Черная кошка

      За окном смеркалось, небо размашисто разливалось разными оттенками синего, что граничили с ярким, почти фуксией, розовым.       Тёплый свет вечерних красок проникал внутрь аудитории, оставляя свои особые следы на мебели, полу и стенах, подчёркивая атмосферность момента в сознании Чанбина. Негромкий ритмичный стук раздавался в пространстве, всё тот же кучерявый парень отдавался музыке, доносившейся из его наушников, как мог, видимо, пытаясь вдохновиться на создание чего-то своего — Бин наблюдал. На тёмных пышных волосах закат тоже успел задержаться: также игриво поблёскивал, переливался на прядях от покачиваний головы в определенный такт, известный только ему. Но, кажется, что сердце Чанбина билось в таком же ритме, быстро, немного сбиваясь на пути в никуда. — Что? — снял один наушник. — Мы давно одни остались? — Сан ушел минут пять назад, а ты даже не заметил, — опустил лицо куда-то в руки. Время и правда было уже достаточно позднее. Раньше только лидер кружка оставался так подолгу, а последний месяц и Чанбин пристрастился. Увлечение музыкой не ушло куда-то вверх, с момента вступления — всё время, проведённое в этих стенах после занятий, он тратил больше на разглядывание и созерцание лидера самого кружка, чем на новую лирику и какие-то общие обсуждения внутри группы.       Еле уловимое сопение резнуло ухо, а в плечо что-то впилось мёртвым грузом. — Чан? — вполголоса, дабы не выдать волнения. — А кто ещё? — кажется, что он вот-вот обнимет его и начнет соревнование на то, кто же первым растает. — Я так устал, — начал укладывать голову поудобнее на плече парня. А тот не шелохнется, не посмеет. В такие моменты даже дышать страшно, когда стук сердца заглушает здравомыслие, а тянущий узел в животе заставляет свести колени вместе. — Я могу… — уже совсем шёпотом, еле слышно, будто стены в полупустой школе могли слышать и слушать всё это. Не хотелось, чтобы о его глупых озвученных мыслях и последующих ошибках знал кто-то, кроме него. — Всё, что захочешь.       Бин не спеша потянулся свободной рукой к другому плечу, аккуратно, как на пробу, прикоснулся к волосам. Притронулся. Смял копну, разжал. Погладил, растрепал. Так, кажись, Чан и уснет в таком положении, пока Чанбин пробует на ощупь то, за чем наблюдал всё последнее время.       Неоднозначные мысли набирали невозвратимый оборот — тишина брала своё. Что-то не так… совсем не то. Не за этим он сюда приходил. Как-то раскрасить свою жизнь, что ли? Это да. Но не подобным заниматься же и не о таких глупостях думать. О чём же думает сам Бан Чан, если так себя ведёт? Обычно он тот самый эмоциональный парень: то строг, то весел; шутил, смеялся, а потом говорил, что так не пойдет. Почему же он такой теперь? На Бина смотрит по-другому, мягко, а прямо сейчас такой тёплый и спокойный.       В полудрёме руки Чана мягко обвивают талию юноши.       «Вдруг он сейчас услышит мое сердцебиение или... чёрт» — Чанбин проиграл и растаял первым под охватом чужих рук, неминуемо, как рафинад в кружке горячего напитка.       Сжатый воздух в выдохе над ухом выражал нагловатую усмешку. — Нравится?       Было достаточно сложно собрать мысли в какую-никакую кучку, но что вышло, то и вышло, собственно. Вопрос так и остался без ответа, потому что являлся скорее риторическим. Оба знали ответ.       Было тепло и уютно, но привкус металла мерзко проявлялся на языке, как чувство поджидающего огорчения. Что-то между страхом разочароваться, ошибиться, довериться или попробовать, а, возможно, и всё вместе.       Пока настоящие потаённые мысли не изложены, не озвучены, а полноту картины оба могут собирать только по кусочкам, им остается только довольствоваться моментом, в котором Чанбин забил на свои принципы, а Чан просто не боялся.