлс и тут сказал гадость, что Алиндра не дочь их отца, ведь у папы тёмные волосы, а у матери светлые. Зато Сарим хорошо видел по Мак-Энригам, что рыжина была в их семье — дядя Эрк говорил, что бабушка Элеонора была самой рыжей среди них.       — Софи сказала, что хочет стать Серым Стражем, как папа и дядя Алистер, — Элисса продолжала гладить то одного малыша, то другого.       — Мама убьёт всех троих, — Сарим усмехнулся.       — Папу и Алистера не надо. А Софи надо прижучить, но мама этим не занимается, и никто. Ругают только меня, если обижусь. Мама со всеми говорит, кроме меня… Алиндра хорошо учит языки, например, орлейский и тевене, папа говорит ей заняться дипломатией и идти в послы. Я хочу рисовать… Ещё я придумала сказку. Лин целовалась с Джеймсом, я видела. У мамы выпали все волосы. Соф — дурочка. Уилл сломал мою куклу. Мне не нравится, когда Ферхар кричит…       Сарим не успевал вставить слово и больше всего поразился тем, что у мамы выпали все волосы. Она потому была в этом белом платке? Поверх надела малую корону. Она ведь не писала о таком!       — А что у мамы с волосами?       — Не знаю, просто они редели-редели и все выпали.       Но ведь Сарим любил мамины волосы! Это его поразило. Он сел в кресло, а Лисса села на подлокотник и повисла на его плече, продолжая монотонную болтовню.       — А Софи правда подарили меч, только он дурацкий и самый простой. Почему у Летти есть мабари? Но Гохаку злой и чёрный. Гильермо выбрал щенок, он его назвал Хвостиком, хотя никакого хвоста у него нет. Мой пони любит яблоки. Сел всё время говорит с Аметин или о ней. Зачем Софи меч? В Вал-Руайо есть галерея и там ещё выставляют Арванда де Гласа, а он принц. А я принцесса, мне тоже надо в галерею…       Под эту долгую речь Сарим вновь подумал о потерянных волосах матери. Они были как зимнее солнце — а у Селии были будто бледнее, так что это не то же самое. Вздохнул.       Подумал про старших сестёр, втроём они делали много шума, но следующая за ним сестра София оказалась шумнее их вместе взятых. Элетея и Селия были всегда обособленными, когда-то, ещё до моря, он обижался на них за это. Неужели теперь раскол? И всё из-за Аметин?..       Потом вспомнил Соледад ди Калабрия. У неё красивая спина и тонкие лодыжки… Надо ей написать. Дядя Эрк смеялся над ним и говорил, что он как раз входит в возраст, когда мальчишки интересуются девочками. Но тогда высек Льюиса, подначивавшего Сарима сходить в дом удовольствий. Сказал, это неверно, так начинать, и что испачкавшись подобной грязью, мог потом никогда не очиститься и того хуже, заболеть постыдной болезнью. Ещё вспомнил, как когда был младше, распускал сёстрам волосы и платья и это его очень веселило. А теперь, когда видел белые нити шнуровки на спине Соледад, то вдруг хотел коснуться их, но без веселья… Никакая другая девочка ему так не нравилась. Конечно, он уже целовался с Бриони Лейкхолл, но то было мокро и глупо. Он думал ещё о другом, о Хайевере, о корабле, о берегах Вольной Марки и не заметил, как уснул.