Быть свободным

      Натаниэль с трудом открыл глаза, отчаянно пытаясь осознать происходящее, но притом совершенно ничего не понимая. Юноша, прилагая несоизмеримые усилия для такого простого действия, выдохнул, вспоминая, как нужно дышать, и сквозь серый шум в голове пытаясь понять, откуда тут его братья и Эндрю, почему они спорят у его кровати, и, наконец, где он в принципе находится и кто, черт возьми, отпустил его из гнезда.       Потому что белых потолков в Эверморе отродясь не было. Только черный. Только тьма. Новый потолок — неизвестность, а Мэри всегда говорила, что неизвестность его убьёт.       В этот раз удалось списать ее голос в голове на ужасное самочувствие.       — Вы… Что тут делаете?.. — тяжело выдохнул он, не в силах в эту минуту связать что-то логичное.       Жан и Кевин здесь. Здесь — это где? Белые потолки и стены, слишком много белого и запах хлорки. Запах бинтов. Запах антисептика.       Тут стало очевиднее, что находился он в больнице, кажется, травмированный. По крайней мере, об этом свидетельствовала очень сильная боль в голове, замутненное сознание, подкидывающее последним воспоминанием тренировку, и стерильные бинты на теле. В Эверморе подобной роскоши нет.       Веснински судорожно выдохнул, стараясь привести сознание в порядок. Нужно успокоиться. Собраться. Начать думать.       Так, еще раз. Он в больнице.       Это даже немного посмешило. Кажется, в больницу Нила привезли впервые в его жизни. Неважно, какие травмы получал он раньше, всегда приходилось разбираться самому. Швы, наложенные зубной нитью, — не самые надёжные, но это лучшее, что он мог позволить себе на протяжении долгих лет.       Еще некоторое время у него ушло на то, чтобы проморгаться ото сна (или обморока) и скинуть белую пелену с разума. Не сказать, что от этого рассудок стал чистым, но хотя бы цветные круги перед глазами ушли, и зрение прояснилось. С этим можно жить. В конце концов, иногда он в таком состоянии играл на поле против Рико.       — Нил! — воскликнул Кевин, заставляя его морщиться от громкого звука. Голова отдалась тяжелым гулом, будто молотком постучали, и юноша снова на несколько секунд выпал из реальности, силясь унять шум в сознании.       Жан, очевидно, поняв это, шикнул на Дэя и продолжил куда тише:       — Как ты? — спросил он, и Нил почти ненавидел то, каким слабым и волнующимся звучал его голос.       Он презирал те моменты, когда окружающим приходилось жалеть его. Веснински не нужна жалость.       Жалость означает то, что он не может вынести все дерьмо, которое ему подкидывает судьба. А Натаниэль обязан справиться с этим. У него нет возможности сказать «нет».       — Я в порядке, — было его первой, рефлекторной репликой, но сил, чтобы обратить внимание на то, как скривились лица братьев и усмехнулся Миньярд, у него не было. Волновало другое: — Где Рико?       Потому что Рико всегда был блядской проблемой, но ещё большей проблемой, когда Кевин или Жан в зоне его досягаемости. Границ у этого мудака не было, а Веснински сейчас определённо слишком слаб, чтобы оказать сопротивление или защитить кого-либо. На ногах самостоятельно устоять бы для начала, потому что он догадывался, что вряд ли это сделает. И без того перед глазами низ и верх путались.       — Вряд ли он здесь, — мрачно ответил Жан, хотя голос его дрожал. — У Воронов на днях должна быть игра, наверняка готовятся.       — Блять! — подскочил Нил, услышав напоминание об экси, игре, от которой буквально зависит его жизнь, но тут же жалея об этом, потому что в глазах зарябило, а тело отозвалось жуткой болью. Только что ведь думал, что на ногах устоит… — Я должен быть там… — хрипло закончил он, стараясь не показывать, как сложно ему давались слова и движения.       — Ты должен лечиться, — сухо поправил Кевин, хотя по его сжатым кулакам становилось ясно, что он пытается взять собственные эмоции под контроль.       Жан, наверное, понимая всю глубину беспокойства Нила, поспешил объяснить ситуацию, хотя мозг Веснински работал не то чтобы очень хорошо именно в эту минуту, чтобы все осознать. Кевин поспешил помочь ему полулечь, оперевшись на больничную подушку.       — СМИ заявили о твоей госпитализации пару часов назад, «несчастный случай на тренировке». Но сюда, как мы поняли, ты попал куда раньше. Что последнее ты помнишь? Какое число?       Нил тяжело проморгался, вообще не осознавая, какое сегодня число, что было вчера и сколько он провёл в отключке. Его, как человека, привыкшего держать в сознании даже малейшие детали происходящего вокруг ради безопасности, это сильно напрягло. Не зря Мэри всегда говорила защищать голову…       — Битву со своим телом ты выиграешь, но битву со своей головой — нет, Абрам. Защищай затылок, когда тебя бьют, если хочешь выжить.       Блять, снова ее голос. Означает ли это, что его смерть совсем рядом?       Вот и галлюцинации, голос матери мерещится так отчетливо. Натаниэль пару раз моргнул, напоминая себе, что Мэри закопана в подвале Балтимора. Что он сам ее закопал.       Он почти почувствовал землю и кровь под своими ногтями.       — Не знаю, какое сегодня число… — обескураженно прохрипел юноша. — Но ты уверен, что Рико тут нет?       — Уверен, — хмыкнул Эндрю. Будь у Нила силы, он бы обязательно задумался о том, почему тот здесь и ради чего приехал, но он слишком устал, чтобы проводить какие-то параллели прямо сейчас. Честно говоря, если бы он не осознавал, что вряд ли в скором времени вновь увидит братьев, он бы просто закрыл глаза, надеясь, что по пробуждению боль станет терпимее. — Мы не видели ни главного мудака, ни кого-то из Воронов или японцев здесь.       — Нам сказали, что у тебя было сотрясение, — продолжил Кевин. — Это нормально, если ты не будешь помнить все хорошо.       Веснински кивнул: это объясняло, почему голова так адски болела и почему его все же привезли в больницу. С тем, что касается мозга, обычно не шутят. Однако… Как он вообще получил эту травму? Что было до и после того, как он потерял всякий контроль?       Как далеко зашёл Рико на этот раз?       — Нил, — горько прошептал Жан. — Ты не можешь вернуться туда… На тебе ведь живого места нет…       Юноша хмыкнул, хотя даже такое простое действие вызвало неприятный гул в голове. Он мог и должен был. Его сделка не позволяла поблажек. Он уже получил то, к чему стремился так долго, — Кевин и Жан на свободе, этого вполне достаточно. Чего ему ещё хотеть? Нат никогда не был достаточно наивным, чтобы думать, что он доживет хотя бы до двадцати.       Даже если Нил каким-то чудесным образом все-таки сбежит из гнезда (если Лисы победят Воронов), то на свободе его убьёт отец. Может быть, он только получит месяц или несколько на подобие счастливой жизни. Этого было бы достаточно, чтобы умереть довольным.       Видимо, его молчание было достаточно красноречивым, чтобы дать Жану и Кевину понять, о чем он думал. Они нахмурились ещё сильнее, и Нилу так отчаянно хотелось разгладить хмурость в складке между их бровей. Он постарался отогнать эту неприятную мысль на задворки сознания, теребя пальцами бинты на руках.       — Как ты получил сотрясение, птичка? Ты не ответил на мой последний вопрос.       О чем именно говорил Эндрю, Веснински понимал очень, очень смутно. Он припоминал, что получил от Миньярда два вопроса в виде СМС, и вроде как осознавал, что ответил лишь на один из них, потому что его позвал Уильямс. К своему стыду, он не смог восстановить в своём сознании содержимое второго вопроса или количество оставшихся. Оставалось только надеяться на честность Эндрю, на то, что тот не спросит больше, чем установленные двадцать вопросов. Потому что в мозгу у Нила, казалось, разом умерли все хотя бы немного связанные мысли.       Нил постарался напрячься и вспомнить, что именно Рико сделал такого, что голова раскалывалась настолько ужасно и его пришлось увезти в больницу. От усилий голова заболела ещё сильнее, но он смутно осознал факт тренировки перед тем, как наступила темнота. «Несчастный случай на тренировке», — так выразился Кевин. Но Веснински был достаточно умён и осведомлён о жестокости Морияма, чтобы не поверить в это. Значит, Рико снова напал на него на тренировке?       Этот мудак, вечно переступающий через все границы… Сотрясение… Неужели его снова поставили на ворота без защитной экипировки?       Нил нахмурился, кажется, найдя наконец ответ на то, что произошло.       — Я не уверен, но, кажется, мне просто прилетел мяч в голову, — пробормотал он таким тоном, которому, впрочем, и сам бы не поверил.       — Ты играл без защиты?.. — побелел Кевин, но Веснински не захотел отвечать на этот вопрос. Все казалось предельно очевидным.       Но Жан, в отличие от Кевина, видел больше жестокости гнезда, касающегося Нила. Он знал, какие вопросы задавать правильнее:       — На какой позиции ты играл?       Нил не хотел наблюдать, как шок на лице Кевина сменяется на тревожную апатию, так что перевёл взгляд на лицо Эндрю, на котором в этот раз не было медикаментозной улыбки. Наверное, действие спадало к вечеру, и Миньярд не принимал их, чтобы не сходить с ума посреди ночи. Веснински отметил, что такое лицо Миньярда — спокойное, безразличное ко всему, но все-таки немножко заинтересованное в том, чтобы узнать у Нила все ответы, ему нравится куда больше.        Странные мысли. Наверное, он просто достаточно хорошо знаком с безумными улыбками, чтобы они перестали ему нравиться. Впрочем, не то чтобы они когда-то начинали.       Веснински хотел было уйти от ответа, но Миньярд, очевидно, это стремление не оценил:       — Это касается моего вопроса. Отвечай, пташка.       Нил тяжело сглотнул, но не мог уйти от сделки. В конце концов, Эндрю, кажется, выполнял свою часть, и он тоже не мог уходить от четко оговорённых условий.       — Вратарь.       Кевин издал нечленораздельный звук, и Жан крепко схватил его руку, наверно, нуждаясь в опоре и пытаясь дать эту же опору Дэю. Нил отвёл взгляд от них, решив, что разглядывать Эндрю будет менее болезненно (он не хотел видеть печаль и жалость на лицах братьев), однако просчитался в этом.       Веснински совершенно не понимал почему, но при всем своём внешнем безразличии у Эндрю в глазах промелькнуло что-то, похожее на чистую злость. Юноша сглотнул, не зная, как трактовать подобное. Как же часто в последнее время Миньярд вгонял его в непонимание своими действиями.       — Я думал, ты защитник, птичка. У Рико плохо с памятью?       У Нила болела голова, и он совсем не хотел думать об Эверморе больше необходимого, поэтому нейтрально пробормотал, надеясь как можно скорее замять тему:       — Это вид наказания.       Веснински откинулся на подушку, с трудом оставляя веки поднятыми. Он ощущал тошнотворные последствия сильного удара по голове, буквально тошнотворные. Он вновь отстраненно подумал о том, что вряд ли устоял бы сейчас на ногах, если вообще сумел бы встать. Кажется, его плечи тоже дрожали.       Он сглотнул горькую слюну, все еще избегая смотреть на своих братьев, и уставился на светлые волосы Эндрю. Нил отметил, что тот так и не подошел ближе, продолжая подпирать стенку, и он счел это по-странному успокаивающим. Он сделал три вдоха и выдоха, используя это, как соломинку к успокоению, продолжая разглядывать фигуру Миньярда, прежде чем сумел, наконец, собраться с мыслями в пополам раскалывающейся голове и пробормотал:       — Как в команде?       Эндрю ожидаемо закатил глаза, а Жан испустил дрожащий выдох, прежде чем ответить:       — У нас все нормально, ты же знаешь. Беспокойся о себе.       Нил попытался, но не смог улыбнуться. Он не мог, или, правильнее сказать, не хотел думать о своём текущем положении. Он может этого перенести, незачем пытаться безуспешно облегчить подобное положение. Мысли ни к чему не приведут.       — Как тебе Лисы, Жан? — слабо продолжил он диалог, пытаясь вытянуть больше информации, раз уж им действительно удалось поговорить. Веснински все ещё не считал их визит безопасным, но собирался ухватиться за возможность провести вместе некоторое время.       Жан сжал губы в тонкую полоску, возможно, борясь с вертящейся на языке колкостью, прежде чем так спокойно, как мог, ответил:       — Они неплохие.       Нил усмехнулся: он знал это. Но был очень рад, что Моро там тоже было комфортно.       — Сет и Аарон иногда ведут себя как мудаки, — дополнил Кевин с лёгким, почти обиженным фырком. — Но тренировки идут хорошо.       Нил обрадовался тому, что тема перешла на экси. Тут он был более уверенным, потому что, переключаясь на Лис и своих братьев, он мог на время забыть о Рико и Морияма.       — Играть в Лисах иногда весело, — тихо признался Жан, так, что Нил едва мог его слышать. — Это как в раннем детстве, до свиты, когда нас еще не наказывали за ошибки, — юноша прервался, подбирая слова, и у Веснински защемило сердце от того, каким болезненным звучал его брат. — Иногда я все еще забываю, что наказания не будет. Но тут по-другому.       Надежда мелькнула в сердце Нила: может быть, экси снова станет для Кевина и Жана развлечением, а не работой. Морияма и так уже слишком много отобрали.       — Иногда они слишком тактильные, — подсказал Кевин, знающий, что случилось с Моро в гнезде. Нил уловил, как на фоне Эндрю на это сощурился.       Веснински надеялся, что Лисы смогут понять чужие границы. Потому что это то, что было необходимо его братьям.       — Мы так хотим, чтобы ты тоже понял, каков мир вне Воронов. Вне… Всего этого, — скомкано закончил Жан, и Нил ощутил стойкий комок в горле. Как же он скучал по ним… По тому, что было в детстве, по их общим мечтам о будущем…       — Я тоже… — тихо признался он, не в силах отрицать. — Но я не могу сейчас.       Нил сжал нижнюю губу зубами почти до крови, отчаянно пытаясь подобрать слова так, чтобы острые вопросы прекратились.       — Все… Сложно, но есть ряд сделок. Я постараюсь… Вернуться к вам.       — Мы сделаем все, что в наших силах, — сурово кивнул Кевин. — Если тебе нужно, чтобы мы победили Воронов, то так и будет, брат.       Веснински вздрогнул и отвёл взгляд, чтобы никто не увидел, как его глаза слезятся. Он не понимал, чем заслужил таких чудесных братьев, но они действительно у него есть. Когда он только попал в гнездо, он и подумать не мог, что в его жизни будут люди, о чьей жизни он будет беспокоиться больше, чем о собственной. Но, тем не менее, он действовал именно так, потому что отблагодарить мог только таким способом. Если Натаниэль и годился на что-то, то только на защиту.       Он сглотнул ком в горле, стараясь не думать о гнезде более. Силясь снова выйти на безопасную дорожку, чтобы не делиться ни с кем моментом слабости, он спросил:       — Вы не могли бы принести мне воды? И, желательно, чего-то съестного.       Жан и Кевин посмотрели на него понимающими взглядами, наверное, припоминая, что иногда Рико использовал еду в качестве одного из средств воздействия на Натаниэля. Иногда, впрочем, ему самому приходилось отказываться от пищи, потому что уверенности в том, что Морияма туда ничего не подсыпал, не было.       — Мы можем позвать врача, — разумно предложил Кевин, но Нил лишь покачал головой в ответ на это. Он не хотел, чтобы кто-то так скоро узнал о том, что он проснулся.       — Так или иначе, о вашем присутствии скорее всего расскажут Рико. Я не хочу, чтобы он знал, что мы разговаривали. Пусть думает, что вы просто посидели рядом с телом в отключке.       Он просто не знал, как именно Морияма все обернёт, и боялся остаться в проигрышном положении. Лучше ему вообще не знать о том, что Кевин и Жан были тут. Пускай немного нервы побережёт.       Его братья понимающе покачали головой, а в глазах Эндрю на секунду промелькнуло любопытство. Нил сделал пару размеренных вдохов и выдохов, чтобы привести мысли в норму, хотя рёбра немного болели при глубоких вздохах.       — Думаешь, отпускать твоих братьев сейчас будет безопасно? — усмехнулся Эндрю.       Веснински сжал губы в тонкую полоску, потому что и сам понимал это. Если в каком-либо месте была связь с кланом Морияма и мафией, то оно не могло быть безопасным. Ни в одном ключе.       — Тогда отмена, я подожду обход врачей.       В конце концов, он мог обходиться без еды так долго в гнезде, при этом не забывая про тренировки и «Развлечения» Рико, так что еще парочка часов казалась сущим пустяком.       — Я могу сходить, если их безопасность на тебе. Но взамен ты сразу после этого ответишь на мои вопросы, птичка.       Нил внимательно посмотрел в карие глаза, выискивая подвох. Он считал, что способен понять Эндрю из-за их схожести, но иногда мотивы близнеца казались настолько странными, что юноша попросту терялся. Просить объяснений — явно проигрышный вариант, Эндрю очевидно не ответит. Но, если уж Миньярд сам предложил уйти и оставить их наедине, Нил собирался воспользоваться возможностью. Он и так должен ответы, стало быть, ничего не теряет.       — Хорошо. Принеси мне что-то, в чем нет овощей, — попросил он, так знакомо обходя слово «пожалуйста» стороной. — И кофе, мой мозг умирает.       — Судя по твоим поступкам, это для тебя типично.       Веснински не стал утруждать себя ответной колкостью и просто дождался, пока Эндрю выйдет за дверь. Он подождал ещё секунд десять, стараясь уловить отголоски удаляющихся шагов, прежде чем снова открыл рот:       — А теперь на чистоту. Вас не трогают? Как ведёт себя Эндрю?       То, что вопрос был задан правильно, стало понятно по тому, как Жан отвёл взгляд, а Кевин сжал кулаки. Нил тихо выдохнул, сетуя на то, что упустил это, и пробормотал:       — Расскажите мне.       Жан выдохнул, но Нил смотрел на него своим самым уверенным взглядом, в котором мелькала жесткость его отца и матери, и, возможно, поэтому его брат наконец заговорил честно:       — Ничего из того, что было бы хуже гнезда.       Веснински напрягся — он отвёз этих двоих к Лисам, чтобы те наконец жили счастливо, а не просто получили «поблажку» от гнезда. Почти любое место было лучше, чем Эвермор, — исключая подвал его отца, конечно — но это не значит, что оно было комфортным.       — Эндрю хотел получить ответы, — уклончиво хмыкнул Жан. — Он был настойчив.       — Я не смог помочь, — с тяжелым вздохом дополнил Кевин. — Я пытался отговорить его и следил весь вечер, но я не думал, что бармен тоже на стороне Эндрю.       Нил нахмурился сильнее, хотя это вызвало новую волну головной боли. Причём тут бармен?       — Скажите наконец прямо, — потребовал он, не в силах более ходить вокруг да около. В конце концов, его фамилия иногда прорывалась наружу.       — Эндрю накачал Жана наркотиками.       Нил вновь подскочил, но едва не упал тут же. Что, блять, это за хуйня? Эндрю обещал защиту, а не подобное дерьмо.       Юноша сильнее сжал зубы, сетуя на то, что Жану снова пришлось пережить подобное. Он, однако, позволил Кевину посадить его обратно на кровать, но теперь уже твёрдо сидел, и яростью, кажется, пропиталась комната.       — Это, блять, больше не повторится, — прорычал он, чувствуя бушующую ярость внутри, которая даже вытесняла головную боль и боль в пояснице, конечностях.       Жан и Кевин переглянулись, и что-то жесткое промелькнуло в их лицах.       — Он не сделал ничего, — отчеканил Жан. — Вскоре после этого меня отвезли в дом. Никто больше не трогал меня. Я не тот, о ком тебе стоит беспокоиться, Idiot.       — Это ужасно — видеть тебя таким, когда все, о чем ты беспокоишься — это мы.       Нил с трудом сдержал тяжелый вздох. В конце концов, о чем он беспокоиться? Больше у него просто ничего нет. Боль — уже спутник жизни, лучшая подруга с самых пелёнок. Это нормально. Нормально для него.       Он не понимал, почему знакомые глаза полыхнули яростью.       — Мы скучаем по тебе.       Тело покрылось мурашками. Он постарался убедить самого себя в том, что это просто странная реакция его повреждённого мозга, но получилось с трудом. Признавать обратное, он, однако, упорно отказывался.       — Нужно просто… Ещё немного времени. Все будет нормально, — солгал он, потому что плохо верил в свою свободу, но хотел успокоить.       Все в порядке, если его жизнь будет платой за благополучие братьев, — снова убедил себя Веснински. Он все равно никогда не сможет стать нормальным человеком и зажить обычной жизнью. Привычки не стираются просто так. Смерть — лучший исход для человека с его фамилией.       — Знаешь, иногда мне хочется, чтобы ты не давал нам того обещания. На твою сторону выпало слишком много боли, — вздохнул Жан, судорожно сжимая свои пальцы в ладонях. — Слишком много боли, которую мы должны были разделить, а не слепо передать тебе.       Нил протянул к нему свою руку, чтобы попытаться успокоить. Он был плох в этом, потому что здорового примера у него не было, но мог хотя бы попытаться. В конце концов, он мог попытаться сделать что угодно ради них, и неважно, что ком в горле стоял и у него самого.       И что его собственные руки тряслись.       — Ты… Ты младше нас, и это мы должны были заботиться о тебе, — сказал Кевин так, будто едва держался. — Но ты куда сильнее нас обоих. Мне так жаль, что тебе приходится проходить через это. Мне жаль, что мы не смогли помочь тебе. Что мы оставили тебя.       Это признание оставило его таким опустошённым. Его… Не хватало?       Нет, Нил, конечно, понимал, что Жан и Кевин относятся к нему хорошо, но какая-то часть сознания (большая) считала, что те вскоре должны забыть его на свободе, что они в целом сошлись лишь из необходимости. Какая-то часть считала, что он — тот, кого абсолютно легко заменить. То, что это могло быть не так, делало его беззащитным.       Веснински ненавидел чувствовать себя беззащитным, потому что это означало показать свою слабость, мягкие внутренности перед кем бы то ни было. Его строго приучили к тому, что слабость — это кощунство. Натаниэль просто не знал, что с этим делать, и хотел бы избежать подобной темы. Того, что заставляло его чувствовать настойчивый ком в горле, того, что делало его так отчаянно жаждущим жизни. А желать чего-то настолько сильно — опасная вещь. У Веснински не бывает хорошего конца.       Он начал мысленно считать время до возвращения Эндрю, чтобы занять себя, старательно избегая взгляда в глаза Кевину и — ещё больше — Жану, потому что Моро знал всю подноготную.       — Расскажи нам, какую сделку ты заключил, — попросил Жан. — Как много ты лгал нам? Потому что до последнего я думал, что ты сбежишь вместе со мной.       Нил проглотил чувство вины, вызванное этими словами. У него не было другого выбора. Он воспользовался всем, что Ичиро дал ему, но не мог нарушать заключённую сделку. Последствия были бы страшными.       — Как я уже говорил, ничего из того, с чем я не смог бы справиться, — подобрал он нейтральный ответ. — Все будет в порядке.       С Жаном и Кевином. Остальное неважно.       — Ты идиот, — Кевин с трудом подавил вспышку гнева. — Мы знаем, что ты, блять, пройдёшь через что угодно. Дело в том, что мы не хотим, чтобы тебе приходилось делать это в одиночку.       Нил хотел объяснить, что это не вопрос «хочу» или «не хочу», это вопрос «надо». Он хотел сказать, что он сам по себе не имеет ценности, что все будет отлично, что поздно менять заключённые с будущим главой мафии условия. Однако юноша был таким уставшим, таким измученным от сотрясения и этого слишком эмоционального разговора, что смог только робко кивнуть. Этот кивок отозвался горечью, потому что обманывать братьев он не хотел, а выбора ситуация не оставляла.       — Мне нужно, чтобы Рико совершил самоубийство.       Огрызок правды слетел с губ удивительно легко для того, кто так часто врал не краснея. Впрочем, это было почти единой частичкой, которую он мог доверить, но даже это казалось огромным шагом.       От всего, что могло последовать дальше, его спас Эндрю, бесцеремонно ввалившийся в палату с бутылкой воды, двумя сендвичами и какими-то снеками. Нил еще никогда так не радовался приходу почти незнакомого человека. Юноша благодарно посмотрел в сторону Миньярда, но «спасибо» не сказал. Это не было актом благотворительности.       Эндрю внимательно оглядел присутствующих, будто пытаясь угадать, что произошло в его отсутствие. Нил, не желая пересекаться с ним взглядом, открыл пластиковый контейнер с сэндвичами и бутылку воды.       Нормальная еда. Еда, к которой не приложил руку Рико. Практически мечта наяву.       Нил дрожащей от усталости рукой поднес один из них — кажется, с индейкой — ко рту, с некоторым трудом пережевывая кусочки пищи из-за стреляющей боли в голове. Однако ничто из этого не могло помешать ему насладиться вкусом чего-то, не состоящего из безвкусного вареного мяса и полезных для спортсмена овощей из гнезда, тем более, прошедших через руки Морияма.       Миньярд позволил ему отвлечься на прием пищи только на пять минут, прежде чем снова заговорил:       — Жду твоих ответов.       Веснински выразительно посмотрел на своих братьев. Выгнать из палаты их они не могли, потому что не знали, что произойдет снаружи, а говорить при них правду Нил просто не в силах. Отчаянно ища компромисс, он произнес на немецком:       — Кажется, ты знаешь этот язык.       В глазах у Эндрю на мгновение промелькнул интерес, но Нил успел уловить это. Миньярд, склонив голову на бок по-птичьи, ответил:       — Чем еще удивишь, пташка?       Веснински раздраженно фыркнул, думая, что ответить, и едва не путая итальянский с немецким. Кажется, травма головы на нем плохо сказалась.       — Что ты хочешь узнать? — пробормотал он, потому что самого вопроса вспомнить не мог, а мысли в голове все еще были вязкими.       — Что с тобой делает Капитан?       Конечно. Он, блять, просто обязан был спросить именно это.       Жан и Кевин рядом напряглись, чувствуя напряжение Нила, и ему огромных трудов стоило выдавить из себя скудную улыбку. Улыбка, правда, не вязалась с его словами, все так же произносимыми на немецком:       — То, что ему захочется. Держу в курсе, у собственности нет права голоса.       По крайней мере, они не назвали имени. Уже чудесно.       — Говори конкретней, — почти прорычал Миньярд. — Не пытайся уйти от ответа.       Никто не знает, каких огромных трудов Нилу стоило не отразить свое отвращение к ситуации на лице и не сжать кулаки не то в злости, не то в панике. Тем не менее, он смог удержаться от этого порыва и, глядя прямо в глаза близнецу, ясно и четко ответить:       — Я тебе сказал: у него нет границ. Кажется, я уже говорил это раньше, но раз уж до тебя не доходит, — он вправе делать все, что угодно, этим Рико и занимается. Я на больничной койке, как сам думаешь?       Без преуменьшения: Веснински ненавидел, каким слабым звучал его голос. Натаниэль выдохнул через нос, старательно следя за своим дыханием, ожидая следующий болезненный удар очередным вопросом.       — Он насиловал тебя?       Блядский Миньярд.       — Кажется, я уже отвечал на этот вопрос. Нет.       Сложно было сохранить голос спокойным, но он сделал это. К тому же, Веснински не лгал. Он говорил чистую правду: это не насилие, когда Натаниэль тоже получает свою выгоду.       Однако, кажется, Эндрю ему не поверил.       — Тогда так: он занимался с тобой сексом?       В горле пересохло, и у Нила кончились слова. Эндрю, кажется, понял. Конечно, он догадался. Должен был, блять, догадаться.       — Отвечай, — надавил Миньярд, немецкие нотки зазвучали яснее. Нилу показалось, что что-то внутри него лопнуло.       Веснински хотел соврать. Ужасно хотел соврать, и его язык почти дернулся, чтобы ответить желанной, сладкой ложью. Он оставил себя в последний момент, смутно, краем сознания понимая, что это было той ценой, которую он обязался заплатить за охрану Жана. У лжи есть свойство вскрываться, даже когда ты лжец с многолетним стажем, — кто знает, может, проговорится Рико или даже Жан, — и неизвестно, как отреагирует Эндрю. Нил не мог рисковать безопасностью своих братьев.       Поэтому он ответил:       — Да.       На лице Миньярда на секунду промелькнуло что-то, что Нил не смог распознать, но вскоре вернулось знакомое безразличие. Веснински почувствовал себя слишком открытым и голым после этого признания, чтобы посмотреть Эндрю в глаза. Он, конечно, и сам знал некоторые фрагменты биографии вратаря из-за Рико, но признаться в таком самому, почти добровольно, было слишком для него.       В голове всплыли последние картинки их с Рико секса, отвратительного, мерзкого и ужасного, но слишком реального, чтобы о нем можно было забыть. Это заставило дыхание сбиться, а пальцы сжаться в бесполезной попытке зацепиться за что-нибудь, чтобы не утонуть в воспоминаниях.       Жан и Кевин, кажется, почувствовали напряжение Нила, поэтому недовольно — почти злобно — уставились на Миньярда.       — Все в порядке, — заверил их нападающий, но те, кажется, не совсем ему поверили. Однако у него не было сил, чтобы убедить их в чем-то.       Уставший, Веснински открыл бутылку воды и выпил одну треть залпом. Он ощущал себя прошедшим через мясорубку, и теперь, когда он стал чувствовать себя хотя бы чуть-чуть осознаннее, кожа под бинтами начала чесаться, а раны — болеть сильнее от его телодвижений.       — Это был не секс, — ответил Миньярд странно пустым голосом, и, черт возьми, как же сильно Нил хотел, чтобы тот просто заткнулся.       — Говори за свой случай, — почти прорычал он. — И не смей ещё раз пытаться так заставить их что-то сказать. Мы, блять, не об этом договаривались.       Этот внезапный прилив ярости оставил Веснински опустошённым, как и сжатые кулаки Эндрю. Это он ещё не осмелился посмотреть на братьев — там картина была бы совсем невеселой.       Нил наконец почувствовал, что еще долго глаза открытыми держать не сможет. Он не хотел засыпать так быстро, потому что не знал, когда еще раз, бодрствуя, будет чувствовать себя хотя бы немного в безопасности. Однако тело, кажется, решило все за него, потому что темнота была все ближе.       Жан пробормотал что-то совсем рядом, и Веснински не смог это разобрать. Он медленно погружался в такую знакомую темноту, надеясь, что ничего не случиться в его отсутствие. Юноша почувствовал, что все звуки превратились в неясный шум, а кто-то, кажется, и вовсе гладил его по голове. Знакомо и тепло, как в детстве, когда все они втроём сидели в комнате Нила и Жана, обсуждая какие-то мелочи.       Расслабленный этим и глубоко уставший от мыслей и боли, Нил, наконец, уснул, не чувствуя опасности.       Когда он очнулся, братьев тут не было. Был врач, улыбающийся улыбкой, слишком похожей на улыбку Пруста, было опустошение, головокружение и большое количество давно знакомкой боли.       Нил почти впервые позволил себе вслух признать, что его дела отвратительно плохи. Однако не то чтобы это хоть что-то поменяло.       Тьма всегда будет тьмой.