Шанс на счастье

— Я не хочу видеть своей женой такую выскочку, как ты! Ты меня позоришь! — голос Хидеки состоял из чистейшей агрессии и оскорблëнного самолюбия. Мизэки, услышав его шаги, сжалась, крепко прижимая колени к груди, насколько могла в этом неудобном костюме, панически гадая, что же последует за словами жениха. «Что мне делать? Я никому не нужна… Он убьëт меня!» — слëзы душили, сковывали грудную клетку и стискивали могильно холодными руками хрупкое горло, желая, скорее всего, свернуть его, чтобы девушка больше никогда не смела сказать что-то против. — Что здесь происходит?! — раздался иной голос, кипевший гневом. — Это ты с ней сделал, урод?! Послышался глухой удар об стену, чересчур громкий, почти женский вскрик Хидеки и отрывистый скрип половиц. Не помня себя, Маруяма, чуть живая, подняла взор, видя, как Шисуи лëгким чëтким, но сильным движением прижал к стене еë жениха, держа угрожающе за горло. Крохотная искорка надежды едва ожила в душе аристократки. Неужели есть человек, которому она не безразлична? Шисуи… Сердце заныло оттянутой надорванной струной, Мизэки любила его так горячо и страстно, как не любила ничего в своей жизни, и была вынуждена отказать на его чувства, не давать даже малейшего шанса, даже мнимого… И ради чего? Ради того, чтобы сейчас лежать на полу в страхе побоев от собственного жениха? Ради этого она так старалась быть правильной. — Кто давал тебе право распускать руки?! Тебе достался такой дар, а ты просто тупая свинья! — сердце девушки замирало от этой картины: никогда Шисуи она не видела таким грозным, будто он готов на месте за считанные мгновения прикончить Комацу. — Тебе никто не давал права даже пальцем еë тронуть! Ты не заслуживаешь быть грязью под ногами Мизэки! — Убери от меня руки! Ты кто вообще? С чего ты решил, что можешь так относится к наследнику Комацу! — панически вскрикнул Хидеки, хрипя от страха и боли. — А с чего ты, ублюдок, решил, что можешь бить еë! — совершенно рассвирепев, Учиха схватил аристократа за лицо и талию, жёстко прижимая к спине, поднял вверх. Потеряв опору под ногами, Хидеки начал рвано, словно пойманная рыба, дышать, а его глаза бешено выпучились, словно он вот-вот задохнëтся. Мизэки не могла даже пошевелиться от страха. Шисуи был шиноби, наверняка уже много раз убивал самых опасных соперников, что ему стоит прикончить какого-то безоружного аристократа, который-то физически лишний раз ничего не делал? Девушка закричала в ужасе, еë собственный надрывный голос зазвенел в ушах, давя на больную голову, лишь усиливая собственную жгучую, крупно пульсирующую боль. Шисуи такой свирепый, опасный и совершенно безжалостный. Он, в отличие от Хидеки, может убить, не задумываясь. Услышав крик девушки, Учиха, на мгновения потеряв свой былой гнев, не освобождая испуганного аристократа, обернулся, крайне обеспокоенно глядя на неë. Их взгляды встретились. «Такой же добрый, сочувствующий, как и всегда», — эта мысль дала лишь тонкую вспышку спокойствия, как она услышала многочисленные голоса за спиной. — Что здесь происходит! Шисуи, отойди от Хидеки-сана! — судя по голосу Тетсуя Маруяма был до невозможности зол, хотя, возможно, даже не заметил свою дочь на полу. — Я не понял, по какой причине Ваш родственник нападает на моего, а, Тетсуя-сан? — было непонятно, что владело Широ в данный момент: желание в очередной раз подколоть старого знакомого или возмутиться над таким произволом в сторону племянника. — Что, Вашу дочь не поделили? У неë тоже к родственникам слишком сильная любовь? У Мизэки всë внутри будто заледенело и рассыпалось в порошок. Неужели Широ прознал про их тëплые отношения с Шисуи? Сердце бешено стучало, вопя в панике о том, что еë сокровенные тайны могли быть раскрыты. Этот Широ… Его насмешливый, залезающий во все грязные уголки души взгляд, всегда еë пугал, заставляя стыдливо прятать глаза и чувствовать себя пред ним раздетой. — Он посмел поднять руку на Мизэки-сан! — воскликнул Учиха, немного отходя от Хидеки, чересчур крепко сжимая кулаки от негодования и пряча глаза. Юноша шумно дышал, неестественно сжимал собственные предплечья, пытаясь хоть как-то усмирить свой гнев. — Это нормально бить свою будущую жену?! — Молчать! Тебе не давали разрешения на такие действия! — отрезал глава семьи Маруяма. — Из-за тебя брак может не случится! Ты думаешь, что творишь?! Мизэки с замиранием сердца смотрела на развернувшуюся сцену. Неужели отец даже не обратил внимания на то, что еë били? Неужели… Это ему совершенно неважно? «Какая разница, если кукла сломается? Будут красивые обломки, которые можно собрать заново», — но Маруяма совсем не кукла! Она живая! Она просто человек, девушка, что хочет немного любви и ласки, желает быть личностью для других, а не инструментом, не вещью… Слëзы, размытые чëрные капли, заструились по щекам неровными дорожками. Не прекрасные прозрачные крупицы хрусталя, не капли чистой утренней росы — слëзы были ужасными, отражали неприглядный, болезненный и отвратительный облик её страданий. Не театральное прекрасное романтизированное страдание, а уродливое, порой отталкивающее и мерзкое для других — страдание обычного искалеченного человека, а не хрустальной фантазийной нимфы. Мизэки лежала на полу безвольным существом, ей казалось, что она вот-вот станет каким-нибудь элементом декора, который люди изредка удостаивают взглядом. Сил подняться не было совершенно, она и не могла — запуталась бы в своих одеждах. В комнате напряжëнно молчали. Девушка услышала, как к ней приближаются чьи-то шаги и ощутила, что еë бережно берут за талию сильные, крепкие руки любимого, помогая подняться с пола. «Он рядом… Он меня поднял, ему не всë равно!» — мысль об этом заставила дремавший гнев пробудиться и наконец вылиться на тех, кто его породил. — Отец! — одним чëтким движением стерев со щëк непрекращающиеся слëзы, воскликнула Мизэки так свирепо и уверенно, что не узнала свой голос. Тетсуя вздрогнул и обернулся, смотря на девушку с удивлением в глазах. — Почему я должна терпеть его побои?! Почему он может меня ударить! Мы ведь даже не женаты! Я стараюсь, из кожи вон лезу, чтобы быть идеальной, а ему всë мало! Он не прилагает никаких усилий! Он не партнëр, он может лишь игнорировать меня, оскорблять или бить! Я не пойду за него! Я устала терпеть! Мизэки казалось, она вся она воплощалась в этот крик, выворачивала свою душу и отдавала её в свой первый озвученный протест. Хидеки побледнел и оскалился, совершенно оскорблëнный. Тетсуя сделался глубоко задумчивым, словно наконец что-то осознал. Нахмурился даже насмешливый Широ, словно что-то вспомнив. «Молодец», — шепнул девушке Шисуи — уверенность и силы в ней всколыхнулись с новой силой. Вопрос Миззки молчаливо повис в воздухе, и каждый понимал, что игнорировать его уже невозможно: — Хидеки-сан… Почему ты это сделал? — поинтересовался Тетсуя с каким-то задумчивым спокойствием в голосе. — Она затмевает меня и ведëт себя совершенной распущенной девицей! Я будущий глава семьи, а все смотрят только на неë! Разве можно так девушке позорить будущую семью? Над нами смеяться будут, смеяться надо мной! — Голос Хидеки был пропитан чистой завистью и ненавистью, он выступил вперëд, от злости поднеся кулак к лицу. — Вы мужчина, Вы должны меня понять! Широ несдержанно усмехнулся, отводя взгляд в сторону, будто вспомнил что-то весëлое. Господин Маруяма же резко сменил свой настрой и абсолютно рассерженный, повернулся к дочери. — Ты заслужила, — произнëс он, будто перерезав Мизэки горло. — Я понимаю его. Ты просто выскочка, жаждущая внимания, пошлая девица. В тебе нет ни грамма скромности. Так вести себя с мужем непозволительно, непозволительно позорить его, играть всë это поясничество! Хочешь затмевать мужчину — готовься к тому, что будешь наказана за это! Мир рушился на глазах. Маруяма будто получила нож в спину. Всем наплевать на еë благополучие. Девушка так старалась, всë делала для семьи, для того, чтобы быть идеальной невестой… А в итоге заслужила лишь побои. Еë убьют, а она даже не успеет понять за что. Маруяма всю жизнь положила, чтобы служить семье, быть истинной аристократкой, а в итоге все старания были бесполезны. Еë просто ненавидели все: отец, мать, теперь ещё и жених. Какой бы Мизэки не была, как бы не подстраивалась, можно было даже не мечтать даже о крохах любви от людей, чья главная мечта — никогда не видеть еë и не слышать о ней. Все были бы только рады, если бы она ушла, как тëтя Мако… И не доставляла бы проблем. — Отец, — бесконечная боль выливалась в отчаянных слезах. — Он бил меня… Неужели тебе всë равно? Неужели ты меня совершенно никогда не любил?! Вопрос, мучавший еë с детства, наконец слетел с губ. То, что доказывалось бесчисленным количеством ситуаций, но никогда не произносилось вслух. Он лëг на девушку всей своей свинцовой металлической тяжестью, отражаясь таким же отвратительным привкусом на устах. — Он бил тебя заслуженно, — отрезал Тетуя. — И не надо здесь реветь, истеричка. Мизэки закрыла лицо руками, зарыдав в голос. Она отказалась от чувств Шисуи, молчала, чтобы только выполнить свой долг перед семьëй, но даже этого было недостаточно, чтобы заполучить их одобрение. Всë было абсолютно бесполезно. От девушки просто хотели избавиться и держали при себе только как бесчувственный инструмент усиления своего влияния: на неë обратили внимание только тогда, когда появилась возможность выгодно отдать замуж, а всë время до этого жизнь Мизэки родителей интересовала не больше, чем судьба какой-нибудь вещи в их доме. Было невыносимо осознавать… Собственную убивающую ненужность, ощущать себя надоевшим сорняком под их ногами. Не в силах оставаться здесь, Мизэки вырвалась из крепких рук Шисуи, жëстко вырвав ткань рукава, за который он еë схватил. Плохо различая дорогу, Маруяма выбежала из комнаты настолько быстро, насколько позволяла одежда. Сейчас сильнее, чем когда-либо хотелось сбежать из этой клетки, вырваться из кандалов и стать… Кем-то другим. Почему она должна жертвовать чем-то ради этих мерзких эгоистичных людей, которым совершенно не нужна? Позади остался коридор, веранда… Маруяма пробиралась сквозь ночной сад, спотыкаясь о корни деревьев, из длинные ветви хлестали по лицу, но девушка, будто не замечая этого, упрямо продолжала свой путь. Стена. Дальше дороги нет. Она не выберется. «Я не хочу так жить… Я здесь умру», — Мизэки поникла, опускаясь на колени прямо на траву перед глухой непробиваемой стеной. *** «Куда она убежала? Я должен еë догнать и помочь! Она ведь совсем одна», — сердце Шисуи разрывалось от боли за возлюбленную, от невозможности предотвратить страдания, которые она пережила. И ради этого он отступил, чтобы будущий муж бил его дорогую Мизэки? Не обращая внимания на этих напыщенных аристократов, каждому из которых хотелось как минимум разбить лицо за то, что они посмели сотворить с этой беззащитной девушкой, юноша поспешил выбежать из дома, чтобы догнать Мизэки. Блестящий пошлый дом гудел и шумел, залитый этим нелепым неестественным светом. Шисуи поспешно вышел на веранду, резко вдохнув обжигающий воздух полной грудью, и бросился искать еë, даже не пытаясь предполагать, куда Мизэки могла спрятаться. Сейчас юноша жил одним лишь порывом отыскать девушку, где бы она не была. Сад Маруяма в ночном свете казался каким-то призрачным, деревья напоминали пляшущих чертей, а их ветви — костлявые неестественно длинные пальцы жутких неживых существ, что слетелись на шабаш, происходивший в этом адском доме. Хворост хрустел под ногами, словно ломающиеся кости, ветви запутывались в кудрях волос, рвали их, звонко хлестали по лицу, будто не желали пускать его к любимой. Шорох. Едва уловимое резкое движение. Шисуи, как опытный шиноби, сразу различил это и тут же последовал в нужную сторону, зная, что Мизэки уже совсем рядом. Край верхнего кимоно… Чуть поблëскивающее золото в причëске — это точно она! — Мизэки! Тебе плохо? Давай я помогу подняться, если нужно, даже отнесу тебя домой, — обеспокоенный Учиха тут же присел на корточки перед девушкой, упëршейся лбом в бесконечный забор. — Помоги мне… Спаси, — слабо произнесла она, но эти слова были для Шисуи оглушительнее еë сегодняшнего крика. Юноша бережно помог ей встать, хотел было уже подхватить на руки, но Маруяма запротестовала, резко помотав головой. — Мизэки, прошу, только не расстраивайся так сильно, мне больно видеть твои слëзы, — Шисуи чувствовал себя самым никчëмным человеком в мире: он, обладающий такой силой, не мог ничем облегчить страдания любимого человека. — Я всë, что угодно для тебя сделаю. Всë-таки в мире шиноби я не последний человек, у меня есть связи, я помогу тебе избежать этого брака… Я что-нибудь точно придумаю, быть может, даже украду тебя отсюда, и ты сможешь встретить человека, с которым будешь счастлива. Я не позволю этому отребью так относиться к тебе… Если не будет выхода, я убью его… Если ты разрешишь мне это. Твоя воля для меня закон, я не смею ей перечить… Мизэки неожиданно ещё громче заплакала и подалась вперëд, крепко прижимаясь к груди Шисуи. Сердце юноши замерло, а затем наполнилось горькой нежностью и невыразимо жаркой любовью. Учиха обнял плачущую девушку в ответ, бережно, словно хрупкое любимое существо, прижимая к себе, и нежно потëрся щекой о еë висок, позабыв о том, что его отвергли — сейчас он чувствовал, что Мизэки необходима эта поддержка. В тот самый момент Шисуи осознал, что не позволит больше никому нанести вред этой раненой прекрасной девушке с чистой душой. — Я… Так старалась на благо семьи, отвергла собственное счастье, чтобы выполнить свой долг, всю себя на это положила… — голос Мизэки звучал хрипло и надрывно, словно она была действительно тяжело ранена. На миг Шисуи, ни раз видевший людей со страшными травмами, ощутил подсознательный страх потерять близкого человека. — Но моей семье этого мало! Они просто ненавидят меня! Зачем я старалась, если они ради меня палец о палец не ударят?! Зачем я скрывала… Зачем я отвергла, если сама тебя люблю! «Любит…» — мысль зазвенела в сознании, выжглась на сердце, поменяв всë в одно мгновение. Множество ярких, пëстрых вспышек чувств загорелось в душе, наполняя его доверху, заставляя ощутить весь внутренний свет и тепло. Он теперь любим. Любим взаимно. И ни за что не позволит своей возлюбленной страдать. Они смогут найти своë счастье. Вместе. — Мизэки… Я люблю тебя больше всего на свете. Если ты хочешь… Я готов быть с тобой, пойти на всë, чтобы мы были счастливы. Только если… Ты хочешь, — смятение и горечь окатили распалëнную душу Шисуи, сомнения, будто он мог опять всë не так воспринять. Та ли эта любовь? Готова ли Мизэки? — Я теперь… Не посмотрю на этих мерзких людей. Я хочу быть самостоятельной и свободной! Хочу… Быть любимой взаимно, — прошептала девушка, приблизившись к его лицу совершенно близко, опаляя своим тяжëлым дыханием щëки юноши. Нежные девичьи руки легли на плечи юноши, и Шисуи понял — это был именно тот долгожданный смысл. Учиха подался вперëд, соединяя их с Мизэки в поцелуе. Девушка трогательно сжала пальчиками ткань одежды на его плечах, когда их губы наконец соприкоснулись, когда Шисуи наконец ощутил их влажную мягкость и податливость. Юркий маленький язычок, дразнящий лизнувший его нижнюю губу. Тогда юноша почувствовал, что совершенно теряет рассудок, как разгорается огонь на сердце и что-то томящееся скапливается в животе. Поцелуй был совершенно не похож на их первый: неловкий и робкий. Сейчас они целовались так, словно хотели вложить в это мгновение всех себя, всю свою жизнь, озарить всë вокруг ослепительным светом своих чувств и угаснуть, высказав до конца, что хотелось. Жарко, страстно, до дрожи в конечностях приятно, до цветных искр перед глазами. Шисуи прижал девушку ближе к себе, хаотично поглаживал по спине, целуя пылко и часто, млея от того, как Мизэки лнëт к нему. Так… Невероятно. Казалось, что всë это происходит не на самом деле, в каком-то прекрасном сладком сне, в иллюзии, из которой не хотелось просыпаться. — Вот вы где, госпожа Мизэки! — голос Айко заставил пару отпрянуть друг от друга. Они ещё толком не начали встречаться, а их уже раскрыли! Неужели вот так быстро всë закончится? Разгорячëнные сердца сжимались, не желая отпускать своё выстраданное счастье просто так. — Вы… Не переживайте так, честное слово, — успокаивающим тоном сказала женщина и подошла ближе. — Я никому не скажу: сама ведь любовницей всю жизнь проходила, сама страдала, но не могла быть с ним. Понимаю же: молодость, любовь и всë такое. Да и вижу же, что Вы с ним счастливы, юная госпожа. Мне просто вас отыскать поручили да спросить, всë ли с вами в порядке. Что им от вас передать? — Скажи им, что мне плохо, и я пошла спать, — собравшись, ответила Мизэки. — Хорошо, так и передам, — улыбнулась Айко. — Я рада за вас, что вы теперь капельку счастливее. Женщина скрылась за деревьями, и пара смогла вздохнуть спокойно. Пока всë нормально. Шисуи, тепло посмотрев на возлюбленную, сделал пару шагов к ней и осторожно, словно спрашивая разрешение, неловко взял девушку за руку, чувствуя нежность, бархатность кожи еë ладони. Мизэки мило улыбнулась, всë ещё ощущая в ожившем сердце тонкую иглу печали, доверившись наконец любимому человеку. Осознание того, что они теперь были вместе, всë никак не могло дойти: даже встреча взглядами вызывала неловкое хихиканье и смущение. Шисуи почувствовал, как предательски потеют ладони, как сердце бьëтся так учащëнно и громко, что в груди становится даже больно. Но весь этот первый эффект постепенно сошëл, уступив место комфорту и наслаждению друг с другом. Пара направилась на веранду, где когда-то Шисуи понял, что безвозвратно влюбился в эту девушку. Там было совершенно темно, звуки застолья раздавались со стороны дома, но влюблëнным было всë равно: теперь они могли насладиться друг другом, разделить и приумножить своë счастье, почувствовать весь спектр чувств и ощущений взаимной любви. «Я теперь любим… Я не одинок, Мизэки меня не отвергла. Я сделаю всë для еë счастья, не будь я Шисуи телесного мерцания!» — Учиха дал самому себе клятву, нарушить которую ни за что бы не посмел. Он не позволит, чтобы страдала его любимая, им обоим выпал уникальный шанс перестать быть просто частью системы и обрести счастье. «Столько лет… Я не мог позволить себе ничего подобного. Шутил, улыбался даже тогда, когда было плохо, был для всех опорой, а сам не мог ощутить часто и капли счастья, жизни для себя. — Шисуи чувствовал, как что-то особое возрождается в душе и переполняет грудь, словно сама жизнь с неизвестной стороны начала ему открываться, когда он ласково прижимал к себе любимую, игриво целовал еë нежные щëчки и негромко смеялся. — А теперь вот, оно совсем рядом. Такое тëплое и родное нежится в моих руках». Она была ему мила, как все идеалы и цели, за которые он сражался. — Мизэки, дорогая, ты ведь знаешь, что я тебя совсем-совсем не отпущу, — Шисуи игриво заглянул Маруяме в глаза, лучезарно улыбаясь. — Вот украду тебя ещё как-нибудь в полночь, поженимся и заживëм… И будут у нас прекрасные детки. — Прямо ночью спать буду, в непрезентабельном виде, очнусь — и уже где-нибудь на руках у тебя на полпути в Коноху? — Мизэки засмеялась, глядя на любимого шальным взглядом. — Конечно! А ты что думала, когда влюблялась в шиноби? А тем более из клана Учиха… — Шисуи игриво приподнял подбородок девушки. — А мы личности знаешь какие горячие? За любимую войну начнëм, а если уж до мести дело дойдëт, то всë… Спасайтесь, кто может — идëт мстящий Учиха! А уж если бунтовать вздумают… Не, я, конечно, такими глупостями ещё не занимался, но всякое быть может, а то ведь уже зарекался, что любовь — вообще не для меня… — Серьёзно? — прыснула Мизэки. — Ещё бы! — Шисуи театрально зажмурился и приложил руку ко лбу. — Думал, всë! Не для меня любовь, буду одиноко бродить по жизни одним из тех равнодушных джоунинов-холостяков, да книжки эротические со скуки листать, а оно вон как вышло! — Это какие ещё книжки? — хихикала аристократка, нисколько не стесняясь себя. — Те, что Джирайя-сан пишет? Шисуи совершенно опешил и раскрыл от удивления рот, но эмоции так и не превратились в слова. Вот и застыл юноша на несколько секунд, шокированный такими познаниями любимой. Внезапный скрип половиц и удаляющиеся шаги. Пара мгновенно смолкла и отпрянула друг от друга, замерев, кожей чувствуя то, как опасность раскрытия прошла близко, словно острая катана, вонзившаяся в стену в миллиметре от них. Мгновение. Минута. Несколько. Ничего нет, обошлось. — Нам следует пойти в другое место, — выдохнула Мизэки, зябко поëжившись. — Какое? — Моя комната.