Быть свободным

      Натаниэль держался.       Это было сложным. Сложнее, чем раньше, хотя Нат правда допускал мысли о том, что самый ад уже успел изведать и что привык к ощущениям. Отсутствие успокаивающего Жана под боком влияло страшнее, чем он позволял себе признаться. И ярость Рико оказалась в разы хуже, чем он предполагал.       Была, конечно, и милость: Тэтсудзи уведомил основную ветвь, но те позволили Моро уйти из Воронов. Очевидно, никто не посмел спорить с Ичиро, но Рико это не обрадовало. Никого, в общем-то, кроме Нила.       Однако сразу после того, как они вернулись без Жана (что обнаружилось в автобусе, но они действительно не могли повернуть обратно и вырвать своего Третьего номера из лап Лис на виду у всех, так что план Веснински оказался успешным), Нат едва не умер. В этот раз — буквально.       Дело в том, что Рико пришёл в абсолютное бешенство. Он начал душить Натаниэля еще в автобусе, причем не так, как обычно, с целью просто помучить, а так, будто действительно хотел лишить жизни, чтобы Веснински больше никогда не смог открыть своего болтливого рта. Морияма пришлось оттаскивать, когда Нат стал терять сознание. Удивительно, но сделал это Ричер на пару с Уильямсом. Наверное, не хотели терять своё «удовольствие».       От того, как сильно его избили еще в дороге, Натаниэль едва ли мог дойти самостоятельно до комнаты Рико, где его сейчас хотели видеть. Конечно, помогать ему никто не стал, лишь наблюдали за тщетными попытками встать на подкашивающихся ногах целых пятнадцать минут.       Но в комнате Рико, едва Веснински, шатаясь и держась за стены, зашёл туда, потерял последние крохи своей адекватности:       — Что, ты считаешь, что не я настоящий номер один? Оберегаешь от меня своих дружков, не так ли? Так знай, Натаниэль, что ни ты, ни кто-либо из них никогда не выберется из Эдгара Аллана по-настоящему.       Едкие слова сопровождались ударами по лицу. Натаниэль чувствовал вкус крови в своем рту, солоноватый и неприятный. Усталый от того, как много раз до этого Веснински приходилось сглатывать ответные реплики, чтобы Жана ничего не коснулось, он сплюнул прямо Рико в лицо:       — Пошел ты.       А затем снова была боль, потому что эти слова не были правильными для Морияма. Однако Натаниэль ощущал их своей истиной. Единственной истиной, которая у него осталась в Эверморе после ухода братьев.       Рико ударил его так, что затылок Ната с громким стуком влетел в металлическое изголовье кровати. Воздух из легких вышибло уже при этом действии, а затем Морияма еще и навалился сверху, больно упираясь коленкой в горло, синяки на котором уже начали наливаться уродливой краской.       — Скоро ты забудешь свою непокорность, — пригрозил Рико. — Своими же криками подавишься.       Прежде чем Натаниэль смог придумать разумный ответ, Рико выхватил один из своих ножей, начиная медленно, и просто разорвал ткань пиджака. Кадык Веснински дернулся, потому что он был готов к тому, что будет дальше. Морияма настолько часто это делал, что начинал повторяться.       Разорвав одежду полностью, Рико грубо прошелся по забинтованной и покрытой шрамами груди. Это всегда было противным — чужие руки на голой коже. Нат тяжело сглотнул. Затем Морияма лезвием поддел край уже окровавленного бинта и разрезал его, натыкаясь на еще не зажившие раны, стянутые заботливыми руками Жана.       Мысль о Моро вызвала волну облегчения в теле Ната — тому пока не угрожает опасность. А Нил как-нибудь справится. Он привык к мраку, в нем родился, в нем и умрет.       Эта мысль, впрочем, весьма скоро вылетела из его головы, сменившись сплошным криком, потому что Рико воткнул нож прямо в рану, вскрывая ее, недавно начавшую заживать, и разрывая швы.       Натаниэль сжал зубы, стараясь успокоиться. Он знал, что так будет, и осознавал, что это только начало. Дальше — хуже. Всегда по нарастающей, только, кажется, конца лестницы, как и ее спуска, он никогда не достигнет.       Концом лестницы будет обрыв. Смерть. Честно говоря, это уже почти не пугало Веснински, но он продолжал цепляться. Кем он будет для Жана и Кевина, если даже не попробует? Ему в любом случае вряд ли удастся дожить хотя бы до второго десятка, но, может быть, он сможет выторговать себе еще хотя бы пару лет?..       Рико оторвался от него, чтобы слизать кровь с ножа, и Ната замутило. Черт, как мог этот маньяк возбуждаться от чужих страданий и травм? Да и неужели это приятно — трахать кровоточащее нечто? Слушать не стоны наслаждения, а отчаянные крики и рыдания?       Морияма расхохотался, наблюдая за отвращением на чужом лице, и бесцеремонно, пальцем, надавил на другую рану. Веснински зажмурился до звездочек перед глазами. Как же он хотел, чтобы все скорее закончилось…       Но нет. Кому, если не ему, знать, что каждая минута, проведенная словно на разделочной доске, может превратиться в часы, а то и в сутки по ощущениям. Натаниэль выдохнул два раза и глубоко вдохнул, пытаясь вернуть себе собственное сознание, но, как только Рико вновь вогнал нож поглубже, попытки полетели пеплом.       Руки Рико поползли к его штанам, то ли разрывая их, то ли просто грубо сдергивая. Это не то, что заботило Ната. Он сосредоточился на давно знакомом потолке, чтобы не чувствовать. Он ощущал, как медленно текла кровь из вскрытых ран, как чужие мерзкие ладони скользили по его бедрам и паху в тщетной попытке вызвать у Натаниэля возбуждение. Это даже слегка смешило — Веснински никогда не желал этого, ощущения никогда не были приятными, а в голове каждый раз взрывался фейерверк из страха и паники.       Честно говоря, он в принципе не мог вспомнить момента, когда хотел бы кого-то в романтическом или сексуальном плане. В бегах мать выбила из него это дерьмо, весьма понятно объясняя, что привязанности — слабость и блажь, и это ему не нужно. Она знала, куда бить и что делать, и Натаниэль не мог сопротивляться ей, потому что, как бы то ни было, это все еще его мать. Так он понял, что влечение — это плохо, и даже во взрослом возрасте Нат не мог почувствовать этого. Прикосновения Рико и других закрепили уже полученный эффект, и в итоге Веснински не мог даже представить себя, добровольно разрешающего прикасаться к телу. Это вызывало лишь стойкое, темное отвращение.       Секс всегда причинял ему только боль. Никто никогда не заботился о его комфорте, и этот раз лишь подтверждал и без того хорошо изученное правило. Рико вдалбливал его в матрас с абсурдным остервенением, вырывая не стоны, но крики от боли. Натаниэль чувствовал кровь внутри, хлюпающую и болезненную. Интересно, как чувствуют это другие люди?.. Люди, которым не нужно терпеть?..       Рико, не изменяя традициям, кончил внутрь, оставив Ната мерзким и липким. Пока тот приходил в себя, Морияма дернул его голову в свою сторону и произнес:       — Я позову сюда всю команду и уйду, — прошептал он, опаляя Ната горячим дыханием. Это против воли заставило съежится — в команде человек двадцать, и все они могут быть мудаками, если того требует Морияма. — Они будут делать с тобой, что хотят, мелкая шлюха. А они будут, потому что ты не достоин ничего большего. Сколько раз я давал тебе шансы? Но каждый раз ты подводишь меня.       Нат попробовал дернуть руками, но скорее по привычке, чем из необходимости — знал, что наручники не отпустят, но внутренне надеялся. Каждый раз эта надежда не воплощалась, но он продолжал.       Рико встал с его тела, чтобы отойти в угол комнаты и достать знакомую Натаниэлю камеру. Он часто порывался заснять то, что делал со своим четвертым номером, а затем Веснински сам отсматривал это в кабинете у психолога, что прикрывалось «принятием травмы». Естественно, он ненавидел это — смотреть на свои мучения со стороны. Видеть в подробностях кровь, стекающую по своим бедрам, чужую сперму на теле, раны и синяки, переплетающиеся друг с другом. Видеть похотливые выражения чужих лиц и страх на своем. Видеть, как жалко это выглядит со стороны — его мольбы и попытки уклониться от вездесущих рук…       Хуже было только то, что Нат понятия не имел, что Рико захочет сделать с полученным компроматом дальше. Он мог опубликовать это в любой момент, и Веснински даже не узнал бы об этом. Он не хотел, чтобы кто-то еще видел его слабость. Он так боялся этого…       Рико нажал на кнопку включения и, напоследок еще раз обведя его плоским взглядом, вышел из комнаты. Натаниэль остался ждать, нагой, окровавленный и липкий, не зная, что будет дальше.       Но зная, что точно ничего хорошего.

***

      Натаниэль помотал головой, отгоняя воспоминания и пытаясь сосредоточиться на тренировке. В такие моменты помогал тот факт, что в бегах мать приучила его к тому, что никогда и ни за что нельзя останавливаться. Нат еще ребенком привык бежать при любых обстоятельствах, даже с простреленным плечом. Тогда он ненавидел то, как именно Мэри вбивала в его сознание эти истины — кровью и потом — но сейчас был почти благодарен. Он мог двигаться со швами по всему телу, со стреляющей болью в пояснице и хромотой, он все еще мог бороться.       Правда, борьба осложнялась тем, что пока он смог пробраться в комнату Жана, к заветному тайнику под ванной с оружием и телефоном, лишь единожды. И то ненадолго. Рико тогда приказал ему разобраться со своим состоянием перед тренировкой, чтобы «защищать ворота нормально, скоро важная игра», и разрешил взять аптечку из теперь пустующей комнаты Моро и Веснински. Оставшегося после скорой перевязки и обработки травм времени хватило только на то, чтобы убедить Жана подписать контракт, поинтересоваться, как там дела в Пальметто, и написать Эндрю короткое сообщение-ответ из одного слова «Живой». После этого за ним пришел Джонсен и, как обычно, все испортил. Веснински только надеялся, что ни Кевин с Жаном, ни Эндрю ничего по этому поводу не заподозрили. Не стоит им беспокоиться.       Мысль об оружии вселила в Натаниэля одновременно счастливый трепет и острую горечь. Он мог бы, конечно, устроить нечто вроде саботажа, но пока решил накопить силы. Потерять оружие так быстро по собственной глупости и нетерпеливости было бы полнейшим фиаско. Он использует свое преимущество позже, но с максимальной выгодой.       Тем не менее, он не собирался больше полностью подчиняться, даже если находился далеко не в своей лучшей форме. Его план включал в себя то, что СМИ на следующей игре «случайно» заметят одну из его травм, а в ответ на вопрос он показательно стушуется и уйдет от ответа, дав почву для слухов и сплетен вокруг своего здоровья. Люди должны начать подозревать, что Рико — повернутый псих, и тогда самоубийство «Короля» подстроить станет легче. Мол, не выдержал груза вины за то, какой ужас сотворил со своими близкими, и решил искупиться.       Таким образом, единственной целью Натаниэля на данный момент было не помереть раньше положенного, но никак не избежать всех травм. Получалось с переменным успехом.       Зная это, он позволил себе сильно ударить Ричера на вчерашней тренировке. Сегодня тот щеголял с огромным синяком на половину лица. Нельзя сказать, что Натаниэль не получил за это в еще большем размере, но, черт, это уже много лет было его мечтой — хоть чем-то ответить на всю ту боль, которую ему причиняли. Темное, садистское удовольствие отца расцветало в его груди, когда Нат видел травмированную морду этого мудака. Впрочем, нельзя сказать, что тот не заслужил. Хотя бы за то, что они трижды сделали с Жаном.       Тэтсудзи всю тренировку подозрительно смотрел на Натаниэля, но тот не допускал серьезных оплошностей, за которыми могло бы последовать суровое наказание. Натаниэль полагал, что такое внимание вызвано строгим приказом Ичиро выслать контракт Жана в Пальметто. Тут тренер не имел никакого права голоса, потому что решение будущего главы имело куда больший вес. Веснински почти злорадно усмехался. Какого это — понять на старости лет, что ты всего лишь пешка? Осознать, что власть, которой ты тешился, на самом деле мнимая?..       Нил так отвлёкся на раздумья, что, пока он бежал, пытаясь вырвать у нападающего мяч, его, на удивление, сбила с ослабевших от усталости ног Белла, которая, по словам Жана, наоборот, должна ему помогать. Юноша тяжело упал, пялясь на нее с ощутимым напряжением. То, что она девушка и даже не в основном составе, не значило, что она могла бы быть на его стороне.       — Что ты творишь? — огрызнулся Нат и хотел было сказать еще что-то, но Белла тоже остановилась и подала ему руку. Ощущая, что сейчас не в силах встать самостоятельно, он позволил помочь себе.       В протянутой руке у Беллы оказалась небольшая упаковка таблеток. Нат нахмурился, не понимая, что она пытается ему подсунуть. Это наркотики? Но в чем тогда кроется ее замысел?       — Обезбол, — одними губами пояснила она. — Прячь скорее.       Нат на несколько секунд замер в непонимании, просто пялясь на девушку. Затем он, очнувшись, благодарно кивнул, не особо понимая, зачем кому-то ему помогать, но решил задуматься об этом позже. Веснински спешно спрятал маленькую упаковку таблеток за экипировку, надеясь, что никто этого не заметил. Обезболивающее — та ещё роскошь для него.       Если это, конечно, действительно было оно. Но, не имея возможности проверить, Веснински все-таки зацепился за возможность облегчить боль.       Нат не представлял, чем будет расплачиваться за это позже, но сейчас ему было просто принять такую подачку. Тем более, Белла уже пару раз незаметно маячила на горизонте, когда Рико или его шайки рядом не наблюдалось, а вчера и вовсе просто отдала ему свою еду. Бесплатно. Возможно, ему стоило попытаться просто порадоваться этому? Жан и Кевин уже показали Веснински, что не всем обязательно только потреблять. Вот только…       Вот только это не вписывалась в уклад Эвермора. Несмотря на то, что не все здесь были рабами, как Нат, и не всех Рико резал ножами, душил и насиловал, удары кулаком или клюшкой могли перепасть абсолютно любому. И питались все одинаково строго — практически одни овощи и варёное мясо. Ничего калорийного. Все, чтобы иметь лучшие показатели на игре. Так что обычно каждый Ворон заботился только о самом себе и своих показателях. А к утонувшим — Натаниэлю, например, — и вовсе не видели смысла тянуться. Это являлось опасностью, и никто не собирался рисковать собой, чтобы помочь чужому.       Может быть, это было более умным.       Вот и Белле незачем так улыбаться и помогать ему. Это не имеет смысла, повторил себе Натаниэль. Нужно перестать строить иллюзии. Даже если глубоко внутри все так же, как в детстве, ужасно хочется.       Помотав головой в пугающем непонимании, Веснински поспешно побежал обратно на свою позицию, стараясь не обращать внимания на то, что в глазах предательски двоится. Заминка и без того получилась большой, а повод для наказания подавать было опасным во всех смыслах.       «Ты знаешь, куда бежать», — металлом и кровью звучал в голове привычно строгий голос Мэри. — «Беги и ни в коем случае не теряй равновесие. Твоя ошибка стоит жизни, Абрам».       Это было почти впервые, когда голос матери вдохнул в его измученное тело надежду. Натаниэль слегка пошатнулся, но побежал, сам не понимая, как его легкие все ещё дышат. Ноги горели, и Жана рядом не было, чтобы подставить ему дружеское плечо. Однако он держался. С трудом, но все ещё держался. Нат знал, что не имеет выбора, и это давало ему силы.       Он старательно обходил острые углы во время игры, потому что знал, что пределы его тела совсем близко. Но Веснински, несмотря на все свои старания и аккуратную, как никогда, игру, продержался только около пятнадцати минут, прежде чем снова попал в столкновение.       — Натаниэль! — рявкнул Рико, влетая в него всем телом. Тот едва-едва удержался на ногах и, ослабевший, не смог отобрать мяч или помешать забить. — Ты как-то ужасно играешь сегодня. У нас из-за тебя нет Жана, и ты обязан защищать ворота лучшим образом.       Натаниэль четко услышал в этом издевку, но имел сейчас недостаточно сил, чтобы ответить на нее.       — У нас есть ещё и вратарь… — слабо огрызнулся он, усталый от того, что все ошибки защитников и вратаря вражеской от Рико команды скидывают на него одного.       Морияма мрачно усмехнулся, и Нил уже понял, что явно сказал что-то неправильно. Но он уже слишком устал, чтобы контролировать свой проблемный язык, да и сказанного не воротишь.       — Раз ты считаешь, что вратарь может исправлять все твои ошибки, — вкрадчиво хмыкнул капитан, — то давай, попробуй, какого это. На ворота.       Натаниэль непонимающе нахмурился. Что, блять, это придурок имел в виду? Он хочет, чтобы Веснински впервые в жизни попробовал себя в качестве вратаря? И… Ему за защитой вратарской сейчас идти, или как?       — Живо, — прошипел Рико, схватив его за руку. — Пошел выполнять мой приказ.       — Экипировка, — хмуро напомнил юноша.       — Играешь без нее.       О, теперь-то Натаниэль понял. Еще один вид его наказания, которое он, блять, возможно не переживет. У вратарей более плотная и полная экипировка не просто так. А бить в него, очевидно, будут с максимальной силой. Веснински тяжело выдохнул, но направился к воротам, понимая, что абсолютно никакого выбора не имеет. Оставалось надеется, что он не сломает кости.       Игра продолжилась, будто получила новый стимул, и юноша вновь поймал на себе обеспокоенный взгляд Беллы. Честно говоря, он все еще не понимал, что ей надо, но все же был благодарен. Здесь помощи не дождешься, так что учишься ценить даже такие маленькие жесты.       Натаниэль знал, что уклоняться от мячей будет плохим решением. Тогда Рико разозлится, и его ждет… Ужасная ночь. Лучше уж он заработает травму так, чем снова не уснет ночью из-за людей, норовящих вставить член в его задницу.       Первые несколько мячей он ловко отбил с помощью своей клюшки, хотя руки сильно болели из-за этого. Он не был слабым, вообще нет, но не привык отбивать такие атаки нападающих. Сам он зачастую выигрывал в экси с помощью своей скорости и выносливости, что вратарям было, напротив, не нужно.       Четвертый удар снес его вместе с клюшкой, потому что нападающий Уильямс ударил почти с возмутительно близкого расстояния к воротам. Честно говоря, еще совсем чуть-чуть, и он бы своей клюшкой задел Веснински. Но, конечно, на нарушение правил сейчас всем было плевать.       Ворота за спиной загорелись красным от веса его тела, и Натаниэль чертыхнулся. Учитывая настроение Морияма, даже подобное засчитают за полноценный гол. Кубик судьбы никогда не будет на стороне Веснински, пора бы уже запомнить. Он учит это уже восемнадцать лет.       Юноша с трудом встал, пытаясь восстановить равновесие. Следующий мяч прилетел быстрее, чем он успел осознать, и Натаниэль, наконец, упал в заветное тревожное небытие.

***

      Эндрю сидел, никого не трогая, в комнате общежития, и курил на подоконнике. Пташки сидели на диване и смотрели какой-то матч экси, Ники трепался в соседней комнате по телефону с Эриком, а Аарон снова ушел в библиотеку к своей черлидерше. Очевидно, что это не добавляло Миньярду психического равновесия, особенно учитывая, что он не так давно принял свою дозу таблеток.       На самом деле, все не было так плохо, как могло. Жан, наконец, подписал контракт с Лисами, а вскоре и переехал в Лисью башню. Сначала новичка хотели поселить с Мэттом и Сетом, но Эндрю не планировал терять никого из своей группы из поля зрения, так что по его прихоти в их комнате появилась еще одна кровать.       Другие Лисы не особо оценили появление еще одного Ворона в команде, но Жан упорно игнорировал их возмущения, а Кевин пресекал любые возражения и лишь пытался усложнить тренировки. Таким образом, разрыв в команде стал практически смехотворно заметным: старшекурсники и монстры. Миньярда это не заботило: мнение остальных Лисов абсолютно ни на что не повлияет. Детишки могут психовать до бесконечности.       Собственно, они и пытались психовать. Эллисон и Сет, гомофобный кусок дерьма, сучились в сторону каждого из них, затыкаясь только тогда, когда Эндрю уже без прелюдий вытаскивал лезвия. Мэтт и Дэн говорили что-то едкое в глаза и, возможно, за глаза, хотя и пытались быть к новичку добрее, прикрываясь благополучием команды. Только Рене оставалась в святом нейтралитете. Собственно, Миньярд также не мог сказать, что в ответ относился к старшекурсникам хорошо. Они являлись друг другу чужими, и их ничего не связывало. Это полностью его устраивало. Связей и сделок теперь достаточно.       Подводя итог, Рене являлась единственным мостом между двумя половинами. С ней также, как заметил Эндрю, начал общаться Жан, причем даже вне тренировок. Любопытно. Впрочем, это не было плохим — Рене являлась одной из немногих, кому Миньярд относительно доверял. Тьма в глазах у них была одинаковой. А Жану не помешает еще один мост, связывающий его с Лисами, чтобы ни мысли о побеге больше не было.       Тем более, им все еще нужно обыграть Воронов, так что бывшие пташки должны быть хотя бы не в состоянии панической атаки. Миньярд обещал это. Он не нарушает свои обещания.       Эндрю сделал очередную затяжку. Дожили. Теперь он заботится о том, как бы победить в этой глупой игре и защитить двух Воронят. Вот к чему приводят плохо обдуманные обещания и интерес.       От мыслей его отвлек вскрик Кевина и бормотание Моро. Эндрю лениво перевел на них взгляд, не меняя в остальном положения тела. Он внимательно посмотрел на пташек, каждая из которых выглядела более дерганной, чем обычно. В чем причина нового срыва?       Эндрю приподнял бровь, ожидая объяснений. Жан поражённо моргнул, прежде чем сказать ему:       — Вороны заявили о госпитализации одного из игроков. Сотрясение мозга.       Миньярд смерил их своим скучающим взглядом, хотя внутренне уже все сопоставил. Кевину и Жану никто из Воронов не был так близок, как оставшийся там рыжий идиот, не умеющий держать язык за зубами. Очевидно, что они не находились бы на краю панической атаки, если бы это был не Натаниэль.       — СМИ уже не оставили это без внимания, — прошептал Кевин, уткнувшись в свой телефон. — Скоро об этом будут говорить все спортивные новости.       — Они говорят, что травма была получена во время игры, — глухо пробормотал Моро. — Вот только не упоминают о правилах игры.       Эндрю вздохнул. Эта привычка пташек говорить загадками уже порядком выводила из себя. У него складывалось впечатление, что порой те специально бросали только наживку, чтобы заинтересовать его.       Но провальная попытка. Какие бы цели не преследовали пташки — Миньярд их защищает и просто обязан знать информацию.       — Какие правила обычно выставляет Рико? — напрямую спросил Эндрю, применив свой любимый метод убеждение — легкое касание к спрятанным в повязках ножам. И у репутации психа были плюсы — никто не сомневался в том, что он мог нанести парочку глубоких ран. Честно говоря, он реально мог, если это станет нужным, так что слухи в этот раз не врали.       — Такие, какие хочет, — сухо отрезал Жан. — Но я могу предположить, что на Натаниэле не было защитной экипировки.       Кевин побледнел. Миньярд подумал о том, насколько травмоопасной может быть игра без экипировки. Экси и с ней приносит игрокам синяки и, порой, травмы, которые, например, можно заметить у его клона, тоже защитника, что уж говорить о случае отсутствия экипировки.       — Такое часто было после моего ухода?.. — хрипло спросил Дэй. Эндрю отметил, что практика такого началась около года назад, раз уж Дэй не помнил этого в более ранних периодах.       — Иногда, — не стал отрицать Моро. — Ты тут ни при чем. Рико — мудак, и мы все это знаем.       Знакомая фраза. Натаниэль в их телефонном разговоре говорил точно также. Так вот от кого это пошло, — отметил Миньярд. Ещё одна общая история, занятно.       — Мы поедем к нему в больницу, — безапелляционно заявил Моро.       Миньярд приподнял обе брови. Серьезно, они думали, что так просто уговорить? Вот же два придурка, там наверняка где-то в больнице прячется Рико или еще какой-нибудь Морияма-мудак. Никто бы не отпустил Натаниэля просто так, если судить по уже известной Эндрю информации. Нет смысла идти прямо к ним в лапы.       Поняв, что сказанное блондина не убедило, Кевин сказал:       — Никто не удивится, если его придем проведать мы. Как братья.       — Да, вас всего-то где-нибудь в углу аккуратно убьют Вороны, — огрызнулся Миньярд. — Вы под моей защитой, так что не рыпайтесь.       — Это больница, — нажал Кевин с той же решительностью, которая появлялась у него во время хорошей игры в экси. — Там всюду медицинский персонал. Вряд ли кто-то из Эдгара Аллана решит показывать там неподобающее поведение, учитывая, что травма и так достаточно сильная, раз уж Ната отправили в больницу.       Эндрю не мог не согласиться с тем, что в этом зерно логики так или иначе содержалось, но он не собирался рисковать. Лучше возможную срезать угрозу на корню, чем пытаться разгребать последствия позже.       — Я сказал «нет».       О, но это снова ничего не значило. Эндрю почти захотелось засмеяться, но вместо этого внутри заклокотало раздражение.       — Прекрати вести себя как мудак, — вспылил Жан. Эндрю перевел на него свой взгляд и застал любопытную картину: на лице Моро больше не блистали отчаяние или боль, а лишь одна непроглядная злость. — Я не понимаю, почему Натаниэль тебе доверился, если ты, блять, не можешь даже догадаться о том, через что он проходит. Ты такой мудак, который только и может, что…       Кевин поспешно зажал французу рот, прежде чем Эндрю успел разозлиться. Хотя, честно говоря, оскорбления своей личности Эндрю не считал чем-то важным в достаточной степени, чтобы как-то реагировать. С чем-то из этого он мог бы даже согласиться.       Но это было не той информацией, которую кому-либо стоит знать. Вместо этого Миньярд смотрел на пташек достаточно скучающе, чтобы закатить глаза. Происходящее даже не казалось смешным, а только раздражающим и зудящим.       — Пожалуйста, Эндрю! — взмолился Жан, укусив Кевина за ладонь, чтобы продолжить говорить.       Он встал без движений. Это блядское слово всю жизнь будет иметь на него такое действие? Эндрю и самого раздражало то, что его идеальная память сразу подкидывала картинки, как только слышала это. Все такие же четкие, будто все произошло только вчера, ни на грамм не поблекшие…       — Умоляй, Эй-Джей, и я подумаю над тем, чтобы остановиться.       — Как-то ты слабо просишь. Просто признай, что тебе нравится.       — Как же я могу отказать твоим стонам и просьбам? Конечно же, я сделаю тебе еще приятнее.       Они заставляли его умолять, произносить эти чертовы десять букв десятки и сотни раз, чтобы в итоге оно не имело никакого значения. Им просто было весело видеть его тщетные попытки сопротивления, смотреть на его слёзы и отчаяние, упиваться криками и мольбами, осознанием своей власти. Каждому из них. Столько приемных семей, но ни одной стоящей…       Даже это вызывало в желудке Миньярда стойкую тошноту.       — Не произноси это слово, — пригрозил он. — Ненавижу его.       Будь это кто угодно другой, Эндрю бы уже приставил свой любимый нож к горлу. Но он знал, что произошло с Жаном в Гнезде. Он знал, пройдя через столько приемных семей, что в целом все насильники примерно одинаковы. И он догадывался, что не для него одного это слово имеет вкус земли и помоев.       — Не ты один, — ядовито рыкнул Моро, подтверждая его мрачные догадки. — И он тоже.       Кевин тяжело вздохнул, бледный, и зачастил на французском. Эндрю незаметно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и попытался разжать плотно сжатые кулаки. Не вышло.       Вот и прозвучало еще одно доказательство того, что мысли Эндрю не были настолько травмированными, что проецировали свой опыт на других. Просто это действительно происходило за закрытыми кулисами, и никто, казалось, не замечал.       Он попытался напомнить себе, что его происходящее в Эверморе не касается ни коем образом. Попытался напомнить себе, что это неважно. Попытался не воспроизводить в сознаниях каждую крошку известной информации.       Не вышло.       — Вы остаётесь здесь, — тем не менее припечатал он, уже собираясь развернуться и уйти. Он ощущал, как его границы хоть какой-то трезвости размывались, и был близок к тому, чтобы сорваться. Тогда плохо будет всем вокруг.       — Нам нужно встретиться с Нилом, — вновь надавил Жан.       — Эндрю, — продолжил уже Кевин. — Нам нужно убедиться, что он жив. Что он еще не сломался.       Миньярд, честно говоря, и сам бы посмотрел на итоги неадекватности Рико. Если бы не было встречных рисков, связанных с этим. Если бы не было угрозы нарушить обещание.       — Удивительное единодушие, — сухо бросил Эндрю, игнорируя просьбы. — Но я сказал «нет», и не передумаю. Могу объяснить доходчивее, но не жалуйтесь потом на полученные ранения.       Почему-то это не сработало. Эндрю раздраженно цыкнул, когда взгляды пташек не потеряли былой ярости.       — Он же обещал тебе что-то, да? — пошел ва-банк Моро. — Разве ты не хочешь удостовериться в том, что он в состоянии сделать это?       — Не лезьте не в свое дело, — предостерег он.       — Эндрю, — снова повторил Кевин, будто бы его имя могло иметь какое-то значение в этом вопросе. — Ты обещал защищать нас. Но ты ведь и сам понимаешь, что не только от Рико, да?       Миньярд не вздрогнул, хотя понимал, к чему этот помешанный клонил. Защищать их от самих себя?.. Может быть, но не сегодня.       — Не неси чепухи, Дэй.       И ушел на крышу, ничего больше не слушая.       Дверь скрипнула за ним, а холодный ветер приветственно дунул в лицо. Эндрю устроился совсем рядом с краем, ощущая тревожную пустоту от страха упасть вниз. Он зацепился за это эфемерное чувство, чтобы переключиться.       Наконец-то он мог подумать обо всей этой хуйне как следует.       Пташка в гнезде заработала сотрясение. Пташка в гнезде едва не умерла. Пташка в гнезде играет в свою глупую игру без экипировки. Пташка в гнезде-       Эндрю не понимал, почему его это хоть сколько-то колыхало. Что поделать, маньяки существуют, несправедливости и жестокость случаются. Миньярд тут ни при чем. У него сделка только о защите двух других братьев. Это не его дело, он должен просто наблюдать со стороны…       В дверь крыши внезапно постучались. Или не совсем внезапно, потому что Эндрю знал, кто это. Такие тихие шаги и твердый стук три раза с полуторасекундными перерывами принадлежали именно Рене. Христианка, конечно, заходила сюда не часто, но Эндрю запомнил отличительные черты передвижения каждого члена команды, чтобы обезопасить себя и свою группу. В конце концов, он привык выживать.       — Жан разбил зеркало в комнате, — поделилась она. — Кажется, он очень опечален твоим отказом.       Эндрю не ответил, лишь потянулся за сигаретой. Никотин привычно наполнил его легкие, даря, к сожалению, лишь тень желанного успокоения. Но сигареты не затуманивали мозг, как таблетки, так что полностью его устраивали. Даже если иногда, чтобы привести себя в относительный порядок, ему приходилось скурить целую пачку за раз.       Рене, словно не смущенная отсутствием его ответа, продолжила:       — Он говорил что-то о том, что нужно помочь Натаниэлю вернуться в настоящее. Как думаешь, что это могло бы значить?       Он выдохнул дым в ее сторону, наблюдая, как Уокер морщилась, с безэмоциональным взглядом. Она, однако, ничего не сказала, продолжая дружелюбно улыбаться и отчего-то уверенная, что дождется ответа. Гляделки затянулись.       Спустя минут пять Эндрю невнятно пробормотал:       — Мне плевать. Они останутся здесь.       Рене покачала головой, отчего-то выглядя осуждающе. Эндрю не понимал, отчего христианка вообще могла ожидать от него подобное. Должна знать, что он не добродетель.       — Не ожидала от тебя такого, — покачала головой девушка.       Он сухо усмехнулся и озвучил свои мысли:       — Я не добродетель. Ты должна была знать.       Уокер посмотрела на него пристальным, серьезным взглядом. Она не стушевалась и заговорила:       — Не думала, что услышу от тебя слова о том, что тебе все равно на это. На то, что кто-то проходит через подобное.       Эндрю прищурился. Откуда и как много знала эта христианка? Почему же она, в таком случае, молчала раньше?       — Жан бредил во сне первое время после Гнезда, — пояснила она. — Я помогала Эбби ухаживать за ним и слышала, как он умолял Рико не трогать Натаниэля.       Миньярд сухо усмехнулся. Конечно. Воспоминания всегда преследуют во сне. Сон — уязвимость.       — С чего ты взяла, что это не просто кошмары?       Честно говоря, он и сам не верил в свои слова. Миньярд уже давно понял суть происходящего в гнезде, и в дополнительных доказательствах не нуждался. Но у него есть сделки, и защита Ната не в их числе.       — Ты и сам знаешь, почему я так решила, — нахмурилась Уокер. Подобные разговоры с ней начинали надоедать Миньярду. — Не ожидала, что именно ты будешь человеком, который полностью проигнорирует насилие.       Это не было смешным. Вообще ничего смешного в теме их разговора, кому, как не ему, это осознавать.       Но Миньярд засмеялся.       Он смеялся громко, так, как никогда бы не засмеялся без чертовых таблеток. Рене нахмурилась еще больше, глядя на него, а Эндрю просто не мог остановиться. Уродливый смех раздирал его внутренности, и в этом было так мало от него самого. Это были таблетки. Снова чертов наркотик, который он обязан поглощать, отбирал всякий контроль над телом и ситуацией. Как знакомо…       — Эндрю, — мягко начала она. Звук собственного имени начинал раздражать его, слишком часто произнесенный за этот вечер. — Если не хочешь ехать ты, то доверь Жана и Кевина мне. Я справлюсь.       Миньярд не успокаивался, и в итоге лег на спину, все еще то ли смеясь, то ли задыхаясь. Рене терпеливо ждала его пробуждения, только вот сам Эндрю не знал, стоит ли ждать его в принципе.       — Мне плевать, — ответил он, когда немного успокоился. — А почему тебе нет? Твоя религия снова требует помогать всем?       Рене посмотрела на него укоризненным взглядом, как было всегда, когда он с язвительностью и снисхождением касался в разговоре ее веры. Но было в ее позе что-то беспокойное, и Эндрю плохо понял, что это вызвало, — его псих или положение пташек в своем замке.       — Моя вера ничего не требует, — покачала головой она. — Но моя вера говорит, что помощь нуждающимся — хорошее дело, и я хочу заниматься этим.       Миньярд слышал эту шарманку много раз, а потому пропустил мимо ушей, будто его подобное не касалось.       Он долго молчал, пялясь уже почти на закатное небо. Темнело. Нужно было решать быстрее, тут либо да, либо нет.       Эндрю не хотел признаваться даже себе, что на самом деле решил все с самого начала, а потому пытался оттянуть неизбежное и переспорить самого себя. Потому что Рене права. Потому что пташка интересная. Потому что Эндрю сломан.       Слишком много «потому что».       — В обмен на три пинты шоколадного мороженого? — предложила Уокер. — Поверь, это очень важно для каждого из них. Они ведь как братья.       Миньярд и сам знал, что они как братья. Видел множество раз, как все они беспокоились друг за друга. В особенности рыжая пташка, мученически вытаскивающая всех из Эвермора, чтобы устроить себе персональный ад. Это чем-то было похоже на Ники и Миньярдов, если исключить теплоту взаимоотношений. Эндрю тоже занимался их защитой, но все, что касалось реально братских уз, было не для них. Может быть, для Ники — да, но не для Аарона и Эндрю. Из-за этого Хэммика порой становилось жаль, но тот сам подписался на двух сломанных кузенов.       Миньярд видел тесные связи пташек насквозь, и теплом от них веяло за километр. Но этого все еще не было достаточно.       Эндрю ответил на предложение Рене не сразу. Говоря честно, аргумент в виде мороженого был для него даже смешным, потому что, несмотря на свою неоспоримую любовь к сладостям, он вполне мог продержаться и без них. И если дело и шло к тому, чтобы он согласился, то точно не из-за мороженого.       Может быть, отношения пташек казались любопытнее, чем он считал. Может быть, он все-таки понимал защитное стремление. Может быть, думать о том, что любопытная рыжая пташка испытывала его опыт, было хуже, чем Миньярд готов был признать.       Ему хотелось курить.       — Ладно, — бросил юноша. — Я отвезу их.       Рене мягко просияла, и Эндрю меньше всего хотелось видеть это торжество на ее лице.       — Я знала, что не ошиблась в тебе, — прошептала она. — Передай Натаниэлю, что мы волнуемся.       — Волнения двух придурков ему хватит, — отрезал Миньярд. — Уходи.       Ее просить два раза не нужно было — через секунду христианки видно уже не было. Эндрю раздраженно ударил кулаком о покрытие крыши. Какого хрена он, блять, творит?.. Почему он продолжает делать что-то, полностью обделенное смыслом, только из-за наличия в этом травмированной рыжей пташки?       Черт бы побрал Натаниэля за неоспоримый интерес, который он вызывал, особо, кажется, не стараясь.       Миньярд выкурил две пачки за раз.

***

      Доктор сопротивлялся тому, чтобы они попали в палату.       — Пациенту необходим покой, и его нельзя тревожить! — утверждал он достаточно грубым тоном, будто нервничая.       — Вы должны пропустить нас к нему, — возразил Кевин. — Мы братья. Разве вы никогда не слышали об этом?       — Вы не кровные родственники, — спорил мужчина. — Мы не можем вас пропустить. Приходите в другой раз…       Эндрю заметил, как врач нервно сжимал руки и запальчиво предлагал им поскорее уйти. По тому, как агрессивно мужчина отказывался пропускать их к Веснински, даже после упорных убеждений и взятки от «звезды экси», становилось понятно, что дело тут не совсем обычное. Эндрю нахмурился, чувствуя, как неконтролируемая злость растет внутри. Кевин, кажется, тоже осознал то, что рядом с ним стоит бомба замедленного действия, медленно стараясь отвести их в сторону от посторонних взглядов. Жан со вздохом поддержал эту инициативу, прося доктора помочь ему с какой-то раной, раз уж они оказались в больнице.       Милое выражение лица сработало.       Как только они вошли в какой-то кабинет, Эндрю сорвался, доставая нож из повязок и прижимая мужчину к стене. Тот побледнел, не понимая, почему ему угрожают оружием в стенах больницы.       — Ты пустишь нас к нему сейчас, — вкрадчиво сказал Миньярд. — А потом забудешь об этом, и те деньги останутся с тобой.       Под силой острого лезвия у шеи доктор сдался, попросив лишь быть потише и не тревожить пациентов в соседних палатах, чтобы никто их не заметил, а затем как можно скорее сбежал из кабинета.       Эндрю подумал о том, что тот собрал деньги сразу с двух взяток. Однако ни одного японца или Ворона юноша здесь еще не заметил. Это не давало повода расслабиться, но немного успокаивало.       Кевин и Жан едва ли не влетели в нужную палату. Однако когда они ворвались, Нил спал. Впрочем, возможно даже находился без сознания, кто тут разберет. Доктора-то никто внимательно слушать не стал.       Эндрю обвел его ленивым взглядом. Юноша лежал бледный, кожа болезненно сливалась с чистым постельным бельем. Его голову, как и все тело, украшали бинты, почти полностью скрывающие тело и рыжие патлы. Миньярд хмыкнул — словно все краски из него высосали. Только местами мелькали темные синяки, но на этом, собственно, все.       При травме головы кому-либо вряд ли понадобится забинтовывать все тело. Вот почему их не хотели пускать…       Жан первым бросился к брату, упав на колени возле кровати. Следом за ним кинулся и Кевин. Они оба замерли в этом положении, просто пялясь на «четвертую» пташку. Тот не дернулся.       — Врач упоминал, что он уже просыпался… — со смутной уверенностью пробормотал Дэй. — Должно быть, сейчас он просто спит.       Моро сжал губы плотнее и помотал головой. Эндрю все еще стоял рядом с дверью, наблюдая издалека за воцарившейся вакханалией. Тем не менее, несмотря на внешне безразличный вид, его разъедало любопытство. Ну, он наконец-то может стать неоспоримым свидетелем потрясений гнезда.       — Он… Я ведь знал, что так будет, — горько прошептал Моро.       Эндрю хмыкнул. Натаниэль, кажется, тоже знал, что так будет, но плевал на голос разума с высоты птичьего полета. Вполне в духе глупых мучеников. Думая об этом, Миньярд подошел ближе, чтобы рассмотреть все в подробностях.       Синяки вблизи стало видно лучше. Они уродливо темнели в щелях между стерильных бинтов, заставляя задуматься о том, что еще скрыто от посторонних глаз. Злость на Морияма заклокотала где-то внутри.       — И… Что? — спросил Дэй. — Мы дождемся, пока он проснется, или?..       Эндрю не знал и сам. Поддавшись на уговоры, он стремительно ехал сюда, не задумавшись даже о том, что виновник шумихи может находиться без сознания в виду своих травм. А осматривать его, пока тот настолько беззащитен… Даже Миньярд не стал бы опускаться так низко. Ответы на вопросы можно получить разными путями. Например, у него осталось еще шестнадцать правд. Он не стал бы касаться Натаниэля в момент слабости ради этого.       — Мы… Не можем его будить, — растерянно ответил Моро. — Но… Наверное, ему нужно увидеть нас…       Натаниэль забавно зажмурился во сне, и разговор тут же стих. Да, им явно стоило разговаривать потише. Впрочем…       — Вы… Что тут делаете?..       Доброе утро. Вот и ждать не пришлось.