Шанс на счастье

«Всë-таки, даже в стенах этого здания, в родной Конохе, гораздо лучше и легче, чем в доме Маруяма. Было бы славно показать деревню Мизэки, только вот, вряд ли это воплотится в реальность», — навевая непринуждëнное, лëгкое, словно пушистое облако, настроение, солнечное тихое утро встретило Шисуи на следующий день. В прошлую ночь он долго не мог уснуть, терзаемый бесконечными мыслями и фантазиями, от которых трепетала душа. Прощание с Мизэки всë никак не желало выходить у него из головы, до сих пор отдаваясь теплом и нежностью былых прикосновений. Чувства смутились, перемешались в пëстрый, светлый поток, дурманящий сознание щемящей радостью, на грани с ликованием и эйфорией. Тем не менее, несмотря на короткий, чуткий сон, Шисуи проснулся на удивление легко, почти сразу же возвращаясь к вчерашним размышлениям. Желая насладиться видами Конохи, он отправился на большой балкон, располагавшийся несколько вдали от его временной комнаты. Утренняя свежесть и яркий свет, заставивший с непривычки щурится, встретили юношу, стоило ему выйти на открытое пространство. Учиха глубоко вдохнул, весело усмехнувшись, и подошëл к краю, сложив руки на прохладном ограждении. Перед глазами простирались яркие крыши и верхние этажи нестройных зданий, раскидистые кроны деревьев, колышущихся на ветру. С самого утра Коноха жила своей жизнью: крошечные люди внизу сновали туда-сюда, спеша по своим делам. Кто-то уже бежал на миссию, гражданские — на свою работу или просто по другим делам. Всë казалось таким беззаботным и родным, что обостряло у Шисуи практически безусловную любовь к этому месту. «Нет, все наши с Итачи усилия стоили этой прекрасной картины, — вздохнул юноша, с особенным трепетом разглядывая деревню. — Восстание остановлено, и Конохе пока больше ничего не угрожает. Можно просто жить… Просто спокойно жить». На душе было легко и радостно, словно он попал в затянувшийся прекрасный сон, настолько нереальным казалось всë происходящее с ним сейчас после пережитых ранее событий. «Интересно, где сейчас Мизэки? Хотелось бы когда-нибудь погулять с ней здесь. — Шисуи мечтательно улыбнулся, положив руку на голову, но тут же вернул себя с небес на землю, насильно остужая пыл. — Нет, так не будет: меня здесь каждый пень знает, а для неё я до сих пор дальний родственник…» Сзади послышались чьи-то тихие шаги и глухой шорох одежд. Учиха обернулся на звук, видя, что перед ним, около входа на балкон, стояла девушка, столь часто в последнее время посещавшая его мысли. Мизэки остановилась на пороге, завидев его, и оглянулась назад, будто не могла решить, пойти ли ей в другое место или всë-таки подойти к юноше. Она была одета ярко и пëстро: кажется, даже наряднее, чем на вчерашнем ужине, множество дорогих украшений переливались на солнце, добавляя образу ещё больше напыщенности и излишней роскоши. Но при всëм этом ослепительном блеске Мизэки печально глядела вниз, прикусывала губы, будто была чем-то расстроена. «С ней что-то не так, что-то случилось», — сейчас Шисуи не нужно было много времени, чтобы прочесть это состояние девушки. Захотелось подойти к ней и, совсем как вчера, обнять, прижимая к сердцу, пока она не успокоится, но, понимая, что снова начинает витать в облаках, Учиха тут же взял себя в руки: — Мизэки, не стесняйся — подойди ко мне! Ты нисколько не помешала, я буду даже рад… Последний раз посмотрев назад, аристократка вздохнула, медленно направившись к краю балкона. Остановившись радом с Шисуи, Маруяма сложила руки на перилах и задумчиво-печально посмотрела вдаль. — Что-то произошло? — аккуратно поинтересовался Учиха, положив руку ей на плечо. В последнее время его, словно магнитом, притягивало к девушке, и какая-то неведомая сила вынуждала при малейшем шансе касаться еë. — Ты сегодня с утра красивая. Только, кажется, немного уставшая. Тебе не тяжело в этих одеждах? — Я? Красивая? Не нужно так шутить, это не смешно, а грустно, — нервно усмехнулась Маруяма. — Я просто нарядная, так уж вышло, для кое-кого… А про одежду: конечно, в ней тяжело ходить. Слышала много раз, как служанки бурно обсуждали то, как бы им хотелось хоть раз в жизни надеть что-то такое. Наивные: с таким благоговением мечтают оказаться в кандалах! — Я не шучу, честно. И безо всех этих украшений ты привлекательная, знаешь, я видел тебя без них: это было что-то совершенно особенное, — Шисуи мягко посмотрел на неë, пытаясь установить с Мизэки зрительный контакт. Аристократка вздохнула и замерла, будто сказали что-то настолько невероятное, что в это было сложно поверить. Смесь разнообразных эмоций отразилась на бледном лице, на щеках проступил лëгкий румянец, а взгляд скользил по разным объектам, будто пытаясь за что-то зацепиться. «Какая она всë-таки милая… Так трогательно реагирует на мои слова! Сейчас обнять еë и прошептать что-нибудь такое же на ушко», — мысли юноши магическим образом растекались в лужицу в присутствии Мизэки. Он тяжело сглотнул, чувствуя учащëнное сердцебиение и лëгкий тремор в руках. — И больше не смей в себе сомневаться, а то ругаться буду громко и долго! — Шисуи сам усмехнулся своей шутке, которой попытался разрядить сложившуюся обстановку. — Не знаю, мне никто такого не сообщал, говорили только обратное, — пролепетала девушка, печально опустив взор под конец фразы. Нахлынувшее на неë смущение, тут же растворилось в чëм-то тяжëлом, словно огромный булыжник, лежавшим на еë душе с самого начала их встречи. — И вот же, что-то произошло? — мягко сказал юноша, накрывая ладонь девушки своею. «У неë такие нежные руки, ни у одной я раньше таких не видел», — мысль подкралась совершенно невпопад, заставив самого Шисуи слегка смутиться, но убрать ладонь в этот момент он не смог, наверное бы, и под угрозой гибели. — Да так, — фыркнула Мизэки, слегка морща нос от нахлынувшего раздражения. — Всего лишь стоило сегодня мне наведаться к моему «дорогому» и «любезному» жениху! — Что же заставило тебя пойти к этому… равнодушному павлину? — воспоминания о Хидеки пробудили отвращение к этому человеку. Учиха почувствовал какой-то лëгкий укол обиды и непонимания оттого, что девушка сама искала встречи с тем, кто так холодно к ней вчера отнëсся. — Нам ведь всë-таки жить вместе в будущем. Через четыре месяца я стану его женой, так что логично было бы обсудить взгляды на жизнь, мнения, да хотя бы узнать друг друга, ведь вскоре мы будем вместе… Я вот так подумала, оттого и наведалась к нему. Хотелось побыть наедине, поговорить… Я считала, что так будет правильно, надеялась, что смогу быстрее установить с ним контакт и уважительные отношения, — Мизэки закрыла половину лица руками, будто ей было за что-то невероятно стыдно. Голос девушки дрожал, горькие нотки разочарования и разбившихся ожиданий нестройно звучали в нëм. «Это ведь так правильно, Мизэки думает о своëм будущем, с ним… — Шисуи никак не мог понять причину тянущего чувства, словно ледяной поток, окатившего его на словах: хотелось побыть наедине, поговорить. Они врезались в память, отдавшись хлëстким болезненным ударом. Стало совершенно не по себе, колючие, как сотни маленьких игл, эмоции не давали покоя, вызывая рассуждения о том, почему, чëрт возьми, его это так сильно волнует? — Так странно, даже обидно… Это потому, что я старался заботиться о ней, быть рядом по возможности, а она выбрала пойти к этому Хидеки! Точно!» Шисуи даже слегка обрадовался найденному объяснению, упорно пытаясь закрыть глаза на голос собственных чувств, которые он вполне успешно игнорировал. Только вот это совсем не отменяло их существование, не преуменьшало, лишь только ненадëжно маскировало, вызывая состояние недосказанности, взамен дававшее лишь мнимое, туманное спокойствие. — Представляешь, я сегодня так рано встала: собиралась, чтобы выйти в люди, — продолжила Мизэки ни то с раздражением, ни то с бессильной горечью и усмешкой над самой собой. — Пришла к нему, приглашая на личную встречу, а он! — Она задохнулась от возмущения. — Сказал, что не хочет меня пока видеть! Ещё и добавил, что я напрасно вырядилась, чтобы понравиться ему, и лучше бы скромностью себя украшала… С чего он взял такие глупости, что я так хочу ему понравится? Разве я похожа на обольстительницу? Или наивную дурочку, верящую в любовь с первого взгляда, надеющуюся на брак по любви? Я лишь хотела, чтобы мой первый шаг вызвал в нём уважение ко мне, помог созданию крепких партнëрских отношений, а вышло всë совершенно наоборот… Мизэки вновь сложила руки на периле и уронила голову на них, тяжело вздохнув. — Я не знаю теперь, что и делать. Он просто не принимает меня. Я делаю всë, что могу… — Оставь это пока, значит! — воскликнул Шисуи. — Если этот Хидеки не хочет провести время с такой замечательной девушкой, как ты, это его проблемы! Глупец, он сам многое теряет, а ты нисколько не виновна в этом. Не ходи к нему больше, пусть сам сначала на коленях прощение просит, потом уже можно будет что-то подумать, — желание лично навестить гордого Комацу всë больше и больше пробуждалось в Шисуи. Он искренне не понимал, как можно так грубо отказывать в личной встрече этой прелестной девушке? Судьба сделала такой драгоценный подарок — именно его выбрали в качестве будущего мужа Мизэки, а он в упор не замечает своей огромной удачи. Тем не менее, сквозь поднявшийся порыв гнева к Хидеки, периодически просачивались и мысли о том, что, в принципе, ждать и надеяться на раскаяние сейчас Мизэки не совсем рационально: всë же, никуда уже ей не деться — через пару месяцев она станет его женой, и прекратить пытаться наладить с ним отношения — далеко не самое грамотное решение. Но эти мысли мыли столь тихи, столь слабы перед бушевавшими чувствами, что мгновенно растворялись под их натиском, стоило им появиться в голове. — Куда уж думать и строить из себя обиженную? Это дело для меня неблагодарное, — горько вздохнула Мизэки. — Я и так ему не нужна, а обиженная — подавно. Нужно двигаться дальше, нужно понять его и простить: он мой жених, мне с ним ещё всю жизнь идти рука об руку. Едва удержавшись от гневного комментария в сторону Комацу, Шисуи, усилием воли заставив себя немного остыть, произнеся: «Если это для тебя так важно, я могу сам с ним потом поговорить. Всë-таки я твой… родственник. Моя роль и заключается в том, чтобы я поспособствовал счастью в Вашем браке». — Спасибо, Шисуи, — слегка улыбнулась Мизэки. — Понимал бы он меня, так как ты… Я была бы самой счастливой невестой. Повисло молчание. Настроение обоих было несколько подпорчено утренним событием, и этот разговор оставил в душе неприятный осадок, словно кто-то грубо поцарапал их изнутри. — Как всë-таки необычна и красива эта деревня, — вздохнула Маруяма, увлечëнно разглядывая вид, открывающийся с балкона. — Никогда раньше не видела ничего подобного: столько людей, столько милых зданий. Здесь всë живëт и постоянно движется, всë широко и свободно, неограниченно. Я ведь все свои годы провела в узких, замкнутых пространствах, окружëнных высоким забором. А тут нет ничего такого, никто от мира не загораживается: всë перетекает одно в другое, а между домами… Это улицами называется? Так? Я просто никогда не встречала столько дорожек и тропинок. — Да, это и есть улицы. Но увидеть их жизнь в полной мере можно только прогуливаясь, слушая и видя людей, населяющих их, да и вообще по-хорошему нужно стать частью всего этого — тогда и откроются эти беззаботные моменты радости, — подхватил Шисуи, видя, с каким, почти детским, любопытством девушка наблюдала за тем миром, что простирался внизу. — Да! Я так хотела прогуляться, безумно! Я вот и надеялась, что мы с Хидеки сможем… Но он отказался. Ещё и сказал, что девушкам неприлично первой приглашать на встречи юношей. Нет, ну я просто понимаю, что в моём случае, нужно брать дело в свои руки, иначе так до старости ждать можно! Мизэки широко улыбнулась, заговорчески посмотрев на Шисуи взглядом, в котором сквозь горечь заплясали чëртики. — Я ты пойдëшь гулять со мной, Шисуи? Ты ведь так расхваливаешь это место! Должно быть знаешь многое? — девушка неловко обхватила себя руками, рвано засмеявшись. — Что, не ожидал от меня приглашения? Не так ли? Юноша даже сперва не нашëл, что ответить на внезапное предложение Мизэки. Он ведь сам мечтал об этом, и сейчас выдался вполне реальный шанс воплотить свои фантазии в реальность. Но его же здесь все знают, и маскировка может рухнуть в любой момент, если они всë-таки пойдут гулять. Он понятия не имел, как сама Маруяма отреагирует на правду. Предложение было таким манящим, по-хорошему безумным, только вот… было слишком много «но» у всего этого… — Можешь не говорить: у тебя на лице написано! — Мизэки снова сразил какой-то лихорадочный безрадостный смех. — Наверное, ты привык к тому, что все прочие молодые аристократки — всегда такие утончëнные, кисейные барышни, превозносящие романтические чувства? Получающие многочисленные приглашения от различных мужчин, и каждый вечер, бедняжки, мучимые извечными вопросами… — Маруяма театрально закатила глаза, томно кладя ладонь тыльной стороной на лоб. — Ответить ли взаимностью Хоку или всë-таки Шигичи? Пойти ли сегодня на ночное свидание или всë-таки устоять перед сим ужасным искушением, дабы не развратил никто тонкой душевной организации? — девушка громко засмеялась, неестественно широко для себя улыбнувшись. — Какие глупости всë это! Право! Можно ли разве переживать из-за такой ерунды? Шисуи не смеялся над этими шутками. Внезапная весëлость Мизэки показалась ему маскировкой, чем-то напускным, призванным, чтобы скрыть что-то серьёзное, чего она не хотела принимать. Тонкая проволока чего-то тяжëлого закручивалась на душе при виде этой картины. Учиха прекрасно понимал, почему девушка так странно себя ведëт. Он сам иногда за маской задора и веселья скрывал свою внутреннюю боль и переживания. «Зачем же она так над этим смеëтся? Быть может, ей тоже хочется любви и внимания? Просто она отчаялась получить это, вот и смеëтся, говоря, какие это глупости» — это предположение острым крюком зацепило его, чутко затронуло какую-то потаëнную струну души. — Мизэки… Успокойся, я вижу, что тебе нелегко, — мягко сказал Шисуи, пытаясь не поддаться внезапной нахлынувшей на него печали. — С чего ты это взял? Мне просто смешно! — девушка улыбнулась, соврав сама себе. — Я чувствую тебя. Понимаю, что стоит за этим, ведь я… Сам иногда поступаю так же. Мизэки смолкла, отведя взгляд в сторону и прикусив нижнюю губу. — Отбросив все негативные мысли, ты хочешь всë-таки пойти гулять? — предложил Шисуи, отчаянно желая хоть чем-то помочь девушке, обрадовать еë и сделать тоскливую жизнь хоть чуточку легче. — Хочу, — согласилась она, взглянув в глаза юноши, и еë губы тронула едва заметная, искренняя улыбка. — Прекрасно! — просиял Шисуи, сам, не ведая почему, испытывая от согласия странное облегчение. — И заметь: теперь я сам тебя пригласил. Учиха задорно подмигнул и улыбнулся. Мизэки вздрогнула и смутилась, приятно тронутая его последней фразой. *** «Ками-сама, и как всë-таки я пойду гулять с ней в Коноху? Мне же по-любому кто-то из знакомых по пути встретится! И как ей объяснять, почему меня тут половина деревни знает? Как же всë сложно! Если бы она только знала… — тревожные мысли мучали Шисуи на пути к выходу из здания, где они с Мизэки договорились встретиться. — И ведь отказать я ей не могу теперь: она будет думать, что я такой же, как и этот Хидеки! Я не могу еë так разочаровать и оборвать надежды: сколько чистой радости отразилось в еë глазах, когда я предложил это! Мизэки просто замкнëтся и перестанет мне доверять… Чëрт! Почему всë так сложно? Вместо того, чтобы радоваться и предвкушать исполнение своих фантазий, я переживаю из-за этого дурацкого условия маскировки!» Шисуи разрывался от крайне противоречивых чувств к этой безумной, но невероятно интересной идее, но одно знал точно: отступать уже попросту некуда. Значит ли это… Что можно попробовать отпустить эту ситуацию? А дальше уж будет, что будет? Находясь под властью этих изматывающих мыслей, Учиха подошëл к назначенному месту, замечая, что Мизэки уже ждала его там. — Шисуи, мне не терпится посмотреть всë самой! Мы ведь идëм всë-таки? Правда? — аристократка, уже сменившая свою утреннюю одежду на более простую, широко улыбнулась, с надеждой глядя на юношу. — Конечно! Пойдëм: поверь, этот день ты запомнишь до конца своей жизни! — при виде улыбки Мизэки, еë искренней радости, шум переживаний затихал, на душе становилось удивительно легко, а игривое настроение и непреодолимое желание слегка подурачиться приходили как-то сами собой, не спрашивая ничьë разрешение. — Хорошо, я тебе поверю. Только, если это будет не так, я стра-ашно обижусь! — с шутливой серьëзностью сказала Маруяма, прежде чем залиться смехом. — Не серчайте, и не будьте со мной столь суровы! — с напускной печалью вздохнул Шисуи. — Я ведь так стараюсь на Ваше благо, жизнь ради одного Вашего взгляда ласкового отдам, а Вы! Столь холодны, и всë напрасно… Не расстраивайте Вашего покорного раба: иначе он от печали утонет в собственных слезах! — Ладно уж, я буду более благосклонна, — подыграла ему Маруяма и заливисто засмеялась. Несколько прийдя в себя, она посмотрела на него, задорно улыбаясь и подала локоть, давая знак о том, что пора уже отправиться на прогулку. Взяв девушку под руку, Шисуи направился вместе с ней к воротам, за которым открывались оживлëнные улицы Конохи. Мизэки была совсем рядом: и от этого в на просыпалось что-то яркое и тëплое, приятное настолько, что мутнило рассудок, искажая реальность практически до вида утопии. Едва им стоило перейти ворота, как они оказались на шумной просторной улице. Разнообразные нестройные дома, окна обжитых квартир создавали какую-то причудливую, особо уютную атмосферу. Кроны величественных высоких деревьев, утремляющихся в небо, неспешно, размеренно покачивались на ветру. Утро плавно перетекало в день, разжигая жизнь в Конохе, не затухающую до самой ночи. Мизэки оглядывалась по сторонам, тщательно внимая происходящему вокруг, стараясь не упустить ни одной мелкой детальки. Они с Шисуи шли по центру дороги, окружëнные нестройным и пëстрым шумом деревни. Вокруг них сновали многочисленные жители: гражданские, отправляющиеся на базар с большими сумками; шиноби, спешившие на миссии или тренировку, маленькие дети, увлечëнные какими-то своими, одним им известными, играми. Между жилых домов иногда попадались небольшие торговые лавочки с яркими, пëстрыми вывесками, а рядом определëнные люди неизменно зазывали проходящий народ посетить их. — Как всë красиво! Необычно! Что за чудесное место! Столько людей! Здесь живут настоящие шиноби, воины, о которых я могла знать только по книжках! — восхищённо вздыхала Мизэки, от восторга крепче сжимая руку Шисуи. — Как всë замечательно просторно и уютно! Знаешь, мой дом оформлен куда богаче всего, что я здесь вижу, но в нëм нет души. Вернее есть, но она печальная и страшная: там я родилась, но я будто чужая… А это, что за прелесть, погляди туда, Шисуи: там мальчик помогает старушке снять котëнка с дерева! Мизэки восторженно указала на поразившую еë ситуацию, непроизвольно потянув своего спутника в ту сторону. Эта искренняя радость совершенно обычным вещам, восхищение простой жизнью заставляли юношу невольно любоваться девушкой: сейчас, окрылëнная силой ярких впечатлений Мизэки выглядела по-особенному, по-настоящему прекрасной, с живым огнëм в обычно потухшем взгляде. «Как малого на самом деле кому-то нужно для счастья. И так приятно осознавать, что можешь порадовать дорогого человека, — наблюдая за аристократкой, Шисуи даже не мог подобрать слов, чтобы ответить ей что-то, но ей, кажется, это было и не нужно в данный момент. — Мизэки просто светится, и сейчас от не невозможно оторвать взгляда». — Знаешь, — девушка внезапно лукаво посмотрела на юношу. — Я чувствую себя невероятно свободной. Сбежала с юношей из места, которое мне запрещали покидать, ещё и нахожусь с ним наедине… Так запретно, но это что-то совершенно невероятное, я ни за что бы от этого не отказалась! «Ей всë-таки запретили покидать особняк?» — удивился Шисуи, явно не предполагавший о том, что Мизэки может умолчать о что-то подобном и так пойти наперекор воле семьи. — Да не пугайся ты так! — Мизэки кокетливо усмехнулась. — Мой отец скорее поверит, что это я тебя на всë уговорила, в общем-то, так и есть, но основные претензии будет ко мне: я ведь женщина, а все они искусительницы мужчин, бесстыдницы! — Ну что ты… Разве я позволю тебе брать вину на себя? И с отцом твоим поспорю, если надо будет. Кстати, про это… — Шисуи пытался подобрать слова, внезапно вспомнив о вчерашнем неразрешëнном вопросе. — Что за девушка то была, о которой упомянул Широ, после чего вся обстановка резко накалилась? — Это… — Маруяма внезапно задумалась, прикусив губу. — У нас в семье не принято говорить о ней: отец ничего не желает слышать. Это моя тëтушка Мако, родная сестра моего отца. Честно, я знаю о ней совершенно немного: всë какие-то урывки. В живую еë никогда не видела: она умерла, когда я была совсем маленькой. Я и родителей своих лет до трëх совсем не знала: мною полностью занимались няни и воспитательницы. Что до тëти… Именно она послужила началом конфликта между моей семьëй и Комацу. Дело в том, что они с Широ-саном готовились к браку, точно как мы с Хидеки, и дело уверенно шло к свадьбе, только вот произошёл один случай. Я не знаю точно: слышала немного разные варианты, но, ясно одно: ещё до официального подтверждения помолвки они с Широ-саном… Как бы сказать, стали близки, — Мизэки залилась красной, на пару мгновений прикрыв лицо руками. — И после этого жених расторгнул помолвку, сославшись на то, что тëтя уже не была невинной. Дальше версии того, что произошло разнятся ещё сильнее: наша семья, по-моему, обвиняла Комацу в том, что Широ-сан выдумал эту причину и просто жестоко надругался над тëтей, те же говорили, что никакого надругательства и вовсе не было. В любом случае, этот скандал сильно подмочил репутацию наших семей. И Мако… О ней непрестанно ходили грязные слухи, и это привело к тому, что через некоторое время она наложила на себя руки. Ужасная история, если честно. Я вижу параллели между ней и тем, что происходит со мною сейчас, и очень надеюсь, что у меня не будет такого финала. По ходу рассказа Мизэки всë больше мрачнела, глубже погружаясь в тягучие невесëлые размышления. Было совершенно очевидно, что эта история для неë — далеко не пустой звук, хотя сама она родилась уже позже еë основных событий. — Не переживай так из-за этого и не стоит заниматься сравнением себя и твоей тëти: это принесëт только пустые волнения, — странно задетый этим рассказом, Шисуи попытался хоть немного приободрить девушку, несмотря на то, что внутри возникло ноющее мутное чувство, хотя с этими событиями он не мог быть связан никаким образом. — Ты бы никогда не пошла на столь опрометчивые поступки, даже если в открытую на подобное соблазняли: вспомнить того же Эбису… В тебе есть внутренняя честь и неподвластность такого рода грешкам. — Знал бы ты, Шисуи, знал бы ты… — горько усмехнулась Мизэки, а потом, переключившись не несколько иную тему, продолжила. — Потерянная честь Мако поссорила наши семьи. Ходят слухи, что с тех пор в семье Комацу к женщинам далеко не лучшее отношение: вплоть до того, что мама Хидеки погибла по собственной воле, а не из-за родов. И мне предстоит заниматься примирением наших семей: поскольку, видимо, Хидеки это совсем не нужно. Мизэки смолкла, окончательно растеряв былое настроение. Желая вернуть девушке прежние радость и задор, юноша чуть покрепче взял еë под руку, свернув на более оживлëнную улицу: шумную, яркую и разнообразную. По широкой дороге сновали люди, создавая смеющуюся неоднородную толпу. Вывески лавочек мелькали практически на каждом шагу, витрины со всевозможными товарами попадались всë чаще, чем дальше они заходили вглубь улицы, ведущей на базар. «Так, обычно шиноби в это время дня здесь не встретишь — только гражданских. Надеюсь, пронесëт и меня никто не узнаёт», — подумал Шисуи, невольно вглядываясь в лица прохожих, желая не встретить среди них кого-то знакомого. — Получается, здесь обычные люди всë себе покупают? — поинтересовалась Мизэки, увлечëнная сценой, разыгравшейся между продавцом и женщиной, отчаянно пытавшейся торговаться и приводящей в аргументы все мыслимые и немыслимые вещи. — Да, здесь. Совсем рядом базар, так что тут много всего такого, — объяснил Шисуи. — Сейчас мы с этой улицы свернëм и можем пойти в парк: там достаточно тихое и милое местечко, можно будет сесть и отдохнуть. — Было бы просто чудесно, я бы с удовольствием утроилась где-нибудь в тени раскидистого дерева рядом с тобой, — мягко, с ноткой романтики произнесла Мизэки и вздохнула. От этих слов сердце Шисуи забилось чаще, словно вместе с кровью разнося по телу особенное, трепещущее волнение, смешанное с нежностью. От внезапно накатившего смущения, Учиха широко неловко улыбнулся склоняя голову вниз. С его губ едва не слетела какая-то неоформившаяся нелепая шутка, совершенно случайно поселившаяся в мыслях, но он решил промолчать и не поддаваться столь странному порыву. Лëгкая растерянность настигла Шисуи, ещё не привыкшего к этим особенным чувствам, никогда ранее не проявляющихся с той же силой и частотой. За этим коротким помутнением сознания, Шисуи даже не сразу понял, как они успели оказаться на перекрёстке дорог. — И куда нам теперь? — поинтересовалась Мизэки, оглядываясь по сторонам. — Нам… Ну, кажется, туда, — слегка замялся он, прежде чем определить нужную им улицу. — Смотри мне: заблудимся тут вдвоём, где ночевать будем? Мне, как девушке приличной, не престало делить ночлег с посторонними юношами, — С напускной серьëзностью произнесла аристократка, игриво оперевшись самым кончиком подбородка о его плечо. — Я тебе посторонний юноша что ли? Ну знаете ли, так меня воспринимать… Меня, значит, втянули в преступление, а теперь выясняется, что я вообще какой-то случайный человек… Всë, я точно сейчас буду страшно обижаться! Не успел Шисуи договорить, как внезапно услышал, как чей-то девичий голос его окликнул. Мгновенно среагировав, Учиха оглянулся, застыв от осознания реальности происходящего. На другой стороне улицы стояли Изуми, приветственно помахавшая ему рукой, и Итачи, уставившийся на него так, словно он только что воскрес из мëртвых. У Шисуи всë внутри перевернулось и похолодело, стоило ему понять в какую неприятную и нежелательную ситуацию он вляпался. «Чëрт, и ведь нарочно такое не придумаешь! Какое абсурдное и издевательское совпадение, судьба, за что ты так надо мною шутишь?» — Учиха слегка помогал головой, нервно усмехаясь, не в силах иначе реагировать на такое карикатурное стечение обстоятельств. — Шисуи-кун, ты уже вернулся? Странно, я тебя не видела в квартале. А кто это рядом с тобой? Твоя девушка? — Изуми продолжала осыпать его вопросами, не замечая попыток Итачи, разрывавшегося между ступором от этой ситуации и желанием как-то остановить подругу до выяснения обстоятельств, что-то ей сказать. — Шисуи, что это за девушка отъявленного поведения? — с неодобрением в голосе спросила Мизэки, окидывая ту каким-то осуждающим взглядом. — Ты еë знаешь? — Я еë не знаю! — поспешил заверить он, на ходу придумывая план дальнейших действий. А затем, уже обращаясь к Изуми, сказал громче: «Девушка, извините, Вы, кажется, обознались, я Вас впервые вижу!» — Но, как же… — обомлела Учиха от такого смелого заявления юноши. Она, видно, собиралась добавить кое-что ещё, но Итачи зашептал ей что-то на ухо, и ступор девушки постепенно сошëл на нет, словно понимание происходящего наконец прояснилось. — Извините! — поспешно бросил младший Учиха, стремительно уходя со своей подругой в сторону базара, для надëжности взяв её за руку. Эта нелепая, почти сюрреалистичная сцена завершилась сама собой, оставив напоследок крайне смешанные, мутные ощущения лëгкой паники и непроизвольного странного веселья. — И что всë это было? — строго спросила Мизэки, посмотрев ему в глаза. — Я не настолько глупа, чтобы поверить в этот театр. Ты что-то от меня скрываешь, Шисуи? Так сильно не доверяешь мне? Я ведь была с тобой так искренна… А ты совсем ничего мне не говоришь в ответ. Неужели считаешь меня человеком, с которым нельзя поделиться чем-то секретным и личным? Еë слова, подобно иглам, вонзились в его сердце. Такие тяжесть и горечь пронизывали их, что Шисуи стало на душе как-то мерзко. Пусть неосознанно, не специально, но юноша обидел девушку, дорогого ему человека, и от осознания этого он чувствовал себя гадко и мерзко. — Позволь, Мизэки, я всë объясню: вероятнее всего, она меня с кем-то спутала… — начал оправдываться Учиха, положив руку на плечо аристократке, но та стряхнула еë, отойдя немного в сторону. — Не трогай меня, — холодно сказала она. — И не нужно мне лгать. Я всегда прекрасно понимаю, откуда эта девушка тебя знает: ты ведь еë клиент, не так ли? У Вас, у мужчин, в крови эти плотские желания! Я не сказала бы и слова поперëк, если бы ты не заявлял, что никогда не повëл бы себя, как мой отец, всегда имевший множество женщин. Шисуи, ты так искренне мне это доказывал, и выходит, что всë это были лишь сказки, глупости, но для чего? Чтобы меня одурачить? Я, правда, верила тебе… Голос Мизэки задрожал, она неловко обняла сама себя и резко направилась в какой-то тëмный переулок. «Чëрт! И что же делать теперь? Разве могу я раскрыть себя?» — Шисуи последовал за девушкой, стараясь как можно скорее еë догнать. Чувства, мысли превратились в какую-то бурлящую кашу, а разум отчаянно пытался придумать наилучшее решение в этой ситуации. В нëм боролись два противоположных начала: его всегда обострëнный долг шиноби, которому он верно следовал, и те нежные чувства, та невероятная ценность расположения Мизэки в его глазах. Рассказать ей всю правду — значило подвергнуть свое задание риску провала, а это абсолютно противоречило принципам ниндзя. Оттого и собственный профессионализм отчаянно пытался убедить любой ценой выполнить вверенные обязанности. Шисуи привык, что он — в первую очередь воин, шиноби, для которого собственная жизнь, чувства вторичны: поэтому и никогда не приходилось сомневаться в том, какую же сторону выбирать в таком случае. Почему? Почему он теперь так сомневается? Почему мысль о потери связь с Мизэки столь болезненна? Она ведь всего лишь человек, с которым пришлось столкнуться на миссии. «Она давно не просто случайный человек» — что-то бессознательное подсказало ответ. Почти все свои годы до этого момента он беспрекословно подчинялся правилам опасного и жестокого ремесла, был готов даже жизнь положить на алтарь строгих идеалов, только вот теперь… Выбрав молчание, Шисуи бы был чист перед собственной совестью, долгом. Но стоило подумать, как сильно молчание отвернуло бы от него Мизэки, доверившую ему свою душу, как невыносимая тяжесть неподъëмным булыжником ложилась на сердце. Жестоко оборвав то трепетное, тëплое отношение девушке к нему, Учиха бы обрëк себя на муки, превосходившие по своей силе профессиональную неудовлетворëнность. За это время он попросту привык к той благосклонности Мизэки, к еë вниманию и доброму слову, невероятному воздействию на его душу, что лишиться этого было горько и страшно, кажется, даже хуже гибели. Пожалуй, впервые чувства всë же одержали победу, только вот, что это была за могучая сила, переломившее столь непоколебимый оплот прежних ценностей? — Мизэки, постой, я расскажу тебе правду! — окликнул еë Шисуи, свернув в мрачный сырой переулок, кончавшийся тупиком. В несколько шагов юноша преодолел расстояние, разделявшее их, и остановился прямо напротив Мизэки, закрывающей лицо руками. — Послушай меня, дело в том, что я тебе не родственник, — честно признался Учиха, осторожно убрав холодные ладони девушки от побледневшего лица. — Как же так? Зачем всë это тогда? — со скептицизмом спросила девушка, отведя взгляд. — Всë именно так. Я не родственник твоей семьи и не аристократ вовсе. Я шиноби, которому поручили охранять вас до самой свадьбы. А образ — всего лишь вынужденная маскировка. Шисуи выдохнул, собираясь с силами после непростого признания. Секунды молчания длились подобно пытке, нарушаемой лишь бешеным стуком его сердца. — Нет… Ты, должно быть, шутишь… Это такой абсурд! Это не может быть правдой, — Мизэки помотала головой, всë ещё не веря в реальность такого объяснения. — Посмотри сама, — терпеливо сказал Учиха, доставая свитки из-под юкаты. — В них запечатано оружие. Я всегда носил их собой. Теперь веришь? Маруяма с подозрением рассмотрела не знакомые ей вещи, мало что говорящие ей. Но потом, приглядевшись чуть внимательнее, она словно что-то неожиданно поняла, и еë взор изменился. Отвлëкшись от свитков, аристократка посмотрела чуть наверх, будто вспоминая что-то, и видимо, припомнив какую-то деталь окончательно определилась в своём мнении. — Верю, — ответила она, спустя несколько мгновений. — В тот самый день, когда ты покидал нас, я случайно увидела тебя. Ты ещё тогда переодевался, и я заметила множество шрамов на твоей спине, словно от оружия. В тот раз я не придала этому значения, а теперь всë встало на свои места. Но что это за девушка всë-таки? Откуда ты еë знаешь? — Это… Моя знакомая, мы с ней из одного клана, вот и всего. Она тоже шиноби, а ты о чëм подумала, увидев еë? — напряжение медленно, но верно сходило на нет, принося ощутимое расставление. — Ну, как сказать… — Мизэки покраснела, в смущении отведя взор. — Подумала, что она девушка лëгкого поведения. Так неприлично открыто одеваться среди людей, да ещë и распускать волосы… Вот и предположение как-то само родилось. — Теперь-то я понимаю, отчего вызвана такая реакция, — усмехнулся Учиха.— Знала бы ты, какая она скромная в этом отношении! Мизэки замялась, прикрывая руками лихорадочно заалевшие щëки. Она попыталась отойти немного назад, вжавшись в холодную стену и ссутулившись, словно ей хотелось в этот момент исчезнуть. — Прости меня за эту сцену, за несдержанность. — пролепетала она. — Мне, правда, жаль, что я так с собой не совладала… — Не переживай! У всех бывают срывы, мы ведь все люди и далеко не всегда владеем эмоциями. Даже шиноби, которых с детства этому учат, иногда это не удаëтся. Ну, что ж, давай не будем о грустном — пойдëм! Нас ещё ждëт незабываемый, умопомрачительный день! *** Узнав о том, кем Шисуи на самом деле является, Мизэки предложила ему пойти в более уединëнное место, чтобы возможность столкновения с его знакомыми была не такой высокой. Они отправились на самый край Конохи, граничивший с лесом. Дома там попадались куда реже, как и сами жители, вам было безмолвно, тихо, обладало печально-убогим настроением, как и любые окраины населённых пунктов. Время в этом месте словно застыло когда-то много лет назад, и всë, находившееся здесь: эти здания, даже сами люди, словно замерло, навеки погрузившись в мутную, до звона безмолвную, дымку. Но, как ни странно, обоим эта обстановка пришлась по душе: было в ней что-то романтическое, интимное, побуждающее на откровения. Слово непроизвольно цеплялись за слово, создавая, казалось, нескончаемую нить диалога. Им было просто легко и уютно вдвоëм, так что время летело совершенно незаметно, безжалостно лишая их возможности чуть больше насладиться друг другом. Солнце упрямо близилось к горизонту, окрашивая небо в яркие, сочные цвета: наступил вечер. — Знаешь, Шисуи, я совсем недолго знаю тебя, но… Мне кажется, между нами есть какая-то связь. Я просто хочу, чтобы ты знал, как я тебя ценю, — призналась Мизэки, устремив взор на разноцветное небо. — Нет, правда, ты замечательный человек. Я не встречала лучше. — Ой, да что Вы! — шутливо отмахнулся Учиха. — Леди, Вы мне льстите! Прямо в краску так вгоняете! — Да ну тебя! Я, значит, тут такие вещи говорю, а ты смеëшься, — с наигранным недовольством сказала она и усмехнулась. — Такой добрый и непосредственный… Замечательный! Знал бы ты, как я тебя люблю… Шисуи замер на мгновение, поражëнный этой простой фразой. На миг весь мир остановился, он ничего не видел и не слышал, лишь отчётливый неспокойной ритм собственного сердца. Его словно облили кипятком — настолько сильно внутри зазвенело особое, трепещущее волнение. «Так просто, так ëмко, но… Единственно правдиво? — осознание собственных чувств отдалось, словно отпущенная, насильно сжатая пружина. Так жарко, чрезмерно, невозможно — заждавшаяся признания самому себе, душа ликовала, искрила от переполняющих эмоций. — Вот, что я чувствовал всë это время. Я люблю еë, и это так поменяло мир в моих глазах». Мизэки посмотрела на него, искренне улыбаясь, и от такого простого жеста с еë стороны у Шисуи перехватило дыхание, тугой узел нежности прочно завязался в груди — что-то внутри него подтолкнуло к чему-то смелому, избавив от всех мысленных преград. Прикрыв глаза, юноша поддался вперëд, запечатляя чувственный, на придыхе, поцелуй. Никогда, прежде этих мгновений, он не знал бóльшего счастья.