ID работы: 12240383

Затишье

Слэш
NC-21
Завершён
2266
paegopha бета
Размер:
119 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2266 Нравится 663 Отзывы 717 В сборник Скачать

4. le secret de polichinelle

Настройки текста
Примечания:

John murphy — ghosts

                    Ёнджун полусознательно косился на сгорбленную бледную спину младшего, который, глухо рыдая, обтирал лицо и тело от следов спермы изнанкой футболки. Он болезненно стонал, пока натягивал нижнее белье, и после с трудом встал на подкашивающиеся ноги. Ничего в его образе не походило на парня с видео, которое безостановочно крутилось в голове, отдаваясь томным зовом собственного имени. Невозможно было поверить в его существование, как и во весь этот кромешный ужас, что старший пережил.       В голове стоял звенящий гул. Потрясённый мозг не воспроизводил ни единую ясную мысль, вовсе отказываясь запускать исправно работающие механизмы. Пребывая в абсолютной прострации, Ёнджун лишь мог вяло наблюдать за тщетными потугами Бомгю по его освобождению — строительный скотч намертво удерживал затёкшие конечности и был слишком крепок для чудом найденного среди реквизита канцелярского ножика. Младший нервно ругнулся под нос и ударил остриём меж запястий до характерного хлопка — материал треснул, руки и ноги Ёнджуна наконец были свободны. Тот повёл онемевшими плечами и размял суставы рук, пока Бомгю кратко наблюдал со стороны.       Он боялся.       Боялся, косясь на срываемый кусок скотча с лица Ёнджуна, который тот с остервенением откинул в сторону. Боялся, когда хён хрипло выдохнул и нерешительно развернулся к нему всем корпусом. Бомгю страшно боялся того, что может произойти — он зажмурил глаза и весь сжался, ожидая удара, ругательств, осуждения. Ожидая едких проклятий за всё случившееся, презрительного взгляда за раскрытие, сурового порицания. Он ждал гадких слов, обвинений и плевков от омерзения. Как бы он ни скрывался за ложью и молчанием, оттягивая момент до неизбежного разочарования и раскрытия, всё свелось к этому финальному моменту. Моменту, который он примет как заслуженное наказание, позволяя рассечь свою сгорбленную спину жгучим кнутом. Он не станет молить пощады у Ёнджуна, потому что предал его доверие первым — он предавал его, пока был в подсобке наедине с собственной бурлящей похотью, пока отдавался в руки насильника, пока отворачивался от его мнимых вопросов и волнения.       Он ничем не заслужил его снисхождения. Он ничем не заслужил быть понятым.       Не заслужил второго шанса на исправление, потому что на пепелище нечего строить. Весь Бомгю осыпался белёсыми хлопьями на пол, догорев дотла от самоподжога.       — Т-ты… — сиплый голос хёна был еле узнаваем. Младший повержено опустил голову, чувствуя многотонную навалившуюся вину, давящую всем весом на его растерзанное тело. Определённо, Ёнджуну ещё есть что сказать — его отчётливые мысли новостной лентой бегут перед глазами, и Бомгю верит каждой самостоятельно визуализированной букве. Он омерзителен, гадок и ужасен, он причинил хёну так много страданий, что собственные пытки отдаляются на задний план. Осталось молиться, чтобы старший как можно скорее окрестил его «грёбаным дрочером» и продолжил жить дальше, не предаваясь воспоминаниями об этом дне. О таком Бомгю.       О Бомгю, который жаждет остаться наедине с саморазрушением и наконец со всем покончить. Болезненно, но быстро, вспарывая глотку найденным так кстати канцелярским ножиком.       Но засасывающий поток мыслей об исцеляющем освобождении вдруг был прерван.       — Ты… да как ты мог молчать всё это время?       И Бомгю вновь запылал.       Запылал так ярко, но не своим пламенем — его окутал чужой, согревающий, обволакивающий всё тело огонь, который распыляла учащённо вздымающаяся ёнджунова грудь. Хён стиснул его в крепких, отчаянных объятиях, сжимая до скрипа зубы, чтобы вновь не заплакать. Обнял его, как обнимают друзей, которых давно не видели. Никогда не видели. Он, словно в кромешной тьме, смог наощупь найти его потерянный силуэт и наконец нагнать, чтобы больше никуда не отпустить.       Ёнджун соврал бы, если бы сказал, что не хотел разразиться криком, обвиняя парня в затянувшемся молчании, таком напрасном и бессмысленном. Грудь обжигающе ныла от ярости, которая так и не нашла выхода, продолжая копиться в нём густой жижей. Она и служила топливом, наливая Ёнджуна силами бороться с собственным страхом и растерянным разумом, сотрясённым всем произошедшим. Ему жизненно необходимо было просто почувствовать Бомгю, такого насильно отобранного, в собственных руках.       Младшего затрясло от удушающих объятий и непонимания — хотят ли его наконец прикончить, задушив самым гуманным способом, или Ёнджун совсем двинулся и не осознаёт, какое чудовище обогревает собственным теплом?

      «Ты не должен… прощать меня. Ты не можешь…нет…»

      — П-почему ты… — «всё ещё рядом?». Слова сухим комом встали в горле, и Бомгю шумно сглотнул, пытаясь совладать с голосом. Но он не может, чувствуя влагу в изгибе шеи, в которую вжал свою голову хён. Упорно сглатывать их и сдерживать новый поток удавалось ровно до момента, пока Бомгю не заговорил, пока не раскрыл свой страх быть отвергнутым и брошенным.       — Да что с тобой такое… — глухо отозвался Ёнджун, тихо всхлипнув. Он хотел бы разозлиться, говорить жёстче, но силы были лишь на стискивание полуобнажённого парня в руках. — Что в твоей голове происходит, что заставляет тебя думать обо мне так плохо…       — Это не так… совсем не-…       — Тогда почему? — Ёнджун отпрял от шеи парня, чтобы во мраке наконец найти чужие глаза своими и впериться в них. До победного. До всех необходимых ему ответов. Ёнджун поджал губы, понимая, что не единственный, кто продолжает горько плакать — у Бомгю тряслись блестящие от солёных слёз губы, а взгляд трусливо бегал по лицу напротив. Но, не желая давать парню послаблений, на которые Ёнджун всегда был готов и до этого, старший продолжил своё наступление. — Почему сразу обо всём не поговорил со мной? Думаешь я придурок? Трусливо сбежал бы от тебя, не дав объясниться и выговориться? Вот такого ты обо мне мнения?       Бомгю отрицательно покачал головой и замер.       А затем, несдерживаемо разрыдавшись в голос, склонил свою голову под тяжестью вины и чужим изматывающим взглядом. Потому что он врал, и Ёнджун раскусил его сразу же, без слов.       — Разве… это не мерзко? Разве… не зная, что меня…н-насилуют, ты бы простил меня? Чувствовал бы жалость ко мне? Не боялся бы меня? — Он заметил, как мгновенно напряглись руки старшего и затихло его дыхание. Бомгю попал ровно в цель, стреляя в упор, убеждённый в каждом слове с самого начала. Он знал хёна уже давно, чтобы ошибиться, предугадывая наперёд чужие мысли и действия.       Но спокойный голос старшего в пух и прах разбил его твёрдое убеждение:       — Не вижу в твоих чувствах ничего мерзкого, — по щеке младшего мягко провели, заставляя приподнять голову и убедиться в сказанном: на лице Ёнджуна ни одной эмоции, которую Бомгю ожидал увидеть, лишь горящая решимость и открытость, без капли презрения и отвращения, которые младший без устали сам на себя нарекал. Финальным ударом под дых стала лишь печальная улыбка напротив и сквозящее в ней сожаление. — Мне страшно лишь оттого, что ты думаешь иначе и представляешь меня настолько конченным трусом. Мне страшно, что ты выбрал сдаться этому мудаку, а не раскрыться перво-наперво мне.       Младшего затрясло от нового потопа слёз, вызванного правдой так просто сказанной вслух; разбитого голоса хёна, плачущего вместе с ним и растирающего его озябшие обнаженные плечи в неосознанной попытке согреть. «Только я здесь конченный трус» — вспыхнуло в голове, и Бомгю захлестнуло волной решимости стереть с лица Ёнджуна эту так неподходящую ему горечь и натянутую силком улыбку. Он в порыве прижался к его губам спонтанным поцелуем, таким отчаянным, с неприкрытым трепетом и желанием показать, что сожалеет и был не прав. Не прав во многом. Почти во всём.       Сомневаться в Ёнджуне было самым провальным его решением.       Не дав растерянному парню собраться с мыслями, он так же яро отпрянул, начиная обсыпать старшего потоком нескончаемых извинений:       — Хён, я-… прости, прости меня… прости за всё-… — судорожные мольбы слетали с его губ, но Ёнджун больше не слышал их. Сердце грохотало в груди, взывая к хозяину разобраться с хаотичными мыслями и собственными неизученными чувствами. Понять, почему обжигающий поцелуй принёс такую щемящую радость и желание скорее повторить его. Поэтому, понимая, что Бомгю и так был давно прощён, он мягко целует его в ответ, обрывая на полуслове. Стирая губами чужие оставшиеся сомнения и неуверенность. Ёнджун запускает пальцы в его волосы и тянет ближе.

      «Ты мне не безразличен»

      Он крепко вжимается в его губы, показывая решимость. Показывая, что ему далеко не мерзко, а желания поскорее сбежать от парня не появляется. Все его принятые наперёд решения в корне неверны и ошибочны. Старший принимает Бомгю даже такого, разуверенного и использованного, пойманного на горячем и грязном.

      «Доверься мне»

      Ёнджун медленно отстраняется, вяло приоткрывая глаза и прижимается к чужому лбу, потому что совсем не хочет увеличивать между ними расстояние. Он почти касается обнажённой души младшего, и от него впервые не отворачиваются: давно протянутую руку помощи, которая уже затекла и онемела от тщетных попыток, робко пожали в ответ. Бомгю закусил губу, чтобы не всхлипнуть:       — Пожалуйста, хён… спаси меня.

✙✙✙

      Была глубокая ночь, когда оба парня на неокрепших всё ещё ногах вернулись в общежитие. Ёнджун медленно вёл под руку Бомгю, взволнованно осматривая его прихрамывающие ступни.       — Не переживай, такое каждый раз происходит, — шепнул парень, будто пытаясь успокоить. Но старшему за это «каждый раз» хотелось лишь упасть на колени и просить прощения, что опоздал, что стало всё так плохо и запущено. Ёнджун хмурился от бесконечного сожаления и желал поскорее оказаться в стенах их безопасного убежища.       Осторожно отпирая входную дверь, они не только встретились со звенящей тишиной, прерываемой лишь краткими сопениями из спален согруппников: Тэхён лично ждал их в коридоре, затаившись в темноте на пару с телефоном, в который он без устали пялился и сдерживал себя, чтобы не начать самостоятельные поиски. Он не знал, что делать: Ёнджун не присылал ему ни единой весточки, что с ним и где он находился оставались загадкой ровно до того момента, как Кан увидел их, возвращающихся вместе. Оба потрёпанных, разбитых и наспех склеенных заново парней смотрели на него опустошённо, с долей удивления. В любом случае, Бомгю не ожидал увидеть его притихший силуэт в коридоре и его взволнованный до нервозности взгляд:       — Почему ты не… спишь? — еле различимо прохрипел Бомгю, пытаясь наспех собрать свой образ «вернувшегося с обычной ночной прогулки». Вот только его раздробленный вид, измученная туша, висящая на не менее разбитом теле Ёнджуна и иссохшие от солёных слёз глаза, не внушали уверенности, что Кан бы ему поверил. Тот и не собирался, и Ёнджун подтвердил это:       — Он знает.       Тэхён на это кратко кивнул, продолжая молча пялиться на вошедших. На их неловкие движения, непослушные дрожащие руки, на шипение Бомгю от постоянной боли во всём теле, пока он снимал свою обувь донельзя медленно. Ёнджун выглядел не лучше, весь бледный, словно впервые за несколько лет вылез из подвала, с воспалёнными красными глазами, которые рассказывали Кану то, что он боялся услышать вслух. Хён увидел многое, слишком многое для его стойкого разума, и Тэхён растерял всю решимость, понимая, что отправил того на адскую пытку.       — Я… мне нужно… в душ.       Бомгю тяжело поволокся в ванную, провожаемый взглядом Ёнджуна. Последний за последние пару часов взрастил в себе необходимость не выпускать Бомгю из своего поля зрения и сейчас, стоя без младшего под боком, хотел лишь приклеиться к нему, даже понимая, как странно бы это выглядело. Ему страшно отпускать его даже на расстояние вытянутой руки, страшно моргнуть и понять, что вновь потерял его силуэт за очередным поворотом. Ёнджун прикусил губу понимая, что даже не смыкая глаз не смог бы Бомгю уберечь. Этого недостаточно, его желания помочь, как и его самого — крайне мало. На что он вообще был способен, когда с собственными эмоциями не в силах поладить? Когда, лишаясь на мгновение здравого рассудка, топя его в ненависти и злости, потерял бдительность и дал себя так скоро раскусить. Дал ещё один повод мучителю для новых пыток над Бомгю, разламывающих его на части.       Но шанс был. Он вспомнил об этой, казалось бы, мелочи, от которой зависело всё. Ёнджун даже перестал дышать, судорожно хлопая себя по карманам — ведь на телефоне запущен диктофон, а он был в эпицентре катастрофы, был на передовой и то, что могло оказаться на записи, обернуло бы все ситуацию на корню. Все фразы, все хрипы и вой, которые преследовали его по пятам из подсобки — реальностью должны были быть запечатлены на аудио, про которое он совсем забыл.       Спасение было так близко. Желанное спасение, на которое Бомгю наконец решился.       Вот только сколько бы он не рыскал по пустым карманам, мечтая, что ему лишь чудится и заветный телефон по волшебству появится будто из ниоткуда, его не было при нём. Он помнил, как включил диктофон, как он противно пискнул в тишине коридора, помнил засасывающий его гнев и громовой вопрос над ухом. А дальше удушье и мрачная пропасть, всё было как в тумане, в котором гаджет в ослабшей руке будто растворился.       По растерянному лицу старшего и по его безуспешным поискам Тэхён прикинул:       — Хён… только не говори, что…       — Блять! — несдержанно шикнул Ёнджун и рванул за дверь, чуть ли не оступаясь за порог.

✙✙✙

      Стискивая зубы, чтобы сдержать очередное рвущееся ругательство, Ёнджун безрезультатно осматривал коридор по обратной дороге в общежитие. Его поиски, как он и сам заранее догадывался, не увенчались ровно ничем — телефон не выпал по случайности и не закатился в тёмный угол подсобки.       Его забрали.       И тот, кто это сделал, совершил это намеренно, лишая парней первого и последнего шанса на помощь. А гадать, какой мошенник совершил кражу, даже не приходилось. Ёнджун, впиваясь короткими ногтями в свою голову, лишь продолжал подавлять яростное «Сука, сука, сука!» и желание повырывать собственные волосы за спущенный в унитаз шанс, на кнопку смыва которого он саморучно нажал. Как теперь смотреть в глаза Тэхёну, который возложил на него такую ответственность; в глаза Бомгю, который впервые за долгое время пошёл навстречу. Даже в собственное отражение заглядывать было до омерзения мучительно.       Выдумал из себя героя, по итогу оказываясь таким никудышным спасителем. Чем он действительно мог помочь парню, который всё это время даже не смел открыться ему в своих чувствах?       Возвращаясь ни с чем, Ёнджун ощущал себя не лучше дорожной грязи под ногами. И пользы от него было не больше, чем от старого зонта в морской тайфун. Это Бомгю сегодня его спас… спас, предоставляя своё тело в обмен на насилие над старшим, и каждый раз, думая об этом, гадкие слёзы вновь подступали и резали воспалённые веки.       Тэхён в этот раз не встретил его в коридоре, он ждал в комнате, аккуратно баюкая задремавшего в кровати Бомгю. Медленно перебирая пряди всё ещё влажных волос, Тэхён повернул голову на звук скрипнувшей двери и выжидающе уставился. Его мнимый вопрос: «Нашёл?» был очевиден и без слов.       Ёнджун через нос выдохнул и отрицательно мотнул головой, болезненно хмурясь. Кан, убедившись, что Бомгю мирно спит и больше нервно не вздрагивает, молча качнул головой на выход, предлагая хёну выйти и обсудить всё, что произошло за эти несколько бесконечных часов, за которые он успел поседеть, облысеть и отрастить новую шевелюру. А незнание всего лишь повышало его шансы на первые юношеские морщины и больное сердце, которое не сбавляло темпа, стоило двум старшим вернуться.       Они кратко засеменили на общую кухню и во мраке, освещённом настенным ночником, Кан с лёгким хлопком приоткрыл холодильник и потянулся в самую глубь, отодвигая нескончаемые запасы сладкой газировки. Заныканная бутылочка соджу открывалась парнями довольно редко, потому что никто не хотел увлекаться распитием спиртного, которое так просто латало разбитые в хлам мысли и повышало подавленное настроение. Но сейчас, казалось, ценная жидкость воспринималась прагматичным Каном как целебная микстура, которая разгладит хмурые брови хёна и вытянет его из водоворота душащих дум. Заставит стоящий перед глазами ужас уйти на второй план, замылиться.       — Это же на особый случай, — хоть тон был с каплей укора, Ёнджун самостоятельно выудил себе рюмку и почти добровольно позволил себе налить с половину. Скрывать своё желание залить спиртного в горло было бессмысленно, особенно после ответа младшего:       — У нас как раз такой.       Кан сел напротив парня, выжидающе притихая. Весь его вид, обращённый к Ёнджуну так и вопил: «Я внимательно слушаю», но хён даже не знал, с чего начать. С того, что он знатно проебался, подвёл его возложенные ожидания, подставил Бомгю и сделал лишь хуже? Закрыл глаза на все наставления и повёлся на собственные чувства, так и не дав холодной голове сделать своё дело?       Если бы Тэхён… Если бы это был Тэхён, у них бы наверняка уже была запись.       — Ты не будешь? — стараясь откинуть гнетущие мысли, тихо спросил Ёнджун, оглядывая свою одинокую стопку. Младший лишь кратко махнул рукой, позволяя хёну опрокинуть жгучую жидкость в горло и продолжил ждать, пока тот заговорит.       Ёнджун, ощущая горячее жжение в пищеводе и пустом желудке, подставил стопку под вторую порцию. И наконец заговорил.       Он не вдавался в подробности, сухо описывая весь ужас, что происходил с ним и с Бомгю в подсобке. Этого не нужно было — глаза Кана по мере тихого откровения и без того расширялись и казались преступно влажными. Собственные слезы Ёнджун и не собирался сдерживать, когда пересказ дошёл до принуждения Бомгю делать… то самое, отчего скручивало желудок от лихорадочного ужаса. Ощущения до сих пор отдавались острым лезвием в паху, оставаясь непонятным наваждением и призрачным напоминанием чужих губ и языка.       А потом он подтвердил догадки друга, рассказывая наконец про первопричины скрытого в подсобке кошмара: та самая запись, преследующая Бомгю по пятам, в руках насильника, который шантажировал вскрыть её за малейший проступок. Он мог бы сделать это даже сегодня, по неосторожности Ёнджуна, от его легкомыслия и пагубной эмоциональности. Повезло ли им, что всё вышло именно так, как вышло — вопрос риторический.       Стоит ли искать лучшее в худшем?       Когда Ёнджун закончил, бутылочка соджу была почти пуста. Кан, сохраняя звенящее молчание, лишь привстал и направился в кухонному шкафчику. А когда вернулся к столу, протянул взятую рюмку и лишь хрипло шепнул:       — Пожалуй, всё же выпью.

✙✙✙

      Съёмочная площадка отдавалась рабочим гулом, таким привычным, что Бомгю мимолётно, но пропадал в ней, наблюдая за личными фотосессиями своих согруппников. Он искренне радовался, что все свежие следы на его теле скрыты плотным кожаным костюмом, а ремни и железные вставки он мог бессовестно трепать в руках чтобы отвлечься. Отвлечься от преследующего взгляда менеджера, который периодически косился то на него, то на Ёнджуна. Второе, ко всему прочему, злило лишь больше, потому что парень не был уверен, что старший не стал его сокамерником в безвылазной темнице.       У Ёнджуна же было состояние, граничащее с расколом сознания. Совсем не из-за выпитого соджу, которое таки они прикончили с Тэхёном этой ночью, а от самопожирания и вины, которые подпитывал в нём менеджер, так нагло втайне ухмыляясь и стреляя глазами. И каждый раз, когда Ёнджун хотел сделать рисковый шаг и наконец набить чужую наглую рожу, голос Тэхёна в голове и горький опыт приказывал: «Будь хладнокровнее». Быть таковым фактически не удавалось, ведь насильник почти светился лаврами победителя и оставался безнаказанным со всеми козырными картами на руках. Своего главного Джокера Ёнджун успешно проебал и теперь не знал, искренне не знал, что делать.       Вдохнув впервые вэйповский дым для фотосета, Ёнджун почувствовал острое желание накуриться. Но никакие сигареты и содержание никотина в организме не помогли бы ему сбежать от собственного самобичевания и кипящей ненависти к мужчине, который после завершения его личной фотосессии подозвал его небрежным жестом руки.       — Это, кажется, твоё, Ёнджун-а? — Его голос был натянуто мягок, и, как показалось старшему, лживо добродушным. Потная рука протягивала знакомый... телефон, его телефон, а лицо выглядело скучающе-неосведомлённо. Ёнджун пылал, рвясь выхватить свой гаджет из чужих пальцев, пока с плохо скрываемыми нотками язвительности мужчина громогласно не подытожил: — Там были какие-то странные файлы, но не переживай, я стёр всё лишнее.       Стаффовец был на грани разразиться смехом, если бы не окружающие их снующиеся работники студии. Ёнджун же был на грани по-зверски взвыть и бить об стену, но с горем пополам сдерживался, по той же причине. Он трясущейся рукой забрал протянутый телефон, понимая, что последняя надежда всё же умерла. Он и сам был близок к смерти, когда тяжёлая рука мужчины похлопала его по плечу:       — Не теряй больше, — завершил он их односторонний диалог, а затем, совсем близко у уха добавил, избавляясь от натянутого задора: — И не суй нос не в своё дело. Иначе… ты знаешь, что будет.       Ёнджун окаменел, будто встретился с героиней греческих мифов. Очевидно, листая последние файлы на телефоне, записи он так и не нашёл. Как и не нашёл ни одной фотографии Бомгю, которые делал на протяжении нескольких лет.

«Я стёр всё лишнее»

«Всё»

✙✙✙

      Хоть и Бомгю больше не составлял ему компанию по пути домой, Тэхён самостоятельно юркнул в машину, позволяя их привычному менеджеру Ён Уку закрыть за ними дверь. Ёнджун перевёл на него пустой взгляд и тяжело выдохнул, понимая, что хороших вестей, за которыми младший, очевидно, пришёл, совсем не было. Как и доказательств чужих мучений, происходящих под носом. Даже сейчас, понимая, что Бомгю вновь оказался в железной клетке с собственным палачом, который занёс над его телом стальную секиру, Ёнджун мог лишь продолжать винить себя и терять дух. Как им поступать дальше, без материальных улик — неясно. Вот бы хоть одна душа могла прочесть его память и болезненные воспоминания, прожигающие его череп раскаленным клеймом — одного кадра было бы достаточно, чтобы засадить надолго ненормального ублюдка, который продолжал изгаляться без пресыщения. Если не наоборот, он набирал напористости, обвиваясь вокруг младшего стальной цепью, которую Ёнджун зубами был готов рвать, лишь бы выдернуть его из крепкого чужеродного захвата.       Но время играет не в их пользу, потому что с каждым часом былое желание насильника лишь крепнет и ищет выхода, по-хозяйски разгуливая во взгляде по сжавшемуся рядом Бомгю. Конвой машин, едущих с завершения фотосессии, встал в трафике, позволяя мужчине отвлечься от дороги на более приятные, по его мнению, вещи. Он предвкушающе вытер взмокшие руки о толстые ляжки и с гадкой улыбкой заговорил:       — В следующий раз свожу тебя к себе в гости, домой, — ступор парня и растерянность приносили небывалое наслаждение, импульсами отдаваясь в паху. Он начинал терять контроль каждый раз, когда Бомгю выглядел так напуганно и забито. А желание вновь овладеть им и грязно измываться было всё жарче и очевиднее. Вот только больше делить парня с кем-либо ему явно не хотелось: — Нас там точно никто не потревожит.       Бомгю старательно прикидывался глухим и немым, отрешённо пялясь в боковое окно. Он не хотел знать, когда этот «следующий раз» настанет, силясь держаться стойко и не дать слабину, которую в нём неустанно выискивали. Стаффовец всегда находил её, подогревая лишь пуще своими угрозами и извращёнными фразами полушёпотом, напоминая, что парень сам нарёк на себя собственную участь. И тот верил, ровно до тех пор, пока не разделил свой секрет с Ёнджуном; пока тот не стал его равным соучастником в пытках. Ненависть не кипела в Бомгю так яро от собственного подчинения, как от того, что заставил мужчина пережить хёна; что испытать в ту ночь за желание помочь и понять. Каждая слеза старшего, что тот вместе с хриплым воем адресовал ему, переполнила давно студёною ненависть и решимость, превращая застойную воду в смертельный ураган.       Бомгю уже позабыл это чувство — то нервозное покалывание на кончиках пальцев и сжатые челюсти отобразили возрожденное из пепла желание наконец покончить со всем. Выйти из этого круга ада, разломив его круговорот и выпутаться, спастись. Парень впервые поймал себя на мысли, как сильно хочет подлить масла в огонь и ответить что-то едкое, в его стиле, определённо точно обрушая на себя чужой гнев. И это родное, пробуждающееся после затяжной спячки чувство понравилось ему, словно грея надеждой на неясное будущее. Если шанс действительно представится ему, Бомгю ухватится за него мёртвой хваткой и ни за что не отпустит. Не теперь.

      «Не вижу в твоих чувствах ничего мерзкого».

      Никогда больше.

✙✙✙

      В общежитии выкрасть время на разговор с Ёнджуном Бомгю так и не удалось. Старший пулей собрался и полетел на позднюю репетицию в M!Countdown, бегло, перед выходом сжимая его плечо. «Я постараюсь побыстрее» — лишь шепнул он на прощание, будто просил Бомгю никуда не уходить. Беспокойство за безопасность парня читалось в его глазах на всех существующих языках мира, лишь бы Бомгю прислушался и услышал. Тот мягко улыбнулся ему, обещая взамен, что будет ждать самого успешного ведущего во всей Корее хоть всю ночь, получая за знакомое хёну подхалимство его бесценную улыбку.       После того, как входная дверь была закрыта за спиной старшего, Бомгю стал отсчитывать секунды до его возвращения, не зная, чем себя увлечь, чтобы время текло как можно быстрее. Тэхён попросил его помощи на кухне, одаривая его всё ещё растерянным, плохо скрываемым взглядом, и Бомгю понял, что Ёнджун не единственный, с кем необходимо как следует объясниться. А теперь, возрождаясь из затхлой пыли подсобки в прежнего себя, Бомгю хотелось говорить без остановки, как и прежде.       Его всё это время внимательно слушали, но он закрыл глаза и прикинулся немым, не понимая, как очевидно вредит сам себе.       Пока Кан переворачивал поджаренное мясо на шкворчащей сковороде, Бомгю взял на себя ответственность за нарезку овощей, без зазрения совести отправляя в рот мелкие кусочки еды. Тэхён кратко косился на него и улыбался себе под нос, ощущая своим плечом дружеское. Было тепло совсем не от душного кухонного быта и жара плиты — старший хоть и не стал вновь громким и дурашливым, с вечно обнажёнными зубами в улыбке и диким криком, но был будто легче на тонну и светлее, хотя бы как ноябрьское утреннее солнце.       — Вам нужна помощь? — Кай высунулся из угла, явно облизываясь на исходящие запахи с кухни. В общей комнате громко заворчал Субин из-за отсутствия самого младшего, внезапно его покинувшего, и определённости в выборе фильма на вечер. Тщательно вытирая руки о сухую салфетку, Кан обернулся через плечо и мягко улыбнулся. Помощь бы действительно не помешала, но:       — Сервируйте стол в зале и определитесь наконец с фильмом. А то придётся вновь пересматривать очередную анимешную драму, — Тэхён натянул показушное недовольство, будто сам никогда не ревел над нарисованной японской школьницей, затравленной из-за глухоты.       Кай демонстративно надулся, бурча «что плохого в анимешных драмах?», и отчалил к лидеру жаловаться на плохой вкус его друга. Кан, оставаясь наедине с Бомгю и продолжая готовку, лишь глубоко вздохнул. Ненадолго задержав дыхание, привлекая внимание Бомгю своим волной захлебнувшим волнением, Кан проронил тихое:       — Прости, — чем заставил Бомгю комично округлить глаза и вскинуть брови. На немой вопрос, который тот задавал встречным вперившимся взглядом, Кан ответил:       — Прости, что… не понял всего сразу, хён, — заливая почти готовое мясо острым чили соусом и доводя его на раскалённой сковороде, Кан профессионально изображал старательную деятельность. На самом деле, смотреть на друга он попусту боялся из-за стыда. Из-за того, что легкомысленно отпустил Ёнджуна одного и возложил на него слишком тяжкое бремя, ему непосильное. И совсем не потому, что хён по природе своей слишком эмоционален и несдержан, даже несмотря на позицию самого старшего и, как по возрасту положено — рассудительного, но и Кан знатно облажался, поторопившись и всего как следует не обдумав. Нужно было отталкиваться от худшего исхода, который в итоге их и настиг, а не мчаться за тенью надежды, что чудом всё удастся, как в малобюджетном детективном кино, будто по волшебству. Эти мысли тяжёлым грузом сдавливали его плечи, безвольно опуская их, — Прости, что подверг вас вчера опасности…       — О чём ты, Тэнни? — мягко шепнул Бомгю, аккуратно приобнимая парня за спину, чтобы не испачкать замызганной овощным соком ладонью чужую одежду. Былая стойкость его друга и холодная уверенность медленно осыпались и, видя это, старший лишь прикусил губу от досады. Это он должен просить прощения, поэтому: — Моё молчание всему виной. Тебе не стоит…       — Стоит, — твердо отрезал Кан. — Мне хочется просить прощение за каждый день упущенного шанса тебе помочь.       Глаза друга, которые после фразы были направлены на парня, горели нескрываемым желанием найти выход, которым тот разгорался так же, все ярче и жарко. Заразное тепло отразилось на его губах в виде ласковой улыбки и благодарности, с которой Бомгю обнял Тэхёна и уткнулся подбородком в его плечо. От Кана приятно пахло жаренной свининой и уютным домом, в который Бомгю хотелось поскорее вернуться.       Выдуманные стикеры с нерушимыми правилами ссыпались с его тела осенней листвой. Он не торопился подбирать их с пола и пытаться приклеить обратно, понимая, что клей давно засох и не липнет. Или не в клее дело вовсе.       Бомгю был готов бороться. Его уже спасли.       — Спасибо тебе, Тэнни... Спасибо вам с хёном, — парень крепко сжал друга в объятьях, почти неохотно отпуская, чтобы закончить готовку. Кан понимал, что ничего не изменилось — Бомгю всё также страдает от насилия, и у них на руках ни одного доказательства оного. Проходящие мелкие синяки в подозрительных местах мало что подтвердят — руководство сочтёт, что они вновь неудачно подурачились прошлым вечером, махая кулаками, а новый тихоня-сотрудник лишь стал козлом отпущения. Сотрясения воздуха было мало. Тэхён был готов вновь затопить себя чувством вины, если бы не видел, с каким былым задором на него смотрит хён, подталкивая в его сторону доску с нарезанными для рагу овощами:       — Итак, Шерлок, каков наш новый план?

✙✙✙

      Ёнджун вернулся совсем поздно, вымотанный и уставший. Как бы он ни хотел поскорее вернуться в общежитие, он не выходил из здания музыкального шоу, пока не убедился в каждой вызубренной букве своего прописанного текста и отыгрыше, который ему завтра предстоит перед камерами. Чувство повсеместного контроля и уверенности в самом себе удерживало его в студии, пока последние софиты не погасли, и сотрудники сами не стали поторапливать его. Ёнджун чувствовал себя поделенным надвое, часть которого рвалась всеми силами к Бомгю, а вторая настойчиво ныла и просила большей отдачи.       Ёнджун не знал, нравится ли ему эта часть самого себя. Он в последнее время слишком разочарован в себе, силясь любыми путями вернуть собственный подкошенный дух. Но ни один комплимент со стороны коллег или съёмочной команды, ни очередная успешная репетиция, прошедшая без ошибок в хореографии, ни одна с лёгкостью взятая нота больше не приносили ему истинного удовольствия. Весь мир разом свёлся к одному единственному человеку, которого, сколько бы он не желал, спасти не удаётся.              Бомгю действительно дождался его, борясь с сонливостью на застеленной чужой кровати. Ему не давали разрешения на эксплуатацию комнаты старшего — но здесь пахло им, он чувствовался в каждой складке пододеяльника, в каждой торчащей из небольшого гардероба вещи, в одиноко стоящей паре мохнатых тапок. И пока Ёнджуна не было, парень довольствовался малым — его призрачными следами, посеянными по углам, образу в голове и аромату парфюма. И то, что он мог просто умиротворённо лежать в его постели, впервые за долгое время не занимаясь собственным разложением в перегной, была ещё одна причина: разговор с Каном, который склеил воедино потерянный шанс на спасение. Ведь именно Бомгю был той недостающей деталью, главным козырем, который мог действительно достать явных улик из-под носа насильника. То, как поздно появилось желание воспротивиться происходящему в его жизни, парень лишь ужасался, не представляя, что было бы, не сказав Ёнджун ему так необходимых слов.       — Ещё не спишь? — прошелестел старший, мягко улыбаясь, когда отпер дверь своей комнаты. Младший, мотнув головой, лишь вяло перекатился на другую часть кровати, освобождая место. Приглашая лечь рядом измотанного расписанием хёна, который казалось совсем валился с ног.       — Мне бы в душ для начала… — громко выдохнул старший, страдальчески хмуря брови и ероша чуть сальные у корней волосы. Наедине с собою он мог позволить себе пропустить водные процедуры, без зазрения совести утыкаясь мордой в подушку. Но не сейчас — перед Бомгю ему хотелось выглядеть как можно лучше, крепче, нерушимее. Образ самого старшего не должен подвергаться сомнению из-за нескончаемого расписания и близких нервных срывов. Образ идола, который в нём взрастил Бомгю.       Бомгю, которому он нравится.       Осознавая это, на Ёнджуна нахлынула ответственность за чужие чувства. Беречь их казалось первостепенной задачей, с которой парень не в силах справиться: он сам себя собрать воедино не может, бесполезный кусок дерьма. Ни пользы, ни помощи, ни ясных мыслей — Ёнджун закрыл глаза на собственный леденящий ужас, который пережил в подсобке, стараясь лишь натянуто улыбаться и не думать о течении времени, которое рано или поздно вернёт Бомгю в руки насильника.

      «Что он вообще во мне нашёл?...»

      — Хён… я же вижу, тебе уже явно не до душа, — Бомгю снисходительно улыбнулся ему, и от него повеяло ранней весной и набухшими почками. Его рука откинула край одеяла. — Ложись.       «Иди ко мне»       Ёнджун поддался заклятию и послушно приглушил верхний свет. Скользя по направлению к притихшему младшему, измотанный парень, ведомый желанием дать своей голове и телу заслуженный отдых, начал стягивать с себя одежду, оголяясь до нижнего белья. Несмотря на то, что обычно, деля свою кровать с мемберами, с Бомгю в частности, Ёнджун предпочитал использовать для сна пижаму или домашнюю футболку с шортами, дабы не испытывать ненужной неловкости — больше он не видел в этом необходимости. Не после того, что было между ними по року судьбы.       И это странно, ведь гетеросексуалы не спят бок о бок в одном белье, верно? Тем более, в обнимку из-за обоюдной ночной тактильности?       «— Я — натурал.       — Я не осуждаю то, что ты, возможно, испытываешь к Бомгю»       У Ёнджуна никогда не хватало времени на самоанализ и обдумывание брошенных когда-то слов Тэхёном, но то, с какой лёгкостью он позволял себе в который раз целовать парня, не испытывая при этом кризис ориентации и раскола сознания, пугало. Пугало до волнительных мурашек. Он не знал, какие слова подобрать, чтобы объяснить себе, что происходит между ним и Бомгю. С ним самим особенно, потому что младший нашёл в себе смелость признать собственное влечение.       Нашёл смелость признать.       Ёнджун лишь трусливо закрывает глаза на первопричины и хочет поцеловать Бомгю вновь, эгоистично ничего не осмысливая.       Когда старший лёг на предоставленную часть кровати, отмечая про себя, как славно оно было нагрето чужим присутствием, он мог смотреть лишь на лицо парня, что было перед ним некомфортно далеко. Бомгю был вне зоны досягаемости его объятий, и это холодное пространство между ними сводило Ёнджуна с ума. Он был так замучен нескончаемой усталостью и плотным графиком, что думать удавалось всё менее трезво:       — Ляг поближе, — хрипло прошептал он, не осознавая, как странно звучала собственная просьба. Но стыд и смущение не проснулись в нём от неаккуратных слов, а говорить смелее и искренне стало только легче. — Хочу обнять тебя.       У Бомгю спёрло дыхание от прямой просьбы и хрипотцы в голосе старшего, который на глазах потухал и проваливался в сон. Его обнажённая грудь медленно вздымалась из-за тихого дыхания, и младший боролся с собой, чтобы не прикоснуться к хёну слишком откровенно и неправильно. С другой стороны, они и так не по своей воле пересекли все возможные границы, но разговор об этом, по крайне мере, не косвенно, не поднимался. И Бомгю терялся, не зная, что старший думает по этому поводу, как относится к нему и что означал его поцелуй в подсобке прошлой ночью. Слишком целомудренный, чтобы дать младшему зелёный свет. Слишком целебный и необходимый, чтобы искать в нем скрытый подтекст. Основной смысл Бомгю видел чётко — у Ёнджуна были специфические способы утешения его слёз, и как их верно интерпретировать, не имея ключа шифрования, который хён скрыл даже от самого себя, неясно. Идеальная криптография.       Видя растерянность в глазах младшего, Ёнджун расправил руку в его направлении будто сводя мосты. И, помешкав ещё немного, абсолютно обезоруженный такой податливостью хёна, Бомгю подался ближе, нерешительно укладывая свою голову тому на предоставленное плечо. Его ладонь моментально легла на предплечье младшего, создавая импровизированные объятия, будто перекрывая путь отступления. На случай, если Бомгю передумает от стеснения. Но он уже не передумает — щека горела от соприкосновения с горячей кожей хёна, его запах приятно щекотал обоняние, и Бомгю рискнул. Рискнул, прижимаясь совсем близко и обнимая в ответ за талию. Его порыву не сопротивлялись, и парень зажмурился, не зная, как разобраться в собственных грудой сваленных мыслях. Как заставить сердце так не грохотать под рёбрами, чтобы Ёнджун не заметил, как Бомгю в очередной раз удерживает себя, чтобы не приподнять голову и впиться в его губы; чтобы не сорваться и не скользнуть пальцами под ткань его боксёров; чтобы жалостливо не признаться, как хотел бы, чтобы чужие пальцы не выводили узоры на его предплечье, а касались его гораздо ниже. Гораздо откровеннее.       Бомгю шумно сглотнул, узнавая нахлынувший жар во всем теле. И это было опасно, потому что Ёнджун определено почувствует ту причину, по которой парень периодически скрывался за дверьми подсобки задолго до происходящих там событий. Раньше это было единственное пристанище, молчаливо хранящее его страшный секрет, а не местом пыток и наказания. И с тех пор Бомгю не касался себя, тела, которое и без того было вдоль и поперёк исполосовано чужими пальцами и гадкими метками.       Но Ёнджун был преступно жарким и прижимал к себе Бомгю крайне близко, утыкаясь в его макушку носом. Кровь, казалась, кипит из-за концентрации хёна рядом, и Бомгю был готов на стену лезть из-за собственного легкомысленного порыва. Его будто погрузили в бассейн, наполненный кусочками льда, когда старший хрипло шепнул, разрезая внезапным низким тоном звенящую тишину:       — Бомгю-я… у тебя-… — Ёнджун старательно подбирал слова, чувствуя жаркое давление в собственное бедро. Сон как отрезало вкупе с дыханием. Старший вслушивался в голос разума, который должен был подсказать, как выкрутиться из вмиг появившейся неловкости, но этот внутренний подлец как некстати молчал.       У Бомгю откровенный стояк, а Ёнджун пытается понять, почему он вновь тонет в противоречивом любопытстве.       — П-прости, давай я лучше… — не договорив, Бомгю моментально отпрянул и отвернулся к стене, силясь на её фоне раствориться и прикинуться спящим. Прикинуться, что ничего с его телом, скучающим по Ёнджуну даже в его присутствии, не происходит.       Нагретую чужим жаром кожу неприятно застудило из-за лишения источника тепла, отчего Ёнджун поёжился и уставился в чужой затылок.

      «Разве это не мерзко?»

      Старший не испытывал ничего кроме недовольства из-за лишения объятий и собственной безучастности. Бомгю вновь будто выстроил невидимую стену, не желая подпускать кого-либо к этой части себя. Ёнджун знал, что был исключением из этого правила, но не имел представления, как воспользоваться собственной привилегией.       — В-всё хорошо, Бомгю-я, всё нормально, — он утешительно провёл пальцами по его спине, пробуя сгладить углы и неловкое молчание. Он не знал, на что мог быть ещё способен в такой ситуации, оставаясь полностью обескураженным сжавшимся парнем напротив. Слова ничего не упрощали, от прикосновений парень вздрагивал, а иных способов облегчить чужие гормоны Ёнджун не знал. Точнее, прекрасно знал, но усердно отгонял от себя предлагаемые взбодрившимся в одночасье мозгом идеи. — Хочешь… я выйду? Посижу на кухне, пока ты…       — Хён!.. Прошу, хватит об этом говорить… — Бомгю почти скулил, закусывая до боли губы. Ему было до духоты стыдно и неловко, а старший как назло подливал масло в огонь, не понимая, как его тихий шёпот и ласковые прикосновения не делают лучше. Далеко не лучше, особенно когда всё его тело оголило нервы и ненасытно впитывало каждый звук родного голоса и прикосновения пальцев. — …Я не… я не буду… П-просто притворись, что ничего не произошло, ладно?       «Опять?»       Ёнджун молчал какое-то время, давая Бомгю удостовериться, что на этом их неловкий разговор закончен и он может спокойно выдохнуть. Но это было лишь затишье перед бурей.       — А если я не хочу притворяться? — тихо спросил хён, сам задумываясь над сказанным. В голове была кипа запутанных фраз, казавшихся ему верными и нужными, но сакральный смысл которых всё никак не доходил до логического аппарата. Одни входящие и исходящие данные. Изолированная система, без изученного механизма внутри — Ёнджун не знал ясно, что чувствует, и до сих пор не мог себе объяснить ту смелость, с которой ему хотелось говорить вслух: — Со вчерашней ночи я не испытываю ничего, кроме собственной бесполезности. Я всё испортил. И теперь не могу помочь даже с тем, что связано со мной напрямую.       — Мне не нужна помощь с этим, — напряжённо прервал Бомгю, сглатывая. — И ты мне ничего не должен, не заставляй себя переступать через себя только чтобы…       — Я не переступаю, — и это был контрольный в голову, который слетел с губ быстрее, чем Ёнджун осмыслил сказанное. А затем, будто находя выход из витиеватого лабиринта, в котором блуждал среди монотонных однообразных стен, в голове всплыл лишь один итог, такой очевидный и понятный. — Я хочу так.

      «Я хочу знать эту часть тебя».

      Бомгю не ответил, оставаясь в волнительном недоумении. Как ему понимать решимость старшего, который говорил так твердо, без капли сомнения, вынуждая тело парня безвольно дрожать. Кровать глухо скрипнула, когда Ёнджун поднялся с нее, заставляя Бомгю растерянно обернуться и взглянуть на его спину. Вставшее в горле противоречие: «Я же сказал, что не буду этого делать…» было перечеркнуто и засунуто обратно в лёгкие, когда старший, прихватив из тумбы пару салфеток, юркнул обратно под одеяло.       — Что ты… — сглотнул сухой ком Бомгю, когда хён придвинулся вплотную и прихватил край одеяла, скрывающий пылающий низ младшего. Ёнджунов уверенный порыв был задержан пальцами, которые впились в его запястье предостерегая от необдуманных действий. Бегающий взгляд просил лишь сжалиться и передумать, пока не стало поздно: между ними и без того слишком много вопросительных знаков препинания и нерешённых дилемм. Необъяснимых поцелуев, необоснованных мотивов, ориентация Ёнджуна, которая никогда не подвергалась сомнению. По крайне мере, Бомгю не сомневался, что тот определённо его отвергнет, стоит признанию слететь с губ.       Не сомневался ровно до этого момента.       — Я не стану делать этого, если ты против, — тихо шепнул Ёнджун, заглядывая в глаза парня. От него веяло спокойствием и уверенностью в том, что он собирался сделать. Будто в своей голове он все решил и осмыслил, и теперь Бомгю осталось лишь нагнать его и поравняться. Довериться.       — Как я… как я могу быть против… — перебарывая смущение, просипел парень и поспешно отвернулся, с силой зажмуривая глаза. Всё его тело испепелялось от желания прикосновений особенного человека. Особенного Ёнджуна, в глазах которого твёрдая решимость и трезвость. Принятие и открытость. Зелёный свет.       Ёнджун оставил на его плече лёгкий поцелуй сквозь ткань футболки в знак принятия такого ответа, чувствуя, как чужие подрагивающие пальцы на запястье нерешительно разжались. Ненужное более одеяло было отброшено в ноги, открывая интимный вид на явное налившееся возбуждение. Ёнджун чувствовал себя неподдельно взволнованным и взбудораженным, а в голову лезло злосчастное видео и хриплый шёпот собственного имени, адресованный в пустоту подсобки. Но теперь, когда младший был самолично здесь, хён желал услышать всё собственными ушами и убедиться в своей догадке. В догадке, что Тэхён был прав.

      «— Я не осуждаю то, что ты, возможно, испытываешь к Бомгю».

      Ёнджун аккуратно накрыл ладонью напряжённый пах, будто смакуя новые ощущения и запоминая податливое тело. Запоминая впившиеся в простынь пальцы и шумный вздох сквозь зубы, поджатые от смущения колени. Кратко помедлив, старший сжал пальцы плотнее, чувствуя окрепший член под тканью домашних шорт, и томительно задвигал по всей длине, все больше пропадая в открывшемся перед ним виде: Бомгю запрокинул голову и приглушенно застонал в собственную ладонь, машинально вжавшуюся в рот. Сглотнув вязкую слюну, Ёнджун продолжил с нажимом, принимая чужую реакцию как разрешение быть смелее. А смелее быть хотелось с каждым низким стоном и вздыманием груди от рваного дыхания. И когда слои ненужной ткани стали помехой, нежели барьером для соблюдения границ, которые совсем стёрлись между парнями, Ёнджун отпрял от налитого кровью паха и мягко провёл пальцами по натянутому низу живота. Встречаясь с полным влажного блеска взглядом Бомгю, он проскользнул под резинку шорт и белья лишь по первые фаланги и остановился, будто давая парню шанс его остановить. Тот действительно боязливо вернул свои пальцы старшему на запястье, кратко теряясь и боясь новых острых ощущений. Боясь прикосновений в интимном месте после преследующих его цикличных пыток, боясь не расчленить ассоциативную память и эмоции. Ужасно боясь, что ощущения будут такими же, как и подсобке от рук мужчины, что так долго насильно его истязал.       — Это я, — силясь развеять окутывавший парня страх, торопливо шепнул старший, верно считывая его судорожный вдох и всю вселенскую агонию, что Бомгю в него вложил. — Это я, не он. Здесь только я. И я не сделаю ничего против твоей воли.       — Мне… страшно. Очень, — просипел он в ответ, утопая в надвигающейся панике и фантомных силуэтах. Не эти ощущения он хотел бы испытывать со старшим, который сам шёл навстречу. Бомгю, борясь с собственным отравленным мозгом, усердно противился измывающейся памяти, которая смазывала лицо Ёнджуна, подставляя вместо чужеродное и ужасающее. Зажмурившись что было силы, он красочно, по новой, вырисовывал мазок за мазком хёна в своей голове, его теплый взгляд, пухлые приоткрытые губы, узкую челюсть и скулы, обнаженную ключицу и острые плечи, затирая этим образом другой, въевшийся до самых костей. И вновь приоткрывая глаза в нерешительности, сложенный силуэт в точности повторил контуры парня перед ним, наконец отгоняя навалившийся страх и сомнения прочь. — …Не хочу больше бояться. Только не с тобой, хён.       Бомгю нерешительно, но разжал пальцы, впиваясь ими, словно за крутой склон отвесной горы, плечо Ёнджуна, позволяя себе цепляться за его лицо глазами и убеждаться, кто касается его. Кто забирается под белье с особой осторожностью и аккуратно обхватывает вздрагивающую плоть. Кто размазывает большим пальцем смазку по чувствительной головке и рвёт все его тормоза, заставляя парня терять голову и стонать не от боли, а от тянущего пах удовольствия. Ёнджун навис над ним, разглядывая каждую деталь на его лице, таком, казалось бы, родном, но очевидно новом и неизведанном. Влажные, искусанные распахнутые губы, которые тот постоянно облизывал из-за жаркого дыхания, натянутая тонкая шея, сведённые в переносице брови, выступившая капелька пота на виске. В каждой этой детали Ёнджун искал подтверждение, что Бомгю нравится. А находил всё то, что внезапно понравилось ему самому.       Двигая рукой смелее, наращивая темп, Ёнджун заставлял голос младшего наливаться октавами и страстью, которую тот больше не скрывал, полностью отдаваясь парню на изучение. Просто наблюдать Ёнджуну удавалось всё сложнее, особенно когда младший хрипло звал его по имени и робко бросал на него тёмный от возбуждения взгляд. Поддавшись ближе, Ёнджун припал к его губам, забирая очередной стон себе словно лакомство. Он невесомо сминал его губы, мазал поцелуями в уголки приоткрытого рта и чувствуя, как младший прокрался пятерней в его волосы и сжал у корней, Ёнджуна обсыпало волной приятных мурашек и ему захотелось испытать это ещё раз.       — Бомгю-я… — хрипло позвал Ёнджун без причины, с трудом узнавая свой голос. С трудом узнавая и реакции своего тела, которое так же накалилось и тянуло в районе паха, медленно завязывая узлы. Он задвигал рукой увереннее, чувствуя, как плоть под рукой недвузначно пульсировала и наливалась от близкой разрядки. Бомгю несдерживаемо поддавался в его руку рваными толчками и беззвучно просил поцеловать его снова, нескончаемо заламывая брови и просяще смотря в ответ.       Ёнджун не знал, существовали ли силы, которые могли сопротивляться такому Бомгю. Любому Бомгю из возможных. Даже если и были, Ёнджун не посмел бы их использовать, позволяя утянуть себя в новый пылкий поцелуй, чувствуя чужие гортанные стоны.       Или это были его собственные?       Когда дыхание стало лихорадочным и каждый стон сопровождался жарким: «Не останавливайся» и финальным: «Я сейчас…», Бомгю трясущейся рукой успел лишь приподнять край своей футболки и оголить торс, чтобы капли спермы не испачкали ткань. Бурно кончая на обнажённый живот, Бомгю прогнулся в пояснице и с запрокинутой головой простонал имя Ёнджуна так, что у последнего закружилась голова и, кажется, остановилось сердце. За ненадобностью. Ведь, чтобы кровь продолжала циркулировать исправно, ему достаточно было предоставленного вида и хриплого голоса, совокупность которых вонзилась старшему в голову нестираемым воспоминанием. Надёжно зашифрованная ячейка памяти, чёрный ящик, такой ценный в его жизни момент.

      «Разве это не мерзко?»

      Совершенно нет. Это не может подвергаться сомнению. А что может, так это ориентация Ёнджуна, которую тот не так давно силился защитить перед Тэхёном и был убеждён в своих словах. Ориентация, до определения которой старшему не было больше дела.       Нежно улыбаясь в ответ смущённому парню и помогая стереть салфетками с его кожи сперму, Ёнджун не мог отделаться от ощущения собственного ментального оргазма, который он испытал рядом с Бомгю. Касаться его так, чувствовать его дрожь и желание большего, слышать хриплый шёпот и низкие стоны, всё это перечеркнуло привычный мир, открыв новый рубеж, за которым было позволительно коснуться губ парня ещё раз, утягивая в очередной томный поцелуй. Позволительно думать о нём, как о привлекательном, сексуальном человеке, объятия которого жизненно необходимы.       — Хён… — шепнул Бомгю в самые губы, думая, что точно бредит. Ёнджун утянул его к себе и прижал к груди, умиротворённого и пригретого. После почти обоюдного оргазма вязкое удовольствие сменилось лёгкой дремотой, и сон начал брать вверх. Бомгю дышал Ёнджуном, обжигая его кожу на ключице горячим дыханием. — У меня… каша в голове.       — В этом весь ты, — тихо хмыкнул старший, уткнувшись губами в чужой чуть взмокший висок. Он почти задремал, слушая удары чужого сердца, отдававшиеся в грудь так ощутимо. Бомгю будто стучался в парадную, прося пустить, набатом выстукивая рваный ритм. Парень затих, почти скрывая дыхание, и Ёнджун уже убедился, что тот сладко заснул, как вдруг, шумно набрав воздуха, тот выпалил еле слышимо:       — Ты мне нравишься, — и замолк, будто ждал последующего расстрела.       У Ёнджуна спёрло дыхание, будто он и так без того этого не знал. Но понимать намёки и видеть картину со стороны — дело одно, прямое признание пронзило высоковольтной молнией и испепелило старшего, оставляя в голове ничего кроме сажи и пепла. Что ему следует ответить? «Знаю»? Словно плевок в распахнутую душу. «Ты мне тоже»? Слишком необдуманно и легкомысленно для человека, который впервые прикоснулся к другому парню так интимно и лишь начал приоткрывать для себя занавес скрытых ранее чувств.       Ёнджун должен убедиться в себе, чтобы не подвести Бомгю вновь, в таких тонких вещах распыляться не стоит — нужно больше времени, чтобы привести в порядок развороченный бардак в голове.       Старший, затянув с молчанием, так и не нашёлся с ответом, лишь прижал парня ещё ближе, словно принимает его чувства и ценит их. Действительно ценит. И ценит ещё больше, когда Бомгю спокойно говорит следом:       — …Всё в порядке, если это не взаимно. Правда, — Бомгю вымученно, но всё равно улыбнулся, — мне достаточно того, что есть сейчас. Всегда было.       — Прости... Все мои мысли лишь о спасении тебя от этого ублюдка, — прошелестел Ёнджун в висок младшего. — Поэтому… как только мы закончим с ним, давай вернёмся к этому разговору, хорошо?       Всему своё время.       — Конечно, хён… спасибо, — выдохнул Бомгю, осторожно взращивая в себе новую надежду. Возможно, сейчас действительно был не лучший момент для очевидных и без того признаний, но он просто не мог по-другому. Ему необходимо было сказать об этом вслух, чтобы бурлящие мысли нашли выход и оставили его просящую заслуженного сна голову. Когда глаза блаженно сомкнулись и Бомгю стал падать в объятия ласкового Морфея, на подкорке сознания промелькнуло напоминание, что Ёнджуну про их с Тэхёном план он так и не рассказал.              
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.