Золотая пасть.

Почему бы нам не отойти от грязных, наполненными сигаретным дымом улиц привычного Питера для Грома и отправиться в совсем другой Санкт-Петербург? Город, который словно сделан из золота и драгоценных камней. Город, который отражается в брызгах мотора дорогих яхт и на капотах ярких иномарок. Город, чьи жители не считают последние копейки на кусок хлеба, не отдают последнее, лишь бы не забрали их скромную квартирку в одном из домов, которому требуется капитальный ремонт. Это — тот Петербург, сияющий золотыми красками, переплетая в своих объятиях всё, что требуется для удовольствия грешных душ, обитающих только для азарта, страсти и удовлетворения своих самых грязных потребностей. Он кружит голову, валит с ног, заставляет забыться и окунуться во все смертные грехи, которые только способны познать люди. Сегодня мы отправимся именно в этот Санкт-Петербург. Из грязных уголков улиц Питера, через мост и площадь мы попадаем в яркий волшебный город, который при наступлении ночи превращается в сверкающую обитель древних богов, помешанных на богатстве и золоте. Множество иномарок подъезжает к пылающему красно-оранжевыми красками дворцу в центре города. Множество ярких шмоток, в которые одеты все эти одинаковые, словно массовка, люди. Почему они настолько омерзительны? Хабалистые речи, насмешки над своим же персоналом и охранниками. Сначала это кажется настолько властно, авторитетно, всесильно, но на деле — неуверенность и слабость, которые эти души так стараются спрятать своими дорогими безделушками и псевдоповелительным писком. В эту ночь погода портилась с каждым часом, над Петербургом зависли тёмные грозовые облака, которые принимали пылающе-красный оттенок от всего яркого освещения другой стороны города. — Эй! Гречкин! С неохотой повернувшись назад, Кирилл остановился прямо на входе в здание, где сегодня должен был состояться банкет. Перед ним стоял юноша чуть ниже ростом и намного худощавее. Волосы того чёрные, как смоль, особенно на белоснежной коже парня они казались ещё чернее, забирая у смотревшего на него всё внимание. Только кончик носа и губы были краснющие. На плечи юноши был накинут тёмный рванный пиджак, а грудь и торс полностью открыты, отчего можно было рассматривать многочисленные татуировки на его теле. Можно было поподробнее разобрать неизвестного: парень, лет восемнадцати, с небезынтересной внешностью; впалые щёки и серо-голубые глаза с лисьим взглядом. Парниша выделялся из толпы своим необычным стилем, но в простонародье его бы посчитали, так сказать, готом. Кирилл же в такую одежду ни при каких обстоятельствах не вырядился даже под дулом пистолета. — А, Галицкий, — безразлично бросил Гречкин. Они вместе зашли в здание, а их ключи от машины забрали в гардеробе. Пройдя в огромный зал, стены которого были выложены красно-оранжевой плиткой, а висящие картины в золотых рамках сторожились парой охранников по сторонам, парни подошли к барной стойке. — За дозой пришёл? — спросил Галицкий, заказав себе воды. — Я завязал. — С такой хуйнёй сложно завязать, — ухмыльнулся темноволосый. — Надеюсь, здесь будет весело, и всё не превратится в скучное сборище старых богатеев со своими молоденькими тёлками, — выплюнул Гречкин, проигнорировав слова парня. — Разве это скучно? Можно увести симпотную за угол, зажать, пошептать на ушко всё, что хочет её головка, и посмотреть в голубые круглые глазки, — с лукавой ухмылкой шептал Галицкий. — Её дядька даже и глазом не поведёт, как его визитную карточку украдёт на всю ночь привлекательный мажор. Гречкин выплюнул лишь брезгливый смешок. — Кто привлекательный? Ты? Дрыщавый торчок, вот кто ты. На тебе посмотрят не "визитные карточки", а сами эти дяди. Уж очень они любят таких, как ты. — Гречкин, завали, — огрызнулся парниша. — Я в эти выходные в Москве был, меня там взяли. Нашли дозу свежую. Мать узнала и полицейские. Там у мента в Москве такая рожа мерзкая, так и хотелось въебать разок. — Тебя поймали с дозой? — Кирилл с удивлением глянул на Галицкого. — Беляев знает? — Знает, — кивнул парень, опустив взгляд. — Пизда тебе, — Гречкин завалился коварным смехом, похлопывая того по плечу, отчего Арсений лишь огрызнулся. — Он тебя с потрохами сожрёт за такую оплошность. Ты не читал договор? Дерьмо не должно попасть в лапы ментов. — Он порвёт со мной договор за это? — Молись, чтобы в ноги не стрелял, — нахально усмехнулся Кирилл. Галицкий лишь огрызнулся в ответ и покинул личное пространство Гречкина, под нос шепча себе всевозможные гадости, которыми можно было обозвать парня. Кирилл никогда не отличался доброжелательностью и любви к Арсению. Они не так много общались, а иногда белобрысого даже бесил сынок судьи. Гречкин подло соврал, когда заявил, что «завязал». Как только в жизни парня снова появляется жестокость, с которой он не способен бороться — и появляется она, уже известная нам «Ангельская пыль». Желание оторваться от мира, полностью отключиться от всех мыслей и чувствовать приступ неконтролируемой радости, сопровождаемую утопией страха — вот какие ощущения жаждал Гречкин, и это могла дать ему «Ангельская пыль». После того, как назойливый Галицкий наконец-то ушёл в направлении террасы, наверное, ловить каких-нибудь «визитных карточек», Гречкин заказал себе бокал виски, пройдя на широкий диван. Мгновенно рухнув на него, Кирилл забросил ногу на ногу и поправил свою идеально-белоснежную рубашку. На небольшой сцене играл оркестр, состоящий из нескольких музыкантов, которые, по мнению Гречкина, играли очень нудно, и всех присутствующих особ уж точно раздражала их музыка. Из прохода на террасу с громкими криками радости горделивой походкой вышагал Павел Семёнов, более известный, как племянник хозяйки дорогого отеля в Москве. Он вышел в небрежном пиджаке серого оттенка, поглядывая на всех язвительно сквозь стёкла тёмных очков и идя под ручку с одним парнем и девушкой. Такой вот компанией они уселись напротив Кирилла Гречкина, также вальяжно закидывая ногу на ногу и радуясь столь яркой и дорогой встрече со старым приятелем. — Гречкин, мать его, — воскликнул Семёнов, пальцем сдвигая очки с носа, отчего можно было увидеть его сверкающие глаза. — Какие люди! Право, на удивление, не ожидал тебя здесь увидеть. Вроде бы ты не ходишь по светским мероприятиям, а больше клубный зверь. Стало быть, я ошибался насчёт тебя? Как тебе моё мероприятие? — Павел откинулся на спинку дивана, уложив свои руки на плечах своих компаньонов. — Скромненько и со вкусом, да? Хотел всех пригласить на яхту, но, как говорят у нас в Сербии: "Не судьба, в стране кризис, надо следить за бабками". — Семёнов, тебя тётка ещё не выгнала из отеля? — сразу же задал встречный вопрос Гречкин, но его собеседник был слишком громкий. — М-да. Миленькая вечеринка. — Какими судьбами? — Павел как-то оценивающе поглядывал на Кирилла с секунду, но потом мило улыбнулся и поправил очки с некой ленцой. — Решил развлечься, — от своего же вранья Гречкин улыбнулся, оскалив золотую пасть. — А чего один? Или ещё не подцепил симпотную? Кирилл раздражённо фыркнул, отпив из бокала виски. — Как долго ты будешь в Питере? — спросил Гречкин, решаясь перевести тему. — Ну, думаю успею на твою свадьбу, — громкое похрюкивание сорвалось с уст Семёнова — уж точно посмеивается над состоянием Гречкина и над его потерей собственной свободы. — Ох, ну с невестой тебе и правда повезло. Она симпотная девочка. Я представляю вашу совместную жизнь и всю эту скучную рутину. Никакой личной жизни, секса, орущий ребёнок, постоянная работа — каждый день похож на другой… Жена вечно недовольная, ты превращаешься в неудачника с жёнушкой и мелким личинусом. Боже, я неверующий, но как только представляю себя в этой жизни — начинаю молиться на свою тётушку как самый правоверный христианин! — Ну и дерьмо же ты, Семёнов, — делает наглый вердикт Гречкин, смотря в карие глаза напротив. — Думаешь, это весело? Моя жизнь никогда не превратиться в твои хуёвые рассказы. — Сочувствую, друг. — Да запихни своё сочувствие себе в очко, — Гречкин вскочил с дивана, злобно прорычав сквозь золотистые клыки. — Дружок. Засунув руки в карманы чёрных брюк и расстегнув рубашку на две верхние пуговицы, Кирилл покинул общество Семёнова с очень оскорблённым чувством. Парень был зол на своего приятеля, ведь тот буквально потешался над его безвыходной ситуацией, так ещё и перед народом. Пройдя по тёмному коридору, наполненным разными пьянствующими лицами, Кирилл прошёл в небольшую комнату, абсолютно пустую. Заметив Галицкого на диване, Гречкин подошёл к нему, заставив парня поднять голову. Нос Арсения был разбит, а из губы сочилась кровь, тот лишь прикладывал холодный лёд, шипя, подобно змее, от холода и боли. Без минуты раздумий, Кирилл догадался, что Галицкому всё-таки влетело от Беляева. — Я же говорил, — довольно процедил Гречкин, смотря на того сверху. — Сильно он тебя. Радуйся, что не топтал ногами. — Пошёл ты. — Где он? — А тебе зачем? Ты же «завязал». — Арсений взглянул на него опять по-особенному, по-звериному, маленькой лисой. — Или «Ангельская пыль» стала роднее твоей покойной мамочки? Гречкин вспылил. Злобно сверкая золотыми клыками, Кирилл подался вперёд, ноздри его затрепетали. Сжимая кулаки и впиваясь своими же когтями в ладони, парень схватил Галицкого за шиворот кожанки, подняв его с дивана. — Я спросил тебя: «Где Беляев?», — прошипел Гречкин в самые губы Арсения. — Вышел покурить на задний двор… — Умница, — надменно прошептал Кирилл, натягивая кривую ухмылку, видя, как сглотнул Арсений. Одним движением Кирилл кинул побитого Арсения обратно на диван, быстро покинув комнату. Пройдя через толпу людей, Гречкин резким шагом направлялся к выходу на задний двор. Появилось ебущее во все щели желание покурить, раздирающее Кирилла изнутри. Порыскав в карманах брюк, парень не обнаружил свою старую пачку сигарет и раздражённо выругался. Наконец оказавшись на заднем дворе, напоминающий больше служебный выход и тёмную стоянку, на которой единственным источником света был уличный фонарь, Гречкин поглядел по сторонам, выронив нервный смешок. Всё ещё держа руки в карманах, Кирилл подошёл к высокому парню, стоявшему в двух метрах от него. — Есть лишняя сигарета? — бойко спросил Гречкин, но его попусту проигнорировали. Взгляд хищника и жёлто-зелёные глаза глядели на ночное небо, выдыхая из пасти тёмное облако дыма. Было сложно определить по внешности, к какой нации относится парень. Больше всего он смахивал на метиса азиатской и славянской внешности, при этом имея узкие ястребиные глаза, впалые щёки и довольно широкий лоб, чёрные волосы зализаны назад. Ростом был не выше Кирилла, но вся осанка: положение рук, стойка и гордо поднятая вверх голова — показывала надменность натуры и её циничность. — Сынок прокурора? — вдруг раздался металлический голос. — Не думал, что снова увижу тебя. — Беляев, мне нужна доза, — начал Гречкин, а его губы задрожали. — Мне бывает… Так хуёво… Отходняк начался, походу… Бошка трещит, бесить всё начинает опять. Расслабиться надо… — Попей успокоительное, — цедит Беляев с ноткой насмешки. — Может, полегчает, раз ты такой нервный. — Стой! — дрожь пробегает по всему телу Кирилла, заставляя его тяжело сглатывать. — У меня есть миллион… Дай мне хотя бы одну дозу, один пакетик!.. Я оплачу прямо сейчас… Беляев надменно усмехается, наконец показывая хоть какие-то эмоции на своём лице. Он сжимает в зубах сигарету, поглядывая на судорожное состояние Гречкина и где-то даже в глубине души радуясь такой картине. Всё в нем свидетельствовало о высокомерности и самомнении: от вздёрнутого носа и гордо задранного подбородка до властного металлического голоса, одаривающего своими короткими, но жестокими фразами, будто змея быстро выплюнула свой яд на свежую рану. Аркадий Беляев, считай, на вершине пищевой цепи среди всех своих собратьев-мажоров; он никогда не держался рядом с кошельком отца и после восемнадцати сразу же отправился в жестокий мир бизнеса и коррупции, ведь именно там можно было получить власть и статус. Получая абсолютную власть и состояние в логове змей золотых детишек, он потерял любую тягу к деньгам. Аркадий потерял в зелёных бумажках хоть какую-то ценность. Единственное, что представляло для него ценность, — власть и удовлетворение его желаний. — Ты думаешь, мне нужен твой проклятый миллион? — спросил Беляев, поправляя ворот своей тёмной водолазки. Гречкин замешкал, широко раскрыв глаза и вскинув бровями. — А… А что же? Два миллиона? Три? Четыре? Сколько? Ответь же! Кирилл перешёл на истерический крик, в отличие от своего собеседника, стоявшего в полном спокойствии и умиротворении. — Твои миллионы из кошелька отца, наворовавшего их у честных граждан, мне не нужны, — отрезал Беляев. — Оставь их лучше на свои побрякушки, развлечься, или что там ещё сыновья богатеев делают. Гречкин тяжело дышал. Его глаза сверкали от безысходности, ведь он был готов отдать огромную сумму денег хотя бы за один жалкий пакетик «Ангельской пыли», сделавшую его наконец счастливым, пускай это лишь на пару мгновений и болезненный отход. Губы Кирилла подрагивали, а на краю глазных яблок стало сыро. — Прошу… Умоляю… — умоляюще говорил тот. Беляев никак не отреагировал, лишь коротко улыбнулся краем губ. В этот момент он чувствовал ту самую власть над похотливыми гиенами, способными вложить в один лишь ничтожный пакетик порошка, заставляющий на пару минут отключиться из этого мира, всё, что у них есть. Мужчина даже поражался, насколько легко можно манипулировать людьми, имея у себя лишь производство сладкой пыли, дурманящую разум. Всё дошло до того, что Кирилл уже рухнул на колени, испачкав свои тёмные брюки. Он встал на колени прямо перед Беляевым, пытаясь вызвать у него чувство жалости и сострадания, которыми он, к сожалению, не обладал. Руки истерично дрожали, обхватывая кожаный ремень на бёдрах Аркадия и смотря прямо в его змеиные глаза. — Прошу!.. — вскричал Гречкин. Мужчина выкинул сигарету рядом с коленями Кирилла, отпустив свою руку в карман брюк и вытащив оттуда всё тот же ярко-розовый пакетик, более похожий на упаковку сладкой конфеты и потрепав им перед самым лицом Гречкина, словно мясом перед голодным и измождённым хищником. На лице Беляева наконец вырисовывается довольная улыбка, а глаза засверкали игривостью. — Так забавно, — искренне признался Беляев, вращая в своих пальцах жалкий пакетик. — Ты же пришёл за этим? И готов отдать всё ради какого-то кайфа? Кирилл быстро закивал, сжимая бёдра дилера в своих руках. Мужчина наклонился к тому, сев перед ним на корточки, пропустив свою худощавую руку в золотистые волосы Гречкина. — Мне не интересны деньги. Я не вижу в них никакого толка и забавы. Бумажки как бумажки, днём больше — днём меньше. Конечно, я могу быть как ты, как Галицкий, как Семёнов и покупать безделушки для своего мнимого удовлетворения, но это уж слишком глупо. — Что ты хочешь?.. — Разве ты не понимаешь? Не строй из себя наивного дурачка. Худощавая руке притягивает Гречкина за подбородок ближе к себе, проходясь большим пальцем по нижней губе младшего. — Стой… — выплюнул Гречкин, резко отворачивая светлую голову. Хотелось вскочить и мгновенно убраться отсюда, но желание, ощущение, зависимость не отпускали разум парня. Беляев цинично ухмыляется, убирая руку от пасти Кирилла, прожигая того взглядом. — Ты жалок. До безумия жалок, Гречкин. Бери и проваливай. Пакетик упал на холодный асфальт, и Кирилл неспеша потянулся за ним. Аркадий молча ушёл, оставив после себя всю ту же сильную ауру и энергию власти, исходившую от него. Гречкин же встал на ноги отряхивая коленки и начиная разглядывать то, ради чего сюда приходил и впервые вставал на колени перед человеческой душой. Цветастый пакет, хранящий в себе портал в страну без моральных проблем, без жестокости и неконтролируемого страха перед реальностью. Кирилл чуть помял его в своих руках, жадно сжимая его между когтями, натягивая на лицо нервную ухмылку, оголяя золотые клыки. Кирилл поспешил покинуть шумное мероприятие, ведь он получил то, за чем приезжал сюда. Испарился он из зала без каких-либо прощаний, а его товарищи ещё много раз упоминали имя Гречкина-младшего в своих разговорах.

***

Другая же сторона Петербурга уже с самого утра начинала свою работу. Все жители выбегали из подъездов своих многоквартирных домов, опаздывая на нужный автобус и с криками бежали ему вдогонку. Одним из таких везунчиков был майор Гром. Он мчался вслед автобусу со всех ног, пытаясь ухватиться за перила дверей. Ему удалось! Игорь с довольной улыбкой запрыгнул в автобус, искренне поблагодарив водителя, открывшего дверь майору прямо во время поездки. Купив билет и заняв сиденье около окна, Игорь поправил свою кожанку отца, поглядывая на утренний суматошный Петербург. Гром покинул автобус на своей остановке, перед выходом ещё раз добродушно поблагодарив водителя, обещая, что вовек ему не забудет этого. Идя в сторону участка, Игоря не могли не привлечь пара тёмных автомобилей, ехавших по центральной дороге и останавливающих прямо около полицейского участка. Майор остановился, чтобы посмотреть, кто же выйдет из дорогих иномарок. Достав из заднего кармана пачку сигарет, украденных у Гречкина, ещё когда они ночевали вместе, Игорь закурил. Делая затяжку за затяжкой, Гром уже понял, что номера на машине не питерские, а московские. — Привет, Игорь! — поздоровался напарник, заметивший Грома ещё на остановке. — Знаешь, кто приехал? — спросил Игорь, указывая пальцем на иномарки. Дубин отрицательно покачал головой, поглядывая на автомобили. — Номера московские. Опять какие-то важные птахи приехали, а ты им жопу подтирай. Наконец, дверь одной иномарки раскрылась, а из машины вылез парень лет тридцати в бежевом пальто и с растрёпанными волосами цвета соломы, в зубах его была сигарета. Игорь сразу признал эту мордаху — Пётр Хазин, сто процентов. Гром потушил сигарету, кинув её в мусорку и вместе с Дубиным пройдя в участок, куда до этого зашёл и новый гость. Все в участке ловили и изучали каждый вдох, выдох и шаг — чёткую поступь — столичного гостя, сразу же направившегося в кабинет начальника, поэтому появление Грома и Дубина попусту никто не заметил. Спустя какие-то пару минут дверь кабинета начальника распахнулась, а из неё вышел уже хорошо известный Игорю Пётр Хазин и полковник Прокопенко, приветствующий всех сотрудников. — Дорогие друзья, — начал мужчина. — С большой честью рад представить вам нашего нового инспектора из Москвы, сотрудника ОВД — Петра Хазина. Начальство из Москвы передало дело… — «Ангельской пыли», — неохотно подсказал Хазин, лишь бы не позориться из-за старика. — Да, точно, благодарю. Начальство из Москвы поручило дело «Ангельская пыль» нашему уважаемому Петру Хазину. Сотрудники, ставшие заниматься этим делом, для вас слово Хазина — закон. Чтобы без жалоб! — Не волнуйтесь, полковник. Всё будет на высшем уровне, не переживайте, — с насмешкой процедил Хазин. — Отдохните, расслабьтесь. Всё будет под моим чётким просмотром — ни один торчок в вену не попадёт. Пётр хлопнул в ладоши, потерев их друг об друга, провожая взглядом уходящего в свой кабинет полковника. Игорь лишь заварил себе кофе, поглядывая на самоуверенного парня в центре внимания. Гром и Хазин были не так уж хорошо и знакомы, но отец Грома знался с папашей Хазиным, со скользким требовательным типом. Был бы жив отец Игоря, тут же сказал: Петя — копия своего папаши, такой же напыщенный петушара. Через пару минут работники участка продолжали заниматься своими обязанностями: искать холодильники или кошелёк дедушки. Пётр скинул с себя пальто, отдав его Дубину, проходившему к своему рабочему месту, и попросил налить себе кофе — латте с сахаром. Этот момент был бы не такой интересный без майора Грома, крутившегося на стуле Димы, выполнявшего уже поручения нового временного начальства. — Не думал, что буду работать на Хазина и всю информацию нарытую буду в зубах ему таскать, — иронично проговорил Гром, снимая с себя кепку, закидывая ногу на ногу. — Гром? – Пётр повёл бровью. — Угадал. Ловишь наркоманов и сам же куришь траву? Забавно придумано, а главное, не палевно. — К чему всё это гавканья, Гром? — Хазин придвинул кресло поближе к майору, усевшись на него. — Уж прости, это слишком дорогое дело, не смог отказаться. Придётся до конца дела наблюдать за моей мордой, сочувствую тебе. Благодарю, — поблагодарил Хазин за принесённое Дубиным кофе. Гром невольно цокнул языком, сдерживая порывы гнева и наклонившись к Петьке. — Дорогое, говоришь? Это ты понял, когда брал взятку Марии Галицкой, спасающей задницу своего сынишки? Сволочь ты. — Сволочь? Ничуть! Лишь посочувствовал бедной матери Галицкого. До ужаса волновалась за своего сына, аж крупную суммочку набрала. Я не мог смотреть на переживания бедной матери! — Ну и мудак ты, — безразлично кинул Гром. Пётр лишь пристально поглядывал на майора. Игорь не имел хоть какого-то желания работать на Хазина, особенно в таком интересном деле, ведь на счету этого махинатора множество взяток и подбросы наркотиков, на которые все закрывали глаза. — Я буду работать один. Ясно? Не стоит лезть ко мне, всё равно ничего не добьётесь, уверен, без вас дело год проваляется, — уверенно сказал Игорь. — Галицкий лишь клиент, он может и не знать имя дилера. Может покупать у сомнительных личностей, бравших напрямую у дилеров. В таких делах много загвоздок. Думал, что Москва пришлёт нормального сотрудника, а прислали тебя, блять, Хазин. — Веди один, мне плевать. Срок дела не влияет на мою зарплату. — Вот как. Игорь встал из-за стола, одевая на голову кепку и доставая сигарету из той же пачки Гречкина. К счастью, у Хазина был огонь, поэтому вскоре из пасти Грома вылетали облака тёмного дыма. — Работаю от зарплаты до зарплаты, — пожал плечами Пётр. — Хазин, мне нужно от тебя лишь адреса богатеев, их номера и, пожалуй, свобода действий. — Зачем тебе? — Да есть кое-какие мыслишки. Хазин неохотно, но согласился на предложение Грома и уже вечером на бумаге были все адреса богатеев, фамилии которых диктовал сам майор. — Послушай, Гром, — сказал Пётр, сидя на лестнице в участке и делая затяжку. — А? — Почему в команде работать не можешь? — В команде? В какой? В твоей, что ли? Я уж лучше спрыгну с небоскрёба Москва-сити, чем с тобой буду напарником, — ухмыльнулся Игорь, пихнув того в плечо. — Уж прости, но я не разделяю твою любовь к травке. — Блять, ты всё об этом, — с губ Хазина тоже сорвался смешок. — А ведь мы же дружили в детстве, потом разбежались: я в Москву уехал, так как отец после развода с матерью забрал… Ты здесь… Как бы Гром не презирал Хазина за его махинации, коррупцию от Петьки, всё равно большой ненависти никогда не было. Даже сейчас они курят вместе на лестнице, вспоминая старые-добрые светлые летние деньки, холодные зимние вечера и всё время, когда Пётр жил с матерью. — Кажется, тебе тогда так не нравилась Москва, но потом как сорвался и уехал, блять, Хазин, теперь там куролесишь. Вроде ловишь торчков, а сам не лучше их! — Ладно-ладно, — перевёл тему Пётр. — Кончай! — Спасибо за помощь с информацией и адресами. Уж точно понадобится, ведь подобная дрянь распространяется в логове богатых змей, обворачивающих в своём клубке множество интриг и махинаций похлеще твоих. — Всегда пожалуйста, обращайся. Потушив сигареты, все отправились по своим делам, разойдясь в разные стороны: Хазин поднялся по лестнице, отправившись в пункт управления, а Игорь спустился вниз, быстрым шагом покинув здание участка.