m()re, woodju — pain and pleasure
Всё ещё тусклые, только разгорающиеся огни города сливались в диодные ленты, проносясь мимо и позволяя задержать на себе взгляд лишь на мгновение. Они ускользали, сменяясь новыми: яркими вывесками, освещёнными витринами, горящими баннерами круглосуточных магазинов, вспыхнувшими уличными фонарями и, наконец, окнами домов небольшого частного сектора, которые рассмотреть было более вероятно. Потому что машина, в которой, сжавшись, сидел Бомгю, снизила скорость и неспешно подъезжала к месту назначения. Парень цеплялся глазами за видимые в окнах силуэты жильцов, отблеск включённых телевизоров, кипящую внутри каменных коробок жизнь. Всё это казалось ему сейчас таким невероятным и ценным — беззаботность и простой быт, в безопасности и спокойствии. Он так страстно желал этого, боясь даже обернуться на шумно дышавшего за рулём мужчину, который оставлял на руле мокрые следы потных ладоней. Парню казалось, что от него исходит пар — то, как он жадно предвкушал их встречу, было очевидно по его дёрганности и торопливости. Встретив Бомгю на парковке неподалеку от лейбла, он грубо втолкнул его в салон машины и вжал по газам, стараясь как можно дольше не светиться на улице. Он хотел поскорее воплотить свои больные фантазии в реальность, запереть парня в своих стенах и измываться над ним долго и мучительно. Хотел, наконец, услышать его срывающийся голос, мольбы и стоны, которые будут адресованы лишь ему одному. Власть над чужим телом опьяняла его, заставляя игнорировать загорающиеся красным цветом светофоры и пропускать мимо ушей гневные сигналы подрезаемых авто. Сердце Бомгю не уступало по скорости, болезненно трепыхаясь в грудной клетке из последних сил, головокружение не покидало его с коридора общежития, и парень не знал, справится ли его сознание с бушующим хаосом. Он заставлял себя не думать, не представлять, что произойдёт с ним за дверьми чужого дома, в который его везут. Или уже привезли, судя по завернувшей машине к тёмному, небольшому дому с обветшалым фасадом и унылыми ползучими по газону сорняками и стрекущей травой. С надрывом закряхтев, мужчина торопливо дёрнул ручку дверцы и вышел из машины, обходя её спереди и не сводя глаз от застывшего на пассажирском кресле парня. Взгляд менеджера был хищным и безумным, его губы то и дело кривились в довольной, похотливой усмешке и, когда он резко открыл перед Бомгю дверцу, тот крупно вздрогнул, не справляясь с леденящим кровь ужасом. Его медлительность не нравилась мужчине, и он сам ухватился за его плечо и силком вытянул с кресла, поторапливая в спину скорее пройти в дом. Бомгю ещё никогда так тяжело не давались шаги, как сейчас. Ноги задеревенели и не двигались, будто в них вживили титановые спицы, пронизывающие насквозь его суставы и связки. — Живее, — прогремел мужчина, напористо вдавливая свою ладонь тому в лопатку и ведя за собой к входной двери. Его рука зацепила лямку сумки, и его внимание невольно переметнулось на неё, без интереса рассматривая. — А это ещё что? Зачем взял? Бомгю заледенел, стараясь не выдавать своей растерянности и первобытного страха, рассматривая, как менеджер перебирает связку ключей в руке и ждёт внятного ответа: — Я… всегда с ней гуляю. Было бы странно, если бы я её не взял, — ответил он одной из заученных реплик, очевидно подвирая. Он думал, что банальная подробность способна утолить интерес мужчины. Но тот лишь холодно произнёс: — Снимай, — и вытянул требовательно руку вперёд. Бомгю вцепился в лямку понимая, как подозрительно выглядит, но он просто не мог лишиться последней надежды так просто и так скоро. Рядом на дороге проехало авто, лишь на мгновение осветив их стоящие на крыльце фигуры яркими фарами. Мужчина сощурился, скашивая глаза и заметно занервничал, понимая, что они всё ещё у всех на виду, а лицо Бомгю, хоть и стемнело, было довольно различимо и узнаваемо. Парень увидел это, зацепившись: — Нам лучше зайти внутрь, пока нас не заметили, — тихо пролепетал он, обнимая себя за плечи. Ему нужно было натянуть образ обезоруженной, загнанной в угол жертвы, которая безропотно следует и повинуется. У которой в сумке не запрятано прослушивающее устройство, транслирующее аудио его друзьям. Мужчина зло ругнулся сквозь зубы и, оставляя неразрешенный вопрос с сумкой, заторопился открыть входную дверь и подтолкнуть парня войти. За спиной Бомгю щёлкнул включатель настенной лампы, заполнив узкий коридор блёклым светом. На стенах с дешёвыми обоями в полоску висели довольно обычные семейные фотографии, рамки которых по неизвестной причине были криво повешены. С одного из фото ему улыбалась маленькая девочка лет пяти, с другой двое взрослых, один из которых был ему крайне близко знаком. Его лицо выглядело притворно спокойным, таким, каким оно выглядело на работе каждый грёбаный день. Сейчас же мужчина, нервозно скинув обувь, жадно обвил руками парня со спины, моментально забираясь под слой одежды ближе к голой коже. И его гримаса сейчас была максимальна искренней: безумный оскал и расширенные, насколько позволяли жирные нависшие веки, глаза и раздутые от нетерпения бордовые щеки. Его туша упёрлась в Бомгю, почти сбивая с ног и поторопила продолжить путь по пустому коридору вглубь, в самую пучину надвигающегося кошмара. — Не бойся, никого нет дома, — сладко тянул он ему на ухо, влажно облизываясь, не обращая внимания на тщетно уперевшиеся в крупные запястья руки и брезгливо отворачивающегося от его лица парня. — Всё-таки здорово иметь тёщу, к которой легко сплавить свою жёнушку. Поднял разок руку, так она сразу в слезах сбегает, какая глупая дура. Глупая, потому что всегда возвращается, — его ядовитый смех больно ударил по барабанной перепонке Бомгю, которому пришлось подавить жалкий всхлип, когда чужие пальцы с силой сжали один из его сосков. Мужчина втолкнул его в небольшую тёмную комнату без окон, которую он почти любовно назвал «своим личным кабинетом» и включил один тусклый источник света — ночной светильник на тумбе, который окрасил однотонные чёрные стены в кроваво-алый. Обтянутый искусственной тёмной кожей диван запестрил бликами, выдавая во тьме свои очертания. В углу, в ряду стеллажей и шкафов забитыми неизвестными Бомгю книгами и незамысловатым декором из глиняных и гипсовых фигур, был офисный крупный стул, с продавленной под весом его владельца сидушкой. На рабочем столе, помимо небольшого монитора, были разложены вещи, которые привели Бомгю в оцепенение, возводя кромешный ужас до максимума. Разглядывать чужие апартаменты ему никто не собирался давать — парень испуганно вдохнул, стоило мужчине обеими руками рвануть с него толстовку, но его порыву помешала перекинутая через шею сумка. Тот с рыком стянул её с бегло сопротивляющегося Бомгю и швырнул на пол, уже собираясь вцепиться в его упирающиеся запястья, как вдруг слух резанул звонкий грохот, с которым вещь приземлилась на деревянный ламинат. Громкий удар заставил Бомгю проглотить рвущиеся фразы проклятий и ругательств, обращая внимание на переключившегося так внезапно мужчину. Тот замер, переставая истязать его торс и вперился в мирно откинутую прочь вещь, будто ожидал, что она оживёт и, отрастив огромные клыки, вцепится тому в ногу. Бомгю не смог подавить шумное сглатывание, когда мужчина медленно перевёл на него взгляд и безэмоционально заговорил: — Кажется, там что-то разбилось. Стоит ли мне посмотреть, Бомгю-я? — но перед тем, как действительно сделать это, мужчина наспех стянул вдоволь надоевшую ему толстовку и грубо поволок парня за руку к своему креслу, насильно усаживая в него и пригвождая запястья по обе стороны подлокотников. Бомгю не собирался сидеть смирно, отчаянно и бездумно сопротивляясь чужой хватке, и эта непокорность лишь злила насильника, который впервые наблюдал его такое активное сопротивление. Он жестоко оттянул того за волосы, почти приподнимая парня от сидушки, заставляя его заскулить от острой боли и перестать упираться. — Будь хорошим мальчиком, Бомгю, не заставляй меня портить твоё чудное личико. Ведь когда я злюсь, я не могу себя контролировать. Или ты этого и хочешь? — Он дёргал из стороны в сторону приподнятого парня, заставляя его натянутый скальп гореть от мучения и самого Бомгю пролить первые слёзы от бессилия и страха. Мужчина резко разжал пальцы, чувствуя пару оставленных волосков между ними, и парень бухнулся обратно и скривился от пронизывающей пульсирующей боли в голове и белого шума. А пока он приходил в себя, его руки поспешно приковали парой наручников, заготовленных на столе с прочими предметами, которые парень старался не рассматривать. Он хотел верить, что к ним мужчина сегодня не притронется и не испытает на его теле. — Вот теперь посмотрим, — лукаво произнёс мужчина, оглядываясь на закованного парня, который следил за его передвижениями к откинутой сумке. Бомгю мог лишь молиться всем богам по очереди, что если там действительно что-то и разбилось, то это его телефон, который не был ключевым фактором в их плане, а лишь бонусным дополнением. Молиться, что парни по ту сторону сети всё ещё слышат его и пишут исходящее аудио. Ради этого, только ради этого и последнего поцелуя Ёнджуна ему хотелось бороться до победного, даже под страхом физических пыток и насилия. — Что это тут у нас? — Мужчина присел на корточки перед сумкой и беспардонно вытряхнул её содержимое, переворачивая её вверх дном. На пол полетел клубок запутанных наушников, ключи от общажной комнаты, бесцветный блеск для губ, небольшой замшевый кошелёк и, наконец, его смартфон. Абсолютно невредимый. Сердце Бомгю пропустило один удар, второй и, кажется, все последующие, потому что мужчина без интереса просмотрел все вещи и, опустив сумку рядом, которая отдалась разве что бряканьем застёжек об ламинат, взял в руки телефон и показательно зажал кнопку питания, наблюдая заставку завершения работы. — Думаю, тебе это в ближайшее время не понадобится, верно, Бомгю-я? Парень мог лишь медленно втягивать кислород, судорожно думая о вшитом в сумку смартфоне. Разбился ли он от удара? Работал ли до сих пор, транслируя его мучения, или наглухо вышел из строя, оставляя Бомгю без надежды на спасение? — Наконец-то нам ничего не мешает. Я подготовил сегодня кое-что особенное, мой мальчик… — Мужчина вернулся к застывшему в ужасе парню, который лишился былого упорства и стремления вырваться. Он не знал, что думать и как теперь поступать, оставаясь в неведении об успешности их плана. Слезы безвольно застилали глаза, а самому ему захотелось трусливо умолять насильника прекратить это, заведомо зная, что это бесполезно. Худшее уже случилось, былые наскребённые по закромам силы бороться покинули его, оставляя после себя сквозящую пустошь и уныние. Склонив безвольно голову, Бомгю почувствовал себя таким жалким в своём одиноком отчаянии: — Прошу, не надо, — всхлипнул он, боясь даже взглянуть на стоявшего теперь вплотную мужчину и что-то берущего со стола. — О, нет-нет, Бомгю-я, я обещаю, тебе сегодня очень понравится, — мужчина нагнулся к нему, нависая мрачной тенью и приподнял его лицо за подбородок, заставляя послушно взглянуть и внимать его словам. Каждой его команде. — Сегодня можешь стонать так громко, как только сможешь, пока я буду безостановочно трахать тебя. Не стесняйся. Его немигающий взгляд был наполнен грязной похотью и кромешным безумием, отражаясь алым отблеском лампы. Губы загадочно улыбнулись, а свободная рука, держащая маленький сосуд в своих пальцах, приблизилась к лицу Бомгю, который рефлекторно отвернулся и успел произнесли лишь: — Чт-.. — перед тем, как его рот грубо зажали стальной хваткой и подставили под нос неизвестный ему тюбик, пары которого Бомгю непроизвольно втянул носом вместе с необходимым ему глотком перекрытого кислорода. Мужчина заставлял его дышать этим неизвестным веществом какое-то время, неотрывно наблюдая за медленно протекающими изменениями. Бомгю почувствовал вялость во всём теле, совершенно не из-за безуспешных попыток освободиться и сопротивляться чужому напору. Голову повело сильнее, будто от опьянения, взгляд замылился, а пальцы, которые безустанно впивались в подлокотники, безвольно расслабились. Язык, немного занемев у основания, еле шевелился и с трудом воспроизводил кишащие в голове мысли: — Что-… что вы со мн-… — а затем произошло то, чего, кажется, сам мужчина не ожидал, когда проходился пухлыми пальцами по внезапно напряжённым соскам парня. Глухой стон, словно не его вовсе, слетел с губ, звуча как дешёвая фонограмма. Бомгю, из-за заторможенности и неясного разума, не сразу понял, что этот голос принадлежал именно ему, вдруг так остро реагирующего на прикосновения к обнажённой коже. Вещество, которое дурманило его голову, раскалило нервные окончания до предела, заставляя их быть отзывчивее молодой шлюхи. Предательская кожа горела под жаром чужих рук, которые по-хозяйски облапывали его рвано вздымающуюся грудь и втянутый живот. Менеджер был доволен результатом и победно улыбался, опуская руку ниже, на затвердевающий пах парня, который совсем перестал контролировать накалившееся до основания тело и чувства. Бомгю заперли в темнице из плоти и костей, насильно вживляя под кожу фальшивое удовольствие и мерзкое возбуждение. Единственное, что осталось на его стороне — так это безнадёжные слёзы, такие же бесполезные, как и его невнятные, неубедительные просьбы: — Остановитесь… я не хочу-… нет, н-... а-ах, — новый стон прервал его попытки вразумить безумца, который сжал его член через ткань джинс и продолжил проходиться по всей длине, ненасытно наблюдая за хриплыми вздохами, позорно слетающими с распахнутых от искусственного наслаждения губ. Бомгю хотел бы быть полностью парализованным, чем чувствовать это червивое отвращение к самому себе, который не в силах собраться с собственными мыслями и взять под контроль кипящую кровь, так исправно циркулирующую вниз. — Вижу, попперс подействовал как надо, ты стал таким покладистым, — протянул удовлетворённо мужчина, освобождая парня от остатков одежды и белья. Вид наливающегося напряжением члена, сочащегося смазкой, подстегнул мужчину жадно облизаться и торопливо приспустить свои штаны вместе с боксерами, чтобы скорее наполнить парня собой и заставить того звучать как можно громче и развратнее. Он нетерпеливо поднял стул повыше к себе и бесцеремонно запрокинул его ноги на свои массивные плечи, затем подставляя набухшую головку к расслабленному от веществ анусу парня. По-зверски рыча от возбуждения, мужчина за два грубых рывка проник в него полностью, выбивая из его лёгких остатки кислорода, а затем, без промедлений, с силой стал вдалбливаться в разгоряченное тело, до боли впиваясь в чужие узкие бёдра пальцами. Бомгю крупно затрясся, задыхаясь от притуплённой боли и инородных ощущений, которые наполняли лавовым жаром каждую клетку его тела. Каждое трение внутри чувствовалось троекратно, каждый глубокий толчок проходился по набухшей простате, заставляя парня безвольно стонать и давиться собственными слезами, поток которых был более не остановим. Он ненавидел себя, себя, который сотрясается от фальшивого удовольствия и сгорает от возбуждения, когда его таз приподняли и стали силком натягивать навстречу безжалостно рвущему его на части члену. Бомгю велел себе замолчать, не звучать так неправдоподобно страстно и начать вновь сопротивляться, но его собственный член ныл от болезненной, так стремительно приближающейся разрядке, что парень мог лишь отчаянно мотать головой и хныкать сквозь срывающиеся гортанные стоны. Спутанные мысли подкладывали ему страшное: что сопротивляться тщетно, что телефон наверняка разбит и на спасение рассчитывать более не стоит, что он вновь проиграл этому уроду, позволяя делать с его телом все эти немыслимые вещи. Затуманенный возбуждением воспалённый мозг не воспроизводил ничего рационального и утешительного, лишь позволяя нервной системе раскаляться до предела от каждого грубого толчка внутри. Его телу уже было плевать, кто именно с ним это делает, оно отзывалось на каждое прикосновение и в застеленной пеленой взгляде вырисовывало совсем не тот образ, который был наяву. Ему казалось, что в бреду он видел пшеничные выбеленные волосы, рельефный подтянутый торс и приоткрытые пухлые губы, которые безустанно что-то шептали ему.«▒▒р▒сь..»
Но звуки не доходили до него из-за толщи воды, в которую его будто погрузили с головой и оставили тонуть в первой болезненной вспышке оргазма. Разноцветные мошки запрыгали перед глазами, ощущаясь на глазах битыми осколками стекла, впившихся во влажную роговицу и саднящую от слёз кожу век. До ускользающего призрачного образа было не докричаться, и даже вырвавшееся судорожное: «Ён-...джун!» не задержало его подольше, возвращая парня в реальность, которая отрезвила его хлёсткой пощёчиной и последующим звоном в ушах. — Нет здесь никакого Ёнджуна! — вцепившись в его лицо, прогремел рассвирепевший мужчина, — Я должен слышать от тебя лишь моё имя, понял? Я буду трахать тебя так, что ты не захочешь, чтобы я останавливался. Он подсунул под нос парня названный ранее попперсом тюбик и заставил Бомгю двоекратно надышаться им, силясь подчинить себе его без остатка. Стараясь лишить его здравого рассудка, цепляющегося за ненужные связи и надежды. За лишнего персонажа, который окружал его Бомгю постоянно, то и дело мешая и суя свой нос в их личные дела. В своей больной фантазии менеджер уже присвоил парня себе как дорогостоящий музейный экспонат, который удалось на виду у всех выкрасть. Его личная победа, которой он упивался, вновь набирая обороты, жёстко отбиваясь об его бедра звонкими шлепками. Бомгю, хрипло дыша, чувствовал, как голову ведёт совсем неестественно, заставляя мир вокруг кружиться в безумном водовороте. Словно его усадили на детскую карусель и раскрутили на максимальной мощности. Рот больше не слушался, так и оставаясь приоткрытым и безропотно подчиняясь каждому проникновению и вновь растущему ложному удовольствию. Нос свербел от вдыхаемых паров неизвестного ему вещества, каплю слюны, стекающей из уголка губ, контролировать уже не удавалось, а еле различимый шёпот, смысл которого так и не доходил до Бомгю, вновь приобрёл знакомый образ.«▒о▒ис▒..»
✙✙✙
Бомгю не мог сосчитать, сколько мучительного времени прошло с тех пор, как мужчина привёз его сюда, ведь здесь, в его доме, всё исчислялось годами, десятилетиями, бесконечным течением без конца и края. Бомгю сбился, сколько раз вынужденно кончал и чувствовал полное опустошение; не знал, сколько кончали в него самого, исполосовывая его ноги до самых ступней и влажные покрасневшие ягодицы струйками вытекающей из него спермы. Он дышал парами из чёртового тюбика почти всё время, насильно подносимого к его лицу и затыкающего его такие отчаянно рвущиеся фразы: — Мне больно, прошу… не надо! — хрипел Бомгю, истошно плача в голос, когда мужчина использовал силиконовую игрушку в дополнении с собственным втрахивающимся членом. Он давал ему попперс, чтобы поскорее использовать что-нибудь третье: резиновые бусы или узкую стеклянную пробку. Тогда парень лишь в немом крике распахивал рот и закатывал безвольно глаза, чувствуя множественное проникновение, поочерёдно скользящее в его кровоточащем анале. — Потерпишь, — безумно скалился мужчина, загоняя игрушки до основания, чтобы самому сделать глубокий толчок. Образ, пеленой скользящий на периферии, который Бомгю всё никак не мог уловить сквозь мучительную агонию, продолжал говорить с ним неразборчиво, но упорно:«Б▒▒и▒ь..»
«Б▒▒и▒ь..»
«Б▒▒и▒ь..»
— Пожалуйста, хватит, — умолял он, когда мужчина переместил их на диван и усадил Бомгю на себя сверху, приказывая двигаться самостоятельно. Но из-за вялости во всём теле и дикого головокружения, парень был еле в сознании от пронизывающей, накаляющейся боли после прекращения эффекта веществ в крови. Поэтому мужчине вновь приходилось тыкать ему в нос тюбиком, давая новую дозу для раскрепощения и желания. Ноги парня всё равно не двигались, хоть тело и отзывалось более приветливо после каждого вздоха. — Мы только начинаем, Бомгю-я, — и, подхватив его под ягодицы, разводя их в стороны, начал нетерпеливо трахать его, не желая ждать, пока парень придёт в себя. Потому что он не придёт, он не может ясно мыслить, перед глазами бесконечная мутная пелена из слёз и странных силуэтов, которые что-то от него требуют; внутри всё разгорается и ноет то ли от боли, то ли от судорожного поддельного оргазма, каждый из которых лишь ускоряет процесс разложения души парня, его достоинства и чести. — Чёрт, твоя задница так хороша, ты бы мог заработать ей куда больше, чем на карьере бестолкового певца. Мужчина сжал его член в своей крупной ладони, изводя парня и заставляя издавать стоны на пару октав выше: — Хотя признаю, голосок у тебя восхитительный, — он плотоядно улыбнулся, надрачивая чужой член в такт своим рваным, глубоким толчкам. — Особенно сегодня. Бомгю чувствовал себя никчёмным куском мяса, лишенным разума и полностью подчинённым чужой воле. Его жажда сопротивляться, оставаться непокорным и несломленным, была полностью подавлена сначала битыми звуками из сумки, а затем подготовленным мужчиной, который лишил его последней капли сознания. Их план провалился, и как бы Бомгю по-детски наивно ни верил в успех, всё было тщетно. Он грустно улыбался сквозь слёзы, радуясь лишь тому, что Ёнджуну не придётся слышать его вынужденные стоны и почти победное ликование насильника, который восторгался каждый раз, когда парень окроплял свой торс или мебель каплями спермы. В новых вспышках перед глазами мозг вырисовывал Бомгю их последний поцелуй со старшим, шершавость его языка, вкус поцелуя, его интимное дыхание. Хоть он и помнил его последние слова, как ему казалось, сейчас они слышались в голове несуразной какофонией из белого шума и непроходимого звона. Что Ёнджун сказал ему? Что так настойчиво тараторил сейчас, стоя у него перед глазами призрачным силуэтом?«Б▒ри▒ь! Б▒мг▒, ▒о▒ись!»
— Я больше... не могу, — хныкал Бомгю сквозь разносящиеся шлепки и грубое пыхтение мужчины, когда понял, что ноги вновь идут судорогой и не держат своего владельца смирно. Он не успевал за сменами поз и жаждой менеджера, который, казалось, совсем не пресыщается и хочет большего. Он хотел испробовать его по-разному, предаваясь своим больным фантазиям, когда втрахивался стоя в заломанного в спине парня. Но силы того были на исходе, он был выжат до последней капли пота, до сорванного голоса, до иссохшихся от слёз глаз. Каждое слово давалось с колоссальным трудом, рассудок намеривался потухнуть в любую секунду, и, если бы не настойчивый непрекращающийся голос, который разносился в голове, Бомгю бы тут же отключился от изнеможения. — Можешь, Бомгю-я, ты всё можешь, мой мальчик, — сладко прокряхтел ему на ухо менеджер, не сбавляя темпа и придерживая обмякающего парня под пояс. Он не хотел останавливаться и был близок вновь излиться в горячее тело, вымотанное безостановочными пытками и жестоким насилием. Попперс не действовал на него, как в начале, делая его состояние лишь хуже с каждой дозой, и, не видя былой отзывчивости и громких стонов, мужчина ворчливо вышел из парня, затем рывком развернул к себе лицом и усадил перед собой на колени. Он, не церемонясь с замученным Бомгю, грубо похлестал его по щекам, чтобы заставить его застекленевшие глаза сфокусироваться, а разум на последнем издыхании вновь пробудиться и осмыслить происходящее. — Открой ротик, будь умницей и не глупи, — нарочито мягко произнёс менеджер, впиваясь пальцами в крашенную макушку Бомгю, и настойчиво толкнулся в его губы. Тот успел лишь обескуражено приоткрыть их, чтобы попытаться воспротивиться, как был прижат носом к чужому пухлому лобку, чувствуя в собственном сжавшемся горле массивный член. А затем Бомгю не смог даже сделать полноценный вздох, пока мужчина без послаблений засаживал ему в рот и рычал от удовольствия содрогающейся влажной глотки и гортанного мычания. Бомгю насколько было силы упёрся в его бедра, но его отпор был так слаб и ничтожен, что мужчина даже не заметил чужих потуг по освобождению, он с напором вдалбливался в рефлекторно сжимающийся рот и наслаждался видом свысока. Парень стоял на коленях перед ним, разувеченный и использованный, не имея ни возможности, ни желания выбраться из его власти, безропотно повинуясь и подчиняясь каждой его прихоти. Самый влажный и желанный образ был в его распоряжении, и этот вид заставил его кровь кипеть и сделать финальные толчки яростнее и мощнее, игнорируя задыхающегося парня. Жёсткие лобковые волосы впивались в лицо Бомгю, растирая его до раздражения, но парень был не в том положении, чтобы обращать на это внимание. Его тошнотворно мутило, сознание медленно потухало от удушья и гасло, не позволяя цепляться за свои остатки. Парень смиренно прикрыл тяжёлые веки и надеялся, что умирать после произошедшего будет не так больно. Но, чувствуя, как в очередной раз пальцы на его волосах с силой сжались и член во рту не двузначно запульсировал, он с жалостью понял, что смерть опоздала. Даже сейчас его лишили хотя бы этого выхода, даря взамен порцию спермы, заполнившей истерзанную глотку. — Глотай! Ну же! — сотрясался от довольного хохота мужчина, смотря на страдания парня, согнутого перед ним пополам. Бомгю чувствуя накатывающую волнами рвоту, безвольно отполз в сторону сжимая собственный рот. Всё его порабощённое существо вопило подчиниться, чтобы не дать этому монстру повода для новых издевательств. Что-то другое, сумрачным видением звало его, вновь приобретая знакомые черты. Бомгю не мог сдержать слёз, когда призрачный Ёнджун смотрел на него так требовательно и неумолимо, а его голос всё больше наливался силой, врываясь в его голову пушечным ядром:«Борись. Борись. Борись. Борись. Борись. Борись. Борись. Борись…»
Бомгю мог поклясться, что различал каждую трещинку на пухлых губах, которые неустанно напоминали ему о чём-то важном:«Обещай мне, что вернёшься ко мне целым и невредимым»
Рвущаяся тошнота скрутила желудок, но Бомгю не мог даже сглотнуть вставший рвотный ком вместе со спермой. Он из последних сил цеплялся за ускользающий мираж и его тихий голос.«Дверь моей комнаты всегда для тебя открыта»
Новый спазм сокрушил его, заставляя выблевать всё содержимое на ламинат и повержено закашляться, пока его остервенело не оттянули за плечо от пола и рывком не поставили на ноги. — Ах ты сучёныш, — прорычал злобно мужчина и со всей взвинченной от гнева мощью хлестнул Бомгю по лицу, отчего тот грохнулся обратно на пол, разбивая в кровь колени и локти от удара. Невыносимый писк резал по ушам, и Бомгю поморщился, чувствуя, как часть лица, будто обожжённая расплавленным свинцом, невольно немеет. Мужчина вновь навис над ним, оттягивая за волосы и заставляя вскинуть на себя лицо. — Я, кажется, сказал тебе глотать, а не заблёвывать мне пол, паршивец. Оглушённый парень лишь криво усмехнулся, вызывая на лице мужчины тень настороженности. — Д-… — запнулся он из-за саднящего горло кашля, но, собравшись, с большей твёрдостью продолжил: — Да пошёл ты нахуй, конченный урод. «Так его» — сказал бы Ёнджун, если бы слышал его маленькую победу над самим собой и над животным, лицо которого перекосило от вспышки ярости. — Ты! — его реакция была ожидаема, как и последующий пригвождающий удар головой об пол, от которого крупицы сознания Бомгю рассыпались и стремительно утягивали парня в тёмные воды болевого обморока. И он был рад не чувствовать, как мужчина прошёлся крепким ударом ему в живот, громко сотрясая воздух нечеловеческим рыком: — Почему вам всем так нравится меня, блять, злить?! — сокрушался он, поспешно пятясь от обмякающего и притихшего парня, цепляясь руками за книжный шкаф и яростно снося стопки книг. Они с грохотом повалились наземь, сопровождаемые диким воплем мужчины. Бомгю перестал различать звуки, всё глубже проваливаясь в кромешную пучину. Сблёванный рвотный ком напоминал ему о съеденной со всеми поздней заказанной курочке и крепком американо, который всегда ассоциировался у него с Ёнджуном. Вместо зверских криков и ругани, которыми осыпал его мужчина, разнося от ярости собственные стеллажи и глиняные статуэтки, парень слышал звонкий смех Хюнин Кая и подначивания Тэхёна, видел снующегося из угла в угол Субина, который отпихивался от него и строил натянутое недовольное лицо; Ёнджуна, который цеплялся за его рукав и не желал отпускать, но продолжал верить, что всё возможно. «Мне так жаль, Ёнджун... мне так... жаль...» — горько подумал Бомгю, перед тем, как отключиться.✙✙✙
Семейный ужин не задался с самого начала: во-первых, Ён Ук забыл про таймер и наглухо спалил маринованную на протяжении двух дней индейку, во-вторых он простоял в пробке около получаса, чтобы купить новую и попробовать успеть приготовить хоть что-то до возвращения жены, которая вряд ли согласится есть пустой гарнир и салат. В-третьих, дочь безустанно следовала за ним дома и просила наконец сыграть с ней в купленный не так давно кукольный домик, отчего мужчина всё клялся составить дочке компанию в игре, но всё никак не удавалось из-за работы. Да и, если честно, подарок должен был предназначаться на её прошедший ещё месяц назад день рождения, но даже его он успешно пропустил из-за гастрольного рабочего расписания. На него повесили стажёра, которому предстояло влиться и понять, как всё устроено, а Ён Ук хотел взять отпуск, который по итогу был отложен. Это нервировало, крайне нервировало, как и периодические недовольства жены, честно говоря, совершенно оправданные. Как и плачущая дочка, которая не хочет отпускать его утром на работу и просит остаться с ней хотя бы сегодня. Да и новенький сотрудник всё никак не идёт на контакт, безвкусно выполняя простые функции: «Принеси, подай, следи, отвези». На перекурах он стоял в отдалении от всей команды, и Ён Ук хоть и пытался заставить себя не лезть к тому в душу и растормошить его, но по природной доброте пробовал заговаривать с ним, правда, всегда безуспешно. Тот, кажется, даже на человеческий разговор был не способен, бросая редкие сухие фразы и не поддерживая долгого диалога. С собеседования Ук помнил, что тот мужчина семейный и тоже воспитывает дочь одногодку с его собственной, но ни разу не видел, чтобы он в перерывах звонил и разговаривал с женой. Ён Ук не знал, стоит ли завидовать этому или сочувствовать, в итоге оставляя мужчину в покое. Не зная, какие общие темы могли бы быть между ними, разговоры так же сошли на нет, как и все попытки их завести, что, кажется, устраивало обоих. В отличие от новенького, Ён Ук часто созванивался с женой, разговаривая с ней минут так по пять, пока дочка настойчиво не просила «поговолить с папоськой», что его всегда так умиляло и наполняло отцовской нежностью. — Папоська, мая куколька сигоня сталя фотомаделью, я с ней нарисаваля зюльняльтик, так класиво полутилось! — лепетала та в трубку с такой неподдельной радостью, что мужчина невольно расплывался в улыбке. Он всё крепче прижимал смартфон к уху, будто желая быть ближе к её весёлому голоску: — Как вернусь, обязательно посмотрю, что ты там нарисовала, хорошо? — мягко спросил он, неслышимо затягиваясь тлеющей сигаретой. — Холосё! — радостно вскликнула девочка, но её голос вдруг стал тоскливым: — А когдя ти плиедешь? Хвятит сваю лаботу лаботать, лутьсе плиезяй сколее и поиграем вместе в кукольки! — Солнышко, папа будет поздно вечером, поэтому иди нарисуй ещё один журнал для папы, а я как буду, всё-всё обязательно рассмотрю. Каждый рисуночек. Хорошо, малышка? — Ён Ук всё силился звучать убедительнее, чтобы утешить дочку и вернуть её былое веселье. Как ни странно, это всегда работало: — Дя, папотька! Я налисую много-много зюльнялов! — Умница моя, а теперь я побежал, увидимся вечером, дорогая, — и завершил вызов, втягивая в себя остатки сигареты. Ему нужно было срочно в отпуск, чтобы наконец осуществить все обещания, которыми он кормил своё чадо на протяжении всего времени: свозить её в Lotte World на аттракционы, покататься в парке на новых купленных роликах, которые пылятся в шкафу без дела, свозить к родственникам в Пусан, которые недавно сыграли десятую годовщину свадьбы. Но пока одна из причин отсутствия заслуженного отдыха молча поравнялась к его плечу на крыльце чёрного входа лейбла и вдруг заговорила, скашивая глаза на всё ещё горящий смартфон: — Твоя? — кратко бросил он глухо, выдыхая сигаретный дым. На экране была заставка с измазанной в нутелле смеющейся дочкой, которая не захотела использовать человеческие приборы со словами «А луки мне тогдя засем?» и начала лопать её прямо так, отчего и получился этот комичный, греющий душу мужчины кадр. — Ага, красавица моя. Пять лет недавно исполнилось, — с неподдельным энтузиазмом вещал он в ответ, впервые видя чужую инициативу на разговор. Кажется, семейные мужчины всегда найдут о чём поговорить, тем более что у обоих маленькие дочки, с которых втайне умиляются, несмотря на холодную мужскую натуру. Ён Ук думал, что новенький именно такой, но что-то в его взгляде на фотографию было нечитаемо, непонятно для интерпретации, как и следующий вопрос: — Послушная? — в своём тоне продолжил он без единой эмоции на лице. Ук отчего-то напрягся, но ответил с полуулыбкой: — Очень, с нашей мамой не забалуешь. Даже мне порой достаётся, — он весело хохотнул, стараясь развеять странную атмосферу разговора. Правда, его смех был одинок в своём звучании, а новенький даже не повёл бровью. — Это хорошо. Люблю послушных детей, — впервые за всё время на его лице скользнула тень кривой усмешки и так же быстро стёрлась с последней никотиновой затяжкой. Небрежно бросая окурок мимо урны, новенький стаффовец удалился так же внезапно, как и появился, оглашая их странный диалог завершённым. Ён Ук так и не понял, что это было и не придал особого значения его словам, прикидывая, что у этого типа просто проблемы с социальной коммуникацией. Спустя некоторое время он даже бы и не вспомнил об этом нелепом разговоре, если бы не поздно позвонивший ему Ёнджун, который, ошалевши, нёс какую-то ерунду про насилие со стороны нового менеджера, по всему видимому к которому парень испытывал какое-то личное отвращение. Ён Ук отлично видел неприкрытую неприязнь со стороны Ёнджуна, которая отлично вписывалась в теорию о желании мембера просто сменить сотрудника по прихоти. Чхве хоть и не был капризным малым, но иные причины просто не вязались с тихим, семейным мужчиной, который и так всех старался избегать и излишне не навязываться. Новенького сложно было назвать инициативным сотрудником, но выполнял он свою роль исправно, даже сблизившись с одним из участников группы по его личным наблюдениям — Бомгю, который частенько стал ездить с ним в машине между расписаниями. Парень сам по себе был тот ещё чудак, и, как думалось Ён Уку, на этом они и спелись. Нововведения зачастую встречаются штыками, и появление нового сотрудника в их сплочённой команде естественным образом воспринялось по-разному. «Ёнджун перебесится и остынет» — думал легкомысленно мужчина, заезжая в местный ресторан по дороге домой: — Три порции жаренной индейки с кимчи, с собою, пожалуйста!✙✙✙
— Зато рис какой славный вышел, попробуй! — смеясь за общим столом, милашничал мужчина, смотря на скукшенную жену. Та деловито дула губы, но улыбка мужа не могла не растопить её сердце. Она шумно выдохнула и снисходительно улыбнулась ему в ответ: — Спасибо, что хоть дом не спалил. — Так вот какого ты обо мне мнения! — наигранно занегодовал он, цепляя палочками лист пряной кимчи. Остаток позднего вечера должен был пройти идеально, и мужчина радостно уплетал еду, периодически фехтуя с дочерью деревянными палочками за кусочек жареного мяса и проигрывая в очередной раз, девочка грозно залепетала: — Папотька, ето нетесно. Ти такой сильный, а я слябая, мне тепя не победить! — Какие глупости, дорогая, ты у меня самая сильная-пресильная! — он подставил мощный бицепс поближе, открывая руку для удара. — Ну-ка покажи, как я тебя учил. Девочка с горящими глазами впечатала свой некрепкий кулачок в папино предплечье, боли от которого не было от слова совсем. Но мужчина всё равно страдальчески завыл, используя всё своё скудное актёрское мастерство: — Ай-ай, как же больно! Вот это удар, сильнее чем у меня! — та звонко засмеялась, хлопая в ладоши от похвалы, пока отец не поднёс к её рту ранее отвоёванное мясо. — А вот и приз победительницы, скажи а-а-м… — хихикнув, девочка с аппетитом умяла протянутый кусочек, довольно облизавшись. — Дорогой… — тихо позвала супруга, мягко стараясь прервать двоих шкодивших домочадцев. Ён Ук был слишком занят стиранием соуса с щёк дочери, которая всё никак не могла усидеть на месте и рассказывала про игру с кукольным домиком, который она так долго ждала. — Дорогой! Мужчина, наконец, вскинул на неё глаза, обращая внимание на вытянутые в сторону его лежащего смартфона палочки. — Тебе, кажется, звонят? — предположила она, наблюдая за беззвучным уведомлением. На протяжении всего вечера экран неустанно загорался от входящих звонков, которые муж в упор игнорировал. «Мой рабочий день закончился!» — неумолимо отговаривался Ён Ук, то ли от вопросительного взгляда жены, то ли от собственной совести. Он игнорировал уже неизвестный по счёту звонок от Ёнджуна, ощущая себя последним подлецом, но, безусловно, был прав в своём намерении провести время с семьёй, заслуженно спокойно. Он силился вживить себе эту мысль, видя взволнованную хмурую складку между бровей супруги: — Может всё-таки ответишь? Вдруг случилось что? — Юношеский максимализм случился, — устало выдохнул он, виновато бросая взгляд на женщину. — Прости, не обращай внимания, сегодня я только ваш. После этих слов он без промедления отключил телефон, засовывая его в глубокий карман домашних спортивок, чтобы больше не мозолил глаза. Заталкивая так же и совесть куда подальше, грёбаный альтруизм и все свои принципы вместе взятые. Ён Ук крепко обхватил ладошки своей дочки и игриво произнёс, широко улыбаясь: — Ну что, пойдём поиграем с кукольным домиком?✙✙✙
Дочка всегда быстрее засыпала именно с Ён Уком, о чем почти с белой завистью сообщала ему жена в те дни, когда была его очередь укладывать малышку в кровать. Он мягко баюкал её одной и той же детской песенкой, которая дочке по-особенному нравилась в его исполнении и, на удивление, никогда не надоедала. — Спит, — сообщил кратко мужчина, прокрадываясь в спальню. Супруга уже была в ночной сорочке и аккуратно прочёсывала волосы перед сном, сидя за крупным зеркалом. Ён подошёл к ней, аккуратно оставляя поцелуй на голом плече и хотел было уже сбросить с себя одежду перед блаженным сном, как его взгляд зацепился за напряжённые губы женщины и её сведённые брови. Он остановился на мгновение и приобнял её за плечи, перед тем как мягко оправдаться: — Правда, прости за индейку. Я не специально. — ему казалось, что причина её хмурого лица кроется именно в это нелепой оплошности. Но та лишь перевела на него непонимающий взгляд и кратко отмахнулась: — А, да я не-… не из-за этого, — она закусила губу, обдумывая следующие слова и то странное предчувствие, которое не давало ей покоя на протяжении всего вечера. — Слушай, они ведь редко тебя так настойчиво тревожат. Ну, правда, я звонков с пару десятков насчитала, не просто так это. Мужчина скривил губы, не желая возвращаться к этой теме снова. Но озвученное число входящих действительно пугало, и где-то внутри засвербел гадкий червь вины, которого мужчина желал как можно скорее изжить из себя. — Завтра всё выясню. Уже полночь, они наверняка спят, да и нам пора, — он вновь чмокнул её в щеку, наконец намереваясь устроиться на мягкой подушке и мертвецки прохрапеть до раннего утра. Жена, закончив с волосами, забралась к нему под одеяло и устроилась в его крепких объятиях, которыми он её моментально обвил, уткнувшись в изгиб шеи. Запах её кожи баюкал его лучше любых снотворных, веки были тяжёлыми после рабочего насыщенного дня, поэтому, закрыв глаза и начиная считать бегающих из угла в угол воображаемых овец, Ён Ук планировал, как и всегда, уснуть примерно на сороковой по счёту. Но вот пробежала пятьдесят девятая, девяносто шестая, сто шестьдесят четвёртая… а сна всё не было, в голову так и шёл проклятый выключенный телефон и «пара десятков» пропущенных. «Ерунда какая-то» — брякнуло в голове у мужчины, и он перевернулся на другой бок, убеждаясь, что супруга мирно засопела и не потревожится от его передвижений. Смена позы так же не помогла улучшить ситуацию со сном, которого не было ни в одном глазу. Вторая попытка посчитать овец закончилась на пятьсот тридцать девятой, и в корень раздраженный мужчина распахнул глаза и впился ими в потолок. Странные мысли порабощали его уставшую голову, и он пролежал ещё с получаса, обдумывая, стал ли бы Ёнджун его так упорно тревожить лишь затем, чтобы вновь пожаловаться на нового менеджера. Здравый рассудок подсказывал, что Ёнджун далеко не такой парень. Копошащийся червяк вины всё активнее проедал внутри свои витиеватые туннели, и к часу ночи, так и не заснув из-за назойливых мыслей, Ён Ук включил телефон, кривясь от яркости вспыхнувшего экрана. Сначала ему показалось, что гаджет заглючил, потому что уведомления неустанно вспыхивали на его экране бесконечным числом сообщений на рабочий номер и на почту. «Пара десятков» звонков превратилось в чёткое число шестьдесят один, а текст писем, что кратко показывался в уведомлении, заставил взрослого мужчину испытать лихорадочный ужас:«Прошу, хённим, ответьте».
«У нас есть доказательства, пожалуйста, помогите нам».
«Бомгю прямо сейчас находится у него дома».
«∇ 37.462032713938406, 127.16559674139717»
«Нам нужна ваша помощь».
«Запись 0_1.mp3»
«Запись 0_2.mp3»
«Запись 0_3.mp3»
«Он дал ему что-то, какой-то наркотик, хённим, пожалуйста, ответьте!»
«Запись 0_4.mp3»
«Запись 0_5.mp3»
«Запись 0_6.mp3»
«Запись 0_7.mp3»
…
«Запись 3_64.mp3»
Ён Ук вскочил с кровати и впопыхах вырыл из гардероба первые попавшиеся под руку вещи, по пути натягивая их на себя. В спину прилетело вялое: «Что-то случилось?», супруга встревоженно вглядывалась в его растерянный профиль, пытаясь различить его во мраке комнаты. — Кажется да, случилось, — кратко ответил он, ещё даже не догадываясь, насколько плачевна была ситуация. Но он и без того понял, что произошло нечто ужасающее. — Я наберу тебе, как всё выясню, постарайся заснуть. Он покинул взволнованную жену с этими словами, несясь на всех парах из дома и, наконец, набирая последний из журнала звонков номер.✙✙✙
Если бы Ёнджуна спросили о том, как он себя чувствует, он бы позорно разревелся, говоря, что тотально сломан. Если спросить то же самое у остальных участников группы, скорее всего, ответ был бы аналогичным. Потому что через несколько часов, как Бомгю покинул их квартиру этим вечером, о том, что происходит за закрытыми дверьми узнали все, кто был не в курсе событий или догадывался о них. Сначала Тэхён был воодушевлён, если можно так выразиться в их случае. Пока из наушников доносились звуки едущей машины, он всё ещё не мог понять, что ждёт его дальше. Он уверил Ёнджуна, что справится; что хёну необязательно переживать за его неподготовленный разум. Он готов был услышать всё, что произойдёт после того, как дверцы машины хлопнули, как сумку чудом удалось оставить при себе и как Бомгю заволокли в дом. Он почти был готов продолжать, даже оглушённый ударом по барабанным перепонкам, когда, по звуку, сумку с силой швырнули обо что-то твёрдое; когда голос Бомгю, такой пугающий своей дрожью, пробовал сопротивляться надвигающейся буре, которая обрушилась на него с ужасающими словами:«- …Я буду безостановочно трахать тебя».
Тэхён слушал всё это, силясь быть стойким. Но по тому, как он махом отшвырнул от себя наушники и схватился за голову, Ёнджун понял, что это началось. Самым страшным образом, которым могло быть. И когда он заменил младшего, всовывая пульки в уши, его погребла снежная лавина из какофонии беспорядочных стонов и влажных шлепков, из всего хаоса которого самым правдивым были жалкие просьбы остановиться. Но даже они были обёрнуты в оболочку извращённой похоти и звучали так, как Бомгю никогда бы не звучал в чужих руках. — Он дал ему какую-то дурь, — растерянно произнёс Тэхён, видя расширенные глаза хёна и его оцепенение. — Он больше не может... сопротивляться. Ёнджун ругнулся вслух, пытаясь игнорировать фальшивую страсть в голосе Бомгю из наушников и довольное пыхтение ублюдка, который был настойчивее даже больше, чем обычно. Парень всеми фибрами чувствовал, как тот ликует своей грандиозной победе, как с силой втрахивается в тело Бомгю, такое по-необычайному отзывчивое и послушное. — Я не собираюсь ждать, пока этот мудак закончит, — проскрежетал старший сквозь плотно сжатые зубы, набирая номер Ён Ука, который теперь не смог бы отвертеться. Но в этот раз менеджер даже не брал трубку, наглухо игнорируя каждый последующий его вызов и заставляя парня кипеть от необузданной ярости. — Да твою мать! — выпалил громко Ёнджун, безуспешно прижимая в уху смартфон и в очередной раз слыша холодное и механическое:«Абонент не отвечает, оставьте своё сообщение после…»
— Блять! Почему именно сегодня! — распылился парень, скрипя зубами, и даже безуспешные попытки Тэхёна, который просил его быть тише, не вразумили его. Не хотел он быть осторожным, не хотел думать о том, что его наверняка слышно из соседней комнаты, он хотел лишь прекратить чужие мучения, грязью обволакивающие его слух с каждым натянутым стоном парня по ту сторону. Парня, у которого не было иного выхода, кроме как подчиниться. Парня, который мучительно выстанывал его имя, после которого последовал звук звонкой пощёчины и гневный, ужасающий голос:«— Нет здесь никакого Ёнджуна!..»
— Пожри дерьма, ублюдок, я здесь! — сорвался тот, выпалив ругательство в воздух, будто намереваясь получить ответ. Словно его выплюнутая ярость могла заставить насильника остановиться, передумать и оставить скулящего Бомгю в покое. Кан уже не пытался остановить его, понимая, что и сам внутри наливается не меньшей злобой и отчаянием. Ёнджун шумно дышал, чувствуя глухую пульсацию в голове и лишь как заведённый тараторил, будто его голос мог быть услышан: — Борись. Борись, Бомгю-я… Прошу, борись, — Тэхён, сжавший его напряжённое плечо, выглядел не лучше, напоминая лишь подобие былого себя: ни его хладнокровной стойкости, ни его уверенного, прямого взгляда, лишь трясущиеся губы и нездоровая бледность. Сотрясаясь от страха, он смог предложить лишь ещё один отчаянный выход: — Я тоже не хочу ждать. Давай нарежем то, что уже есть и отправим хённиму. Возможно, на почту он ответит, увидев прикреплённые файлы, — здравая мысль, подхваченная Ёнджуном, вселила надежду в обоих. Кан, загораясь по новой, поторопился заняться аудиофрагментами, которые писались со стрима, но, понимая, что слушать их и редактировать одновременно на одном устройстве не представляется возможным, растерянно добавил: — Нам нужен ещё один ноутбук. Ёнджун кратко кивнул и рывком поднялся с дивана, без сомнений намереваясь одолжить необходимое у оставшихся мемберов. Причину он решил обдумать на ходу, надеясь, что лишних вопросов не последует и, резко распахивая дверь своей комнаты, он нос к носу столкнулся ни с кем иным, как с Хюнином, который растерянно захлопал глазами и стыдливо потоптался на месте: — Я не подслушивал! Это не… — неправдоподобно врал он, судорожно мечась взглядом по болезненному лицу старшего хёна. Но его гримаса даже не скривилась от удивления или раздражения, а его ледяной, безжизненный голос заставил младшего покрыться холодной россыпью мурашек: — Кай-я, не одолжишь мне ноутбук? — Ёнджун следовал лишь одной установке и ничего не волновало его больше. Ни очевидно снующийся рядом Хюнин, который был близок узнать о происходящем, ни его запуганный вдруг вид и стреляющий за спину взгляд, на Кана, который притих за ноутбуком, не решаясь заставить себя надеть наушники, так и теребя пульки в руках. — С-сейчас… — просипел Кай и торопливо зашагал прочь, возвращаясь через пару мгновений с необходимым гаджетом в руках. Он протянул его хёну, который буквально силой вытащил его из рук, и вдогонку закрывающейся перед его носом двери резко выпалил: — Ч-что происходит, ребята? Вы поругались? Я слышал… хён, я слышал, как ты… — Иди к Субину, — донеслось скрежетание Ёнджуна с плохо скрываемой злостью, за которую ему неимоверно было стыдно. Он выдохнул и добавил вдогонку: — …пожалуйста. Спасибо за ноутбук, Хюнини. И, захлопнув дверь, старший вернулся к Кану, которому и передал руководство по работе с аудиофайлами. Синхронизировав два ноутбука между собой, Тэхён начал постепенно отправлять получившиеся фрагменты на почту Ён Ука, параллельно пытаясь дозвониться на его телефон, но успеха что от первого, что от второго не было. И пока Тэхён был занят безнадёжными попытками достучаться до менеджера, жизненно необходимого сейчас, Ёнджун увядал, продолжая прослушивать стрим. На том конце был голос, полный отчаянной боли и адской агонии, который принадлежал Бомгю, взывающий остановиться. Но его не желали слушать, продолжая неистово выдалбливать из его тела натянутые хриплые стоны и плачущий вой, который превращал кровь Ёнджуна в вечную мерзлоту. Он не заметил, как перестал дышать и, схватившись за лицо, продолжал шептать в пустоту: «Борись, борись, борись…». Он ждал от Кана положительный ответ, каждый раз, когда нетерпеливо косился на него. Но, завершая неудавшийся вновь звонок и так и не дожидаясь встречного письма от менеджера, тот угрюмо отводил взгляд и отрицательно мотал головой. Это изводило обоих парней, так отчаянно продолжающих цепляться за возможность как можно скорее помочь их другу, который срывал свой голос от лихорадочных стонов и рвущихся сквозь них рыданий. Которого пичкали неизвестным веществом и заставляли испытывать поддельное возбуждение, каждый раз заканчивающееся вынужденной разрядкой, из-за чего плач парня становился лишь громче и безысходнее. Ёнджун не понял, когда собственные слёзы стали чувствоваться на языке горечью. Когда и сам Кан молча заревел, судорожно отправляя менеджеру очередное безответное письмо. Его сиротливое: «Он больше недоступен» прогремело серой тучей, отдающей треском первых электрических разрядов. Когда в дверь настойчиво застучали, обдавая вибрацией стены низким взволнованным голосом: — У вас всё хорошо? — Субин, будто не веря подначиванию самого младшего, сомневался в его уговорах вторгнуться в чужую комнату. Сомневался ровно до того момента, как услышал судорожные всхлипы, звучащие так ужасающе разбито. — Просто великолепно, — горько хмыкнул Ёнджун, без сил сползая на пол к подножью кровати, так и не снимая наушников. Голову затопил хриплый вой и чужие слезы, представляя которые ему захотелось как можно скорее вскрыться. Но голос мужчины, продолжающий измываться с пущим напором, взращивал в нём лишь желание размозжить чужие мозги в кашу, и эта кипящая в старшем жёлчь безвольно просачивалась и слетала с губ: — Мы просто смотрим дораму. Кажется, в прошлый раз вам этого было достаточно, чтобы закрыть глаза. — Хён, прекрати, — шикнул Кан, яростно стирая кулаком слезы. Он, под пытливым взглядом старшего, поднялся с кровати и целенаправленно отправился к двери, отпирая её. Наконец, позволяя друзьям увидеть всю картину целиком, приоткрытый ящик Пандоры. Кай влетел первым, чуть ли не снося Кана с дороги и эмоционально выпалил: — Думаешь, я не хочу знать, что происходит с Бомгю-хёном? Думаешь, меня не злит то, как он отмалчивается каждый раз, когда я интересуюсь его странным состоянием на протяжении всего этого времени? — Кай сжал кулаки, будто намереваясь накинуться на затихшего Ёнджуна, вид которого был единственной причиной, тормозившей пыл младшего парня. Вместо этого всю злость он направил в окрепший голос: — Не вини нас в том, что мы давали ему время самому всё рассказать! И если Бомгю нужна помощь, если бы мы знали всё, что происходит, мы бы тоже были в числе первых, кто ему её окажет, несмотря ни на что! Ёнджун продолжал утирать беспорядочно льющиеся слёзы, чувствуя, как слова Кая задели знакомые внутри чувства. Ведь он и сам в начале был в крайнем смятении и не знал тайных паролей от души Бомгю, которую тот всё силился запечатать неизвестным ему шифром. Помнил собственный необузданный гнев из-за молчания и недомолвок, полный тихой мольбой взгляд и судорожные рыдания в ванной. Они с Каном стали случайными свидетелями, появившись в нужное время в нужном месте, намеренно скрывая всё от остальных, чтобы решить это быстро и без лишнего шума. Им казалось, этого достаточно — их знания. Но теперь винить в этом оставшихся парней было совершенно неуместно, да и та боль в глазах Кая была так понятна и ответна, что, застыдившись, Ёнджун прохрипел лишь тихое: — Прости, — он медленно вытянул из ушей наушники и протянул их Каю трясущейся рукой. — Вот, Хюнини… вот, что происходит. Парню пришлось присесть рядом со старшим, который не сводил с него печального, разбитого в стеклянную пыль взгляда. Субин поравнялся с ним, требовательно вытягивая одну руку, желая разобраться во всём — ему протянули одну из пулек, которую тот вместе с самым младшим нерешительно вставил в ухо. И оба обомлели одновременно, улавливая недвузначные звуки, доносящиеся из маленьких динамиков. Узнавая чужой, такой неожиданно властный и налитый жадностью голос нового менеджера, который всегда мелькал на периферии, произносил грязные фразы и хрипло пыхтел; узнавая, к сожалению, абсолютно точно, Бомгю, его глухой и охрипший голос, рваные стоны и отчаянные мольбы. «— Я больше... не могу» — раздался его скулящий голос вперемешку с отрывистыми шлепками и хлюпающими звуками, врываясь в голову двоих оцепеневших парней высоковольтной молнией. Субин сдался первый, порывисто выдёргивая наушник и с неподдельным ужасом впериваясь взглядом в Ёнджуна, будто всё ещё надеялся, что ему чудится. Что их с Каем просто разыгрывают, а сам Бомгю сейчас выпрыгнет из-за угла и радостно завопит: «Повелись, извращенцы?», но опустошённый взгляд старшего хёна заверял, что всё взаправду. Субин впервые захотел, чтобы его дурачили и водили за нос. Чтобы всё это оказалось лишь очередным дурацким пранком их неугомонного друга, голос которого доносился из наушника всё сильнее, обдавая его взмокшую от нервов ладонь пульсирующей вибрацией. Кай был напуган не меньше, его руки одеревенели и не могли даже шелохнуться, чтобы попробовать избавить себя от жестокой реальности знакомых голосов и контекста происходящего. Но в голове чётко вырисовывались страшные уродливые картины, грязные анимированные кадры, будто сюжет малобюджетного порно, больше напоминающего фильм ужасов. Когда Ёнджун вставил возвращённую пульку в ухо, Кан начал тихий рассказ, поясняющий растерянному Субину подробности всей ситуации, почти отвлекая от очередных разносившихся из наушника звуков и фраз: «— Открой ротик…» — после которой начало доноситься гортанное мычание и причмокивающие влажные звуки, прерываемое неприкрытым удовлетворённым рыком насильника. Теперь уже и Кай не мог вынести этого, остервенело вырывая источник этого кошмара из уха. Ёнджун, который на автомате набирал один и тот же номер, повторяя цикл после каждого неудачного завершения вызова, почти виновато смотрел на сломленного Хюнина, который сжимал свой рот, чтобы не выть слишком громко. Старший был на грани присоединиться, сдерживая рвущийся поток слёз, который он всё безуспешно растирал по саднящему от соли лицу. Он мысленно просил Бомгю бороться, чувствуя накатывающий страх от чужих приказных требований «глотать», последующих через мгновение звуков рвоты и хриплого кашля. Но то, что было дальше, заставило Ёнджуна сначала почти подпрыгнуть на ноги, чем чуть ли не вырвал наушники из разъёма ноутбука, и под непонимающими всеми взглядами завопить отчаянное: — Так его, Бомгю-я! — а затем, схватившись за голову, грузно бухнуться на кровать после звука удара и раздающейся хлыстом злости мужчины в вихре грохота и яростных ругательств. Очевидная реакция на первое открытое сопротивление, за которое тот был так горд и наказан одновременно. — Прошу, хённим, — проскулил Ёнджун, вновь и вновь набирая номер их менеджера и слыша всю ту же ненавистную фразу: «Телефон абонента выключен или находится…». Чувствуя, как тело разваливается на части от истошного вопля в наушниках и затихшего голоса Бомгю, парень хрипло заревел в голос от беспомощности и безнадёжности. Парни, не менее разбитые и без слов понимающие, притиснулись к нему ближе, желая укрыть его сотрясающееся от плача тело своим присутствием и поддержкой, которая мало чем могла помочь. Он продолжал безмолвно заклинать лишь об одном, сжимая телефон в руке: — Ответьте, хённим... молю, ответьте. Мелодичная трель вырвала его из пожирающей агонии, заставляя всех парней перевести на загоревшееся устройство взгляд. На экран, который вещал о входящем звонке, который они так неустанно ждали. Рука шла судорогой, когда, приняв вызов, Ёнджун почти неверяще приложил телефон в уху и замер: — Волноваться больше не о чем, мы в пути. И мы со всем разберёмся.✙✙✙
В нос ударил едкий запах нашатырного спирта, и Бомгю невольно поморщился, медленно разлепляя свинцовые веки. Всё так же залитая тёмная комната в кроваво-алом освещении, разнесённые стеллажи и собственное ничтожное существование — ничего не изменилось с тех пор, как погасло его сознание. Адский круг продолжал раскручиваться как вращающееся колесо азартной игры, в которой положено ставить ставки. Бомгю легкомысленно поставил всё на собственную победу, но насильник всегда оставался тем, кто срывает главный куш. — Подъём, — протянул гадкий голос возле уха, звук которого продолжал Бомгю преследовать даже в отключке. Мужчина бросил в него кипу одежды и приказал побыстрее одеться, не беря во внимание изношенность парня и лютую боль в его теле. — Поживее, — поторопил он его, бегло косясь на время. Бомгю, еле шевеля ноющими конечностями, надел на себя толстовку, просунул трясущиеся ступни в нижнее белье и, шипя от острой боли, натянул его на себя. С трудом справляясь с джинсами, он чудом не упал обратно на пол и, уже одетый, заковылял к развороченной сумке. Собрав её содержимое, он взял её в охапку, встречаясь с нетерпением мужчины, который ждал его в проходе комнаты. Проходя мимо него, Бомгю остановила тяжёлая рука, лёгшая на его плечо. Бомгю крупно вздрогнул, с ужасом разворачиваясь лицом к лицу к насильнику, который бегло осматривал его свежую гематому и недовольно хмурился: — Не стоило тебе меня злить, Бомгю-я, сам виноват, — он с нажимом прошёлся пальцем по свежей кровавой шишке на лбу парня, заставляя того поспешно отпрянуть, но ему не дали сделать более шага, прихватывая за подбородок и притягивая ближе. Взгляд ублюдка немигающе уставился на парня, заворожённо проговаривая. — Скажешь, что споткнулся на лестнице и упал, понятно? А затем, по неизвестной Бомгю причине, тот весело хохотнул и на мгновение задумался, рассматривая скривлённое лицо парня. Тот повода для веселья не видел, продолжая хмурить брови в непонимании. Мужчина вдруг загадочно произнёс, отпуская его лицо. — Забавно, недавно я ровно то же самое говорил своей милой дочурке. Воспитатель в саду задаёт слишком много ненужных вопросов, — тот натянул кривую усмешку, гордо выпячивая грудь. — Как хорошо, что она у меня послушная. Советую и тебе быть таким, Бомгю-я. Иначе в следующий раз я не рассчитаю силу и не дай боже убью тебя. Ты ведь не хочешь этого, милый? Его приторно сладкая улыбка вселяла лишь первородный ужас, и Бомгю судорожно вздохнул, отрицательно качнув головой. После чего мужчина подпихнул его в плечо, заставляя двигаться по направлению к выходу. Бомгю по пути цеплялся за детское личико на фотографиях, вспоминая брошенные менеджером слова и с замиранием сердцем думал о маленькой девочке, которая живёт с этим уродом, названным её отцом. Сколько боли вынесло это меленькое чудо за свои недолгие годы жизни? Сколько гематом покрывало её тело, скрытые под юбками и рукавами тонких девичьих кофточек? — Поживее, — торопил его мужчина, скучающе наблюдая за потугами парня обуться. — Твоя медлительность действует мне на нервы. Бомгю закусил язык, чтобы вновь не послать ублюдка куда подальше, но он слишком измотан для повторного избиения. Внутри всё болело, удар, пришедший в живот, будто перемолол его кишки в кашу, но парень проглотил болезненный стон и молча натянул последний кроссовок. Пока он не окажется дома, он не поверит, что весь этот кошмар временно прекращён. Временно, потому что Бомгю больше не рассматривал свою попытку спасения реальной. Он чувствовал себя умерщвлённым и обездушенным, неспособным испытывать ничего иного, кроме леденящего страха и мучительной боли. Вера в самого себя была разломана пополам и выброшена за ненадобностью. В итоге, он ничего не смог изменить. С этими мыслями его встретил прохладный ночной воздух, ласкающий его измученное слезами лицо. Бомгю сделал пару шагов с крыльца, на миг заворожённый ночным небом, которое отвлекло его от произошедшего за спиной. Одинокая звезда пронеслась, оставляя за собой длинный хвост из космической пыли, когда сзади послышалась внезапная возня и приглушённые звуки борьбы. Обернувшись на исходивший топот и глухое мычание, Бомгю мог различить сквозь захлопывающуюся щель входной двери скрученного насильника неизвестной группой лиц, который выглядел не менее удивлённо, чем сам парень. Но, не успев осознать происходящее, на его голову накинули тёмную куртку и прижали к себе, торопливо уводя прочь от дома. Хриплый голос он узнал с первого прозвучавшего слога: — Ты в безопасности, — Ён Ук вывел его за пределы двора и без промедления повёл к погашенной вдалеке машине. Рядом с ней стоял черный Nissan Pathfinder без водителя, но, кажется, дожидаться его владельца не нужно было. Менеджер запустил парня в салон своего личного авто и шустро сел за руль, поспешно заводя мотор. Его голос был подобен колыбели перед сном. — Всё закончилось, Бомгю-я. Я отвезу тебя домой. Бомгю, так и не приходя в себя, пролепетал еле различимо, неверяще смотря на хённима: — З-закончилось?.. Машина тронулась, двигаясь в темноте без света фар, Ён Ук сжимал руль, не находя в себе силы взглянуть на такого замученного, изничтоженного пытками подопечного, которого он не смог уберечь. Смотреть в стеклянные глаза парня было невыносимо больно. — С ним разберутся. Больше ни о чем не думай. И не спрашивай, не задавай вопросов. Руководство поставлено в известность и это пока всё, что я могу тебе сказать, — менеджер закусил губу, понимая, что подробности текущей операции бедному парню знать нет необходимости. Ён Ук бы и сам с удовольствием забыл бы и их, и прослушанные записи с электронной почты, чтобы не подвергать свою психику опасности. Он не думал, что за годы карьеры в музыкальном агентстве ему потребуется использовать экстренные инструкции, которые применяются в исключительных моментах. Угроза жизни артиста, вскрытие его личной информации, которая могла повлечь колоссальные убытки, карались высшей мерой наказания, про которую не положено говорить вслух после подписания договора о неразглашении. Музыкальная индустрия была куда темнее, чем казалось Ён Уку на первый взгляд, а за добродушием генерального директора скрывается хладнокровный палач, который без промедлений отдал приказ избавиться от опасного объекта. Для этого существовал свой подпольный отдел для решения грязных дел, который стоил крайне дорого, но действовал чисто, без лишней пыли. Ён Ук больше не хотел думать о том, что произойдёт за закрытыми дверьми чужого дома, но всем сердцем верил, что подонок, любящий послушных детей, этого крайне заслуживает.✙✙✙
Бомгю запомнил немногое, перед тем как провалиться в глубокий изнеможённый сон. Ён Ук спросил, какие препараты ему давали и нужна ли ему медицинская помощь, а парня интересовало кое-что поважнее: — Как вы узнали? — прохрипел он, чувствуя, как усталость берет верх. — Ёнджун присылал мне записи на протяжении нескольких часов. Буквально разорвал мой телефон звонками. — Так значит, у нас всё получилось — уточнил парень, чувствуя, как губы против воли растягиваются в улыбке. Он сжал в руках свою сумку, не зная наверняка, идёт ли до сих пор запись, слышал ли его Ёнджун сейчас. Но всё равно, не сдерживая пару капель слёз, вкрадчиво произнёс: — Я еду домой, хён... Надеюсь, дверь твоей комнаты ещё открыта?✙✙✙
billie eillish — i love you
Когда Бомгю медленно открыл припухшие веки и смог сфокусировать свой взгляд на потолке ёнджуновой комнаты, первое, что произошло с ним почти рефлекторно — он заплакал, тихо глотая всхлипы, чтобы не будить груду спящих рядом парней. У подножья кровати рядом с его ногами мирно сопел Кай, нервно дёргаясь во сне; Субин, укрытый тёплым пледом по шею, сидя спал в кресле то хмуря, то расправляя напряжённые брови; Тэхён был под боком, придерживая во сне его за плечо, будто подсознательно боялся потерять чудом спасённого друга. Наконец спасённого и возвращённого, почти невредимого, хоть и ментально разувеченного и изморённого. Но даже в таком состоянии парню хотелось кричать в воздух от разрывающей его почти забытой свободы, которую у него вырвали из рук и не желали возвращать. Продолжая заливать подушку слезами и жмурясь от глухой боли в голове, которая стала следствием его крепкого удара об пол, он как можно скорее захотел увидеть человека, который лечил его ноющие раны всё это время. Медленно обведя присутствующих в комнате, самого её хозяина Бомгю не увидел. Аккуратно оттянув руку Кана и с невыносимым усилием встав с еле слышимо скрипнувшей кровати, парень кратко проскользнул из комнаты, чувствуя сносящее с ног головокружение и вялость во всём теле. Отбитая щека саднила под крупным пластырем, который он не помнил, как и когда ему наложили; боль, раздающуюся в животе, он старался не замечать, целенаправленно желая найти лишь одного человека, перебирая ногами, почти спотыкаясь и ковыляя к приглушённым звукам из кухни. Ёнджун промывал кружку, оставленную Ён Уком после выпитого кофе, который парень разделил с ним при разговоре о произошедшем. И о том, что последует дальше: им не стоит удивляться утренним новостям со сводкой о случайных происшествиях, не стоит задавать лишних вопросов, когда руководство вызовет всех на планёрку завтрашним вечером, и что распространятся о подобном они не могут ни в коем случае, притворяясь на публике, будто ничего не произошло. Ёнджун был готов улыбаться в камеры столько, сколько нужно, переживая лишь о том, как сам Бомгю с этим справится. Менеджер утешительно приободрял его, что гематома на лице парня спадёт за пару дней, если они будут придерживаться медицинских предписаний, которые необходимы в экстренные моменты. Что сходящий след вскоре можно будет загримировать, а до камбека, который фактически дышал в спину, он и вовсе исчезнет. Что Бомгю освобождён от части следующего расписания, вместо которого будет посещать сеансы частного психотерапевта, приближённого к Бан Шихёку. Хоть всё и будет в тайне, компания сделает всё, чтобы Бомгю восстановился как можно скорее. Ёнджун понимал, что за этим не стоит человеческий альтруизм, ведь все они — бизнес-продукт медиаиндустрии, выведение одного звена которого несёт за собою колоссальные убытки. Их жизнь расписана другими людьми на годы вперёд, каждый день за ними следят сотни глаз людей, которые выбирают, как им выглядеть и что говорить. Как улыбаться, как двигаться, что надеть на то или иное мероприятие. Никого не волновала растерзанная душа артиста, который подвергался пыткам последние пару месяцев. Но его тело и рассудок были бесценны для компании, поэтому Ёнджун был нескончаемо благодарен и напуган той страшной силой, что обладал их лейбл. Сколько раз их руководство тыкало пальцем в неугодного человека и сколько подобных случаев ещё будет? Парню хотелось верить, что с ними — ни одного. И что сами они целью не станут. Задумавшись об этом разговоре, старший по началу не обратил внимание на глухой скрип половиц рядом, но, когда на его лопатку легла прохладная рука, он обернулся и замер, безвылазно застревая в чужих влажных глазах. Губы Бомгю мелко тряслись, пока растягивались в несмелой улыбке: — Хён… — его голос все ещё был хриплым и неуверенным, будто он заново учился говорить. — Хён… я… Он не успел договорить, утопая в крепких объятиях старшего, который порывисто обнял его и отчаянно сжал, будто убеждаясь, что тот не мираж и не видение. Это настоящий он, из плоти и костей, живой и рядом. Что это его тёплые руки сейчас робко опоясывают его спину и его горячее дыхание опаляет кожу у шеи. Что это грудь Бомгю сейчас вздымается совсем тесно, сквозь которую отчётливо слышно синхронное с собственным сердцебиение. Между ними вспыхивает сверхновая, освобождая первые фотоны света своей кипящей энергией, которые проносятся перед глазами Бомгю на бешеной скорости. Ему трудно дышать, стиснутый в родных руках, но всё равно сквозь слёзы счастливо улыбается, широко, во все зубы, почти до боли, пока всё сильнее стискивает старшего в ответ. Пусть всё тело ноет от побоев и насилия, эту новую боль от объятий он принимает с удовольствием, чувствуя, как плечи старшего сотрясаются от молчаливого плача. Как он пятерней зарывается в волосы на затылке и тянет его ближе под быстрые, мажущие поцелуи, хаотично рассыпающиеся по лицу младшего: по заклеенной пульсирующей щеке, по забинтованному отбитому лбу, по влажным от слёз ресницам и по цепляющимся в ответ губам. Бомгю хочет рассмеяться в голос, расплакаться ещё сильнее и повиснуть на Ёнджуне всем телом, потому что счастье заполняет его тело с каждым исцеляющим поцелуем, сильнейшим медицинским средством, склеивающим его заново, по кусочкам. Сквозь отрывистое дыхание, парень наконец решается договорить: — Я... дома. Парни, разувеченные бурей на осколки, собирают друг друга по частям, склеивая воедино. Ёнджун, прикладывая деталь за деталью, даже не заметил, что они совсем спутались и теперь и сам он частично состоял из Бомгю: из запаха его кожи, низкого бархатного голоса; его красивой улыбки, обращённой ему; тонких пальцев, обхвативших его лицо; миллионов драгоценных камней в его заплаканных глазах… Ёнджун тонул в этом разливающемся тепле, почти обжигающем по телу потоке, не поспевая за темпом собственного сердца, которое будто кричало ему о чём-то, что ему все никак не удавалось разглядеть внутри себя. Но он пробовал шагнуть в эту пугающую бездну, утягивающую его с каждым днём всё сильнее и на удивление, не находя в ней всего того жуткого и неправильного, что обычно ожидают. Разглядывая свои разгорающиеся чувства, больше не пугающие его и приобретающие отчётливые формы, Ёнджун, принимая их, ткнулся в чужой лоб своим и тихо произнёс: — С возвращением, darling, я так тебя заждался.