***
Жизнь снова закрутилась своим чередом. Жан в очередной раз выходил его, полумертвого, после последствий интервью, и Натаниэль порядочно ходил на тренировки, более жестокие, чем обычно, в связи с приближением матча с Лисами, ночевал в одной комнате с Рико и посещал своего «терапевта». От последнего отойти оказалось особенно тяжело, потому что тот агрессивно давил на мозг, напоминая обо всем, что хотелось забыть, показывая различные видео с его участием — страшнее всего оказалось то, что он не помнил, чтобы Рико хоть раз держал в руках камеру, — и заставляя Веснински судорожно сжимать кулаки и как всегда тщетно пытаться выдернуть руки из застегнутых наручников. Наверное, следы от них теперь уже никогда не сойдут. Пугало то, что Морияма могли сделать с подобным… Компроматом. Рико никогда адекватностью не отличался. Говоря о Рико: спустя время он немного успокоился, но полностью не отпустил. Король буквально заставил его извиниться, и, проклиная, давясь этими словами и ненавидя самого себя за слабость, Натаниэль это сделал. Морияма, обрадованный послушанием, больше не позволял другим Воронам касаться его и ножи доставал чуть реже. Однако все равно почти каждую ночь использовал тело Веснински, просто с менее сильной яростью. С этим можно справиться. Но расстраивало еще и то, что такого «мастера психологии» посещал не один Нат. Жан тоже возвращался подавленным, но его запястья — Нил незаметно проверял это каждый раз — оставались нетронутыми. Веснински душил в себе беспокойство, убеждая самого себя в том, что Моро сильный, а в недолгое время наедине шептал о том, что когда-нибудь они выберутся. Это напоминало сцены из детства, и Жан медленно успокаивался. Но Натаниэль относился ко всему более серьезно, медленно разрабатывая план. Он обещал. Привезенный Кевином телефон отрезвил и вдохнул в легкие свежесть. Конечно, Натаниэль захотел связаться с дядей Стюартом, чей номер мать вбила в голову так, что он не забыл бы его до конца жизни. Однако нужна была конспирация, чтобы никто не заметил и не спросил об этом. В его и Жана комнату Рико разрешил отправиться только через неделю. Нат понял, что это его шанс, и судорожно набрал номер, закрывшись от Моро в туалете. Тому необязательно знать, что Натаниэль в очередной раз связывает себя узами с кем-то из мафиозной семьи. Звонок, правда, все равно являлся опасным, потому что кто-то из воронов мог ворваться внутрь в любой момент. Натаниэль расположился на полу возле ванной, чтобы, в случае чрезвычайной ситуации, быстро спрятать телефон. — Кто это? — напряженно спросил Стюарт. Натаниэль не удивился тону: навряд ли номер такой важной шишки в английской мафии был у большого количества человек, а это значит, что незнакомые номера звонили ему не так уж и часто. Номер дяди Мэри заставила его выучить много лет назад и тогда же своим любимым методом воспитания запретила звонить по нему. — Натаниэль Веснински, — представился он ненавистным именем, от которого желудок привычно свело спазмом. Годы в гнезде приучили его к своему имени, но ненависть не ушла. На том конце недолго молчали: — Боги, Натаниэль, мальчик, это действительно ты?! Что с Мэри? И почему вы так долго не выходили на связь? Веснински сглотнул. Хоть это, в действительности, и был брат его матери, он все же не ожидал какого-то ответного интереса. Окей, наверное, Натаниэль правда относился предвзято, но с его жизнью он не верил, что кто-то из его кровной семьи может быть добрым. Паранойя его матери — своеобразное наследство. — Мама мертва уже четыре года, — да, прошло уже целых четыре года. К собственному непониманию, Натаниэль не мог заставить себя по ней скучать. Жан и Кевин показали ему, что по-настоящему близкие люди не будут причинять боль, даже если она слабее, чем от рук отца, даже если Нат привык к ощущениям. Вот только призрак Мэри никак не уходил, все тем же истеричным голосом по ночам шептал просьбы бежать. Только вот больше некуда. — Четыре года назад отец нагнал нас. Я похоронил ее в подвале Балтимора. Стюарт с чувством выругался. — Как она умерла? Натаниэль не мог и не хотел вспоминать ее отчаянные крики в ту ночь. Они и так слишком долго звучали в кошмарах. — В муках, — ответил он, и нет в мире ничего честнее этой фразы. Хатфорт мрачно помолчал, прежде чем спросить: — Где ты? — В вороньем гнезде. И мне нужна твоя помощь. — Черт! — воскликнул дядя с эмоцией, похожей на плохо подавляемый гнев. — Морияма… Я сделаю все, что в моих силах, малыш… — Натаниэль взрогнул от «ласкового» прозвища. — Могу попытаться выкупить тебя. Натаниэль усмехнулся. Он звонил совсем не ради этого, да и навряд ли Морияма согласятся на простой выкуп. Главное — убедить Стюарта понять его намерения, а дальше Веснински справится сам. — Мне нужна не моя свобода, а Жана Моро. — О чем ты, малыш? Я точно не смогу вытащить вас обоих. Морияма ценят свой актив и свои деньги… — Тогда дай мне номер Ичиро Морияма, и я буду договариваться сам. Плевать, каким способом, но я вытащу Жана, — твердость и сталь четко звучали в его голосе, и будь Нат на пару лет младше себя настоящего, то точно испугался бы того, каким похожим на отца казался его голос. Но защита братьев — его причина жить, и Натаниэль ни за что бы не сдался. О себе он задумается, когда Жан вдохнёт полной грудью вне гнезда и наконец увидит небо, не омраченное черным. Стюарт тяжело вздохнул. — Ты явно в мать характером, Натаниэль. Такой же упрямый, как Мэри. Хорошо, я сделаю все, что в моих силах. Натаниэлю не нравилось, когда его сравнивали в кем-то из родителей, и неважно, с отцом или матерью. Но он промолчал, боясь спугнуть благосклонность Стюарта. От его вмешательства многое зависело. — Не звони мне внезапно. Телефон — что-то вроде тайны. Напиши, и я позвоню сам, когда смогу. Или просто отправь номер Ичиро. После этого Натаниэль сбросил вызов. Если бы он не сидел, то упал бы на холодный кафель, больно ударившись и без того травмированными конечностями. От стресса плохо работали ноги. Он только что нарушил последнее данное матери обещание. Конечно же, он не жалел об этом, Жан стоил этого и куда большего, но… Что-то внутри предательски грызло животным страхом. В тот же день Веснински впервые написал Миньярду с вопросом о Кевине. Тогда — просто чтобы успокоиться и понять, что хотя бы с Дэем все хорошо. В следующие разы — чтобы лучше узнать сокомандников Кевина и… Эндрю. Натаниэль начал писать ему с пугающей стабильностью. После того, как Рико оторвался в последний раз, Морияма расщедрился и стал хотя бы раз за день отпускать его к Жану. Обычно, правда, чтобы Веснински хоть как-то привёл себя в порядок, наложил швы и обработал раны. Тем не менее, при первой же возможности Нат бежал туда, неважно, в каком состоянии, успокаивал Моро и самого себя чужим теплом, а затем тратил немного времени, чтобы поиграть в правду. Веснински теперь знал многое. Он очень удивился, узнав, что его брат пьёт, но решил разобраться с этим позже. Конечно, Натаниэль догадался, что пристрастие к алкоголю — своеобразная защитная реакция на травму гнезда. К сожалению, с этим он ничего не мог поделать. У него не получалось уделять подобной игре в правду много времени, всего-то полчаса или даже меньше, и обычно Жан всегда был рядом, либо накладывая швы умелыми руками, либо просто молчаливо поддерживая. Как же Нил любил Жана за это. Он всегда был понимающим как-то по-особенному, наверное, потому, что сам пережил пугающе многое. Кевина Натаниэль, конечно, тоже любил, но они с Моро различались. Веснински любил их в равной степени, но каждого по-своему. На самом деле подобные откровения перед Эндрю порой вызывали у него приступы паники. В особо плохие дни (будто в гнезде были хорошие) голос матери в истерике шептал, что никому нельзя доверять, а привязанности — блажь и слабость. Натаниэль почти видел ее глаза, полные ярости и животного гнева, когда в бегах он подружился с какой-то девочкой в милом платье, а та поцеловала его. Нат также прекрасно помнил боль от сломанных ребер, последовавшую за этим. Но он любил Мэри, несмотря на все это. Она взяла его с собой, хотя одной бежать было проще, и именно из-за него их обоих поймали. Натаниэль не мог не винить себя, вспоминая ее отчаянные крики. В такие дни присутствие Жана ему нужно было куда больше, просто чтобы напомнить, кто он такой и кем он не стал. Итак, в один день Эндрю зашел чуть дальше в своих вопросах. Миньярд и раньше спрашивал об Эверморе, но никогда о личном, связанным с этим университетом, и формулировка «Как часто Рико причиняет вред тебе?» ввела его в ступор. Натаниэль сглотнул несколько раз, пытаясь вернуть себя в чувство и не понимая, где прокололся. Если бы не Жан рядом, заставляющий его дышать, его бы точно втянуло в тягучие объятия панической атаки. И если тогда он еще хоть как-то перевел тему, то следующий вопрос «Почему ты не можешь дать отпор Рико?» практически добил его. Веснински подавил инстинктивное желание спрятать телефон даже от Моро, потому что тот ничего не знал и ему ничего не нужно было знать, но сдержался. Натаниэль понимал, что Жан не станет переходить его личное пространство без разрешения, а таким резким движением он только вызовет лишние подозрения. Пару раз выдохнув сквозь зубы и прилично потянув время, он наконец придумал нейтральный ответ: «Я заключил сделку с Рико, уже давно. По этой сделке я не могу причинить ему вред. Это все, что я скажу тебе, но это больше, чем знает кто-либо». Страшно открывать кому-либо подобное. Натаниэль не привык говорить о своей боли или чем-то таком, к тому же, Эндрю — не тот человек, перед которым хотелось откровенничать. Нат не знал, зачем ему такая информация и как Миньярд будет ее использовать, и это пугало. Он едва удержал себя от приступа паники и острого желания бежать от последствий, прежде чем сумел прочитать ответ. Впрочем, немного в чувства приводило то, что они похожи во многом. Не сказать, что Натаниэль успел завести близкое знакомство с Эндрю, но он видел его обломки, потому что сам прятал такие же. От Рико он знал, что Миньярд сменил множество приемных семей, а то, что они не были лучшими, становилось очевидно, если посмотреть на последствия такого детства. Так что в груди теплилась надежда, что Эндрю поймет без лишних вопросов. В конце концов, они, кажется, оба живут ради обещаний? Нил сумел окончательно успокоиться только тогда, когда взял с Эндрю слово о неразглашении. Меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то из его братьев осознал, сколько это длится и чем Натаниэль заплатил за их безопасность. Если бы он смог выбрать, то эту тайну он унес бы с собой в могилу. Оставалось надеяться, что Миньярд не соврал. Впрочем, тот, вроде как, относился к своим обещаниям и сделкам так же серьезно, как и сам Нат, а это многое значило. Когда пришла его очередь, в легкие получилось набрать немного воздуха. Вопрос «Почему ты так интересуешься мной?» сорвался сам собой. Ответ Эндрю, однако, даже позабавил его — разгадает, серьезно? Веснински фыркнул и написал о том, что желает удачи. Правда, разгребать все его секреты в шкафах рук не хватит. Насыщенная жизнь, что сказать. Тогда он успел провести с Жаном в комнате едва ли больше получаса. Двадцать минут из этого Жан по-доброму ворчал, стараясь максимально аккуратно помочь с ранами, а еще около пятнадцати Нил вел беседу с Эндрю. Однако от звука шагов внутри что-то резко оборвалось. Он написал что-то Эндрю в качестве прощания и успел быстрым, отработанным движением спрятать телефон под оторванную плитку в ванной, где он так и остался сидеть после наложения швов. Этот тайник он использовал давно, пряча украденные ножи или обезболивающие, которые Жану приходилось тайком получать от других студентов в университете. Да, система не лучшая, но иногда встать было просто невозможно без обезбола, а им его не выдавали. Итак, шаги приближались. И Жан, и Натаниэль всегда повиновались привычке прислушиваться к шагам в коридоре, пытаясь угадать, зайдут ли к ним. К сожалению, в их комнате замка нет — Рико снял его, сказав, что к своей собственности может прикасаться в любое время. Это значительно… Усложняло жизнь. В этот раз шаги и правда вели в их комнату. Это был Рико, и Натаниэль сразу почувствовал неладное. Жан, видимо, тоже, и поэтому постарался встать между капитаном и братом. Веснински почувствовал трепетное тепло в груди от этого жеста, смешанное с черной паникой от появления Рико. Впрочем, все чувства остались проигнорированы, потому что Нат встал, направляясь к Морияма и игнорируя боль швов, натягивающихся туже при каждом шаге. — За мной, Четыре. Это не укладывалось в привычное, до минутки заученное расписание. Обычно Натаниэль возвращался сам, когда желанный час свободы заканчивался, обнимая Жана на прощание. Смысл этого жеста всегда один — Нил понятия не имел, сможет ли Рико в этот раз остановиться. Веснински хотел, чтобы у Жана было хоть какое-то прощание. Он заслуживал это. Тем не менее, он не мог возразить. На краю сознания проскочила мысль о том, что Морияма в странно хорошем настроении. Веснински потеснил Жана плечом, бросив извиняющийся взгляд. Рико крепко схватил его за руку, и Натаниэль крепче сжал губы, чтобы не надерзить в ответ. Плавали, знаем, чем это обернется. — Что ж, Натаниэль, ты, наверное, соскучился по мне? Дорога до комнаты Рико длиной не отличалась, потому что находилась совсем рядом. В этот раз там, однако, больше никого не было — они снова только вдвоём. Натаниэль не мог сказать, хуже это или лучше. — Я смотрел недавний матч Лисов. Мы разгромим их, Натаниэль!.. Ах, так вот что его развеселило. Натаниэль фыркнул, надеясь, что это не слишком заметно. Конечно, того снова заботило его мнимое превосходство. Некоторые вещи не меняются. Рико вряд ли считал Кевина братом или другом. Все, что ему нужно, — свита, на фоне которой он всегда будет возвышаться неоспоримым королём. Свита и власть над другими, если говорить честно. Чтобы отвлечься от рук Рико под своей одеждой, Натаниэль задумался об Эндрю. Он надеялся, что тот не заподозрит ничего странного по поводу его преждевременного ухода, особенно с учетом обсуждаемой ими темы. Веснински не собирался и не хотел как-либо оправдываться за это. Отвечать на новые вопросы тоже никакого желания не было. Думал также об оставшемся в комнате Жане. Натаниэль знал, что вряд ли увидит его до завтрашней тренировки, и от этой мысли что-то в груди сдавило. Он прерывисто выдохнул, ощущая, как Рико почти любовно ставит ему засос на видном месте на шее. Черт возьми, будто метку принадлежности. Он также думал о Стюарте и Ичиро. В конечном итоге, а что он мог предложить будущему главе Морияма? Он и так собственность клана, отец продал его еще в детстве. Тут уже предлагать нечего. Как дать Ичиро выгоду достаточную, чтобы отпустить их из гнезда? Натаниэль вдруг подумал о том, чтобы пойти от противного. Доказать не то, что они будут приносить больше денег вне гнезда, а то, что в гнезде им будет ужасно, а это повлечет опасность. Это мысль действительно показалась ему хорошей. Возможно, с поддержкой Стюарта удастся доказать, что Рико невменяем и чертовски опасен как для игроков, так и для репутации Морияма. Тем более, положение Рико может очень легко оторваться, если обнародовать парочку фактов. Компромат Натаниэль начал собирать уже очень давно. Веснински зажмурился, представляя, как будет вести разговор на эту тему. Страха, как такового, он не испытал, но какое-то чувство неуверенности присутствовало. В конце концов, он привык к опасности и неравным условиям. Это казалось знакомым, и член Рико в нем подтверждал эту мысль. От последнего, правда, хотелось сварить себя заживо, чтобы хоть как-то заглушить следы чужих прикосновений. Рико, ничего не замечая, почти нежно провёл пальцами по бедру, не прекращая двигаться, и усмехнулся. — Тебе идёт мое имя. Он напоминал об этом постоянно, буквально ежедневно вдалбливая эту мысль. Натаниэль уже не злился так сильно, как в первое время, и просто крепче сжимал зубы. Он знал, что ему не стоит думать о происходящем, гораздо лучше переключить мысли, чтобы не показывать свою слабость. Ладонь Рико переместилась на его лицо, грубо заставляя смотреть в свою сторону. Веснински заставил себя не жмуриться, чтобы не позволить увидеть свой страх. — Но ты красивый даже таким, Натаниэль. И мой. Ты никогда не уйдешь от меня, и Кевин тоже скоро вернется, — вкрадчиво шептал Морияма, ставя еще парочку засосов на шее. Нат понимал, что тот сегодня не груб и процесс куда менее болезненный, нежели обычно, но отчего-то менее противно не становилось. Натаниэль старался не слушать. Он наизусть знал все, что Морияма мог бы сказать. Нет никакой необходимости думать об этом вновь, однако буквы и звуки все равно проникали куда-то в черепную коробку. Он ненавидел этот выбор слов. «Никогда» имело слишком большой вес. Вес, в который Веснински отказывался верить. Он не понимал мотивы Рико. Он не понимал, почему не наскучил тому за несколько лет, почему Морияма постоянно трахал его и порой укладывал спать вместе с собой, выводил свое имя на бедре, временами как-то пошло целовал, так, будто тому это нравилось, а затем, на следующий день, наносил жуткие ножевые, душил в ванной и отдавал на веселье команде. Веснински не был глупым и понимал, что чем-то привлекал темные садистские наклонности Морияма. Это, впрочем, никак не радовало. Натаниэль порой ненавидел себя за то, насколько грязным себя ощущал, будто смешанным с землей, и нет разницы, с каким настроением к нему подходили. Не изменяя традициям, Рико кончил внутрь. Натаниэль безучастно смотрел в потолок, пока тот оставлял влажный поцелуй на виске. Когда Морияма слез, насмешливо на него глядя, Веснински с трудом поднялся с кровати на позорно дрожащих ногах и, в чем был, отправился в ванную. В комнате Рико замка на ванной не было. Морияма снял его, как только приказал Натаниэлю переехать сюда. Замысел этого был понятен — добровольно Нат не пойдет в ванную, если там его капитан, а сам, в свою очередь, закрыться не сможет. Чтобы вообще никакой частной жизни не было, чтобы являлся доступным круглые сутки. Натаниэль включил максимально горячую воду, повернув кран до упора, и скатился по кафелю вниз. Ноги не держали. Даже такое простое действие принесло жгучую боль в области поясницы, и юноша едва сдержал вскрик. Горячая вода лилась на плечи, раскаляя кожу до боли, но это как-то не ощущалось. Веснински попытался сосредоточить все свое внимание на стекающем по плечам огненном жаре. Вышло, правда, не лучшим образом. Это был его личный способ селфхарма, когда хотелось на что-то отвлечься от травм, нанесенных другими. Наносить себе новые ранения в таком состоянии объективно было не лучшим решением, особенно, когда от тренировок освободила бы разве что смерть (даже не кома). Такой способ не оставлял долговременных следов, однако его не всегда хватало. Из-за такой жизни болевой порог у Натаниэля отличался аномальной высотой, и то, что большинству казалось болезненным, для него было скорее привычным. В этот момент дверь тихо скрипнула, заставив его вздрогнуть и замереть на месте. Сердце подпрыгнуло. Только не снова… Чужие руки резко утянули его в обжигающую воду с кусачим поцелуем, и да, это произошло снова.***
Жан не находил себе места. Нил ходил подавленный, улыбался очень редко и всегда вымученно, и каждый взгляд на него царапал сердце Моро жуткой, острой, практически непереносимой болью. Хуже всего оказалось то, что они виделись даже не каждый день, если исключить тренировки. Компенсируя это, на них Моро всегда старался по возможности быть рядом, подставлять заботливое плечо, помогать удержаться на измученных ногах и избежать гнева Тэтсудзи. Конечно, получалось это не слишком хорошо, и под трость в итоге попадали оба, хотя уже не являлись партнерами. Нил шептал на него за это с обиженной яростью, но Жан игнорировал. Он хотел забрать хоть какую-то часть той боли, что испытывал Натаниэль ежедневно. Следы насилия украшали тело Нила, и каждый раз, когда Моро взглядом натыкался на них, внутри что-то сжималось. Когда Натаниэль попал в гнездо, на нем уже красовалась вереница шрамов: след от утюга на ключицах, пуля, пролетевшая чуть выше бронежилета, куча страшных ножевых, оставленных умелой рукой мясника, и многие другие, следы грубой, жестокой и безликой жизни в бегах. Но теперь… Это выглядело страшно. С его тела не успевали сходить грубые, уродливые, черные засосы. Швы накладывать приходилось постоянно, и часто Рико разрезал их просто ради того, чтобы причинить больше долговременной боли. Синяки тело украшали всегда, цветя уродливым букетом. Но хуже всего для Жана казалась подпись Рико. И он знал, что Натаниэль тоже ненавидел ее, неосознанно пытаясь расцарапать кожу каждый раз во сне. Этого было слишком много. Жан не знал, ради чего Натаниэль так отчаянно просил телефон, ведь это огромный, страшный риск для их положения. Он пытался спросить, но тот отмалчивался, и стало очевидно, что Веснински снова планировал что-то самоубийственно опасное. Моро волновался. Он так чертовски волновался, но не мог ничего сделать, кроме как поддерживать по мере возможностей. Очевидно, этой поддержки не всегда хватало. Еще хуже было то, что матч с Лисами приближался. Вместе с этим матчем приближался и банкет, и Рико до смерти рад был этой новости. Моро знал, что из-за этого Морияма стал относиться к Нату еще хуже, чтобы у Веснински ни единой мысли не возникло о подобной дерзости, что была проявлена на интервью. Но Жан знал и надеялся, что Нат не сломается. Он как-то внутренне осознавал, что Нил выкинет что-то странное в очередной раз, а позже будет очень долго и болезненно расплачиваться. Это знание убивало. Это страшно — медленное ожидание взрыва. Потому что однажды Натаниэль мог и не проснуться утром. И Моро ничего не смог бы сделать, потому что не волшебник и даже не доктор. Апогей ужаса настал в тот страшный день, когда Натаниэля забрали с тренировки. Никто никогда не забирал никого с тренировки в гнезде, такая возмутительная наглость не прощалась. Но шокированного Веснински попросту выдернули оттуда, прямо в форме, и Тэтсудзи не возражал. Жан совершил, наверное, миллион ошибок на той тренировке, потому что мысли крутились вокруг его брата. Чтобы Тэтсудзи не возражал, приказ об этом должно отдать лицо, стоящее выше. Но зачем кому-то понадобился простой игрок в экси? Во что он снова ввязался? Вернется ли Натаниэль вообще живым? Вернулся через час. Болезненно бледный, со стеклянным взглядом, он ушел в комнату к Рико, который не выпускал его до следующей тренировки. Моро волновался и не спал всю ночь, пока не смог на следующий день подойти к едва стоящему на ногах Нату и спросить о произошедшем. Веснински лишь вяло отмахнулся, тяжело оперевшись на него. Игнорируя боль собственных мышц от тренировок, Моро заботливо придержал своего брата, надеясь, что тот не наломал дров и наконец-то что-нибудь расскажет. По крайней мере, он, вроде, не собирался умирать. Только спустя несколько дней Натаниэль устало ввалился в свою комнату. Жан снова сжимал зубы в слепой ярости, пытаясь заставить руки не дрожать, и накладывал швы один за другим. Многое в ванной было запачкано свежей кровью, и это был один из немногих случаев, когда темная расцветка имела преимущества над светлой — это было не так заметно. Между ними висела тяжелая, неприятная и незнакомая тишина недосказанности. Жан не решился спросить. — Знаешь, скоро банкет… — самостоятельно начал Нил, сжимая кулаки до побеления. Очевидно, что ему ужасно больно, но обезболивающее у них уже кончилось. Моро никак не удавалось пополнить скромные запасы. Жан нахмурился, не имея возможности забрать чужую боль. Он сделал еще стежок, прежде чем спросить: — Да, ты что-то планируешь? — Не сказать… — Нил с трудом подавил стон. — Но я планирую отвезти тебя в Пальметто. — Что?! — почти закричал Жан. Игла выпала из его дрожащих пальцев. — А как же ты? Как ты вообще?.. О чем ты думаешь?! Натаниэль тяжело сморщился, прежде чем ответить: — Тише, Жан… Я говорил с Ичиро. — Ты что?.. Моро показалось, что он ослышался. Он отчаянно хотел этого. Потому что подобный разговор опасен. Чертовски опасен. В первую очередь, для этого бестолкового идиота, который редко признавал авторитеты. — Он согласился на наш перевод, но с условиями. Мы должны выставить Рико в дурном свете и заставить проиграть, а затем его устранение и вовсе лежит на мне. Но… Но мы можем уйти. С условием, что восемьдесят процентов прибыли пожизненно будем отдавать Морияма, а также соглашаться на все рекламные кампании и тому подобное. В общем, вопрос чистой выгоды. — Но… Почему?.. Жан понимал, что это звучит прекрасно, слишком хорошо для их дурной реальности. С чего бы Морияма менять что-то ради простых инвестиций? Что такого Натаниэль пообещал взамен? Чем он опять пожертвовал? — Мой дядя — член английской мафии. Ты не хочешь узнать, насколько баснословную сумму он заплатил и сколько договаривался о подобном. Припомнил также, что это мясник убил Мэри. Ну, знаешь, какие-то давние стычки мафий, которые должен был уладить этот брак. Не вышло. Жан тяжело сглотнул. Натаниэль редко упоминал своих родителей и родственников. Моро догадывался, что у него нет связанных с ними хоть сколько-то светлых воспоминаний, и осознавал, что тому сложно говорить о каких-то кровных узах. Он ненавидел, каким потерянным становился Нил в такие моменты. Тем не менее, Моро не собирался цепляться за эту маленькую надежду. Он вырос в гнезде и давно не тешил себя подобными мечтами. Знал, как больно потом разочаровываться. И хотя вкрадчивый, добрый и знакомый голос брата озвучивал слишком желанные вещи, Жан запретил себе верить. — Ты не можешь сказать, что мы просто уйдем с банкета вместе с Лисами. Мы собственность. Нас не отпустят. — Нас не отпустят, — не стал спорить Веснински, наблюдая, как Жан поднимал иглу с пола и стал обрабатывать ее заново. Раны больно щипали и ныли при каждом движении, но Натаниэль привык. — Но мы сбежим. Господин Ичиро сказал, что главная ветвь не будет преследовать нас, пока мы приносим деньги. А с Рико… Я смогу разобраться. Мои руки станут развязаны. Жан аккуратно приобнял Нила, стараясь подарить тепло, но не касаться лишний раз. Моро знал, какого это, когда твоим телом пользуются, и знал, что прикосновения еще долго вызывают животный страх. Однако хотелось что-то сделать, как-то показать, что всегда будет рядом. — Ты вернулся разбитый тогда. Почему? — Думал. Я узнал, что мой отец в тюрьме, представляешь? Жан вздрогнул. Тон Натаниэля был веселым, но с каким-то двойным дном. Моро буквально чувствовал, что тот что-то недоговаривает, утаивает, возможно, снова считая, что так лучше. Жан так, конечно, не думал. Он уже хотел напрямую попросить быть честнее, но Нил перебил его: — Его посадили за мошенничество или нечто подобное. Забавно, правда? Он столько сделал, но это единственное, что копы смогли на него найти… Жан промолчал. Ничего забавного в этом не было, лишь суровая, отвратительная правда жизни. При всех преступлениях Мясника, при всем том, что он сделал со своей женой и сыном, его смогли посадить лишь за что-то настолько жалкое. Однако он не стал спорить с Натом, находящимся, кажется, на грани нервного срыва. — Он не будет искать тебя, если ты уйдешь от Морияма? — Мы все еще собственность, — покачал головой Нат, но голос его звучал отстраненно. — Натан работает на Кенго, а не на побочную ветвь, он не должен тронуть нас, пока мы приносим деньги. — На господина Кенго, — тупо повторил Жан. — Но твой дядя договаривался с господином Ичиро. Натаниэль прерывисто выдохнул, будто успел устать от этой темы. Моро подумал, что тот уже достаточно долго тайно обдумывал каждую деталь, но, как обычно, ничего не говорил. — Кенго болен, его смерть — вопрос времени, и Ичиро уже перестраивает империю на свой лад. Жан всерьез задумался над этим. Действия и слова Нила имели долю смысла, но все еще звучал невообразимо. — Позвони Кевину, — попросил Натаниэль, но как-то надломленно. — Скажи об этом. Мы переводимся к Лисам. И, будь добр, достань мой телефон. Моро повиновался, проглотив вопросы, вертящиеся на языке. Первым делом Натаниэль, получив из рук Моро мобильник, проверил мессенджер. Там хранилось так и не прочитанное сообщение от Стюарта: «Господин Ичиро согласен поговорить с тобой. Я тоже буду там, можешь рассчитывать на мою поддержку, малыш». Веснински фыркнул, и Моро аккуратно заглянул ему через плечо, тоже читая сообщение. Ему это не понравилось. Это «малыш», по его мнению, выглядело неуместно и слегка по-издевательски, но он сдержался от комментария. После прочтения Моро стал еще напряженнее. Как давно Нил это задумал? Почему молчал так долго? — Нил, — позвал он дрогнувшим голосом, наконец-то заканчивая последний шов. — Скажи, чем ты заплатил за это. Пожалуйста… Жан сам себе почти дал оплеуху за то, каким жалким звучал его голос. Он знал, как сильно Нил не любил подобные интонации и это слово, но не мог с собою ничего поделать. Слова вырывались изо рта сами, усиленные беспокойством и тревогой. То, что Натаниэль выглядел так, будто его только что прогнали через мясорубку, тоже дело не улучшало. Веснински засмеялся. Как-то надрывно и надсадно, очень тяжело и горько. Жан вздрогнул и хотел уже было притянуть брата в еще одни успокаивающие объятья, но по взгляду стало ясно, что тот не готов к тесным прикосновениям. Веснински вздрогнул даже от движения руки. Моро тяжело сглотнул. — Дыши, Нил. Ты со мной. Рико тут нет. Слова не помогали, а на ненавистном имени рука Натаниэля потянулась к шраму-имени на бедре, начиная расчесывать его и, вместе с тем, свежие швы. Жан не знал, мог ли он прикоснуться, чтобы прекратить это. Рвать швы сразу же после их наложения — очень плохая идея, и Нил, видимо, тоже это понял. Он одернул себя, стараясь прекратить истеричный смех, но вышло из рук вон плохо. — Ничем, Жан. Все в порядке. Моро не поверил. Конечно, он не поверил, потому что фраза «Я в порядке» от Нила всегда означала что угодно, но не свое лексическое значение. Нат говорил это, когда Рико заставил его играть без защиты, и он сломал пару ребер. Он говорил это, когда Жан с трудом приводил его в чувство, натыкаясь на следы засосов и укусов по всему телу, а также синяки от ладоней на руках и бедрах. Он говорил это, когда был в плену панической атаки на полу в ванной после очередного кошмара об отце, Лоле и автомобильном прикуривателе. Он говорил это, выглядя как труп, залитый кровью. Это всегда ложь. — Позвони Кевину, — тупо повторил Нил. — Надо предупредить его. Хотя нет. Дай я сначала позвоню Эндрю. Голос Нила звучал как-то неправильно. Жан заставил себя не говорить ничего по этому поводу и помог ему надеть свободную толстовку, чтобы не пришлось лишний раз раздражать раны. Так как вещей Нила в этой комнате больше не было, толстовку пришлось отдать свою, и она была очень велика для невысокого Натаниэля. Того, впрочем, это не заботило: он зарылся в нее глубже, видимо, стараясь хоть как-то заземлиться. Моро вышел из ванной и отправился за своим телефоном. Он не стал пока набирать Кевина, потому что руки нещадно тряслись. Он не знал, что должен говорить. Он не верил, что их просто так возьмут и отпустят. Это невозможно для них. Нил что-то скрыл. Ему опять будет больно. Это так страшно: знать, что близкому больно, и не иметь возможности подступиться. Жан так отчетливо осознавал, что Нил недоговаривал, но не знал, как вытянуть правду. Особенно, когда тот был в одном из самых шатких своих состояний, находящийся на грани раскола. Из ванной доносился приглушенный голос Нила, но слов разобрать не получалось. Моро закусил губу. Он не знал, на чем основывалось их странное общение, почему Нил вообще доверял Эндрю. Это просто сложилось так, и Жан старался принять. Он доверял своему брату и верил, что тот не ошибся с выбором собеседника, но то, каким он порой выглядел после переписок, заставляло его беспокоиться. И вот опять. Почему именно Миньярд? Почему Нил позвонил именно ему первым делом, а не Кевину или, раз уж на то пошло, тренеру Лисов? В чем заключалась исключительность Эндрю, кроме спрятанных в повязках ножей? Жан устало вздохнул. Нил не давал ему никаких ответов. Оставалось лишь ждать и верить. Минут через десять Веснински вышел из ванной, несколько поникший. Он грустно улыбнулся и жестом указал на часы. — Скажешь Кевину, что присоединишься к команде Лисов сразу после банкета. Я пошел к Рико. — Cactus, — знакомое прозвище слетело с губ быстрее, чем он успел обдумать, — attends, tu… — Je t'aime aussi Jean. Seulement attend-moi, — на мягком французском ответил Нил, закрывая за собой дверь. Жану так отчаянно хотелось заставить его остановиться. Он бы сделал это, если бы мог просто забрать боль себе, а не сделать положение еще хуже. Но нет. Подобного варианта перед ним не было. Рико всегда будто слетал с катушек, когда видел рыжего четвертого: и на тренировках, когда заставлял его делать немыслимое с травмами, и в своей комнате. Моро мог только надеяться, что Нил выживет, и помогать ему с последствиями безумия Рико, быть тем, кто может заземлить. Он не верил в бога, но готов был даже молиться, если это хоть как-то поможет. Видеть мертвые голубые глаза физически больно. Он несколько минут тупо смотрел на закрытую дверь, будто надеялся, что Веснински вернется, а затем перевел взгляд на телефон. Нил сказал осведомить Кевина, а значит говорил серьезно. В это не верилось. Жан не мог представить свою жизнь вне гнезда, в голове не укладывались подобные изменения. За это время он будто прирос к Эвермору, свыкся с этим отчаянием и безысходностью. Он дрожащей рукой написал короткое сообщение и закрыл лицо руками. Кажется, он тоже ощущал грядущую панику. Вспоминалось все, что он пережил здесь, в Эдгаре Аллане, все издевательства Рико, позже столь внезапно прекратившиеся. Зато непрекращающиеся для Натаниэля. Никогда не прекращающиеся. Жан посмотрел на потолок, такой темный, как и все в гнезде, потому что окна в их комнате не было, и беззвучно зашептал просьбы о том, чтобы Нат выжил.