Шанс на счастье

В ту ночь Мизэки не могла сомкнуть глаз: мысли о предстоящей помолвке вызывали настолько сильную тревогу, что не позволяли отвлечься на что-то другое. Даже объятие Шисуи перед сном не смогло успокоить девушку, ведь острый клубок страха, сидел внутри слишком глубоко, чтобы вот так просто отпустить его накануне такого дня. «Если бы Шисуи спал рядом со мною… Если бы обнимал», — размышления об ином исходе периодически посещали аристократку, отдаваясь внутри тянущей горечью. Оставались лишь отчаяние и безысходность, слëзы, бесконечные слëзы, что душили еë. Казалось сейчас, этой ночью, девушка доживала последние часы жизни, прежде чем утром пойти в добровольный плен, где еë выпьют и обглодают до костей. Тëмная глухая комната… Маруяма совершенно одна. Холодно, нестерпимо ужасно, всë это давит на хрупкое сознание, расшатанную психику и раненую душу. Только сон находил на девушку — перед глазами плясали кошмары, где еë бесконечно ругают, колотят чём-то острым и тяжëлым, и таскают за волосы. Мизэки часто просыпалась, сидела на постели, обняв колени руками, пытаясь себя успокоить. Ей даже казалось, что она слышит плачь какой-то незнакомой девушки, но, возможно, то был еë собственный, который сознание отчуждало. Проснулась девушка окончательно уже ранним утром, и взглянув на часы, поняла, что было только четыре часа. «Ну вот, это дурной знак, что и следовало ожидать», — Мизэки обречëнно усмехнулась, окидывая комнату взором, застелëнным пеленой слëз. Чего-то хотелось, но она уже не слышала собственных желаний: что от них могло остаться, если каждый делал вид, что их не существует? Стены родной комнаты давили на неë, как никогда прежде, и Мизэки вышла на веранду, где был виден краешек неба и создавалась хотя бы иллюзия свежести и свободы. Девушка присела прямо на ступеньки, чувствуя холод и сырость дерева, покрытого утренней росой. Сейчас, на рассвете, когда весь дом ещё мирно спал, в воздухе, обычно полном пëстрых, спорящих ароматов, витал запах свежести и утренней, звенящей прохлады. «Какое прекрасное утро… Был бы и день таким же прекрасным», — вздохнула девушка, прислонившись виском к прохладному столбу, на котором держалась веранда, окидывая пространство взором отрешëнным, полным безысходной тоской. — Юная госпожа! Чего ж Вы здесь, в такую рань, да и на холодном сидите? — бойкий голос Айко заставил девушку оглянуться. Женщина подошла к ней, положив руку на плечо и глядя немного обеспокоенно. — Так же заболеете! А Вам блистать сегодня нужно, как-никак! — служанка помогла ей подняться и встать с холодного пола. — Со мной всë нормально. Да и кому дело есть, если я заболею? — Да вот и мне хотя бы. Нужно будет ведь выхаживать госпожу, волноваться за неë, — Айко мягко повела еë в глубь дома. — Да и Вашему другу тоже это не нужно! — женщина задорно подмигнула Мизэки, что слегка оторопела и смутилась от этих слов. — А то ведь пока Вы болели он по дому ходил, как неприкаянный, весь бледный, есть отказывался. Нравится мне он, честно: была б дочка у меня, я бы сразу еë за него отдала! Мизэки невольно заразилась энтузиазмом Айко, приободрилась и даже слегка улыбнулась. Сколько душевных сил и энергии было в этой простой женщине! Сама она, в свои семнадцать лет, не могла похвастаться и половиной того, что было у Айко в еë зрелые годы. Но сейчас Маруяма, собрав свои силы и задвинув на задворки сердца и души свою тоску и печаль, пока весь дом ещё спал, решила отвлечься и заняться призванными лишь только занять пустое время делами. Сейчас девушка взялась даже за книжку в двойной обложке, что она так хотела дочитать, но то времени не было подходящего, то настроения, но теперь нашëлся момент, когда можно было насладиться яркими, порой абсурдными приключениями и событиями, что неизменно, будто по волшебству, сводились ко всякого рода непотребствам и страстям, что занимали нашу юную героиню едва ли меньше, а то и больше пëстрого, театрально напускного сюжета. Но постепенно дом стал оживать, за дверью послышались торопливые шаги и голоса слуг, что готовились к празднику. Поднялась настоящая суета, от которой девушка спокойно отгородилась дверью своей комнаты, чтобы провести в спокойствии последние мгновения перед тем, как еë начнут красить, одевать, собирать… Даже с Шисуи сейчас видеться не особенно хотелось: любовь к нему оживила бы сердце, раскрыла на нëм раны, заставила бы снова тосковать, чего она совсем не хотела. Однако, еë уютный маленький мирок потревожил короткий стук в дверь. «Входите», — сказала Мизэки, мысленно готовясь к тому, что это уже служанки пришли еë наряжать и готовить к помолвке. Девушка обернулась и увидела главу их семьи, смотрящего на неë крайне странно, словно он хотел с ней поговорить, но боялся, что с губ его, вперëд его желания, сорвëтся что-то лишнее. — Отец? — Мизэки встала, поклонившись. — Я зачем-то тебе нужна? — Хотел поговорить с тобой, — ответил Тетсуя, окидывая взглядом комнату и не решаясь пройти чуть дальше порога. — Про что же? — аристократка терялась в догадках касаемо того, что могло послужить причиной этого визита. К ней стали закрадываться даже весьма тревожные предположения, будто отец каким-то образом прознал про их несложившиеся отношения с Шисуи. — Касаемо твоей свадьбы, — феодал выдохнул, словно собираясь с силами. — Я вижу, как ты страдаешь по поводу неë. Что ваши отношения с Хидеки-куном не очень тëплые, что между вами нет любви… — Я принимаю это, отец, — сказала Мизэки, словно на автомате, не задумываясь, по какой-то дурной привычке. — Любовь в браке аристократов — лишнее дело. Всë в порядке. — Не перебивай отца. Я тебя знаю и вижу лучше, чем ты сама, моя глупая, наивная дочка, — от строгих слов Тетсуи девушке захотелось сжаться и спрятаться. «Что же не так? Неужели я правда так не думаю? Почему я и сейчас глупая?» — самоистязание и самоупрëки — эти два друга-злодея снова пришли к ней глумиться и мучить, выпивая из девушки жизненные силы. — Я вижу и поэтому хочу рассказать тебе реальную историю, чтобы ты убедилась. — Какую же? — показаться незаинтересованной в разговоре с отцом было попросту небезопасно, оттого Мизэки и приходилось задавать такие простые, как у ребëнка, вопросы, что заставляли главу семьи ощущать себя значимым и умным до невозможности. — Историю… О моей сестре Мако, — Тетсуя, словно нарошно, выждал волнительную, почти драматическую паузу, чтобы потом, подбирая слова, продолжить. — Она, как и ты сейчас, была помолвлена с представителем семьи Комацу. С дядей Хидеки — Широ, — лицо феодала исказилось таким кислым презрением, что его глаза, и без того походящие на птичьи, сделались совсем ястребиными. — Любовь там была неземная: записочки, поцелуи и зажимания в укромных и не совсем закоулках самых различных домов. И вот… Думаешь, счастливы они стали? Тетсуя выжидающе уставился на дочь, наклонившись чуть вперëд. — Я не знаю… Наверное, нет, — пролепетала Мизэки, уже зная правду и чувствуя некоторое волнение оттого, что сейчас может узнать ещё какую-то информацию о той страшной истории. — Правильно думаешь. Этот Широ… Воспользовался Мако до свадьбы, вскружил голову этой наивной влюблëнной дурочке, и после этого расторг помолвку! Вот так вот, выбросил, как отработанный материал! А какая любовь была: и подарки, и комплименты и на светских мероприятиях от неë не отходил! — Он тогда… Сжëг еë волосы? — дрожащим шëпотом поинтересовалась Мизэки. — Что? — вопрос поставил мужчину в замешательство, мгновенно лишил его всего настроя и уверенности и вообще превратил его ни то в старика, запамятовашего события юности, не то человека, что всеми силами старался их забыть. — С чего ты взяла такое? — Да так… Фотографии находила ваши… У неë волосы были короткие, — Мизэки было несколько совестно лгать, но перед таким человеком это был простительный грешок. — Эм… Я… — совсем замялся Тетсуя, но тут же собрал себя. — После того, как еë обесчестили и помолвка отменилась, Мако коротко остригли, как позор семьи. Но это я к чему! — мужчина резко перевëл тему. — Любовь до брака зачастую приводит к дурным последствиям. У вас с Хидеки всë складывается, как нужно. И помни… Лучше после нескольких лет брака и рождения детей найти себе любовника со двора, чем от скуки и безысходности влюбляться в собственного мужа. Оно не стоит того и мешает семье. Надеюсь, ты что-то поняла из разговора и будешь капельку мудрой и понимающей. Мизэки опустила взор, покорно принимая свою горькую участь, хотя голос души всë ещё подсказывал, что ей не хочется этого, но аристократка не привыкла слушать собственные желания, иначе чересчур тяжело было бы горе от их неисполнения. Оставалось только стиснуть зубы и смириться, находя отраду в собственных фантазиях и воспоминаниях (в подлинности которых даже спустя недолгое время появлялись сомнения) о волшебном времени с Шисуи, с человеком, которого она всë-таки смогла полюбить. Едва отец вышел за порог, как в комнату, словно быстрые разноцветные стрекозы, набились многочисленные служанки, что уже начали готовить Мизэки к торжеству. Макияж… Гребни… Шпильки… Слои нескончаемых одежд… Перед Маруямой мелькали многочисленные руки, лица, вылинявшие юкаты. Над ней кружили, как над царицей в пчелином улье, дорогим и ценным существом, не способным что-либо делать самостоятельно. Аристократка ничего не выбирала, не могла молвить слова против того, что ей уже уготовано и давным-давно решено: оставалось только плыть по течению и безмолвно созерцать свою-чужую жизнь. Только мысли и фантазии принадлежали ей в полной мере. Незаметно, за всеми этими процедурами, превращавшими Мизэки во вполне завидную невесту, пролетели часы, отделявшие еë от самого праздника. Гости начали съезжаться, во дворе уже были слышны их голоса, но самой девушке было рано появляться там: оставалось только дожидаться момента, когда еë позовут на собственную помолвку. Служанки уже оставили еë, и Маруяма сидела у закрытого окошка, погружëнная в свои размышления и тоскливые чувства, пока Айко, одетая в довольно-таки приличное кимоно и даже с аккуратной причëской, не позвала еë выходить к людям. Торжество проходило в большом зале на первом этаже, куда, однако, от комнаты девушки идти было довольно далеко. Высокая тяжëлая причëска, состоящая наполовину из одних только золотых шпилек и гребней, заставляла голову нещадно болеть. Мизэки даже казалось: стоит только ей склонить голову, как еë шея переломиться над грузом собственной головы. Скованная каким-то непробиваемым панцирем, спрятанная за дорогой одеждой и макияжем — Маруяма была точно фарфоровая холодная кукла, механическими движениями идущая к своим хозяевам на показ. — Настало время прекрасной юной невесте показать себя! — раздался приглушëнный голос из закрытой комнате. — Прошу встречать будущую госпожу Комацу — Мизэки-саму! Двери распахнулись, свет ударил в глаза девушки, лицо еë исказилось в совершенно пластиковой улыбке, и Маруяма вышла в центр дëшево сверкающего зала, лëгким кивком приветствуя всех гостей. Десятки глаз на неë пялились, рассматривали и оценивали. Казалось бы… За всеми этими масками девушку не должны были коснуться… Но нет, еë будто раздевали и залезали в такие места, которых она сама в себе боялась, лезли под кожу и хотели пощупать то, что всё они гордо и напыщенно величали в себе «душой». Яркий, режущий свет, духота, смешанная с резкими пошлыми ароматами, какая-то безысходная замкнутость и пустота… От этого становилось безумно плохо, от этого не было спасения. Среди всех этих силуэтов хотелось найти только один. И только одни глаза. Мизэки окидывала взглядом гостей, отчаянно ища человека, к которому смогла так быстро привязаться, и наконец нашла. Их взгляды с Шисуи встретились, и на сердце сразу стало легко и тоскливо. Учиха улыбнулся ей и слегка кивнул в знак поддержки, его глаза были совершенно печальны, той самой печалью, что хранилась и в еë душе. — Дорогая моя дочь, прошу тебя пройти к своему жениху, — слова отца не сразу были услышаны ей, но, пересилив себя, Маруяма подошла к будущему мужу, и тот нехотя принял еë руки, как-то брезгливо держа их. — Уважаемые гости! Вы оказали нам огромную честь своим присутствием на столь чудесном событии, — начал читать свою речь глава семьи Комацу, шумно и спешно разворачивая еë запись. — Ведь сегодня я и достопочтенный Тетсуя Маруяма наконец приняли окончательное решение о слиянии наших семей. Мой дорогой сын Хидеки женится через три месяца на прекрасной дочери семьи Маруяма. Мы искренне желаем удачи нашим детям в браке и считаем, что они станут идеальной парой… «Идеальной парой… Я и… Он, — Мизэки отвела взгляд, замечая то, что Шисуи почти не слушает, задумчивый и серьëзный, совершенно опустивший взгляд. — Но я же чувствую… Я всë-таки люблю совершенно другого». Феодал продолжал говорить свою речь, а Маруяма стояла ни жива ни мертва. Перед глазами проносились их тëплые моменты с Шисуи: его надëжные объятия, лëгкий флирт и игривость, искренний смех его и еë, совместная прогулка, на которой он показал ей совершенно другой мир, другую реальность: свободную, сложную и дышащую, которую она испугалась; их поцелуй, признание в любви… Это же было на самом деле? Это не фантазия? — А сейчас, в честь помолвки наша семья дарит невесте роскошное кольцо из белого золота с одиннадцатью бриллиантами, привезëнными из деревни, скрытой в камне, — зал ахнул, клюнувший на уловку Комацу. Со всех сторон послышался шëпот аристократов, живо обсуждающих такое неприличное богатство, а тем временем коробочку с кольцом передали самому жениху и тот небрежно надел драгоценность на палец будущей жены. Нужно было собраться, выдать эмоцию радости, но вместо этого Мизэки почувствовала, что не может держать в себе слëзы и вот-вот точно упадëт в обморок. Пошатнувшись, она невольно выставила руки вперëд, обнимая будущего супруга, чтобы удержать равновесие. Горячие слëзы полились по щекам, размывая аккуратный макияж, разрушая образ, и являя наконец то, что творилось у неë внутри. — Что ты делаешь, дура! — агрессивно шикнул на девушку Хидеки, крепко придерживая ту за локти, чтобы скорее отстранить еë от себя, а не поддержать. «И вот в этом всëм… Мне суждено медленно умирать?» — мысль пронеслась, беспощадно разрывая что-то внутри, принося спасительное смирение. Зал снова зашептался, обсуждая уже открывшуюся перед ними сцену. Родители и родственники с обоих сторон непонимающе, а то и с гневом глядели на самовольный шаг Мизэки, пока наконец кто-то из гостей не поинтересовался: всë ли с невестой в порядке. — Всë отлично, — ответила Маруяма, глотая слëзы. — Я… От счастья так. Что наконец буду любима. Всю жизнь… Мечтала. Найдя в себе силы без поддержки устоять на ногах, Мизэки отстранилась и тут же была окружена аристократками всех возрастов, поздравляющими через зубы еë со скорой свадьбой, но больше, конечно, желающими хоть одним глазком взглянуть на кольцо, а особенно смелые и наглые даже решались без спроса схватить девушку за руку, порассматривать драгоценность со всех сторон, а потом ещё томно вздыхать, как ей невообразимо повезло. Казалось, все забыли то, что произошло у них на глазах буквально пару мгновений назад. Все так поверили в еë ложь, что некоторые особо впечатлительные женщины даже говорили ей какие-то стандартные слова поздравления, театрально смахивая со щëк ни то слëзы, ни то пот, дабы показать свою максимальную вовлечëнность в происходящее. Среди всех этих пëстрых людей Мизэки заметила Шисуи, пытавшегося поймать еë взгляд, явно беспокоящегося о ней. «Я не знаю… В порядке ли», — одними глазами ответила она, чувствуя, что пережитые эмоции не испарились, не исчезли по еë повелению, а ушли куда-то глубоко, сжимая и раня сердце, разрушая девушку изнутри. Чьи-то руки утянули девушку за стол, и начался торжественный банкет. Еë ежесекундно о чëм-то расспрашивали, задавали порой не совсем корректные и тактичные вопросы, на которые оставалось лишь совершенно по-глупому хихикать да улыбаться, ведь ответов на это такие люди, кажется, даже и не ждали, а лишь хотели ущипнуть, выхватить из Маруямы лакомый кусочек и наслаждаться найденной добычей. Множество мужчин смотрели на неë, некоторые нарочно проходя мимо как-то маслянисто проводили руками по плечам, спине, особо раскованные могли даже коснуться шеи или края лица, — Мизэки делала вид, что не замечала этого, кусая губы, чтобы не разрыдаться прямо на месте и не убежать в свою комнату, подальше от этих людей. Девушка была в меру весела, в меру скромна, в меру вежлива, в меру разговорчива и в меру тиха. Смеялась, когда было надо, показывала удивление и заинтересованность, если от неë ждали, а в другой раз смущëнно опускала взор и кокетливо прикрывала лицо рукавом. Никто не оставался равнодушным. Им нравилась кукла. Красивая, дорого одетая и в приподнятом слегка настроении. «Должно быть, так я заслужу хорошее отношение у своей будущей семьи, у жениха? — лишь одной этой надеждой Маруяма держалась от того, чтобы не сломаться. — Отец всегда ругался с матерью, потому что она не умела себя вести на публике. Быть может, если я для виду буду идеальной, он меня начнëт уважать? Хотя бы немного… Не станет мучить меня, как тëтю». Вечер не кончался, и Мизэки казалось, что она задохнëтся в собственной фальши. Неужели ей так проводить всю оставшуюся жизнь? Сейчас она бы отдала всë, за то чтобы провести этот вечер с Шисуи совершенно просто, без изысков, сидя где-нибудь в красивом укромном месте и болтая ни о чëм, зато ощущая взаимное тепло и искренность. — Дорогие гости, мы вынуждены украсть у вас невесту и позволить помолвленным побыть немного наедине, — голос несколько приободрившегося Тетсуи прервал тупой разношëрстный шум, жужжание, наполнявшее помещение. Отовсюду послышались разочарованные вздохи людей, не желавших отпускать дорогую игрушку, а Мизэки, ощущая, как внутри всë оборвалось, вместе с Хидеки, весь вечер напоминавшим угрюмую тень, покинули зал и прошли в небольшую комнату без дверей и мебели. — Ну что ж… Ты хотел бы о чëм-то поговорить со мной? — неловко спросила Маруяма, не зная, как начать разговор с этим незнакомым человеком. — Хотел? — Хидеки посмотрел на неë так холодно, что у девушки перехватило дыхание. — Хотел бы, только вот не знаю, поможет ли разговор в твоем случае! — Я что-то сделала не так? — шумно сглотнув, пролепетала Маруяма, прижимаясь в испуге к стене. — Что-то не так? — страшно усмехнулся Комацу и подошёл к ней. — Всë не так! Хватит из себя строить невинную овечку! В какой цирк ты превратила помолвку?! Всё эти люди… Достопочтенные гости, феодалы с жëнами из пяти стран облепили тебя из-за твоих выходок для привлечения внимания! А меня, будущего главу семьи, просто оставили без внимания! Конечно, кому я буду интересен, когда можно посплетничать о расфуфыренной, эпатажно ведущей себя невесте! Порядочной жене непозволительно затмевать так своего мужа! Она должна говорить так, как нужно ему! Быть дополнением, а ты! — Я хотела как лучше! — пискнула Мизэки, дрожа от разгневанного юноши, нависшего над ней и хватающего еë за плечи. Казалось, ещё немного, и он, как волк, вопьëтся зубами ей в глотку и разорвëт девушку на мясо. — Я думала, так будет лучше для нашей семьи… — Молчать, пока слова не давали! — рявкнул Хидеки. — Ты слишком много думаешь для девушки! Ты должна знать своë место, Мизэки! Юноша широко замахнулся, звонко ударяя девушку по щеке так, будто щëку обожгли и она мгновенно покраснела. Мизэки вскрикнула, не веря, что это происходит с ней. Панический страх клокотал в душе, а перед глазами замелькали жуткие картины того, что сделали с Мако. Неужели и еë ждëт что-то подобное? — Это тебе, чтобы ты впредь знала, как себя нужно вести! — Хидеки, казалось, только более впадал в какую-то звериную ярость и бешенство. Он схватил Мизэки за лицо и резко толкнул еë голову назад, чтобы ударить об стену. В ее глазах потемнело, жгучая, тупая боль расползалась по затылку. Из глаз бедной девушки хлынули слëзы: она почувствовала, будто одна из шпилек порезала ей кожу и вошла слегка вглубь. Так больно, так плохо, разве она заслужила? — Теперь понимаешь, Мизэки! Теперь понимаешь! — Хидеки толкнул еë на пол, прекрасно осознавая, что в таких тяжëлых одеждах девушка не сможет встать самостоятельно. Упав на пол, Маруяма не нашла сил подняться, лишь слегка подтянув ноги к груди, гадая о том, станет ли Хидеки бить еë в таком состоянии. Сил, чтобы держаться, не было: сейчас она, словно раненный зверь, рыдала на полу, от слишком сильной боли — духовной и физической. Что он с ней сделает ещё? А ведь они даже не женаты…