Шанс на счастье

«Как вернусь — первым делом к Фугаку-саме. Некуда больше откладывать — Мизэки не может выйти замуж после случившегося» — на лице Шисуи не было привычного задора, лишь сосредоточение и глубокая серьëзность отразились в его взгляде. Юноша желал как можно скорее вернуться в деревню. На душе было как-то невыразительно, мутно, душно — всë смешивалось в серую тяжëлую кучу, но не было времени обращать внимание на это. Сейчас была совершенно другая забота — убедить главу клана в том, что ему просто жизненно необходимо жениться на аристократке, которую он, по условию миссии, должен был беречь от угроз и посягательств на еë честь. Порывы ледяного ветра заставляли высокую траву бешено колыхаться, небо заволокло свинцовыми тучами — кажется, на днях будет гроза. Узкая дорога осталась позади, ворота Конохи лениво распахнулись перед вернувшимся шиноби — было раннее утро, деревня лишь начинала пробуждаться ото сна. Широкие улицы, простые уютные дома, даже в такое ненастье создававшие ощущение надëжного тëплого крова, множество величественных, высоких деревьев, которым есть, где раскинуться, которым не нужно тесниться, борясь за каждый клочок земли со своими соседями. Шисуи показалось, что он уже очень давно не дышал полной грудью так глубоко, что свежесть обожгла его изголодавшиеся лëгкие мятным холодом. Чувство вины тяготило сердце при взгляде на родные места, на редких жителей, что уже направлялись по своим делам — Шисуи понимал, что его вольность и, по сути, провал миссии может иметь весьма негативные последствия для деревни, но отступать было уже некуда. Было невероятно трудно выбирать между двумя настолько значимыми для него вещами, а избрать оба — практически невозможно. Учиха и раньше сталкивался с тем, что выбор был труден настолько, что хотелось просто сбежать от этого, уйти, чтобы просто прекратить эти мучения. И каждый раз шиноби находил в себе силы, понимая, что может рассчитывать только на себя, что кто-то другой мог попросту не выдержать этого непомерного груза ответственности. Он ведь всегда выдерживал… Всегда мог… Казалось, что душа несгибаема. Но то было во имя глобальных идей и целей… А не по его собственному эгоистичному велению сердца, не для себя и кого-то конкретного. «Соберись, Учиха! Ты справишься… Всегда же справлялся», — Шисуи, неожиданно даже для себя, произнëс это вслух. Возможно… Хотелось хоть иногда поделиться с кем-то тем, что творилось на душе, что приходилось прятать за улыбкой и внешней силой, но далеко не всегда такая возможность в жизни шиноби предоставляется. Особенно не получится жаловаться, когда то, что тебя тяготит, совершенно секретно, или попросту не хочется изливать на других эти тяготы, впутывать в эти жëсткие верëвки… У других ведь те же проблемы, другим так же непосильно сложно. В раздумьях Учиха не заметил, как добрался до родного квартала. «Хоть бы Фугаку-сама уже не спал! Итачи должен был уйти на моë место, надеюсь, что его отец тоже бодрствует…» — Шисуи всем сердцем желал поговорить именно сейчас, когда он собрал всю смелость и решительность, что были в нëм, морально приготовясь к явно негативной реакции. Невысокие стройные дома, украшенные неизменными флажками с гербом клана, неприветливо колыхались, встречая всякого пришедшего. Уже проснувшиеся, редко попадающиеся жители квартала, имели весьма недружелюбный, жëсткий и суровый вид. Они даже здоровались как-то сухо, скорее машинально, если вообще не забывали об этом, спеша на непременно важную и опасную миссию или просто занимаясь своими исключительно важными делами. В этот раз Шисуи постарался взглянуть на родное место по-другому, так, словно, он не взращен горькой пищей жизни шиноби, не впитал с детства строгие порядки гордого клана. Ведь к этому… Так тяжело будет привыкнуть, освоиться и понять. Тем более той, что всю жизнь прожила практически взаперти, зная о мире за пределами еë тюрьмы только по наслышке… «Я должен ей помочь освоиться, как бы трудно это ни было… Еë сердце и так изранено, я сберегу… Я сделаю всë возможное, чтобы не дать ей страдать здесь так же, как и в том мире», — Шисуи был уверен, что может быть адски трудно преодолеть всë это, но у него есть, за кого бороться — любимая девушка. Одна еë любовь стоит того, чтобы перетерпеть всë на свете. Наконец знакомый поворот. Шисуи почти машинально преодолел калитку и оказался около двери, в которую мгновенно постучался. «Хоть бы всë получилось, молю…» — пульс ритмично стучал в висках, лицо побледнело — юноша пришëл признаться практически в преступлении, что во всех отношениях терзало его совесть. — Доброе утро, с кем имею дело? — дверь открыла жена главы клана, уже совершенно одетая, явно проснувшаяся давно. — Микото-сан! — с жаром выпалил Шисуи, взглянув женщине в глаза. — День добрый… Позовите Фугаку-саму, мне с ним нужно срочно и серьёзно переговорить! — Фугаку нет дома, — спокойно ответила она. — Он сейчас на миссии: будет через полторы недели. — Как нет?.. — Шисуи невольно пошатнулся и опëрся рукой о дверной проëм, чтобы вернуть равновесие. Совершенно не хотелось верить в то, что сейчас все его планы просто рассыплются прахом в его руках, гадко посмеиваясь над задуманным. — Он точно столько времени будет там? — Абсолютно. Ты что-то хотел? — Он мне очень нужен! Наверное, как никогда! — в голове прокручивались варианты дальнейших действий, того как следует поступить, если этот план провалился: пойти к хокаге? Признаться, что миссия с треском провалена, а сам он хочет жениться на той, которую должен был охранять до еë брака? Вообще вернуться назад и рассказать всë семье Мизэки? Мысли лихорадочно роились в голове, как нестройные мухи, перебивая друг друга, сталкиваясь, смешиваясь в какую-то пëструю массу. — Может, я могу чем-нибудь помочь, Шисуи-кун? Ты совсем побледнел, — обеспокоенно поинтересовалась Микото. — Пока Фугаку отсутствует, я заместо него по жалобам и прочим обращениям клана. Ты не смотри, что я кажусь такой мягкой: пришлось мне недавно спор между Яширо-саном и Инаби-саном разрешать… — Спасибо большое, но, кажется… Тут Вы мне ничем не поможете, — Учиха нервно усмехнулся, продолжая раздумывать, как ему поступить. — Ты хоть расскажи, в чëм дело… Что такого серьëзного произошло? Да и проходи в дом — не на пороге же тебе стоять… — Спасибо, я здесь постою… — Шисуи глубоко вздохнул, решаясь впервые кому-то рассказать неприглядную, стыдную правду о себе и, что ещё более унизительно — попросить помощи у клана, поскольку самостоятельно он не может осуществить наиболее удачное решение. — Дело в том, что мне жениться нужно… Вот срочно, ведь еë выдают замуж за другого — я не могу допустить этого! Там брак по расчëту, родители еë не знают о нашем романе, а если услышат — выгонят меня без права вернутся назад… Да и деревне всë выскажут, какой я шиноби. Хотя они в любом случае выскажут… — Что же это за девушка такая, что еë родители отказались бы видеть тебя, выдающегося шиноби уважаемого клана в качестве жениха? — Она аристократка. Она… Из той семьи, куда я был вызван на миссию, та девушка, что мне было поручено охранять… Щëки обдавало противным жаром, капля пота противно скатилась по лбу. Казалось бы, камень должен был свалиться с души, но Шисуи сделалось как-то сложнее, тягостнее, стоило вслух произнести хотя бы часть того, что так мучило. Женщина ахнула, закрыв руками половину лица, глядя на юношу со смесью удивление, сочувствия и лёгкого испуга. — Ты уверен? Точно хорошо подумал? Совсем ведь молодой ещё… — такой испуганный притихший голос, в него примешался оттенок сочувствия. — Да, я всë решил. Пусть меня понизят в звании, пусть, не знаю, заставят штраф выплачивать за сорванную миссию — я не могу еë оставить! — последнее, чего бы сейчас хотелось Учихе — слышать жалость к нему из-за ситуации, что он сам лично устроил. — Я люблю еë, правда… Она… Может быть беременна от меня. — Шисуи-кун… — мысли женщины не нашли оформления в виде слов, но она всë точно поняла. — Я люблю эту девушку и готов на всë ради еë благополучия, — сейчас Учиха осознавал это, как никогда ранее. Словно вся его внутренняя решимость и любовь, смешавшись, наконец ясно загорелись в нëм, придавая сил бороться за своë и чужое счастье. Внезапная мысль возникла крохотной искоркой и воспламенилась, превращаясь в полноценную идею. — Микото-сан… Скажите день, когда Ваш муж вернëтся с миссии, — в душе снова стала теплиться надежда на то, что всë получится. — Я договорюсь, чтобы на одну ночь меня подменил Итачи — напишу письмо о том, что и как сделать, а Вы передадите ему, как придëт. Всë должно пройти нормально, я распишу подробно… — Будте только осторожны, умоляю вас, — тихо произнесла женщина, понимая, что переубеждать Учиху, любовь которого находится под угрозой, просто бесполезно. — Постараемся… Спасибо за всë, — на сердце было неспокойно, мятежно. Даже новая идея не могла успокоить встревоженную душу юноши — та не найдëт себе места, пока его любовь не будет в безопасности, пока их с Мизэки дело не решится положительно. — Пусть Ками-сама даст вам возможность быть счастливыми… Пусть хранит тебя, и смерть не заберëт от возлюбленной… — напоследок пожелала Микото, почти благословляя неравную, неугодную всем пару, что просто желала быть вместе, вопреки сложившимся обстоятельствам. Неприятный холодок пробежался по спине Учихи. Шиноби невольно поднял взгляд на алевшее небо, неспешно плывущие по нему чëрные тучи — что-то удручающее, тяжёлое наполняло его существо от подобного вида. Он выбирался из множества самых страшных передряг, оставался живым и относительно здоровым. В конце концов, Шисуи такой молодой, почти не видел жизни и только нашëл свою любовь… Не может же он покинуть этот мир так скоро?

Не так ли?...

*** Дни шли единым тягостным комом. Шисуи чувствовал себя в каком-то забытьи собственных мыслей, всплывающих идей и чувств. Жизнь стала походить на странный обрывочный сон. Он дома, на улице, на тренировке, что направлена на восстановление чуть ослабевших навыков, бродит по кварталу — всë шло общим фоном, мелькавшим перед глазами. Вдали от Мизэки, Учиха начинал чувствовать, насколько сильно может по ней соскучится. Образ девушки будто поселился у него в сердце, воспоминания о ней согревали, когда становилось совершенно тоскливо. Порою хотелось, словно в те несколько счастливых мгновений, что между ними были, прижать к себе девушку, чувствуя еë тепло, ощущая единение их раненых сердец, прикосновения нежных рук… То было единственным, что заставляло улыбаться одними лишь уголками губ, но совершенно искренне, не машинально, поскольку улыбаться на глазах у всех удобнее и надëжнее, чем показывать переживания. Еë нежный, неумелый поцелуй… Не такой, каким он его воображал, но пропитанный любовью. Шисуи просыпался, почти видя это перед собой. Еë особое тепло, мягкое, дарующее покой. От которого он ни за что бы не отказался в ту ночь даже в этой душной, невозможной комнате. Написанное другу письмо было отложено. Едва стоило моргнуть, как прозрачной дымкой картинка проникла в его сознание, застыла объëмно, совершенно живо перед глазами. Еë горькие слëзы, крупная дрожь по девичьему телу, испуганный, затравленный взгляд… Что он сделал не так? Как посмел навредить и сделать больно в их первую ночь? Почему Мизэки… Смолчала? Шисуи засыпал с тяжëлым сердцем, с горьким ощущением холода, охватившего всë его существо. В его доме стояла пустая тишина, расстеленный футон не спасал от холода, исходившего от дощатого пола. Неуютно, сыро, это место будто чужое. «Нужно обустроить всë, как следует, чтобы Мизэки смогла здесь жить», — с этой мыслью Учиху забрал в свои объятия беспокойный сон. На следующий день, прогуливаясь по улицам квартала, Конохи, Шисуи старался по-новому взглянуть на родные места, хотя бы попытаться понять, какие сложности могут подстерегать его возлюбленную в их мире. Живя в деревне с самого рождения, Учиха изучил еë вдоль и поперёк, знал, кажется, самый последний грязный закоулок. Коноха казалась чем-то родным, тëплым и очень маленьким живым созданием, которое хотелось защитить, спасти, если это понадобится, сохраняя жизни других людей и свои собственные воспоминания, историю жизни, связанную с этим местом. Но для Мизэки, что видела лишь стены одного или пары богатых домов… Всë это пространство в первое время будет казаться чужим и непомерно огромным, словно суровый бескрайний океан. И именно юноша должен взять на себя роль проводника девушки в новом для неë мире… — Эй, Шисуи! — его окликнул один из молодых джоунинов, с которым он пару раз пересекался на миссиях или же на праздниках, что устраивали после. — Ну здравствуй, товарищ, — Учиха улыбнулся, бегло осмотревшись вокруг, осознавая, что дошëл до одной из самых оживлëнных улиц Конохи, где располагались множество закусочных и прочих увеселительных заведений. — Я по какому делу… — продолжил джоунин. — Ты ж сейчас дома пока? — Да, ещё дня четыре буду. — Отлично. Пошли-ка с нами в бар! Выпьем, расслабимся… Компанией! — Нет, извини, в другой раз как-нибудь, — настроения идти в какой-то кабак сейчас не было совершенно. Да и не любил Шисуи подобного рода мероприятий, где порой напиваются до беспамятства, изредка крушат само несчастное заведение, а чаще — лупят друг друга. Юноше порой казалось, что в таких мутных заведениях сосредоточилась одна из самых грязных неприглядных и мерзких сторон жизни шиноби, которая, однако, на контрасте с кровью, ужасами и смертью на миссиях виделась многим вполне спокойным и мирным времяпрепровождением. — Да не ломайся: и так не пьëшь с нами вечно по праздникам! — шиноби по-свойски хлопнул Учиху по плечу. — А тут и повод выдался: Эбису-то ногу недавно сломал, а его виписали наконец! Вот мы и хотим… — О, Эбису! — Шисуи усмехнулся, но было в смехе что-то недоброе. — Ему как раз во время вашего… Замечательного праздника незаметненько так намекни, что если он ещё раз посмеет не так смотреть на того, кто ему ногу сломал, то будет весьма ласковый разговор со мной. Сообщишь? — Ну… Хорошо, как скажешь, — ответил растерянный джоунин. — Славно! — юноша лишь подмигнул на прощание, и тут же быстро скрылся, словно его перенёс ветер. *** Дни тянулись монотонно, мучительно, походили на серые, безликие сны. Письмо написано, отнесено — всë, что от него в данный момент зависело, Шисуи сделал и более не знал, чем занять себя, кроме одних лишь тренировок в глухом месте, недалеко от квартала. Была бы возможность — юноша предпочëл бы уйти на этой неделе на какую-нибудь короткую существенную миссию, лишь бы не отставаться наедине с гнетущими переживаниями и… Тëплыми, совершенно нежными, какими-то даже чересчур слащавыми для шиноби мечтами. Эти любовные грëзы в вынужденной разлуке с возлюбленной не миновали его, как самого обычного молодого человека, мешаясь с волнением за Мизэки. Как она? Что чувствует? Он ведь оставил еë после такого важного шага совершенно одну… Хотелось разделить дни после их первой близости, расспросить, поговорить обо всëм приятном и неприятном. Слегка смущаться, до жара в щеках, задавая откровенные вопросы, ловить момент трогательного любовного стеснения в ответ, отличающегося в милом опущенном взгляде, тихой нервной усмешке, застывающей на девичьих губах… Увы, это всë было не для них. Не для той пары, что вынуждена бороться за своë право любить и быть счастливыми. Ему оставалось ждать целых три дня, прежде чем воссоединиться с возлюбленной. Шисуи ушëл в привычное знакомое место ещё с самого утра тренироваться, поддерживать физическую форму, пока есть такая возможность. Хотя по правде говоря, в этом действии было больше надежды на то, что удасться сбежать от реальности, от собственных пожирающих мыслей. Резко подскочив с ветки дерева, юноша перевернулся в воздухе, бросая кунаи в созданные и им же когда-то мишени. Оружия с приятным шумом металла, резко рассекающего воздух, чëтко вылетели из ловких рук, с глухим звуком воткнулись в деревяшки. Учиха приземлился на одно колено, оглядывая свой результат, громко выдохнул, прикрывая глаза. На сердце было как-то сыро и невыразимо тоскливо. Хотелось раствориться в холодной воде реки, что текла совершенно неподалёку, вон там, внизу этого высокого обрыва. Раскат грома прошëлся по небу, усиленно отражаясь от скал. В воздухе застыл промозглый туман, предвещающий скорую грозу. Юноша обхватил руками замëрзшие колени, устало положив голову на них. Перед глазами стояли картины случайных встреч, что произошли по дороге сюда. Казалось бы, всë это можно было забыть и спокойно идти дальше, но… Было в них что-то такое, что тонкой иглой глубоко задело его душу, и без того охваченную мятежом и сомнениями, вытащило откуда-то из глубин личности страхи и тревоги, что вероятно… Жили с ними и ранее, просто спали до поры, когда у него появилась любовь. — Шисуи-кун, Шисуи-кун! — звонкий голос Изуми звучал в сознании юноши, будто наяву. Было необычно видеть эту милую, обманчиво хрупкую девушку такой: в бинтах и повязках, наложенных на раны, полученные на недавней миссии. Казалось, эти белые лоскуты с коричневатыми характерными пятнами, были везде: на голове, скрывая привычно распущенные волосы; пересекали всю область между ключицами и грудью. Даже у него, опытного шиноби, почему-то начинало слегка трястись под коленками при виде Изуми в таком состоянии. При взгляде на покалеченную хрупкую девчушку. Даже в таких обстоятельствах сохраняющей внутренний свет. — Шисуи-кун! Ты не знаешь, что с Итачи-куном происходит… — еë голос звучал хрипловато, в нëм явно слышались какая-то скрываемая тревога и волнение за дорогого человека. — Он очень подавлен. Смотрит на меня, как в последний раз, будто я куда-то пропаду, исчезну. Говорит, будто скоро уйдëт на долгую миссию… Я думаю, он переживает, что может не вернуться. Шисуи-кун, ты знаешь, что с ним? Учиха не точно не знал, что происходит с его другом. Предполагал, что это, быть может, последствия недавней угрозы восстания. Она очень сказалась на юном Итачи, он будто… Всю жизнь положил на алтарь мира между деревней и кланом. И будто бы… Умер когда-то тогда, когда всë разрешилось. Того мальчика, хранившего в чрезмерно рано повзрослевшей душе тëплые юношеские мечты и надежды, уже не было. Шисуи не сказал всего этого девушке, ограничился лишь тем, что друг не восстановился до конца после недавних событий. Взгляд Изуми, полный любви и сострадания к возлюбленному, переживаний за него, коротко кольнул юношеское сердце, хотя тот совершенно не подал вида. Быть может, сейчас, не так далеко, его Мизэки так же искренне переживает. Мысль об этом приносила странную, едва уловимую нежность, которую Шисуи предпочитал гнать от себя, как что-то совсем непозволительное. Юноша поднялся с земли, подходя к месту, где лес и земля обрывались, откуда веело холодом и леденящей свежестью. Внизу обрыва текла быстрая, буйная река — вода свирепо билась о камни и о берега, не оставляя шанса ничему живому, что попадëт в еë безжалостное течение. Учиха глядел на это остекляневшими глазами — разум был уже далеко, в недавнем прошлом. Сегодня погиб Яширо Учиха. Шисуи никогда с ним не ладил, наоборот — этот мужчина вызывал порой искреннее раздражение и желание хорошенько так ему врезать, чтобы чересчур самоуверенный разум вернулся на законное место. Но всё же… У него осталась молодая жена, беременная. Увидев сегодня еë, безутешную, окружëнную другими женщинами клана, юноша и узнал о потере. Эта картина… Такие не растворяются в глубинах памяти. То было воплощением горькой правды жизни шиноби — бледная, безутешная жена, носящая под сердцем ребëнка, что уже никогда не увидит отца, у него даже не останется совершенно никакой памяти. Это было почти привычно, почти норма. Шиноби уходили на миссии — и погибали, оставляя свои семьи, друзей, родных. Всë положили на алтарь долга, принимаемого ещё в детском возрасте, который для многих становится главным кредо жизни. «А если я… Тоже погибну? — Шисуи раньше никогда не боялся этого. У него были знакомые, Итачи, но… Не было бы кого-то, кто любил бы его, кого он должен был защитить. Теперь же мысль о возможной кончине заставляла сердце сжаться в невыразимом волнении за неë.— Если Мизэки сейчас… Тоже беременна?» Шисуи усмехнулся от того, что сделался таким уязвимым страхом смерти. «Правильно говорят: лучшие шиноби те — у кого нет близких», — вздохнул юноша, бросая камень в холодную манящую бездну ущелья. Очередной раскат грома, гораздо более громкий, ударил вновь, но юноша не обращал внимания на окружающий мир. Внезапные мрачные размышления плелись в его мыслях чëрным путаным кружевом. Смог бы он пожертвовать своими близкими ради великой цели, благополучия деревни и мира? А Итачи бы смог? — Ай! — Шисуи тихо зашипел от внезапной боли. Кто-то укусил его лодыжку. То оказалась мышь с чëрной гладкой шерстью, бледно-розовым хвостом и красными глазами. «Как я мог не услышать еë приближение? Почему она не издаëт никаких звуков? Да и… Не водятся такие в Конохе, лишь в стране Земли!» — стало очевидно, что произошедшее явно имеет двойное дно. Молниеносно выхватив из подсумка кунай, Шисуи тут же пронзил им животное. Мышка замерла на месте, и через мгновение стекла в траву чëрной дурно пахнущей лужицей. «Я не один здесь значит», — Учиха невольно схватился за место укуса, что начинало жечь и покалывать. Очевидно, что его решили отравить. «Вряд ли бы шпион спрятался со стороны, откуда эта тварь прибежала — слишком просто. — Шисуи достал из подсумка несколько кунаем. — Но нужно убедить его, что я купился». Одно резкое движение — и орудия со свистом пролетели между стволами деревьев, прочëсывая возможное место засады. Шорохов не послышалось. Учиха обманчиво направился к тому месту, что уже проверил, и, выждав пару секунд, резко развернулся, бросив в противоположном направлении кунай со взрывной печатью. Громкий взрыв расколол небо. С грохотом свалились подожëные деревья, вороны взлетели в небо, шумно каркая, огонь вспыхнул, охватывая кроны и стволы, сухую траву. Спасаясь от взрыва, на поляну был вынужден выскочить шиноби в маске, закрывающей всë лицо, кроме глаз, и коричневом жилете, что выдавал воина деревни скрытого Камня. — Меня, значит, решили заказать? — Шисуи усмехнулся, машинально схватившись за катану, и посмотрел противнику в глаза. — Не важно. С помощью своей техники я ввëл тебе яд. Совсем скоро ты ослабнет и лишишься сознания — я добью тебя. — Надменно произнёс шпион, едва увернувшись от огромного шара огня. Шиноби молниеносно укрылся за целыми деревьями, ощущая едкий запах дыма, кожей чувствуя жар свирепого пламени. Едва он успел выдохнуть, как тело крепко сковали металлические нити, привязавшие его к горячему стволу. Учиха мгновенно оказался перед ним, держа в руках концы надëжной сети. Шпион камня шумно сглотнул, тщетно пытаясь шевелиться — никто не предупредил его перед миссией, что заказанный Шисуи — тот самый знаменитый Шисуи Телесного мерцания. И теперь оставалось лишь молиться на то, что яд подействует очень быстро — иначе у него попросту нет шансов. — Я отведу тебя в деревню: пусть выясняют кто ты и с какой целью решил меня прикончить, — кудрявый юноша был совершенно спокоен: победа была абсолютно лëгкой, он даже не допускал мыслей, что может быть повержен. Только вот… Неожиданно выражение лица Шисуи резко изменилось — на нëм отразилась страшная боль, кожа смертельно побледнела, глаза в ужасе расширились. Юноша согнулся пополам, как подкошенный, прикрывая рот рукой, тут же испачкавшейся в мутной пене, отвратительно смешанной с кровью. Учиха громко вскрикнул — будто это был последний шанс быть услышанным. Будто этот отчаянный жест мог повлиять на что-то. Смертельный яд подействовал слишком стремительно, с каждой секундой забирая у Шисуи время. Столь сильный шиноби, совсем молодой… Какой-то нелепый случай, попросту отнимал жизнь, не оставляя шанса. Шисуи столько не успел… Сколько мог бы совершить… Он так и не смог почувствовать истинное счастье, душевный покой, обрести… близкого человека. Тело юноши безвольно упало на землю, трепыхаясь, дрожа, как крылья бабочки, попавшей в воду. Жизнь утекала стремительно, внезапно, не оставляя шанса с ней попрощаться. — Я… Не смог, — пробирающий до мурашек хрип сошëл с немевших губ шиноби. Шпион, не веря своему счастью, наблюдал за этой столь жуткой картиной. Он победил… Но правда ли это? Как могло это произойти? Почему… Смерть забрала именно Шисуи? *** Учиха медленно поднялся с земли, дезактивируя шаринган. Противник, сражëнный его гендзюцу, покорно и безвольно лежал на траве. Вновь раздался гром, и с неба тугими ледяными нитями стал сходить ливень. Шисуи поморщился, почувствовав, как разрастается жгучая боль в ноге, будто его плоть горела изнутри. «Нужно доставить его до квартала… Передать людям. Только бы успеть добраться», — водрузив неподвижное тело шпиона на спине, Учиха отправился в обратную дорогу так быстро, как только мог. Яд распространялся по телу, его начинало лихорадить, мутная пелена возникала порой перед глазами — несколько раз он едва не споткнулся. Ветки от дождя сделались совершенно мокрыми — стоило больших усилий на скорости отталкиваться от них. Сердце, подгоняемое адреналином и страхом громыхало в груди, отчаянно прокачивая через себя кровь, не зная, что лишь быстрее убивает его. Деревья… Деревья… Они не кончались. Силы чересчур быстро покидали, ускользали, как вода из ладоней. «Я должен жить… Я должен выжить… Ради неë, ради нас», — Шисуи твердил эти слова про себя, как мантру, как заветную молитву, что позволила бы идти вперëд, подарила драгоценные секунды.

Еë улыбка… Еë глаза… Еë любовь…

«Я не могу умереть» — Учиха уверенно ступил на улицу родного квартала, но ноги неожиданно подкосились. Он только видел ускользающим зрением, как падает на землю.

Темнота.